Чап положил безделушку обратно в карман. По-прежнему все его мысли занимало то, чему он стал свидетелем. - Значит, Тарленот будет излечен при помощи магии, когда бы и где бы его ни убили?
- Только в том случае, если он погибнет здесь, вблизи от цитадели Сома и со своим ожерельем на шее. Разве ты не слышал только что, что он оставит здесь ожерелье гвардейца, когда снова отправится в путь гонцом? Валькирии не полетят дальше километра-двух от цитадели.
- Что?
- Валькирии, летающие машины Старого Мира, которые забирают павших гвардейцев к Драффуту, чтобы он их вылечил. Теперь у них мало практики.
- Что представляет собой эта гвардия Сома?
- Отборные части, состоящие из людей, в чьей преданности он уверен. -Чармиана отпустила его руку и заговорила деловым тоном: - Их около пятисот; столько же ожерелий, не больше.
Он не преминул заметить:
- Ты еще не смогла достать одно из этих замечательных ожерелий для себя?
- Я предпочитаю рассчитывать на защиту моего могучего господина Чапа; конечно, мы позаботимся, чтобы ты получил ожерелье как можно скорее.
- До сих пор ты рассчитывала на защиту могучего господина Тарленота, как я заметил. Ладно, я подожду и доберусь до него, когда он будет без ожерелья.
Чармиана снова рассмеялась, на этот раз даже еще более весело, и изогнулась в своих шелках.
- Ты об этом гонце? Нет, ты шутишь, господин. Ты должен понимать, что я попросту использовала его, и, чтобы сделать его действительно полезным, мне приходилось все время руководить им. Мои сокровенные мысли были связаны только с тобой.
- Я припоминаю, что у тебя никогда не было искренних мыслей, - угрюмо и задумчиво произнес Чап.
Теперь Чармиана была уязвлена, глаза у нее забегали по сторонам, затем жалобно уставились на него и заморгали. Кто-нибудь, кто знал ее хуже, легко мог бы ей поверить. Но он знал ее и не обманулся; однако она все еще оставалась его супругой и значила для него все. Он нахмурился, удивляясь тому, что его ничто не смущает. Должна была быть какая-то причина, и он стремился вспомнить ее, но что-то все время отвлекало его.
- Все мои мысли были о тебе, - настаивала его супруга, так много для него значившая. - Верно, когда ты приехал сегодня, я притворялась рассерженной но, конечно же, это не ввело тебя в заблуждение? Я хотела, чтобы Тарленот сразился с тобой, чтобы ты поставил его на место. Ты должен был понять это! Разве мог он когда-нибудь победить тебя, даже в самые худшие твои времена?
- Отчего же, мог, и очень легко.
Она увернулась от его вытянутой руки и вскочила на ноги.
- Как ты мог даже подумать, что я хотела причинить тебе хоть малейший вред? Если бы у тебя хватило сообразительности потребовать доказательств моих намерений, я могла бы просто указать на то, что ты находишься здесь, возвращенный к жизни, здоровью и власти. И кого ты должен благодарить за свое исцеление, если не меня?
- Очень хорошо, ты спасла меня. Но в своих собственных целях. Тебе нужно было это. - Он снова вытащил талисман из кармана. Глядя вниз на мягкую, сияющую вещицу, так невесомо лежащую на его открытой ладони, он смутно припомнил, что ощутил сомнения насчет того, чтобы поднять ее в первый раз, но не мог припомнить, почему именно. Он спросил:
- Для чего это тебе нужно?
- Спрячь это, пожалуйста. - Когда он сделал это, Чармиана снова села и сжала его руки в своих. - Я хочу воспользоваться им. Чтобы сделать тебя вице-королем в Черных горах, вместо Сома.
Он удивленно хмыкнул, не веря.
- Будь спокоен, мой господин, - заверила Чармиана. - Колдун Ханн, который заодно с нами, сделал эти покои неприступными для шпионов Сома.
- Я вошел сюда довольно незаметно.
- Но не для меня. Я хотела, чтобы ты вошел, мой добрый господин.
Ее маленькие ручки нежно сжали его пальцы.
- Ах, но как прекрасно, что ты снова сидишь рядом со мной. Ты будешь повелителем здешних верховных господ, Запранос и Драффут станут твоими вассалами, и только далекий император будет выше тебя; а я буду твоей помощницей, гордой тем, что нахожусь рядом с тобой.
Он снова недоверчиво хмыкнул.
Не смущаясь, она сжала его руку.
- Чап, ты сомневаешься, что я хотела бы быть женой вице-короля?
- В этом я не сомневаюсь.
Ее ногти оцарапали его руку.
- Или ты думаешь, что я бы предпочла видеть рядом с собой кого-нибудь менее достойного, чем ты, кого-нибудь, кто не смог бы удержать такой приз, если бы выиграл его, или не смог бы попытаться достичь еще более высокого положения? Клянусь всеми демонами, ты недооцениваешь меня, если думаешь так!
Вице-король, повелитель верховных господ...
Армия под его началом, насчитывающая десятки тысяч человек...
И рядом с ним - Чармиана, глядящая на него так, как в данную минуту. Он не мог больше сомневаться в каждом ее слове.
- Разве вице-король Сом не нуждается в тебе, чтобы сохранить свое положение и с твоей помощью добиться еще большего возвышения?
Ее глаза сверкнули гневом и решимостью.
- Мне нужен живой мужчина, а не мертвец...
Но ты прав, мой господин, Сом - ключ ко всему. Мы должны избавиться от него. - Она произнесла это очень непринужденно. - Когда мой отец был свергнут, он предоставил мне убежище, полагая, что в один прекрасный день я окажусь ему полезна; я убедила его, что ты тоже будешь полезен. Он не знает, что ты принес с собой средство свергнуть его.
Тон Чапа по-прежнему был сдержанным.
- И что же мы собираемся сделать с Мертвым Сомом? Как мы свалим его? Ее глаза, устремленные вдаль, снова решительно обратились к нему.
- Колечко, сплетенное из моих волос, должно попасть в его личную сокровищницу втайне от него. Только так его можно сделать уязвимым для...
Для определенной магии, которой мы воспользуемся против него.
- Он должен иметь защиту от таких амулетов.
- Конечно. Но Ханн говорит, тот, что находится у тебя, обладает необычайной силой.
- Ты очень много говоришь об этом колдуне, Ханне, и о том, что он говорит. Что он выигрывает, помогая тебе? - произнес Чап.
Чармиана надулась.
