Шахов Андрей. Как привыкнуть к Рождеству

   - Может, ей другого не хватает? - спрашивая, Зинаида Антоновна поймала себя на мысли, что разговор этот повторяется, наверное, в тридцатый раз.
   - Да брось ты! Думаешь с голландцем она от большой любви связалась? Шикарно жить хочет, мерзавка! И чтоб от меня не зависеть.
   Зинаида Антоновна начала сердиться.
   - Почему ты кругом только злой умысел видишь?
   - А то ты не знаешь, что человек человеку - волк?
   - И собственная дочь?
   Елена Антоновна отвела глаза.
   "Как мне надоело всех успокаивать, уговаривать, обнадеживать, мирить! Зинаида Антоновна прерывисто вздохнула. - Почему обо мне никто не думает?" Она прислонилась к холодильнику, вытянула уставшие за день ноги. Да что ноги - ныло все тело. В последние годы ее без конца бросало то в жар, то в холод, мучила бессонница, сводило судорогой игры - десятилетия работы на износ ни для кого не проходят бесследно.
   Зина начала вкалывать еще до школы: стирала, мыла посуду, помогала с уборкой, нянчила Ваню. Потом, когда пошла в школу, по ночам делала еще и уроки. Только подрос братишка, родители произвели на свет Лену - пришлось нянчиться с ней.
   В поисках лучшей доли еще девчонкой Зина уехала на Урал, а потом и вовсе в Сибирь. Надежды на счастье не очень-то оправдались, но о родных она все равно не забывала: вкалывая до упаду и в дождь, и в снег, и в жару, отказывая себе в обновках и никогда не наедаясь досыта, регулярно отсылала домой переводы. Чтоб хоть Ваня и Лена не голодали, как она, выучились и стали большими людьми. Откуда ей было знать, что большую часть оторванных от сердца копеек пропьет мерзавец Ванька?
   Зина долго не выходила замуж - все выбирала. Но ближе к тридцати вдруг поняла, что рискует остаться старой девой и выскочила чуть ли не за первого встречного. Муженек достался - поискать таких: дикий, дремучий, пьющий не слишком часто, но всегда до поросячьего визга и постоянно охочий до шлюх. "Ничего, - думала Зина. - Переломлю!" Устроилась на работу дворником, получила от ЖЭУ однокомнатную "хрущевку", родила Павлика и впряглась: одной рукой нянчила сынишку, другой - готовила, стирала и убирала квартиру, содержала в идеальной чистоте вверенную ей территорию, бегала по магазинам, а иногда и перехватывала на проходной муженька с еще не пропитой получкой.
   После долгих лет уговоров, угроз, хождения по врачам и знахаркам Зинаида все же добилась своего и отвадила мужа от водки. Мужик быстро раздобрел, приосанился, превратился в хозяина - дома, и спеца - на работе, откуда-то появились достойные друзья-приятели, совсем не похожие на прежних бродяг-собутыльников.
   Два года Зинаида порадовалась новой жизни, да еще в двухкомнатной кооперативной квартире. Она знала, что муж вовсю гуляет на стороне, но надеялась, что перебесится и угомонится. Да и вообще мало об этом думала все силы отбирали две работы.
   А муж однажды обвинил ее в том, что она слишком много работает и экономит, и ему, супругу дорогому, уделяет недостаточно внимания, приплюсовал целый список аналогичных прегрешений и подал на развод. Зинаида была потрясена, но думала, как всегда, не о себе - сердце болело за травмируемого сына. "Ничего с ним не случится, - заявил его отец, собирая вещи. - Я вырос без отца, и он не сдохнет!"
   Может, и сломалась бы Зинаида Антоновна, да было некогда - чтобы обеспечить Павлу достойное настоящее и перспективы на еще лучшее будущее, пришлось устроиться на третью работу. Она понимала, что времени на воспитание сына почти не остается, но иного выхода не было. "Ничего, утешала она себя. - Зато вложу в Павлика все, что смогу".
   Калеча организм запредельными нагрузками, отказывая себе порой в самом необходимом, Зинаида Антоновна выплатила стоимость квартиры и накопила семь тысяч рублей. Но ушедший в небытие Советский Союз на прощанье обесценил вклады своих граждан, и после введения в Эстонии остановившей гиперинфляцию национальной валюты на книжке у Зинаиды Антоновны оказалась всего-то одна тысяча крон - месячный оклад. А приватизация жилья по-эстонски обессмыслила вложенные ею в квартиру восемь тысяч рублей - наниматели государственных квартир, смеясь над кооперативщиками, легко приватизировали их за собственные и купленные по бросовой цене у алкашей и пенсионеров "желтые карты".
   И вновь Зинаида Антоновна выслушивала укоры. Уже от Павла - за недальновидность, за то, что так глупо лишила и его, и себя многих радостей жизни. Зинаида Антоновна молча кивала - уж она-то знала, что можно было позволить себе на пятнадцать тысяч! И с ужасом думала, что, выйдя на пенсию, не только не сможет поддерживать Павла, но и окажется для него непосильной обузой...
   Чтобы как-то отвлечься от невеселых размышлений, Зинаида Антоновна, мотнув головой, обняла сестру, слегка качнула.
   - Ленка, ты же всех своих подруг растеряла. Я слышала, даже с Ниной встречаться перестала.
   - Нинка давным-давно не работает на мясокомбинате, - вздохнула Елена Антоновна. - Нужна мне она теперь.
   Зинаида Антоновна укоризненно покачала головой.
   - Но с Региной тебе следует помириться. Дочь свою надо все же уважать.
   Елена Антоновна возмутилась.
   - Ты ж сама слыхала, что она про меня плела!
   - Неправду?
   На секунду Елена Антоновна стыдливо опустила глаза, потом воскликнула:
   - Какая разница? Разве тебе не обидно, когда Пашка выпендривается? Как они смеют?!
   - Мы ведь в самом деле были для них старшим братом - приняли в огромную семью народов, столько всего понастроили... - Юрий Антонович осекся, хмуро глянул на скривившегося племянника. - Скажешь, я не прав?
   - Чего вы тут понастроили? Панельные бараки, в которых живут теперь только те, кому некуда деваться...
   - Большинство! - уточнила Илга Дайнисовна.
   - Правильно, - охотно согласился Павел. - Потому что большинство до сих пор нищие.
   Илга Дайнисовна горько усмехнулась.
   - Разбогатеешь тут, когда почти все заводы обанкротили!
   - Ну, заводчане в богатеях никогда не бывали, - напомнил ей племянник. - И заводы не обанкротили. Сами они развалились, потому что построены было по указке того самого "старшего брата" и выпускали продукцию, на фиг никому не нужную.
   - Пока был Союз, ее даже не хватало! - не сдавалась тетка.
   - Правильно! Потому что нормальные товары мы видели только в рекламе финского телевидения. Кое-что за бешеные деньги доставали у моряков и фарцовщиков. Елки зеленые, совсем забытое слово - "фарца"!.. Купить вшивенькие джинсы - это ж было событие, несколько месяцев деньги откладывали! А сегодня на свою совсем обыкновенную зарплату я могу легко купить за раз хоть три пары вполне приличных джинсов...
   - А квартплата?
   Ответить Павел не успел.
   - Ладно, - вздохнул Юрий Антонович. - Согласен: многое было недоработано. Но это не повод, чтобы нас ненавидеть. Мы ведь нормально к эстонцам относились.
   - По-разному, - Павел поморщился. - Как вспомню эти рожи интеровские...
   - Прекрати! - возмутила Юрий Антонович. - Люди пытались сохранить Союз, боролись за дружбу народов!
   - Что же они не продолжают борьбу, такие, блин, идейные? - Павел даже крякнул от досады. - Где их вождюшки?
   Юрий Антонович оторопело захлопал глазами. Племянник ответил сам:
   - Сделали на голосовавших за них идиотах карьерищи и устроились в уютных московских креслах. Об Эстонии уже и не вспоминают. Многие, кстати, цепко захватили кабинеты и лимузины на нашем Северо-Востоке, получили "за особые заслуги" совсем недавно так ненавистное им эстонское гражданство и настроены теперь так проэстонски, что не сразу поверишь в их интеровское прошлое.
