Страница:
Гитлер поглядел на него с совершенно непередаваемым выражением не то иронии, не то долготерпения.
– Ваши знания по истории, которые могут быть полезны Рейху – ничтожны. Так?
– Да… Рейхсканцлер, – Карл вынужден был кивнуть, ведь это было правдой.
– Ваши знания по технике еще ничтожнее. Вы знаете как ею пользоваться, и все. Так?
– Да… – с каждой секундой Геббельс чувствовал себя все более ничтожным тараканом.
– За месяц мы получим все, что вы знаете. Меньше, – Адольф махнул рукой. – Что дальше?
– Газенваген? – Карл вздрогнул от догадки.
– Что за идиоты учили вас истории?! – вскочил с места фюрер и грохнул по столу кулаком. – Я что – палач своей расы? Убийца своего народа?! Кем меня выставили в ваши дни?! Может я и родню всю живьём сожрал?!
– К-к-казнили… – пролепетал юноша.
– ЧТООООО?!! – Гитлер рванул воротничок. Он все еще помнил – как живую – Ангелу Раубаль, двоюродную сестру и любовницу.
– Говорили, что у вас есть еврейские предки, и чтоб это скрыть… – пролепетал Карл.
– СВОЛОЧИ!!! ПЕДЕРАСТЫ!!! НЕГОДЯИ!!! ПОДОНКИ!!!
Фюрер рухнул в кресло, откуда успел вскочить незадолго до этого, и вдруг, совершенно спокойным голосом, спросил:
– И многие в это верят?
– Да кто хочет верить – верят. А остальным просто пофиг. Давно это было, господин рейхсканцлер.
Адольф Гитлер помолчал.
– И все же? Как вы видите свое будущее?
– А я не пророк, чтоб его видеть, – набрался наглости Геббельс. – Да и не мне решать.
Фюрер опять помолчал.
– Знаете, герр Геббельс, я бы хотел видеть вас в рядах офицеров СС, – наконец произнес он. – Вы истинный ариец, вы не бесталанны, но… Но для этого нужно много учиться.
– Расстреливать не буду, – мрачно отозвался Карл.
– И не надо. Есть другой вариант. Вы же собирались идти по стопам старшего брата, если мне правильно доложили?
– Была такая идея, – Геббельс не успевал следить за мыслью фюрера, и ему это сильно не нравилось. – Он уже старший помощник на круизном лайнере. В смысле – будет. В мое время.
– Так, – Гитлер хитро улыбнулся, – что вы скажете, если НСДАП направит вас на учебу в Кригсмарине? Если удастся возвратить вас в ваше время, полученные во время учебы познания будут весьма полезны при поступлении, не так ли?
Карл онемел.
– Ну же, герр Геббельс, – рейхсканцлер продолжал улыбаться. – Что скажете?
Карл-Вильгельм Геббельс заставил себя подняться и произнес:
– Мой фюрер, я патриот своей страны и счастлив буду служить Германии при… Любой власти. Но… Доводили ли до вас мои показания про «Энигму»? К 1943-му я буду покойником, в надводном или подводном флоте служи.
– Довели, – улыбка не сходила с губ фюрера. – А вы не подумали, что герр… Как его?.. Цузе может усовершенствовать «Энигму» своими методами, а в… «Компах» кроме него никто… Как вы это называете?
– Не шарит, – мрачно ответил Карл. – Не думал.
Адольф Гитлер поднялся, показывая, что аудиенция закончена.
– Привыкайте думать. Через две недели – столько я дал нашим специалистам – вы отправитесь в Киль. Вам гипнотически внушат, что у вас амнезия. А если что-то потребуется, гипнотически же и спросят.
– Но…
– Зачем? Подумайте.
Карл замолк, едва не упал обратно в кресло, но удержался за счет рук на столешнице, и опустил глаза.
– Понимаю, герр канц… Рейхсканцлер.
Гамбург, порт, борт судна «Швабенланд»
Бывалый полярник в своей жизни повидал всякого – и красочные переливы северного сияния, и сверкающие в арктическом солнце, ярком, но не согревающем, айсберги, похожие на огромные сахарные головы, и обжигающие серые валы штормов Ледовитого океана, и даже Северный полюс он видел неоднократно. А вот того, чтобы секретные приказы привозили на грузовике, да еще загруженном, видеть ему еще не доводилось.
Нет, ничего такого уж экстраординарного в доставке оборудования, пусть и секретного, на экспедиционное судно, не было. Ничего странного не было и в том, что к оному оборудованию прилагался приказ или инструкция. Странным было отсутствие вооруженного сопровождения у такого груза, а еще более странным – звание водителя. Что, интересно, могли прислать на «Швабеланд» такого, что баранку вынужден крутить аж целый штурмбанфюрер?
– Вам известно содержимое пакета, герр?.. – поинтересовался Ритшер у курьера.
Эта история с экспедицией в Антарктиду с каждым днем пахла все более и более мерзко, и теперь, за какие-то две недели до ее начала, новые сюрпризы были нужны капитану, как собаке пятая нога.
– Ран. Отто Ран, – изволил представиться штурмбанфюрер. – В общих чертах – да.
Альфред кивнул, принял к сведению, мол, и распечатал, наконец, конверт.
– Занятные вещи пишет рейхсфюрер, надо сказать, – произнес он, ознакомившись с содержимым пакета. – Хотел бы я разделять его уверенность в существовании этих «горячих подземных рек» и «геотермальных оазисов» – слово-то какое, а? Ладно, подгоняйте эти ваши «противолодочные градусники» на разгрузку, а я пока распоряжусь подготовить вам кубрик. За вещами куда посылать?