- Вижу, я снова вынуждена успокаивать твою беспричинную ревность. Ханну нужно только отомстить за наказание, которому Сом подверг его давным-давно. Я знаю, Ханн не производит впечатление человека, очень искусного в магии, но в своем деле он сильнее, чем были Элслуд или Зарф... - Тогда почему он не изготовил более сильный амулет, чем сделал Элслуд? - Ему показалось, что талисман жжет ему карман, словно огненное кольцо.
Чармиана нетерпеливо покачала головой.
- Я до конца не понимаю этого, но похоже, что Элслуд, желая, чтобы я обратила на него внимание, похитил прядь моих волос и сплел амулет. Однако он разбудил силы большие, чем сам понимал; амулет только внушил ему слепую преданность мне. Не думай об этом. Не надо забивать голову этими техническими подробностями магии. Все, о чем тебе следует позаботиться, -это доставить волшебное кольцо, сплетенное из моих волос, в личную сокровищницу Сома.
- Каким образом?
- Я уже далеко продвинулась в изучении обстановки и составлении планов. Но чтобы выполнить задуманное требует кто-нибудь вроде тебя, мой господин; да и кто кроме тебя может это сделать?
- Каким образом? - В его голосе все еще звучало сомнение.
Она, похоже, была готова все рассказать ему, но сперва она снова перечислила преимущества положения вице-короля. Ее мягкий голос победил Чапа, и он перешел от сомнения к вере; было возможно все, что угодно, когда его супруга шептала подобным образом.
Теперь она начала объяснять ему, что нужно сделать:
- Слушай же, мой господин. Три обстоятельства должны совпасть для того, чтобы мы нанесли удар. Во-первых, часовые, которые охраняют внешний вход в сокровищницу, должны быть верными нам людьми. Во-вторых - ты слушаешь? - не должно еще вылупиться новое поколение стоножек во второй комнате. И в-третьих, необходимо узнать заклинание, которым можно остановить демона во внутреннем хранилище.
Снова демоны. Чап перестал ее слушать. Он быстро утомлялся от потока бесконечных слов, даже если они исходили от нее, даже когда она сама была рядом. Тряхнув головой, чтобы нарушить магию слов, он потянулся к ней.
- Мой господин, подожди. Послушай меня. Это очень важно...
Но он не собирался ни ждать, ни слушать ее дальше, и с легким вздохом раздражения она позволила ему то, к чему он стремился.
На следующий день, когда Чап по-настоящему отдохнул, к нему пришли офицеры гвардии Сома, которые хотели расспросить Чапа о военном положении на Западе. Чап рассказал о слухах, ходивших по Разоренным Землям, и о том, что в них могло быть правдой. Он рассказал офицерам о своих наблюдениях за воинскими перемещениями со своего нищенского поста и обо всем том, что интересовало военных: о состоянии дорог и людских ресурсах Разоренных Земель, о чувствах и настроениях населения, об урожае. Утешительной из этих новостей была, пожалуй, только одна: силы Томаса были относительно невелики. Томасу потребовалось бы значительное подкрепление прежде, чтобы предпринять попытку атаковать эту цитадель.
Вскоре Чап уже чувствовал себя непринужденно в обществе офицеров, таких же воинов, как и он сам. Теперь он, подобно им, был одет в черный мундир, вот только у него еще не было никакого чина и, естественно, гвардейского ожерелья. Во время обсуждения солдатских баек он спросил об ожерельях. Он не мог себе представить, что можно чувствовать, вступая в битву с сознанием того, что ты можешь быть склеен снова, если тебя рассекут надвое; служило ли это стимулом или тормозом для наиболее активных действий? Не мог ли человек, который устал от битвы, позволить убить себя, чтобы отдохнуть?
Один из офицеров покачал головой и поднял вверх палец. Тот заканчивался маленьким бугорком плоти вместо ногтя.
- Лечение не такое уж безопасное или надежное. Иногда дела поворачиваются плохо даже в доме владыки Драффута. Человек, попадающий туда слишком искалеченным, вполне может выйти оттуда таким скрюченным, что не сможет ходить прямо. И те, кто слишком долго пролежал мертвым до того, как валькирии подобрали его, может навсегда остаться неразумным, точно зверюшка.
Второй офицер кивнул обезображенной шрамами головой.
- И все же, - произнес он, - думаю, ни один из нас не хотел бы расстаться со своим ожерельем.
- Вам здесь часто приходится сражаться? - поинтересовался Чап.
- Нет, с тех пор, как мы прибыли сюда и Драффут вручил нам свои ожерелья; он был здесь первым, вы ведь знаете, еще до Востока и до Запада... Мы слегка обленились - по крайней мере, те из нас, кто постоянно остается в горах. Ничего, кроме крестьянских восстаний время от времени. Но мы проводим учения. Мы справимся с этим Томасом, если он заявится сюда. Чап был приглашен посетить офицерский клуб в нижнем этаже крепости: вино, азартные игры и молоденькие крестьянские девушки. Он встал и отправился с новыми знакомцами выпить по бокалу вина; что же касается костей и женщин, то в данный момент у него не было денег, и он не мог себе представить, чтобы его потянуло к какой-нибудь другой женщине, кроме одной-единственной.
Идя главными прорытыми в скале коридорами цитадели, Чап отмечал про себя, сколько воинов ему встретилось. Он решил, что гарнизон мог насчитывать до тысячи человек, если мобилизовать всех; однако хватило бы и отборных гвардейцев, чтобы с легкостью защитить естественные укрепления этой крепости от примерно четырех тысяч человек Томаса. Несколько гвардейцев были чудовищно изуродованы старыми шрамами, оставленными ранами, после которых в обычных обстоятельствах не мог бы выжить ни один человек, однако они по-прежнему были полны энергии; вид этих вояк подтвердил слова офицера о ненадежности излечения.
Во время прогулки до офицерского клуба и обратно по комнатам и коридорам, прорубленным в скале, Чапу было на что посмотреть. В одном огромном помещении, украшенном древними лепными фигурами людей и неизвестных созданий, он, явно не привлекая ничьего внимания, наткнулся на вход в коридор, который Чармиана велела ему отыскать. Проход этот представлял собой ничем не отмеченный туннель, ведущий вниз, в глубину горы. После многих поворотов и ответвлений, если верить описанию, данному ему Чармианой, он должен был привести Чапа к личной сокровищнице Сома. Снова и снова в течение следующих дней она повторяла ему свои инструкции; к тому времени Чап перестал сомневаться в ее словах или в чем бы то ни было вообще. Потом однажды она разбудила его ночью, чтобы сказать: время пришло, все три условия совпали. Завтра он должен попытаться проникнуть в сокровищницу Сома.
