Страница:
Пётр Фёдорович Северов
Тайна реки Медной
Было над чем посмеяться Бобу Хайли: он «сбился с дороги», прошёл по русской территории сотни километров, выменивая за спирт и оружие драгоценные меха, а добродушные русские переселенцы и не подумали о том, чтобы заглянуть в объёмистый багаж путешественника. Они приютили его, снабдили провизией и ещё пожелали доброй дороги!..
В туго стянутых тюках, которые Боб Хайли небрежно бросил у порога фактории, было несколько дюжин бобровых шкур, чернобурой лисицы и голубого песца. Американец объяснил, что это его скромные пожитки: старая палатка, запасной костюм, меховая куртка, библия и другие духовные книги, без которых он не может обходиться ни единого дня.
Русские, впрочем, этим имуществом не заинтересовались. Сочувственно слушали они пересыпанный молитвенными причитаниями его рассказ о долгих блужданиях, о нападении индейцев-атабасков, о тяжких лишениях, которые довелось ему пережить. И может быть потому, что врал он увлечённо, мобилизовав все свои артистические задатки — врал и молился, поминутно возводя очи к небу, — эта ложь становилась похожей на правду. По крайней мере, в те минуты он и сам начинал верить собственной выдумке.
— Вы можете представить эту картину? — хохотал Боб Хайли, багровый от выпитого джина. — Я — и поповское благочестие!..
Компаньоны слушали с завистью. Он был очень находчив и удачлив, этот пройдоха Боб Хайли. За сравнительно короткое время он успел сколотить приличный капитал.
После той памятной встречи с русскими промышленниками Хайли возвратился особенно возбуждённым.
— Мне повезло… — сказал он. — По-настоящему повезло, и я этого не скрываю.
— Как? Объяснись же, наконец!
Хайли медленно обвёл взглядом присутствующих и проговорил негромко:
— Речь идёт о миллионах долларов чистой прибыли…
В зале наступила полная тишина.
— На берегах неизвестной реки я видел доподлинное чудо… В одном из притоков этой реки самородной меди так много, что ею отравлена вода — даже рыба в ней не живёт. Индейцы выламывают глыбы руды, плавят её в кострах и получают восемьдесят процентов чистой меди! Но они… они сами не знают, какие богатства лежат на берегах той реки…
Куорлс, директор компании, весь подался вперёд.
— Золото?..
Боб Хайли наклонил голову:
— Да! Золото и платина. И очень много. Нужно прийти и взять эти миллионы, пока их не взяли русские.
— А разве русским известно о существовании этих россыпей?
Боб Хайли глубоко вздохнул:
— Они пришли на ту реку более полувека назад, ещё в 1788 году. Основали там целый ряд факторий и занялись торговлей с индейцами. И атабаски встретили русских очень гостеприимно…
— Вы не ответили на мой вопрос, — заметил директор компании уже нетерпеливо. — Я спрашиваю: известно ли русским, что на реке имеется золото, платина, медь?..
— Об этом я случайно узнал именно от русских, — сказал Хайли. — Я увидел в их фактории на столе огромную миску, полную золотого песку. В изумлении, которое они приняли за испуг, я перекрестился. Они смеялись… А я сказал им, что следует выбросить этот презренный металл, ибо от него происходят неисчислимые бедствия. Меня назвали «смешным попиком»…
После непродолжительного молчания директор спросил:
— У вас есть карта этого района?
Боб Хайли посмотрел на него удивлённо:
— С моей стороны было бы слишком опрометчиво, если бы я занялся составлением такой карты! Не забывайте, что это — российские владения, и если бы русские промышленники увидели у меня карту, то вряд ли удалось бы мне счастливо унести ноги… Впрочем, карта у нас имеется. Карта — это я, моя память и умение ориентироваться на местности.
— Но разве русские позволят нам хозяйничать на их земле? Они первые пришли на Аляску, и это известно всему миру, — сказал Куорлс.
Маленькие глазки Хайли теперь смотрели на директора с нескрываемой насмешкой.
— А разве негры, малайцы позволяли нам хозяйничать в Африке, на островах?
— Да ведь Россия — это не какое-нибудь африканское или островное княжество.
