Итак, мы снова сталкиваемся с картиной глобального масонского заговора, разъедавшего Россию. И предопределившего ее падение? Стоп, вот здесь хотелось бы предостеречь читателя от слишком упрощенного взгляда. Действительная историческая картина была отнюдь не «двухцветной» и отнюдь не простой.
   Как уже отмечалось, масонство представляет собой «сеть», но не спаянную и монолитную когорту соратников и единомышленников. Допустим, что общего между такими масонами, как князь Львов, Керенский и Троцкий? Союз между ними (весьма условный) возможен был только до падения царя. А когда Львов возглавил Временное правительство, он стал непримиримым врагом для рвущегося к власти Керенского. Как и Керенский для Троцкого. В России возникали и «дикие ложи» в нарушение всех масонских правил. То есть не учреждаясь от других, вышестоящих лож, а создаваясь сами по себе, явочным порядком. И правила устанавливали сами, преступая традиции «вольных каменщиков». Например, принимая в ложи женщин или широко пропагандируя свою деятельность (что в масонстве категорически не допускается).
   Наконец, когда мы сталкиваемся с описаниями всеохватывающего масонского могущества, стопроцентно верить им не рекомендуется. Даже если они основаны на собственных масонских данных. Потому что одно из главных средств «вольных каменщиков» – ложь. В том числе и о себе. При этом реальные тайны, будьте уверены, чаще всего остаются тайнами. А вовне распространяется только та информация, разглашение коей нужно самим масонам.
   И зачастую они сами о себе распускают преувеличенные слухи – дабы создать соответствующее впечатление. Пусть уважают и боятся. Бывает и откровенное вранье отдельных масонов ради персонального самовосхваления. Так, в эмиграции Керенский и Кускова разразились мемуарами, явно стараясь всего навсего набить себе цену. Уж такого наплели о своих тайных связях и былом всесилии, что непонятно становится – как же они очутились за бортом, на «политической свалке»?
   Отметим и еще один метод. Точно так же, как КГБ иногда очернял своих врагов и подрывал их позиции, запуская утки о их работе… на КГБ, так и масоны нередко практиковали этот метод. Подобным образом они, например, залили грязью генерала Михаила Васильевича Алексеева. Который на самом-то деле крепко насолил масонству, как международному, так и внутрироссийскому. Его конфликт с международным масонством касался связей Франции и Румынии. В обеих странах правительства состояли из «вольных каменщиков» родственных лож, именно этим объяснялась горячая «любовь» двух государств. И когда Франция, несмотря на противодействие Алексеева, втянула Румынию в войну, наобещав ей немыслимые выгоды, на Россию пошло колоссальное давление, требования снимать войска с других фронтов и перебрасывать на помощь румынам. Михаил Васильевич на давление не поддался. И царя убедил не поддаваться. Но катастрофу Румынии ему не забыли.
   А внутренним масонам он прижал хвост в 1916 г., выдвинув проект диктатуры тыла, наведения порядка и жесткой борьбы с дезорганизаторами России. Дожать до введения диктатуры ему не удалось, царь на это не согласился, но Алексеев создал особую следственную комиссию генерала Батюшина, в короткий срок пересажавшую ряд вредителей-олигархов: банкира и медиамагната Рубинштейна (что вызвало скандал на уровне Гусинского), промышленников Шапиро, Раухенберга, Шполянского, сахарозаводчиков Бабушкина, Гепнера и Доброго. Когда же на комиссию покатили бочки купленные либеральные юристы, Алексеев прикрыл ее своим именем, направив министру земледелия и опубликовав в «Правительственном вестнике» официальное уведомление: «Моим распоряжением были арестованы сахарозаводчики Израиль Бабушкин, Иоволь Гепнер и Абрам Добрый за противодействие снабжения армии сахаром, умышленное сокращение выпуска сахара и злонамеренный вывоз сахара за границу…» Достаточно сказать, что после Февральской революции все арестованные очутились на свободе, а члены комиссии Батюшина – за решеткой. А вот Алексеева за такие его действия исподтишка произвели в «масоны» и даже в руководители «военного заговора», обгадив его имя, а потом и память.
