Страница:
Пассажир пригородного поезда остался неизвестным.
"Все-таки зря они так… Ни ограды, ни охраны никакой. Кто ни захочет — приедет, и будь здоров…"
Мальчишка разочарованно перепрыгнул через глубокую колею, оставленную пятидесятитонным "Бизоном", и с размаху нырнул в тень трансформаторной будки. Сделал он это как раз вовремя. За углом послышались голоса.
— Слушай, Арсен, позвони Давыдову, чтобы включил второе прожекторное кольцо. А то здесь шею сломаешь.
Мальчику страстно захотелось, чтобы в эту минуту у неизвестного Давыдова испортился телефон, а путь проходящих стал ровным и гладким, как международное шоссе. Второй голос отвечал спокойно:
— А кто тебя, дорогой, по окружной трассе погнал? Забыл старое правило: кратчайший путь — всегда хорошая дорога. Золотой закон шоферов. Не-ет, генацвали, лучше я предложу всех пилотов через два года списывать с ракет на грузовики. Для стажировки.
В лунной дорожке тускло замерцали серебристые куртки, обшитые галунами. От соседнего дока шли двое в форме пилотов Космической Авиации Советского Союза.
Мальчик втянул голову в плечи, прижался к стене и зашептал быстро-быстро про себя: "Только бы не заметили, только бы не заметили…" Испытанное заклинание помогло. Когда он открыл глаза, фигуры пилотов почти совсем растворились в темноте августовской ночи. Мальчик перевел дыхание. В ушах шумело. Он даже не услышал шагов проходящих пилотов. Зато теперь путь к старту был свободен.
Старт — островок света в непроглядной южной ночи. Прожектора ярко освещают площадку, на которой идет непрерывное движение. Силуэт ракеты кажется неправдоподобно большим. Выше дерева, выше дома, выше, наверное, даже Исаакиевского собора в Ленинграде…
От неподвижности стали зябнуть ноги. Мальчик расстегнул спортивную сумку и натянул брюки. Но когда согрелся, захотелось спать. Только этого, конечно, не хватало. Столько готовиться, сохраняя задуманное в тайне, добраться до космопорта — и перед самым отлетом заснуть на старте!.. Он ущипнул себя за руку и снова стал наблюдать.
К освещенной площадке все подкатывали и подкатывали огромные автоцистерны. Толстые змеи-рукава насосов гнали топливо в бездонное брюхо корабля.
"Значит, уже скоро! Топливо заливают перед самым полетом…" Он все знал. Всю процедуру отправки выучил наизусть. Наверху у открытого люка копошились маленькие фигурки. Вот они замахали руками-черточками, и вниз поехала коробочка лифта. Погас свет. Снова зажегся, погас еще раз. На площадке осталось гореть только дежурное освещение. Рокотнула сирена. Это инженер, руководящий подготовкой к полету, созывал механиков на техническую пятиминутку. Значит, в основном все закончено.
"Ну, либо теперь, либо — никогда!" Согнувшись в три погибели, маленькая фигурка метнулась из-под стены к площадке. Скорее! Спотыкаясь о рельсы, чудом сохраняя равновесие, он мчался к стапелю. Туда, где на могучем бетонном основании покоился толстый и круглый, как башня водокачки, корпус ракеты. Вот и ажурное строение лифтовой стрелы. Открытые платформы — как чашки весов: одна едет вниз, другая — наверх. На каждой — табличка с надписью: "Грузовой". А где же для людей? Впрочем, какая сейчас разница! Он вскочил на площадку и опустил рычаг. "Только бы не услышали…"
Проскрипев, отбарабанив стыки, лифт остановился возле широкого отверстия грузового люка. Пассажирский, по идее, выше. И вдруг ослепительный свет стегнул по глазам. "Прожектора? Пропал, сейчас заметят — и…" Уцепившись за края стальной пещеры, мальчик единым махом перенес тело в спасительную темноту трюма и упал на четвереньки. Все! Теперь, что бы ни случилось, назад он не вылезет.
Узкая щель между контейнерами. Темнота. Карманный фонарик тускло освещает приборы, упакованную аппаратуру. Грузы, грузы без конца. Все привязано, принайтовано, как перед штормом. Интересно, где же помещение для команды или хотя бы для пилота?
Гремит снаружи вой предстартовой сирены, и следом за сиреной — чьи-то шаги. Шаги приближаются. Кто-то спускается по трапу. "Неужели увидят?" Но спрятаться в крошечном свободном пространстве, не загроможденном грузами, абсолютно негде. Может быть, куда-нибудь в ящик? Возле небольшого пульта дубль-пилота (сколько раз видел он такие в кино) — сундук с пломбой на проволочке. Сорвать!
В мягкой упаковке, как апельсины, лежат друг возле друга круглые приборы. Вынуть их, распихать по щелям, а самому — в сундук…
Шаги уже совсем близко, рядом. Щелкает, закрываясь, крышка сундука.
— Ну что, штурманок, справишься без меня?
Сильная мужская ладонь шлепает по-металлу. "Значит, штурман уже на месте. Только почему-то не отвечает… Придется полежать здесь подольше". Он осторожно переворачивается на спину, упирая коленки в мягкую обивку стенок. "Хорошо приборам, как в люльке".
Снова тот же голос начинает счет в микрофон:
— Один, два, три, как слышно? Контроль связи по каналу пеленгования… Порядок… Выхожу.
Топают по металлическому трапу тяжелые ботинки. Теперь они удаляются. Хорошо. Но почему с каждым их шагом в душу все глубже и глубже забирается что-то ужасно противное? Оно мешает дышать, заставляет чаще биться сердце. Страх? А чего бояться? В любой момент откинул крышку, позвал кого-нибудь из экипажа, хоть того же штурмана, с которым разговаривал проверяющий. Но только он, конечно, этого никогда не сделает. Сколько он мечтал об этом моменте, сколько думал… Теперь самое главное позади. Он — в ракете. Не замечен! Впереди полет и увлекательная, героическая жизнь на строительстве спутника. Ну кто из ребят может похвастаться таким окончанием каникул? Конечно, потом он вернется. А может быть, и останется? Научится водить ракету, станет гелиосварщиком, монтажником-пустолазом…
Металлический голос проревел:
— "Л-16" к старту готова! Задраить люки! Техсоставу покинуть площадку.
Последняя команда. Сейчас начнется предстартовый счет и тогда… У него вспотели ладони. Рискуя быть обнаруженным, он приподнял крышку сундука. Один взгляд на человека, спокойно сидящего рядом за приборами, и он будет готов ко всему. Но в темноте забитого грузами трюма трудно что-либо различить. Почему же не горит свет? Он чувствовал, как поднимается к горлу плотным комком тревога. Она растет, выталкивает его из сундука. Еще минута — и он заколотит кулаками в металл люка и закричит…
Корпус ракеты задрожал. Грохот хлынул неудержимой волной в уши, затопляя сознание. Тряска, вибрация, рев двигателей…
— Стойте-е-е!!!
