- Каким образом?
- Это будет означать длинный крюк, но мы можем сделать это. Пойдем дальше на юг и пересечем Доллс в твоих местах, в дельте. Будем двигаться маленькими группами, большей частью ночью, конечно. И там же, на юге, перейдем через горы. Соберемся снова где-нибудь в пустыне... - Речь Томаса замедлилась. Он почувствовал, что новая идея начала обретать очертания.
Оланта словно читала его мысли.
- Это недалеко от Оазиса.
Томас повернулся к ней.
- Оланта, сколько фермеров Оазиса захотят присоединиться к нам, учитывая опасности, которые нас ожидают?
- Сколько? Да все до единого! - Ее лицо осветилось. - Две сотни мужчин и парней или немного больше. И некоторые из женщин. Если вы сбросите захватчиков с шеи моего народа, они отправятся к Замку и будут сражаться, они последуют за вами вплоть до Черных гор, если вы захотите, и будут драться своими вилами и мотыгами.
- Они получат мечи, щиты и стрелы, если мы сможем как следует ударить по гарнизону Оазиса! - Томасу было радостно видеть, как надежда проступила на лицах этих сильных людей, которые теперь так зависели от его слов.
Упрямец из дельты был готов к спору и не упускал случая обрезать крылья мечтам Томаса.
- Эй, предположим, мы атакуем Оазис ночью. Предположим, мы победим! А что потом, на следующий день, когда из Замка прилетят кожистокрылые и увидят, что случилось? Мы будем там, в сердце пустыни; мы не сможем вернуться в болота или уйти в горы прежде, чем нас настигнет кавалерия Экумена. - В его голосе звучал сарказм. - Или, может, ты думаешь, мы можем достичь Оазиса, вырезать гарнизон и вернуться обратно, и все в течение одной ночи? - Мужчина фыркнул в знак недоверия. - Это уже было бы сделано, если бы было так просто.
- Мы теперь получили новые силы, припоминаешь? - Томас снова показал на Грозовой Камень, подвешенный в новом мешочке на боку у Оланты. - Он принесет не только молнию, но и густой покров облаков и дождь. И я собираюсь полностью использовать эти возможности.
В свою первую ночь в стенах Замка Рольф из-за огромной усталости мог только спать. Утром его сытно накормили, в обед - тоже. И утром, и в полдень приходил старый солдат, чтобы отвести его на учебный двор, где они каждый раз проводили час или два. В полдень они занимались с настоящими щитами и тренировочными мечами, а на Рольфе был гребенчатый гладиаторский шлем, чтобы он привык к доспехам.
Его кисти огрубели от работы на ферме, и он думал, что его руки тоже достаточно крепки. Но новый непривычный груз оружия, похоже, выявил новые мышцы и заставил их мучительно ныть. Наставник изматывал его Рольфа бесконечными повторениями простых ударов и парирований, отступлений и контрударов. Это была работа, которая вскоре стала рутинной; и при всем угрюмом стремлении Рольфа поразить своего противника ему не удавалось ударить этого человека, в то время как старый солдат исправлял технику Рольфа, ударяя и царапая его ребра, казалось, как и когда ему хотелось.
Словно бы их держали в секрете, практические занятия Рольфа прекращались, как только другие солдаты приходили во двор, чтобы рубить чурбаки или упражняться попарно, друг против друга. Рольфа это удивляло, но его занимали гораздо более неотложные заботы. Теперь, когда он был накормлен и отдохнул, мысль об освобождении не покидала его. Но вокруг были высокие стены, и только его мысли могли перескочить через них.
Время от времени поглядывая вверх из тренировочного двора, Рольф замечал все более активные приготовления к приближающейся свадьбе. Цветы и праздничные знамена грузовыми фургонами свозили в Замок, где из-за окружающей обстановки они сразу начинали казаться какими-то гротескными. По указанию Распорядителя Игр их развешивали на стенах, парапетах и ограждениях. Рольфу было любопытно узнать, прикроют ли цветами и обглоданные человеческие кости, висящие рядом с гнездами рептилий.
А где-то рядом с его камерой в течение всего дня звучала приятная музыка. Замок готовился к празднествам, но Рольф не замечал ни тени радости ни в одном из лиц в отличие от того, что он видел во время приготовлений к сельским свадьбам. Здесь же даже Распорядитель Игр был угрюм, словно узник.
Во время второй ночи в своей отдельной камере Рольф увидел бригаду рабочих, которые сразу после захода солнца спотыкаясь и хромая возвращались в свои темницы, откуда их вытащили рано утром. Этой ночью они были выпачканы в каменной пыли и песке, а не в речном иле - и он понял, что большинство их работало на северной стороне прохода, убирая камни с того места, где покоился Слон.
Прислонившись к стене камеры рядом с дверью, Рольф услышал, как двое надзирателей устало проковыляли мимо. Один из них сказал, что сегодняшние раскопки открыли угол двери, но работы оставалось еще на день. Нет, сказал другой. Не раньше, чем состоится свадьба. Голоса затихли. Рольф растянулся на своей постели из соломы. Конь Арднеха - Слон, который принадлежал Рольфу больше, чем кому бы то ни было, был почти освобожден. Даже приближающаяся схватка с Чапом отступила в его мыслях на второй план.
Этой же ночью вторая партия рабов отправилась на работу из темницы; рядом с ними шагала колонна солдат, таких же угрюмых, как и они. Тюремные дворики освещались факелами почти всю ночь. Рабочие и гонцы продолжали прибывать и отбывать, и даже пение не смолкало, так что раскопки, похоже, переплелись со свадебными делами. Рольфу удалось поспать, но очень мало из-за света и шума. И он снова забеспокоился - жизнь больше не казалась ему не имеющей ценности. Он не должен был умереть ради шанса зарубить Чапа - не тогда, когда Вольный Народ мог оказаться перед лицом гибели из-за недостатка информации о Слоне, информации, которую только Рольф мог сообщить.
Когда пришло утро и его снова, как обычно, вывели из камеры к баракам для тренировки, он заметил сгоревший факел среди носилок, случайно оставленных на камнях покрытия с ночи. Охранник, который сопровождал его, то ли переработал ночью, то ли перепил, то ли и то и другое, так как его глаза были прикрыты примерно столько же времени, сколько и открыты. На обратном пути Рольфу удалось наклониться и потянуть время, якобы завязывая ремешки сандалий. Когда двери его камеры захлопнулись за ним снова, у него во вспотевшей руке был маленький обломок обугленной палочки.
Ему снова принесли воду и сытную пищу. И снова старый солдат пришел забрать его для тренировки. Рольф умудрился спрятать свой уголек под рубашку. И бессознательный импульс, побудивший его поднять деревяшку, преобразовался в его голове в подобие плана.
