Страница:
-----------------------------------------------------------------------
Авт.сб. "И деревья, как всадники...". М., "Молодая гвардия", 1986.
OCR & spellcheck by HarryFan, 2 November 2000
-----------------------------------------------------------------------
1
Тюльпанов вышел из рубки и аккуратно притворил за собой дверь.
- Ну как? - Вайль кинулся к нему с нетерпением.
- Философские этюды сожрал без остатка, - объявил Тюльпанов, - а
историю крестьянских войн обглодал и выплюнул вот такую малюсенькую
косточку. - Он показал на кончик своего мизинца и устало плюхнулся в
кресло.
Вайль вздохнул. Трудно было понять, что выражал этот вздох - восхищение
или досаду.
- Чем мотивирует?
- Обычная история! - махнул рукой Тюльпанов. - То было, это было,
только слова размещены в ином порядке. И выдал сомнительную сентенцию: "От
перестановки слов смысл не меняется".
- Пробовали переубедить?
- Поди поспорь с этим ученым монстром! На каждое твое возражение он
отвечает бездной цитат. Не могу же я остаток своих дней посвятить
проверке, действительно ли Аристотель уже изрек то, до чего вполне
самостоятельно додумался спустя несколько тысяч лет наш гениальный
профессор Ляпидус.
- Кстати о Ляпидусе. Вы его видели?
- Сидит в приемной. Вид у него как у молодого отца, ожидающего в
роддоме весть о появлении на свет первенца. Представляете, как у него
вытянется физиономия, когда вы сообщите, что, по мнению Питона, он высидел
пустышку?
- Почему я?
- Должны же вы взять на себя часть неприятной работы. В конце концов, с
меня хватает общения с Питоном.
- Ну, знаете, мы так не условливались. - Вайль обиженно засопел и стал
потирать с двух сторон указательными пальцами нос, что было у него
признаком крайней досады. Тюльпанов злорадно ухмыльнулся.
- А как мы условливались: вам лавры, мне пинки? Нет уж, голубчик,
вместе сотворили это чудо, давайте вместе и выкручиваться.
- Позвольте, Платон Николаевич, - возразил Вайль, переходя на
официальный тон, - я отвечал только за техническую сторону проекта, а
программа была целиком на вашей совести. Элементарная порядочность
требует...
- Я не хуже вас, любезный Максим Максимович, знаю, чего требует
элементарная порядочность, - грубо оборвал Тюльпанов. - Но поймите, сейчас
не до раздоров, надо спасать Питона!
- От кого? - Вайль в недоумении снял очки и уставился подслеповатыми
глазами в лицо собеседника.
- Вы что, в самом деле так наивны? Гроза может разразиться с часу на
час. Все оскорбленные, униженные и разгневанные ринутся сюда, чтобы свести
счеты с обидчиком. А заодно могут поколотить нас с вами.
- Однако у нас на дворе не восемнадцатый век, наши ученые достаточно
воспитанны, чтобы не уподобляться полуграмотным луддитам.
- Возможно, до рукоприкладства не дойдет, хотя не гарантирую. Ну а
велика ли разница, если они поднимут вселенский вопль и добьются решения
прервать эксперимент? Я могу на спор назвать их неотразимые доводы: "Под
угрозой основы цивилизации!", "Судьбы культуры в лапах механического
чудовища", "Впервые со времен Гутенберга книге грозит исчезновение" и тому
подобное.
- Здравомыслящие люди... - начал было Вайль, но Тюльпанов не дал ему
слова.
- Ах оставьте, при чем тут здравый смысл?! Большинство публики не
вникает в детали наших с вами игр и принимает на веру мнение специалистов.
А сами вы разве не так поступаете в аналогичных случаях, когда дело
касается далекой от вас материи, скажем, спорта или искусства! Так что не
полагайтесь на критический разум. Общественное мнение будет на стороне
встревоженных борцов за спасение цивилизации. Никто не примет всерьез
наших уверений, что ей угрожает не Питон, а наплыв серятины. Вдобавок
инстинкт самосохранения заставит естественников и технарей прийти на
выручку своим собратьям-гуманитариям. Те ведь как рассуждают: с ними
покончат, за нас возьмутся.
- Технарям, как вы изволите нас обзывать, повторная информация не
грозит, - сказал Вайль с ударением.
- Ой ли? Поручитесь за всех своих коллег, Максим Максимович?
- Вы слишком мрачно смотрите на ситуацию. Не такие уж все дураки.
- Может быть, вы и правы: в конце концов разберутся, что к чему. Но до
того времени Питона успеют выбросить на свалку, разберут по винтику,
зароют в землю и спляшут над могилкой победный танец.
- Что же нам делать?
- А я почем знаю?
Тюльпанов откинул голову, закрыл глаза и на минуту отключился. Вайль
поморщился. Сам предельно собранный и деликатный, он терпеть не мог
бесцеремонной тюльпановской манеры обращения с людьми. Правда, они
соавторы, а значит, в некотором смысле больше, чем братья. Но отсюда не
следует, что можно позволять себе откровенное хамство. Добро бы придумал
что-нибудь...
- Вы правы, - сказал Тюльпанов, не открывая глаз, - ничего путного не
приходит в голову. То ли я устал, то ли вообще иссяк.
Вайль вздрогнул и зарделся, словно его поймали за неприличным занятием.
Тюльпанов шумно выдохнул из себя воздух, потянулся, открыл сначала один
глаз, потом другой, хитро подмигнул Вайлю, легко поднял с кресла свое
тучное тело и сказал вполне дружелюбно:
- Ладно, пойдем вместе, легче будет отбиваться. Имейте в виду, Ляпидус
- большой спорщик, забияка, и к тому ж очень высокого мнения о своих
творческих способностях.
2
Ночью Тюльпанову пришлось худо. Поначалу он долго не мог заснуть: перед
ним неотступно маячило белое, без кровинки, лицо Ляпидуса с опущенной, как
у обиженного ребенка, нижней губой. Вопреки ожиданию тот не стал спорить,
не пытался затеять скандал, когда Вайль, глядя в сторону, чуть не
извиняясь, сообщил, что в рукописи обнаружена одна сотая полезной
информации, а по инструкции для получения права на публикацию надо иметь
не менее пяти процентов. Ляпидус вообще слова не произнес, только весь
как-то обмяк, длинные руки повисли вдоль худого туловища, в глазах застыло
отчаянье. Глядя на эту безмолвную скорбь, эту трагедию внезапно утраченных
надежд, Тюльпанов даже выругал себя за Питона и сгоряча дал клятву
выпустить ему электронные кишки. Вайль перепугался, кинулся искать врача,
но Ляпидус собрался с силами, нахлобучил на лысину соломенную шляпу и так
же молча, не попрощавшись удалился.