— Старт! — прогремели динамики. И тотчас же кто-то большой мягкий и невероятно тяжелый стал наваливаться на грудь, сдавливать глаза, горло. "Пинь-инь", — тоненько зазвенело в ушах. И туман, красный и густой, затопил все вокруг. Мальчик потерял сознание.
Грузовая ракета без команды и пилота с единственным непредусмотренным пассажиром на борту вышла на расчетную траекторию Земля-"Земля-2".
Пробив атмосферу, корабль шел в космическом пространстве.
Больше он не мог плакать. Круглые слезы лежали в углублениях мягкой обивки ящика и при малейшем движении повисали в воздухе. Двигатели смолкли. Ракета продолжала полет к цели по инерции.
Сколько же прошло времени? Сначала — старт и потеря сознания. Потом, когда, очнувшись, он с помощью карманного фонарика отыскал тумблер и включил свет, оказалось, что часы остановились. Тогда же, оглядевшись, он понял, что находится один в грузовом автоматическом корабле. Он с размаху треснул себя по лбу. Если бы это помогало…. Ведь читал, сколько раз читал, что большинство грузовых ракет ходит на спутник без пилота. Там они и остаются. А из их корпусов монтажники делают помещения станции.
А вдруг ракета летит к другой цели? Над Землей летают десятки искусственных спутников. Но обитаемым был только один. К кому же он попадет? К людям или к роботам? Он был неглупый мальчик и понимал, что от этого зависит его жизнь.
Внимание привлек прибор с большим экраном. "Может быть, это устройство поможет связаться с Землей?" Он перебросил ноги через край сундука, в котором лежал, и в ту же минуту потолок устремился прямо на него. Выставив руки перед собой, чтобы не разбить голову, он оттолкнулся и поплыл вниз, болтая ногами. Под каблуком звякнуло. В воздухе, как от маленького взрыва, разлетелись осколки разбитого прибора. Краем глаза он успел прочитать надпись над шкалой: "Блок привода". Но раздумывать было некогда. Прежде всего следовало остановиться. Судорожно цепляясь за ремни, скобы и просто тросы, которыми были стянуты упакованные грузы, мальчик подобрался к экрану. Большая белая кнопка — "Включение".
В глубине прибора что-то щелкнуло, и экран ожил. На фоне мелькающих полос медленно проступило изображение, напоминающее вязанку дров. "Земля-2". Ура!.. И вдруг в памяти ожили кадры старой кинохроники: прибытие грузовых ракет на спутник. Грузовой причал — в руках автоматов. Они без участия человека вскрывают контейнеры и ведут разгрузку. Вскрывают, а воздух?.. Ведь у него же нет скафандра…
Решение пришло неожиданно и потому показалось особенно удачным: надо немедленно сообщить людям на спутнике, что в ракете — человек. Правда, как это сделать?.. Включить двигатели! Конечно, включить двигатели!!! Дать несколько вспышек из дюз, ведь на каждой, даже грузовой, ракете есть дубль-пилот с ручным управлением двигателями торможения и маневрирования. Если их включить, то операторы, работающие на станции приведения, поймут…
Конечно, он просто растерялся, иначе такое решение не могло бы и прийти ему в голову. Чтобы он — сын инженера-ракетчика, парень, который вот уже три года, начиная с четвертого класса, бредил космическими полетами, — и вдруг схватился за приборы активного управления. Да еще тогда, когда разбит "Блок привода"!..
Однако, все это понял он позже. Значительно позже, когда у него оказалось даже слишком много времени для раздумий.
Стараясь не смотреть на разбитый циферблат, он осторожно подобрался к пульту. Ага, вот и клавиша с надписью: "Двиг. торможения". Она легко нажимается.
Сильный рывок заставил его втянуть голову в плечи. Изображение спутника на экране медленно поползло влево, открывая простор огонькам колючих звезд. "Эх, слишком влево…" Где-то под страхом, родилась гордость: он все-таки управлял настоящим кораблем, заставляя его маневрировать. Он не сомневался: автоматы обязательно приведут его ракету к цели, куда бы он ни улетел. Он ладонью снова придавил клавишу пуска. Раз и еще… Яркие звезды на экране стремительно понеслись вправо, оставляя за собой светящиеся дорожки. Ракета закувыркалась, окончательно потеряв направление. Перед глазами мальчика вверх и вниз прыгали осколки разбитого прибора.
Шло время. Секунды складывались в минуты. Минуты в часы. Он потерял им счет. Теперь он уже не кидался на закрытую автоматическим замком дверь, не кричал: "Хочу домой, мама!" В конце концов, он ведь был еще совсем маленьким мальчиком, которому простительны и слезы, и даже временная потеря самообладания. Большой космос — дело взрослых людей, но и они не все выдерживают…
Некоторое время назад он впервые почувствовал духоту и понял: в грузовой ракете некому беспокоиться о запасе кислорода. Автоматам живительный газ не нужен.
Теперь он безучастно висел, прижавшись к крышке своего сундука, и не отрываясь смотрел на экран телевизора. Темные тени легли вокруг глаз. Насыщенный углекислотой воздух со свистом проникал в легкие, не освежая кровь.
В голове тонко звенело. Если бы он знал, что среди грузов находится великое множество голубых баллонов со сжатым кислородом… Впрочем, и тогда вряд ли он сумел бы ими воспользоваться.
На фоне непрерывно плывущих, как на карусели, звезд безразлично всплывал и прятался голубой шар.
"Земля. Там дом… Люди… Неужели они дадут ему пропасть?" Мысли поворачивались в голове медленно, как тяжелые двери на заржавевших петлях. Думать было почти больно. Чувства и желания свелись к одному: дышать! Это было сложным делом и занимало почти все внимание. Может быть, потому он не почувствовал. как прекратилось непрерывное кувыркание. Только раз, взглянув на экран, удивился: в центре застыла Земля. Огромная, она занимала почти весь экран. Неожиданно верхний край ее светлого диска срезался. Планета стала, ущербной, как месяц в новолуние. Усилием воли мальчик заставил себя смотреть внимательнее.
От напряжения перед глазами поплыли разноцветные круги. И звон в голове и ушах стал нестерпимым. И все-таки он успел заметить движение набежавшей тени. Через минуту тень материализовалась в знакомые очертания космического крейсера, который он так любил рисовать…
На мгновение он представил себе позор, который ждал его. Позор и осуждение всех. Увести ракету с траектории, нарушить режим стройки. Вызвать на поиск крейсер… Он крепко зажмурился. Все равно радость того, что сейчас в душную кабину войдут люди, побеждала все остальные чувства.