Сегодня его инструктор принес с собой мечи, хотя и с затупленными кромками и остриями. Во время тренировки мозг Рольфа был слишком занят, чтобы продумывать план. Он начинал постигать истинность предупреждения Мевика - воинские искусства не освоишь за неделю. Не успел он подумать, что его рука приобрела некоторую уверенность, как оружие учителя снова ткнулось ему в ребра.
Но во время перерыва на обед и с наступлением ночи, когда его вновь заперли в камере, он мог спокойно подумать. Он уже сообразил, что ночью птицы безусловно должны прилетать к Замку на разведку - вероятно, каждую ночь. Он видел, что после того, как с закатом солнца рептилии поспешно возвращаются домой, над замком всегда тщательно натягиваются защитные сети. Но ничто не могло помешать птицам летать еще выше, над ними. Они всегда могли добыть немного информации благодаря своему острому зрению и сообразительности. Если бы теперь он сумел передать какое-нибудь сообщение, которое они смогли бы прочесть...
Эта ночь в стенах Замка была спокойней, чем предыдущая; похоже, что работу по раскопкам Слона в две смены запретили. Может быть, просто не хватало рабов. Этой ночью во дворе не было никаких факелов, и камера Рольфа была незаметна караульным, которые через равные промежутки времени проходили в нескольких метрах от нее. Рольф понимал, что никто не мог разглядеть крыши его камеры. Нависающий козырек скрывал ее от взглядов сверху.
Вывернув свою относительно новую рубашку наизнанку, он получил почти белую поверхность, на которой можно было писать. После короткого раздумья о том, как передать побольше информации в нескольких словах, он написал:
Я ЕЗДИЛ НА С. В ПЕЩЕРЕ
Затем он задумался о том, как передать то, что было необходимо, о мощи, которую он видел и ощутил. В конце концов он прибавил:
СПАСИТЕ ЕГО ОТ ЭКУМЕНА. РОЛЬФ
Он жирно обвел и подчеркнул буквы двумя линиями и, послюнив пальцы, втер в материю. Он свернул надпись и развернул ее снова; его сообщение, похоже, вышло достаточно стойким.
Теперь ему оставалось только выставить его на плоскую крышу камеры и постараться расправить, чтобы птицы смогли прочесть.
После небольшого раздумья он просунул руку сквозь прутья решетки у основания двери и собрал немного маленьких камешков и кусочков высушенной известки. Выбрав несколько подходящих по размерам, он сделал из них грузики, которые прикрепил к подолу рубашки. На то, чтобы безопасно сделать это, потребовалось некоторое время, но времени у Рольфа было достаточно.
Затем он свернул рубашку в виде свитка и несколько раз развернул для пробы, заставляя ее рывком быстро расстелиться на полу. Один из грузиков выпал, и его пришлось прикрепить заново, но Рольф не видел причин, чтобы его план не удался.
До этого он считал про себя, грубо отмечая интервалы между прохождением часового. Теперь Рольф подождал, пока человек пройдет еще раз, затем подошел к двери. Он просунул свернутую рубашку сквозь верхние прутья решетки, затем, держа ее за плечи, рывком заставил развернуться. Он услышал, как мелкие камешки со слабым цокотом ударились о плоскую крышу над его головой.
Оставив рубашку развернутой - как он надеялся - на крыше, Рольф отошел в самый темный угол камеры. Он так строго запрещал себе питать какую-либо надежду на успех, что, когда раздался еще один слабый стук по крыше, вскочил на ноги, убеждая себя, что этот звук должен означать, что его сигнал замечен врагом. Но ни крика, ни шагов рассерженных людей с факелами не последовало.
Он постепенно осознал, что удар по крыше был похож на звук мелкого предмета, упавшего с большой высоты. Часовой снова был рядом. Рольф заставил себя спокойно лежать на соломе, пока человек не прошагал мимо. Не успел охранник скрыться из виду, как упал новый камешек, на этот раз на брусчатку перед камерой, слабо звякнув о прутья решетки; Рольф не смог его разглядеть, но у него не оставалось сомнений по поводу происхождения этого звука. Он подскочил к двери, вытянул руку, схватил свою рубашку и подвигал ею из стороны в сторону по крыше. Затем быстро втащил надпись в камеру, оторвал камни и выбросил их наружу. Он затер свое сообщение так, чтобы надпись невозможно было прочесть, и снова надел рубашку.
У него были деятельные и внимательные друзья. Он не был забыт, не был совершенно одинок. Он плотно запахнул на себе рубашку. Только тогда до него дошло, что он дрожит не от холода и не от страха, а от торжества, которое нужно было держать при себе.
На следующий день Рольф упражнялся с таким усердием, что удостоился нескольких скупых похвал от своего инструктора. Следующей ночью Рольф не делал никаких попыток сигналить снова - это было слишком опасно, и ему нечего было сказать - но он лежал с широко открытыми глазами, прислушиваясь, до того часа, когда прошлой ночью произошел обмен сигналами.
Клик, клик, клик. Раздалось три слабых удара о крышу, разделенных равными промежутками времени. Он рывком сел, затем выждал, опершись локтем о солому. Ждала ли птица его ответа? Он подошел к двери, высунул руку наружу и трижды медленно покачал ею из стороны в сторону. Затем лег отдыхать, прислушиваясь, но никаких новых сигналов сверху не последовало.
10. БИТВА ЗА ОАЗИС
Распластавшись у вершины пологой дюны и глядя поверх ее гребня, Томас различал темное, похожее на остров, пятно Оазиса Двух Камней, раскинувшегося перед ним в лунном свете, - его ближайшая граница находилась менее чем в ста метрах от него. Ночь делала контуры огромного круга плодородной почвы расплывчатыми и придавала ему полумагический вид. И все же, поскольку Оланта просветила его на этот счет, Томас мог различить, где располагаются отдельные части селения.
Большая часть территории Оазиса была занята широким внешним кольцом обработанных полей. Захватчики, как рассказала Оланта, сперва хотели огородить весь плодородный круг, но здесь, в пустыне, были сложности со строительными материалами, и они сосредоточились на завершении внутренних работ.
Все фермерские жилища - полу-постоянные строения из деревянных остовов и натянутых шкур - теснились на одной стороне центральной площади Оазиса, а вокруг них была выстроена крепкая ограда. В этом лагере люди Оазиса могли с заходом солнца запираться на всю ночь. И как днем, так и ночью усиленные конные и пешие патрули солдат Замка прочесывали поля и тропы по периметру орошаемой земли.