   Если же разбирать реальные факты, то общее разъедание государства – было. Но представлять дело так, будто кругом, во всех государственных и политических структурах внедрились одни масоны, заняли все ключевые посты и вредительствовали, глубоко неверно. В Думе среди депутатов было 30 масонов. Меньше 10 %. Но оппозиционным было подавляющее большинство Думы! Поэтому неча на одних масонов пенять. Ох как у многих деятелей, никогда в жизни не имевших отношения ни к каким ложам, тоже оказалась «рожа крива». Поскольку гораздо более опасным и губительным оказывалось не прямое, а косвенное воздействие масонства. А именно – пропаганда. Она во все времена являлась мощнейшим оружием «вольных каменщиков», обрабатывая и формируя так называемое «общественное мнение». А на Россию она шла уже два столетия подряд. Под флагами «просвещения», «цивилизованности», «свободомыслия», «прогрессивных» учений и теорий.
   И добивалась куда большего, чем вовлечение в ложи десятка-другого неофитов. Она заражала сотни тысяч людей. Ослабляла национальные устои всего народа. Особенно верхушки. Не сразу, постепенно, исподволь, год за годом, десятилетие за десятилетием. И добивалась своего. Дворянство, интеллигенция, буржуазия по-прежнему оставались православными, но многие начали смотреть на посещение храма просто как на красивую традицию. Зачитывались бестселлерами масона Ренана, «объяснявшего» Евангелия и Деяния Апостолов с рациональной позиции. Запоем глотали книжки Ницше, Папюса и прочих антихристианских авторов. Увлекались спиритизмом, оккультизмом, астрологией, хиромантией. А как согласовать с Православием возникшую среди молодежи моду на самоубийства?
   У рабочих вера была покрепче, но и они начинали смотреть сквозь пальцы на то, что их дети обходят стороной церкви, а вместо этого тянутся в социалистические «рабочие школы» – что ж, дело молодое, пусть «просвещаются», авось в люди выйдут.
   Конечно же, все россияне искренне считали себя патриотами. Но при этом интеллигенция и студенты переписывали друг у друга стихи Веневитинова:
 
Грязь, вонь, клопы и тараканы,
И надо всем хозяйский кнут,
И это русские болваны
Святым отечеством зовут…
 
   И восторгалась ими, это было «модно». Как и сочувствие «революции». Это вошло на уровень «общепризнанного», делить все явления на «реакционное» и «прогрессивное». Причем отождествить «прогрессивное» с либерализмом и западничеством. Как ни крути, снова напрашивается сравнение с сегодняшним днем, когда народ под влиянием пропаганды признает некие «демократические ценности», хотя никто их в глаза не видел, кроме кучки воров. И хотя львиная доля россиян не получила от демократии ничегошеньки, кроме бед и несчастий.
   Ну а в начале XX века такая «общепризнанность» взглядов привела к тому, что любой человек, ежели сам себя считал «прогрессивным» и хотел выглядеть таковым в глазах окружающих, перенимал и либеральные взгляды. А взглянув на деятельность либеральных партий, нетрудно прийти к выводу – какая разница, кто там у них был масоном, а кто не был? Все в одну дуду дудели, все были оппозиционными царю и правительству.
   Но все же оппозиционные течения были разнородными. И в целом нельзя говорить о простой «арифметической сумме» всех антироссийских сил. Скорее, о их «геометрическом», «векторном» суммировании. Так, большинство либералов, конечно, не желало крушения России. Напротив, они были уверены, что стоит им получить власть, как страна под их мудрым руководством еще больше усилится, чем при царе. А «Запад нам поможет». Сепаратистов интересовало отделение их регионов. Плюс максимальное ослабление России, чтобы она не смогла подавить отделения. Поэтому их планы и планы либералов не совпадали. Социалистов интересовала не только борьба с самодержавием, но и последующая борьба с либералами. За власть. Поэтому они блокировались с кем угодно, в том числе с сепаратистами. А были и силы, желавшие не либерализации, не ослабления России, а однозначного ее крушения. Но либералы в своей слепоте этого не видели, охотно идя на союз с революционерами всех мастей. Желая использовать их как инструмент давления на власть и наивно полагая, что смогут держать их под контролем.