"Ну что ж, я виноват, — думал он в смятении, — но я больше никогда, никогда не выйду в космос. Разве мало на Земле замечательных профессий! Я буду жить на самом дне голубого воздушного океана и работать где-нибудь там, где всегда чистый воздух и откуда не видно взлетающих в небо ракет…"
Ракету встряхнуло. Магнитный замок, запиравший дверь, отскочил в сторону. И вместе с живительной струей холодного, пахнущего резиной воздуха в помещение ворвались звуки. По трапу застучали тяжелые магнитные ботинки.
…Из динамика раздался знакомый до противности голос диспетчера базы, прозванного курсантами Ишаком. Мы вздрогнули.
— Капитана-командора Жаркова просят явиться на второй причал, — взывал в тишине Ишак.
Наш собеседник поднялся. Вскочили и мы. Командор Константин Жарков — вот откуда мне известно его лицо.
— Ну ладно, ребятки. Доскажу при следующей встрече. — Он улыбнулся, потом нахмурился. Бережно стер несуществующую пыль с маленькой мемориальной таблички, выполненной из серебристого космического сплава. Потом, подняв на прощание руку, круто повернулся и вышел.
Командор Жарков! О нем рассказывали легенды. Причем одна из них заключалась в том, что каждый раз перед дальним звездным рейсом капитан заходит в салон старой курсантской базы и проводит там час один. Мы не верили…
Валька подскочил к табличке. Как часто мы привыкаем к тому, что нас окружает, и перестаем замечать даже главное.
Твердой рукой гравировщика на металле были выведены две фамилии. После них стояло: "…— бригадир гелиосварщиков… — Главный механик.
Погибли при исполнении служебных обязанностей во время метеорного потока в год строительства спутника".
Мы переглянулись.
Это и был конец истории, не досказанный капитаном. Прошло много времени, прежде чем я узнал ее в подробностях…
"Сириус" догнал тогда кувыркающуюся ракету. Вовремя снял непредвиденного пассажира и повернул обратно. Но обратно он опоздал…
Когда крейсер остановился у обломка причала, станция тонула во тьме. Редкими звездами мигали фонари аварийной команды. На пирсе, возле разрушенного ГАПа, они образовали светящуюся цепь. Там лежали двое. Скафандр одного — самый большой, над которым смеялись, что он составлен из двух, был распорот сверху донизу. Около второго топтались гелиосварщики, неловко держа огромными рукавицами маленькую записку. Ее привезла "Л-16", отбуксированная "Сириусом" к причалу. Читать ее было уже некому.
— Мальчик узнал обо всем случившемся на Земле, когда придирчивые врачи выпустили его из клиники. "Работа в космосе противопоказана, — стояло в истории болезни. — Боязнь пространства". Это означало отчаянный страх перед высотой. Нет у человека сил побороть его.
…И все-таки он стал астролетчиком.
После долгого тяжелого полета, когда он вел корабль совсем один, получил звание командора. С тех пор он мог после каждого рейса приходить в кают-компанию старого спутника, где на переборке висела маленькая мемориальная доска с двумя именами.
ЛЕВ СТЕКОЛЬНИКОВ
Спаслись двое: штурман "Зари" Руал Петерсен и пассажир Алексей Донцов. Судьба остальных членов экипажа и пассажиров неизвестна.
Катастрофа произошла в 14 часов по земному (московскому) времени, 20 июля 2064 года в семидесяти миллионах километров от Земли и в двадцати пяти миллионах километров от Марса.
Прошу срочной помощи! Прошу срочной помощи!
Перехожу на прием! Перехожу на прием!.."
Штурман откинулся в кресле и напряг слух. Минута, вторая, третья… тишина. Работает ли передатчик?
Петерсен посмотрел на щит управления. Знакомые, чуть подмигивающие, разноцветные огоньки сказали ему, что аварийные автоматы работают: искусственная гравитация поддерживается в пределах нормы, воздух, тепло и свет поступают в носовой отсек, а обломок корабля мчится куда-то, медленно вращаясь… Но куда он мчится?
Телеэкраны кругового обзора не работали: их матовые овалы отражали только зеленые, синие, желтые и красные огоньки щита управления.
Радио молчало. Это удивительно! На трассу Земля-Марс ежесуточно стартуют корабли, и пассажирские, и грузовые.
Штурман вздохнул и подвинул к себе микрофон:
"Говорит рейсовый планетолет "Заря"! Говорит рейсовый планетолет "Заря"!.."
Алеша открыл глаза, пытаясь понять, где он. Удивительная комната. Пол выгнут блюдцем, а стены сходятся над головой. Похоже, что он находится внутри пирамиды. Слабый голубоватый свет струится от переносной лампы. За столом, заставленным приборами, сидит высокий худощавый старик в одежде работников космофлота. На черном рукаве блестит серебряный Сатурн знак штурмана корабля. Звучит ровный голос:
— …Срочно жду помощи! Перехожу на прием!..
В глазах рябило, в ушах шумело. Голос Петерсена звучал как будто в стороне от неподвижно сидящего старика. Странно!
Мысли разбегались. Никак не сосредоточиться. Вот так же плохо было, когда Саша Петров запустил футбольный мяч вместо ворот в голову Алеше. Как все тогда перепугались! Света побежала вызывать "Скорую", но Алеша потребовал отнести его домой… Мама ужаснулась… перед Алешей выплыло ее лицо.
— Мама! — тихо, чуть шевельнув губами, позвал он.
Всегда, когда было трудно, он звал мать. А она часто уезжала в командировки, уезжала, зная, что Алеша очень скучает. И всегда эти командировки были летом. Вот и в этом году она улетела на Марс. Там, вместе с отцом, она работала на ирригационной станции. И Алеша решил навестить ее на каникулах…
Это было его первое космическое путешествие. Он подружился со штурманом "Зари". Старик часто водил его по кораблю, объяснял, как устроен космический лайнер. Очень интересно было сидеть в каюте Петерсена и рассматривать космокарты…
Вспомнил!.. Он разложил карту на диване, и вдруг — толчок! Он ударился обо что-то и потерял сознание.
— Очнулся? — штурман повернул к мальчику длинное, в резких морщинах лицо. Он говорил по-русски, но с сильным акцентом.
— Что это было?
— Если бы я знал, мальчик! Столкновение. Может, метеорит. Автоматика подвела, а почему — неизвестно. Сохранился только носовой отсек… Ты цел?
— Цел, — Алеша схватился за голову, — только в голове шум и тошнит.