Чап вошел в высокую, с лепными карнизами комнату с видом человека, спешащего по неотложному делу - что соответствовало истине. Помещение было образовано пересечением двух коридоров, и по нему все время сновало множество людей. Никто не обратил внимания на то, как Чап свернул в боковой, идущий вниз проход к сокровищнице Сома; коридор вел и к другим помещениям и в этом месте не охранялся.
Чап шел безоружным, без меча или дубинки; сегодня он не должен был убивать, не должен был оставлять следов своего пребывания здесь. Что касается оружия, то он располагал выведанными Чармианой секретами Сома, -выведанными неизвестно как, но можно было положиться на ее способность сделать это в мужском окружении. Можно было положиться и на его собственное упорство и быстроту мысли и тела; и на три магические слова; и на пакетик отравленных фруктов, совершенно невинных на вид и на вкус. Ханн продемонстрировал, что человек может есть их без всякого вреда для себя. Несколько человек вышли навстречу Чапу и разминулись с ним в туннеле, по которому он спускался. Затем дорога разветвилась, раз, другой, и теперь не было видно ни единой живой души. Ответвление, по которому было велено следовать Чапу, представляло собой узкий коридор; некоторое время он тянулся без каких-либо пересечений. Время от времени коридор сменялся пещерами, где проход превращался узенькую тропинку между расщелинами, чья глубина терялась в темноте. Солнечный свет пробивался в большие пещеры сквозь скрытые отверстия, расположенные где-то высоко над головой. Вдоль недоступных свету участков пути несколько лампадок обеспечивали слабое освещение. Не было никаких признаков, никаких свидетельств того, что в той стороне находится что-либо, имеющее особое значение.
До сих пор все было так, как предсказывала Чармиана. И теперь, в точности, как она сказала, тропа пролегла через более широкую расщелину, чем обычно, а затем снова разветвилась. Правая ветка - опять-таки, как было сказано Чапу вела в личные покои вице-короля. Левый коридор, более узкий, и был тем, по которому должен был идти Чап.
Теперь наконец появились и предупреждающие знаки. Чап не сомневался в том, что они означали, хотя и не остановился, чтобы попытаться разобрать буквы. Он не обратил внимания и на другое, более грозное предупреждение: связку мумифицированных рук, которые, вне всякого сомнения, принадлежали тем, кто висел над проходом, подобно связке высушенных овощей. Он слегка наклонил голову, проходя под ними и не желая, чтобы мертвые пальцы коснулись его волос. Его сердце застучало быстрее. Если бы в эту минуту его остановили и стали расспрашивать, ему было бы трудно убедительно доказать, что он не видел никаких предупреждений.
Последний резкий поворот, и Чап уперся в массивную, без какой-либо надписи или обозначения дверь. Она тоже оказалась такой, какой описывала ее Чармиана: настолько крепкой, что потребовался бы таран, чтобы ее высадить. Не имея меча, чтобы простучать эфесом условный сигнал, Чап воспользовался кулаками. Дверь отозвалась на его удары не больше, чем это сделал бы ствол массивного дерева, но кто-то, должно быть, прислушивался к любому, даже малейшему шуму, так как быстро последовал ответ. Смутно различимое лицо оглядело Чапа через маленькое зарешеченное отверстие. Послышался скрип решеток и звяканье цепей, и огромная дверь сдвинулась внутрь ровно настолько, чтобы он смог войти.
Он вступил в пустую, с вырубленными в скале стенами, комнатушку площадью около десяти квадратных метров. Ни стульев, ни какой бы то ни было иной мебели здесь не было; двое мужчин в ожерельях гвардейцев, часовые, не могли, таким образом, присесть, чтобы расслабиться. Прямо напротив двери, через которую вошел Чап, к стене была приставлена лестница длиной около пяти-шести метров; рядом с лестницей виднелось единственное, если не считать двери, отверстие в комнате - узкая дыра, ведущая вниз, в темноту. Толстые свечи в настенных нишах освещали караульное помещение соответствующим образом.
Один из мужчин, встретивших Чапа, достигал едва ли половины нормального роста, его ноги были уродливо коротки. Другой охранник был нормального роста и сложен пропорционально, но такого странного лица, как у него, Чапу никогда еще не доводилось видеть у живых людей: сплошной шрам, из которого, словно подкарауливая что-то, выглядывал единственный уцелевший глаз. Если верить Чармиане, этих людей привлекли на ее сторону обещания лучшего лечения, когда она придет к власти. Как только Чап вошел внутрь, эти двое закрыли и накрепко заперли огромную дверь; затем они выжидающе, но ничего не говоря, уставились на Чапа.
Он тоже не стал попусту терять время, а пересек помещение и заглянул в отверстие. В темноте он не смог ничего разглядеть.
- Где тварь? - спросил он. - Я имею в виду - в какой части этой комнаты?
Изуродованный шрамами человек нервно хмыкнул.
- Трудно сказать. У тебя есть какое-нибудь средство усыпить ее?
- Конечно. Но я бы хотел точно знать, где бросить приманку.
Они подошли и, став рядом с ним возле отверстия, принялись вглядываться вниз и прислушиваясь, переговариваясь шепотом и пытаясь определить местоположение твари. Они беспокоились о том, чтобы ему все удалось. Если бы его попытка провалилась, их участие в ней раскрылось бы, когда Чап - живой или мертвый - был бы обнаружен. Казалось, прошло много времени прежде, чем карлик поднял руку, привлекая внимание Чапа, и показал куда-то вниз. Склонившись над ямой, напрягая зрение, Чап подумал, что смутно слышит сухой топот многоногой твари.
- Да, там, там, - прошептал человек со шрамами. - Она будет позади тебя, когда ты будешь спускаться по лестнице.
Они уже держали наготове длинную лестницу - теперь Чап разглядел, что это действительно узкая и изящная лестница, оборудованная поручнями, вполне достойная того, чтобы ею мог пользоваться Сом, когда он спускался в яму пересчитать свое золото, - и теперь лестница была опущена.