Распластавшись на дюне, где лежал Томас, и на соседних с ней к западу и к востоку, в безмолвии отдыхая после тяжелого перехода, приведшего их сюда от гор, затаилось двести человек мужчин и женщин из его штурмового отряда. Оланта лежала слева от Томаса, Мевик - справа; их лица были измазаны землей для ночной атаки так, что напоминали физиономии каких-то резных меланхолических демонов.
Рядом с Мевиком лежал Лофорд, и в тишине до Томаса доносилось его легкое сопение. Волосы Оланты, развеваемые ночным ветерком, касались щеки Томаса. Она прижалась к нему, чтобы что-то прошептать, и вытянула, указывая, руку. Там, куда она показывала, в центре Оазиса, располагался укрепленный лагерь врага. Там их нужно было захватить ночью врасплох и вырезать. Два угла его высокой ограды были теперь освещены факелами. Оланта уже объяснила раньше, что ворота лагеря обычно остаются открытыми, хотя, конечно, возле них выставляют охрану.
Томас знал, что над Оазисом, неразличимые глазом человека или рептилий, теперь вились птицы. Они отмечали для него позиции вражеских патрулей; после начала атаки на птиц возлагалась обязанность не допустить, чтобы хоть один враг, двуногий или крылатый, спасся. Известие о нападении этой же ночью или даже утром переполошило бы весь Замок; Вольный Народ намеревался отдохнуть в Оазисе еще один день и одну ночь прежде, чем начать переход, который станет прологом к решающей битве за Слона. Сегодняшняя битва могла стать решающей только в том случае, если бы Вольный Народ потерпел поражение.
- Передайте снова, - прошептал Томас, повторив приказ вправо и влево. - Никакого огня. - Любое пламя наверняка привлечет внимание далекого Замка; утром прилетят рептилии, узнать, в чем дело, а после рептилий прискачет кавалерия. Экумену не потребовался бы никакой Слон, чтобы выиграть битву днем и на открытой местности.
К Томасу подполз Лофорд. Несколько минут тому назад Великий спустился с дюны, и теперь он вернулся, заняв место между Томасом и Мевиком. Колдун двигался, подумалось Томасу, тихо, как запряженный в плуг вол. Но даже он не мог поднять слишком большого шума на мягком песке, хотя теперь это и не имело особого значения.
- Я пытался и так и сяк, - мягко пророкотал Лофорд, со всего маха плюхаясь на песок рядом с ним. - Но обстоятельства не благоприятствуют магии. Думаю, обнажено слишком много клинков.
- Даже природная волна? - Томасу нужна была любая помощь, какую он мог получить, а он знал, что Лофорд имеет власть над природными волнами.
Лофорд покачал головой.
- Я мог бы поднять хорошую волну в пустыне. Но не ночью. Пустыня это прежде всего день. Солнце, жара, порывистый ветер, швыряющий пригоршни песка, - о, я мог бы постараться, чтобы доставить тебе удовольствие! Но не ночью. - Голос колдуна звучал виновато.
Томас осторожно тронул его плечо.
- Я особенно и не рассчитывал на твои силы сегодня ночью. Песчаная волна больше понадобится, чтобы заслонить нас, когда мы будем пересекать пустыню, двигаясь к Замку, днем позже. В том случае, если Грозовой Камень вызовет недостаточно сильный дождь, чтобы мы могли в нем скрыться.
- Я все думаю об этом переходе; бросать вперед Камень, чтобы все время шел дождь и притягивались молнии! Это потребует такой же отваги, как любая битва. А ты еще хочешь, чтобы и волна составила нам компанию. Ого!
- Ш-шш! - прошипел Мевик.
Очень тихим шепотом Томас добавил:
- И мне думается, что так или иначе нам больше не придется вести сражений в болоте.
Вниз безмолвно, словно призрак, спланировала тень, и на дюну рядом с Томасом опустилась птица. Гордо расправив крылья, она доложила, сколько и где вражеских патрулей. Томас торопливо принял решение и по цепочке передал приказания командирам отрядов. Одному из отрядов он приказал выдвинуться к западной оконечности Оазиса, чтобы быть готовым перехватить любого, кто попытается бежать по направлению к Замку.
- А мы в воздухе готовы, Томас, - заверила его птица. - Если рептилии рискнут взлететь, ни одна из них не спасется.
Получив приказания, длинная цепочка человеческих фигур начала рваться, люди расходились молчаливыми группами, почти невидимыми в лунном свете.
- Теперь лети, - сказал Томас птице. - Дашь мне знать, когда наши люди будут в дальнем конце Оазиса. - Нападение на вражеские патрули должно было произойти везде в одно и то же время, и одновременно с этим должны быть взяты ворота во внутренний лагерь.
Взмахнув крыльями, гонец поднялся в воздух и улетел. Теперь, если что-то и было упущено, вспоминать было слишком поздно. Томас подумал, что положение командира давало одно преимущество: у него не было времени слишком беспокоиться о собственной шкуре.
Его глаза встретились с глазами Оланты, блестевшими в лунном свете, и они некоторое время глядели друг на друга. Никто из них не нуждался в словах.
Птица вернулась раньше, чем Томас начал ожидать ее возвращения.
- Они в дальнем конце готовы. И с западной стороны тоже, Томас.
- Так. В таком случае мы тоже готовы. - Он глубоко вздохнул и оглядел остатки своих сил, которые располагались достаточно близко от него, чтобы он мог их видеть. - И мы атакуем.
Махнув рукой, он отдал приказ десятку человек, которые находились рядом с ним, напасть на ворота внутреннего лагеря. Второй такой же отряд под предводительством Мевика должен был сразу последовать за ними, чтобы быть готовым прорваться через ворота и перебить спящих захватчиков в бараках.
Внешняя граница Оазиса была отмечена рвом, который, по словам Оланты, служил для того, чтобы сдерживать натиск пустыни. Пересекая его теперь, она прошептала:
- Он почти высох. Мы должны использовать Камень, чтобы вызвать дождь, пока находимся здесь.
Перебравшись через этот наружный ров, Томас сразу повел свой отряд между рядов растений, доходящих им до колен, к центру Оазиса. Он жестом приказал своим людям рассредоточиться и сперва двигаться бегом согнувшись. Когда они преодолели несколько сот метров, он перешел на шаг и вскоре пополз между рядков растений. Где-то недалеко впереди должен был находиться патруль из восьми пеших солдат. Предполагалось, что отряды Томаса и Мевика проскользнут мимо этого патруля, предоставив его другим группам Вольного Народа, идущим чуть позади.