— Ты легко отделался. Это все скоро пройдет.
— А другие? — тихо спросил Алеша.
Петерсен опустил голову:
— Жалко. Хорошие люди… были.
Они замолчали. Слышно было только равномерное щелканье часов и тонкие звонки автоматов.
— Связи нет, — заговорил штурман, подходя к столу. — Если не наладим связь, плохо дело.
— Нас будут искать, — Алешу знобило, но голова прояснилась. Он встал с дивана и подошел к старику.
— Мы как иголка в стоге сена. Мальчик, ты храбрый?
На неожиданный вопрос Алеша не знал, что ответить: сказать "храбрый" как-то неловко.
— Думаю, что не трус.
— Нам надо быть очень храбрыми, — продолжал Петерсен. — Я хочу знать, что со мной, стариком, будет стоять молодой мужчина, на которого можно положиться. Тебе сколько лет?
— Шестнадцать.
— О, это не мало. — Петерсен замолчал, сморщился и схватился за грудь: — Что-то у меня тут неладно… нет, ничего. Слушай, мальчик, у нас есть пища на месяц, но нет воды. Синтезатор воды находился в среднем отсеке. У нас только два термоса.
Алеше сразу захотелось пить. Он облизнул губы и молча стал помогать штурману открывать иллюминатор. Это было сложным делом: от удара все затворы перекосило. После дружных усилий им удалось снять крышку, изоляционный слой и, наконец, раздвинуть стальные шторки…
Плотный, нестерпимо яркий голубой столб света ударил внутрь каюты. Алеша вскрикнул и отшатнулся, зажав глаза ладонью. В тот же миг он почувствовал, как шершавая рука штурмана надевает ему очки.
— Мы с тобой поторопились, мальчик. Так можно ослепнуть.
Когда сквозь дымчатые стекла они опять взглянули в иллюминатор, им открылось прекрасное зрелище.
На грифельно-сером небе сверкали, переливаясь радугами, тысячи и тысячи алмазно-белых глыб. Они бороздили пространство во всех направлениях. Одни проносились совсем рядом с "Зарей", другие поблескивали на пределе видимости. Если бы по огромному алмазу ударили чудовищной силы молотом, то, наверно, так бы летели во все стороны брызги-осколки.
— Что это? — спросил Алеша. У него закружилась голова. Почему эти странные звезды так быстро движутся?
— Потому что это не звезды. И, наверно, не они движутся, а мы вращаемся. А ты не находишь, что даль отливает зеленым?
— Да, чуть-чуть, — помедлив, ответил Алеша. — Но где же мы? Где Земля? Где Солнце?
— Земля там, где Солнце. А Солнце сразу не найти при таком блеске. Но оно должно быть видно. И Марс близок. Просто у нас мал обзор.
— Но где же мы? — повторил Алеша.
— Я начинаю понимать, где мы. В такое положение космонавты еще не попадали… будь мужественным, мальчик. По-видимому, мы находимся в плену у кометы. В ее голове. Даже больше в ее ядре!
— Товарищ штурман, а что, если они изо льда? — Алеша показал на иллюминатор.
— Я как раз думал об этом, — медленно ответил Петерсен, может, прав американский астроном Уилл. Он считал, что куски ядра кометы состоят из загрязненного льда. Но это не обязательно замерзшая вода. Углекислота тоже выглядит льдом… Надо рискнуть. Скафандр есть, аварийный люк работает… штурман вдруг сморщился и, закусив губу, схватился за левый бок. Алеша кинулся к нему.
— Ничего, ничего, — бормотал Петерсен и вытирал со лба пот. — Сейчас пройдет. — Он распрямился, слабо улыбнулся: Ты испугался? Это у меня так… ушиб. Давай готовить скафандр.
И вдруг в каюте прозвучал хрипловатый бас:
"Говорит рейсовый планетолет "Заря"! Говорит рейсовый планетолет "Заря"! В результате столкновения с неизвестным космическим телом…" И они услышали слово в слово, посланное штурманом сообщение о гибели "Зари".
— Вот они, фокусы кометы, — угрюмо сказал Петерсен. — Не пробиться! Радиоволны полностью отражаются… А все-таки попробуем еще.
Он сел к передатчику, полминуты собирался с мыслями и начал ровным голосом:
"Говорит планетолет "Заря". Второе сообщение. Шестнадцать часов по земному (московскому) времени. Открыли иллюминатор. Находимся в голове кометы, в огромном рое ледяных и каменных глыб. Первое сообщение о катастрофе вернулось, отраженное непроницаемым для радиоволн слоем. Повторяю: сохранилась только носовая часть корабля.
Перехожу на прием. Перехожу на прием.
Штурман Руал Петерсен".
Старик встал, открыл маленький шкафчик, стоя спиной к Алеше, достал пузырек с лекарством и быстро, таясь от мальчика, проглотил таблетку.
— Вокруг Земли ведь тоже есть слой, непроницаемый для радиоволн, — сказал Алеша.
— Да. Ионосфера. И она честно нам служит. Не будь ее невозможно было бы наладить связь на коротких волнах. Это ты и сам знаешь, из школьного курса. А наша комета будто скорлупой нас одела — никаких волн не пропускает.
— Но ведь нашу комету, наверно, уже открыли?
— Может быть, мальчик, может быть, — штурман опять сел за передатчик и начал медленно, тщательно проверять его.
— Ты хорош, — бормотал он, осматривая детали передатчика, — и ты тоже хорошо работаешь, а ты… и ты в норме… гм… — Петерсен опустил голову, задумался.
Алеша опять подсел к иллюминатору. Да, Солнце все-таки видно, но диск его намного меньше привычного, "земного" Солнца. Сверкающие льдины продолжали свое кружение, но среди них Алеша заметил и темные глыбы. Это, возможно, были обыкновенные каменные метеориты, подобные тем, что изредка падают на Землю.
Прошло несколько минут, и каюту наполнили оглушительные нестройные звуки: обе передачи штурмана вернулись и гремели, перебивая и перекрывая друг друга. Первая передача звучала чуть тише, вторая, по странному капризу неведомых сил природы, все время меняла тембр голоса. Трудно было узнать в свистящей торопливой речи неторопливый бас Петерсена.
— Бедлам! — пробормотал штурман.
Алеша молчал. Ему хотелось зажать уши, закрыть глаза…
— Мальчик, — Петерсен резко выключил радио, — тебе приходилось плавать в космосе?
"Все-таки зря они так… Ни ограды, ни охраны никакой. Кто ни захочет — приедет, и будь здоров…"
Мальчишка разочарованно перепрыгнул через глубокую колею, оставленную пятидесятитонным "Бизоном", и с размаху нырнул в тень трансформаторной будки. Сделал он это как раз вовремя. За углом послышались голоса.