   Юрий Антонович ослабил галстук, закурил. Руки его мелко подрагивали. Он сам голосовал за человека, сделавшего во время перестроечной смуты потрясающую карьеру. Работал с ним на заводе молодой парень - Сергей Звонков. Он никогда не блистал особым умом, но работал аккуратно и норму выполнял всегда. Вроде бы, никогда не высовывался, а как-то выбился в комсомольские вожаки. В год последних советских выборов его и двинули кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР. Решили, раз молчаливый и без зауми, значит, честный, за работяг. И стал Звонарь депутатом! Юрий Антонович видел его потом раз пять по телевидению: сидит себе в дальнем ряду зала и загадочно чему-то улыбается. А чего грустить? Перевел семью в Москву, сделал квартиру не только себе, но и сыну. После того, как гикнулся СССР, мигом перевелся в какую-то комиссию при российской Думе. Звонил недавно, интересовался: не турнули еще эстонцы родных заводчан? Есть возможность какое-то число пристроить в лагеря беженцев... Гадина!
   - Все равно, - подала голос Илга Дайнисовна. - В советское время эстонский язык никто не запрещал. Эстонские дети учились в эстонских школах и институтах. И все были советскими гражданами!
   - А что плохого было, - добавил немного успокоившийся Юрий Антонович, так вместе хлебали.
   Павел взглянул на внешне безразличную к спору Регину, мелко закивал.
   - Правильно. Но основная масса эстонцев не ненавидит нас, а не понимает. Как и мы их, - он немного поразмыслил, почесал затылок. - У нас ведь принципиальные различия в темпераменте и менталитете. Эстонец - образ это кто? Эдакий двухметровый блондинистый потомок Калевипоэга, тратящий на принятие любого решения не меньше месяца, и раз что-либо надумав, не передумывающий уже никогда. А русский? В глазах эстонца - это пронырливый холерик, способный за минуту принять десяток совершенно противоречивых решений, но поступать в соответствии с еще неведомым ему одиннадцатым. В отличие от эстонца реакция у него мгновенная - размышления идут потом и отстают от действий безнадежно. Эстонец, кроме своего хутора и ближайших окрестностей, четко упирающихся в границы страны, ничем иным никогда не интересовался - с хозяйством дел по горло, да и мерзлые мозги не поспевают следить за событиями в "слиском суустро" меняющемся мире. А для русского что родная Россия, что весь мир - все едино, ибо необъятно одинаково. Даже после отмены крепостного права ничего своего он не заимел, болтался то в общинах, то в колхозах и из-за неполной занятости любопытства и энергии имел всегда море. Подходит к нему, на завалинке тоскливо восседающему, какой-нибудь агитатор, просит, скажем: "Эй, Вань, а отчебучь-ка ты мне революцию!" Ваня стремглав летит за топором, лишь на секунду задержавшись, вежливо интересуется: "А те, мил человек, какую - масштаба местного али весь свет шоб содрогнулся?"
   Регина невольно слушала Павла и улыбалась. Юрий Антонович провел пятерней по лысине, немигающими глазами уставился в дальний угол комнаты. Чувствовалось: не согласен он, никак не согласен. Судя по пустому взгляду Илги Дайнисовны, ей рассуждения племянника были вообще до фени.
   Наконец вернулись сестры. Елена Антоновна чувствовала себя явно неловко - пряча глаза, глуповато улыбалась и без конца поправляла прическу. Потом вдруг дергано взмахнула рукой и громко предложила выпить еще раз.
   Юрий Антонович пристально посмотрел на нее.
   - Почему бы и нет? - налил себе и сестре. - Кому еще?
   Кроме Павла, желающих больше не нашлось. Натянутость сохранялась. Елена Антоновна подняла рюмку, осмотрела родню, немного задержала взгляд на насупленном лице Илги Дайнисовны.
   - Вы уж простите меня, родственнички мои дорогие! Все от нервов... А что касается голосования - не думала я, что слушать меня станете.