– Да, собственно, никуда, – белозубо улыбнулся Ран. – Я еще после Испании чемоданы не успел разобрать, они в машине.
– Да? – Ритшер скептически оглядел зимнюю униформу эсэсовца. – Тогда дам вам пару советов, если позволите. Во-первых, хорошенько отдохните эти последние перед отплытием дни. А во-вторых, советую озаботиться приобретением очень теплой одежды. В Антарктиде, знаете ли, несколько прохладнее, чем в Испании. Порт мы покидаем семнадцатого числа, отставших и опоздавших не ждем.
Киль, Военно-морское училище
Молодой человек тяжело вздохнул. В конце концов, не каждый день можно встретить парня его возраста с полной потерей памяти.
– Я про свою жизнь ничего не помню, – пояснил Геббельс. – А знания и навыки у меня остались. Просто я не знаю, что на самом деле знаю.
Объяснение было путанное, но лучшего предоставить молодой человек не смог.
– Это как? – не понял Отто.
– Ну, как тебе объяснить… Вот ты теорему Пифагора знаешь?
– Конечно! – Вермаут утвердительно тряхнул белобрысой головой.
– А я, покуда не попросили ее доказать, понятия не имел, слышал я про нее хоть раз, или нет. Меня ж сюда не за красивые глаза взяли, и не потому, что я сын какой-нибудь партийной шишки. Я, чтоб ты знал, последние полторы недели, как только из госпиталя выписался, сдавал все зачеты и экзамены за первый семестр. Чтобы мой однофамилец, который рейхсминистр, мог похвастать перед всем миром, как НСДАП о немецкой молодежи заботится. – Карл кивнул на свежий номер «Фёлькишер беобахтер», где одна из заметок, в частности, была посвящена ему.
Легализация пришельца из будущего была поручена конторе Гейдриха, а уж тот за дело взялся с фантазией, размахом и артистизмом, свято веря в утверждение: «Если хочешь что-то надежно спрятать, положи это на видном месте, да еще и пальцем туда ткни».
После того, как гипнотизеры и прочие мистики из Аненербе (по запросам соответствующих служб, конечно) выкачали из парня все, что он помнил, и даже то, что забыл, а затем заблокировали его воспоминания, Карл был доставлен в военно-морской госпиталь Везермюнде эсминцем Третьей флотилии, «Антон Шмидт» (Z-22), якобы подобравшем молодого человека после крушения данцигского сейнера. Причем, находящегося под наркозом парня самым натуральным образом макнули в ледяную воду и с полминуты там продержали.
То, что выловленный из бурного и холодного моря Карл находится без сознания, врачей не удивило. Обнаружившаяся позже амнезия, в принципе, тоже. А вот тот факт, что он, согласно записи в судовом журнале «Шмидта», пробыл в воде около часа и отделался легким насморком, повергло светил военной медицины в настоящий шок, впервые заставив подумать (тех, кто был в курсе, конечно), что опыты Рашера,[13] возможно, и имеют под собой научную базу.
На следующий день в «Фёлькишер беобахтер» появилась короткая заметка под названием «Моряки Третьей флотилии эсминцев спасли данцигского рыбака». Командующий флотилией, фрегаттен-капитан Ганс-Йоахим Гадов, от комментирования ситуации отказался (хотя, скорее всего, его мнением журналист даже и не поинтересовался), зато по поводу мужества парней из Кригсмарине и выносливости истинного арийца сладкоголосым соловьем пропел сам Геббельс. Собственно, большая часть статьи была чистейшей воды пропагандой, где из короткого, в три строчки сообщения о том, что юноша, чье имя пока установить не удалось, но точно немец, пробултыхался в ледяных волнах около часа и отделался банальной простудой, кратко, но последовательно делался вывод о том, что фюрер велик, Рейх вечен, а править на земле должны представители нордической расы.
Далее история развивалась все интереснее и интереснее. Через пару дней, со ссылкой на высокий полицейский чин, пожелавший остаться неизвестным (и так, чтоб было понятно – Гиммлер, больше некому), «Фёлькишер беобахтер» узнал не только имя, но и краткую биографию «чудесно спасенного», причем была биография такова, что писавший оную эсдэшник наверняка сам обливался горючими слезами, когда ее сочинял.
Как Карл выяснил из газеты, был он круглым сиротой. Мать его умерла родами, отец же, полицейский и Старый Борец,[14] погиб в начале этого года при исполнении служебного долга, и убийцы его по сей день не были наказаны. О том, кем эти самые убийцы являются и что именно они не поделили с мифическим отцом Карла, прямо не говорилось, но намек на мировое еврейство и международную плутократию, сведших счеты с честным национал-социалистом, читался даже не между строк.
Но и это был еще не конец фамильной трагедии семейства Геббельсов! Оказывается, после Версаля дядя Карла оказался в Данциге, то есть за пределами Германии! Этот суровый муж, бывший матрос-подводник, зарабатывал себе на жизнь, горбатясь как проклятый на сейнере. Владелец судна, конечно, не упоминался, но то, что плутократия и еврейство продолжают сводить с однофамильцами рейхсминистра счеты, было понятно даже умалишенному.
Именно этот-то дядя, невзирая на собственное тяжелое финансовое положение и троих малолетних детей, забрал Карла к себе на воспитание. Далее, буквально в несколько строк описывалось, как бедняга Карл недоедал и недосыпал, готовясь к поступлению в военно-морское училище, но, при этом, не желая быть обузой на дядиной шее, упросил того устроить на сейнер и его.
