Страница:
В то время, когда «гости» «Гейне» совершали прогулку по городу, в 4-м Управлении НКВД СССР шла обычная будничная работа. За подписью начальника 4-го Управления П.А. Судоплатова был подготовлен рапорт на имя Л.П. Берии, в котором сообщалось о прибытии в Москву немецких курьеров и отмечалось, что ближайшей перспективой дальнейшей разработки оперативного дела «Монастырь» является подготовка повторного ухода «Гейне» за линию фронта для его внедрения и работы на оккупированной территории.
На этом рапорте Берия поставил резолюцию: «В отношении Станкевича и Шакурова подготовьте доклад в ГКО товарищу Сталину».
Интерес к разворачивающимся событиям был необычайно велик, даже на самом верху. Все понимали серьезность и значительность начатого дела. Многие пункты плана агентурно-оперативных мероприятий по операции «Монастырь», утвержденного еще 27 августа 1942 года народным комиссаром НКВД СССР Л.П. Берией, были выполнены. Таким образом, все крепче натягивались нити, связывающие игроков. Весь план состоял из трех частей, каждая из которых включала в себя несколько пунктов.
В первой части плана намечалось пробудить интерес в Берлине к «Монастырю», а также добиться согласия германской разведки на посылку к ним постоянного представителя организации «Престол».
Во второй части плана перечислялись мероприятия, необходимые для выполнения поставленных задач: дальнейшие контакты «Гейне» с Садовским; установление регулярной радиосвязи с германским разведывательным Центром в Смоленске; посылка радиодепеш с военно-политической дезинформацией, согласованных с руководством Красной Армии.
Эти пункты плана уже успешно выполнялись благодаря «Гейне» и оперативным сотрудникам, работавшим над операцией «Монастырь». Был также выполнен и один из пунктов плана, в котором намечалась постановка перед немцами вопроса о снабжении «Престола» необходимой техникой и о финансировании.
Предстояло решить вопрос о переправке немцами агитационных материалов для ознакомления с содержанием листовок и о направлении в Москву постоянных немецких представителей — для освещения ими на месте обстановки и для координации действий.
В третьей части плана предусматривалась возможность о перевербовке «Гейне» германской разведкой после его вторичной заброски в немецкий тыл.
Учитывая всю сложность и ответственность операции «Монастырь», разработали комплексное агентурное наблюдение за Демьяновым-«Гейне». По русской пословице: «Доверяй, да проверяй». Предусматривалось использование всех оперативных сил и средств, все виды технического наблюдения, включая постоянный радиоконтроль за радиостанцией «Гейне».
Естественно, что Александр Петрович не знал о третьей части плана операции. Этот комплексный план «Монастыря» был подписан Мельниковым — заместителем начальника 4-го Управления, Маклярским, давно и постоянно работавшим с «Гейне», а также начальником 4-го Управления НКВД СССР Судоплатовым. Утвержден же план был, как уже говорилось, Л.П. Берией.
Вернемся к нашим «гостям», которые совершенно для себя неожиданно оказались в тюрьме.
С арестованными Станкевичем и Шакуровым провели индивидуальную вербовочную работу.
В результате работы Станкевич легко пошел на контакт и согласился сотрудничать с органами государственной безопасности, даже радуясь этому обстоятельству. Он подробно рассказал о себе, о том, что был завербован немцами, попав в плен. В концлагере Станкевич очутился после того, как его нашли на поле боя без сознания. Он дал согласие на учебу в немецкой разведшколе, думая, что сможет вернуться на Родину, а после переброски на советскую территорию явится с повинной. Однако, оказавшись в Москве, с повинной не пришел, так как боялся Шакурова и помнил его рассказы о том, что за работу на немцев будет обязательно расстрелян.
Шакуров на вербовку не соглашался, и выпускать его было очень опасно.
Станкевич под контролем сообщил немцам по рации, что они с Шакуровым благополучно прибыли в Москву, но Шакуров повредил ногу при приземлении.
Так как прибывшие в Москву курьеры должны были вернуться обратно к немцам спустя 3—4 месяца, сотрудники НКВД решили скомпрометировать Шакурова в глазах немецкого командования. Для этого «Гейне» в одной из своих передач сообщил немцам, что Шакуров ничего не хочет делать, трусит, много пьет, и запросил дальнейших указаний по этому поводу. В ответ немцы прислали следующую радиограмму: «Шакуров становится для нас опасным. Любыми средствами, без сентиментальности — уничтожить. Передайте, как с этим справитесь». Через несколько дней немцы получили очень короткую депешу от «Гейне», в ней было всего два слова: «Шакуров уничтожен». Произошло это позже, в конце ноября 1942 года. Судьба первых курьеров была изложена в докладной записке в ГКО СССР на имя И.В. Сталина, В.М. Молотова, Л.П. Берии, подписанной заместителем наркома внутренних дел НКВД В.Н. Меркуловым.
Глава восьмая
Глава девятая
На этом рапорте Берия поставил резолюцию: «В отношении Станкевича и Шакурова подготовьте доклад в ГКО товарищу Сталину».