   Однако и революционные движения отнюдь не были едиными! Напротив, в ходе революции, во время последующей «реакции» они кололись и дробились. По поводу программ, по поводу стратегии и тактики, а нередко просто из-за взаимоотношений лидеров. Социал-демократы перессорились с эсерами, эсеры – с народными социалистами и т. д. и т. п. Если спуститься на уровень ниже и взять одну партию, социал-демократов, то и внутри нее единством не пахло. Были большевики, меньшевики, независимо от них держали себя сторонники Троцкого.
   Но даже и среди большевизма единства ничуть не наблюдалось. Он делился и почковался на множество группировок и группировочек, и Ленин являлся лидером только одной из них. А были и «ликвидаторы» (сторонники ликвидации нелегальных организаций и борьбы легитимными средствами), «отзовисты» (сторонники отзыва своих депутатов из Думы и перехода к сугубо нелегальной борьбе), «примиренцы» (Зиновьев, Каменев – сторонники примирения с Троцким), «правдисты» (группировавшиеся вокруг редакции «Правды», чья позиция во многом расходилась с ленинской), «богдановцы» (Луначарский и др., соединявшие большевизм с мистикой и богоискательством), были и «ультиматисты», «впередовцы», «красинцы»…
   И все они ожесточенно грызлись между собой. Такое положение в партии было, конечно, ненормальным. И если в 1906 году на IV съезде произошло формальное объединение различных ветвей социал-демократии, то теперь большевики-ленинцы предприняли противоположную попытку. Сплотиться самим и отмежеваться от «чужих». Троцкий начал организовывать международную социал-демократическую конференцию в Вене. Но Ленин в противовес ему созвал в январе 1912 года свою конференцию, в Праге. Она приняла резолюции, осуждавшие прочие группировки, клеймившие их «оппортунизм», и избрала свой, большевистский ЦК.
   Ради солидности, чтобы создать более весомый орган, противостоящий оппонентам, формировался этот ЦК наскоро, без особого разбора. Наводили тех, кто под руку подвернулся и казался «верными». Членом ЦК стал, например, полицейский провокатор Малиновский. Вошел в высший орган партии и столь сомнительный тип, как Шая Голощекин, очутившийся к этому времени за рубежом и попавший на конференцию непонятно от кого. Для непосредственной работы внутри России было образовано еще и Русское бюро ЦК. Тоже скомпонованное из случайных лиц, «на живую нитку». А чтобы сделать эти органы более гибкими (и опять же, более солидными в количественном отношении) было решено пополнять их путем кооптации. Не собирать же каждый раз конференции – это дорого, накладно, хлопотно. Подобная практика и установилась. Вводились те или иные активисты, в том числе находившиеся в России. На одном из первых заседаний в ЦК был кооптирован Сталин.
   Но, рассмотрев лагерь «внутренних» врагов Российской империи, надо коснуться и внешних. То есть, по большому счету, мирового масонства. Хотя еще раз подчеркну, что структуры «вольных каменщиков» многослойны. И их позиции в описываемое время были совершенно неоднозначны. Во Франции и Англии масоны составляли весомую силу в правительствах и парламентах. Их ослабление России никак не устраивало. Это было бы для них смертельно. В воздухе пахло войной, один за другим следовали то Марокканские, то Балканские кризисы. Но Франции и Англии была нужна Россия послушная, легко регулируемая. Чтобы не выдрючивалась из-за своих национальных интересов, как впоследствии это делал Алексеев. И Франция с Англией двурушничали. Одной рукой выделяли царскому правительству займы, кредиты, демонстрировали дружбу и поддержку на международной арене. А другой рукой вскармливали и подзуживали либеральную оппозицию. Которая в своем оголтелом «западничестве» давно уже пела с голоса Парижа и Лондона.
   Однако сильная Россия была нужна Парижу и Лондону только до поры до времени. Поэтому, так сказать, «третьей рукой», они заигрывали и с сепаратистами, и с социалистами. Хотя российские сепаратисты понимали, что от Англии и Франции реальная поддержка им в ближайшем будущем не обломится. И ориентировались в основном на Германию. По пути с потенциальной военной противницей России, Германией, было и еврейским ложам. Но даже и в «союзных» западных державах промышленных и финансовых магнатов встревожили бурные успехи нашей страны в развитии экономики. И начался новый виток по активизации антироссийской подрывной деятельности.