Чап начал спускаться по лестнице лицом к ступеням; он спустился примерно на одну треть, прежде чем швырнул первый кусок отравленного плода. Он услышал шорох сотни ног, а затем увидал быстрое, словно у кошки, тело толщиной с брус; он не мог сказать наверняка, была ли схвачена приманка. Ханн сказал, что двух проглоченных кусочков будет достаточно, чтобы Чапу хватило времени выполнить свою задачу. Он дал своим глазам время немного привыкнуть к темноте и швырнул второй кусок приманки, и увидел, как тот был схвачен передней парой хрупких лапок и отправлен в крошечный, кажущийся безвредным рот. Прошло всего лишь мгновение, и тварь вздрогнула, неестественно выгнулась и начала корчиться. Ее сотня ног беспорядочно задергалась, она резко опрокинулась на пол и, изогнувшись, показала Чапу сотню игл, торчащих из напоминающего бич хвоста.
Чап осторожно преодолел оставшиеся ступени. Стоножка не шевелилась. Он слез с лестницы и направился к двери, ведущей на следующий, более низкий уровень; теперь он ощутил вызванную страхом сухость, комом поднимающуюся у него в горле. Он услышал, как лестница позади него начала подниматься; так и планировалось на случай, если бы, пока Чап находился внизу, пришел какой-нибудь офицер.
Он едва не наступил в темноте на раздутую темную тушу, которая слабо пошевелилась при его приближении. Об этом ему тоже говорили. Это был человек, все еще живой, который вскармливал в себе личинку стоножки. Возможно, однажды его руки присоединятся к останкам воров, висящим над проходом; а возможно, он и в самом деле когда-то был вором.
В слабом свете, просачивающемся сверху, он смог различить дорогу к следующему, более низкому уровню: обычная дверь вела к простым каменным ступеням, узким и извилистым, но достаточно доступным. То, что находилось внизу, не имело ни желания, ни случая подняться наверх, а стоножка, должно быть, слишком боялась спускаться вниз.
Чап направился вниз, вооруженный тремя словами заклинаний, которым его научил Ханн. Теперь они застряли у него в горле, словно кость, -слова, совсем не подходящие обычному человеку. Чап спускался по круговой лестнице, и перед ним все усиливался золотой отблеск.
Как было велено, Чап считал повороты лестницы и перед последним остановился - раньше, чем источник сияния мог попасть в поле его зрения.
Затем он сделал глубокий вдох и отчетливо и громко, делая паузу после каждого слова, произнес заклинание.
При первом же слове воцарилась мертвая тишина, хотя ему казалось, что и до этого было тихо как в могиле; просто все время слышалось какое-то тихое бормотание, на которое он не обращал внимания до тех пор, пока оно не пропало.
При втором слове свет в нижнем помещении потускнел, и воздух стал свежим и обычным - до этой минуты ему только казалось, что это так; время стало осязаемым, и Чап прочувствовал возраст древних камней, из которых был построен окружающий его склеп.
Третье слово вообще, казалось, навсегда зависло на его устах, но, когда он наконец выговорил его, время сразу потекло, как и должно было. Золотистый свет перед ним обрел свою обычную яркость, легкое мерцание прекратилось, и свечение стало ровным, хотя до этого ему так только казалось.
После этого Чап сошел вниз и вошел в сокровищницу Сома через ее единственный вход. Склеп был круглой формы, с высоким сводом, диаметром метров двадцать. Золотистый свет исходил из его центра, похоже, от самих сокровищ. Здесь грудами были навалены монеты и украшения из блестящего желтого металла, бруски и свертки листового золота; там и сям груды отсвечивали более резким отблеском серебра или более ярким сиянием драгоценных камней.
Сокровищницу все еще отгораживал от Чапа последний барьер, что-то, что казалось хрупкой металлической оградой. Ему не было нужды пересекать этот барьер или беспокоиться по его поводу. Вместо этого он сразу посмотрел на свод высокого помещения. В сиянии сокровищ он увидел вверху семерых караульных демонов, замерших там, куда их отбросили три слова Ханна, похожих на человекоподобных летучих мышей в роскошных тонких серых халатах. Они были повернуты головами вниз, руки или передние лапы - определить было трудно свисали ниже голов. Несколько болтающихся конечностей висели почти над самой головой Чапа - такими вытянутыми были тела демонов. Неопределенной формы коготь одного из них, словно рыболовный крючок, был вонзен в шкурку маленького пушистого зверька - живую игрушку, которая непрерывно скулила и дергалась, чтобы освободиться, очень медленно истекая алой кровью. Пока Чап разглядывал демонов, те невнятно что-то забормотали, словно человек, который только что заснул и начинает похрапывать.
Содрогнувшись, он опустил глаза и шагнул вперед. Он остановился только на мгновение, дивясь такому количеству собранного воедино богатства. Затем, вытащив из кармана золотое колечко из волос Чармианы, -в его глазах оно определенно было более ярким, чем самый ценный из металлов, - он взялся за него обеими руками и протянул руки вперед. Ему совсем не хотелось расставаться с ним. Но, в конце концов, ему нужна была женщина, а не пустячок на память. Во имя их совместного будущего он должен был оставить здесь талисман; ни по какой другой причине он не расстался бы с ним теперь.
Он бросил его через ограду из невинных с виду ажурных прутьев, в сторону сваленного в кучу богатства. Вылетев из его пальцев, талисман вызвал, как показалось, искру, большую, чем любая, вызываемая трением материи о янтарь; и вместе с этой искрой невидимый, несмотря на все свое могущество, образ Чармианы в его мозгу смялся и разлетелся вдребезги, подобно разбитому зеркалу. От этого удара Чап покачнулся и сделал два шага вперед, выставив руки перед собой. Словно пробужденный лунатик, он заморгал и непроизвольно вскрикнул. Ему стало еще хуже, когда он вспомнил весь тот кошмар, который привел его сюда; магия ночного кошмара - вот что заставило его поверить своей жене...
Он крепко зажмурился, забыв на мгновение даже о дремлющих, бормочущих, ослепленных демонах над головой, пытаясь снова вспомнить лицо Чармианы. Но теперь, освободившись от могучих чар, он понял, что ее красота - не что иное, как маска, надетая врагом.
Он стоял, озадаченно глядя за ажурную ограду из прутьев. Золотистое колечко пропало, затерялось в сиянии желтого металла, сваленного там...
И теперь, когда он освободился от него, он не хотел заполучить его обратно. Ни его, ни ее саму. Она могла теперь оставаться с Тарленотом, с Ханном или с кем угодно другим. Чап понял, что его это больше не волнует.
До него дошло, что она должна была знать, что он освободится, отбросив талисман. Или она думала, что его, подобно другим мужчинам, которых она использовала, свяжет с ней одна лишь магия ее привлекательности? Нет, он никогда не пленялся ею - пока не подобрал талисман. Она должна была знать, что с этого момента он будет свободен. Свободен для чего? В чем состояли его интересы? Был ли он теперь согласен без разговоров помогать ей в борьбе против Сома?