Интерес к разворачивающимся событиям был необычайно велик, даже на самом верху. Все понимали серьезность и значительность начатого дела. Многие пункты плана агентурно-оперативных мероприятий по операции «Монастырь», утвержденного еще 27 августа 1942 года народным комиссаром НКВД СССР Л.П. Берией, были выполнены. Таким образом, все крепче натягивались нити, связывающие игроков. Весь план состоял из трех частей, каждая из которых включала в себя несколько пунктов.
В первой части плана намечалось пробудить интерес в Берлине к «Монастырю», а также добиться согласия германской разведки на посылку к ним постоянного представителя организации «Престол».
Во второй части плана перечислялись мероприятия, необходимые для выполнения поставленных задач: дальнейшие контакты «Гейне» с Садовским; установление регулярной радиосвязи с германским разведывательным Центром в Смоленске; посылка радиодепеш с военно-политической дезинформацией, согласованных с руководством Красной Армии.
Эти пункты плана уже успешно выполнялись благодаря «Гейне» и оперативным сотрудникам, работавшим над операцией «Монастырь». Был также выполнен и один из пунктов плана, в котором намечалась постановка перед немцами вопроса о снабжении «Престола» необходимой техникой и о финансировании.
Предстояло решить вопрос о переправке немцами агитационных материалов для ознакомления с содержанием листовок и о направлении в Москву постоянных немецких представителей — для освещения ими на месте обстановки и для координации действий.
В третьей части плана предусматривалась возможность о перевербовке «Гейне» германской разведкой после его вторичной заброски в немецкий тыл.
Учитывая всю сложность и ответственность операции «Монастырь», разработали комплексное агентурное наблюдение за Демьяновым-«Гейне». По русской пословице: «Доверяй, да проверяй». Предусматривалось использование всех оперативных сил и средств, все виды технического наблюдения, включая постоянный радиоконтроль за радиостанцией «Гейне».
Естественно, что Александр Петрович не знал о третьей части плана операции. Этот комплексный план «Монастыря» был подписан Мельниковым — заместителем начальника 4-го Управления, Маклярским, давно и постоянно работавшим с «Гейне», а также начальником 4-го Управления НКВД СССР Судоплатовым. Утвержден же план был, как уже говорилось, Л.П. Берией.
Вернемся к нашим «гостям», которые совершенно для себя неожиданно оказались в тюрьме.
С арестованными Станкевичем и Шакуровым провели индивидуальную вербовочную работу.
В результате работы Станкевич легко пошел на контакт и согласился сотрудничать с органами государственной безопасности, даже радуясь этому обстоятельству. Он подробно рассказал о себе, о том, что был завербован немцами, попав в плен. В концлагере Станкевич очутился после того, как его нашли на поле боя без сознания. Он дал согласие на учебу в немецкой разведшколе, думая, что сможет вернуться на Родину, а после переброски на советскую территорию явится с повинной. Однако, оказавшись в Москве, с повинной не пришел, так как боялся Шакурова и помнил его рассказы о том, что за работу на немцев будет обязательно расстрелян.
Шакуров на вербовку не соглашался, и выпускать его было очень опасно.
Станкевич под контролем сообщил немцам по рации, что они с Шакуровым благополучно прибыли в Москву, но Шакуров повредил ногу при приземлении.
Так как прибывшие в Москву курьеры должны были вернуться обратно к немцам спустя 3—4 месяца, сотрудники НКВД решили скомпрометировать Шакурова в глазах немецкого командования. Для этого «Гейне» в одной из своих передач сообщил немцам, что Шакуров ничего не хочет делать, трусит, много пьет, и запросил дальнейших указаний по этому поводу. В ответ немцы прислали следующую радиограмму: «Шакуров становится для нас опасным. Любыми средствами, без сентиментальности — уничтожить. Передайте, как с этим справитесь». Через несколько дней немцы получили очень короткую депешу от «Гейне», в ней было всего два слова: «Шакуров уничтожен». Произошло это позже, в конце ноября 1942 года. Судьба первых курьеров была изложена в докладной записке в ГКО СССР на имя И.В. Сталина, В.М. Молотова, Л.П. Берии, подписанной заместителем наркома внутренних дел НКВД В.Н. Меркуловым.
Глава восьмая
ОЧЕРЕДНОЙ ВИТОК РАДИОИГРЫ
7 октября 1942года в Москву явились еще два Курьера германской разведки. Органами государственной безопасности они также негласно были арестованы, а затем привлечены к сотрудничеству без освобождения из-под стражи. В дальнейшем радиоигра с немцами проводилась по двум направлениям. С одной стороны — донесения немцам передавались с радиостанции «Гейне» от имени монархической организации «Престол», с другой — от имени прибывших 7 октября диверсантов.
Ими оказались: Злобин Иван Степанович, бывший инструктор физкультуры, а после оккупации города Борисова — член контрразведывательной организации «Белорусская громада» и агент германской разведки;
Шалаев, бывший слесарь завода НКАП (Наркомата авиационной промышленности) в Москве, отказался от эвакуации из Москвы, подлежал призыву в Красную Армию, но скрывался по подложным документам в течение четырех месяцев. В январе 1942 года был призван в армию, а в марте того же года сдался в плен немцам в районе города Ржева. Завербован в германскую разведку 16 апреля 1942 года.