— Но российские владения все ещё не имеют военной охраны.
— Что ж, — сказал, подумав, Куорлс, — вам остаётся сообщить название этой реки.
— К чему же торопиться? — ответил Хайли небрежно. — Сначала мы должны нотариально оформить мой заявочный документ и договор с компанией, по которому пятьдесят один процент всех прибылей, какие компания получит от эксплуатации золотых, платиновых и медных месторождений того района, будут принадлежать мне… Без карты тут не обойтись. А карта — это я.
Столь наглое заявление Хайли сначала вызвало в среде компаньонов бурное негодование. Но Боб оставался непреклонным, повторяя только три слова:
— Карта — это я…
В конце концов деловые бумаги были оформлены по всем правилам законности, и лишь в присутствии нотариуса Хайли сам вписал в эти документы название таинственной реки: Мёдная, или, по-индейски — Атна.
Боб Хайли, пожалуй, напрасно с такой настойчивостью скрывал это название. Несмотря на то, что Медная протекала неподалеку от Британских колоний, англичане и американцы не располагали сколько-нибудь достоверными сведениями о ней. По крайней мере летом 1845 года, когда Боб Хайли принёс известие о сказочных богатствах Медной, эта могучая, полноводная, бурная река, текущая на юг, рассекающая величественные горные хребты северо-запада Америки и впадающая в Тихий океан восточнее острова Нучек, на английских и американских картах не была отмечена. Но и Хайли только похвалялся, будто знает те малодоступные районы. Ни один из европейцев ещё не прошёл к тому времени от устья Медной к её истоку. Очень отрывочные сведения, добытые американцем, были получены им от доверчивых русских промышленников.
Для заправил Гудзоновской меховой компании оказалось достаточным и этого сигнала. Они решили действовать и сразу же принялись составлять планы разработки месторождений золота, платины и меди на неведомой русской реке…
Лето и осень 1845 года были для Боба Хайли заполнены кипучей деятельностью. Первым делом он позаботился о засылке наблюдателей в Русскую Америку. Эти наблюдатели или информаторы, а проще сказать — шпионы, должны были сообщать компании о каждом мероприятии русских на Медной.
Зимой того же года несколько наиболее опытных агентов компании перешли границу российских владений и направились в сторону Кенайского залива, по пути заводя знакомства с вожаками индейских племён, даря им оружие, бисер, табак и спирт, поражая индейцев невиданной щедростью. Иногда в разгар пирушки они под большим секретом сообщали вожакам племён, будто бы русские готовят военный поход против индейцев. Нередко случалось, что тогда над становищами атабасков гремел боевой клич, и воины клялись друг другу в ненависти к русским…
Боб Хайли уже снаряжал большой отряд, которому надлежало следовать на реку Медную и начать там добычу драгоценных металлов, когда его информаторы донесли, что и главный правитель Российско-американской компании Тебеньков тоже объявил набор добровольцев для исследования Медной.
— Мы должны остановить русских, — решительно заявил Боб Хайли. — Их главный правитель, конечно, уже знает, какие сокровища таятся на этой реке… Тем более мы не должны допустить их к этим сокровищам. Победителей не судят, а цель оправдывает средства…
Директор компании заметил хмуро:
— Кажется, вы, Хайли, затеваете настоящую войну…
— И пусть! Воевать против русских будут индейцы.
— А если всему миру станет известно, кто их снабжал оружием и кто ими руководил?
— Ерунда! Мёртвые умеют молчать…
— Вы сами должны остановить русских, — решил директор. — Это сложная операция, требующая большой изворотливости, ловкости и ума.
— Хорошо, мистер Куорлс, — ответил Хайли. — Я отправлюсь навстречу русским и пересеку им путь.
Уже долгое время главный правитель Российско-американской компании Тебеньков, проживавший в Ново-Архангельске, в заливе Ситха, был занят составлением атласа северо-западных берегов Северной Америки. Многочисленные плавания русских мореходов у этих берегов, походы промышленных и торговых русских людей вглубь материка, специальные исследовательские экспедиции, посылаемые для изучения северо-западной Америки предшественниками Тебенькова — Шелиховым и Барановым, — давали почти полные сведения и об очертаниях этого побережья и о прилегающих к нему бесчисленных островах, о реках, горах и озёрах обширного сурового края.