Где-то к полуночи угрызения совести перестали терзать Тюльпанова, не
очень-то жалостливого по натуре. "Какого черта я маюсь, - подумал он, - в
конце концов, все идет как надо. Мыс Вайлем разнюнились, посочувствовали
Ляпидусу, а сочувствовать надо тем несчастным, кому пришлось бы читать его
опус, - это ведь все равно что жевать бывшую в употреблении жвачку. К тому
же бумага, печать, накладные расходы... Да при чем тут бумага! Ляпидус
своей пустопорожней стряпней отнимает у людей драгоценное время, он
злостный расхититель мозговых клеток и, значит, враг общества.
Куда хватил, - урезонил себя Тюльпанов, - так уж и враг! А кому велят
изучать творения Ляпидуса и ему подобных? Пусть себе лежат на полках и
собирают пыль... Если б так, если бы на них стояло клеймо: "Халтура!"
Напротив, скорее всего и обложка будет завлекательная, и цена сходная, а
уж по части названия и заголовков Ляпидус постарался, здесь он, надо
отдать ему должное, большой искусник. Пробежишь глазами оглавление,
схватишь без звука и, прижимая к сердцу, словно это "Три мушкетера",
побежишь домой в предвкушении встречи с прекрасным... Нет, Ляпидус
доподлинно враг, поделом ему, Питон рассудил по-справедливости..."
На том сон сморил Тюльпанова. В причудившемся кошмаре Питон, на сей раз
натуральный, как он запомнился с посещения зоопарка в детстве, легко
проглотил тощее тело Ляпидуса и потянулся к Вайлю. "Почему меня, а не
Тюльпанова? - взвизгнул тот. - Мы так не условливались!" - "Не
огорчайтесь, Максим Максимович, - сказал Питон, - дойдет и до него
очередь. Я его на десерт, как самого упитанного..." И Вайль исчез в
бездонной глотке.
У Змея был мелодичный женский голос, как у его механического тезки, -
шуточка Вайля, попросившего в свое время Катерину озвучить Питона. Где она
теперь?.. Он подсознательно попытался переключиться на более приятное
сновидение, но мелькнувший было образ жены померк, а вновь появившийся
Питон воркующим голоском возвестил, что час его настал. "Беги, спасайся!"
- застучало в голове, но Тюльпанов с ужасом обнаружил, что ноги
отказываются ему служить. Он закричал и проснулся.
В дверь кто-то отчаянно колотил. Еще ничего не соображая, Тюльпанов
сунул ноги в шлепанцы и побрел открывать. Ворвался Вайль.
- Вы что, оглохли? Я уже час звоню!
- Спал крепко, - извиняющимся тоном сказал Тюльпанов. - А что,
собственно, случилось?
- Беда, Платон, беда!
Не часто церемонный соавтор называл его по имени. По взъерошенному виду
Вайля Тюльпанов понял, что произошло нечто из ряда вон выходящее. Он
моментально сбросил остатки оцепенения и пришел в обычное для себя
состояние нагловатой решимости.
- Говорите толком... Вот, выпейте чаю, это поможет вам прийти в себя.
Что-нибудь с Питоном?
- Что ему сделается?
- Тогда с чего переполох?
- Ляпидус.
- Поднял шум? И черт с ним, как-нибудь уладим.
- Хуже, Платон, хуже.
- Да говорите же, наконец!
Вайль взял из рук Тюльпанова чашку чаю, выпил, аккуратно поставил на
стол.
- Ляпидуса больше нет, - сказал он еле слышно.
- То есть как нет?
- Умер.
Тюльпанов охнул.
- Вот уж от кого не ожидал!
- Что значит "не ожидал"? Это с каждым может случиться.
- Разумеется. Я в том смысле, что не ждал от него такой
впечатлительности. Значит, удар хватил?
- Хуже.
- Что может быть хуже?
- Подозревают, наложил на себя руки.
- Ерунда! Самоубийство! Когда почти забыли, как это называется в наше
время.
- Первый случай за последние полтора века. Какой скандал!
- Да, уж теперь они на нас набросятся всем скопом.
- Вы думаете, эксперимент закроют?
- А я вас, кажется, предупреждал.
- Закрыть невозможно. Десять лет жизни! Мой Питон - чудо техники. В
конце концов, он не отвечает за то, что в него вложили чрезмерно жесткую
программу.
Тюльпанов побагровел от негодования и собрался возразить, но тут
зазвонил телефон. Подняв трубку, он услышал прерывающийся от волнения
голос своего помощника Гутвы:
- Скорее, шеф, на выручку, они грозятся поджечь здание!
- Вы с ума сошли! - заорал Тюльпанов. - Кто они? - На другом конце уже
дали отбой. Перезванивать не имело смысла. Там сейчас паника, никто не
скажет ничего путного. Он скинул халат и начал поспешно натягивать на себя
одежду.
- Что еще стряслось? - еле выдавил побелевшими губами Вайль.
- Потом скажу... едем! - Тюльпанов схватил его за руку и потащил к
выходу.
На подъезде к лаборатории они увидели поднимавшиеся к небу клубы дыма.
Вокруг здания сгрудились пожарные машины, по уличным панелям текли струйки
черноватой пены. Никаких следов разрушения, однако, не кидалось в глаза.
Плотный круг людей обступил отчаянно жестикулировавшего Гутву. Тюльпанов,
чуть поводя мощными плечами, раздвинул толпу. Вайль, дыша ему в затылок,
прошел по образовавшемуся коридору. Гутва бросился им навстречу.
- Все в порядке, шеф, Питон жив-здоров. Сгорел флигелек с подстанцией.
Вайль облегченно вздохнул.
- Короткое замыкание?
- Если бы! - патетически воскликнул Гутва. - Злоумышленник!
- Что вы мелете! - рявкнул Тюльпанов. - Придет же такое в голову!
Начитался старинных детективов, и произошло замыкание здесь... - Тюльпанов
покрутил пальцем у виска. - Где это слыхано: злодей поджигатель в наше
просвещенное время!
- Да нет же, шеф, я абсолютно уверен... - запротестовал обиженный
Гутва.
- Вы переволновались, голубчик, - перебил Тюльпанов; Вайль собирался
что-то возразить, но тот остановил его свирепым взглядом. - Спасибо,
друзья, за подмогу. Расходитесь, мы тут сами разберемся. - И, ухватив
одной рукой Гутву, другой Вайля, поволок их в лабораторию. Едва переступив
порог, он с треском захлопнул за собой дверь и накинулся на помощника.
- Вы болван, Гутва... не обижайтесь, я гожусь вам в отцы... Несете на
публике околесицу про злоумышленников, не соображая, как это отзовется на
репутации Питона!
- Оставьте парня в покое, - вступился Вайль. - Не пойму я вас, Платон
Николаевич, сами ведь допускали возможность подобных эксцессов. Я еще
спорил с вами.
- И не отказываюсь. Но я говорил вам лично, а не публично. Неужто надо
объяснять, что в нашем положении следует всячески избегать осложнений и
уж, по крайней мере, самим на себя не наговаривать.
- Да ведь от фактов никуда не уйдешь.
- Ну, это еще бабушка надвое сказала. Надо еще доказать, что Питона
хотели спалить. Раздувать шум вокруг инцидента не в интересах зачинщиков.