— Слушай, Арсен, позвони Давыдову, чтобы включил второе прожекторное кольцо. А то здесь шею сломаешь.
Мальчику страстно захотелось, чтобы в эту минуту у неизвестного Давыдова испортился телефон, а путь проходящих стал ровным и гладким, как международное шоссе. Второй голос отвечал спокойно:
— А кто тебя, дорогой, по окружной трассе погнал? Забыл старое правило: кратчайший путь — всегда хорошая дорога. Золотой закон шоферов. Не-ет, генацвали, лучше я предложу всех пилотов через два года списывать с ракет на грузовики. Для стажировки.
В лунной дорожке тускло замерцали серебристые куртки, обшитые галунами. От соседнего дока шли двое в форме пилотов Космической Авиации Советского Союза.
Мальчик втянул голову в плечи, прижался к стене и зашептал быстро-быстро про себя: "Только бы не заметили, только бы не заметили…" Испытанное заклинание помогло. Когда он открыл глаза, фигуры пилотов почти совсем растворились в темноте августовской ночи. Мальчик перевел дыхание. В ушах шумело. Он даже не услышал шагов проходящих пилотов. Зато теперь путь к старту был свободен.
Старт — островок света в непроглядной южной ночи. Прожектора ярко освещают площадку, на которой идет непрерывное движение. Силуэт ракеты кажется неправдоподобно большим. Выше дерева, выше дома, выше, наверное, даже Исаакиевского собора в Ленинграде…
От неподвижности стали зябнуть ноги. Мальчик расстегнул спортивную сумку и натянул брюки. Но когда согрелся, захотелось спать. Только этого, конечно, не хватало. Столько готовиться, сохраняя задуманное в тайне, добраться до космопорта — и перед самым отлетом заснуть на старте!.. Он ущипнул себя за руку и снова стал наблюдать.
К освещенной площадке все подкатывали и подкатывали огромные автоцистерны. Толстые змеи-рукава насосов гнали топливо в бездонное брюхо корабля.
"Значит, уже скоро! Топливо заливают перед самым полетом…" Он все знал. Всю процедуру отправки выучил наизусть. Наверху у открытого люка копошились маленькие фигурки. Вот они замахали руками-черточками, и вниз поехала коробочка лифта. Погас свет. Снова зажегся, погас еще раз. На площадке осталось гореть только дежурное освещение. Рокотнула сирена. Это инженер, руководящий подготовкой к полету, созывал механиков на техническую пятиминутку. Значит, в основном все закончено.
"Ну, либо теперь, либо — никогда!" Согнувшись в три погибели, маленькая фигурка метнулась из-под стены к площадке. Скорее! Спотыкаясь о рельсы, чудом сохраняя равновесие, он мчался к стапелю. Туда, где на могучем бетонном основании покоился толстый и круглый, как башня водокачки, корпус ракеты. Вот и ажурное строение лифтовой стрелы. Открытые платформы — как чашки весов: одна едет вниз, другая — наверх. На каждой — табличка с надписью: "Грузовой". А где же для людей? Впрочем, какая сейчас разница! Он вскочил на площадку и опустил рычаг. "Только бы не услышали…"
Проскрипев, отбарабанив стыки, лифт остановился возле широкого отверстия грузового люка. Пассажирский, по идее, выше. И вдруг ослепительный свет стегнул по глазам. "Прожектора? Пропал, сейчас заметят — и…" Уцепившись за края стальной пещеры, мальчик единым махом перенес тело в спасительную темноту трюма и упал на четвереньки. Все! Теперь, что бы ни случилось, назад он не вылезет.
Узкая щель между контейнерами. Темнота. Карманный фонарик тускло освещает приборы, упакованную аппаратуру. Грузы, грузы без конца. Все привязано, принайтовано, как перед штормом. Интересно, где же помещение для команды или хотя бы для пилота?
Гремит снаружи вой предстартовой сирены, и следом за сиреной — чьи-то шаги. Шаги приближаются. Кто-то спускается по трапу. "Неужели увидят?" Но спрятаться в крошечном свободном пространстве, не загроможденном грузами, абсолютно негде. Может быть, куда-нибудь в ящик? Возле небольшого пульта дубль-пилота (сколько раз видел он такие в кино) — сундук с пломбой на проволочке. Сорвать!
В мягкой упаковке, как апельсины, лежат друг возле друга круглые приборы. Вынуть их, распихать по щелям, а самому — в сундук…
Шаги уже совсем близко, рядом. Щелкает, закрываясь, крышка сундука.
— Ну что, штурманок, справишься без меня?
Сильная мужская ладонь шлепает по-металлу. "Значит, штурман уже на месте. Только почему-то не отвечает… Придется полежать здесь подольше". Он осторожно переворачивается на спину, упирая коленки в мягкую обивку стенок. "Хорошо приборам, как в люльке".
Снова тот же голос начинает счет в микрофон:
— Один, два, три, как слышно? Контроль связи по каналу пеленгования… Порядок… Выхожу.
Топают по металлическому трапу тяжелые ботинки. Теперь они удаляются. Хорошо. Но почему с каждым их шагом в душу все глубже и глубже забирается что-то ужасно противное? Оно мешает дышать, заставляет чаще биться сердце. Страх? А чего бояться? В любой момент откинул крышку, позвал кого-нибудь из экипажа, хоть того же штурмана, с которым разговаривал проверяющий. Но только он, конечно, этого никогда не сделает. Сколько он мечтал об этом моменте, сколько думал… Теперь самое главное позади. Он — в ракете. Не замечен! Впереди полет и увлекательная, героическая жизнь на строительстве спутника. Ну кто из ребят может похвастаться таким окончанием каникул? Конечно, потом он вернется. А может быть, и останется? Научится водить ракету, станет гелиосварщиком, монтажником-пустолазом…
Металлический голос проревел:
— "Л-16" к старту готова! Задраить люки! Техсоставу покинуть площадку.
Последняя команда. Сейчас начнется предстартовый счет и тогда… У него вспотели ладони. Рискуя быть обнаруженным, он приподнял крышку сундука. Один взгляд на человека, спокойно сидящего рядом за приборами, и он будет готов ко всему. Но в темноте забитого грузами трюма трудно что-либо различить. Почему же не горит свет? Он чувствовал, как поднимается к горлу плотным комком тревога. Она растет, выталкивает его из сундука. Еще минута — и он заколотит кулаками в металл люка и закричит…
Корпус ракеты задрожал. Грохот хлынул неудержимой волной в уши, затопляя сознание. Тряска, вибрация, рев двигателей…
— Стойте-е-е!!!
