Страница:
Подробности изгнания были довольно мерзкими. Их вещи закинули на грузовики, и выкинули на дорогу подальше от жилья. Командующий Центральным военным округом Буки Аялон объяснил писателям, что, мол, Боливару не снести обоих, или евреи – или гои. Нужно провести небольшую этническую чистку, и для евреев будет больше места. А вы, прекраснодушные, не понимаете, что это – наш долг и наше право. Но писатели не поняли. Не поняли и многие другие израильтяне, оказавшие изгнанникам посильную помощь, и обратившиеся в Верховный суд справедливости, БАГАЦ, с требованием вернуть людей домой.
Ясным весенним днем мы сели в разбитую «Шкоду» приятеля и поехали посмотреть своими глазами на пещерных людей и на тамошние места, потому что лучше раз увидеть, чем сто раз услышать.
В это время года ковры цветов покрывают холмы Юга. Красные поля анемонов вдоль дорог перемежаются белыми и желтыми ромашками и маргаритками, а меж них темным фиолетовым пятном выделены ирисы. Вскоре солнце выжжет траву до ржавой коросты, но сейчас нежные облака овечьих отар плывут по зеленой глади. Патриархальная прелесть Палестины еще сохранилась в этих дальних местах. Ведь удаленность измеряется не километрами. Есть места и подальше, чем юг исторической Иудеи, хотя бы тот же Эйлат. Но Эйлату с его пяти-звездными гостиницами, и даже Мицпе Рамону, столице джипов, не тягаться с этими нехожеными и неезжеными тропами. Если провести прямую линию между Иерусалимом и Беер Шевой, к востоку от ее пересечения с «зеленой чертой» (границей Израиля в 1948-1967 гг.) находится самая глухая глубинка Палестины, где мало что изменилось за последние три-четыре тысячи лет.
Невысокие холмы и просторные долины Шефелы вдруг, без предупреждения, превращаются в крутые складки гор, и с них открывается чаша пустыни, замкнутая с востока горами Арада. Пещеры начались сразу же. К западу от «зеленой черты» у самой дороги – знак археологических раскопок Хирбет Рувейна, где, как написано на знаке, жили древние иудеи еще во времена легендарного Первого Храма. Это хорошо сложенные прочные ограды вокруг целого лабиринта пещер. Пещеры просторные, обжитые, с кострищами и отверстиями в своде для выхода дыма, с элементами кладки. Они разделены на несколько приделов, как бы комнат, но лишь до высоты бедра.
Дальше к востоку – еще более внушительная руина, пещерный город Сусия, где стоит древняя синагога с мозаичным полом. Она была построена в 4 веке и простояла до девятого века, а тогда – плавно превратилась в мечеть. Сначала, видимо, только часть местных жителей перешла в ислам, и тогда во дворе синагоги возникла молитвенная ниша – михраб. С годами их примеру последовали и прочие, и синагога стала мечетью, хотя те же пастухи и их дети молились в тех же стенах.
Дорога идет мимо холмов, и все чаще мы замечаем такие же пещеры, что и в археологических руинах, но уже населенные. На холме, на конфискованной у палестинцев земле – новое еврейское поселение Маон, крепкие стандартные дома с красными черепицами, полно воды, электрические фонари, новые блестящие машины, колючая проволока, охрана с автоматами. У подножья холма, в складке зеленого вади – скопление пещер и робких нерешительных лачуг. Это Тувейне, одно из селений пещерных жителей. Здесь нашли приют их выселенные родичи.
Мы поставили машину на въезде в село. В вади здоровый мужик пас овец, но, увидев нас, оставил отару и поднялся на дорогу. Подошло еще несколько крестьян. Когда они поняли, что мы пришли с миром, расцвели улыбками, показывая удивительно ровные белые зубы. Из ближней хижины вышла старуха с чайником и сразу угостила нас горячим чаем с травами.
Крепкие, здоровые люди – здешние горцы. Их лица необыкновенно красивы почти картинной красотой. Густые бороды, теплые халаты, (как в Таджикистане – заметила Алиса, уроженка Душанбе), правильные черты, вокруг вьются чистые и обихоженные дети. Можно год ходить по Израилю – не встретишь таких довольных и умиротворенных лиц.
Эти люди довольны своей долей, своими просторными и аккуратными пещерами, унаследованными от предков, довольны собранной дождевой водой, зеленой травой и голубыми небесами. Как в притче о рубашке счастливого человека, у них, у счастливых людей, нет рубашек. Они хотят только одного – чтобы их оставили в покое.
Даже для меня, человека не нового в палестинской глуши, это оказалось неожиданностью. Газетные статьи подчеркивали бедность и убогость их быта, и я ожидал увидеть несчастных бедолаг, вроде тех, с которыми встречаешься от Иерухама до района Таханы Мерказит в Тель-Авиве. Но нет, здесь не было несчастных и обездоленных нищих, грязных сопливых детей, истеричных одиноких матерей, никто не показывал нам пустые холодильники и бумажки от соцстраха. Очень крепко стоят на земле крестьяне Хевронских гор.
Как же вы обходитесь без воды, без электричества?
Да мы привыкшие, нам и не надо. Зачем нам оно? Вот колодезь новый наладили, и хорошо.
Правда, молодежь хотела электричество, вон даже столбы врыла. Но Шай не разрешил.
Кто этот Шай?
Из поселения (Маон), с оружием ходит. Я, говорит, вас отсюда выживу. Это, говорит, наша земля. Да как это может быть его земля, когда мы ее от наших отцов получили?
Что же вы в пещерах живете?
В них хорошо, летом прохладно, зимой тепло. И овцам много места. Нам так удобнее. Но и дома строим.
Действительно, почти у каждой пещеры стояло строение, сложенное из местного камня. Мы зашли в один из домов, где размещалась семья Махмуда Хамамде, выброшенная из своей пещеры. Дом был построен, как строили раньше культовые здания, без окон, со сводом, образованным пересечением двух арок. В единственном помещении размером 7 х 7 м по стенам лежали одеяла и прочая утварь. Семья Хамамде насчитывает 15 человек, включая самого Хамамде, свободно говорящего на иврите, его родителей, жену и детей.
Нам бы вернуться в пещеру, больше нам ничего не надо.