Подозреваю: это дело рук Месона. Паршивец давно грозился свести счеты с
Питоном, а печальный случай с Ляпидусом послужил своего рода моральным
оправданием для авантюры.
- Первое самоубийство за полтора века, первый поджог... В голове не
укладывается, - вздохнул Вайль. - Не бросить ли нам эту затею? Право, я
начинаю колебаться. В конце концов, для Питона можно разработать другую
программу. Пусть, скажем, займется лингвистическим анализом.
- Слабость духа, интеллигентская дряблость, - отрезал Тюльпанов. - Эх,
Максим Максимович, милый мой соратник, да я вас прибью за одну мысль об
отступничестве. Мы с вами затеяли великое предприятие - очистить науку от
шелухи. Достойно ли при первом препятствии поднимать лапки кверху? Ну,
Ляпидус, ну Месон, так ведь и у нас есть сторонники.
Вайль грустно кивнул своей лохматой головой.
- Оно так, да только вы сами говорили, что общественное мнение...
- Мало ли что я говорил! Будем сидеть сложа руки, наверняка проиграем.
Надо что-то придумать.
- Понизить порог проходимости?
- Это не выход. Да и не имеем права. Пять процентов не мы с вами
устанавливали, комиссия решила. Кстати, с минуты на минуту оттуда
заявятся. Будем держаться версии короткого замыкания. А там их дело, пусть
расследуют, если есть желание. - Тюльпанов взглянул на часы. - Созывайте
народ, Гутва, - приказал он, - разберитесь с повреждением и доложите. А
вы, Максим Максимович, позаботьтесь, чтобы Питону дали пищу как обычно.
Рукописей у нас навалом.
- У меня мыслишка мелькнула, - застенчиво сказал Гутва. - Что, если мы
вне очереди верняк пропустим?
- Ну, голова! - удивился Тюльпанов и хлопнул своего юного помощника по
спине. - Беру назад болвана. Это же выход.
- Фи, - сказал Вайль, - мелкое жульничество.
- Ничего, нам важно выиграть время. А там, глядишь, бог вразумит.
Поторопимся!
3
Когда высокая комиссия во главе с известным математиком Нолли
пожаловала в лабораторию, она нашла Тюльпанова улыбающимся и самоуверенным
больше, чем когда-либо. Маленькие светло-голубые глазки, утонувшие в
складках мясистого лица, излучали приветливость и безмятежное сознание
правоты. "Глядя на него, перестанешь понимать, из-за чего переполох", -
шепнул один из членов комиссии на ухо другому. "Хитрец что-то придумал", -
прошептал тот в ответ.
Едва только все расселись, Тюльпанов захватил инициативу.
- Во избежание кривотолков хочу сразу сообщить уважаемым коллегам, что
нет никаких оснований для беспокойства. По нерадению технического
персонала воспламенился флигель с подстанцией. Ущерб пустяковый, виновника
мы найдем и накажем. Эксперимент проходит успешно, и наше с Вайлем детище,
наш славный Питон великолепно справляется с данным ему заданием -
отсеивать бесполезную повторную информацию.
- Питон? - осведомился председатель.
- Прошу прощения, - захохотал Тюльпанов, - так в своем кругу мы
по-свойски называем машину. Повторной Информации Тестирование, Отсеивание,
Нулизация.
- Положим, права нулизировать, как вы выражаетесь, Платон Николаевич,
вам никто не давал.
- Разумеется, и мы скрупулезно возвращаем авторам рукописи. Нулизация в
том смысле, что они не имеют шанса увидеть свет.
- Значит, нет оснований для беспокойства? - ехидно спросил историк
Джулиано. Он явно кипел от негодования. - А Ляпидус?!
- Что Ляпидус? - переспросил Тюльпанов.
- Не притворяйтесь, будто вы не знаете, что с ним случилось.
- Слышал. Жаль, конечно, беднягу. Впрочем, надо еще выяснить,
действительно ли он наложил на себя руки. Может быть, сдало сердечко.
Переволновался, нервишки подвели.
- Ну, знаете, это просто возмутительно! - Джулиано воздел руки и
повернулся к другим членам комиссии, призывая их разделить свой праведный
гнев. - Да вы должны чувствовать себя убийцей!
- Чепуха! - отрезал Тюльпанов, и не подумав оскорбиться. - Что ж,
по-вашему, надо печатать всякую муть, чтобы не ущемить чьего-то самолюбия?
Эдак мы планету превратим в мусорную яму.
- Спокойней, друзья, - вмешался председатель. - Мы должны трезво
разобраться в ситуации, страсти здесь не помогут. Я прошу вас, профессор,
- обратился он к Джулиано, - не делать поспешных выводов и избегать
резкостей. А вас, Платон Николаевич, не играть с нами в кошки-мышки.
Проблема весьма серьезная, давайте и обсуждать ее всерьез. Оставим пока в
стороне печальную участь Ляпидуса и пожар в лаборатории, хотя, не скрою,
последовательность этих двух событий наводит на некоторые размышления.
Обратимся к сути дела.
- Что вы имеете в виду? - спросил Вайль.
- Прежде всего, я хотел бы получить сведения за весь период
эксперимента. Ваш Питон, если я не ошибаюсь, трудится уже второй месяц.
- Ничего себе труд - пожирать человеческие мысли, - не удержался
Джулиано.
- Совершенно верно. Здесь итоговые данные.
Тюльпанов протянул председателю листок. Тот пробежал его глазами.
- Ага. Вот то, что нас интересует. Принято на обследование четыре с
лишним тысячи научных работ. Благополучно миновали пятипроцентный порог
62. Остальные забракованы.
Послышались возгласы удивления.
- Платон Николаевич, Максим Максимович, - продолжал бесстрастно Нолли,
- вам не кажется, что это, ну, скажем, слишком?
- Кажется, - признался Вайль, потирая нос.
- Нисколько! - заявил Тюльпанов, бросив на своего соавтора уничтожающий
взгляд. - Урок для плагиаторов, только и всего.
- Вы губите культуру! - завопил Джулиано, вскакивая с кресла.
- Я ее спасаю! - Тюльпанов тоже поднялся, как бы принимая вызов.
- Надеюсь, до кулачного боя у нас не дойдет, - заметил хладнокровно
Нолли. Он сделал паузу, чтобы дать время враждующим сторонам остынуть. - И
все-таки трудно поверить, что всего лишь полтора процента научные работ
заслуживают права на публикацию. Согласитесь, Платон Николаевич, тут
что-то не так.
- Признаюсь, я и сам не ожидал подобного результата. Ошеломительно.
Списывают почем зря.
- Что значит списывают! - опять занервничал Джулиано. - Историки
древности, например, по крупицам собирая новые сведения, опираются в
основном на Геродота, Тацита, Плутарха и прочих античных авторов. Это что,
по-вашему, плагиат? Нонсенс. Не можете же вы запретить исследователю
пользоваться первоисточниками.