   - Зачем тогда разорялась? - поинтересовалась Регина.
   Елена Антоновна напряженно сглотнула.
   - Успокойся, - сказал Юрий Антонович. - Не голосовали мы не из-за твоих слов. Слава Богу, свои головы на плечах имеем.
   - Вот и хорошо, - с облегчением выдохнула сестра. - Так давайте жить дружно!
   Все переглянулись. Кто кивнул, кто пожал плечами, но прямых возражений не возникло. Павел и Юрий Антонович выпили, принялись торопливо закусывать. Вслед за ними опустошила рюмку и Елена Антоновна. Хлебнув лимонада, одной рукой она обняла дочь, другой - Илгу Дайнисовну, уже хмелея, произнесла:
   - Регина, ты не думай... Я очень хочу, чтоб ты счастливой была.
   - Угу.
   - И ты, Илга, на слова мои не обижайся. Бывает, срывается... - она заметила, как задумчиво смотрит Илга Дайнисовна на нож в своей тарелке, и вдруг предложила: - Ну, хочешь, когда Артура посадят, я ему тоже передачи носить буду носить?
   Наверное, случилось бы убийство, не прозвучи в воцарившейся гробовой тиши дверной звонок. Илга Дайнисовна мгновенно позабыла обо всем на свете и с облегчением выдохнула:
   - Вот и Артур!
   - Больше некому, - едва слышно согласился супруг, о чем-то размышляя.
   Зинаида Антоновна встретила гостя и быстро вернулась. Тут же, не сняв даже дорогую куртку на меху, в комнату заглянул Артур. Пахнуло кожей и морозцем.
   - Кого хороним? - Артур с насмешливым удивлением окинул близоруким взглядом невеселую родню.
   - Ешую... - отрешенно произнес отец, тут же спохватился: - То есть... наоборот...
   - Рожаем, значит, - хмыкнул Артур. - Дело хорошее, - его и без того длинноватое, немного девичье лицо слегка вытянулось, взгляд пал на Павла. Пошли, братан, побазарим.
   Как только братья ушли, Елена Антоновна залпом осушила стакан лимонада и, утирая пригоршней губы, покосилась на дочь. Когда зазвучал звонок, она сообразила, что в очередной раз брякнула нечто очень неудачное и, как вошел Артур, со страхом ожидала, что Регина ее выдаст. Но та промолчала. Пожалела?
   Илга Дайнисовна, глядя сыну вслед, снова посуровела.
   - Мог бы для начала хоть минуту за столом посидеть.
   - Еще насидится, - махнула Зинаида Антоновна, вставая. - Кофе никто не желает?
   Юрий Антонович, выходя из задумчивого оцепенения, чуть дрогнул, потер подбородок и предложил:
   - Делай на всех.
   - Я вам помогу, - вызвалась Регина и пошла вслед за хозяйкой на кухню.
   Павел усадил брата на диван, сам сел за письменный стол, включил радиоприемник магнитолы: "Не ходи к нему на встречу, не ходи! У него гранитный камушек в груди!" Артур бросил короткий взгляд на единственный в комнате брата мало-мальски ценный предмет - недавно купленный кульман у окна.
   - У меня всегда по черчению "тройбан" был, - сказал безразлично, вскользь.
   Павел пожал плечами: "каждому свое", нетерпеливо поинтересовался:
   - Ну, говорил ты со своим барыгой?
   - Думай, че говоришь, - брови на лице Артура взмыли вверх. - Он не барыга, он - человек.
   - Если он человек, то кто ж такие барыги? - спросил удивленный Павел.
   - Фирмачи всякие, - пренебрежительно произнес брат.
   - Ладно, - кивнул Павел. - Говорил ты со своим человеком?
   - Говорил, - Артур наконец-то снял куртку. - Проектом вашим он доволен - все, говорит, в кайф. Для полной классухи хочет, чтоб пару моментов изменили... Ну, он сам тебе покажет.
   - А насчет строительства?
   - Согласен. Как весна начнется, тащи своих парней - и впрягайтесь.