Покажите нам вашу пещеру, – попросили мы.
Наш первый знакомец по имени Абед на минуту исчез и вскоре подкатил к дому на стареньком тракторе, как заправский таксист. Мы забрались на рога и крылья трактора, Махмуд уселся на капот, Абед врубил передачу и трактор пополз вверх по грунтовой дороге под наши песни вроде «Прокати-ка нас, Абед, на тракторе, до околицы хоть прокати».
Путешествие было не для слабонервных. Трактор полз по крутизне, наши палестинские провожатые обсуждали, в какую сторону лучше спрыгивать, если он перевернется. Но вскоре перед нами открылся лучший в мире вид гор и цветущей пустыни. Далеко внизу белел Арад. И повсюду, как хутора в степи, виднелись входы в пещеры с узорными карнизами.
Трактор остановился, и мы спустились по склону в вади, где, окруженная крепкой каменной стеной, была пещера Хамамде, а рядом – еще несколько пещер. Мы заглянули в одну из них, там жила пожилая женщина с двумя маленькими девочками, видимо, внучками. Они вернулись домой, несмотря на запрет властей, несмотря на угрозу ареста. Только тут я понял, для чего служили невысокие стены-перегородки в пещерах. В одном приделе были овцы. В другом – корм для овец. В каменной кладке был сооружен своего рода шкаф. В жилой «комнате» пол был покрыт циновкой и матрасами, а перед ней горел костер. Было удивительно тепло и уютно. Наверно, в такой пещере крестьянка из Галилеи родила своего сына – в ближнем Вифлееме. А вот в такие ясли она положила младенца – в каменную кормушку для овец. В такую же дверь она выглядывала, не идут ли солдаты.
Соседняя пещера, самого Хамамде, была разорена солдатами. Грустно видеть разоренный дом, даже если это – только пещера. Мы посидели на перевернутых камнях, а наши хозяева поставили на огонь чайник и принесли свежие лепешки, совсем не похожие на городские питы. Их пекли в печи – «табуне» – прямо во дворе пещеры. Не так-то легко сдаются крестьяне, привыкшие к борьбе со стихиями в этом суровом краю. Им так мало надо, что лишениями их не напугать. Воду им не отключат, ее посылает сам Господь Бог, электричество и счет в банке не перекроют, за отсутствием такового. Впервые у меня проскользнуло что-то вроде зависти, вместо должного сострадания.
Правду говоря, они совсем не вызывали жалость, скорее – восхищение. Мы сидели и болтали о житье-бытье. Они рассказали нам о поездках на ярмарку в близкую Ятту и в далекий Холон. Раза два в году они рискуют и отправляются помолиться в Иерусалим. Это чревато немалой опасностью – если солдаты их ловят, то избивают страшно, и бросают в тюрьму на несколько месяцев. А можно еще рискнуть и доехать до Тель-Авива и глянуть на другую жизнь. Нет, они не хотели бы жить ни в Тель-Авиве, ни в Иерусалиме. Тут, в горах, воздух лучше, простора больше. Но посмотреть интересно.
Тут мне стало стыдно. Я приехал из Тель-Авива, и меня замечательно принимают, а они в Тель-Авив поехать не могут, да и у себя дома мы им жить не даем. Но у этих крестьян совершенно не было злобы, их тянуло к израильтянам, им было интересно понять, чем мы живем, так же, как и нам – понять их уклад.
Интересно, что эти пастухи – не бедуины, но феллахи, то есть оседлые крестьяне. У бедуинов (кочевых животноводов) и феллахов есть диалектные различия в речи. Но, конечно, на краю пустыни большого различия в образе жизни феллаха и бедуина попросту нет. Между пещерами, повсюду, где возможно, они сеют ячмень, овес, пшеницу. Есть у них и оливковые деревья, и гранаты, и миндаль. Они живут, как их предки жили из века в век. И во всех древних пещерах – и в Сусие, и в Хирбет Рувейна – они тоже жили, пока израильтяне их оттуда не прогнали и не повесили знак археологических раскопок. Их дети ходят в школу, которую вездесущий борец за интересы еврейского народа Шай все собирается снести.
Они видят каждый день, как на отобранной у них земле, на отнятой у них воде богато живут «новые еврейские поселения» с их огромным бюджетом, выкачанным у нас, израильских налогоплательщиков. Но они не против, чтобы поселенцы жили там, только как добрые соседи, а не как оккупанты.
Абед на тракторе отвез нас обратно к машине, и русые волосы Алисы развевались на ветру, как знамя. Мы долго прощались и обменивались номерами мобильных телефонов. И думалось – как замечательно можно жить вместе, только дать им равные права, не обижать. Напрасно люди боятся, ведь с миром можно придти в любое палестинское село и вас везде хорошо встретят.
А через несколько дней после нашей поездки – и это обещанный хороший конец – БАГАЦ решил, несмотря на яростное сопротивление армии и поселенцев, вернуть изгнанников незамедлительно. Правда, армия старается взять их не мытьем, так катаньем. Но если мы поддержим, то эти крестьяне смогут остаться в своих пещерах. А большего им и не надо.
PS.Прошел год с лишком, и я снова оказался в краю пещер. На этот раз армия пренебрегла решением Верховного суда и снова изгнала сотни жителей пещер. Военные не поленились и привезли огромную машину-таран, такой сокрушать крепостные стены. Тараном они проломили своды пещер, возникшие в геологическом прошлом и обжитые за тысячи лет. Бульдозеры и динамит засыпали песком колодцы, чтобы умерли от жажды уцелевшие. Снова отправились хорошие израильтяне в Верховный суд, снова получили очередгую бумажку, только бумажке этой – грош цена. Ее можно повесить в рамочке на стенку, рядом с решением возвратить изгнанников Икрит и Бирама.
Я обещал хороший конец. Но хороший конец наступит только когда исчезнет сионистское государство, и на его место придет одна, единая Палестина, с равными правами для всех ее жителей.
РОЖА И ЗЕРКАЛО
КРАСАВИЦА И ЧУДОВИЩЕ
Ясным весенним днем мы сели в разбитую «Шкоду» приятеля и поехали посмотреть своими глазами на пещерных людей и на тамошние места, потому что лучше раз увидеть, чем сто раз услышать.