- Вы, мой друг, - с лицемерной учтивостью возразил Тюльпанов, - не
усвоили принципа действия Питона. Машина запрограммирована на обнаружение
новой информации, и, если таковой нет в помине, она добросовестно нас
предостерегает. Это, если хотите, своего рода ОТК. На любом промышленном
предприятии есть сейчас автоматический контроль качества продукции. Не
вижу, почему наука должна быть исключением.
- Вы сами ответили на этот вопрос. Потому, что научное творчество не
имеет ничего общего с поточным производством, - вмешался молчавший до той
поры географ Легран.
- По мне, брак везде брак. Позвольте напомнить вам данные статистики.
Количество ежегодных научных публикаций в конце XX столетия удваивалось за
8-10 лет, спустя полвека - всего лишь за три года, а в наше время оно
утраивается в каждом полугодии. Эта лавина погребает под собой, вытесняет
из оборота весь накопленный в прошлом запас знаний. Она закупоривает поры
науки. Исследователи вынуждены тратить уйму сил ради хотя бы беглого
знакомства с трудами своих коллег, у них не остается времени для
собственных наблюдений и размышлений. Хуже того. Втягиваясь в круговорот
вторичной информации, они, сами того не замечая, начинают перепевать давно
открытые и даже закрытые истины, утрачивают потребность сказать новое
слово. А в итоге поступление свежих идей падает катастрофическими темпами.
Что это, как не кризис перепроизводства? И нет другого способа выйти из
него, как положиться на Питона.
Тюльпанов перевел дыхание.
- Нас не надо агитировать, Платон Николаевич, - сказал Нолли. -
Положение действительно тревожное, хотя вы несколько сгущаете краски.
Именно поэтому было дано согласие на эксперимент. Вопрос в том, не следует
ли внести коррективы в его условия. Вот мы более или менее произвольно
установили, что право на выход в свет получают работы, содержащие не менее
5 процентов новой информации. А что, если среди рукописей, забракованных
вашим Питоном, есть такая, в которой всего лишь одна свежая мысль, зато
гениальная?
Тюльпанов растерялся.
- Вы попали мне в солнечное сплетение, - признался он еле слышным
голосом. - Тут наш Питон пасует. Машина не в состоянии оценить гения. Это
выходит за пределы ее воображения.
У него опустились плечи. Подавленный вид этого беспредельно уверенного
в себе человека, терпящего поражение, взывал к сочувствию, и даже главный
его оппонент сжалился.
- Утешьтесь, и люди не всегда способны распознать гения, по крайней
мере при жизни. Меня, - продолжал Джулиано, - больше заботит другая
сторона дела. Правильна ли методика, в соответствии с которой информация
признается повторной? Известно, к примеру, что Шекспир заимствовал многие
сюжеты у Бен-Джонсона, а тот, в свою очередь, нередко брал их из хроник.
Что, если Питон на этом основании зарубит "Ричарда III"?
- Здесь совсем другое, - подал голос Вайль. - В художественной
литературе, в искусстве главное - образ, характер. За историю Орлеанской
девы брались многие, сюжет у всех был един, но Вольтер, Шиллер, Шоу,
Аннуйль - каждый открывал свою Жанну. В науке же открытие может быть
сделано только единожды.
- Мне вспоминается печальная история Брокта, - задумчиво сказал Нолли.
- Никогда не слышал, - заявил географ.
- Ее сознательно не афишировали. Был такой чудак. Вознамерившись
вернуть человечеству художественные шедевры, погребенные в лабиринте
знаний, он стал публиковать их под своей фамилией. К несчастью, плагиат
обнаружили.
- Уж не хотите ли высказать... - начал Джулиано.
- Нет, - жестко перебил Нолли, - я не собираюсь его оправдывать. Однако
благодаря Брокту многие получили возможность познакомиться с незаслуженно
забытыми произведениями. Мы с вами решаем сейчас противоположную задачу:
как избавить читающую публику от макулатуры. Скажу вам честно - я за
Питона. Но трагический конец Ляпидуса... Вправе ли мы доверять машине
судьбы людей?
- Можно подумать, что мы не делаем этого в тысяче других случаев,
начиная от каждодневной езды в транспортных средствах с автоматическим
управлением, - хмыкнул Тюльпанов, быстро обретший утраченное равновесие. -
С другой стороны, что изменилось бы, получи Ляпидус отрицательный отзыв о
своем творении не от Питона, а от авторитетного Ученого совета? Я вам
больше скажу, Питон - благодетель, он оказывает неоценимую услугу не
только обществу, но и тем авторам, чьи рукописи бракуются. Одни усвоят из
этого урока необходимость более строго относиться к своей работе, не
соваться в печать, если не можешь сказать ничего нового. Другие и вовсе
сообразят, что взялись не за свое дело, и постараются найти для себя более
подходящее занятие.
- Во всем этом есть резон, - согласился Легран. - Послушайте, друзья, а
почему бы нам не пойти по самому простому пути?
- Понизить порог проходимости! - подхватил Тюльпанов. - А заодно
утихомирить обиженных, разрешив им печатать свои опусы за собственный счет
тиражом, скажем, до 500 экземпляров.
- У них и так есть это право. Нет, - покачал головой Нолли, - уступками
и компромиссами здесь не отделаешься. Скажите, Платон Николаевич, Максим
Максимович, не могли бы мы поговорить с самим Питоном? Вдруг у него есть
своя точка зрения?
- Разумеется, - с готовностью откликнулся Тюльпанов. - Вы еще не
знаете, какую мудрую электронную голову сотворил наш Вайль.
- Советоваться с машиной... - усомнился было Джулиано, но все встали
уже с мест, и ему не осталось ничего иного, как присоединиться к коллегам.
4
Колоссальный электронный комплекс, получивший кличку Питон, целиком был
упрятан под землю. На поверхности, в двадцатиэтажном корпусе,
располагалась различная подсобная техника, в задачу которой входил
контроль за нормальной работой машины, текущий ремонт, а главное - питание
ее информацией (Тюльпанов именовал этот процесс "кормежкой") и получение
ответов на поставленные вопросы. Все нити управления сходились в рубке -
небольшой, уютно обставленной комнате, в которой не было никаких приборов;
связь с механическим мозгом включалась нажатием кнопки, смонтированной на
уголке стола.
- Кто начнет? - осведомился Тюльпанов, когда все расселись. - Мы с ним
понимаем друг друга с полуслова.
- Позвольте все-таки нам непосредственно пообщаться с вашим детищем, -
вежливо возразил Нолли.
Тюльпанов пожал плечами и дал знак, что включает связь. Он вздрогнул,
услышав знакомый женский голос: "Я к вашим услугам, друзья". Тысячи раз
приходилось Тюльпанову проделывать эту операцию, и каждый раз он мысленно
клял Вайля, который хотел сделать ему приятное, а превратил Питона в
источник, бередящий его душевную рану.
- Не знаю, как к вам обращаться? - сказал Нолли.
- Зовите Питоном, как мои постоянные партнеры, - прозвучал ответ. И
географ не удержался от смеха.