Финал истории был короток, но жесток. Негодяй-судовладелец, оказывается, экономил на ремонте судна, и в недоброй памяти ночь старая калоша пошла ко дну во время шторма (действительно пошла – посудинка была заранее выкуплена СД и выведена в море, где и упокоилась с открытыми кингстонами. Проводивших операцию офицеров потом подобрала U-9 под командованием капитан-лейтенанта Людвига Матеса), весь экипаж сгинул в бурном море, и только Карлу повезло – заметившие сигнальные ракеты моряки с эсминца Z-22 «Антон Шмидт» поспешили на помощь, и хотя спасти корабль не успели, парня в воде все же заметили и подняли на борт.
Заканчивалась статья сообщением о его амнезии и пожеланием скорейшего выздоровления.
И, наконец, как заключительный аккорд этого пропагандистского фарса, была сегодняшняя статья, начинавшаяся словами Гиммлера: «Будущее рейха и национал-социалистического движения – те, кто сейчас беззаботно играют в садах и парках немецких городов…» Последующие сентенции о защите детства и юношества, перемежаемые рассуждениями о величии германской нации и народа, заканчивались словами, «…и я счастлив сообщить вам, что спасенный «Шмидтом» молодой человек был направлен НСДАП на обучение в одно из военно-морских заведений, где успешно сдал все текущие зачеты за первый семестр – экстерном».
Именно эту-то, последнюю статью и имел в виду Карл, обращаясь к соседу по кубрику.
– Не любишь ты рейхсминистра пропаганды, Карл! – хмыкнул Отто.
– А он не девчонка, чтоб его любить, – спокойно парировал Геббельс, и вдруг взгляд его упал на передовицу газеты, где была опубликована вчерашняя речь Гитлера в Рейхстаге. – Ну-ка…
Парень быстро прочел речь, нахмурился, потер висок, словно силясь что-то вспомнить, а затем помотал головой.
– Интересуешься политикой? – хмыкнул Вермаут.
– Н-н-не особо… Наверное. Просто… – Карл запнулся и вновь начал массировать висок. – Что-то не так, неправильно что-то.
Взгляд его снова упал на свежий номер «Фёлькишер беобахтер».
Берлин, Вильгельмштрассе, 77
– Никуда от нас это количество не денется, – отмахнулся от шефа ОКВ Гитлер. – Когда начнется война, а она рано или поздно начнется, мы захватим чехов за несколько дней. Если, конечно, они не пожелают выступить на нашей стороне сами.
– По сути, деваться им некуда, – задумчиво произнес фон Браухич. – С одной стороны мы, с другой венгры… Не под крылышко же Мощицкому им проситься.
– Кстати, про Мощицкого, – сказал только день как вернувшийся из Польши Риббентроп, и, отметив одобрительный кивок Гитлера, продолжил. – Принципиальное согласие Польши на наше предложение получено.
– Какое предложение? – изумился Гиммлер. – Что мы можем предложить этим унтерменшам, кроме их капитуляции?
– Например, «Зейдлиц» по сходной цене, – усмехнулся рейхсканцлер. – Не только мы желаем видеть свою родину великой. «Шакал восточной Европы» тоже спит и видит себя Речью Посполитой в границах тысяча пятьсот мохнатого года. Я дал поручение партайгеноссе Риббентропу провести переговоры с Мощицким о территориальных разделах в Европе. Йоахим, просветите товарищей по партии… – Гитлер поглядел на Рёдера, и поправился: – Просветите всех присутствующих о результатах.
Министр иностранных дел, как обычно облаченный в форму группенфюрера СС, устало улыбнулся.
– Переговоры были те еще, – вздохнул он. – Не дипломатия, а восточный базар, честное слово. Все же поляки не меньшие азиаты, чем русские, что бы паны там не говорили.
– Не тяни! – процедил Геринг.
– Да ничего я не тяну, Герман! – отмахнулся, словно от назойливой мухи, Риббентроп.
Взаимная нелюбовь главкома Люфтваффе и министра иностранных дел ни для кого из присутствующих тайной не была.
– Фюрер поручил мне сделать предложение Мощицкому так, что он не сможет отказаться. Это я и сделал. Если в двух словах, то мы скормим полякам Литву, за исключением немецких территорий, которые отойдут нам, а они откажутся от своих притязаний на Данциг и отдадут его нам вместе с «коридором». Правда, они выторговали себе пять лет аренды части данцигского порта, покуда будут обустраивать базы ВМФ в Литве, да и Гдыня остается при них – но это, в случае войны, нам даже на руку. Подгоним к выходу из гаваней какое-нибудь старье с большими пушками, навроде «Шлезиена»…
– А что ты имеешь против «Шлезиена»? – возмутился Канарис, который некогда командовал этим кораблем.
– Кроме года его постройки? – невинно полюбопытствовал Рёдер, обращаясь к шефу Абвера.
– Да погодите вы с вашим плавучим утюгом, – вклинился в беседу Генрих Алоиз Мюллер. – А Франция и Англия, они что, так и съедят польский аншлюс Литвы?
– И не поморщатся, – ухмыльнулся Геббельс. – Что они могут противопоставить законному желанию единого народа Речи Посполитой жить в едином же, исторически сложившемся еще в средние века, государстве? Завоеванном, между прочим, русскими, и ими же искусственно разделенном на собственно Польшу и Курляндию.
– Ну, Пруссия с Австро-Венгрией в этом разделе тоже отметились, – заметил фон Браухич.
– А вот об этом, кроме поляков, ни одна сволочь не вспомнит! – заявил министр пропаганды и оскалился, изображая улыбку.