- Только в том случае, если он погибнет здесь, вблизи от цитадели Сома и со своим ожерельем на шее. Разве ты не слышал только что, что он оставит здесь ожерелье гвардейца, когда снова отправится в путь гонцом? Валькирии не полетят дальше километра-двух от цитадели.
- Что?
- Валькирии, летающие машины Старого Мира, которые забирают павших гвардейцев к Драффуту, чтобы он их вылечил. Теперь у них мало практики.
- Что представляет собой эта гвардия Сома?
- Отборные части, состоящие из людей, в чьей преданности он уверен. -Чармиана отпустила его руку и заговорила деловым тоном: - Их около пятисот; столько же ожерелий, не больше.
Он не преминул заметить:
- Ты еще не смогла достать одно из этих замечательных ожерелий для себя?
- Я предпочитаю рассчитывать на защиту моего могучего господина Чапа; конечно, мы позаботимся, чтобы ты получил ожерелье как можно скорее.
- До сих пор ты рассчитывала на защиту могучего господина Тарленота, как я заметил. Ладно, я подожду и доберусь до него, когда он будет без ожерелья.
Чармиана снова рассмеялась, на этот раз даже еще более весело, и изогнулась в своих шелках.
- Ты об этом гонце? Нет, ты шутишь, господин. Ты должен понимать, что я попросту использовала его, и, чтобы сделать его действительно полезным, мне приходилось все время руководить им. Мои сокровенные мысли были связаны только с тобой.
- Я припоминаю, что у тебя никогда не было искренних мыслей, - угрюмо и задумчиво произнес Чап.
Теперь Чармиана была уязвлена, глаза у нее забегали по сторонам, затем жалобно уставились на него и заморгали. Кто-нибудь, кто знал ее хуже, легко мог бы ей поверить. Но он знал ее и не обманулся; однако она все еще оставалась его супругой и значила для него все. Он нахмурился, удивляясь тому, что его ничто не смущает. Должна была быть какая-то причина, и он стремился вспомнить ее, но что-то все время отвлекало его.
- Все мои мысли были о тебе, - настаивала его супруга, так много для него значившая. - Верно, когда ты приехал сегодня, я притворялась рассерженной но, конечно же, это не ввело тебя в заблуждение? Я хотела, чтобы Тарленот сразился с тобой, чтобы ты поставил его на место. Ты должен был понять это! Разве мог он когда-нибудь победить тебя, даже в самые худшие твои времена?
- Отчего же, мог, и очень легко.
Она увернулась от его вытянутой руки и вскочила на ноги.
- Как ты мог даже подумать, что я хотела причинить тебе хоть малейший вред? Если бы у тебя хватило сообразительности потребовать доказательств моих намерений, я могла бы просто указать на то, что ты находишься здесь, возвращенный к жизни, здоровью и власти. И кого ты должен благодарить за свое исцеление, если не меня?
- Очень хорошо, ты спасла меня. Но в своих собственных целях. Тебе нужно было это. - Он снова вытащил талисман из кармана. Глядя вниз на мягкую, сияющую вещицу, так невесомо лежащую на его открытой ладони, он смутно припомнил, что ощутил сомнения насчет того, чтобы поднять ее в первый раз, но не мог припомнить, почему именно. Он спросил:
- Для чего это тебе нужно?
- Спрячь это, пожалуйста. - Когда он сделал это, Чармиана снова села и сжала его руки в своих. - Я хочу воспользоваться им. Чтобы сделать тебя вице-королем в Черных горах, вместо Сома.
Он удивленно хмыкнул, не веря.
- Будь спокоен, мой господин, - заверила Чармиана. - Колдун Ханн, который заодно с нами, сделал эти покои неприступными для шпионов Сома.
- Я вошел сюда довольно незаметно.
- Но не для меня. Я хотела, чтобы ты вошел, мой добрый господин.
Ее маленькие ручки нежно сжали его пальцы.
- Ах, но как прекрасно, что ты снова сидишь рядом со мной. Ты будешь повелителем здешних верховных господ, Запранос и Драффут станут твоими вассалами, и только далекий император будет выше тебя; а я буду твоей помощницей, гордой тем, что нахожусь рядом с тобой.
Он снова недоверчиво хмыкнул.
Не смущаясь, она сжала его руку.
- Чап, ты сомневаешься, что я хотела бы быть женой вице-короля?
- В этом я не сомневаюсь.
Ее ногти оцарапали его руку.
- Или ты думаешь, что я бы предпочла видеть рядом с собой кого-нибудь менее достойного, чем ты, кого-нибудь, кто не смог бы удержать такой приз, если бы выиграл его, или не смог бы попытаться достичь еще более высокого положения? Клянусь всеми демонами, ты недооцениваешь меня, если думаешь так!
Вице-король, повелитель верховных господ...
Армия под его началом, насчитывающая десятки тысяч человек...
И рядом с ним - Чармиана, глядящая на него так, как в данную минуту. Он не мог больше сомневаться в каждом ее слове.
- Разве вице-король Сом не нуждается в тебе, чтобы сохранить свое положение и с твоей помощью добиться еще большего возвышения?
Ее глаза сверкнули гневом и решимостью.
- Мне нужен живой мужчина, а не мертвец...
Но ты прав, мой господин, Сом - ключ ко всему. Мы должны избавиться от него. - Она произнесла это очень непринужденно. - Когда мой отец был свергнут, он предоставил мне убежище, полагая, что в один прекрасный день я окажусь ему полезна; я убедила его, что ты тоже будешь полезен. Он не знает, что ты принес с собой средство свергнуть его.
Тон Чапа по-прежнему был сдержанным.
- И что же мы собираемся сделать с Мертвым Сомом? Как мы свалим его? Ее глаза, устремленные вдаль, снова решительно обратились к нему.
- Колечко, сплетенное из моих волос, должно попасть в его личную сокровищницу втайне от него. Только так его можно сделать уязвимым для...
Для определенной магии, которой мы воспользуемся против него.
- Он должен иметь защиту от таких амулетов.
- Конечно. Но Ханн говорит, тот, что находится у тебя, обладает необычайной силой.
- Ты очень много говоришь об этом колдуне, Ханне, и о том, что он говорит. Что он выигрывает, помогая тебе? - произнес Чап.
Чармиана надулась.