   Инициаторами выступили уже упоминавшиеся крупные американские банкиры и иерархи ложи «Бнайт Брит» Якоб Шифф, Соломон Лоеб, Кун. В США в 1912 г. состоялся сионистский съезд, на котором Лоеб призвал: «Собирайте фонд, чтобы посылать в Россию оружие и руководителей, которые научили бы нашу молодежь истреблять угнетателей, как собак. Подлую Россию, которая стояла на коленях перед японцами, мы заставим встать на колени перед избранным от Бога народом».
   Была создана особая организация для развертывания борьбы с Россией и Самодержавием. Начинание охотно поддержал видный британский банкир лорд Мильнер, один из руководителей «Великой национальной ложи Англии». Примкнул и близкий ему клан Ротшильдов – британских, французских и австрийских банкиров. И германские банкиры Варбурги, родственные Ротшильдам… Якоб Шифф поддерживал и укреплял отношения с заметными российскими оппозиционерами – Керенским, Милюковым, Аладьиным.
   И в это же время произошло маленькое, почти незаметное событие в партии большевиков. В ЦК был вдруг кооптирован Свердлов. С какой стати его решили ввести в руководящий орган партии, непонятно. Он все еще находился в ссылке. То есть как бы кооптировали «мертвую душу». Кто предложил его кандидатуру, тоже неясно. Протоколы тогда велись отрывочно, а то и вообще никак. Может быть, Голощекин приятеля вспомнил? Как бы то ни было, решение было принято. А в конце 1912 года «товарища Андрея» заочно ввели и в состав Русского бюро ЦК. Можно ли считать, что внезапное возвышение Свердлова и активизация «сил неведомых» совпали по времени случайно? Или?…

9. Туруханская глубинка

   В Петербург Свердлов добрался в конце декабря 1912 года. Здесь уже полгода издавалась легальная «Правда», а в октябре прошли выборы в IV Государственную Думу, где возникла целая фракция большевиков – Бадаев, Муранов, Петровский, Малиновский, Самойлов, Шагов. В столицу к этому времени переехала и сестра Якова Михайловича – Сарра, она получила медицинское образование и начала работать врачом. Через сестренку «товарищ Андрей» наводит контакты все с тем же М. С. Ольминским – для связей с зарубежьем, с большевиками-думцами, с редакцией «Правды» – Еремеевым, Бонч-Бруевичем, Молотовым, Савельевым, Самойловой. Узнает, что сам он уже не только член ЦК, но и член Русского бюро ЦК.
   Ленин и его соратники появлению в Питере Свердлова очень обрадовались. Дело в том, что легалы из «Правды» вызывали массу неудовольствия в эмиграции. Они стали вести себя как обычная редакция газеты. Публиковали то, что сами считали нужным, формировали номера по собственному разумению, задавали настрой по собственному усмотрению. Видели события совершенно иначе, чем из Женевы, и освещали их отнюдь не так, как хотел бы Ильич. А вокруг «Правды» и фракции Думы складывалась и особая партийная uруппировка «правдистов» руководствовавшаяся тем направлением, которое определяла газета.
   И Ленин надеялся, что столь радикальный революционер как Свердлов сможет стать его «руками» и навести желательный порядок. Он писал Якову Михайловичу: «… Дела в Питере плохи больше всего оттого, что плох «День» (условное название «Правды»)… Если верно, что №№ 1-й и 3-й или 3-й и 6-й стоят за осторожность с реформой «Дня», т. е. за промедление изгнания теперешних редакторов и конторы, то это очень грустно (под номерами указаны депутаты Думы, 1-й – Бадаев, 3-й Малиновский, 6-й – Петровский)… Необходимо посадить свою редакцию «Дня» и разогнать теперешнюю. Ведется дело сейчас из рук вон плохо… Надо покончить с так называемой «автономией» этих горе-редакторов. Надо Вам взяться за дело прежде всего… Взять редакцию в свои руки…»
   И Свердлов принялся за дело. Укрылся на квартире Бадаева и Самойлова, не выходя на улицу. Разгонять редакцию не стал – видимо, чтобы не портить отношений. Да и вряд ли его послушались бы. Но его самого неофициально ввели в состав редакции. И он начал подправлять нацеленность «Правды» в более острую сторону. Здесь же, на квартире, пользуясь депутатской неприкосновенностью ее хозяев, стали собираться совещания редакции и Петербургского комитета большевиков.