«Интересно, Геббельсу часто говорят, что он, когда улыбается, похож на хорька?» – отстраненно подумал Гейдрих.
– Если без шуток и пикировки, – сухо заметил Иоахим фон Риббентроп, – то они, конечно же, не возрадуются, но и никаких серьезных мер не предпримут. Польша – союзник Франции и противовес СССР, а то что коммунистов поляки бить могут, причем вполне успешно, Пилсудский, земля ему пухом, не раз демонстрировал. Сейчас, конечно, Советы гораздо сильнее, но не настолько, чтобы объявлять войну Польше. Особенно с учетом того, что им мы скормим Эстонию и Латвию. К тому же русские сами пытались нас прощупать на вопрос взаимовыгодного сотрудничества…
Москва, Кремль
– Так точно, товарищ Сталин! – нарком Иностранных Дел аккуратно примостился на краешек стула и открыл папку. – Министр Риббентроп, через посольство в Москве, довел до Наркомата Иностранных Дел позицию Гитлера о том, что неприятие наших мирных инициатив, которые мы выдвигали в конце прошлого и первой половине этого годов, являлось, по его мнению, большой стратегической ошибкой Германии. Ошибкой, основанной на неполном понимании нашего аграрного и промышленного потенциала, а также всех выгод совместного сотрудничества в экономической и… – Литвинов бросил быстрый взгляд на Сталина, – …и иных сферах. Кроме того, рейхсканцлер утверждает, что до решения вопросов с Австрией и Чехословакией никак не мог строить долгоживущие планы о стратегическом сотрудничестве с любой из европейской держав. Теперь же, когда вопросы эти решены окончательно, Германия готова сотрудничать с СССР в вопросах как экономических, так и геополитических, для чего просит Вас принять министра иностранных дел Риббентропа. Короче говоря, Иосиф Виссарионович, опомнились, дружить с нами захотели.
– Ваши знания по истории, которые могут быть полезны Рейху – ничтожны. Так?
– Да… Рейхсканцлер, – Карл вынужден был кивнуть, ведь это было правдой.
– Ваши знания по технике еще ничтожнее. Вы знаете как ею пользоваться, и все. Так?
– Да… – с каждой секундой Геббельс чувствовал себя все более ничтожным тараканом.
– За месяц мы получим все, что вы знаете. Меньше, – Адольф махнул рукой. – Что дальше?
– Газенваген? – Карл вздрогнул от догадки.
– Что за идиоты учили вас истории?! – вскочил с места фюрер и грохнул по столу кулаком. – Я что – палач своей расы? Убийца своего народа?! Кем меня выставили в ваши дни?! Может я и родню всю живьём сожрал?!
– К-к-казнили… – пролепетал юноша.
– ЧТООООО?!! – Гитлер рванул воротничок. Он все еще помнил – как живую – Ангелу Раубаль, двоюродную сестру и любовницу.
– Говорили, что у вас есть еврейские предки, и чтоб это скрыть… – пролепетал Карл.
– СВОЛОЧИ!!! ПЕДЕРАСТЫ!!! НЕГОДЯИ!!! ПОДОНКИ!!!
Фюрер рухнул в кресло, откуда успел вскочить незадолго до этого, и вдруг, совершенно спокойным голосом, спросил:
– И многие в это верят?
– Да кто хочет верить – верят. А остальным просто пофиг. Давно это было, господин рейхсканцлер.
Адольф Гитлер помолчал.
– И все же? Как вы видите свое будущее?
– А я не пророк, чтоб его видеть, – набрался наглости Геббельс. – Да и не мне решать.
Фюрер опять помолчал.
– Знаете, герр Геббельс, я бы хотел видеть вас в рядах офицеров СС, – наконец произнес он. – Вы истинный ариец, вы не бесталанны, но… Но для этого нужно много учиться.
– Расстреливать не буду, – мрачно отозвался Карл.
– И не надо. Есть другой вариант. Вы же собирались идти по стопам старшего брата, если мне правильно доложили?
– Была такая идея, – Геббельс не успевал следить за мыслью фюрера, и ему это сильно не нравилось. – Он уже старший помощник на круизном лайнере. В смысле – будет. В мое время.
– Так, – Гитлер хитро улыбнулся, – что вы скажете, если НСДАП направит вас на учебу в Кригсмарине? Если удастся возвратить вас в ваше время, полученные во время учебы познания будут весьма полезны при поступлении, не так ли?
Карл онемел.
– Ну же, герр Геббельс, – рейхсканцлер продолжал улыбаться. – Что скажете?
Карл-Вильгельм Геббельс заставил себя подняться и произнес:
– Мой фюрер, я патриот своей страны и счастлив буду служить Германии при… Любой власти. Но… Доводили ли до вас мои показания про «Энигму»? К 1943-му я буду покойником, в надводном или подводном флоте служи.
– Довели, – улыбка не сходила с губ фюрера. – А вы не подумали, что герр… Как его?.. Цузе может усовершенствовать «Энигму» своими методами, а в… «Компах» кроме него никто… Как вы это называете?
– Не шарит, – мрачно ответил Карл. – Не думал.
Адольф Гитлер поднялся, показывая, что аудиенция закончена.
– Привыкайте думать. Через две недели – столько я дал нашим специалистам – вы отправитесь в Киль. Вам гипнотически внушат, что у вас амнезия. А если что-то потребуется, гипнотически же и спросят.
– Но…
– Зачем? Подумайте.
Карл замолк, едва не упал обратно в кресло, но удержался за счет рук на столешнице, и опустил глаза.