В это время года ковры цветов покрывают холмы Юга. Красные поля анемонов вдоль дорог перемежаются белыми и желтыми ромашками и маргаритками, а меж них темным фиолетовым пятном выделены ирисы. Вскоре солнце выжжет траву до ржавой коросты, но сейчас нежные облака овечьих отар плывут по зеленой глади. Патриархальная прелесть Палестины еще сохранилась в этих дальних местах. Ведь удаленность измеряется не километрами. Есть места и подальше, чем юг исторической Иудеи, хотя бы тот же Эйлат. Но Эйлату с его пяти-звездными гостиницами, и даже Мицпе Рамону, столице джипов, не тягаться с этими нехожеными и неезжеными тропами. Если провести прямую линию между Иерусалимом и Беер Шевой, к востоку от ее пересечения с «зеленой чертой» (границей Израиля в 1948-1967 гг.) находится самая глухая глубинка Палестины, где мало что изменилось за последние три-четыре тысячи лет.
Невысокие холмы и просторные долины Шефелы вдруг, без предупреждения, превращаются в крутые складки гор, и с них открывается чаша пустыни, замкнутая с востока горами Арада. Пещеры начались сразу же. К западу от «зеленой черты» у самой дороги – знак археологических раскопок Хирбет Рувейна, где, как написано на знаке, жили древние иудеи еще во времена легендарного Первого Храма. Это хорошо сложенные прочные ограды вокруг целого лабиринта пещер. Пещеры просторные, обжитые, с кострищами и отверстиями в своде для выхода дыма, с элементами кладки. Они разделены на несколько приделов, как бы комнат, но лишь до высоты бедра.
Дальше к востоку – еще более внушительная руина, пещерный город Сусия, где стоит древняя синагога с мозаичным полом. Она была построена в 4 веке и простояла до девятого века, а тогда – плавно превратилась в мечеть. Сначала, видимо, только часть местных жителей перешла в ислам, и тогда во дворе синагоги возникла молитвенная ниша – михраб. С годами их примеру последовали и прочие, и синагога стала мечетью, хотя те же пастухи и их дети молились в тех же стенах.
Дорога идет мимо холмов, и все чаще мы замечаем такие же пещеры, что и в археологических руинах, но уже населенные. На холме, на конфискованной у палестинцев земле – новое еврейское поселение Маон, крепкие стандартные дома с красными черепицами, полно воды, электрические фонари, новые блестящие машины, колючая проволока, охрана с автоматами. У подножья холма, в складке зеленого вади – скопление пещер и робких нерешительных лачуг. Это Тувейне, одно из селений пещерных жителей. Здесь нашли приют их выселенные родичи.
Мы поставили машину на въезде в село. В вади здоровый мужик пас овец, но, увидев нас, оставил отару и поднялся на дорогу. Подошло еще несколько крестьян. Когда они поняли, что мы пришли с миром, расцвели улыбками, показывая удивительно ровные белые зубы. Из ближней хижины вышла старуха с чайником и сразу угостила нас горячим чаем с травами.
Крепкие, здоровые люди – здешние горцы. Их лица необыкновенно красивы почти картинной красотой. Густые бороды, теплые халаты, (как в Таджикистане – заметила Алиса, уроженка Душанбе), правильные черты, вокруг вьются чистые и обихоженные дети. Можно год ходить по Израилю – не встретишь таких довольных и умиротворенных лиц.
Эти люди довольны своей долей, своими просторными и аккуратными пещерами, унаследованными от предков, довольны собранной дождевой водой, зеленой травой и голубыми небесами. Как в притче о рубашке счастливого человека, у них, у счастливых людей, нет рубашек. Они хотят только одного – чтобы их оставили в покое.
Даже для меня, человека не нового в палестинской глуши, это оказалось неожиданностью. Газетные статьи подчеркивали бедность и убогость их быта, и я ожидал увидеть несчастных бедолаг, вроде тех, с которыми встречаешься от Иерухама до района Таханы Мерказит в Тель-Авиве. Но нет, здесь не было несчастных и обездоленных нищих, грязных сопливых детей, истеричных одиноких матерей, никто не показывал нам пустые холодильники и бумажки от соцстраха. Очень крепко стоят на земле крестьяне Хевронских гор.
Как же вы обходитесь без воды, без электричества?
Да мы привыкшие, нам и не надо. Зачем нам оно? Вот колодезь новый наладили, и хорошо.
Правда, молодежь хотела электричество, вон даже столбы врыла. Но Шай не разрешил.
Кто этот Шай?
Из поселения (Маон), с оружием ходит. Я, говорит, вас отсюда выживу. Это, говорит, наша земля. Да как это может быть его земля, когда мы ее от наших отцов получили?
Что же вы в пещерах живете?
В них хорошо, летом прохладно, зимой тепло. И овцам много места. Нам так удобнее. Но и дома строим.
Действительно, почти у каждой пещеры стояло строение, сложенное из местного камня. Мы зашли в один из домов, где размещалась семья Махмуда Хамамде, выброшенная из своей пещеры. Дом был построен, как строили раньше культовые здания, без окон, со сводом, образованным пересечением двух арок. В единственном помещении размером 7 х 7 м по стенам лежали одеяла и прочая утварь. Семья Хамамде насчитывает 15 человек, включая самого Хамамде, свободно говорящего на иврите, его родителей, жену и детей.
Нам бы вернуться в пещеру, больше нам ничего не надо.
Покажите нам вашу пещеру, – попросили мы.
Наш первый знакомец по имени Абед на минуту исчез и вскоре подкатил к дому на стареньком тракторе, как заправский таксист. Мы забрались на рога и крылья трактора, Махмуд уселся на капот, Абед врубил передачу и трактор пополз вверх по грунтовой дороге под наши песни вроде «Прокати-ка нас, Абед, на тракторе, до околицы хоть прокати».
Путешествие было не для слабонервных. Трактор полз по крутизне, наши палестинские провожатые обсуждали, в какую сторону лучше спрыгивать, если он перевернется. Но вскоре перед нами открылся лучший в мире вид гор и цветущей пустыни. Далеко внизу белел Арад. И повсюду, как хутора в степи, виднелись входы в пещеры с узорными карнизами.