   Ну а его супруга с ребенком, оставшиеся в Сибири, пожили там немного – не поймают ли главу семьи, не вернут ли обратно? Не поймали, не вернули. Они переехали в Томск, дождались письма Свердлова, что он уже в Питере, и тоже отправились туда. Никто им, собственно, не препятствовал, никто не удерживал. Удрал муж – ну и удрал. Как видим, порядки в Российской империи были весьма и весьма мягкими.
   Впрочем, Охранное отделение прекрасно знало, где находится член ЦК Свердлов и что делает. Ведь об этом информировал другой член ЦК и депутат Думы Малиновский. Но брать «товарища Андрея» не спешили. Пусть поработает, пусть новые связи выявятся, новые инструкции из-за рубежа поступят. Однако в начале февраля агенты охранки допустили промашку. Не довольствуясь данными от Малиновского, они опросили дворника дома, где засел «товарищ Андрей», не видел ли, не замечал ли чего подозрительного? А дворник переполошился – если в подведомственных ему квартирах проживает «непрописанное лицо», то как бы не нагорело, как бы отвечать не пришлось. И пошел выяснять этот вопрос к квартиросъемщику, к Самойлову.
   Свердлов, узнав о расспросах агентов, сразу насторожился и решил скрыться. В ближайший же вечер, когда стемнело, его перевезли на квартиру… к Малиновскому. Которому он проговорился, что это все равно ненадежно. Раз у одного депутата вычислили, то, конечно, и других без внимания не оставят. Дескать, придется исчезнуть более основательно. И в полиции решили – надо брать, пока не ускользнул. Только затруднение вышло, как бы собственного «сексота» не подставить. И директор Департамента полиции Белецкий дал указание Малиновскому перевести Свердлова куда-нибудь на другую квартиру.
   Но выручили их сам Яков Михайлович, не намеревавшийся задерживаться под одной крышей, и… приезд Новгородцевой с ребенком. Она как раз в эти дни прибыла в Питер. Нашла Сарру, та связалась с Петровским. У него и наметили встретиться с мужем. 9 февраля Клавдия Тимофеевна перебралась к Петровским, а вечером туда и Свердлов пожаловал. Ну а под утро нагрянула полиция. Даже с депутатской неприкосновенностью церемониться не стали, чтоб не упустить такую птицу. Петровский протестовал, порывался звонить министру внутренних дел, но его гостей арестовали. Словом, и в этот раз «товарищ Андрей» лишь два месяца на воле попрыгал.
   Был скандал в Думе. 13 февраля социал-демократическая фракция внесла запрос – по какому такому праву на неприкосновенной квартире задержали «находившегося там знакомого депутата Петровского – Якова Михайловича Свердлова и г-жу Новгородцеву с ребенком»? Запрос поддержали аж 73 депутата! Его обсуждала Государственная Дума, поднялась вонища во всех либеральных газетах. Надо ж, какой «произвол и самоуправство» сатрапов! Беглого преступника арестовать осмелились!
   Новгородцеву, правда, долго не держали. За ней значился всего один криминал – она с прежнего места поднадзорной высылки, из Екатеринбурга, уехала без спроса и уведомления властей. И ей снова назначили два года высылки под гласный надзор полиции. А по делу Свердлова следствие шло три месяца. С доказательствами его противоправительственной деятельности, как обычно, было не густо. И в мае он получил пять лет ссылки. Но уже подальше – в Туруханский край.
   Клавдия Тимофеевна покинула столицу не сразу. Высылка – это была не ссылка. Человек оставался на свободе, ехал своим ходом. Она и не спешила. Да и власти шли навстречу. То сын у нее заболел, и к тому же, она опять была беременной. Она оставалась в Питере у Петровских и Сарры, пока не определилась участь мужа. Потом поехала на родину, где в июле родила дочь Веру. Потом пожила в Саратове у сестры Якова Софьи Авербах. И лишь когда оправилась и отдохнула от родов, ей определили место высылки в Туринске.
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента