– Это гражданский объект.
   – Ты уверен? – Жора мыслил с оттенком недоверия. – Я отчетливо вижу лучевые и протонные пушки на его башнях. Они вот-вот откроют огонь, а ты говоришь, что это гражданские?
   – Это имитация, – подтвердил свою первоначальную версию Туркин. – Марсиане просто хотят казаться более сильными, чем есть на самом деле. Всем этим бутафорским оборонительным комплексом управляет древний квантово-плазменный компьютер, а личный состав изображают десять или двенадцать детишек. Они таким образом наивно пытаются помочь повстанцам.
   – Детишки? – Ямата замешкался. – На самом деле? Такие маленькие и сопливые?
   – Ты что, никогда не видел детей? – Алексей рассмеялся.
   – Какие, к черту, дети?! – ворвался в их беседу мысленный возглас ещё одного из участвующих в операции Воинов. – Компьютер моего магнитоплана выдает сигнал о том, что я попал в прицел протонного орудия! Туркин, драть тебя некому, испари эту крепость немедленно!
   – Говорю персонально тебе, Семенов, это имитация! – повторил Алексей. – Я, конечно, беспринципный и безжалостный Воин, но стрелять по расшалившимся детям не стану!
   В этот момент ментальный спор троих Воинов был прерван неожиданным и, с точки зрения Туркина, невероятным событием. Откуда-то из-за правого угла игрушечной крепости ударил вполне реальный залп протонных пушек, и примерно десять магнитопланов, получив серьезные повреждения, покинули строй наступающего воинства.
   –Твою мать! – уже в радиоэфире заорал Семенов. – Туркин, гаси эти горелки, не то нас сейчас запекут в фольге, как буженину!
   Алексей был настолько поражен случившимся, что промедлил лишнюю секунду, и на призыв Воина первым откликнулся капитан крейсера «Гордый». Он дал несколько усиленных залпов, и мелкие останки «крепости» разметало в стороны на пару километров.
   – Семенов, – смущенно позвал Туркин, тоже выходя в радиоэфир на боевой частоте. – Ты живой?
   – Я-то, конечно, живой, – мысленно откликнулся Воин. – Но трое моих солдат отдали концы на месте, а ещё пятеро собираются сделать это в самое ближайшее время. Я тебе не судья, Алексей, но обделался ты по полной программе. Жди теперь пряников, как минимум, от самого Диктатора.
   – А как максимум? – тоскливо подумал Туркин.
   – От господа бога, – пояснил Семенов.
   – Что-то мне не нравится эта ситуация, – вмешался в их мыслеобмен Ямата. – Сканирование ты провел, фон обработал, показания магнитного резонатора зафиксировал, радиолот показал, что оружия в здании нет. Так?
   – Так, – удрученно согласился Алексей. – Все верно. Десять маломерных человеческих теней, автономный компьютер, пара локаторов и никакого оружия.
   – Кто же тогда стрелял в моих солдат? – возмущенно спросил Семенов.
   – Следователи разберутся, – присоединился к обсуждению четвертый Воин, капитан «Москвы». – Дай бог, чтобы стреляли не защитники крепости, а кто-то другой, отставший от общей массы бегущих повстанцев…
   – Вот, – убежденно заявил Ямата. – Так, скорее всего, и было!
   – Туркин и мне друг, – ответил ему Семенов, – но истина, как говорится, дороже!
   Алексей вдруг осознал, что весь спор идет вокруг его действий, вернее – бездействия, и никто из соратников не упоминает о том обстоятельстве, что внутри крепости погибли не озлобленные бородатые горняки, а дети. Кто бы ни был виновен в неприятностях Туркина, этот неизвестный «герой сопротивления» в первую очередь невольно подставил бестолковых скаутов. Своих же детей. Мысль была неприятной, но ещё более противным оказалось следующее размышление. Если выстрелом по наступающей цепи некто осознанно провоцировал Воинов на решительные действия против мирного населения, то ему это вполне удалось. Для привыкшего к собственной непогрешимости титана мысль была достаточно революционной, но он прекрасно понимал, что такая «подставка» более чем возможна.
   – Даю сигнал отбоя, – отвлекая Воинов от мысленной беседы, заявил в радиоэфире командующий операцией. – «Гордый», высадить полицейские подразделения. Остальным – идти на базу. Разбор полетов проведем после праздника.

2.Титан

   Восьмой этаж сто девятнадцатого сектора экваториальной зоны никогда не отличался строгостью нравов и Дремотным спокойствием, которые были присущи верхним этажам многоуровневого всепланетного города. Впрочем, это было общее свойство уровней под номером восемь на всей планете Титан. Формированию этого свойства сильно способствовало незавидное высотное положение «восьмерок». Ниже восьмого этажа лежал только девятый, технический, и десятый – собственно грунт, на котором в других секторах располагались перерабатывающие заводы, продуктовые фабрики и тюрьмы или моря, как под большинством южных секторов. Сто девятнадцатому в этом отношении повезло. Его участок предпоследнего уровня не был узловым и потому не требовал к себе особого внимания. Он содержал лишь периодически рвущиеся трубы подачи воздуха, тепла, воды и прочих полезных веществ. Энергетические подстанции тоже располагались в соседних секторах, протягивая через территорию сто девятнадцатого только толстые щупальца плазменных кабелей, которые и вовсе не нуждались в обслуживании. Повезло участку и с грунтовым уровнем. Там не было ни тюрем, ни фабрик, ни сырости. Все почвенное пространство сектора занимало западное крыло Общегражданского кладбища. В экваториальной части планеты не было места тише и покойнее. На толстом слое синтетического земного грунта росла самая настоящая трава и даже невысокие деревья. Тропинки между могилами были выложены свинцовыми пластинами, а под потолком уровня, против правил, всегда светило целых два ультрафиолетовых прожектора вместо одного. Довольно частые в этом раю туристы, прогуливаясь по кущам выросшего на натуральных органических удобрениях сада, зачастую испытывали непреодолимое желание остаться здесь навсегда. Предприимчивые администраторы тут же предлагали им незанятые пока участки, а представители погребальных контор наперебой советовали обратиться в свое агентство, как, несомненно, самое лучшее на планете, и заранее составить договор об оказании ритуальных услуг. В результате десятый уровень постепенно превращался из кладбища в зону отдыха. Пока ещё живые владельцы участков с огромным удовольствием приходили на свои будущие могилы. Расстелив коврики, или прямо на траве, они предавались блаженной медитации среди чуть слышно шелестящих деревьев, под щедрыми лучами двух неутомимых «солнц». Соседство с усопшими никого при этом не смущало.
   Выше восьмого уровня все было тоже не так уж – скверно. Там располагались типичные «спальные районы». Чем ближе к поверхности, тем они считались престижнее, а значит, и жизнь текла чем выше, тем более неторопливо и благопристойно. В немалой степени это предопределялось расовым составом населения, который резко менялся, начиная с четвертого уровня, и простые люди становились меньшинством. Большую часть проживающих здесь граждан составляли рядовые титаны, не добившиеся в жизни особых успехов. Но наиболее спокойным и шикарным был, конечно, первый уровень. От всего остального «нижнего» мира его отделял этаж разнообразных контор, учреждений и деловых центров. Обитатели поверхности, почти поголовно титаны, никогда не спускались ниже делового уровня, и снова исключение составлял злосчастный восьмой!
   Да что тут говорить, даже полицейский участок сто девятнадцатого сектора был знаменит тем, что располагался не в деловом квартале, как это практиковалось в большинстве южных районов, и не на одном из спальных уровней, как в северных областях. Он был расчленен на две равные части, одна из которых контролировала уровни с седьмого по первый, а другая пыталась держать в узде обитателей этажа номер восемь.
   Сержант полиции Джемисон остановил свой магнитоплан у крыльца самого шикарного особняка на первом уровне, а следовательно, и во всем секторе. Неприятные мысли, навеянные участием накануне в усиленном рейде по восьмому этажу, тут же отступили, и на лице полицейского появилась привычная улыбка. Джемисон служил давно, и этап «обкатки», когда его, молодого офицера, в первый же день службы бросили на усмирение жителей «восьмерки», закалил его характер навсегда. С тех пор он лишь изредка бывал в проклятой зоне, но каждый раз по возвращении из рейда благодарил судьбу за то, что она не дала ему застрять во втором, нижнем, отделении полицейского участка навсегда. Теперь его патрульная территория лежала под открытым небом, в пределах богатых кварталов первого уровня, и это было наилучшим поощрением для честного служаки. Ему завидовали даже те, кто уже получил звание лейтенанта, но остался работать внизу. Да, если честно, ему завидовал даже капитан второго отделения. Он не раз говорил, что готов поменяться с Джемисоном местами, не раздумывая ни секунды. А виной всему был проклятый восьмой уровень – по меркам, например, заповедной и патриархальной Земли – целый город, состоящий из притонов, игорных домов и заведений, предлагающих увеселения самого сомнительного свойства.
   Сержант подошел к двери, но не настолько близко, чтобы сработали системы идентификации. Прежде чем вступать в разговор с обитателями дома, следовало выбросить из головы лишнее и вспомнить все имеющиеся в запасе вежливые обороты речи. Скорее всего, дверь должна была открыть служанка с немного смешным, но милым именем Кукла, но – чем черт не шутит? – к Джемисону мог выйти и сам хозяин. Такое случалось очень редко, но все же случалось. От мысли о том, что может столкнуться с хозяином дома, сержант слегка оторопел. Он нервно вытер взмокшие ладони о брюки и застегнул верхнюю пуговицу мундира. По отцу сержант тоже был титаном, но этот факт ничуть не приближал его к невидимой грани, за которой сверкало бриллиантами и шуршало натуральным шелком недосягаемое светское общество. Родиться титаном на Марсе или Земле означало автоматически стать полноправным членом местной элиты. В столице всего приходилось добиваться потом и кровью. Простым титанам путь к заоблачным вершинам постоянно преграждали дети высших сословий. Впрочем, большинство вполне устраивали второстепенные роли низших государственных чинов и независимых специалистов.
   Титаны, даже полукровки, конечно, могли бы проявить волю и добиться в своей жизни большего, но им очень редко удавалось совладать с наследственно скверным характером. Вспыльчивость и неуживчивость были словно компонентами их крови. Начальники из таких граждан получались, а вот сотрудники – нет. Даже в полицию, учитывая эту общую для всех титанов черту характера, принимали не энергичных и боевых, как можно было бы предположить, а наиболее уравновешенных.
   Для титана Джемисон был просто флегматиком, а потому был назначен на самый ответственный в секторе пост. И все равно, рядом с хозяином шикарного особняка сержант чувствовал себя пигмеем. Достижения полицейского не шли ни в какое сравнение с тем, чего сумел добиться этот титан – Абсолютный Воин Туркин.
   Встретиться с именитым соседом было для полицейского великой честью. Ведь именно проживание таких важных персон и определяло место района во всепланетном Списке престижа. В сто девятнадцатом секторе, правда, жил всего лишь один такой человек, но в соседних-то не было ни одного! Этим выдающимся обстоятельством все обитатели участка страшно гордились. Жителям центральных секторов их поведение могло показаться смешным, ведь их кварталы были просто переполнены знаменитостями. Однако, например, весь Южный полюс серьезно завидовал таким районам, как сто девятнадцатый. Южане от зависти нервничали и все свободное время напряженно размышляли над вопросом, чем же лучше множества прочих квартал, избранный тем или иным выдающимся титаном. На почве таких размышлений в мэриях и барах районов, обделенных высоким вниманием, даже затевались нешуточные массовые дебаты. Об этом Джемисону рассказывал один из младших братьев, работавший в полицейском участке сектора семьсот два.
   Немного уняв нервную дрожь, сержант шумно выдохнул и сделал шаг в зону идентификации.
   – Добрый рассвет, сержант Джемисон, – вежливо произнес домашний компьютер. – Госпожа Кукла сейчас выйдет.
   Полицейский немного расслабился и вновь расстегнул воротничок. Кукла была дома, и, значит, встреча с хозяином откладывалась до следующего раза. Это было хорошо. Вернее – не так напряженно. Говорить с полубогом было непросто даже для такого не самого последнего представителя титанов, как сержант. Он всегда чувствовал при этом смущение и какую-то юношескую неловкость. Другое дело – служанка. По местным меркам она была, конечно, не просто домохозяйкой, а королевой домохозяек, сливками этого социального слоя, настоящей аристократкой, но держалась Кукла всегда просто и приветливо как со слугами соседей, так и с полицейскими. Видимо, потому, что была она милой, чуть застенчивой и восхитительно приятной в общении женщиной из обычной семьи, обычных людей, а никаких не титанов, даже на восьмую или шестнадцатую часть.
   Джемисон почувствовал, как сладко замирает сердце, а в груди разливается теплая волна. Он всегда относился к Кукле с особой нежностью, расовые предрассудки в его кругу не приветствовались, но до сих пор так и не осмелился сказать ей об этом или выразить свое отношение каким-то другим образом.
   – Пит? – удивленно и в то же время радостно произнесла Кукла, появляясь на пороге.
   От звуков её голоса у сержанта едва не закружилась голова.
   – Здравствуй, – сдавленно произнес он.
   – Здравствуй, – Кукла кивнула и сделала шаг в сторону. – Проходи.
   – Я на минуту, – смущенно пробормотал полицейский. – Мэр попросил меня заехать и поинтересоваться у твоего хозяина, где он собирается встречать праздник? Если Алексей Борисович ещё не решил, то мы хотели пригласить его на секторную церемонию…
   – Боюсь, что хозяин не волен выбирать место, – с сожалением ответила служанка. – Нынешний праздник будет отмечаться весьма масштабно. Все-таки пятисотлетие Снятого Шлема. Хозяину придется присутствовать на празднествах во дворце Диктатора. Но он будет искренне благодарен за ваше приглашение и, я уверена, запланирует встретить пятьсот первую годовщину в нашей мэрии.
   – Спасибо, Кукла, – Джемисон улыбнулся. – Можно, я передам твои слова мэру, как ответ самого Воина?
   – А ты любитель прихвастнуть? – Служанка рассмеялась. – Хочешь представить все так, будто разговаривал с самим Алексеем Борисовичем?
   – Нет, что ты! – Сержант густо покраснел, а затем, опустив взгляд, кивнул: – А в общем-то, да. В нашей среде это имеет большое значение. Я, конечно, и без того пользуюсь достаточным авторитетом – ведь патрулирую самый важный квартал сектора! Но чего стоит мое патрулирование, если я даже не вижу твоего хозяина?
   – Я давно предлагала тебе познакомиться с ним, – Кукла покачала головой. – Он очень милый и спокойный человек.
   – Человек? – Сержант усмехнулся.
   – Конечно, – женщина пожала плечами. – Человек или титан, лично я никогда не уточняю. Хозяин, кстати, тоже. Он такой же, как ты или я. Он любит читать старые книги, слушать музыку, возиться в саду. Иногда он грустит, иногда радуется, а под настроение рассказывает удивительные истории. Когда он говорит, я просто не в силах ничем заниматься, настолько интересно его слушать.
   – Может быть, ты просто влюблена в него? – Сержант ревниво покосился на стереокартинку, которая украшала стену прихожей, слева от входной двери.
   На ней хозяин дома, улыбаясь, демонстрировал самому Диктатору какие-то экзотические растения из своей оранжереи. Правитель выглядел на редкость довольным, словно Воин, перед тем как показать коллекцию, на часок ссудил ему свою прекрасную служанку. Джемисон понимал, что мыслит нерационально и все эти фантазии вызваны приступом ревности, но ничего поделать с собой не мог.
   – Будь он мне неприятен, я давно бы нашла другую работу, – мягко, словно чувствуя, что творится в душе у полицейского, сказала Кукла.
   – Ладно, – сержантвзял себя в руки и взглянул на неё чуточку виновато. – Извини. Так я могу похвастаться?
   Служанка рассмеялась и, взяв его за руки, провела в гостиную.
   – Садись, сейчас будем пить чай, – сказала она.
   – У меня через час… – пробормотал было Джемисон, но вдруг осекся и замолчал.
   – Ничего у тебя через час не запланировано, – укоризненно качая головой, сказала молодая женщина. – Просто ты меня немного боишься, так?
   Сержант судорожно сглотнул и послушно уселся в кресло.
   – А хозяин? – с опаской оглядываясь на дверь, ведущую в главные апартаменты дома, спросил Джемисон.
   – Он в походе, – наконец-то пояснила Кукла. – А Снайп во Дворце. Мы можем посидеть и спокойно поговорить. Разве ты не за этим пришел?
   – Я хотел лично пригласить Алексея Борисовича… – начал неловко оправдываться сержант.
   – Хотя мог бы оформить и выставить вежливое приглашение в информационном пространстве? – перебила его служанка. – Нет, Питер, я тебе не верю.
   – А если я скажу, что появился здесь потому, что нашелся предлог? – опустив глаза, спросил полицейский. – Предлог, чтобы увидеть тебя.
   – Скажи, – лукаво щурясь, предложила Кукла. – Только не забывай при этом, что я замужем и у меня есть сын.
   – Я не забываю, – полицейский нахмурился. – Ты обещала чай.
   – Это не отказ. Пит, – служанка, прежде чем отправиться на кухню, провела по щеке сержанта прохладными пальцами и улыбнулась, – ты мне очень нравишься, но пока для каких-либо отношений между нами не время.
   – Пока не время, – словно эхо, повторил Джеми-сон и вздохнул. – Снайп тебя не обижает?
   – Он очень боится хозяина, – ответила Кукла и прошла на кухню.
   Сержант был хорошим парнем, но ему вовсе не обязательно было знать о тонкостях взаимоотношений между обитателями самого роскошного дома в секторе сто девятнадцать. Впрочем, чем старше становился сын Куклы, тем труднее было скрывать главную из упомянутых тонкостей. Иван был немного похож на мать и совсем не похож на отца, вернее – на мужа своей матери, Снайпа.
   Наблюдательные друзья-соседи не раз пытались вызвать Куклу на откровенный разговор, но она всегда отказывалась, и тайна оставалась тайной. Ну, или почти тайной, ведь мальчишке уже давно стукнуло двенадцать лет, и не заметить его поразительного сходства с хозяином дома мог только слепой. Да ещё Снайп, слуга и верный оруженосец Абсолютного Воина Туркина Алексея Борисовича.
   – А как дела у Ивана? – Полицейский сделал глоток вкуснейшего чая и одобрительно кивнул.
   – Каникулы, – женщина сокрушенно вздохнула. – Целыми днями пропадает в парке и на оздоровительных площадках. В последнее время я вижу его только по вечерам.
   – Площадки – это неплохо, – заметил Джемисон. – Некоторые из его сверстников уже предпочитают всем подвижным играм восьмой уровень.
   – Нет, Иван не такой, – Кукла улыбнулась. – Очень серьезный мальчик. Иногда мне кажется, что он только притворяется ребенком, а на самом деле давно уже вырос.
   – Да… – Сержант взял с блюда ароматную булочку и с наслаждением откусил. – Свои дети растут незаметно. Вроде бы вот только что произнесли первые слова, а, глядишь, уже самостоятельные граждане. Моя Дина старше Ивана на год, а уже совсем взрослая девица. В этом году закончила школу.
   – Так рано? – с недоумением спросила служанка.
   – Учителя этому даже не удивляются, – полицейский пожал плечами. – Говорят, что практически все дети-титаны готовы сдать выпускные экзамены хоть завтра, просто они не видят в этом особого смысла.
   – Сами дети не видят? – по-прежнему удивленно уточнила Кукла.
   – Я же говорю, они страшно самостоятельны, – ответил Джемисон. – И отчасти это меня беспокоит…

3. Дворец

   Дворцовая площадь была единственным местом на всем Титане, где небо соприкасалось с землей, а бегущий по орбите спутник-солнце согревал не только верхний уровень, но и почву планеты. Животворные ультрафиолетовые лучи, в субэкваториальном поясе почти всегда прямые и горячие, в этот день казались особенно приятными и ничуть не обжигающими. Двенадцатое июня, День Снятого Шлема, был единственным днем в году, когда на площадь допускались все желающие. Поэтому простые жители планеты, редко бывавшие на первых этажах в течение года и не видевшие неба по триста с лишним дней, ждали праздника с огромным нетерпением. Они бесстрашно выходили на площадь без головных уборов и за два дня празднований успевали наряду с массой впечатлений получить серьезные ожоги лица и солнечные удары. Ведь праздник начинался по часам земных тихоокеанских островов, а заканчивался по часам Дворца Диктатора. Время Титана было почти синхронизировано с земным, и «солнце» сатурнианского спутника двигалось по орбите малой планеты примерно с той же скоростью, с какой вокруг своей оси вращалась Земля, но все же некоторая разница во времени была. На родине предков пока ещё наступало утро одиннадцатого. Кстати сказать, что и праздник двенадцатого июня там отмечался немного другой:
   День Государства. Эти мелкие разногласия воспринимались жителями столицы как незначительные погрешности при переводе с языка землян на язык титанов. Никто из последних даже на секунду не задумывался о том, что в действительности никакого перевода не существует. На обеих планетах говорили на едином языке, просто земляне из последних сил пытались доказать, что никакие новые столицы не смогут стать важнее прародины человечества. По мнению большинства придворных, поза, в которую становились земные аристократы, была нелепой и смешной. Видимо, поэтому на праздник Снятого Шлема никогда не приглашались гости с Земли. Как говорится, чтобы «не смешить народ»…
   А народ между тем желал как раз веселья и каких-нибудь интригующих зрелищ. Высочайшее соизволение Диктатора пустить своих подданных на площадь, чтобы они полюбовались небом и солнцем, было как бы первым, официальным номером в развлекательной программе, и очень скоро этого становилось недостаточно. Обычно в этот переломный момент толпа, так сказать, разделялась «по интересам». Кто-то напивался, кто-то начинал танцевать и петь, а наиболее настырные принимались штурмовать увеселительные заведения Дворца.
 
   Нынешний праздник разворачивался по привычному для всех сценарию, разве что с большим, нежели обычно, размахом.
   Ярусы Дворца, открытые со стороны площади и потому представляющие собой как бы гигантский срез всепланетного города, были украшены виртуальной иллюминацией и гирляндами живых цветов. Насчет того, что цветы были натуральными, многие сомневались, но взобраться хотя бы на девятый уровень дворцовых трибун, чтобы рассмотреть благоухающее великолепие вблизи, не удавалось пока ни одному смельчаку. Высота каждого этажа составляла около ста метров. Впрочем, народ это не смущало. Площадь была полна отчаянных людей, намеренных веселиться до полной потери сил, и подступы к Дворцу походили на растревоженный муравейник. Толпа жаждала веселья и хотела видеть потакание своему желанию со стороны элиты. Избранные, в свою очередь, хотели веселиться и видеть, что народ доволен своими лидерами. Желания совпадали, и гармония с каждой минутой и рюмкой становилась все более яркой и выразительной.
   С различных поднебесных ярусов людям то и дело махали руками Воины и вельможи. Придворные дамы периодически подходили к перилам балконов и бросали в бурлящую толпу цветы, правда, делали они это с приличной высоты, этажа с седьмого, и кому адресовались подарки, было неясно. С традиционно развеселого уровня номер восемь, где бесперебойно звучали музыка и смех, на землю снисходило не только благословение, но и периодически спускались разряженные в шелка актрисы фривольного жанра. Такая жертвенность придворных гетер вызывала у обывателей бурю восторга. Впрочем, дворцовые феи никому особых услуг не оказывали, ограничиваясь раздачей воздушных поцелуев. Покружив в золоченых креслах-магнитопланах над головами возбужденных простолюдинов, они вновь взмывали на свой недосягаемый уровень, и снующим по площади горожанам оставалось лишь завистливо вздыхать. Они замирали в неудобных позах с запрокинутыми головами и пожирали глазами такой заманчивый и аппетитный срез дворцового «пирога». Три нижних уровня, – вот все, что было доступно взглядам любопытных зрителей. Отстойник гигантского Дворца, этажи, вроде бы открытые постороннему глазу, но вместе с тем – спрятанные за объемными лазерограммами рекламы, идущими на балконах виртуальными представлениями и непристойными шоу. Уровни, сочащиеся весельем и источающие терпкий аромат утонченного разврата…
   Снайп вполне мог войти в приемный модуль и подняться на восьмой этаж, пользуясь статусом оруженосца – званием, ради получения которого многие рядовые титаны могли бы продать душу дьяволу, – но его останавливала глупая и уже давно бесполезная верность Кукле.
   С тех пор как супружеская пара устроилась на службу к нынешнему хозяину, минуло больше тринадцати лет, и за эти годы жена ни разу не подпустила законного супруга к себе ближе чем на полметра. Поначалу Снайп просто бесился от ревности и уязвленного самолюбия, затем пытался наладить взаимоотношения, принося Кукле подарки и оказывая особые знаки внимания, но закончилось все, как и должно было закончиться. У Куклы родился сын, в зачатии которого Снайп не принимал ни малейшего участия. Это окончательно выбило обманутого мужа из колеи, и он поплыл по течению, продолжая верой и правдой служить тому, кто разрушил всю его жизнь. В душе оруженосца не было ненависти, была лишь обида. Хозяин относился к нему хорошо, но ни разу даже намеком не показал, что сожалеет о содеянном. Или что хотел бы – конечно, будь он простым смертным – извиниться за то, что разрушил семью и похоронил светлое будущее самого верного на свете слуги. Впрочем, Снайп вовсе не был уверен, что смог бы простить обидчика, а потому извинится Туркин или нет, роли не играло.