Авт.сб. "И деревья, как всадники...". М., "Молодая гвардия", 1986.
OCR & spellcheck by HarryFan, 2 November 2000
-----------------------------------------------------------------------
1
Тюльпанов вышел из рубки и аккуратно притворил за собой дверь.
- Ну как? - Вайль кинулся к нему с нетерпением.
- Философские этюды сожрал без остатка, - объявил Тюльпанов, - а
историю крестьянских войн обглодал и выплюнул вот такую малюсенькую
косточку. - Он показал на кончик своего мизинца и устало плюхнулся в
кресло.
Вайль вздохнул. Трудно было понять, что выражал этот вздох - восхищение
или досаду.
- Чем мотивирует?
- Обычная история! - махнул рукой Тюльпанов. - То было, это было,
только слова размещены в ином порядке. И выдал сомнительную сентенцию: "От
перестановки слов смысл не меняется".
- Пробовали переубедить?
- Поди поспорь с этим ученым монстром! На каждое твое возражение он
отвечает бездной цитат. Не могу же я остаток своих дней посвятить
проверке, действительно ли Аристотель уже изрек то, до чего вполне
самостоятельно додумался спустя несколько тысяч лет наш гениальный
профессор Ляпидус.
- Кстати о Ляпидусе. Вы его видели?
- Сидит в приемной. Вид у него как у молодого отца, ожидающего в
роддоме весть о появлении на свет первенца. Представляете, как у него
вытянется физиономия, когда вы сообщите, что, по мнению Питона, он высидел
пустышку?
- Почему я?
- Должны же вы взять на себя часть неприятной работы. В конце концов, с
меня хватает общения с Питоном.
- Ну, знаете, мы так не условливались. - Вайль обиженно засопел и стал
потирать с двух сторон указательными пальцами нос, что было у него
признаком крайней досады. Тюльпанов злорадно ухмыльнулся.
- А как мы условливались: вам лавры, мне пинки? Нет уж, голубчик,
вместе сотворили это чудо, давайте вместе и выкручиваться.
- Позвольте, Платон Николаевич, - возразил Вайль, переходя на
официальный тон, - я отвечал только за техническую сторону проекта, а
программа была целиком на вашей совести. Элементарная порядочность
требует...
- Я не хуже вас, любезный Максим Максимович, знаю, чего требует
элементарная порядочность, - грубо оборвал Тюльпанов. - Но поймите, сейчас
не до раздоров, надо спасать Питона!
- От кого? - Вайль в недоумении снял очки и уставился подслеповатыми
глазами в лицо собеседника.
- Вы что, в самом деле так наивны? Гроза может разразиться с часу на
час. Все оскорбленные, униженные и разгневанные ринутся сюда, чтобы свести
счеты с обидчиком. А заодно могут поколотить нас с вами.
- Однако у нас на дворе не восемнадцатый век, наши ученые достаточно
воспитанны, чтобы не уподобляться полуграмотным луддитам.
- Возможно, до рукоприкладства не дойдет, хотя не гарантирую. Ну а
велика ли разница, если они поднимут вселенский вопль и добьются решения
прервать эксперимент? Я могу на спор назвать их неотразимые доводы: "Под
угрозой основы цивилизации!", "Судьбы культуры в лапах механического
чудовища", "Впервые со времен Гутенберга книге грозит исчезновение" и тому
подобное.
- Здравомыслящие люди... - начал было Вайль, но Тюльпанов не дал ему
слова.
- Ах оставьте, при чем тут здравый смысл?! Большинство публики не
вникает в детали наших с вами игр и принимает на веру мнение специалистов.
А сами вы разве не так поступаете в аналогичных случаях, когда дело
касается далекой от вас материи, скажем, спорта или искусства! Так что не
полагайтесь на критический разум. Общественное мнение будет на стороне
встревоженных борцов за спасение цивилизации. Никто не примет всерьез
наших уверений, что ей угрожает не Питон, а наплыв серятины. Вдобавок
инстинкт самосохранения заставит естественников и технарей прийти на
выручку своим собратьям-гуманитариям. Те ведь как рассуждают: с ними
покончат, за нас возьмутся.
- Технарям, как вы изволите нас обзывать, повторная информация не
грозит, - сказал Вайль с ударением.
- Ой ли? Поручитесь за всех своих коллег, Максим Максимович?
- Вы слишком мрачно смотрите на ситуацию. Не такие уж все дураки.
- Может быть, вы и правы: в конце концов разберутся, что к чему. Но до
того времени Питона успеют выбросить на свалку, разберут по винтику,
зароют в землю и спляшут над могилкой победный танец.
- Что же нам делать?
- А я почем знаю?
Тюльпанов откинул голову, закрыл глаза и на минуту отключился. Вайль
поморщился. Сам предельно собранный и деликатный, он терпеть не мог
бесцеремонной тюльпановской манеры обращения с людьми. Правда, они
соавторы, а значит, в некотором смысле больше, чем братья. Но отсюда не
следует, что можно позволять себе откровенное хамство. Добро бы придумал
что-нибудь...
- Вы правы, - сказал Тюльпанов, не открывая глаз, - ничего путного не
приходит в голову. То ли я устал, то ли вообще иссяк.
Вайль вздрогнул и зарделся, словно его поймали за неприличным занятием.
Тюльпанов шумно выдохнул из себя воздух, потянулся, открыл сначала один
глаз, потом другой, хитро подмигнул Вайлю, легко поднял с кресла свое
тучное тело и сказал вполне дружелюбно:
- Ладно, пойдем вместе, легче будет отбиваться. Имейте в виду, Ляпидус
- большой спорщик, забияка, и к тому ж очень высокого мнения о своих
творческих способностях.
2
Ночью Тюльпанову пришлось худо. Поначалу он долго не мог заснуть: перед
ним неотступно маячило белое, без кровинки, лицо Ляпидуса с опущенной, как
у обиженного ребенка, нижней губой. Вопреки ожиданию тот не стал спорить,
не пытался затеять скандал, когда Вайль, глядя в сторону, чуть не
извиняясь, сообщил, что в рукописи обнаружена одна сотая полезной
информации, а по инструкции для получения права на публикацию надо иметь
не менее пяти процентов. Ляпидус вообще слова не произнес, только весь
как-то обмяк, длинные руки повисли вдоль худого туловища, в глазах застыло
отчаянье. Глядя на эту безмолвную скорбь, эту трагедию внезапно утраченных
надежд, Тюльпанов даже выругал себя за Питона и сгоряча дал клятву
выпустить ему электронные кишки. Вайль перепугался, кинулся искать врача,
но Ляпидус собрался с силами, нахлобучил на лысину соломенную шляпу и так
же молча, не попрощавшись удалился.