Трактор остановился, и мы спустились по склону в вади, где, окруженная крепкой каменной стеной, была пещера Хамамде, а рядом – еще несколько пещер. Мы заглянули в одну из них, там жила пожилая женщина с двумя маленькими девочками, видимо, внучками. Они вернулись домой, несмотря на запрет властей, несмотря на угрозу ареста. Только тут я понял, для чего служили невысокие стены-перегородки в пещерах. В одном приделе были овцы. В другом – корм для овец. В каменной кладке был сооружен своего рода шкаф. В жилой «комнате» пол был покрыт циновкой и матрасами, а перед ней горел костер. Было удивительно тепло и уютно. Наверно, в такой пещере крестьянка из Галилеи родила своего сына – в ближнем Вифлееме. А вот в такие ясли она положила младенца – в каменную кормушку для овец. В такую же дверь она выглядывала, не идут ли солдаты.
Соседняя пещера, самого Хамамде, была разорена солдатами. Грустно видеть разоренный дом, даже если это – только пещера. Мы посидели на перевернутых камнях, а наши хозяева поставили на огонь чайник и принесли свежие лепешки, совсем не похожие на городские питы. Их пекли в печи – «табуне» – прямо во дворе пещеры. Не так-то легко сдаются крестьяне, привыкшие к борьбе со стихиями в этом суровом краю. Им так мало надо, что лишениями их не напугать. Воду им не отключат, ее посылает сам Господь Бог, электричество и счет в банке не перекроют, за отсутствием такового. Впервые у меня проскользнуло что-то вроде зависти, вместо должного сострадания.
Правду говоря, они совсем не вызывали жалость, скорее – восхищение. Мы сидели и болтали о житье-бытье. Они рассказали нам о поездках на ярмарку в близкую Ятту и в далекий Холон. Раза два в году они рискуют и отправляются помолиться в Иерусалим. Это чревато немалой опасностью – если солдаты их ловят, то избивают страшно, и бросают в тюрьму на несколько месяцев. А можно еще рискнуть и доехать до Тель-Авива и глянуть на другую жизнь. Нет, они не хотели бы жить ни в Тель-Авиве, ни в Иерусалиме. Тут, в горах, воздух лучше, простора больше. Но посмотреть интересно.
Тут мне стало стыдно. Я приехал из Тель-Авива, и меня замечательно принимают, а они в Тель-Авив поехать не могут, да и у себя дома мы им жить не даем. Но у этих крестьян совершенно не было злобы, их тянуло к израильтянам, им было интересно понять, чем мы живем, так же, как и нам – понять их уклад.
Интересно, что эти пастухи – не бедуины, но феллахи, то есть оседлые крестьяне. У бедуинов (кочевых животноводов) и феллахов есть диалектные различия в речи. Но, конечно, на краю пустыни большого различия в образе жизни феллаха и бедуина попросту нет. Между пещерами, повсюду, где возможно, они сеют ячмень, овес, пшеницу. Есть у них и оливковые деревья, и гранаты, и миндаль. Они живут, как их предки жили из века в век. И во всех древних пещерах – и в Сусие, и в Хирбет Рувейна – они тоже жили, пока израильтяне их оттуда не прогнали и не повесили знак археологических раскопок. Их дети ходят в школу, которую вездесущий борец за интересы еврейского народа Шай все собирается снести.
Они видят каждый день, как на отобранной у них земле, на отнятой у них воде богато живут «новые еврейские поселения» с их огромным бюджетом, выкачанным у нас, израильских налогоплательщиков. Но они не против, чтобы поселенцы жили там, только как добрые соседи, а не как оккупанты.
Абед на тракторе отвез нас обратно к машине, и русые волосы Алисы развевались на ветру, как знамя. Мы долго прощались и обменивались номерами мобильных телефонов. И думалось – как замечательно можно жить вместе, только дать им равные права, не обижать. Напрасно люди боятся, ведь с миром можно придти в любое палестинское село и вас везде хорошо встретят.
А через несколько дней после нашей поездки – и это обещанный хороший конец – БАГАЦ решил, несмотря на яростное сопротивление армии и поселенцев, вернуть изгнанников незамедлительно. Правда, армия старается взять их не мытьем, так катаньем. Но если мы поддержим, то эти крестьяне смогут остаться в своих пещерах. А большего им и не надо.
PS.Прошел год с лишком, и я снова оказался в краю пещер. На этот раз армия пренебрегла решением Верховного суда и снова изгнала сотни жителей пещер. Военные не поленились и привезли огромную машину-таран, такой сокрушать крепостные стены. Тараном они проломили своды пещер, возникшие в геологическом прошлом и обжитые за тысячи лет. Бульдозеры и динамит засыпали песком колодцы, чтобы умерли от жажды уцелевшие. Снова отправились хорошие израильтяне в Верховный суд, снова получили очередгую бумажку, только бумажке этой – грош цена. Ее можно повесить в рамочке на стенку, рядом с решением возвратить изгнанников Икрит и Бирама.
Я обещал хороший конец. Но хороший конец наступит только когда исчезнет сионистское государство, и на его место придет одна, единая Палестина, с равными правами для всех ее жителей.
РОЖА И ЗЕРКАЛО
Советские люди замечательно умели читать между строк «Правды» и делать поправку «на рассказчика», смотря программу «Время». Это умение рано сдавать в архив. Израильский официоз, включая ТВ, похож на былую советскую прессу в одном: его не интересует истина. Его цель – мобилизовать вас, вызвать ваш праведный гнев, превратить в ярого сторонника официальной линии. Его метод – пропаганда. Пропаганда – это не всегда ложь, иногда просто не вся правда. Противовеса официозу – палестинского пересказа событий – мы не видим и не слышим, хотя бы потому, что, заботясь о нашей невинности, Израиль в первый же день отбомбился по антеннам палестинского радио. Палестинского ТВ в наших кабелях нет (в отличие от германского и турецкого), а личные контакты минимальны.
Урывками мы видим сообщения европейских и российских станций и газет. Те тоже склоняются к израильской позиции – им надо учитывать мнение еврея-редактора в Лондоне или Москве, никто не хочет ссориться с американцами, стоящими горой за Израиль. И все же они более объективны, хотя бы потому, что им не надо нас распалять и мобилизовывать. Израильские официальные круги, в точности имитируя былые приемы советской власти, негодуют, когда сквозь эту отдушину проскальзывает неприятная правда. Но, как говорит пословица, «неча на зеркало пенять, коли рожа крива». На что нам стоит пенять, так это на кривое зеркало нашей собственной прессы.