Тебеньков решил собрать эти сведения воедино и составить, наконец, подробный атлас российских владений в Америке.
Работа протекала успешно и быстро, но, просматривая многочисленные донесения об истоках, течении, устье реки Медной, Тебеньков встретил неодолимое затруднение: он не смог проследить весь путь этой огромной реки. Как правило, промышленники ходили к среднему течению Медной из Кенайского залива, переваливали через горы и спускались к озеру Плавежному, откуда по реке Тлышитне, притоку Медной, добирались до одинокой русской фактории, ещё в 1788 году основанной на берегу Медной.
Как же нанести на карту эту реку, если никто ещё не прошёл её от устья до истока?
Тебеньков продолжал терпеливо просматривать архивы. Он узнал, что первые сведения о Медной сообщил Ногаев, соратник известною морехода Потапа Зайкова. Командуя судном «Александр Невский», Зайков прибыл с Камчатки к берегам Северной Америки в 1783 году и послал байдарщика Ногаева для осмотра побережья Чугацкого залива. Настойчивый и пытливый человек, Ногаев посетил острова Хтагалюк и Нучек и описал два рукава устья Медной. Он узнал от индейцев об огромных залежах самородной меди в бассейне этой реки, о золоте, которое индейцы добывали где-то на среднем течении Атны.
Попытки Ногаева с точностью установить, где именно находятся эти месторождения, были безуспешны. Вождь племени атабасков сказал русскому моряку, что древний закон их народа повелевает убить человека, если он выдаст чужестранцу тайну.
В Северной Америке в те годы жил славный сподвижник Григория Шелихова, неутомимый исследователь и открыватель новых земель Александр Баранов. Этого бесстрашного человека не могли остановить ни заклинания шаманов, ни угрозы индейских воинов, ни опасности трудного пути в неизведанных просторах Аляски.
В суровую зимнюю пору 1796 года Баранов направил на Медную два отряда промышленников. Во главе одного из этих отрядов стоял шелиховский разведчик, испытанный во многих походах, отважный человек Самойлов. Он отправился из Кенайского залива, преодолел заснеженные горные перевалы, ущелья и тайгу и, к изумлению индейцев, благополучно вышел к Атне в самом недоступном районе.
Второй отряд вёл из залива Якутах промышленник Тарханов. И ему удалось выйти на лыжах к заветной реке и увидеть в береговых откосах обнажения богатейшей руды — пласт, сверкающий изломами самородной меди.
Двум отрядам исследователей встретиться на реке не довелось. Тёмной ночью, когда Самойлов и его спутники спали в палатке, над лесистым берегом разнёсся боевой клич, и толпы индейских воинов окружили промышленников. Нападение было настолько неожиданным, что русские не успели оказать сопротивления. В далёких аляскинских дебрях в ту ночь погиб весь самойловский отряд.
Весть о кровавой драме, разыгравшейся на берегу Медной, казалось бы, должна была остановить Баранова в его настойчивых исследованиях севера Америки. Но Александр Баранов не знал ни уныния, ни страха. Тяжёлые утраты и неудачи лишь закаляли волю этого замечательного человека.
В 1798 году он направляет на Атну с острова Нучек промышленника Паточкина. Вслед за Паточкиным сведения о таинственной реке приносят безвестные добровольцы — отважные русские охотники и моряки. В Константиновский редут, возведённый на острове Нучек, неподалёку от устья Медной, все чаще приходят для обмена мехов на промышленные товары посланцы ближних и далёких индейских племён. Баранову удаётся заключить с ними договор, по которому, возвращаясь в свои селения, каждый отряд индейцев берет с собой одного русского промышленника для изучения бассейна реки.