Где-то к полуночи угрызения совести перестали терзать Тюльпанова, не
очень-то жалостливого по натуре. "Какого черта я маюсь, - подумал он, - в
конце концов, все идет как надо. Мыс Вайлем разнюнились, посочувствовали
Ляпидусу, а сочувствовать надо тем несчастным, кому пришлось бы читать его
опус, - это ведь все равно что жевать бывшую в употреблении жвачку. К тому
же бумага, печать, накладные расходы... Да при чем тут бумага! Ляпидус
своей пустопорожней стряпней отнимает у людей драгоценное время, он
злостный расхититель мозговых клеток и, значит, враг общества.
Куда хватил, - урезонил себя Тюльпанов, - так уж и враг! А кому велят
изучать творения Ляпидуса и ему подобных? Пусть себе лежат на полках и
собирают пыль... Если б так, если бы на них стояло клеймо: "Халтура!"
Напротив, скорее всего и обложка будет завлекательная, и цена сходная, а
уж по части названия и заголовков Ляпидус постарался, здесь он, надо
отдать ему должное, большой искусник. Пробежишь глазами оглавление,
схватишь без звука и, прижимая к сердцу, словно это "Три мушкетера",
побежишь домой в предвкушении встречи с прекрасным... Нет, Ляпидус
доподлинно враг, поделом ему, Питон рассудил по-справедливости..."
На том сон сморил Тюльпанова. В причудившемся кошмаре Питон, на сей раз
натуральный, как он запомнился с посещения зоопарка в детстве, легко
проглотил тощее тело Ляпидуса и потянулся к Вайлю. "Почему меня, а не
Тюльпанова? - взвизгнул тот. - Мы так не условливались!" - "Не
огорчайтесь, Максим Максимович, - сказал Питон, - дойдет и до него
очередь. Я его на десерт, как самого упитанного..." И Вайль исчез в
бездонной глотке.
У Змея был мелодичный женский голос, как у его механического тезки, -
шуточка Вайля, попросившего в свое время Катерину озвучить Питона. Где она
теперь?.. Он подсознательно попытался переключиться на более приятное
сновидение, но мелькнувший было образ жены померк, а вновь появившийся
Питон воркующим голоском возвестил, что час его настал. "Беги, спасайся!"
- застучало в голове, но Тюльпанов с ужасом обнаружил, что ноги
отказываются ему служить. Он закричал и проснулся.
В дверь кто-то отчаянно колотил. Еще ничего не соображая, Тюльпанов
сунул ноги в шлепанцы и побрел открывать. Ворвался Вайль.
- Вы что, оглохли? Я уже час звоню!
- Спал крепко, - извиняющимся тоном сказал Тюльпанов. - А что,
собственно, случилось?
- Беда, Платон, беда!
Не часто церемонный соавтор называл его по имени. По взъерошенному виду
Вайля Тюльпанов понял, что произошло нечто из ряда вон выходящее. Он
моментально сбросил остатки оцепенения и пришел в обычное для себя
состояние нагловатой решимости.
- Говорите толком... Вот, выпейте чаю, это поможет вам прийти в себя.
Что-нибудь с Питоном?
- Что ему сделается?
- Тогда с чего переполох?
- Ляпидус.
- Поднял шум? И черт с ним, как-нибудь уладим.
- Хуже, Платон, хуже.
- Да говорите же, наконец!
Вайль взял из рук Тюльпанова чашку чаю, выпил, аккуратно поставил на
стол.
- Ляпидуса больше нет, - сказал он еле слышно.
- То есть как нет?
- Умер.
Тюльпанов охнул.
- Вот уж от кого не ожидал!
- Что значит "не ожидал"? Это с каждым может случиться.
- Разумеется. Я в том смысле, что не ждал от него такой
впечатлительности. Значит, удар хватил?
- Хуже.
- Что может быть хуже?
- Подозревают, наложил на себя руки.
- Ерунда! Самоубийство! Когда почти забыли, как это называется в наше
время.
- Первый случай за последние полтора века. Какой скандал!
- Да, уж теперь они на нас набросятся всем скопом.
- Вы думаете, эксперимент закроют?
- А я вас, кажется, предупреждал.
- Закрыть невозможно. Десять лет жизни! Мой Питон - чудо техники. В
конце концов, он не отвечает за то, что в него вложили чрезмерно жесткую
программу.
Тюльпанов побагровел от негодования и собрался возразить, но тут
зазвонил телефон. Подняв трубку, он услышал прерывающийся от волнения
голос своего помощника Гутвы:
- Скорее, шеф, на выручку, они грозятся поджечь здание!
- Вы с ума сошли! - заорал Тюльпанов. - Кто они? - На другом конце уже
дали отбой. Перезванивать не имело смысла. Там сейчас паника, никто не
скажет ничего путного. Он скинул халат и начал поспешно натягивать на себя
одежду.
- Что еще стряслось? - еле выдавил побелевшими губами Вайль.
- Потом скажу... едем! - Тюльпанов схватил его за руку и потащил к
выходу.
На подъезде к лаборатории они увидели поднимавшиеся к небу клубы дыма.
Вокруг здания сгрудились пожарные машины, по уличным панелям текли струйки
черноватой пены. Никаких следов разрушения, однако, не кидалось в глаза.
Плотный круг людей обступил отчаянно жестикулировавшего Гутву. Тюльпанов,
чуть поводя мощными плечами, раздвинул толпу. Вайль, дыша ему в затылок,
прошел по образовавшемуся коридору. Гутва бросился им навстречу.
- Все в порядке, шеф, Питон жив-здоров. Сгорел флигелек с подстанцией.
Вайль облегченно вздохнул.
- Короткое замыкание?
- Если бы! - патетически воскликнул Гутва. - Злоумышленник!
- Что вы мелете! - рявкнул Тюльпанов. - Придет же такое в голову!
Начитался старинных детективов, и произошло замыкание здесь... - Тюльпанов
покрутил пальцем у виска. - Где это слыхано: злодей поджигатель в наше
просвещенное время!
- Да нет же, шеф, я абсолютно уверен... - запротестовал обиженный
Гутва.
- Вы переволновались, голубчик, - перебил Тюльпанов; Вайль собирался
что-то возразить, но тот остановил его свирепым взглядом. - Спасибо,
друзья, за подмогу. Расходитесь, мы тут сами разберемся. - И, ухватив
одной рукой Гутву, другой Вайля, поволок их в лабораторию. Едва переступив
порог, он с треском захлопнул за собой дверь и накинулся на помощника.
- Вы болван, Гутва... не обижайтесь, я гожусь вам в отцы... Несете на
публике околесицу про злоумышленников, не соображая, как это отзовется на
репутации Питона!
- Оставьте парня в покое, - вступился Вайль. - Не пойму я вас, Платон
Николаевич, сами ведь допускали возможность подобных эксцессов. Я еще
спорил с вами.
- И не отказываюсь. Но я говорил вам лично, а не публично. Неужто надо
объяснять, что в нашем положении следует всячески избегать осложнений и
уж, по крайней мере, самим на себя не наговаривать.
- Да ведь от фактов никуда не уйдешь.
- Ну, это еще бабушка надвое сказала. Надо еще доказать, что Питона
хотели спалить. Раздувать шум вокруг инцидента не в интересах зачинщиков.