Я недаром работал на БиБиСи в Лондоне, вместе с моим старшим товарищем Анатолием Максимовичем Голдбергом, которого некоторые из вас, может быть, помнят. БиБиСи учил своих журналистов стремиться к взвешенности и объективности. Поэтому я вижу те нехитрые приемы, которыми создается общественное мнение в Израиле, и в русской общине в частности.
Каждая израильская жертва конфликта имеет имя, портрет, биографию. Мы слышим голоса осиротевших детей, овдовевших жен, безутешных матерей. Убитые палестинцы остаются безымянными. Это лишь номера и числа – двое убиты, 60 ранены. Десять убито, 120 ранено. 130 убито, 6000 ранено. Мы не видим их лиц, не слышим рассказов их семей. Израильское ТВ вещает часами из крохотного форпоста Псагот, или из Гило, но происходящее на улицах Рамаллы и Бет Джаллы мы видим лишь через объектив снайперского ружья. Как себя чувствует палестинская женщина, по дому которой садят израильские танки? Что хотел добиться в жизни 12-летний мальчик, прежде чем его череп расколола пуля «дум-дум»? Этого мы не знаем и не узнаем из нашей прессы.
Чтобы завтра был мир, наши газеты и ТВ должны сегодня уделить равное место и время каждому убитому, не только еврейским жертвам. Где рассказ о жизни 14-летней девочки Газалы, застреленной израильским снайпером 4.11.2000? Она шла домой из школы, когда ее поразила пуля. Где рассказ о жизни и смерти Мухаммада ад-Дорры, единственного погибшего палестинского ребенка, обретшего имя? Израильская пресса видит в нем лишь веху в информационной войне, но где рассказ о мальчике, который пошел с папой купить подержанную машину, а нашел смерть?
Выбор слов играет роль. Палестинцы всегда «беснуются» или «громят», израильтяне «сдерживают», у нас «хирургически точные попадания», у них «звериная жестокость», наши солдаты «защищают Родину», их дети «посланы Арафатом», их восстание «организовано палестинскими властями», наши солдаты «выполняют долг». Наши люди «жестоко замучены», палестинцы «случайно погибли в перестрелке», израильские предложения «щедрые и великодушные», их отказ – «попытка добиться своего силой». За нашу «ошибку», вроде расстрела матери с младенцем в такси, мы можем «выразить сожаление» (даже не «извиниться»), за их «преступления» ответит только ракетный залп.
Неопытные иммигранты ловятся на эти словеса, как на жульнический контракт о съеме квартиры. Помните, что маклеры – не единственная часть израильского общества, которая готова злоупотребить вашим доверием.
Урывками мы видим сообщения европейских и российских станций и газет. Те тоже склоняются к израильской позиции – им надо учитывать мнение еврея-редактора в Лондоне или Москве, никто не хочет ссориться с американцами, стоящими горой за Израиль. И все же они более объективны, хотя бы потому, что им не надо нас распалять и мобилизовывать. Израильские официальные круги, в точности имитируя былые приемы советской власти, негодуют, когда сквозь эту отдушину проскальзывает неприятная правда. Но, как говорит пословица, «неча на зеркало пенять, коли рожа крива». На что нам стоит пенять, так это на кривое зеркало нашей собственной прессы.
Я недаром работал на БиБиСи в Лондоне, вместе с моим старшим товарищем Анатолием Максимовичем Голдбергом, которого некоторые из вас, может быть, помнят. БиБиСи учил своих журналистов стремиться к взвешенности и объективности. Поэтому я вижу те нехитрые приемы, которыми создается общественное мнение в Израиле, и в русской общине в частности.
Каждая израильская жертва конфликта имеет имя, портрет, биографию. Мы слышим голоса осиротевших детей, овдовевших жен, безутешных матерей. Убитые палестинцы остаются безымянными. Это лишь номера и числа – двое убиты, 60 ранены. Десять убито, 120 ранено. 130 убито, 6000 ранено. Мы не видим их лиц, не слышим рассказов их семей. Израильское ТВ вещает часами из крохотного форпоста Псагот, или из Гило, но происходящее на улицах Рамаллы и Бет Джаллы мы видим лишь через объектив снайперского ружья. Как себя чувствует палестинская женщина, по дому которой садят израильские танки? Что хотел добиться в жизни 12-летний мальчик, прежде чем его череп расколола пуля «дум-дум»? Этого мы не знаем и не узнаем из нашей прессы.
Чтобы завтра был мир, наши газеты и ТВ должны сегодня уделить равное место и время каждому убитому, не только еврейским жертвам. Где рассказ о жизни 14-летней девочки Газалы, застреленной израильским снайпером 4.11.2000? Она шла домой из школы, когда ее поразила пуля. Где рассказ о жизни и смерти Мухаммада ад-Дорры, единственного погибшего палестинского ребенка, обретшего имя? Израильская пресса видит в нем лишь веху в информационной войне, но где рассказ о мальчике, который пошел с папой купить подержанную машину, а нашел смерть?
Выбор слов играет роль. Палестинцы всегда «беснуются» или «громят», израильтяне «сдерживают», у нас «хирургически точные попадания», у них «звериная жестокость», наши солдаты «защищают Родину», их дети «посланы Арафатом», их восстание «организовано палестинскими властями», наши солдаты «выполняют долг». Наши люди «жестоко замучены», палестинцы «случайно погибли в перестрелке», израильские предложения «щедрые и великодушные», их отказ – «попытка добиться своего силой». За нашу «ошибку», вроде расстрела матери с младенцем в такси, мы можем «выразить сожаление» (даже не «извиниться»), за их «преступления» ответит только ракетный залп.
Неопытные иммигранты ловятся на эти словеса, как на жульнический контракт о съеме квартиры. Помните, что маклеры – не единственная часть израильского общества, которая готова злоупотребить вашим доверием.