- Вижу, я снова вынуждена успокаивать твою беспричинную ревность. Ханну нужно только отомстить за наказание, которому Сом подверг его давным-давно. Я знаю, Ханн не производит впечатление человека, очень искусного в магии, но в своем деле он сильнее, чем были Элслуд или Зарф... - Тогда почему он не изготовил более сильный амулет, чем сделал Элслуд? - Ему показалось, что талисман жжет ему карман, словно огненное кольцо.
Чармиана нетерпеливо покачала головой.
- Я до конца не понимаю этого, но похоже, что Элслуд, желая, чтобы я обратила на него внимание, похитил прядь моих волос и сплел амулет. Однако он разбудил силы большие, чем сам понимал; амулет только внушил ему слепую преданность мне. Не думай об этом. Не надо забивать голову этими техническими подробностями магии. Все, о чем тебе следует позаботиться, -это доставить волшебное кольцо, сплетенное из моих волос, в личную сокровищницу Сома.
- Каким образом?
- Я уже далеко продвинулась в изучении обстановки и составлении планов. Но чтобы выполнить задуманное требует кто-нибудь вроде тебя, мой господин; да и кто кроме тебя может это сделать?
- Каким образом? - В его голосе все еще звучало сомнение.
Она, похоже, была готова все рассказать ему, но сперва она снова перечислила преимущества положения вице-короля. Ее мягкий голос победил Чапа, и он перешел от сомнения к вере; было возможно все, что угодно, когда его супруга шептала подобным образом.
Теперь она начала объяснять ему, что нужно сделать:
- Слушай же, мой господин. Три обстоятельства должны совпасть для того, чтобы мы нанесли удар. Во-первых, часовые, которые охраняют внешний вход в сокровищницу, должны быть верными нам людьми. Во-вторых - ты слушаешь? - не должно еще вылупиться новое поколение стоножек во второй комнате. И в-третьих, необходимо узнать заклинание, которым можно остановить демона во внутреннем хранилище.
Снова демоны. Чап перестал ее слушать. Он быстро утомлялся от потока бесконечных слов, даже если они исходили от нее, даже когда она сама была рядом. Тряхнув головой, чтобы нарушить магию слов, он потянулся к ней.
- Мой господин, подожди. Послушай меня. Это очень важно...
Но он не собирался ни ждать, ни слушать ее дальше, и с легким вздохом раздражения она позволила ему то, к чему он стремился.
На следующий день, когда Чап по-настоящему отдохнул, к нему пришли офицеры гвардии Сома, которые хотели расспросить Чапа о военном положении на Западе. Чап рассказал о слухах, ходивших по Разоренным Землям, и о том, что в них могло быть правдой. Он рассказал офицерам о своих наблюдениях за воинскими перемещениями со своего нищенского поста и обо всем том, что интересовало военных: о состоянии дорог и людских ресурсах Разоренных Земель, о чувствах и настроениях населения, об урожае. Утешительной из этих новостей была, пожалуй, только одна: силы Томаса были относительно невелики. Томасу потребовалось бы значительное подкрепление прежде, чтобы предпринять попытку атаковать эту цитадель.
Вскоре Чап уже чувствовал себя непринужденно в обществе офицеров, таких же воинов, как и он сам. Теперь он, подобно им, был одет в черный мундир, вот только у него еще не было никакого чина и, естественно, гвардейского ожерелья. Во время обсуждения солдатских баек он спросил об ожерельях. Он не мог себе представить, что можно чувствовать, вступая в битву с сознанием того, что ты можешь быть склеен снова, если тебя рассекут надвое; служило ли это стимулом или тормозом для наиболее активных действий? Не мог ли человек, который устал от битвы, позволить убить себя, чтобы отдохнуть?
Один из офицеров покачал головой и поднял вверх палец. Тот заканчивался маленьким бугорком плоти вместо ногтя.
- Лечение не такое уж безопасное или надежное. Иногда дела поворачиваются плохо даже в доме владыки Драффута. Человек, попадающий туда слишком искалеченным, вполне может выйти оттуда таким скрюченным, что не сможет ходить прямо. И те, кто слишком долго пролежал мертвым до того, как валькирии подобрали его, может навсегда остаться неразумным, точно зверюшка.
Второй офицер кивнул обезображенной шрамами головой.
- И все же, - произнес он, - думаю, ни один из нас не хотел бы расстаться со своим ожерельем.
- Вам здесь часто приходится сражаться? - поинтересовался Чап.
- Нет, с тех пор, как мы прибыли сюда и Драффут вручил нам свои ожерелья; он был здесь первым, вы ведь знаете, еще до Востока и до Запада... Мы слегка обленились - по крайней мере, те из нас, кто постоянно остается в горах. Ничего, кроме крестьянских восстаний время от времени. Но мы проводим учения. Мы справимся с этим Томасом, если он заявится сюда. Чап был приглашен посетить офицерский клуб в нижнем этаже крепости: вино, азартные игры и молоденькие крестьянские девушки. Он встал и отправился с новыми знакомцами выпить по бокалу вина; что же касается костей и женщин, то в данный момент у него не было денег, и он не мог себе представить, чтобы его потянуло к какой-нибудь другой женщине, кроме одной-единственной.
Идя главными прорытыми в скале коридорами цитадели, Чап отмечал про себя, сколько воинов ему встретилось. Он решил, что гарнизон мог насчитывать до тысячи человек, если мобилизовать всех; однако хватило бы и отборных гвардейцев, чтобы с легкостью защитить естественные укрепления этой крепости от примерно четырех тысяч человек Томаса. Несколько гвардейцев были чудовищно изуродованы старыми шрамами, оставленными ранами, после которых в обычных обстоятельствах не мог бы выжить ни один человек, однако они по-прежнему были полны энергии; вид этих вояк подтвердил слова офицера о ненадежности излечения.
Во время прогулки до офицерского клуба и обратно по комнатам и коридорам, прорубленным в скале, Чапу было на что посмотреть. В одном огромном помещении, украшенном древними лепными фигурами людей и неизвестных созданий, он, явно не привлекая ничьего внимания, наткнулся на вход в коридор, который Чармиана велела ему отыскать. Проход этот представлял собой ничем не отмеченный туннель, ведущий вниз, в глубину горы. После многих поворотов и ответвлений, если верить описанию, данному ему Чармианой, он должен был привести Чапа к личной сокровищнице Сома. Снова и снова в течение следующих дней она повторяла ему свои инструкции; к тому времени Чап перестал сомневаться в ее словах или в чем бы то ни было вообще. Потом однажды она разбудила его ночью, чтобы сказать: время пришло, все три условия совпали. Завтра он должен попытаться проникнуть в сокровищницу Сома.