— Старт! — прогремели динамики. И тотчас же кто-то большой мягкий и невероятно тяжелый стал наваливаться на грудь, сдавливать глаза, горло. "Пинь-инь", — тоненько зазвенело в ушах. И туман, красный и густой, затопил все вокруг. Мальчик потерял сознание.
Грузовая ракета без команды и пилота с единственным непредусмотренным пассажиром на борту вышла на расчетную траекторию Земля-"Земля-2".
Пробив атмосферу, корабль шел в космическом пространстве.
Больше он не мог плакать. Круглые слезы лежали в углублениях мягкой обивки ящика и при малейшем движении повисали в воздухе. Двигатели смолкли. Ракета продолжала полет к цели по инерции.
Сколько же прошло времени? Сначала — старт и потеря сознания. Потом, когда, очнувшись, он с помощью карманного фонарика отыскал тумблер и включил свет, оказалось, что часы остановились. Тогда же, оглядевшись, он понял, что находится один в грузовом автоматическом корабле. Он с размаху треснул себя по лбу. Если бы это помогало…. Ведь читал, сколько раз читал, что большинство грузовых ракет ходит на спутник без пилота. Там они и остаются. А из их корпусов монтажники делают помещения станции.
А вдруг ракета летит к другой цели? Над Землей летают десятки искусственных спутников. Но обитаемым был только один. К кому же он попадет? К людям или к роботам? Он был неглупый мальчик и понимал, что от этого зависит его жизнь.
Внимание привлек прибор с большим экраном. "Может быть, это устройство поможет связаться с Землей?" Он перебросил ноги через край сундука, в котором лежал, и в ту же минуту потолок устремился прямо на него. Выставив руки перед собой, чтобы не разбить голову, он оттолкнулся и поплыл вниз, болтая ногами. Под каблуком звякнуло. В воздухе, как от маленького взрыва, разлетелись осколки разбитого прибора. Краем глаза он успел прочитать надпись над шкалой: "Блок привода". Но раздумывать было некогда. Прежде всего следовало остановиться. Судорожно цепляясь за ремни, скобы и просто тросы, которыми были стянуты упакованные грузы, мальчик подобрался к экрану. Большая белая кнопка — "Включение".
В глубине прибора что-то щелкнуло, и экран ожил. На фоне мелькающих полос медленно проступило изображение, напоминающее вязанку дров. "Земля-2". Ура!.. И вдруг в памяти ожили кадры старой кинохроники: прибытие грузовых ракет на спутник. Грузовой причал — в руках автоматов. Они без участия человека вскрывают контейнеры и ведут разгрузку. Вскрывают, а воздух?.. Ведь у него же нет скафандра…
Решение пришло неожиданно и потому показалось особенно удачным: надо немедленно сообщить людям на спутнике, что в ракете — человек. Правда, как это сделать?.. Включить двигатели! Конечно, включить двигатели!!! Дать несколько вспышек из дюз, ведь на каждой, даже грузовой, ракете есть дубль-пилот с ручным управлением двигателями торможения и маневрирования. Если их включить, то операторы, работающие на станции приведения, поймут…
Конечно, он просто растерялся, иначе такое решение не могло бы и прийти ему в голову. Чтобы он — сын инженера-ракетчика, парень, который вот уже три года, начиная с четвертого класса, бредил космическими полетами, — и вдруг схватился за приборы активного управления. Да еще тогда, когда разбит "Блок привода"!..
Однако, все это понял он позже. Значительно позже, когда у него оказалось даже слишком много времени для раздумий.
Стараясь не смотреть на разбитый циферблат, он осторожно подобрался к пульту. Ага, вот и клавиша с надписью: "Двиг. торможения". Она легко нажимается.
Сильный рывок заставил его втянуть голову в плечи. Изображение спутника на экране медленно поползло влево, открывая простор огонькам колючих звезд. "Эх, слишком влево…" Где-то под страхом, родилась гордость: он все-таки управлял настоящим кораблем, заставляя его маневрировать. Он не сомневался: автоматы обязательно приведут его ракету к цели, куда бы он ни улетел. Он ладонью снова придавил клавишу пуска. Раз и еще… Яркие звезды на экране стремительно понеслись вправо, оставляя за собой светящиеся дорожки. Ракета закувыркалась, окончательно потеряв направление. Перед глазами мальчика вверх и вниз прыгали осколки разбитого прибора.
Шло время. Секунды складывались в минуты. Минуты в часы. Он потерял им счет. Теперь он уже не кидался на закрытую автоматическим замком дверь, не кричал: "Хочу домой, мама!" В конце концов, он ведь был еще совсем маленьким мальчиком, которому простительны и слезы, и даже временная потеря самообладания. Большой космос — дело взрослых людей, но и они не все выдерживают…
Некоторое время назад он впервые почувствовал духоту и понял: в грузовой ракете некому беспокоиться о запасе кислорода. Автоматам живительный газ не нужен.
Теперь он безучастно висел, прижавшись к крышке своего сундука, и не отрываясь смотрел на экран телевизора. Темные тени легли вокруг глаз. Насыщенный углекислотой воздух со свистом проникал в легкие, не освежая кровь.
В голове тонко звенело. Если бы он знал, что среди грузов находится великое множество голубых баллонов со сжатым кислородом… Впрочем, и тогда вряд ли он сумел бы ими воспользоваться.
На фоне непрерывно плывущих, как на карусели, звезд безразлично всплывал и прятался голубой шар.
"Земля. Там дом… Люди… Неужели они дадут ему пропасть?" Мысли поворачивались в голове медленно, как тяжелые двери на заржавевших петлях. Думать было почти больно. Чувства и желания свелись к одному: дышать! Это было сложным делом и занимало почти все внимание. Может быть, потому он не почувствовал. как прекратилось непрерывное кувыркание. Только раз, взглянув на экран, удивился: в центре застыла Земля. Огромная, она занимала почти весь экран. Неожиданно верхний край ее светлого диска срезался. Планета стала, ущербной, как месяц в новолуние. Усилием воли мальчик заставил себя смотреть внимательнее.
От напряжения перед глазами поплыли разноцветные круги. И звон в голове и ушах стал нестерпимым. И все-таки он успел заметить движение набежавшей тени. Через минуту тень материализовалась в знакомые очертания космического крейсера, который он так любил рисовать…
На мгновение он представил себе позор, который ждал его. Позор и осуждение всех. Увести ракету с траектории, нарушить режим стройки. Вызвать на поиск крейсер… Он крепко зажмурился. Все равно радость того, что сейчас в душную кабину войдут люди, побеждала все остальные чувства.
"Ну что ж, я виноват, — думал он в смятении, — но я больше никогда, никогда не выйду в космос. Разве мало на Земле замечательных профессий! Я буду жить на самом дне голубого воздушного океана и работать где-нибудь там, где всегда чистый воздух и откуда не видно взлетающих в небо ракет…"
Ракету встряхнуло. Магнитный замок, запиравший дверь, отскочил в сторону. И вместе с живительной струей холодного, пахнущего резиной воздуха в помещение ворвались звуки. По трапу застучали тяжелые магнитные ботинки.
…Из динамика раздался знакомый до противности голос диспетчера базы, прозванного курсантами Ишаком. Мы вздрогнули.
— Капитана-командора Жаркова просят явиться на второй причал, — взывал в тишине Ишак.
Наш собеседник поднялся. Вскочили и мы. Командор Константин Жарков — вот откуда мне известно его лицо.
— Ну ладно, ребятки. Доскажу при следующей встрече. — Он улыбнулся, потом нахмурился. Бережно стер несуществующую пыль с маленькой мемориальной таблички, выполненной из серебристого космического сплава. Потом, подняв на прощание руку, круто повернулся и вышел.
Командор Жарков! О нем рассказывали легенды. Причем одна из них заключалась в том, что каждый раз перед дальним звездным рейсом капитан заходит в салон старой курсантской базы и проводит там час один. Мы не верили…
Валька подскочил к табличке. Как часто мы привыкаем к тому, что нас окружает, и перестаем замечать даже главное.
Твердой рукой гравировщика на металле были выведены две фамилии. После них стояло: "…— бригадир гелиосварщиков… — Главный механик.
Погибли при исполнении служебных обязанностей во время метеорного потока в год строительства спутника".
Мы переглянулись.
Это и был конец истории, не досказанный капитаном. Прошло много времени, прежде чем я узнал ее в подробностях…
"Сириус" догнал тогда кувыркающуюся ракету. Вовремя снял непредвиденного пассажира и повернул обратно. Но обратно он опоздал…
Когда крейсер остановился у обломка причала, станция тонула во тьме. Редкими звездами мигали фонари аварийной команды. На пирсе, возле разрушенного ГАПа, они образовали светящуюся цепь. Там лежали двое. Скафандр одного — самый большой, над которым смеялись, что он составлен из двух, был распорот сверху донизу. Около второго топтались гелиосварщики, неловко держа огромными рукавицами маленькую записку. Ее привезла "Л-16", отбуксированная "Сириусом" к причалу. Читать ее было уже некому.
— Мальчик узнал обо всем случившемся на Земле, когда придирчивые врачи выпустили его из клиники. "Работа в космосе противопоказана, — стояло в истории болезни. — Боязнь пространства". Это означало отчаянный страх перед высотой. Нет у человека сил побороть его.
…И все-таки он стал астролетчиком.
После долгого тяжелого полета, когда он вел корабль совсем один, получил звание командора. С тех пор он мог после каждого рейса приходить в кают-компанию старого спутника, где на переборке висела маленькая мемориальная доска с двумя именами.
ЛЕВ СТЕКОЛЬНИКОВ
ПРЕДУПРЕЖДАЕТ "МЕРКУРИЙ-1"
1. ПОСЛЕ КАТАСТРОФЫ
— Говорит рейсовый планетолет "Заря"! Говорит рейсовый планетолет "Заря"! В результате столкновения с неизвестным космическим телом сохранилась только носовая часть корабля с каютой штурмана (носовой отсек).Спаслись двое: штурман "Зари" Руал Петерсен и пассажир Алексей Донцов. Судьба остальных членов экипажа и пассажиров неизвестна.
Катастрофа произошла в 14 часов по земному (московскому) времени, 20 июля 2064 года в семидесяти миллионах километров от Земли и в двадцати пяти миллионах километров от Марса.
Прошу срочной помощи! Прошу срочной помощи!
Перехожу на прием! Перехожу на прием!.."
Штурман откинулся в кресле и напряг слух. Минута, вторая, третья… тишина. Работает ли передатчик?
Петерсен посмотрел на щит управления. Знакомые, чуть подмигивающие, разноцветные огоньки сказали ему, что аварийные автоматы работают: искусственная гравитация поддерживается в пределах нормы, воздух, тепло и свет поступают в носовой отсек, а обломок корабля мчится куда-то, медленно вращаясь… Но куда он мчится?
Телеэкраны кругового обзора не работали: их матовые овалы отражали только зеленые, синие, желтые и красные огоньки щита управления.
Радио молчало. Это удивительно! На трассу Земля-Марс ежесуточно стартуют корабли, и пассажирские, и грузовые.
Штурман вздохнул и подвинул к себе микрофон:
"Говорит рейсовый планетолет "Заря"! Говорит рейсовый планетолет "Заря"!.."
Алеша открыл глаза, пытаясь понять, где он. Удивительная комната. Пол выгнут блюдцем, а стены сходятся над головой. Похоже, что он находится внутри пирамиды. Слабый голубоватый свет струится от переносной лампы. За столом, заставленным приборами, сидит высокий худощавый старик в одежде работников космофлота. На черном рукаве блестит серебряный Сатурн знак штурмана корабля. Звучит ровный голос:
— …Срочно жду помощи! Перехожу на прием!..
В глазах рябило, в ушах шумело. Голос Петерсена звучал как будто в стороне от неподвижно сидящего старика. Странно!
Мысли разбегались. Никак не сосредоточиться. Вот так же плохо было, когда Саша Петров запустил футбольный мяч вместо ворот в голову Алеше. Как все тогда перепугались! Света побежала вызывать "Скорую", но Алеша потребовал отнести его домой… Мама ужаснулась… перед Алешей выплыло ее лицо.
— Мама! — тихо, чуть шевельнув губами, позвал он.
Всегда, когда было трудно, он звал мать. А она часто уезжала в командировки, уезжала, зная, что Алеша очень скучает. И всегда эти командировки были летом. Вот и в этом году она улетела на Марс. Там, вместе с отцом, она работала на ирригационной станции. И Алеша решил навестить ее на каникулах…
Это было его первое космическое путешествие. Он подружился со штурманом "Зари". Старик часто водил его по кораблю, объяснял, как устроен космический лайнер. Очень интересно было сидеть в каюте Петерсена и рассматривать космокарты…
Вспомнил!.. Он разложил карту на диване, и вдруг — толчок! Он ударился обо что-то и потерял сознание.
— Очнулся? — штурман повернул к мальчику длинное, в резких морщинах лицо. Он говорил по-русски, но с сильным акцентом.
— Что это было?
— Если бы я знал, мальчик! Столкновение. Может, метеорит. Автоматика подвела, а почему — неизвестно. Сохранился только носовой отсек… Ты цел?