– Понимаю, герр канц… Рейхсканцлер.
Гамбург, порт, борт судна «Швабенланд»
01 декабря 1938 г., около девяти утра.
– И что бы это такое могло быть? – задумчиво произнес капитан Альфред Ритшер, вертя в руках запечатанный конверт, надпись на котором гласила: «А. Ритшеру. Лично. Секретно».Бывалый полярник в своей жизни повидал всякого – и красочные переливы северного сияния, и сверкающие в арктическом солнце, ярком, но не согревающем, айсберги, похожие на огромные сахарные головы, и обжигающие серые валы штормов Ледовитого океана, и даже Северный полюс он видел неоднократно. А вот того, чтобы секретные приказы привозили на грузовике, да еще загруженном, видеть ему еще не доводилось.
Нет, ничего такого уж экстраординарного в доставке оборудования, пусть и секретного, на экспедиционное судно, не было. Ничего странного не было и в том, что к оному оборудованию прилагался приказ или инструкция. Странным было отсутствие вооруженного сопровождения у такого груза, а еще более странным – звание водителя. Что, интересно, могли прислать на «Швабеланд» такого, что баранку вынужден крутить аж целый штурмбанфюрер?
– Вам известно содержимое пакета, герр?.. – поинтересовался Ритшер у курьера.
Эта история с экспедицией в Антарктиду с каждым днем пахла все более и более мерзко, и теперь, за какие-то две недели до ее начала, новые сюрпризы были нужны капитану, как собаке пятая нога.
– Ран. Отто Ран, – изволил представиться штурмбанфюрер. – В общих чертах – да.
Альфред кивнул, принял к сведению, мол, и распечатал, наконец, конверт.
– Занятные вещи пишет рейхсфюрер, надо сказать, – произнес он, ознакомившись с содержимым пакета. – Хотел бы я разделять его уверенность в существовании этих «горячих подземных рек» и «геотермальных оазисов» – слово-то какое, а? Ладно, подгоняйте эти ваши «противолодочные градусники» на разгрузку, а я пока распоряжусь подготовить вам кубрик. За вещами куда посылать?
– Да, собственно, никуда, – белозубо улыбнулся Ран. – Я еще после Испании чемоданы не успел разобрать, они в машине.
– Да? – Ритшер скептически оглядел зимнюю униформу эсэсовца. – Тогда дам вам пару советов, если позволите. Во-первых, хорошенько отдохните эти последние перед отплытием дни. А во-вторых, советую озаботиться приобретением очень теплой одежды. В Антарктиде, знаете ли, несколько прохладнее, чем в Испании. Порт мы покидаем семнадцатого числа, отставших и опоздавших не ждем.
Киль, Военно-морское училище
15 декабря 1938 г., четыре часа дня
– Слушай, а ты вот прям так-таки совсем ничего не помнишь? – морской кадет Отто Вермаут, сосед Карла по кубрику, с интересом глядел на новичка. – Как же ты учиться станешь-то?Молодой человек тяжело вздохнул. В конце концов, не каждый день можно встретить парня его возраста с полной потерей памяти.
– Я про свою жизнь ничего не помню, – пояснил Геббельс. – А знания и навыки у меня остались. Просто я не знаю, что на самом деле знаю.
Объяснение было путанное, но лучшего предоставить молодой человек не смог.
– Это как? – не понял Отто.
– Ну, как тебе объяснить… Вот ты теорему Пифагора знаешь?
– Конечно! – Вермаут утвердительно тряхнул белобрысой головой.
– А я, покуда не попросили ее доказать, понятия не имел, слышал я про нее хоть раз, или нет. Меня ж сюда не за красивые глаза взяли, и не потому, что я сын какой-нибудь партийной шишки. Я, чтоб ты знал, последние полторы недели, как только из госпиталя выписался, сдавал все зачеты и экзамены за первый семестр. Чтобы мой однофамилец, который рейхсминистр, мог похвастать перед всем миром, как НСДАП о немецкой молодежи заботится. – Карл кивнул на свежий номер «Фёлькишер беобахтер», где одна из заметок, в частности, была посвящена ему.
Легализация пришельца из будущего была поручена конторе Гейдриха, а уж тот за дело взялся с фантазией, размахом и артистизмом, свято веря в утверждение: «Если хочешь что-то надежно спрятать, положи это на видном месте, да еще и пальцем туда ткни».
После того, как гипнотизеры и прочие мистики из Аненербе (по запросам соответствующих служб, конечно) выкачали из парня все, что он помнил, и даже то, что забыл, а затем заблокировали его воспоминания, Карл был доставлен в военно-морской госпиталь Везермюнде эсминцем Третьей флотилии, «Антон Шмидт» (Z-22), якобы подобравшем молодого человека после крушения данцигского сейнера. Причем, находящегося под наркозом парня самым натуральным образом макнули в ледяную воду и с полминуты там продержали.
То, что выловленный из бурного и холодного моря Карл находится без сознания, врачей не удивило. Обнаружившаяся позже амнезия, в принципе, тоже. А вот тот факт, что он, согласно записи в судовом журнале «Шмидта», пробыл в воде около часа и отделался легким насморком, повергло светил военной медицины в настоящий шок, впервые заставив подумать (тех, кто был в курсе, конечно), что опыты Рашера,[13] возможно, и имеют под собой научную базу.
На следующий день в «Фёлькишер беобахтер» появилась короткая заметка под названием «Моряки Третьей флотилии эсминцев спасли данцигского рыбака». Командующий флотилией, фрегаттен-капитан Ганс-Йоахим Гадов, от комментирования ситуации отказался (хотя, скорее всего, его мнением журналист даже и не поинтересовался), зато по поводу мужества парней из Кригсмарине и выносливости истинного арийца сладкоголосым соловьем пропел сам Геббельс. Собственно, большая часть статьи была чистейшей воды пропагандой, где из короткого, в три строчки сообщения о том, что юноша, чье имя пока установить не удалось, но точно немец, пробултыхался в ледяных волнах около часа и отделался банальной простудой, кратко, но последовательно делался вывод о том, что фюрер велик, Рейх вечен, а править на земле должны представители нордической расы.
Далее история развивалась все интереснее и интереснее. Через пару дней, со ссылкой на высокий полицейский чин, пожелавший остаться неизвестным (и так, чтоб было понятно – Гиммлер, больше некому), «Фёлькишер беобахтер» узнал не только имя, но и краткую биографию «чудесно спасенного», причем была биография такова, что писавший оную эсдэшник наверняка сам обливался горючими слезами, когда ее сочинял.
Как Карл выяснил из газеты, был он круглым сиротой. Мать его умерла родами, отец же, полицейский и Старый Борец,[14] погиб в начале этого года при исполнении служебного долга, и убийцы его по сей день не были наказаны. О том, кем эти самые убийцы являются и что именно они не поделили с мифическим отцом Карла, прямо не говорилось, но намек на мировое еврейство и международную плутократию, сведших счеты с честным национал-социалистом, читался даже не между строк.
Но и это был еще не конец фамильной трагедии семейства Геббельсов! Оказывается, после Версаля дядя Карла оказался в Данциге, то есть за пределами Германии! Этот суровый муж, бывший матрос-подводник, зарабатывал себе на жизнь, горбатясь как проклятый на сейнере. Владелец судна, конечно, не упоминался, но то, что плутократия и еврейство продолжают сводить с однофамильцами рейхсминистра счеты, было понятно даже умалишенному.
Именно этот-то дядя, невзирая на собственное тяжелое финансовое положение и троих малолетних детей, забрал Карла к себе на воспитание. Далее, буквально в несколько строк описывалось, как бедняга Карл недоедал и недосыпал, готовясь к поступлению в военно-морское училище, но, при этом, не желая быть обузой на дядиной шее, упросил того устроить на сейнер и его.
Финал истории был короток, но жесток. Негодяй-судовладелец, оказывается, экономил на ремонте судна, и в недоброй памяти ночь старая калоша пошла ко дну во время шторма (действительно пошла – посудинка была заранее выкуплена СД и выведена в море, где и упокоилась с открытыми кингстонами. Проводивших операцию офицеров потом подобрала U-9 под командованием капитан-лейтенанта Людвига Матеса), весь экипаж сгинул в бурном море, и только Карлу повезло – заметившие сигнальные ракеты моряки с эсминца Z-22 «Антон Шмидт» поспешили на помощь, и хотя спасти корабль не успели, парня в воде все же заметили и подняли на борт.
Заканчивалась статья сообщением о его амнезии и пожеланием скорейшего выздоровления.
И, наконец, как заключительный аккорд этого пропагандистского фарса, была сегодняшняя статья, начинавшаяся словами Гиммлера: «Будущее рейха и национал-социалистического движения – те, кто сейчас беззаботно играют в садах и парках немецких городов…» Последующие сентенции о защите детства и юношества, перемежаемые рассуждениями о величии германской нации и народа, заканчивались словами, «…и я счастлив сообщить вам, что спасенный «Шмидтом» молодой человек был направлен НСДАП на обучение в одно из военно-морских заведений, где успешно сдал все текущие зачеты за первый семестр – экстерном».
Именно эту-то, последнюю статью и имел в виду Карл, обращаясь к соседу по кубрику.
– Не любишь ты рейхсминистра пропаганды, Карл! – хмыкнул Отто.
– А он не девчонка, чтоб его любить, – спокойно парировал Геббельс, и вдруг взгляд его упал на передовицу газеты, где была опубликована вчерашняя речь Гитлера в Рейхстаге. – Ну-ка…
Парень быстро прочел речь, нахмурился, потер висок, словно силясь что-то вспомнить, а затем помотал головой.
– Интересуешься политикой? – хмыкнул Вермаут.
– Н-н-не особо… Наверное. Просто… – Карл запнулся и вновь начал массировать висок. – Что-то не так, неправильно что-то.
Взгляд его снова упал на свежий номер «Фёлькишер беобахтер».
Речь рейхсканцлера А. Гитлера в Рейхстаге – 14 декабря 1938 года
Депутаты германского Рейхстага!
В течение долгого времени мы страдали от ужасной проблемы, проблемы созданной разбойным договором, который нас заставили подписать, приставив пистолет к виску, под угрозой голода для миллионов людей. И после этого документ, с нашей подписью, полученный силой, был торжественно объявлен законом. Более чем миллион человек немецкой крови в 1919-20 годах были отрезаны от родины.
Могли ли мы считать Версальский диктат справедливым законом, когда он обрекал на страдания множество стран и людей? Справедливо ли то, что немецкий народ, вопреки своей природе, вопреки своим устремлениям, был насильно разделен? Справедливо ли то, что поляки и венгры вынуждены были проживать вне своей родины? Справедливо ли было отделение Цешина от Польши, Рутении от Венгрии, Судет от Рейха? Почему немцы, венгры и поляки должны были проживать в стране, властям которых не было никакого дела до них, где их притесняли и подвергали террору? Это ли исполнение страной обязательств в отношении своих граждан?
Я должен заявить определённо: Германия соблюдает свои обязательства; нацменьшинства, которые проживают в Германии, не преследуются. Ни один француз не может встать и сказать, что какой-нибудь француз, живущий в Сааре, угнетён, замучен, или лишен своих прав. Никто не может сказать такого.
И, однако же, никто не сможет обвинить Германию и в том, что она диктует свою волю более слабым странам или же навязывает кому-то несправедливые условия. Как всегда, я пытался мирным путём добиться пересмотра, изменения этого невыносимого положения. Это – ложь, когда мир говорит, что мы хотим добиться перемен силой. За 15 лет до того, как национал-социалистическая партия пришла к власти, была возможность мирного урегулирования проблемы. Вы знаете о моих бесконечных попытках, которые я предпринимал для мирного урегулирования вопросов с Австрией, потом с Судетской областью. Я сделал еще одно заключительное усилие, чтобы принять предложение о посредничестве со стороны Британского Правительства. По свой собственной инициативе я неоднократно предлагал пересмотреть невыносимые условия Версальского диктата, и я счастлив заявить, что разум и добрая воля восторжествовали!
Я бы хотел, прежде всего, поблагодарить Италию, которая всегда нас поддерживала. Вы должны понять, что для ведения борьбы нам не потребовалась иностранная помощь. Мы выполнили свою задачу сами. Нейтральные государства уверили нас в своём нейтралитете, так же, как и мы гарантируем их нейтралитет с нашей стороны.
Я сделал еще одно заключительное усилие, чтобы принять предложение о посредничестве со стороны Британского Правительства. Посредством долгих и тяжелых переговоров, во многом благодаря личному мужеству британского премьер-министра Чемберлена, противопоставившего себя всем косным силам, мы добились значительного прорыва в мирном урегулировании споров между европейскими странами – состоялось объединение с Австрией, Германия возвратила себе, без единого выстрела, Судеты. Все это – торжество нашей миролюбивой политики.
Теперь, когда полностью урегулирован вопрос с Чехословакией, Германия, Польша и Венгрия предоставили ей гарантии независимости и обязались вступиться, с оружием в руках, в случае агрессии в ее сторону. Мы пережили несправедливость Версаля, и мы не можем позволить творить несправедливость и себе.
Я объявил, что граница между Францией и Германией – окончательна. Я неоднократно предлагал Англии дружбу и, если необходимо, самое близкое сотрудничество, но такие предложения не могут быть только односторонними. Они должны найти отклик у другой стороны, и этот отклик был найден. У Германии нет никаких интересов на Западе, наши интересы кончаются там, где кончается Западный Вал. Кроме того, у нас и в будущем не будет никаких интересов на Западе. Мы серьёзно и торжественно гарантируем это и, пока другие страны соблюдают свой нейтралитет, мы относимся к этому с уважением и ответственностью.
Окончательной можно будет считать и границу с Польшей, после того как будет урегулирован вопрос с Данцигом. Президент Мощицкий заверил меня, что в ближайшее время мы сядем с поляками за стол переговоров и произведем окончательное урегулирование этой проблемы. Произведем его мирно, без угроз и бряцанья оружием. Мы уважаем стремление Польши иметь выход к Балтийскому морю, который они имели исторически, и также поляки уважают наше стремление на наше беспрепятственное сообщение с Восточной Пруссией.
Кроме того, я хочу ответственно заявить – мы не намерены идти путем конфронтации ни с одной страной. Любая страна, каков бы ни был ее политический строй, может рассчитывать только и исключительно на наше благожелательное к ней отношение. Мы намерены развивать торговое и экономическое сотрудничество со всеми странами, которые могут что-то предложить нашей экономике, и экономикам которых что-то может предложить Германия. Мы намерены установить окончательный мир в Европе, где самыми тяжелыми войнами станут войны на биржах. Пусть пот проливается там, а не кровь на поле боя. Я сам воевал, я проливал кровь за Германию, терял в боях друзей, а потому военное решение конфликтов мне глубоко противно, как противно оно и любому здравомыслящему человеку. Это наша окончательная миролюбивая позиция, от которой мы не намерены отступать ни на шаг. У нас нет претензий к другим странам, и мы знаем, что у других стран нет претензий к нам.
Однако, хотя мы и не имеем территориальных претензий к нашим соседям, хотя мы и не стремимся никому навязать наши ценности и государственную доктрину, я призываю Францию и Англию коренным образом пересмотреть их политику, относительно свободы переселения туземцев в метрополию из колоний. Допуская дешевую рабочую силу из Африки и Азии в Европу, эти страны оставляют без работы и, следовательно, средств к существованию своих собственных коренных граждан. Руководствуясь сиюминутными выгодами, промышленники, принимающие на работу мигрантов, заставляют голодать детей своих соотечественников. Зачем? Неужели не понятно этим странам, что такая политика может привести только к одному: через какое-то столетие половина европейцев будет или турками, или неграми, или арабами, или индусами. Я призываю их отказаться от этой порочной политики. Мы обустраиваем Европу, делаем ее богатой, комфортной и безопасной – давайте же делать это для своих, а не для чужих внуков и детей!
Берлин, Вильгельмштрассе, 77
15 декабря 1938 г., половина пятого вечера
– А все же, мой фюрер, чешские LT 38 и LT 35 очень пригодились бы Вермахту, – вздохнул Кейтель. – Получше наших Pz. II будут, да и количество…– Никуда от нас это количество не денется, – отмахнулся от шефа ОКВ Гитлер. – Когда начнется война, а она рано или поздно начнется, мы захватим чехов за несколько дней. Если, конечно, они не пожелают выступить на нашей стороне сами.