   - По поводу цен возражений не было?
   - Нет. Только не забывай, - Артур погрозил брату длинным пальцем, - со всех ваших мне причитается три процента.
   Павел развел руками.
   - Как и договаривались.
   Артур собрался было встать, но тут же передумал и хлопнул ладонью по дивану.
   - Эх, если бы не козлы эти!..
   - Ты о ком?
   - Об эстохах, - протянул Артур, отворачиваясь. - О ком же еще?
   - А что тебе эстонцы?
   Артур немного помолчал, криво усмехнулся.
   - То же, что и тебе, - житья не дают!
   - Не выпендривайся, - скривился уже Павел. - Гражданство купил?
   Артур кивнул.
   - "Бабок" на житье имеешь предостаточно, - добавил Павел. - Чего еще?
   - Не могу я здесь, - почти прошептал Артур, с усталым вздохом уткнулся в ладони. - "Французов" этих ненавижу - перестрелял бы всех!
   - Интересная мысль, - поразился Павел. - Что ж, можешь начинать.
   - Че? - Артур туповато глянул на брата.
   - Приставь пистолет к виску и пали.
   Артур зло прищурился.
   - Ты на че намякиваешь?
   - У тебя мать кто?
   - Не эстонка - это точно!
   - Но латышка, - Павел был невозмутим. - А "французами", к твоему сведению, в нашей некогда единой и неделимой тепло величали всех прибалтов и латышей в том числе. Следовательно, "француз" и ты, хоть и с поганой для них русской примесью, - он с ухмылкой посмотрел на брата. - Чего ж так пыжиться?
   Артур замялся, опустил лицо. Ему было что сказать, но...
   - Тебя это не касается, - он резко встал, с прежней ухмылкой глянул на брата. - Твоя задача сейчас - не разочаровать человека и построить ему клевый дом.
   - И заработать тебе немного "бабок", - кивнул Павел. - Ладно, иди уж.
   Артур ушел. А Павел вдруг впервые подумал, что, в общем-то, понятия не имеет о жизни и проблемах двоюродного брата. Да, слыхал краем уха про какую-то мафию, но не особенно в это верил. Однако деньги у Артура водились немалые. Отлично обставленная двухкомнатная квартира в Мустамяэ и пятилетний "Фольксваген-Пассат" тоже наводили на кое-какие размышления. Артур ведь хоть и не был глуп, в представлении Павла с образом бизнесмена никак не вязался. Да и сам особой любовью фирмачей не жаловал. Так что...
   - Если бы не поднялся тогда ураган... - давясь от распирающего его хохота, почти кричал Юрий Антонович. - Никто, наверное, и не узнал бы... что Галка носит "семейники"!
   Илга Дайнисовна, краснея, с кислой улыбкой посмотрела на Елену Антоновну. Та в ответ небрежно махнула ладонью - к этим рассказам брата она привыкла еще с детства.
   В комнату вошел Артур, сел рядом с отцом и торопливо наполнил тарелку самой разнообразной снедью.
   - Че вы тут смотрите? - глянув на экран телевизора, брезгливо поморщился, с помощью пульта прошелся по каналам. - Вот это вещь!
   Юрий Антонович с минуту тускло смотрел идущий по кабельному каналу круто "запеченный" боевик, пожал плечами.
   - Как только может нравиться такая гадость? - вздохнув, скрестил руки на груди. - Не понимаю я этих американцев. Не умеют снимать, хоть ты тресни! Ума хватает только на пальбу и ругательства. Да и актеры у них слабоватые.
   Артур, быстро жуя, с ухмылкой мотнул головой, но промолчал.
   - Вот кино французское, итальянское там или старое советское, продолжал Юрий Антонович, - совсем другое дело! Особенно комедии или что-нибудь про любовь; все жизненно, узнаваемо...
   - Чем же твоя любимая "Эммануэль" так похожа на твою жизнь? - не выдержал Артур и хмуро посмотрел на отца.
   Юрий Антонович покосился на жену, проведя рукой по лысине, досадливо крякнул.
   - Или "Семнадцать мгновений весны" напоминают о подвигах героической молодости? - добавил Артур.