КРАСАВИЦА И ЧУДОВИЩЕ
I
Несказанно хороша Палестина весной в феврале. Белое пламя цветущего миндаля озаряет горные долины, луга превратились в ковер цветов. Яркое голубое небо над зеленой землей, политой вчерашним дождем, море гладкое как стекло, потолстевшие белые овечки перекатываются через холмы. Равнодушен Устроитель Погоды к людским горестям, либо знает то, чего мы не знаем. На шестнадцатом месяце войны лопнула фикция палестинской автономии, и ее острова превратились в цепочку концлагерей. Время от времени по загнанным в концлагеря людям садит ракетами израильская авиация. В центре Рамаллы и на краю Наблуса стоят израильские танки. Ясер Арафат, президент ПА, сидит под домашним арестом.
Иудейская война с палестинцами продолжает набирать обороты, плавно становясь интегральной частью Третьей Мировой войны, американо-израильской войны против непокорных народов. Из зоны местного конфликта Палестина становится фокусом мирового противостояния. Испания 30-х годов была опытным полигоном фашистов. В боях под Уэской, «где камень сер», и в небесах над Герникой фашисты проверяли свои методы, идеологию, искали союзников и проверяли сопротивление противников. Там готовилось наступление на Москву и Сталинград. Палестина – это Испания сегодня. Здесь отрабатывает свои приемы новая, угрожающая миру чума. Если ее не остановить здесь, она придет к вам.
Главный союзник Израиля, американские мамонцы – служители Маммона имеют свои политические цели, не ограничивающиеся Ближним Востоком. В израильско-палестинском вопросе, они поддерживают Израиль. Каковы же цели партнеров – сионистов и мамонцев в Палестине? Томас Манн в романе «Иосиф и его братья» сравнил историю с глубоким колодцем, в котором видны бесконечные многоплановые отражения. Развивая это сравнение, можно разглядеть многоплановость процессов, идущих в Палестине.
II
В фантастическом рассказе Роберта Шекли, люди ненароком освобождают чудовище из многовекового заточения. Оно набрасывается и съедает мирно стоящего человека, со словами «люблю спокойную протоплазму». Другой открывает огонь по чудищу. Но оно съедает и его, приговаривая, «люблю и бурную протоплазму».
С таким монстром столкнулись палестинцы. После войны 1967 года, пока палестинцы не разобрались в намерениях евреев, они сидели тихо и смирно по своим селам. Им казалось, что израильтяне – это новые колонизаторы, пришедшие на смену англичанам и туркам. Будут облагать налогом, немного грабить – но жить можно. «Хорошо! – сказал сионистский монстр, – люблю спокойную протоплазму» – и конфисковал 90 процентов палестинских земель.
Вспыхнула интифада, народное восстание. Вчерашние мужики и бабы нацепили на себя динамитные шашки и пошли взрываться на улицах еврейских городов, повторяя подвиг Матросова. «Хорошо! – сказал сионистский монстр, – люблю бурную протоплазму» и заточил три миллиона человек в свой архипелаг ГУЛАГ, приступил к неограниченному отстрелу лидеров, ускорил конфискации.
Положение палестинцев – как в блокадном Ленинграде. Израильские войска взяли в кольцо каждый палестинский город, каждое село окружено. Дороги перекрыты, всеобщий комендантский час, ракетные обстрелы и танковые барражи делают жизнь палестинцев невыносимой. Шарон, этот израильский Скорцени, знаменует собой победу иудео-нацизма как господствующей идеологии. Равнение на немецкий нацизм – не фигура речи. Газета «Гаарец» (27 января 2002) сообщила, что на заседании израильского генштаба было решено разобраться с осажденной палестинской Рамаллой, «используя немецкий опыт подавления восстания в Варшавском гетто». Израильских военных прельстило то, что у нацистов было мало потерь при ликвидации Варшавского гетто. Либеральная оппозиция мягко протестует против линии Шарона. Как писал в свое время Илья Эренбург, активисты хотят перебить ненавистных гоев, а либералы протестуют и предлагают сгноить их тишком.
В идеале, израильтяне хотят Палестину без палестинцев. Шарон надеялся выжить палестинцев измором. Люди побогаче, со связями и родственниками за рубежом, действительно уезжают «до лучших времен». У этого метода есть недостаток: евреи бегут куда быстрее. Острый экономический кризис, отсутствие туристов, обвал компьютерной промышленности, падение курса шекеля, закрытые гостиницы подталкивают энергичных израильтян искать «где лучше». Молодежь перебирается в Лос-Анжелос и Нью-Йорк, пожилые люди – в Прагу и Берлин. Многие возвращаются в Россию. Их место занимают русские и украинские безработные, «вспомнившие» о своих еврейских корнях, матери-одиночки, старички-пенсионеры.
Поэтому Шарон постоянно усиливает террор, надеясь скорее сломить волю палестинцев к сопротивлению. Палестинцы – кроткий народ, по характеру ближе к белорусам, чем к чеченцам, но и белорусы дали прикурить нацистским оккупантам. Шарон постоянно повышает планку террора: все чаще израильские танки входят в палестинские города. Поначалу они выходили на следующий день, но, когда мировая общественность к этому привыкла, танки остались в Туль-Кареме и Рамалле. Стоит стихнуть борьбе, Шарон посылает своих убийц против палестинских лидеров. Так были запытаны насмерть и сожжены четыре палестинских активиста в Наблусе, на что палестинцы ответили беспорядочной и малорезультативной стрельбой в центре еврейского Иерусалима.
У евреев есть способ задеть палестинцев за живое, может быть, вызвать столкновения такого размаха, что в результате большинство палестинцев будет изгнано, депортировано или уничтожено – план «Варшавское Гетто». Этот способ – захват главной иерусалимской мечети эль Акса. Прекрасный архитектурный комплекс мечети, созданный арабскими зодчими Омейядов и Аббасидов – обнаженный нерв Палестины. На его захват палестинцы отреагируют сильнее, чем русские – на превращение храма Покрова в кошерный магазин. В 1996, тогдашний израильский премьер Биби Нетаньягу провел подземный ход возле мечети – в кровавых беспорядках погибло 90 человек. Когда Шарон в сопровождении тысячи охранников ворвался в мечеть в 2000 году, началась Интифада эль Акса. Каждая провокация с мечетью оборачивается большой кровью. На прошлой неделе израильское правительство приняло решение захватить мечеть и превратить ее (или ее часть) в еврейскую молельню. Когда этот план будет реализован, никому мало не покажется.