Подозреваю: это дело рук Месона. Паршивец давно грозился свести счеты с
Питоном, а печальный случай с Ляпидусом послужил своего рода моральным
оправданием для авантюры.
- Первое самоубийство за полтора века, первый поджог... В голове не
укладывается, - вздохнул Вайль. - Не бросить ли нам эту затею? Право, я
начинаю колебаться. В конце концов, для Питона можно разработать другую
программу. Пусть, скажем, займется лингвистическим анализом.
- Слабость духа, интеллигентская дряблость, - отрезал Тюльпанов. - Эх,
Максим Максимович, милый мой соратник, да я вас прибью за одну мысль об
отступничестве. Мы с вами затеяли великое предприятие - очистить науку от
шелухи. Достойно ли при первом препятствии поднимать лапки кверху? Ну,
Ляпидус, ну Месон, так ведь и у нас есть сторонники.
Вайль грустно кивнул своей лохматой головой.
- Оно так, да только вы сами говорили, что общественное мнение...
- Мало ли что я говорил! Будем сидеть сложа руки, наверняка проиграем.
Надо что-то придумать.
- Понизить порог проходимости?
- Это не выход. Да и не имеем права. Пять процентов не мы с вами
устанавливали, комиссия решила. Кстати, с минуты на минуту оттуда
заявятся. Будем держаться версии короткого замыкания. А там их дело, пусть
расследуют, если есть желание. - Тюльпанов взглянул на часы. - Созывайте
народ, Гутва, - приказал он, - разберитесь с повреждением и доложите. А
вы, Максим Максимович, позаботьтесь, чтобы Питону дали пищу как обычно.
Рукописей у нас навалом.
- У меня мыслишка мелькнула, - застенчиво сказал Гутва. - Что, если мы
вне очереди верняк пропустим?
- Ну, голова! - удивился Тюльпанов и хлопнул своего юного помощника по
спине. - Беру назад болвана. Это же выход.
- Фи, - сказал Вайль, - мелкое жульничество.
- Ничего, нам важно выиграть время. А там, глядишь, бог вразумит.
Поторопимся!
3
Когда высокая комиссия во главе с известным математиком Нолли
пожаловала в лабораторию, она нашла Тюльпанова улыбающимся и самоуверенным
больше, чем когда-либо. Маленькие светло-голубые глазки, утонувшие в
складках мясистого лица, излучали приветливость и безмятежное сознание
правоты. "Глядя на него, перестанешь понимать, из-за чего переполох", -
шепнул один из членов комиссии на ухо другому. "Хитрец что-то придумал", -
прошептал тот в ответ.
Едва только все расселись, Тюльпанов захватил инициативу.
- Во избежание кривотолков хочу сразу сообщить уважаемым коллегам, что
нет никаких оснований для беспокойства. По нерадению технического
персонала воспламенился флигель с подстанцией. Ущерб пустяковый, виновника
мы найдем и накажем. Эксперимент проходит успешно, и наше с Вайлем детище,
наш славный Питон великолепно справляется с данным ему заданием -
отсеивать бесполезную повторную информацию.
- Питон? - осведомился председатель.
- Прошу прощения, - захохотал Тюльпанов, - так в своем кругу мы
по-свойски называем машину. Повторной Информации Тестирование, Отсеивание,
Нулизация.
- Положим, права нулизировать, как вы выражаетесь, Платон Николаевич,
вам никто не давал.
- Разумеется, и мы скрупулезно возвращаем авторам рукописи. Нулизация в
том смысле, что они не имеют шанса увидеть свет.
- Значит, нет оснований для беспокойства? - ехидно спросил историк
Джулиано. Он явно кипел от негодования. - А Ляпидус?!
- Что Ляпидус? - переспросил Тюльпанов.
- Не притворяйтесь, будто вы не знаете, что с ним случилось.
- Слышал. Жаль, конечно, беднягу. Впрочем, надо еще выяснить,
действительно ли он наложил на себя руки. Может быть, сдало сердечко.
Переволновался, нервишки подвели.
- Ну, знаете, это просто возмутительно! - Джулиано воздел руки и
повернулся к другим членам комиссии, призывая их разделить свой праведный
гнев. - Да вы должны чувствовать себя убийцей!
- Чепуха! - отрезал Тюльпанов, и не подумав оскорбиться. - Что ж,
по-вашему, надо печатать всякую муть, чтобы не ущемить чьего-то самолюбия?
Эдак мы планету превратим в мусорную яму.
- Спокойней, друзья, - вмешался председатель. - Мы должны трезво
разобраться в ситуации, страсти здесь не помогут. Я прошу вас, профессор,
- обратился он к Джулиано, - не делать поспешных выводов и избегать
резкостей. А вас, Платон Николаевич, не играть с нами в кошки-мышки.
Проблема весьма серьезная, давайте и обсуждать ее всерьез. Оставим пока в
стороне печальную участь Ляпидуса и пожар в лаборатории, хотя, не скрою,
последовательность этих двух событий наводит на некоторые размышления.
Обратимся к сути дела.
- Что вы имеете в виду? - спросил Вайль.
- Прежде всего, я хотел бы получить сведения за весь период
эксперимента. Ваш Питон, если я не ошибаюсь, трудится уже второй месяц.
- Ничего себе труд - пожирать человеческие мысли, - не удержался
Джулиано.
- Совершенно верно. Здесь итоговые данные.
Тюльпанов протянул председателю листок. Тот пробежал его глазами.
- Ага. Вот то, что нас интересует. Принято на обследование четыре с
лишним тысячи научных работ. Благополучно миновали пятипроцентный порог
62. Остальные забракованы.
Послышались возгласы удивления.
- Платон Николаевич, Максим Максимович, - продолжал бесстрастно Нолли,
- вам не кажется, что это, ну, скажем, слишком?
- Кажется, - признался Вайль, потирая нос.
- Нисколько! - заявил Тюльпанов, бросив на своего соавтора уничтожающий
взгляд. - Урок для плагиаторов, только и всего.
- Вы губите культуру! - завопил Джулиано, вскакивая с кресла.
- Я ее спасаю! - Тюльпанов тоже поднялся, как бы принимая вызов.
- Надеюсь, до кулачного боя у нас не дойдет, - заметил хладнокровно
Нолли. Он сделал паузу, чтобы дать время враждующим сторонам остынуть. - И
все-таки трудно поверить, что всего лишь полтора процента научные работ
заслуживают права на публикацию. Согласитесь, Платон Николаевич, тут
что-то не так.
- Признаюсь, я и сам не ожидал подобного результата. Ошеломительно.
Списывают почем зря.
- Что значит списывают! - опять занервничал Джулиано. - Историки
древности, например, по крупицам собирая новые сведения, опираются в
основном на Геродота, Тацита, Плутарха и прочих античных авторов. Это что,
по-вашему, плагиат? Нонсенс. Не можете же вы запретить исследователю
пользоваться первоисточниками.