Чап вошел в высокую, с лепными карнизами комнату с видом человека, спешащего по неотложному делу - что соответствовало истине. Помещение было образовано пересечением двух коридоров, и по нему все время сновало множество людей. Никто не обратил внимания на то, как Чап свернул в боковой, идущий вниз проход к сокровищнице Сома; коридор вел и к другим помещениям и в этом месте не охранялся.
Чап шел безоружным, без меча или дубинки; сегодня он не должен был убивать, не должен был оставлять следов своего пребывания здесь. Что касается оружия, то он располагал выведанными Чармианой секретами Сома, -выведанными неизвестно как, но можно было положиться на ее способность сделать это в мужском окружении. Можно было положиться и на его собственное упорство и быстроту мысли и тела; и на три магические слова; и на пакетик отравленных фруктов, совершенно невинных на вид и на вкус. Ханн продемонстрировал, что человек может есть их без всякого вреда для себя. Несколько человек вышли навстречу Чапу и разминулись с ним в туннеле, по которому он спускался. Затем дорога разветвилась, раз, другой, и теперь не было видно ни единой живой души. Ответвление, по которому было велено следовать Чапу, представляло собой узкий коридор; некоторое время он тянулся без каких-либо пересечений. Время от времени коридор сменялся пещерами, где проход превращался узенькую тропинку между расщелинами, чья глубина терялась в темноте. Солнечный свет пробивался в большие пещеры сквозь скрытые отверстия, расположенные где-то высоко над головой. Вдоль недоступных свету участков пути несколько лампадок обеспечивали слабое освещение. Не было никаких признаков, никаких свидетельств того, что в той стороне находится что-либо, имеющее особое значение.
До сих пор все было так, как предсказывала Чармиана. И теперь, в точности, как она сказала, тропа пролегла через более широкую расщелину, чем обычно, а затем снова разветвилась. Правая ветка - опять-таки, как было сказано Чапу вела в личные покои вице-короля. Левый коридор, более узкий, и был тем, по которому должен был идти Чап.
Теперь наконец появились и предупреждающие знаки. Чап не сомневался в том, что они означали, хотя и не остановился, чтобы попытаться разобрать буквы. Он не обратил внимания и на другое, более грозное предупреждение: связку мумифицированных рук, которые, вне всякого сомнения, принадлежали тем, кто висел над проходом, подобно связке высушенных овощей. Он слегка наклонил голову, проходя под ними и не желая, чтобы мертвые пальцы коснулись его волос. Его сердце застучало быстрее. Если бы в эту минуту его остановили и стали расспрашивать, ему было бы трудно убедительно доказать, что он не видел никаких предупреждений.
Последний резкий поворот, и Чап уперся в массивную, без какой-либо надписи или обозначения дверь. Она тоже оказалась такой, какой описывала ее Чармиана: настолько крепкой, что потребовался бы таран, чтобы ее высадить. Не имея меча, чтобы простучать эфесом условный сигнал, Чап воспользовался кулаками. Дверь отозвалась на его удары не больше, чем это сделал бы ствол массивного дерева, но кто-то, должно быть, прислушивался к любому, даже малейшему шуму, так как быстро последовал ответ. Смутно различимое лицо оглядело Чапа через маленькое зарешеченное отверстие. Послышался скрип решеток и звяканье цепей, и огромная дверь сдвинулась внутрь ровно настолько, чтобы он смог войти.
Он вступил в пустую, с вырубленными в скале стенами, комнатушку площадью около десяти квадратных метров. Ни стульев, ни какой бы то ни было иной мебели здесь не было; двое мужчин в ожерельях гвардейцев, часовые, не могли, таким образом, присесть, чтобы расслабиться. Прямо напротив двери, через которую вошел Чап, к стене была приставлена лестница длиной около пяти-шести метров; рядом с лестницей виднелось единственное, если не считать двери, отверстие в комнате - узкая дыра, ведущая вниз, в темноту. Толстые свечи в настенных нишах освещали караульное помещение соответствующим образом.
Один из мужчин, встретивших Чапа, достигал едва ли половины нормального роста, его ноги были уродливо коротки. Другой охранник был нормального роста и сложен пропорционально, но такого странного лица, как у него, Чапу никогда еще не доводилось видеть у живых людей: сплошной шрам, из которого, словно подкарауливая что-то, выглядывал единственный уцелевший глаз. Если верить Чармиане, этих людей привлекли на ее сторону обещания лучшего лечения, когда она придет к власти. Как только Чап вошел внутрь, эти двое закрыли и накрепко заперли огромную дверь; затем они выжидающе, но ничего не говоря, уставились на Чапа.
Он тоже не стал попусту терять время, а пересек помещение и заглянул в отверстие. В темноте он не смог ничего разглядеть.
- Где тварь? - спросил он. - Я имею в виду - в какой части этой комнаты?
Изуродованный шрамами человек нервно хмыкнул.
- Трудно сказать. У тебя есть какое-нибудь средство усыпить ее?
- Конечно. Но я бы хотел точно знать, где бросить приманку.
Они подошли и, став рядом с ним возле отверстия, принялись вглядываться вниз и прислушиваясь, переговариваясь шепотом и пытаясь определить местоположение твари. Они беспокоились о том, чтобы ему все удалось. Если бы его попытка провалилась, их участие в ней раскрылось бы, когда Чап - живой или мертвый - был бы обнаружен. Казалось, прошло много времени прежде, чем карлик поднял руку, привлекая внимание Чапа, и показал куда-то вниз. Склонившись над ямой, напрягая зрение, Чап подумал, что смутно слышит сухой топот многоногой твари.
- Да, там, там, - прошептал человек со шрамами. - Она будет позади тебя, когда ты будешь спускаться по лестнице.
Они уже держали наготове длинную лестницу - теперь Чап разглядел, что это действительно узкая и изящная лестница, оборудованная поручнями, вполне достойная того, чтобы ею мог пользоваться Сом, когда он спускался в яму пересчитать свое золото, - и теперь лестница была опущена.
Чап начал спускаться по лестнице лицом к ступеням; он спустился примерно на одну треть, прежде чем швырнул первый кусок отравленного плода. Он услышал шорох сотни ног, а затем увидал быстрое, словно у кошки, тело толщиной с брус; он не мог сказать наверняка, была ли схвачена приманка. Ханн сказал, что двух проглоченных кусочков будет достаточно, чтобы Чапу хватило времени выполнить свою задачу. Он дал своим глазам время немного привыкнуть к темноте и швырнул второй кусок приманки, и увидел, как тот был схвачен передней парой хрупких лапок и отправлен в крошечный, кажущийся безвредным рот. Прошло всего лишь мгновение, и тварь вздрогнула, неестественно выгнулась и начала корчиться. Ее сотня ног беспорядочно задергалась, она резко опрокинулась на пол и, изогнувшись, показала Чапу сотню игл, торчащих из напоминающего бич хвоста.