– По сути, деваться им некуда, – задумчиво произнес фон Браухич. – С одной стороны мы, с другой венгры… Не под крылышко же Мощицкому им проситься.
– Кстати, про Мощицкого, – сказал только день как вернувшийся из Польши Риббентроп, и, отметив одобрительный кивок Гитлера, продолжил. – Принципиальное согласие Польши на наше предложение получено.
– Какое предложение? – изумился Гиммлер. – Что мы можем предложить этим унтерменшам, кроме их капитуляции?
– Например, «Зейдлиц» по сходной цене, – усмехнулся рейхсканцлер. – Не только мы желаем видеть свою родину великой. «Шакал восточной Европы» тоже спит и видит себя Речью Посполитой в границах тысяча пятьсот мохнатого года. Я дал поручение партайгеноссе Риббентропу провести переговоры с Мощицким о территориальных разделах в Европе. Йоахим, просветите товарищей по партии… – Гитлер поглядел на Рёдера, и поправился: – Просветите всех присутствующих о результатах.
Министр иностранных дел, как обычно облаченный в форму группенфюрера СС, устало улыбнулся.
– Переговоры были те еще, – вздохнул он. – Не дипломатия, а восточный базар, честное слово. Все же поляки не меньшие азиаты, чем русские, что бы паны там не говорили.
– Не тяни! – процедил Геринг.
– Да ничего я не тяну, Герман! – отмахнулся, словно от назойливой мухи, Риббентроп.
Взаимная нелюбовь главкома Люфтваффе и министра иностранных дел ни для кого из присутствующих тайной не была.
– Фюрер поручил мне сделать предложение Мощицкому так, что он не сможет отказаться. Это я и сделал. Если в двух словах, то мы скормим полякам Литву, за исключением немецких территорий, которые отойдут нам, а они откажутся от своих притязаний на Данциг и отдадут его нам вместе с «коридором». Правда, они выторговали себе пять лет аренды части данцигского порта, покуда будут обустраивать базы ВМФ в Литве, да и Гдыня остается при них – но это, в случае войны, нам даже на руку. Подгоним к выходу из гаваней какое-нибудь старье с большими пушками, навроде «Шлезиена»…
– А что ты имеешь против «Шлезиена»? – возмутился Канарис, который некогда командовал этим кораблем.
– Кроме года его постройки? – невинно полюбопытствовал Рёдер, обращаясь к шефу Абвера.
– Да погодите вы с вашим плавучим утюгом, – вклинился в беседу Генрих Алоиз Мюллер. – А Франция и Англия, они что, так и съедят польский аншлюс Литвы?
– И не поморщатся, – ухмыльнулся Геббельс. – Что они могут противопоставить законному желанию единого народа Речи Посполитой жить в едином же, исторически сложившемся еще в средние века, государстве? Завоеванном, между прочим, русскими, и ими же искусственно разделенном на собственно Польшу и Курляндию.
– Ну, Пруссия с Австро-Венгрией в этом разделе тоже отметились, – заметил фон Браухич.
– А вот об этом, кроме поляков, ни одна сволочь не вспомнит! – заявил министр пропаганды и оскалился, изображая улыбку.
«Интересно, Геббельсу часто говорят, что он, когда улыбается, похож на хорька?» – отстраненно подумал Гейдрих.
– Если без шуток и пикировки, – сухо заметил Иоахим фон Риббентроп, – то они, конечно же, не возрадуются, но и никаких серьезных мер не предпримут. Польша – союзник Франции и противовес СССР, а то что коммунистов поляки бить могут, причем вполне успешно, Пилсудский, земля ему пухом, не раз демонстрировал. Сейчас, конечно, Советы гораздо сильнее, но не настолько, чтобы объявлять войну Польше. Особенно с учетом того, что им мы скормим Эстонию и Латвию. К тому же русские сами пытались нас прощупать на вопрос взаимовыгодного сотрудничества…
Москва, Кремль
15 декабря 1938 г., шесть вечера (время берлинское)
– Так ви утверждаете, товарищ Литвинов, что немцы предлагают нам провести переговоры? – мягкие сафьяновые сапожки Вождя бесшумно ступали по ковру. Сталин сделал затяжку, и, взмахнув чубуком трубки как дирижерской палочкой, задал следующий вопрос. – И что же они хотят предложить советскому народу? Да ви присаживайтесь, присаживайтесь.– Так точно, товарищ Сталин! – нарком Иностранных Дел аккуратно примостился на краешек стула и открыл папку. – Министр Риббентроп, через посольство в Москве, довел до Наркомата Иностранных Дел позицию Гитлера о том, что неприятие наших мирных инициатив, которые мы выдвигали в конце прошлого и первой половине этого годов, являлось, по его мнению, большой стратегической ошибкой Германии. Ошибкой, основанной на неполном понимании нашего аграрного и промышленного потенциала, а также всех выгод совместного сотрудничества в экономической и… – Литвинов бросил быстрый взгляд на Сталина, – …и иных сферах. Кроме того, рейхсканцлер утверждает, что до решения вопросов с Австрией и Чехословакией никак не мог строить долгоживущие планы о стратегическом сотрудничестве с любой из европейской держав. Теперь же, когда вопросы эти решены окончательно, Германия готова сотрудничать с СССР в вопросах как экономических, так и геополитических, для чего просит Вас принять министра иностранных дел Риббентропа. Короче говоря, Иосиф Виссарионович, опомнились, дружить с нами захотели.