III
За злобным рационализмом этого плана можно разглядеть в глубине колодца более мрачные слои. Иудейские оккультисты верят, что Палестина – сказочный остров Буян, где в яйце лежит иголка, залог жизни христианского мира. Подавление христианства в Святой Земле и создание еврейского храма на месте мечети эль Акса приведут, по их мнению, к полному торжеству иудейской парадигмы в мире. Для них захват мечети – не средство спровоцировать большой палестинский погром, но овладение Кольцом Могущества. Подавление церкви еще более необходимо. Ведь православные палестинцы – прямые потомки Первой церкви, Апостолов и братьев Христа. Если их не останется, распадется связь времен, и рухнет церковь Христа. Вместо Храма гроба Господня, центром станет Третий иудейский Храм, а христианство будет позабыто или переосмыслено в духе иудео-христианства.
В Америке эти представления широко распространены и среди не-евреев. «Церковь Антихриста», растущее иудео-христианское фундаменталистское «евангелистическое» движение, объединяет, по их словам, 60 миллионов человек. Они верят в избранничество евреев, а не церкви Христа. Они охотно собирают деньги на нужды сионистов. Членом «церкви Антихриста» является и Джордж Буш-младший.
Христианские церкви Запада не способны защитить христиан Святой Земли, так как они сами нуждаются в защите. Россия Православия и Коммунизма защищала, но сейчас и она переживает трудное время. Дух и вера остались в странах Ислама. Перед захватом мечетей, израильское руководство должно нейтрализовать мусульманские страны. Эту задачу взяли на себя главные союзники сионистов в Соединенных Штатах. Триггером стал удар по Пентагону и Уолл-Стриту 11 сентября 2001 года. Мы не знаем, организовали они авиатаран, или лишь сумели им воспользоваться, но воинственные речи Буша против Ирака и Ирана призваны принудить мусульманские страны занять оборонительную выжидательную позицию, и не вмешиваться в сионистский план.
Не обязательно верить в каббалу, чтобы опасаться этого развития событий. Идеологическая победа оккультного иудаизма усилит «церковь Антихриста» и обвально ускорит процессы, начавшиеся после провалившейся революции 1968 года. В Америке и во всем мире резко увеличится социальное расслоение, ухудшатся народное образование и медицина, будут ликвидированы остатки демократических свобод. Большинство населения земного шара окажется в положении палестинцев. Наши дети и внуки вырастут в мире железной диктатуры олигархии, предсказанной Джеком Лондоном в его «Железной пяте».
«Материалистическая» Америка оказалась не в меньшей степени идеологическим государством, чем покойный Советский Союз. Она обрела ревнивого бога, который не терпит других богов. Война ведется против всех народов, хранящих свою самобытность, сохранивших сокровища человеческого духа. Она придет и в Россию, и в Европу, и в Китай. Новая опасность не уступает той, что нависла над миром в тридцатые годы. Ее нужно встретить так же, как наши отцы встретили гитлеровскую чуму.
Несказанно хороша Палестина весной в феврале. Белое пламя цветущего миндаля озаряет горные долины, луга превратились в ковер цветов. Яркое голубое небо над зеленой землей, политой вчерашним дождем, море гладкое как стекло, потолстевшие белые овечки перекатываются через холмы. Равнодушен Устроитель Погоды к людским горестям, либо знает то, чего мы не знаем. На шестнадцатом месяце войны лопнула фикция палестинской автономии, и ее острова превратились в цепочку концлагерей. Время от времени по загнанным в концлагеря людям садит ракетами израильская авиация. В центре Рамаллы и на краю Наблуса стоят израильские танки. Ясер Арафат, президент ПА, сидит под домашним арестом.
Иудейская война с палестинцами продолжает набирать обороты, плавно становясь интегральной частью Третьей Мировой войны, американо-израильской войны против непокорных народов. Из зоны местного конфликта Палестина становится фокусом мирового противостояния. Испания 30-х годов была опытным полигоном фашистов. В боях под Уэской, «где камень сер», и в небесах над Герникой фашисты проверяли свои методы, идеологию, искали союзников и проверяли сопротивление противников. Там готовилось наступление на Москву и Сталинград. Палестина – это Испания сегодня. Здесь отрабатывает свои приемы новая, угрожающая миру чума. Если ее не остановить здесь, она придет к вам.
Главный союзник Израиля, американские мамонцы – служители Маммона имеют свои политические цели, не ограничивающиеся Ближним Востоком. В израильско-палестинском вопросе, они поддерживают Израиль. Каковы же цели партнеров – сионистов и мамонцев в Палестине? Томас Манн в романе «Иосиф и его братья» сравнил историю с глубоким колодцем, в котором видны бесконечные многоплановые отражения. Развивая это сравнение, можно разглядеть многоплановость процессов, идущих в Палестине.
II
В фантастическом рассказе Роберта Шекли, люди ненароком освобождают чудовище из многовекового заточения. Оно набрасывается и съедает мирно стоящего человека, со словами «люблю спокойную протоплазму». Другой открывает огонь по чудищу. Но оно съедает и его, приговаривая, «люблю и бурную протоплазму».
С таким монстром столкнулись палестинцы. После войны 1967 года, пока палестинцы не разобрались в намерениях евреев, они сидели тихо и смирно по своим селам. Им казалось, что израильтяне – это новые колонизаторы, пришедшие на смену англичанам и туркам. Будут облагать налогом, немного грабить – но жить можно. «Хорошо! – сказал сионистский монстр, – люблю спокойную протоплазму» – и конфисковал 90 процентов палестинских земель.
Вспыхнула интифада, народное восстание. Вчерашние мужики и бабы нацепили на себя динамитные шашки и пошли взрываться на улицах еврейских городов, повторяя подвиг Матросова. «Хорошо! – сказал сионистский монстр, – люблю бурную протоплазму» и заточил три миллиона человек в свой архипелаг ГУЛАГ, приступил к неограниченному отстрелу лидеров, ускорил конфискации.