Томас увидел патруль, приближавшийся справа медленным шагом. Лунный свет превращал шлемы в головы призраков. Он замер, и отряд вокруг него растворился в песке и ночи.
Враги прошли мимо. Затем их предводитель неожиданно повернул в другую сторону. Приподняв голову на несколько сантиметров, Томас увидел, что теперь они идут прямо на отряд Мевика, припавший к земле. Только бы не было шума, подумал Томас, когда столкновение стало казаться неизбежным.
Командир патруля остановился, удивленно оборачиваясь. Вокруг него и его людей, словно мрачные демоны, выросли люди Мевика. Они превосходили противника числом, двенадцать против восьми, и имели преимущество внезапности, так что не удивительно, что они вырезали людей Замка без потерь со своей стороны. И все же трудно было надеяться на сохранение полной тишины; несколько вскриков раздались в ночи.
Томас напряженно замер, вглядываясь в центр Оазиса, до которого теперь было менее полукилометра. Он почувствовал на своей руке руку Оланты.
- Может, в центральном лагере и не поднимется тревога, - сказала она мягко. - Они могут подумать, что какие-то беглецы были застигнуты в поле или что патруль потревожили птицы. Иногда такое случается.
- В любой момент какой-нибудь другой патруль может поднять шум. Нам лучше поторопиться. - Он сделал Мевику знак подтягиваться ближе и получил ответный сигнал.
Короткий меч Томаса, висящий в ножнах, задевал его ноги. Он увидел, что Оланта на ходу засунула длинный нож в ножны, которые были у нее на бедре.
Теперь центральная часть Оазиса оказалась достаточно близко, чтобы можно было разглядеть детали. Стала видна ограда из заостренных кольев, образующая лагерь-тюрьму, где люди Оазиса запирались на ночь. Томас смог разглядеть силосную яму, амбары, хранилища зерна. А прямо перед ними находилась защитное ограждение захватчиков, где продолжали гореть факелы. Ворота были открыты. Не было заметно никаких деревьев; Оланта говорила, что они все пошли на бревна. Не видно было ни людей, ни рептилий.
- Давайте мы вдвоем пойдем первыми, - прошептал Томас, когда его отряд собрался вокруг него. Затем он взял Оланту за руку и пошел вместе с ней по темной тропинке, которая вела почти к самым воротам изгороди. Теперь он заметил руку и часть формы солдата, который хохотал над чем-то сразу за воротами. Он надеялся, что первые солдаты, которые увидят их с Олантой, примут их за обыкновенную парочку, пытающуюся проскользнуть внутрь после свидания.
Справа от тропинки тянулась баррикада, охватывающая дома фермеров, а слева находились высокие зернохранилища. Из-за одного из них неожиданно выступил солдат, чтобы преградить им дорогу.
Он довольно улыбнулся, заметив их замешательство.
- Ищете какую-нибудь дыру в изгороди? Надеюсь, ваше хождение в течение половины ночи стоило того, потому что... - Он уставился на руку Оланты. - А что это у тебя там?
Откуда-то из полей донесся вопль боли и страха, ослабленный и приглушенный расстоянием. Солдат разглядел длинный нож Оланты, и из его глотки вырвался такой же вопль, сам он начал вытаскивать меч; он хотел отступить назад, но клинок Томаса уже вонзился ему между ребрами.
Бросаясь к воротам ограды, Томас услышал топот двух десятков ног по тропинке за своей спиной. Выскочила пара встревоженных часовых - слишком поздно. Они успели крикнуть, но не более.
Как только ворота были взяты, Томас бросил взгляд назад. Отряд Мевика бежал по тропе всего в нескольких метрах от ворот. Томас рукой отстранил Оланту, повернулся и побежал внутрь лагеря, устремляясь к открытой двери ближайшего барака. Справа от ворот он увидел расположенные вдоль ограды конюшни, а за ними - бараки, длинные приземистые строения, достаточно большие, чтобы вместить около сотни человек. Слева были такие же конюшни и бараки, а напротив ворот располагалось еще одно длинное здание, где, знал Томас, жили офицеры. Оно же служило штабом. Весь центр лагеря представлял собой голую песчаную площадку, утрамбованную марширующими ногами. Перед штабом на флагштоке развевалось черно-бронзовое знамя Экумена. А в самом центре плаца на своего рода распятии висел человек - обнаженный мужчина, чье тело было все исполосовано бичом. Теперь человек приподнял седую голову, чтобы с трудом посмотреть на Томаса. У Томаса не было времени разглядывать жертву; он мчался прямиком к открытой двери барака.
Из нее показался человек - полуодетый и полусонный, опирающийся на меч. Он замер на месте, его глаза и рот широко раскрылись при виде Томаса, несущегося на него, - огромного, всего черного, специально для ночной атаки.
Томас, метя в середину туловища, вонзил меч почти по самую рукоятку, втолкнул мертвого внутрь барака и последовал за ним. Сразу вслед за ним сквозь узкую дверь ворвались его люди, стараясь посеять ужас и панику. Лишь несколько врагов успели схватить оружие. Томас не был искусным фехтовальщиком и знал это. Поэтому он постарался как можно лучше воспользоваться преимуществами своей силы и роста. Двумя размашистыми ударами он выбил оружие из рук своего следующего противника, а следующим отрубил ему руку почти до плеча.
Через мгновение нападающие овладели дверями и расположенной рядом с ними стойкой с оружием, откуда Томас выхватил себе щит; то, что последовало через несколько мгновений, нельзя было назвать схваткой. Людей Замка убивали прямо в их гамаках, рубили забившихся в углы, вырезали, словно мычащий скот на бойне.
Бойня еще не прекратилась, когда Томас пробрался по скользкому от крови полу обратно к дверям. К этому моменту большинство Вольного Народа было уже внутри лагеря, и перед вторым бараком разгорелась яростная схватка. Мевик был здесь, он колол длинным кинжалом и размахивал боевым топором, который был бы похож на какое-нибудь крестьянское орудие, если бы не плетеная гарда, как у меча, прикрывающая кисть.
Даже после того, как один барак был вырезан, Вольный Народ внутри укрепления все равно был в меньшинстве. Томас с криками повел свой отряд на подмогу Мевику.
Чтобы проснуться, люди во втором бараке имели всего на несколько мгновений больше, чем в первом, и это в значительной степени изменило картину боя. Эти люди только начали прорываться наружу и вступать в бой, но, когда подоспел Томас, они стали отступать обратно в барак, очевидно, в растерянности не понимая, что численное преимущество по-прежнему на их стороне. Из бойниц в бревенчатых стенах барака со свистом полетели стрелы. Барак был прочным и возведен был у самой стены высокой изгороди.