Злобин и Шалаев были сброшены с самолета в районе станции Лихославль Калининской области и прибыли с заданием передать «Гейне» радиопередатчик, двадцать тысяч рублей и «свежие» фиктивные документы для ранее прибывших курьеров — Станкевича и Шакурова. Вместе с этим Злобин и Шалаев имели указание обосноваться в Москве для сбора шпионских сведений и передачи их по рации.
Перед арестом Злобин и Шалаев успели сообщить своим хозяевам о благополучном прибытии и о начале выполнения задания.
На допросах Шалаев признался, что еще до призыва в армию в Москве на заводе НКАП был связан с группой лиц, совместно с которыми вел антисоветскую работу. После прибытия в столицу по заданию немецкой разведки ему удалось связаться с этой группой и получить их согласие на сотрудничество по сбору секретных сведений. Связанные с Шалаевым и привлеченные им к работе четыре человека были арестованы органами государственной безопасности по его показаниям.
Шло время. «Гейне» продолжал систематически выходить на связь с немцами. Он сообщал координаты местности для приземления парашютистов и количество костров, служивших ориентиром.
18 декабря 1942 года Александр Петрович получил немецкую радиограмму, в которой сообщалось о награждении его и Станкевича, все еще находившегося в Москве, «Орденом с мечами за храбрость» 2-й степени. В ответ было послано сообщение от имени обоих награжденных с благодарностью и обещанием «еще больше и лучше работать для победы над общим врагом».
В следующей радиограмме «Гейне» сообщил, что организации «Престол» удалось привлечь на свою сторону видного работника НКПС (Народный Комиссариат путей сообщения), который может снабжать организацию сведениями о передвижении армейских частей и военной техники по железной дороге. Однако было оговорено, что для налаживания такой работы «Престолу» необходима крупная сумма денег — 500 000 рублей. Немцы, весьма заинтересованные в получении стратегически важных данных, ответили согласием передать нужную сумму.
Наступил новый, 1943 год. 12 января рация, на которой работали Злобин и Шалаев, приняла следующее торжественное послание: «За вашу храбрость вы награждены „Орденом с мечами за храбрость“ 2-й степени. Приветствуем вас с награждением. Ожидаем с радостью день, когда сможем вручить вам лично эти награды».
19 января 1943 года на квартиру Демьянова явился очередной посланец с той стороны. Он доставил Александру Петровичу 266 000 рублей и новые документы для Станкевича, работающего с «Гейне». Курьер сообщил, что прибыл в Москву не один, вчера, 18-го числа, их вдвоем с напарником сбросили с самолета в районе города Ванева Тульской области. Второй агент должен был выйти на связь со Злобиным и Шалаевым.
Прибывшего «гостя» взяли под наружное наблюдение органы госбезопасности, чтобы выйти на второго диверсанта. Встреча напарников состоялась довольно скоро, через 2 часа после ухода первого от «Гейне». Выбрав удачный момент, оперативные сотрудники очень тихо провели задержание сразу обоих курьеров.
При обыске у второго агента немецкой разведки были изъяты сто тысяч рублей, предназначавшихся Злобину и Шалаеву.
В ходе дальнейшей работы Злобин сообщил немцам, что у него есть возможность организовать явочную квартиру. На самом деле квартира была подготовлена органами госбезопасности, в нее вселился оперативный работник 4-го Управления НКВД.
Наживка была заброшена, оставалось только ждать.
Чтобы не дать немцам возможности вызвать Шалаева в Смоленск и еще больше вовлечь их в игру, 22 февраля по рации Злобина немцам было передано, что Шалаев может покинуть Москву и обосноваться в Челябинске.
Первого марта на явочную квартиру прибыл очередной агент, доставивший для Злобина двести тысяч рублей, запасные батареи для радиостанции и продовольствие, которого было очень мало в военной Москве. Немцы заботились о своей агентуре, которая, по их мнению, очень хорошо работала в советской столице.
По просьбе прибывшего агента, а также для проверки искренности Злобина в сотрудничестве с органами государственной безопасности и выяснения, какие еще цели преследовал новый гость, помимо уже известных, была устроена встреча Ивана Степановича Злобина с немецким курьером на явочной квартире. Встреча состоялась один на один, для контроля использовалась оперативная техника.
Прибывшим агентом оказался Сорокин, уроженец города Москвы, 27 сентября 1942 года попавший в плен к немцам в районе города Вязьмы. 5 февраля 1943 года он был завербован для шпионской работы против СССР. Окончил Катынскую школу германской разведки. Сброшен на парашюте в Зарайском районе Московской области 27 февраля 1943 года.
Сорокин должен был помочь Злобину в сборе шпионских сведений, установить местонахождение лагерей для военнопленных немцев и через два месяца вернуться обратно в Смоленск. Эта информация подтвердила версию советской разведки, что смоленский аэродром используется для взлета немецких самолетов, с которых германские агенты забрасываются в советский тыл и, в частности, в Москву.
Для выяснения намерений германской разведки в отношении пленных немцев, а также для отсрочки возвращения Сорокина в Смоленск был сделан следующий ход: немцам по рации Злобина сообщили, что у Сорокина появилась возможность устроиться сотрудником охраны Тамбовского лагеря для военнопленных.
16 апреля немцы радировали: «В ближайшие дни курьер доставит все, что вам нужно, а также документы для Шалаева. С их получением пусть он срочно едет в Челябинск и подготовит все для радиста, который прибудет позже прямо к нему. Мы пришлем вам надежного курьера».
23 апреля Злобин принял радиограмму, в которой немцы одобрили планы Сорокина и обещали прислать ему в помощь девушку-радистку для прямой связи из Тамбова.
Спустя пять дней, 28 апреля, на явочную квартиру прибыл очередной немецкий посланец и, не застав там Злобина, потребовал свидания с ним у находящегося там оперативного сотрудника, принимая его за помощника.
На следующий день встреча состоялась.
Курьер доставил Злобину деньги — 415 000 рублей, кварцы для передатчика и погоны старшего лейтенанта Красной Армии для Шалаева. При нем было письмо от руководителя Катынской разведшколы, в котором сообщалось, что курьер должен немедленно вернуться обратно.
Прибывший назвал себя Рыбиным, рассказал, что он бывший московский милиционер, перебежал к немцам в 1942 году, состоял на службе в германской разведке под кличкой «Шурин». Его, как и всех, сбросили с самолета, произошло это 26 апреля в районе станции Лаптево Рязанской области.
Проверкой Наркомата государственной безопасности, вновь созданного в апреле 1943 года, было установлено, что настоящая фамилия курьера — Бабченко и он числится дезертиром с сентября 1942 года.
Руководство 4-го Управления Наркомата государственной безопасности СССР, которое работало над операцией «Монастырь», приняло решение Рыбина-Бабченко не арестовывать. Злобин пристроил его на специально подобранную квартиру. Бабченко был взят под постоянное специальное наблюдение.
В это время последовал очередной виток оперативной игры с германской разведкой, уже было арестовано 8 агентов противника и 7 их пособников, изъято более миллиона советских рублей. Однако основная цель «Монастыря» — проникновение нашей агентуры в Берлин — пока достигнута не была.
Руководство Наркомата государственной безопасности (НКГБ) СССР подготовило очередную докладную записку в Государственный Комитет Обороны (ГКО) об оперативной игре «Монастырь». В ней говорилось:
«НКГБ СССР считает целесообразным:
Продолжать использовать существующую легенду о монархической организации «Престол» и радиоигру с немцами через «Гейне» и Злобина для осуществления основной задачи разработки — проникновения нашей агентуры в Берлин.
Для закрепления перед германскими курьерами «Гейне» и Злобина и легенды в целом Рыбина-Бабченко аресту не подвергать и дать ему возможность вернуться к немцам. Использовать благополучное возвращение Рыбина-Бабченко для постановки в ближайшем будущем от имени «Престола» перед немцами вопроса о направлении в Москву видного представителя германских разведывательных органов.
Одновременно с этим поставить перед немцами вопрос о посылке в Берлин «для переговоров» «видного» представителя организации «Престол», пароль которого подготовить проверенного агента НКГБ СССР с задачей внедрить его в центральные разведывательные органы противника».
Рации продолжали работать. Передачи велись или из леса, или из разных районов Москвы. Молчание. Терпение. Ожидание нового кода, присылаемого немцами как удачного хода военной игры. Бесконечно длинные ночи в ожидании летной погоды, удобной для высадки парашютистов.
Главной целью и сутью игры с немецким командованием была постоянная передача противнику дезинформации, которая готовилась, а затем умело использовалась Генеральным штабом Красной Армии для борьбы с врагом.
У немцев эти радиограммы подвергались тщательному изучению специалистами, и выдать им ложный материал за правду была задача не из легких. Приходилось продумывать ходы на несколько шагов вперед, ставя себя на место противника и пытаясь понять логику его мышления. Естественно, что содержание передаваемых радиограмм увязывалось с конкретными возможностями «Гейне» по добыванию той или иной информации, которые хорошо были известны немецкой разведке. Радиограммы «Гейне», краткие и лаконичные по содержанию, касались главным образом перевозок воинских частей, военной техники, боеприпасов, снаряжения и других военных материалов из тыловых районов страны на фронт по железной дороге. Понятно, что эти сообщения позволяли определить немецкому командованию планируемые нашими войсками наступательные операции.
Однако органы государственной безопасности предполагали, что кто-то, им неизвестный, также ведет наблюдение за железной дорогой. Поэтому воинские эшелоны маскировались, а ложные составы, где под брезентом вместо орудий, танков и другой техники были бревна, ящики и другие элементы маскировки, шли по маршрутам, указанным в телеграммах «Гейне». В отдельных случаях, когда это было нужно и выгодно командованию Красной Армии, немецкий абвер получал от «Гейне» реальные сведения целевого назначения.
Характерной в этом отношении стала информация, передаваемая через «Гейне» перед началом Сталинградской и Курской битв.
Верховное немецкое командование было введено в заблуждение сведениями «Гейне» о планах советского командования в январе—феврале 1943 года в ходе наступательной операции и Сталинградской битвы, которая затем получила кодовое наименование «Кольцо». Он также сообщил в Берлин, что готовится наступление советских войск в районе Ржева и на Северном Кавказе. И действительно, советские войска провели наступательную операцию на Ржевско-Вяземском плацдарме 2—31 марта 1943 года, имеющую важное стратегическое значение. В результате Ржевско-Вяземской операции 1943 года, где было сосредоточено 2 /з группы армий «Центр», противник был окружен и разгромлен, что позволило отодвинуть линию фронта от Москвы еще на 130—160 км. Были освобождены города Ржев, Гжатск, Сычевка, Белый, Вязьма. Относительно летней кампании 1943 года «Гейне» сообщал немецкой разведке, что советские войска имеют большие резервы юго-восточнее Курска, но эти резервные части недостаточно маневренны, в связи с чем затруднено их использование. Он также информировал немцев о том, что советское командование планировало осуществление военных операций севернее Курска и на Украине. Переход советских войск к стратегической обороне, а затем и к наступлению в районе Курска и Орла оказался для немцев неожиданным. В разыгравшейся в 1943 году Курской битве, частью которой являлась Орловская операция 1943 года, участвовало свыше 4 миллионов человек и огромное количество техники с обеих сторон, битва закончилась для гитлеровцев полным поражением. В результате поражения немецких войск под Курском немецкий план «Цитадель» окончательно рухнул.
Значение победы советских войск под Курском трудно переоценить, после нее и с выходом советских войск к Днепру наступил коренной перелом в ходе Великой Отечественной войны. Стратегическая инициатива перешла в руки Красной Армии.
Естественно, в шифровках «Гейне» не было развернутых описаний военных операций Красной Армии, стратегических замыслов советского Генерального штаба. Радиограммы содержали, как выражаются в разведке, фрагментарные, отрывочные, но конкретные сведения, обобщенный анализ которых позволял германской разведке готовить свои ориентировки. Как это выглядело? Например, немцам сообщалось: «Прибывший из Калининграда родственник нашей квартирной хозяйки видел направлявшиеся на Москву по шоссейной дороге мотомеханизированные части» или «Лицо, связанное с НКПС (Народный Комиссариат путей сообщения), сообщило, что за последнее время с востока в направлении Ельца прошло много пехотных частей, танковых бригад и артиллерии».
Рации «Гейне» и Злобина служили своеобразной приманкой, с помощью которой чекисты заманивали на нашу территорию немецких агентов, а те, как бабочки на свет, слетались в Москву. Всех их арестовывали. Однако для подстраховки решили запросить у немцев ночные пропуска для организации «Престол». Органы госбезопасности рассчитывали пометить полученные документы, что помогло бы следить за ночными передвижениями членов организации. «Гейне» передал эту просьбу по своей рации, вскоре немцы радировали, что документы готовятся. Сидя по ночам в городе или в лесу, Александр Петрович в ожидании позывных думал о своей жизни. Фильтруя события последнего времени, он приходил к выводу, что выбрал верную жизненную дорогу. Ему нравилось сравнивать себя с маленькой звездочкой, глядя на ночное небо. Она совсем неприметна на большом небосводе, но без этой маленькой звездочки картина была бы иной.
Ими оказались: Злобин Иван Степанович, бывший инструктор физкультуры, а после оккупации города Борисова — член контрразведывательной организации «Белорусская громада» и агент германской разведки;
Шалаев, бывший слесарь завода НКАП (Наркомата авиационной промышленности) в Москве, отказался от эвакуации из Москвы, подлежал призыву в Красную Армию, но скрывался по подложным документам в течение четырех месяцев. В январе 1942 года был призван в армию, а в марте того же года сдался в плен немцам в районе города Ржева. Завербован в германскую разведку 16 апреля 1942 года.
Злобин и Шалаев были сброшены с самолета в районе станции Лихославль Калининской области и прибыли с заданием передать «Гейне» радиопередатчик, двадцать тысяч рублей и «свежие» фиктивные документы для ранее прибывших курьеров — Станкевича и Шакурова. Вместе с этим Злобин и Шалаев имели указание обосноваться в Москве для сбора шпионских сведений и передачи их по рации.
Перед арестом Злобин и Шалаев успели сообщить своим хозяевам о благополучном прибытии и о начале выполнения задания.
На допросах Шалаев признался, что еще до призыва в армию в Москве на заводе НКАП был связан с группой лиц, совместно с которыми вел антисоветскую работу. После прибытия в столицу по заданию немецкой разведки ему удалось связаться с этой группой и получить их согласие на сотрудничество по сбору секретных сведений. Связанные с Шалаевым и привлеченные им к работе четыре человека были арестованы органами государственной безопасности по его показаниям.
Шло время. «Гейне» продолжал систематически выходить на связь с немцами. Он сообщал координаты местности для приземления парашютистов и количество костров, служивших ориентиром.
18 декабря 1942 года Александр Петрович получил немецкую радиограмму, в которой сообщалось о награждении его и Станкевича, все еще находившегося в Москве, «Орденом с мечами за храбрость» 2-й степени. В ответ было послано сообщение от имени обоих награжденных с благодарностью и обещанием «еще больше и лучше работать для победы над общим врагом».
В следующей радиограмме «Гейне» сообщил, что организации «Престол» удалось привлечь на свою сторону видного работника НКПС (Народный Комиссариат путей сообщения), который может снабжать организацию сведениями о передвижении армейских частей и военной техники по железной дороге. Однако было оговорено, что для налаживания такой работы «Престолу» необходима крупная сумма денег — 500 000 рублей. Немцы, весьма заинтересованные в получении стратегически важных данных, ответили согласием передать нужную сумму.
Наступил новый, 1943 год. 12 января рация, на которой работали Злобин и Шалаев, приняла следующее торжественное послание: «За вашу храбрость вы награждены „Орденом с мечами за храбрость“ 2-й степени. Приветствуем вас с награждением. Ожидаем с радостью день, когда сможем вручить вам лично эти награды».
19 января 1943 года на квартиру Демьянова явился очередной посланец с той стороны. Он доставил Александру Петровичу 266 000 рублей и новые документы для Станкевича, работающего с «Гейне». Курьер сообщил, что прибыл в Москву не один, вчера, 18-го числа, их вдвоем с напарником сбросили с самолета в районе города Ванева Тульской области. Второй агент должен был выйти на связь со Злобиным и Шалаевым.
Прибывшего «гостя» взяли под наружное наблюдение органы госбезопасности, чтобы выйти на второго диверсанта. Встреча напарников состоялась довольно скоро, через 2 часа после ухода первого от «Гейне». Выбрав удачный момент, оперативные сотрудники очень тихо провели задержание сразу обоих курьеров.
При обыске у второго агента немецкой разведки были изъяты сто тысяч рублей, предназначавшихся Злобину и Шалаеву.
В ходе дальнейшей работы Злобин сообщил немцам, что у него есть возможность организовать явочную квартиру. На самом деле квартира была подготовлена органами госбезопасности, в нее вселился оперативный работник 4-го Управления НКВД.
Наживка была заброшена, оставалось только ждать.
Чтобы не дать немцам возможности вызвать Шалаева в Смоленск и еще больше вовлечь их в игру, 22 февраля по рации Злобина немцам было передано, что Шалаев может покинуть Москву и обосноваться в Челябинске.
Первого марта на явочную квартиру прибыл очередной агент, доставивший для Злобина двести тысяч рублей, запасные батареи для радиостанции и продовольствие, которого было очень мало в военной Москве. Немцы заботились о своей агентуре, которая, по их мнению, очень хорошо работала в советской столице.
По просьбе прибывшего агента, а также для проверки искренности Злобина в сотрудничестве с органами государственной безопасности и выяснения, какие еще цели преследовал новый гость, помимо уже известных, была устроена встреча Ивана Степановича Злобина с немецким курьером на явочной квартире. Встреча состоялась один на один, для контроля использовалась оперативная техника.
Прибывшим агентом оказался Сорокин, уроженец города Москвы, 27 сентября 1942 года попавший в плен к немцам в районе города Вязьмы. 5 февраля 1943 года он был завербован для шпионской работы против СССР. Окончил Катынскую школу германской разведки. Сброшен на парашюте в Зарайском районе Московской области 27 февраля 1943 года.
Сорокин должен был помочь Злобину в сборе шпионских сведений, установить местонахождение лагерей для военнопленных немцев и через два месяца вернуться обратно в Смоленск. Эта информация подтвердила версию советской разведки, что смоленский аэродром используется для взлета немецких самолетов, с которых германские агенты забрасываются в советский тыл и, в частности, в Москву.
Для выяснения намерений германской разведки в отношении пленных немцев, а также для отсрочки возвращения Сорокина в Смоленск был сделан следующий ход: немцам по рации Злобина сообщили, что у Сорокина появилась возможность устроиться сотрудником охраны Тамбовского лагеря для военнопленных.
16 апреля немцы радировали: «В ближайшие дни курьер доставит все, что вам нужно, а также документы для Шалаева. С их получением пусть он срочно едет в Челябинск и подготовит все для радиста, который прибудет позже прямо к нему. Мы пришлем вам надежного курьера».
23 апреля Злобин принял радиограмму, в которой немцы одобрили планы Сорокина и обещали прислать ему в помощь девушку-радистку для прямой связи из Тамбова.
Спустя пять дней, 28 апреля, на явочную квартиру прибыл очередной немецкий посланец и, не застав там Злобина, потребовал свидания с ним у находящегося там оперативного сотрудника, принимая его за помощника.
На следующий день встреча состоялась.
Курьер доставил Злобину деньги — 415 000 рублей, кварцы для передатчика и погоны старшего лейтенанта Красной Армии для Шалаева. При нем было письмо от руководителя Катынской разведшколы, в котором сообщалось, что курьер должен немедленно вернуться обратно.
Прибывший назвал себя Рыбиным, рассказал, что он бывший московский милиционер, перебежал к немцам в 1942 году, состоял на службе в германской разведке под кличкой «Шурин». Его, как и всех, сбросили с самолета, произошло это 26 апреля в районе станции Лаптево Рязанской области.
Проверкой Наркомата государственной безопасности, вновь созданного в апреле 1943 года, было установлено, что настоящая фамилия курьера — Бабченко и он числится дезертиром с сентября 1942 года.
Руководство 4-го Управления Наркомата государственной безопасности СССР, которое работало над операцией «Монастырь», приняло решение Рыбина-Бабченко не арестовывать. Злобин пристроил его на специально подобранную квартиру. Бабченко был взят под постоянное специальное наблюдение.
В это время последовал очередной виток оперативной игры с германской разведкой, уже было арестовано 8 агентов противника и 7 их пособников, изъято более миллиона советских рублей. Однако основная цель «Монастыря» — проникновение нашей агентуры в Берлин — пока достигнута не была.
Руководство Наркомата государственной безопасности (НКГБ) СССР подготовило очередную докладную записку в Государственный Комитет Обороны (ГКО) об оперативной игре «Монастырь». В ней говорилось:
«НКГБ СССР считает целесообразным:
Продолжать использовать существующую легенду о монархической организации «Престол» и радиоигру с немцами через «Гейне» и Злобина для осуществления основной задачи разработки — проникновения нашей агентуры в Берлин.
Для закрепления перед германскими курьерами «Гейне» и Злобина и легенды в целом Рыбина-Бабченко аресту не подвергать и дать ему возможность вернуться к немцам. Использовать благополучное возвращение Рыбина-Бабченко для постановки в ближайшем будущем от имени «Престола» перед немцами вопроса о направлении в Москву видного представителя германских разведывательных органов.
Одновременно с этим поставить перед немцами вопрос о посылке в Берлин «для переговоров» «видного» представителя организации «Престол», пароль которого подготовить проверенного агента НКГБ СССР с задачей внедрить его в центральные разведывательные органы противника».
Рации продолжали работать. Передачи велись или из леса, или из разных районов Москвы. Молчание. Терпение. Ожидание нового кода, присылаемого немцами как удачного хода военной игры. Бесконечно длинные ночи в ожидании летной погоды, удобной для высадки парашютистов.
Главной целью и сутью игры с немецким командованием была постоянная передача противнику дезинформации, которая готовилась, а затем умело использовалась Генеральным штабом Красной Армии для борьбы с врагом.
У немцев эти радиограммы подвергались тщательному изучению специалистами, и выдать им ложный материал за правду была задача не из легких. Приходилось продумывать ходы на несколько шагов вперед, ставя себя на место противника и пытаясь понять логику его мышления. Естественно, что содержание передаваемых радиограмм увязывалось с конкретными возможностями «Гейне» по добыванию той или иной информации, которые хорошо были известны немецкой разведке. Радиограммы «Гейне», краткие и лаконичные по содержанию, касались главным образом перевозок воинских частей, военной техники, боеприпасов, снаряжения и других военных материалов из тыловых районов страны на фронт по железной дороге. Понятно, что эти сообщения позволяли определить немецкому командованию планируемые нашими войсками наступательные операции.
Однако органы государственной безопасности предполагали, что кто-то, им неизвестный, также ведет наблюдение за железной дорогой. Поэтому воинские эшелоны маскировались, а ложные составы, где под брезентом вместо орудий, танков и другой техники были бревна, ящики и другие элементы маскировки, шли по маршрутам, указанным в телеграммах «Гейне». В отдельных случаях, когда это было нужно и выгодно командованию Красной Армии, немецкий абвер получал от «Гейне» реальные сведения целевого назначения.
Характерной в этом отношении стала информация, передаваемая через «Гейне» перед началом Сталинградской и Курской битв.
Верховное немецкое командование было введено в заблуждение сведениями «Гейне» о планах советского командования в январе—феврале 1943 года в ходе наступательной операции и Сталинградской битвы, которая затем получила кодовое наименование «Кольцо». Он также сообщил в Берлин, что готовится наступление советских войск в районе Ржева и на Северном Кавказе. И действительно, советские войска провели наступательную операцию на Ржевско-Вяземском плацдарме 2—31 марта 1943 года, имеющую важное стратегическое значение. В результате Ржевско-Вяземской операции 1943 года, где было сосредоточено 2 /з группы армий «Центр», противник был окружен и разгромлен, что позволило отодвинуть линию фронта от Москвы еще на 130—160 км. Были освобождены города Ржев, Гжатск, Сычевка, Белый, Вязьма. Относительно летней кампании 1943 года «Гейне» сообщал немецкой разведке, что советские войска имеют большие резервы юго-восточнее Курска, но эти резервные части недостаточно маневренны, в связи с чем затруднено их использование. Он также информировал немцев о том, что советское командование планировало осуществление военных операций севернее Курска и на Украине. Переход советских войск к стратегической обороне, а затем и к наступлению в районе Курска и Орла оказался для немцев неожиданным. В разыгравшейся в 1943 году Курской битве, частью которой являлась Орловская операция 1943 года, участвовало свыше 4 миллионов человек и огромное количество техники с обеих сторон, битва закончилась для гитлеровцев полным поражением. В результате поражения немецких войск под Курском немецкий план «Цитадель» окончательно рухнул.