Положение палестинцев – как в блокадном Ленинграде. Израильские войска взяли в кольцо каждый палестинский город, каждое село окружено. Дороги перекрыты, всеобщий комендантский час, ракетные обстрелы и танковые барражи делают жизнь палестинцев невыносимой. Шарон, этот израильский Скорцени, знаменует собой победу иудео-нацизма как господствующей идеологии. Равнение на немецкий нацизм – не фигура речи. Газета «Гаарец» (27 января 2002) сообщила, что на заседании израильского генштаба было решено разобраться с осажденной палестинской Рамаллой, «используя немецкий опыт подавления восстания в Варшавском гетто». Израильских военных прельстило то, что у нацистов было мало потерь при ликвидации Варшавского гетто. Либеральная оппозиция мягко протестует против линии Шарона. Как писал в свое время Илья Эренбург, активисты хотят перебить ненавистных гоев, а либералы протестуют и предлагают сгноить их тишком.
В идеале, израильтяне хотят Палестину без палестинцев. Шарон надеялся выжить палестинцев измором. Люди побогаче, со связями и родственниками за рубежом, действительно уезжают «до лучших времен». У этого метода есть недостаток: евреи бегут куда быстрее. Острый экономический кризис, отсутствие туристов, обвал компьютерной промышленности, падение курса шекеля, закрытые гостиницы подталкивают энергичных израильтян искать «где лучше». Молодежь перебирается в Лос-Анжелос и Нью-Йорк, пожилые люди – в Прагу и Берлин. Многие возвращаются в Россию. Их место занимают русские и украинские безработные, «вспомнившие» о своих еврейских корнях, матери-одиночки, старички-пенсионеры.
Поэтому Шарон постоянно усиливает террор, надеясь скорее сломить волю палестинцев к сопротивлению. Палестинцы – кроткий народ, по характеру ближе к белорусам, чем к чеченцам, но и белорусы дали прикурить нацистским оккупантам. Шарон постоянно повышает планку террора: все чаще израильские танки входят в палестинские города. Поначалу они выходили на следующий день, но, когда мировая общественность к этому привыкла, танки остались в Туль-Кареме и Рамалле. Стоит стихнуть борьбе, Шарон посылает своих убийц против палестинских лидеров. Так были запытаны насмерть и сожжены четыре палестинских активиста в Наблусе, на что палестинцы ответили беспорядочной и малорезультативной стрельбой в центре еврейского Иерусалима.
У евреев есть способ задеть палестинцев за живое, может быть, вызвать столкновения такого размаха, что в результате большинство палестинцев будет изгнано, депортировано или уничтожено – план «Варшавское Гетто». Этот способ – захват главной иерусалимской мечети эль Акса. Прекрасный архитектурный комплекс мечети, созданный арабскими зодчими Омейядов и Аббасидов – обнаженный нерв Палестины. На его захват палестинцы отреагируют сильнее, чем русские – на превращение храма Покрова в кошерный магазин. В 1996, тогдашний израильский премьер Биби Нетаньягу провел подземный ход возле мечети – в кровавых беспорядках погибло 90 человек. Когда Шарон в сопровождении тысячи охранников ворвался в мечеть в 2000 году, началась Интифада эль Акса. Каждая провокация с мечетью оборачивается большой кровью. На прошлой неделе израильское правительство приняло решение захватить мечеть и превратить ее (или ее часть) в еврейскую молельню. Когда этот план будет реализован, никому мало не покажется.
III
За злобным рационализмом этого плана можно разглядеть в глубине колодца более мрачные слои. Иудейские оккультисты верят, что Палестина – сказочный остров Буян, где в яйце лежит иголка, залог жизни христианского мира. Подавление христианства в Святой Земле и создание еврейского храма на месте мечети эль Акса приведут, по их мнению, к полному торжеству иудейской парадигмы в мире. Для них захват мечети – не средство спровоцировать большой палестинский погром, но овладение Кольцом Могущества. Подавление церкви еще более необходимо. Ведь православные палестинцы – прямые потомки Первой церкви, Апостолов и братьев Христа. Если их не останется, распадется связь времен, и рухнет церковь Христа. Вместо Храма гроба Господня, центром станет Третий иудейский Храм, а христианство будет позабыто или переосмыслено в духе иудео-христианства.
В Америке эти представления широко распространены и среди не-евреев. «Церковь Антихриста», растущее иудео-христианское фундаменталистское «евангелистическое» движение, объединяет, по их словам, 60 миллионов человек. Они верят в избранничество евреев, а не церкви Христа. Они охотно собирают деньги на нужды сионистов. Членом «церкви Антихриста» является и Джордж Буш-младший.
Христианские церкви Запада не способны защитить христиан Святой Земли, так как они сами нуждаются в защите. Россия Православия и Коммунизма защищала, но сейчас и она переживает трудное время. Дух и вера остались в странах Ислама. Перед захватом мечетей, израильское руководство должно нейтрализовать мусульманские страны. Эту задачу взяли на себя главные союзники сионистов в Соединенных Штатах. Триггером стал удар по Пентагону и Уолл-Стриту 11 сентября 2001 года. Мы не знаем, организовали они авиатаран, или лишь сумели им воспользоваться, но воинственные речи Буша против Ирака и Ирана призваны принудить мусульманские страны занять оборонительную выжидательную позицию, и не вмешиваться в сионистский план.
Не обязательно верить в каббалу, чтобы опасаться этого развития событий. Идеологическая победа оккультного иудаизма усилит «церковь Антихриста» и обвально ускорит процессы, начавшиеся после провалившейся революции 1968 года. В Америке и во всем мире резко увеличится социальное расслоение, ухудшатся народное образование и медицина, будут ликвидированы остатки демократических свобод. Большинство населения земного шара окажется в положении палестинцев. Наши дети и внуки вырастут в мире железной диктатуры олигархии, предсказанной Джеком Лондоном в его «Железной пяте».
«Материалистическая» Америка оказалась не в меньшей степени идеологическим государством, чем покойный Советский Союз. Она обрела ревнивого бога, который не терпит других богов. Война ведется против всех народов, хранящих свою самобытность, сохранивших сокровища человеческого духа. Она придет и в Россию, и в Европу, и в Китай. Новая опасность не уступает той, что нависла над миром в тридцатые годы. Ее нужно встретить так же, как наши отцы встретили гитлеровскую чуму.