- Это будет означать длинный крюк, но мы можем сделать это. Пойдем дальше на юг и пересечем Доллс в твоих местах, в дельте. Будем двигаться маленькими группами, большей частью ночью, конечно. И там же, на юге, перейдем через горы. Соберемся снова где-нибудь в пустыне... - Речь Томаса замедлилась. Он почувствовал, что новая идея начала обретать очертания.
Оланта словно читала его мысли.
- Это недалеко от Оазиса.
Томас повернулся к ней.
- Оланта, сколько фермеров Оазиса захотят присоединиться к нам, учитывая опасности, которые нас ожидают?
- Сколько? Да все до единого! - Ее лицо осветилось. - Две сотни мужчин и парней или немного больше. И некоторые из женщин. Если вы сбросите захватчиков с шеи моего народа, они отправятся к Замку и будут сражаться, они последуют за вами вплоть до Черных гор, если вы захотите, и будут драться своими вилами и мотыгами.
- Они получат мечи, щиты и стрелы, если мы сможем как следует ударить по гарнизону Оазиса! - Томасу было радостно видеть, как надежда проступила на лицах этих сильных людей, которые теперь так зависели от его слов.
Упрямец из дельты был готов к спору и не упускал случая обрезать крылья мечтам Томаса.
- Эй, предположим, мы атакуем Оазис ночью. Предположим, мы победим! А что потом, на следующий день, когда из Замка прилетят кожистокрылые и увидят, что случилось? Мы будем там, в сердце пустыни; мы не сможем вернуться в болота или уйти в горы прежде, чем нас настигнет кавалерия Экумена. - В его голосе звучал сарказм. - Или, может, ты думаешь, мы можем достичь Оазиса, вырезать гарнизон и вернуться обратно, и все в течение одной ночи? - Мужчина фыркнул в знак недоверия. - Это уже было бы сделано, если бы было так просто.
- Мы теперь получили новые силы, припоминаешь? - Томас снова показал на Грозовой Камень, подвешенный в новом мешочке на боку у Оланты. - Он принесет не только молнию, но и густой покров облаков и дождь. И я собираюсь полностью использовать эти возможности.
В свою первую ночь в стенах Замка Рольф из-за огромной усталости мог только спать. Утром его сытно накормили, в обед - тоже. И утром, и в полдень приходил старый солдат, чтобы отвести его на учебный двор, где они каждый раз проводили час или два. В полдень они занимались с настоящими щитами и тренировочными мечами, а на Рольфе был гребенчатый гладиаторский шлем, чтобы он привык к доспехам.
Его кисти огрубели от работы на ферме, и он думал, что его руки тоже достаточно крепки. Но новый непривычный груз оружия, похоже, выявил новые мышцы и заставил их мучительно ныть. Наставник изматывал его Рольфа бесконечными повторениями простых ударов и парирований, отступлений и контрударов. Это была работа, которая вскоре стала рутинной; и при всем угрюмом стремлении Рольфа поразить своего противника ему не удавалось ударить этого человека, в то время как старый солдат исправлял технику Рольфа, ударяя и царапая его ребра, казалось, как и когда ему хотелось.
Словно бы их держали в секрете, практические занятия Рольфа прекращались, как только другие солдаты приходили во двор, чтобы рубить чурбаки или упражняться попарно, друг против друга. Рольфа это удивляло, но его занимали гораздо более неотложные заботы. Теперь, когда он был накормлен и отдохнул, мысль об освобождении не покидала его. Но вокруг были высокие стены, и только его мысли могли перескочить через них.
Время от времени поглядывая вверх из тренировочного двора, Рольф замечал все более активные приготовления к приближающейся свадьбе. Цветы и праздничные знамена грузовыми фургонами свозили в Замок, где из-за окружающей обстановки они сразу начинали казаться какими-то гротескными. По указанию Распорядителя Игр их развешивали на стенах, парапетах и ограждениях. Рольфу было любопытно узнать, прикроют ли цветами и обглоданные человеческие кости, висящие рядом с гнездами рептилий.
А где-то рядом с его камерой в течение всего дня звучала приятная музыка. Замок готовился к празднествам, но Рольф не замечал ни тени радости ни в одном из лиц в отличие от того, что он видел во время приготовлений к сельским свадьбам. Здесь же даже Распорядитель Игр был угрюм, словно узник.
Во время второй ночи в своей отдельной камере Рольф увидел бригаду рабочих, которые сразу после захода солнца спотыкаясь и хромая возвращались в свои темницы, откуда их вытащили рано утром. Этой ночью они были выпачканы в каменной пыли и песке, а не в речном иле - и он понял, что большинство их работало на северной стороне прохода, убирая камни с того места, где покоился Слон.
Прислонившись к стене камеры рядом с дверью, Рольф услышал, как двое надзирателей устало проковыляли мимо. Один из них сказал, что сегодняшние раскопки открыли угол двери, но работы оставалось еще на день. Нет, сказал другой. Не раньше, чем состоится свадьба. Голоса затихли. Рольф растянулся на своей постели из соломы. Конь Арднеха - Слон, который принадлежал Рольфу больше, чем кому бы то ни было, был почти освобожден. Даже приближающаяся схватка с Чапом отступила в его мыслях на второй план.
Этой же ночью вторая партия рабов отправилась на работу из темницы; рядом с ними шагала колонна солдат, таких же угрюмых, как и они. Тюремные дворики освещались факелами почти всю ночь. Рабочие и гонцы продолжали прибывать и отбывать, и даже пение не смолкало, так что раскопки, похоже, переплелись со свадебными делами. Рольфу удалось поспать, но очень мало из-за света и шума. И он снова забеспокоился - жизнь больше не казалась ему не имеющей ценности. Он не должен был умереть ради шанса зарубить Чапа - не тогда, когда Вольный Народ мог оказаться перед лицом гибели из-за недостатка информации о Слоне, информации, которую только Рольф мог сообщить.
Когда пришло утро и его снова, как обычно, вывели из камеры к баракам для тренировки, он заметил сгоревший факел среди носилок, случайно оставленных на камнях покрытия с ночи. Охранник, который сопровождал его, то ли переработал ночью, то ли перепил, то ли и то и другое, так как его глаза были прикрыты примерно столько же времени, сколько и открыты. На обратном пути Рольфу удалось наклониться и потянуть время, якобы завязывая ремешки сандалий. Когда двери его камеры захлопнулись за ним снова, у него во вспотевшей руке был маленький обломок обугленной палочки.
Ему снова принесли воду и сытную пищу. И снова старый солдат пришел забрать его для тренировки. Рольф умудрился спрятать свой уголек под рубашку. И бессознательный импульс, побудивший его поднять деревяшку, преобразовался в его голове в подобие плана.