— Цел, — Алеша схватился за голову, — только в голове шум и тошнит.
— Ты легко отделался. Это все скоро пройдет.
— А другие? — тихо спросил Алеша.
Петерсен опустил голову:
— Жалко. Хорошие люди… были.
Они замолчали. Слышно было только равномерное щелканье часов и тонкие звонки автоматов.
— Связи нет, — заговорил штурман, подходя к столу. — Если не наладим связь, плохо дело.
— Нас будут искать, — Алешу знобило, но голова прояснилась. Он встал с дивана и подошел к старику.
— Мы как иголка в стоге сена. Мальчик, ты храбрый?
На неожиданный вопрос Алеша не знал, что ответить: сказать "храбрый" как-то неловко.
— Думаю, что не трус.
— Нам надо быть очень храбрыми, — продолжал Петерсен. — Я хочу знать, что со мной, стариком, будет стоять молодой мужчина, на которого можно положиться. Тебе сколько лет?
— Шестнадцать.
— О, это не мало. — Петерсен замолчал, сморщился и схватился за грудь: — Что-то у меня тут неладно… нет, ничего. Слушай, мальчик, у нас есть пища на месяц, но нет воды. Синтезатор воды находился в среднем отсеке. У нас только два термоса.
Алеше сразу захотелось пить. Он облизнул губы и молча стал помогать штурману открывать иллюминатор. Это было сложным делом: от удара все затворы перекосило. После дружных усилий им удалось снять крышку, изоляционный слой и, наконец, раздвинуть стальные шторки…
Плотный, нестерпимо яркий голубой столб света ударил внутрь каюты. Алеша вскрикнул и отшатнулся, зажав глаза ладонью. В тот же миг он почувствовал, как шершавая рука штурмана надевает ему очки.
— Мы с тобой поторопились, мальчик. Так можно ослепнуть.
Когда сквозь дымчатые стекла они опять взглянули в иллюминатор, им открылось прекрасное зрелище.
На грифельно-сером небе сверкали, переливаясь радугами, тысячи и тысячи алмазно-белых глыб. Они бороздили пространство во всех направлениях. Одни проносились совсем рядом с "Зарей", другие поблескивали на пределе видимости. Если бы по огромному алмазу ударили чудовищной силы молотом, то, наверно, так бы летели во все стороны брызги-осколки.
— Что это? — спросил Алеша. У него закружилась голова. Почему эти странные звезды так быстро движутся?
— Потому что это не звезды. И, наверно, не они движутся, а мы вращаемся. А ты не находишь, что даль отливает зеленым?
— Да, чуть-чуть, — помедлив, ответил Алеша. — Но где же мы? Где Земля? Где Солнце?
— Земля там, где Солнце. А Солнце сразу не найти при таком блеске. Но оно должно быть видно. И Марс близок. Просто у нас мал обзор.
— Но где же мы? — повторил Алеша.
— Я начинаю понимать, где мы. В такое положение космонавты еще не попадали… будь мужественным, мальчик. По-видимому, мы находимся в плену у кометы. В ее голове. Даже больше в ее ядре!
2. ОХОТА ЗА ВОДОЙ
В комете! Они захвачены в плен кометой! Может ли это быть? Но если так, то эта зеленоватая дымка — хвост кометы. А что такое эти алмазнобелые глыбы?— Товарищ штурман, а что, если они изо льда? — Алеша показал на иллюминатор.
— Я как раз думал об этом, — медленно ответил Петерсен, может, прав американский астроном Уилл. Он считал, что куски ядра кометы состоят из загрязненного льда. Но это не обязательно замерзшая вода. Углекислота тоже выглядит льдом… Надо рискнуть. Скафандр есть, аварийный люк работает… штурман вдруг сморщился и, закусив губу, схватился за левый бок. Алеша кинулся к нему.
— Ничего, ничего, — бормотал Петерсен и вытирал со лба пот. — Сейчас пройдет. — Он распрямился, слабо улыбнулся: Ты испугался? Это у меня так… ушиб. Давай готовить скафандр.
И вдруг в каюте прозвучал хрипловатый бас:
"Говорит рейсовый планетолет "Заря"! Говорит рейсовый планетолет "Заря"! В результате столкновения с неизвестным космическим телом…" И они услышали слово в слово, посланное штурманом сообщение о гибели "Зари".
— Вот они, фокусы кометы, — угрюмо сказал Петерсен. — Не пробиться! Радиоволны полностью отражаются… А все-таки попробуем еще.
Он сел к передатчику, полминуты собирался с мыслями и начал ровным голосом:
"Говорит планетолет "Заря". Второе сообщение. Шестнадцать часов по земному (московскому) времени. Открыли иллюминатор. Находимся в голове кометы, в огромном рое ледяных и каменных глыб. Первое сообщение о катастрофе вернулось, отраженное непроницаемым для радиоволн слоем. Повторяю: сохранилась только носовая часть корабля.
Перехожу на прием. Перехожу на прием.
Штурман Руал Петерсен".
Старик встал, открыл маленький шкафчик, стоя спиной к Алеше, достал пузырек с лекарством и быстро, таясь от мальчика, проглотил таблетку.
— Вокруг Земли ведь тоже есть слой, непроницаемый для радиоволн, — сказал Алеша.
— Да. Ионосфера. И она честно нам служит. Не будь ее невозможно было бы наладить связь на коротких волнах. Это ты и сам знаешь, из школьного курса. А наша комета будто скорлупой нас одела — никаких волн не пропускает.
— Но ведь нашу комету, наверно, уже открыли?
— Может быть, мальчик, может быть, — штурман опять сел за передатчик и начал медленно, тщательно проверять его.
— Ты хорош, — бормотал он, осматривая детали передатчика, — и ты тоже хорошо работаешь, а ты… и ты в норме… гм… — Петерсен опустил голову, задумался.
Алеша опять подсел к иллюминатору. Да, Солнце все-таки видно, но диск его намного меньше привычного, "земного" Солнца. Сверкающие льдины продолжали свое кружение, но среди них Алеша заметил и темные глыбы. Это, возможно, были обыкновенные каменные метеориты, подобные тем, что изредка падают на Землю.
Прошло несколько минут, и каюту наполнили оглушительные нестройные звуки: обе передачи штурмана вернулись и гремели, перебивая и перекрывая друг друга. Первая передача звучала чуть тише, вторая, по странному капризу неведомых сил природы, все время меняла тембр голоса. Трудно было узнать в свистящей торопливой речи неторопливый бас Петерсена.
— Бедлам! — пробормотал штурман.
Алеша молчал. Ему хотелось зажать уши, закрыть глаза…
— Мальчик, — Петерсен резко выключил радио, — тебе приходилось плавать в космосе?