Чап осторожно преодолел оставшиеся ступени. Стоножка не шевелилась. Он слез с лестницы и направился к двери, ведущей на следующий, более низкий уровень; теперь он ощутил вызванную страхом сухость, комом поднимающуюся у него в горле. Он услышал, как лестница позади него начала подниматься; так и планировалось на случай, если бы, пока Чап находился внизу, пришел какой-нибудь офицер.
Он едва не наступил в темноте на раздутую темную тушу, которая слабо пошевелилась при его приближении. Об этом ему тоже говорили. Это был человек, все еще живой, который вскармливал в себе личинку стоножки. Возможно, однажды его руки присоединятся к останкам воров, висящим над проходом; а возможно, он и в самом деле когда-то был вором.
В слабом свете, просачивающемся сверху, он смог различить дорогу к следующему, более низкому уровню: обычная дверь вела к простым каменным ступеням, узким и извилистым, но достаточно доступным. То, что находилось внизу, не имело ни желания, ни случая подняться наверх, а стоножка, должно быть, слишком боялась спускаться вниз.
Чап направился вниз, вооруженный тремя словами заклинаний, которым его научил Ханн. Теперь они застряли у него в горле, словно кость, -слова, совсем не подходящие обычному человеку. Чап спускался по круговой лестнице, и перед ним все усиливался золотой отблеск.
Как было велено, Чап считал повороты лестницы и перед последним остановился - раньше, чем источник сияния мог попасть в поле его зрения.
Затем он сделал глубокий вдох и отчетливо и громко, делая паузу после каждого слова, произнес заклинание.
При первом же слове воцарилась мертвая тишина, хотя ему казалось, что и до этого было тихо как в могиле; просто все время слышалось какое-то тихое бормотание, на которое он не обращал внимания до тех пор, пока оно не пропало.
При втором слове свет в нижнем помещении потускнел, и воздух стал свежим и обычным - до этой минуты ему только казалось, что это так; время стало осязаемым, и Чап прочувствовал возраст древних камней, из которых был построен окружающий его склеп.
Третье слово вообще, казалось, навсегда зависло на его устах, но, когда он наконец выговорил его, время сразу потекло, как и должно было. Золотистый свет перед ним обрел свою обычную яркость, легкое мерцание прекратилось, и свечение стало ровным, хотя до этого ему так только казалось.
После этого Чап сошел вниз и вошел в сокровищницу Сома через ее единственный вход. Склеп был круглой формы, с высоким сводом, диаметром метров двадцать. Золотистый свет исходил из его центра, похоже, от самих сокровищ. Здесь грудами были навалены монеты и украшения из блестящего желтого металла, бруски и свертки листового золота; там и сям груды отсвечивали более резким отблеском серебра или более ярким сиянием драгоценных камней.
Сокровищницу все еще отгораживал от Чапа последний барьер, что-то, что казалось хрупкой металлической оградой. Ему не было нужды пересекать этот барьер или беспокоиться по его поводу. Вместо этого он сразу посмотрел на свод высокого помещения. В сиянии сокровищ он увидел вверху семерых караульных демонов, замерших там, куда их отбросили три слова Ханна, похожих на человекоподобных летучих мышей в роскошных тонких серых халатах. Они были повернуты головами вниз, руки или передние лапы - определить было трудно свисали ниже голов. Несколько болтающихся конечностей висели почти над самой головой Чапа - такими вытянутыми были тела демонов. Неопределенной формы коготь одного из них, словно рыболовный крючок, был вонзен в шкурку маленького пушистого зверька - живую игрушку, которая непрерывно скулила и дергалась, чтобы освободиться, очень медленно истекая алой кровью. Пока Чап разглядывал демонов, те невнятно что-то забормотали, словно человек, который только что заснул и начинает похрапывать.
Содрогнувшись, он опустил глаза и шагнул вперед. Он остановился только на мгновение, дивясь такому количеству собранного воедино богатства. Затем, вытащив из кармана золотое колечко из волос Чармианы, -в его глазах оно определенно было более ярким, чем самый ценный из металлов, - он взялся за него обеими руками и протянул руки вперед. Ему совсем не хотелось расставаться с ним. Но, в конце концов, ему нужна была женщина, а не пустячок на память. Во имя их совместного будущего он должен был оставить здесь талисман; ни по какой другой причине он не расстался бы с ним теперь.
Он бросил его через ограду из невинных с виду ажурных прутьев, в сторону сваленного в кучу богатства. Вылетев из его пальцев, талисман вызвал, как показалось, искру, большую, чем любая, вызываемая трением материи о янтарь; и вместе с этой искрой невидимый, несмотря на все свое могущество, образ Чармианы в его мозгу смялся и разлетелся вдребезги, подобно разбитому зеркалу. От этого удара Чап покачнулся и сделал два шага вперед, выставив руки перед собой. Словно пробужденный лунатик, он заморгал и непроизвольно вскрикнул. Ему стало еще хуже, когда он вспомнил весь тот кошмар, который привел его сюда; магия ночного кошмара - вот что заставило его поверить своей жене...
Он крепко зажмурился, забыв на мгновение даже о дремлющих, бормочущих, ослепленных демонах над головой, пытаясь снова вспомнить лицо Чармианы. Но теперь, освободившись от могучих чар, он понял, что ее красота - не что иное, как маска, надетая врагом.
Он стоял, озадаченно глядя за ажурную ограду из прутьев. Золотистое колечко пропало, затерялось в сиянии желтого металла, сваленного там...
И теперь, когда он освободился от него, он не хотел заполучить его обратно. Ни его, ни ее саму. Она могла теперь оставаться с Тарленотом, с Ханном или с кем угодно другим. Чап понял, что его это больше не волнует.
До него дошло, что она должна была знать, что он освободится, отбросив талисман. Или она думала, что его, подобно другим мужчинам, которых она использовала, свяжет с ней одна лишь магия ее привлекательности? Нет, он никогда не пленялся ею - пока не подобрал талисман. Она должна была знать, что с этого момента он будет свободен. Свободен для чего? В чем состояли его интересы? Был ли он теперь согласен без разговоров помогать ей в борьбе против Сома?