- Вы, мой друг, - с лицемерной учтивостью возразил Тюльпанов, - не
усвоили принципа действия Питона. Машина запрограммирована на обнаружение
новой информации, и, если таковой нет в помине, она добросовестно нас
предостерегает. Это, если хотите, своего рода ОТК. На любом промышленном
предприятии есть сейчас автоматический контроль качества продукции. Не
вижу, почему наука должна быть исключением.
- Вы сами ответили на этот вопрос. Потому, что научное творчество не
имеет ничего общего с поточным производством, - вмешался молчавший до той
поры географ Легран.
- По мне, брак везде брак. Позвольте напомнить вам данные статистики.
Количество ежегодных научных публикаций в конце XX столетия удваивалось за
8-10 лет, спустя полвека - всего лишь за три года, а в наше время оно
утраивается в каждом полугодии. Эта лавина погребает под собой, вытесняет
из оборота весь накопленный в прошлом запас знаний. Она закупоривает поры
науки. Исследователи вынуждены тратить уйму сил ради хотя бы беглого
знакомства с трудами своих коллег, у них не остается времени для
собственных наблюдений и размышлений. Хуже того. Втягиваясь в круговорот
вторичной информации, они, сами того не замечая, начинают перепевать давно
открытые и даже закрытые истины, утрачивают потребность сказать новое
слово. А в итоге поступление свежих идей падает катастрофическими темпами.
Что это, как не кризис перепроизводства? И нет другого способа выйти из
него, как положиться на Питона.
Тюльпанов перевел дыхание.
- Нас не надо агитировать, Платон Николаевич, - сказал Нолли. -
Положение действительно тревожное, хотя вы несколько сгущаете краски.
Именно поэтому было дано согласие на эксперимент. Вопрос в том, не следует
ли внести коррективы в его условия. Вот мы более или менее произвольно
установили, что право на выход в свет получают работы, содержащие не менее
5 процентов новой информации. А что, если среди рукописей, забракованных
вашим Питоном, есть такая, в которой всего лишь одна свежая мысль, зато
гениальная?
Тюльпанов растерялся.
- Вы попали мне в солнечное сплетение, - признался он еле слышным
голосом. - Тут наш Питон пасует. Машина не в состоянии оценить гения. Это
выходит за пределы ее воображения.
У него опустились плечи. Подавленный вид этого беспредельно уверенного
в себе человека, терпящего поражение, взывал к сочувствию, и даже главный
его оппонент сжалился.
- Утешьтесь, и люди не всегда способны распознать гения, по крайней
мере при жизни. Меня, - продолжал Джулиано, - больше заботит другая
сторона дела. Правильна ли методика, в соответствии с которой информация
признается повторной? Известно, к примеру, что Шекспир заимствовал многие
сюжеты у Бен-Джонсона, а тот, в свою очередь, нередко брал их из хроник.
Что, если Питон на этом основании зарубит "Ричарда III"?
- Здесь совсем другое, - подал голос Вайль. - В художественной
литературе, в искусстве главное - образ, характер. За историю Орлеанской
девы брались многие, сюжет у всех был един, но Вольтер, Шиллер, Шоу,
Аннуйль - каждый открывал свою Жанну. В науке же открытие может быть
сделано только единожды.
- Мне вспоминается печальная история Брокта, - задумчиво сказал Нолли.
- Никогда не слышал, - заявил географ.
- Ее сознательно не афишировали. Был такой чудак. Вознамерившись
вернуть человечеству художественные шедевры, погребенные в лабиринте
знаний, он стал публиковать их под своей фамилией. К несчастью, плагиат
обнаружили.
- Уж не хотите ли высказать... - начал Джулиано.
- Нет, - жестко перебил Нолли, - я не собираюсь его оправдывать. Однако
благодаря Брокту многие получили возможность познакомиться с незаслуженно
забытыми произведениями. Мы с вами решаем сейчас противоположную задачу:
как избавить читающую публику от макулатуры. Скажу вам честно - я за
Питона. Но трагический конец Ляпидуса... Вправе ли мы доверять машине
судьбы людей?
- Можно подумать, что мы не делаем этого в тысяче других случаев,
начиная от каждодневной езды в транспортных средствах с автоматическим
управлением, - хмыкнул Тюльпанов, быстро обретший утраченное равновесие. -
С другой стороны, что изменилось бы, получи Ляпидус отрицательный отзыв о
своем творении не от Питона, а от авторитетного Ученого совета? Я вам
больше скажу, Питон - благодетель, он оказывает неоценимую услугу не
только обществу, но и тем авторам, чьи рукописи бракуются. Одни усвоят из
этого урока необходимость более строго относиться к своей работе, не
соваться в печать, если не можешь сказать ничего нового. Другие и вовсе
сообразят, что взялись не за свое дело, и постараются найти для себя более
подходящее занятие.
- Во всем этом есть резон, - согласился Легран. - Послушайте, друзья, а
почему бы нам не пойти по самому простому пути?
- Понизить порог проходимости! - подхватил Тюльпанов. - А заодно
утихомирить обиженных, разрешив им печатать свои опусы за собственный счет
тиражом, скажем, до 500 экземпляров.
- У них и так есть это право. Нет, - покачал головой Нолли, - уступками
и компромиссами здесь не отделаешься. Скажите, Платон Николаевич, Максим
Максимович, не могли бы мы поговорить с самим Питоном? Вдруг у него есть
своя точка зрения?
- Разумеется, - с готовностью откликнулся Тюльпанов. - Вы еще не
знаете, какую мудрую электронную голову сотворил наш Вайль.
- Советоваться с машиной... - усомнился было Джулиано, но все встали
уже с мест, и ему не осталось ничего иного, как присоединиться к коллегам.
4
Колоссальный электронный комплекс, получивший кличку Питон, целиком был
упрятан под землю. На поверхности, в двадцатиэтажном корпусе,
располагалась различная подсобная техника, в задачу которой входил
контроль за нормальной работой машины, текущий ремонт, а главное - питание
ее информацией (Тюльпанов именовал этот процесс "кормежкой") и получение
ответов на поставленные вопросы. Все нити управления сходились в рубке -
небольшой, уютно обставленной комнате, в которой не было никаких приборов;
связь с механическим мозгом включалась нажатием кнопки, смонтированной на
уголке стола.
- Кто начнет? - осведомился Тюльпанов, когда все расселись. - Мы с ним
понимаем друг друга с полуслова.
- Позвольте все-таки нам непосредственно пообщаться с вашим детищем, -
вежливо возразил Нолли.
Тюльпанов пожал плечами и дал знак, что включает связь. Он вздрогнул,
услышав знакомый женский голос: "Я к вашим услугам, друзья". Тысячи раз
приходилось Тюльпанову проделывать эту операцию, и каждый раз он мысленно
клял Вайля, который хотел сделать ему приятное, а превратил Питона в
источник, бередящий его душевную рану.
- Не знаю, как к вам обращаться? - сказал Нолли.
- Зовите Питоном, как мои постоянные партнеры, - прозвучал ответ. И
географ не удержался от смеха.