   - А я фантастику ненавижу, - призналась Илга Дайнисовна, не обратив внимания на раздражение сына. - Там одно вранье. Помню, показали однажды по телевизору американский фильм с каким-то дурацким козлиным названием...
   - "Козерог-один", что ли? - опешил Артур и, когда мать кивнула, прыснул. - Ну, ты даешь!..
   - И о чем тот фильм был? - зевая, поинтересовалась Елена Антоновна.
   - Космонавты должны были лететь на Марс, - стала припоминать Илга Дайнисовна. - Но в ракете что-то отказало, полет отменили, космонавтов отвезли в какой-то секретный железный сарай...
   - Ангар, - с усмешкой уточнил Артур.
   - Какая разница? - махнула мать. - И вот из этого... ангара показывали их по телевизору будто с Марса, - скрестила руки на груди. - После этого фильма я и поняла, как нас с космосом дурачат.
   - Тоже мне правдолюбица! - подивился Артур. - Можно подумать, в твоих любимых ужасах про вампиров и прочую нечисть есть хоть капля истины.
   - И истина! - Илга Дайнисовна слегка повысила голос. - Чем незнанием похваляться, почитал бы "Скандалы".
   Артур хмыкнул, пожал плечами и снова уткнулся в тарелку.
   - И все-таки я горжусь Региной! - заявила вдруг Елена Антоновна.
   Юрий Антонович и Илга Дайнисовна с недоумением уставились на нее. Елена Антоновна охотно пояснила:
   - Другие дуры годами за иностранцами охотятся, а моя враз подцепила. И какого!
   - А какой он? - поинтересовалась Илга Дайнисовна.
   Елена Антоновна чуть смутилась.
   - Как выглядит, не знаю - Регина даже фотку не показывает. Но, урода и не выбрала б! - она немного понизила голос. - Знаю зато в точности: голландец этот не из голодранцев - столько деньжищ ей дает! Она с тех денег не только кормится и одевается, а еще и квартиру в центре снимает.
   - А чем ее голландец занимается? - спросил Юрий Антонович, косо глянув на безучастного к разговору сына.
   - Наркотики продает! - Елена Антоновна не без удовольствия увидела на лицах брата и его жены тень секундного испуга и хохотнула. - Шучу! Машинами торгует... - на миг призадумалась, махнула. - Да и какая разница, чем он занимается? Главное, девка за ним не пропадет!
   Илга Дайнисовна обменялась скептическим взглядом с мужем и продолжила дознание:
   - А чего она к голландцу своему в Голландию не едет?
   - Потом что гордячка эдакая! - воскликнула Елена Антоновна, играя зажатой между пальцев вилкой. - Она ж самостоятельная, не хочет от богатого мужа зависеть. Собирается выучиться на секретаря-референта. Только после этого замуж пойдет.
   - На кой черт ей это ре... фере?.. - изумилась Илга Дайнисовна.
   Елена Антоновна, вскинув брови, снисходительно улыбнулась.
   - За такую работу прилично платят, дорогуша.
   "Знаю я эту работу, - подумала Илга Дайнисовна. - Платят за то, что ноги перед хозяином раздвигают!"
   Вернулась Зинаида Антоновна.
   - Кофе скоро будет готов, - она с теплотой посмотрела на аппетитно жующего Артура. - Может, рыбки?
   - Спасибо, тетя Зина! - Артур сцепил руки над головой. - Я и так уже почти под завязку... - глаза пали на недопитую бутылку. - Надо же! Пришел целую вечность назад, а во рту еще не было ни капли! - взял бутылку. - Батя?
   Юрий Антонович прикрыл рюмку ладонью и качнул головой.
   - Как знаешь, - Артур посмотрел по сторонам. - Никто не будет?
   Желающих не нашлось. Ничуть не огорчившись, Артур пожал плечами, до краев наполнил рюмку, с выражением произнес: "Во имя мира на всей Земле!" и залпом выпил. Морщась, несколько секунд он смотрел на бутылку, словно размышляя: а не принять ли еще грамм пятьдесят? Потом шумно вздохнул и взялся за недоконченное мясо. Затем откинулся на спинку стула и блаженно протянул:
   - Хорошо-о... - глядя, как закуривает отец, задумчиво добавил: - А вот если бы курил, наверное, могло бы стать еще лучше.