Кто были эти безвестные русские храбрецы, уходившие с очень малой надеждой на благополучное возвращение? Опасаясь гнева своих вождей, индейцы убивали промышленников в пути, оставляли на произвол судьбы в безлюдной тайге… Нам неизвестны имена многих из этих смельчаков. Но известно, что шли они на подвиг не ради наживы. Их вела пытливость, неугасимая страсть к открытиям. Некоторым из них удавалось возвратиться на Нучек. Они приносили все новые сведения о Медной, и постепенно перед Барановым все отчётливее вырисовывалась картина сказочных богатств далёкой реки, великого будущего дикой, порожистой Атны…
Отряды промышленника Баженова и штурмана Климовского, побывавшие на Медной в первой четверти XIX столетия, доставили новые сведения об этой реке, о грозных ущельях, по которым проносит она свои бурные воды, о ледниках, что сползают в её каменистое русло с окрестных гор, о бесчисленных порогах и водоворотах, где снесённое течением дерево разбивается в щепы, и о безжизненных берегах, отравленных медью.
Все походы русских промышленников и моряков были проведены на Медную по сухопутью. Даже старожилы края — индейцы-атабаски — не отваживались подняться на лодках от устья реки в её верховья. Тебеньков, сменивший Баранова, долго и настойчиво искал среди индейцев проводника. Но индейцы, словно по уговору, отвечали:
— Подняться по Медной? Это — смерть…
На атласе Тебенькова огромный участок течения Медной оставался белым пятном. Разгадка этой тайны стала для Тебенькова неотложной задачей, тем более, что уже пришло время начать разработки открытых месторождений золота и меди, — компания накопила для этого достаточно средств и сил.
Однажды в беседе с промышленниками, строителями и мореходами Тебеньков с огорчением сказал:
— Неужели нельзя обойтись без проводника? Разве Чириков и Беринг, открывшие Аляску, имели на своих кораблях проводников? Где же тот смелый человек, который принесёт мне карту всего течения Медной?
Кто-то из промышленников ответил, что смелости им не занимать, однако для этого дела нужен человек подготовленный. А молодой штурман торгового флота Руф Серебренников, прибывший недавно в Русскую Америку с Камчатки, удивлённо спросил Тебенькова:
— Значит, вы считаете, что такого человека здесь нет?
— Наверное, есть, — сказал Тебеньков. — Но я хотел бы с ним познакомиться…
Молодой моряк улыбнулся:
— В таком случае разрешите представиться: вольный штурман Серебренников. Я окончил училище торгового мореплавания и давно уже стремился в эти края.
Тебеньков окинул Серебренникова быстрым внимательным взглядом.
— Вы согласны идти на Медную?
Серые глаза штурмана смотрели спокойно и уверенно.
— Да, и я постараюсь принести вам карту всей реки.
Тебеньков подумал, что этот молодой человек ещё не представляет себе всех трудностей и опасностей похода.
— Очевидно, вы считаете, штурман, что это лишь приятная прогулка? Вам следует знать, что на Медной погибли десятки смельчаков.
— Я очень сожалею, господин главный правитель, что эти люди не завершили порученное им дело, — сказал Серебренников. — Нельзя же допустить, чтобы все наши жертвы были напрасны. Медная — наша река, и мы должны иметь её подробную карту.
Этот статный сероглазый моряк неспроста, оказывается, предложил Тебенькову свои услуги. В долгой беседе с ним главный правитель узнал, что Серебренникову были известны результаты всех предшествующих экспедиций. Без особых усилий, по памяти, штурман начертил на странице бумаги те участки реки, где побывали Ногаев, Тарханов, Баженов, Климовский, Григорьев и другие русские промышленники, и здесь же отметил разноречивость их показаний.
— Я не могу, однако, упрекнуть этих отважных людей в недостатке решительности и настойчивости, — сказал Серебренников. — Не имея специальной подготовки и астрономических инструментов, они все же сделали очень многое. Их донесения значительно облегчат мою работу.
Тебенькову, человеку образованному и пытливому, понравился молодой штурман, увлечённый открытиями. Он словно распознал в Серебренникове ту сдержанную, скрытую за скромностью силу, которая отличает волевых людей в их решимости на подвиг. Просматривая новую, подробную карту побережья, причудливые изгибы берега между редутом Константина и островом Каяк, Тебеньков отметил карандашом исходный пункт экспедиции. Этот путь начинался у западного рукава устья Медной и вёл на север через лабиринты горных кряжей.