Сегодня его инструктор принес с собой мечи, хотя и с затупленными кромками и остриями. Во время тренировки мозг Рольфа был слишком занят, чтобы продумывать план. Он начинал постигать истинность предупреждения Мевика - воинские искусства не освоишь за неделю. Не успел он подумать, что его рука приобрела некоторую уверенность, как оружие учителя снова ткнулось ему в ребра.
Но во время перерыва на обед и с наступлением ночи, когда его вновь заперли в камере, он мог спокойно подумать. Он уже сообразил, что ночью птицы безусловно должны прилетать к Замку на разведку - вероятно, каждую ночь. Он видел, что после того, как с закатом солнца рептилии поспешно возвращаются домой, над замком всегда тщательно натягиваются защитные сети. Но ничто не могло помешать птицам летать еще выше, над ними. Они всегда могли добыть немного информации благодаря своему острому зрению и сообразительности. Если бы теперь он сумел передать какое-нибудь сообщение, которое они смогли бы прочесть...
Эта ночь в стенах Замка была спокойней, чем предыдущая; похоже, что работу по раскопкам Слона в две смены запретили. Может быть, просто не хватало рабов. Этой ночью во дворе не было никаких факелов, и камера Рольфа была незаметна караульным, которые через равные промежутки времени проходили в нескольких метрах от нее. Рольф понимал, что никто не мог разглядеть крыши его камеры. Нависающий козырек скрывал ее от взглядов сверху.
Вывернув свою относительно новую рубашку наизнанку, он получил почти белую поверхность, на которой можно было писать. После короткого раздумья о том, как передать побольше информации в нескольких словах, он написал:
Я ЕЗДИЛ НА С. В ПЕЩЕРЕ
Затем он задумался о том, как передать то, что было необходимо, о мощи, которую он видел и ощутил. В конце концов он прибавил:
СПАСИТЕ ЕГО ОТ ЭКУМЕНА. РОЛЬФ
Он жирно обвел и подчеркнул буквы двумя линиями и, послюнив пальцы, втер в материю. Он свернул надпись и развернул ее снова; его сообщение, похоже, вышло достаточно стойким.
Теперь ему оставалось только выставить его на плоскую крышу камеры и постараться расправить, чтобы птицы смогли прочесть.
После небольшого раздумья он просунул руку сквозь прутья решетки у основания двери и собрал немного маленьких камешков и кусочков высушенной известки. Выбрав несколько подходящих по размерам, он сделал из них грузики, которые прикрепил к подолу рубашки. На то, чтобы безопасно сделать это, потребовалось некоторое время, но времени у Рольфа было достаточно.
Затем он свернул рубашку в виде свитка и несколько раз развернул для пробы, заставляя ее рывком быстро расстелиться на полу. Один из грузиков выпал, и его пришлось прикрепить заново, но Рольф не видел причин, чтобы его план не удался.
До этого он считал про себя, грубо отмечая интервалы между прохождением часового. Теперь Рольф подождал, пока человек пройдет еще раз, затем подошел к двери. Он просунул свернутую рубашку сквозь верхние прутья решетки, затем, держа ее за плечи, рывком заставил развернуться. Он услышал, как мелкие камешки со слабым цокотом ударились о плоскую крышу над его головой.
Оставив рубашку развернутой - как он надеялся - на крыше, Рольф отошел в самый темный угол камеры. Он так строго запрещал себе питать какую-либо надежду на успех, что, когда раздался еще один слабый стук по крыше, вскочил на ноги, убеждая себя, что этот звук должен означать, что его сигнал замечен врагом. Но ни крика, ни шагов рассерженных людей с факелами не последовало.
Он постепенно осознал, что удар по крыше был похож на звук мелкого предмета, упавшего с большой высоты. Часовой снова был рядом. Рольф заставил себя спокойно лежать на соломе, пока человек не прошагал мимо. Не успел охранник скрыться из виду, как упал новый камешек, на этот раз на брусчатку перед камерой, слабо звякнув о прутья решетки; Рольф не смог его разглядеть, но у него не оставалось сомнений по поводу происхождения этого звука. Он подскочил к двери, вытянул руку, схватил свою рубашку и подвигал ею из стороны в сторону по крыше. Затем быстро втащил надпись в камеру, оторвал камни и выбросил их наружу. Он затер свое сообщение так, чтобы надпись невозможно было прочесть, и снова надел рубашку.
У него были деятельные и внимательные друзья. Он не был забыт, не был совершенно одинок. Он плотно запахнул на себе рубашку. Только тогда до него дошло, что он дрожит не от холода и не от страха, а от торжества, которое нужно было держать при себе.
На следующий день Рольф упражнялся с таким усердием, что удостоился нескольких скупых похвал от своего инструктора. Следующей ночью Рольф не делал никаких попыток сигналить снова - это было слишком опасно, и ему нечего было сказать - но он лежал с широко открытыми глазами, прислушиваясь, до того часа, когда прошлой ночью произошел обмен сигналами.
Клик, клик, клик. Раздалось три слабых удара о крышу, разделенных равными промежутками времени. Он рывком сел, затем выждал, опершись локтем о солому. Ждала ли птица его ответа? Он подошел к двери, высунул руку наружу и трижды медленно покачал ею из стороны в сторону. Затем лег отдыхать, прислушиваясь, но никаких новых сигналов сверху не последовало.
10. БИТВА ЗА ОАЗИС
Распластавшись у вершины пологой дюны и глядя поверх ее гребня, Томас различал темное, похожее на остров, пятно Оазиса Двух Камней, раскинувшегося перед ним в лунном свете, - его ближайшая граница находилась менее чем в ста метрах от него. Ночь делала контуры огромного круга плодородной почвы расплывчатыми и придавала ему полумагический вид. И все же, поскольку Оланта просветила его на этот счет, Томас мог различить, где располагаются отдельные части селения.
Большая часть территории Оазиса была занята широким внешним кольцом обработанных полей. Захватчики, как рассказала Оланта, сперва хотели огородить весь плодородный круг, но здесь, в пустыне, были сложности со строительными материалами, и они сосредоточились на завершении внутренних работ.
Все фермерские жилища - полу-постоянные строения из деревянных остовов и натянутых шкур - теснились на одной стороне центральной площади Оазиса, а вокруг них была выстроена крепкая ограда. В этом лагере люди Оазиса могли с заходом солнца запираться на всю ночь. И как днем, так и ночью усиленные конные и пешие патрули солдат Замка прочесывали поля и тропы по периметру орошаемой земли.
Распластавшись на дюне, где лежал Томас, и на соседних с ней к западу и к востоку, в безмолвии отдыхая после тяжелого перехода, приведшего их сюда от гор, затаилось двести человек мужчин и женщин из его штурмового отряда. Оланта лежала слева от Томаса, Мевик - справа; их лица были измазаны землей для ночной атаки так, что напоминали физиономии каких-то резных меланхолических демонов.
Рядом с Мевиком лежал Лофорд, и в тишине до Томаса доносилось его легкое сопение. Волосы Оланты, развеваемые ночным ветерком, касались щеки Томаса. Она прижалась к нему, чтобы что-то прошептать, и вытянула, указывая, руку. Там, куда она показывала, в центре Оазиса, располагался укрепленный лагерь врага. Там их нужно было захватить ночью врасплох и вырезать. Два угла его высокой ограды были теперь освещены факелами. Оланта уже объяснила раньше, что ворота лагеря обычно остаются открытыми, хотя, конечно, возле них выставляют охрану.
Томас знал, что над Оазисом, неразличимые глазом человека или рептилий, теперь вились птицы. Они отмечали для него позиции вражеских патрулей; после начала атаки на птиц возлагалась обязанность не допустить, чтобы хоть один враг, двуногий или крылатый, спасся. Известие о нападении этой же ночью или даже утром переполошило бы весь Замок; Вольный Народ намеревался отдохнуть в Оазисе еще один день и одну ночь прежде, чем начать переход, который станет прологом к решающей битве за Слона. Сегодняшняя битва могла стать решающей только в том случае, если бы Вольный Народ потерпел поражение.
- Передайте снова, - прошептал Томас, повторив приказ вправо и влево. - Никакого огня. - Любое пламя наверняка привлечет внимание далекого Замка; утром прилетят рептилии, узнать, в чем дело, а после рептилий прискачет кавалерия. Экумену не потребовался бы никакой Слон, чтобы выиграть битву днем и на открытой местности.
К Томасу подполз Лофорд. Несколько минут тому назад Великий спустился с дюны, и теперь он вернулся, заняв место между Томасом и Мевиком. Колдун двигался, подумалось Томасу, тихо, как запряженный в плуг вол. Но даже он не мог поднять слишком большого шума на мягком песке, хотя теперь это и не имело особого значения.
- Я пытался и так и сяк, - мягко пророкотал Лофорд, со всего маха плюхаясь на песок рядом с ним. - Но обстоятельства не благоприятствуют магии. Думаю, обнажено слишком много клинков.
- Даже природная волна? - Томасу нужна была любая помощь, какую он мог получить, а он знал, что Лофорд имеет власть над природными волнами.
Лофорд покачал головой.
- Я мог бы поднять хорошую волну в пустыне. Но не ночью. Пустыня это прежде всего день. Солнце, жара, порывистый ветер, швыряющий пригоршни песка, - о, я мог бы постараться, чтобы доставить тебе удовольствие! Но не ночью. - Голос колдуна звучал виновато.
Томас осторожно тронул его плечо.
- Я особенно и не рассчитывал на твои силы сегодня ночью. Песчаная волна больше понадобится, чтобы заслонить нас, когда мы будем пересекать пустыню, двигаясь к Замку, днем позже. В том случае, если Грозовой Камень вызовет недостаточно сильный дождь, чтобы мы могли в нем скрыться.
- Я все думаю об этом переходе; бросать вперед Камень, чтобы все время шел дождь и притягивались молнии! Это потребует такой же отваги, как любая битва. А ты еще хочешь, чтобы и волна составила нам компанию. Ого!
- Ш-шш! - прошипел Мевик.
Очень тихим шепотом Томас добавил:
- И мне думается, что так или иначе нам больше не придется вести сражений в болоте.
Вниз безмолвно, словно призрак, спланировала тень, и на дюну рядом с Томасом опустилась птица. Гордо расправив крылья, она доложила, сколько и где вражеских патрулей. Томас торопливо принял решение и по цепочке передал приказания командирам отрядов. Одному из отрядов он приказал выдвинуться к западной оконечности Оазиса, чтобы быть готовым перехватить любого, кто попытается бежать по направлению к Замку.
- А мы в воздухе готовы, Томас, - заверила его птица. - Если рептилии рискнут взлететь, ни одна из них не спасется.
Получив приказания, длинная цепочка человеческих фигур начала рваться, люди расходились молчаливыми группами, почти невидимыми в лунном свете.
- Теперь лети, - сказал Томас птице. - Дашь мне знать, когда наши люди будут в дальнем конце Оазиса. - Нападение на вражеские патрули должно было произойти везде в одно и то же время, и одновременно с этим должны быть взяты ворота во внутренний лагерь.
Взмахнув крыльями, гонец поднялся в воздух и улетел. Теперь, если что-то и было упущено, вспоминать было слишком поздно. Томас подумал, что положение командира давало одно преимущество: у него не было времени слишком беспокоиться о собственной шкуре.
Его глаза встретились с глазами Оланты, блестевшими в лунном свете, и они некоторое время глядели друг на друга. Никто из них не нуждался в словах.
Птица вернулась раньше, чем Томас начал ожидать ее возвращения.
- Они в дальнем конце готовы. И с западной стороны тоже, Томас.
- Так. В таком случае мы тоже готовы. - Он глубоко вздохнул и оглядел остатки своих сил, которые располагались достаточно близко от него, чтобы он мог их видеть. - И мы атакуем.
Махнув рукой, он отдал приказ десятку человек, которые находились рядом с ним, напасть на ворота внутреннего лагеря. Второй такой же отряд под предводительством Мевика должен был сразу последовать за ними, чтобы быть готовым прорваться через ворота и перебить спящих захватчиков в бараках.
Внешняя граница Оазиса была отмечена рвом, который, по словам Оланты, служил для того, чтобы сдерживать натиск пустыни. Пересекая его теперь, она прошептала:
- Он почти высох. Мы должны использовать Камень, чтобы вызвать дождь, пока находимся здесь.
Перебравшись через этот наружный ров, Томас сразу повел свой отряд между рядов растений, доходящих им до колен, к центру Оазиса. Он жестом приказал своим людям рассредоточиться и сперва двигаться бегом согнувшись. Когда они преодолели несколько сот метров, он перешел на шаг и вскоре пополз между рядков растений. Где-то недалеко впереди должен был находиться патруль из восьми пеших солдат. Предполагалось, что отряды Томаса и Мевика проскользнут мимо этого патруля, предоставив его другим группам Вольного Народа, идущим чуть позади.
Томас увидел патруль, приближавшийся справа медленным шагом. Лунный свет превращал шлемы в головы призраков. Он замер, и отряд вокруг него растворился в песке и ночи.
Враги прошли мимо. Затем их предводитель неожиданно повернул в другую сторону. Приподняв голову на несколько сантиметров, Томас увидел, что теперь они идут прямо на отряд Мевика, припавший к земле. Только бы не было шума, подумал Томас, когда столкновение стало казаться неизбежным.
Командир патруля остановился, удивленно оборачиваясь. Вокруг него и его людей, словно мрачные демоны, выросли люди Мевика. Они превосходили противника числом, двенадцать против восьми, и имели преимущество внезапности, так что не удивительно, что они вырезали людей Замка без потерь со своей стороны. И все же трудно было надеяться на сохранение полной тишины; несколько вскриков раздались в ночи.
Томас напряженно замер, вглядываясь в центр Оазиса, до которого теперь было менее полукилометра. Он почувствовал на своей руке руку Оланты.
- Может, в центральном лагере и не поднимется тревога, - сказала она мягко. - Они могут подумать, что какие-то беглецы были застигнуты в поле или что патруль потревожили птицы. Иногда такое случается.
- В любой момент какой-нибудь другой патруль может поднять шум. Нам лучше поторопиться. - Он сделал Мевику знак подтягиваться ближе и получил ответный сигнал.
Короткий меч Томаса, висящий в ножнах, задевал его ноги. Он увидел, что Оланта на ходу засунула длинный нож в ножны, которые были у нее на бедре.
Теперь центральная часть Оазиса оказалась достаточно близко, чтобы можно было разглядеть детали. Стала видна ограда из заостренных кольев, образующая лагерь-тюрьму, где люди Оазиса запирались на ночь. Томас смог разглядеть силосную яму, амбары, хранилища зерна. А прямо перед ними находилась защитное ограждение захватчиков, где продолжали гореть факелы. Ворота были открыты. Не было заметно никаких деревьев; Оланта говорила, что они все пошли на бревна. Не видно было ни людей, ни рептилий.
- Давайте мы вдвоем пойдем первыми, - прошептал Томас, когда его отряд собрался вокруг него. Затем он взял Оланту за руку и пошел вместе с ней по темной тропинке, которая вела почти к самым воротам изгороди. Теперь он заметил руку и часть формы солдата, который хохотал над чем-то сразу за воротами. Он надеялся, что первые солдаты, которые увидят их с Олантой, примут их за обыкновенную парочку, пытающуюся проскользнуть внутрь после свидания.
Справа от тропинки тянулась баррикада, охватывающая дома фермеров, а слева находились высокие зернохранилища. Из-за одного из них неожиданно выступил солдат, чтобы преградить им дорогу.
Он довольно улыбнулся, заметив их замешательство.
- Ищете какую-нибудь дыру в изгороди? Надеюсь, ваше хождение в течение половины ночи стоило того, потому что... - Он уставился на руку Оланты. - А что это у тебя там?
Откуда-то из полей донесся вопль боли и страха, ослабленный и приглушенный расстоянием. Солдат разглядел длинный нож Оланты, и из его глотки вырвался такой же вопль, сам он начал вытаскивать меч; он хотел отступить назад, но клинок Томаса уже вонзился ему между ребрами.
Бросаясь к воротам ограды, Томас услышал топот двух десятков ног по тропинке за своей спиной. Выскочила пара встревоженных часовых - слишком поздно. Они успели крикнуть, но не более.
Как только ворота были взяты, Томас бросил взгляд назад. Отряд Мевика бежал по тропе всего в нескольких метрах от ворот. Томас рукой отстранил Оланту, повернулся и побежал внутрь лагеря, устремляясь к открытой двери ближайшего барака. Справа от ворот он увидел расположенные вдоль ограды конюшни, а за ними - бараки, длинные приземистые строения, достаточно большие, чтобы вместить около сотни человек. Слева были такие же конюшни и бараки, а напротив ворот располагалось еще одно длинное здание, где, знал Томас, жили офицеры. Оно же служило штабом. Весь центр лагеря представлял собой голую песчаную площадку, утрамбованную марширующими ногами. Перед штабом на флагштоке развевалось черно-бронзовое знамя Экумена. А в самом центре плаца на своего рода распятии висел человек - обнаженный мужчина, чье тело было все исполосовано бичом. Теперь человек приподнял седую голову, чтобы с трудом посмотреть на Томаса. У Томаса не было времени разглядывать жертву; он мчался прямиком к открытой двери барака.
Из нее показался человек - полуодетый и полусонный, опирающийся на меч. Он замер на месте, его глаза и рот широко раскрылись при виде Томаса, несущегося на него, - огромного, всего черного, специально для ночной атаки.
Томас, метя в середину туловища, вонзил меч почти по самую рукоятку, втолкнул мертвого внутрь барака и последовал за ним. Сразу вслед за ним сквозь узкую дверь ворвались его люди, стараясь посеять ужас и панику. Лишь несколько врагов успели схватить оружие. Томас не был искусным фехтовальщиком и знал это. Поэтому он постарался как можно лучше воспользоваться преимуществами своей силы и роста. Двумя размашистыми ударами он выбил оружие из рук своего следующего противника, а следующим отрубил ему руку почти до плеча.
Через мгновение нападающие овладели дверями и расположенной рядом с ними стойкой с оружием, откуда Томас выхватил себе щит; то, что последовало через несколько мгновений, нельзя было назвать схваткой. Людей Замка убивали прямо в их гамаках, рубили забившихся в углы, вырезали, словно мычащий скот на бойне.
Бойня еще не прекратилась, когда Томас пробрался по скользкому от крови полу обратно к дверям. К этому моменту большинство Вольного Народа было уже внутри лагеря, и перед вторым бараком разгорелась яростная схватка. Мевик был здесь, он колол длинным кинжалом и размахивал боевым топором, который был бы похож на какое-нибудь крестьянское орудие, если бы не плетеная гарда, как у меча, прикрывающая кисть.
Даже после того, как один барак был вырезан, Вольный Народ внутри укрепления все равно был в меньшинстве. Томас с криками повел свой отряд на подмогу Мевику.
Чтобы проснуться, люди во втором бараке имели всего на несколько мгновений больше, чем в первом, и это в значительной степени изменило картину боя. Эти люди только начали прорываться наружу и вступать в бой, но, когда подоспел Томас, они стали отступать обратно в барак, очевидно, в растерянности не понимая, что численное преимущество по-прежнему на их стороне. Из бойниц в бревенчатых стенах барака со свистом полетели стрелы. Барак был прочным и возведен был у самой стены высокой изгороди.