   - Что ты? - испугалась мать. - Одна радость - и той лишить хочешь?
   - Значит, в остальном я - сплошные горести? - Артур напрягся.
   - Нет, ну что ты...
   - Тогда почему радость только в том, что не курю?
   - Отвяжись, - велел отец. - Ты ведь знаешь, как любит тебя мать.
   Артур угрюмо глянул на него, неожиданно поморщился, помассировал пальцем висок. Опять начала болеть голова. В последнее время она болела слишком часто и нередко очень сильно. Сбить мигрень в какой-то степени помогала водка. Уже не ища компаньонов, Артур торопливо наполнил рюмку и тут же выпил.
   Родители тревожно переглянулись...
   Регина долго сидела без движения, смотрела в одну точку прямо перед собой. Так хотелось разреветься и закричать: "Люди! Убейте, но не мучайте я больше не могу!" На самом деле плач получился какой-то жалкий, сиплый. Закрыв лицо ладонями, минуты две она вздрагивала, хлюпала носом и прислушивалась, не идет ли кто? Немного успокоившись, прерывисто вздохнула и принялась старательно вытирать лицо. Вроде полегчало.
   Кофе давно был готов. Регина высморкалась в небесно-голубой платок и взяла посудину из кофеварки.
   В дверях она столкнулась с сияющим Павлом.
   - Очи у тебя на мокроватом месте, - обронил он походя.
   - Да? - всхлипнув, Регина вяло улыбнулась. - А я и не заметила.
   Павел, забыв о существовании сестры, отыскал в одном из шкафчиков большой бокал, потянулся к дверце рядом и только в этот момент заметил, что Регина все еще здесь.
   - Че?
   - Сияешь ты, как новехонький франк, - не без зависти сказала сестра.
   - Как и положено гарному хлопцу в расцвете лет и сил!
   - Завидный оптимизм.
   - А чего мне? - Павел пожал плечами. - Ты вот выглядишь неважно. Стряслось чего?
   Регина закусила губу.
   - С голландцем своим не в ладах? - предположил Павел.
   И Регина не выдержала:
   - Да нет никакого голландца! Выдумала я его для матери.
   Павел озадаченно почесал затылок.
   - К кому же ты в Амстердам-то ездила?
   Дважды за невероятно длинную минуту молчания Регина порывалась рассказать брату обо всем от начала и до конца. Но так и не решилась. Даже не заплакала, когда поняла, что не может, потому что, несмотря на отчаяние, все равно боится. Чего? Как это ни смешно, в какой-то мере даже матери!
   - Дурак ты, Пашка, - она горько усмехнулась. - Да и я не лучше.
   Теперь Регина даже радовалась, что так и не сказала главного. Ведь брат ничем не мог ей помочь, даже посочувствовать - вон какой счастливый!
   - Ладно, - она взболтнула кофе. - Понесу кофеин в народ. Заждались, небось.
   Бросила на Павла последний, почти затравленный взгляд и ушла.
   Постояв немного в оцепенении, Павел достал из шкафчика початую бутылку "Чинзано", наполнил бокал. Смакуя итальянскую прелесть, сел за стол и задумался о том, что о жизни Регины знает ничуть не больше, чем о делах Артура. Голову никогда не посещала мысль, что у сестры могут быть проблемы она ведь держалась всегда на пять баллов, производила впечатление абсолютно уверенной в себе, цветущей девушки. А тут: слезы, недомолвки...
   Регина пила со всеми кофе, как обычно, мило улыбалась и успешно играла роль довольной собой невесты преуспевающего голландца.
   А Артур снова наполнил рюмку.
   - Ой, сынок, - встревожилась Илга Дайнисовна, - ты уже третью наливаешь.
   - Наверстываю упущенное.
   - Лучше тебе попридержаться, - строго посоветовал Юрий Антонович.