— Я имею сведения, — заметил он как бы между прочим, — что за озером Плавежным, где-то в верховьях реки, уже несколько лет бродят какие-то подозрительные американцы. Не они ли повинны в гибели трех наших людей на факториях-одиночках? Эти люди погибли после того, как в гостях у них побывали американцы. Вам следует проявлять большую осторожность и в случае встречи с непрошенными гостями действовать сообразно с обстоятельствами. Главное, не позвольте себя обмануть: агенты Гудзоновской меховой компании — отъявленные авантюристы. Хитрость и вероломство давно уже являются их оружием. Я думаю, что для большей уверенности вам придётся идти с многочисленным отрядом.
— О проделках американцев и англичан, пробирающихся на российскую территорию, я уже слышал, — сказал Серебренников. — Но я считаю, господин главный правитель, что завершить работу с большим отрядом будет значительно труднее, чем с малым. Я хочу подняться в верховья Медной налегке, не тратя времени на перевалку запасов провизии и снаряжения. В спутники я намереваюсь взять только пять-шесть человек.
Правитель смотрел на штурмана испытующе.
— Вы хорошо обдумали этот вопрос? Вспомните о судьбе Самойлова и его отряда…
— Это очень давняя история, — спокойно возразил штурман. — Самойлов погиб полвека назад… У нас имеются более свежие примеры. Только три года назад флота лейтенант Лаврентий Загоскин закончил свои замечательные путешествия по Северной Америке. С малой группой людей он прошёл по Юкону и другим рекам Аляски несколько тысяч вёрст…
— Но у Загоскина был проводник и переводчик, — подчеркнул Тебеньков. — Вести наших людей на Медную никто из индейцев до сих пор не согласился.
— Вы сами изволили сказать, — напомнил Серебренников, — что славные русские мореходы Чириков и Беринг пришли к этим берегам без проводников… Я уже подобрал себе спутников, людей вполне надёжных. Если это окажется необходимым, в пути ко мне присоединятся индейцы.
Тебеньков поднялся из-за стола и медленно, словно в раздумье, протянул штурману руку.
— Желаю успеха… Я верю в ваш успех. Все необходимое для дороги вы можете получить даже сегодня.
В середине августа 1847 года из Константиновского редута к устью Медной вышли три большие индейские байдары и, несмотря на штормовую погоду, благополучно достигли мыса у западного рукава реки. Тут Серебренников достал из кожаной сумки инструменты, определил местонахождение отряда и сделал первую запись в дневнике. Шестерым своим спутникам он сказал:
— Поздравляю с началом большого пути… Буду счастлив поздравить вас и с его успешным окончанием.
Семеро русских не знали, что в те минуты, когда они сидели у жаркого костра на берегу, из-за ближайших сосен, из-за корчей бурелома за каждым их движением напряжённо следили черноглазые люди с разрисованными лицами и что в тот же день, на север, в далёкие селения атабасков, отбыли их посыльные с донесением о появлении русского отряда.
Вождь племени «воронов», старый Инхаглик-Чёрная Стрела, был очень удивлён прибытием «странствующего доктора». Эти белые люди могли поставить в тупик своими странными поступками любого мудреца. Виданное ли дело — человек отправляется в далёкую опасную дорогу, рискует жизнью и имуществом только ради того, чтобы лечить бедных индейцев! А главное — он не требует вознаграждения и не пытается выменивать дорогие меха, он как будто вполне доволен простыми благодарностями.
Приезд «доктора» в селение атабасков, расположенное там, где река Щечитна впадает в Медную, не вызвал недовольства и у шаманов. Американец сказал, что верит в чудесные действия шаманских плясок и причитаний, и даже дал главному шаману для освящения свои лекарства. После освящения эти лекарства приобрели такую силу, что уже через несколько дней ими был исцелён старший сын Инхаглика, болевший крапивной лихорадкой.
Два переводчика, прибывшие с «доктором» на отличной упряжке собак, долго объясняли Инхаглику причины этих дальних разъездов американца. Оказывается, какой-то индеец спас «доктору» Бобу Хайли жизнь, и поэтому, будучи достаточно богатым, Хайли решил посвятить остаток лет своих лечению индейцев.
Поистине с редкостным человеком свела судьба Инхаглика, и вождь племени «воронов» назвал счастливым тот день, когда упряжка «доктора» остановилась возле этого жилища.
Вечерами они подолгу беседовали у очага, а утром «доктор» уходил обычно на прогулку. Он любил прогуливаться вдоль берегов реки, где собирал веточки деревьев, мхи и какие-то камни, необходимые ему для изготовления лекарств. Из этих прогулок он возвращался иногда радостным и возбуждённым и, в приливе дружественных чувств к Инхаглику, дарил ему табак, или бисер, или цветной платок, или ещё что-нибудь на память. Щедрость «доктора», казалось, не знала границ: называя Инхаглика братом, он вручил ему собственное новенькое ружьё и полный патронташ патронов. Вождь «воронов» ликовал: никто из его соплеменников никогда не имел огнестрельного оружия, а тем более такого отличного ружья… Инхаглик снова заговорил о том, что находится в огромном долгу у «доктора», но тот только отмахнулся:
— Для человека, которого я назвал своим великом другом и братом, не жаль ничего.
— Все же я очень хотел бы, чтобы и от меня ты имел какую-нибудь память, — сказал Инхаглик. — Прошу тебя, друг мой, возьми мои меха. Я долго копил их для обмена на русские товары, но ты дал мне так много, что мне просто неудобно оставаться перед тобой в долгу.
«Доктор» задумался и, помолчав, ответил с доброй улыбкой:
— Если ты так хочешь что-то подарить мне, мой брат, я мог бы пожалуй, взять у тебя немногое… Я взял бы у тебя то, что не имеет никакой цены. Однако тогда я смог бы долгие годы жить с тобой по соседству, лечить тебя и твоих сыновей и сидеть у этого очага, слушая твои воспоминания о давних боевых походах.
Индеец в нетерпении поднялся со скамьи:
— Что же ты хотел бы получить, мой брат?
«Доктор» промолвил небрежно:
— Землю…
Инхаглик не понял:
— Какую землю? И зачем тебе земля?
— Я хотел бы получить побережье реки Щечитны от самых верховий её до впадения в Медную. Я знаю, что это мёртвые берега, но я оживил бы их, привёл бы рабочих, построил жилые дома и магазины, и твои люди получили бы у меня работу и много товаров, табаку и вина. Ты получил бы прекрасный дом, и целую дюжину ружей, и лучше твоих ездовых собак не было бы на всей Аляске… Ты стал бы очень богат и знаменит, Инхаглик, и, главное, мы остались бы соседями.
— Но что значит «получить землю»? — недоумевал индеец. — Земля это не лук, и не копьё, и не одежда. Как можно землю дарить? Разве ты унесёшь её к своим предкам?
«Доктор» тихо смеялся и гладил Инхаглика по плечу:
— Человек приходит в этот мир, брат мой, чтобы сделать добрые дела. Разве это плохо, если на берегу той реки мы построим селение, и ты и твои люди будете жить в достатке? Я не говорю о вечном владении: только на время моей жизни эта земля будет принадлежать мне.
— А другие племена? — озадаченно спросил индеец, поражённый необычной просьбой «доктора». — Они тоже добывают на той реке металл.
— Ты станешь самым сильным из вождей, Инхаглик, а сильный может не считаться со слабыми. Они придут к порогу твоего дома и как великой милости будут ждать и мудрого слова твоего и улыбки.
— На нас уже три раза нападало племя «волков», — сумрачно вымолвил вождь. — О, если бы все было так, как ты обещаешь, я заставил бы их стоять у порога моего дома целые дни!..
С прежней доброй улыбкой Боб Хайли сказал переводчику по-английски:
— Теперь он наш… Я не думал, чтобы этот старый болван был способен на отговорки. Мои подарки стоят не менее двухсот долларов…
Вождь «воронов» ещё не успел прийти в себя. Сосредоточенно глядя в огонь, он говорил вслух:
— Странные люди!.. Но мне нравятся твои обещания, доктор. Будет очень хорошо, если все «вороны» заживут в достатке. А «волки» пусть завидуют: не к ним, — ко мне пришёл этот добрый гость…