Значение победы советских войск под Курском трудно переоценить, после нее и с выходом советских войск к Днепру наступил коренной перелом в ходе Великой Отечественной войны. Стратегическая инициатива перешла в руки Красной Армии.
Естественно, в шифровках «Гейне» не было развернутых описаний военных операций Красной Армии, стратегических замыслов советского Генерального штаба. Радиограммы содержали, как выражаются в разведке, фрагментарные, отрывочные, но конкретные сведения, обобщенный анализ которых позволял германской разведке готовить свои ориентировки. Как это выглядело? Например, немцам сообщалось: «Прибывший из Калининграда родственник нашей квартирной хозяйки видел направлявшиеся на Москву по шоссейной дороге мотомеханизированные части» или «Лицо, связанное с НКПС (Народный Комиссариат путей сообщения), сообщило, что за последнее время с востока в направлении Ельца прошло много пехотных частей, танковых бригад и артиллерии».
Рации «Гейне» и Злобина служили своеобразной приманкой, с помощью которой чекисты заманивали на нашу территорию немецких агентов, а те, как бабочки на свет, слетались в Москву. Всех их арестовывали. Однако для подстраховки решили запросить у немцев ночные пропуска для организации «Престол». Органы госбезопасности рассчитывали пометить полученные документы, что помогло бы следить за ночными передвижениями членов организации. «Гейне» передал эту просьбу по своей рации, вскоре немцы радировали, что документы готовятся. Сидя по ночам в городе или в лесу, Александр Петрович в ожидании позывных думал о своей жизни. Фильтруя события последнего времени, он приходил к выводу, что выбрал верную жизненную дорогу. Ему нравилось сравнивать себя с маленькой звездочкой, глядя на ночное небо. Она совсем неприметна на большом небосводе, но без этой маленькой звездочки картина была бы иной.
Глава девятая
«ПРЕСТОЛ» — ПРИМАНКА ДЛЯ НЕМЦЕВ
Монархическая организация «Престол» приобрела еще одну явочную квартиру, на которой также постоянно находился сотрудник Наркомата государственной безопасности. На немцев работали уже три «нелегальные» радиостанции («Гейне», Станкевича и Злобина), которые передавали «важную стратегическую информацию».
Курьеры германской разведки все чаще прибывали в Москву. После возвращения к немцам Рыбина-Бабченко доверие к московским агентам со стороны гитлеровцев значительно укрепилось.
Германские разведчики с первой встречи рекомендовали «Гейне», чтобы «Престол» пропагандировал национал-социализм, а по существу — немецкий фашизм, и эти рекомендации переросли в требования. Немцам очень хотелось расширения организации, создания ячеек за пределами Москвы, в разных регионах СССР, о чем они не уставали напоминать в своих посланиях.
«Гейне» радировал, что члены организации есть не только в Москве, но и в других городах, после чего немцы потребовали сообщить адреса и пароли этих людей для направления курьеров в Ярославль, Муром или Рязань.
Чтобы не вызывать подозрений и лишить немцев возможности засылать свою агентуру в интересующие их районы, им сообщили, что в перечисленных городах людей из «Престола» нет.
Есть возможность принять курьеров только в городе Горьком. Немцев такой ответ вполне удовлетворил.
К этому моменту оперативная игра «Монастырь» проводилась широким фронтом. Легендированная организация «Престол», базируясь в Москве, уже имела свои опорные пункты, созданные органами государственной безопасности, в других городах. Они представляли собой явочные и конспиративные квартиры со специально подготовленной агентурой. Причем города для ячеек «Престола» подбирались с таким расчетом, чтобы их дислокация представляла безусловный интерес для германской разведки. В их число входили Горький, Свердловск, Челябинск, Новосибирск.
Расширение радиоигры «Монастырь» заставило чекистов расширять и укреплять «Престол», готовить все новых агентов к приему многочисленных «гостей» из-за линии фронта и работе с ними.
Подготовка к приему курьеров в Горьком началась еще осенью 1942 года. 18 ноября была отправлена секретная телеграмма-молния начальнику Управления НКВД по городу Горькому Н.В. Сироткину, в которой для приема немецких курьеров предлагалось срочно подготовить квартиру.
В Москве в это же время началась подготовка оперативника, который должен был представлять «Престол» в Горьком.
Уже 30 ноября был получен ответ из Горького на имя начальника 4-го Управления НКВД П.А. Судоплатова за подписью Н.В. Сироткина. В ней, в частности, говорилось: «В качестве явочного пункта в городе Горьком нами подготовлена квартира агента НКВД „Козловой“, оборудованная оперативной техникой и сигнализацией.
«Козлова» (Иевлева) Наталья Сергеевна, 1910 года рождения, русская, беспартийная, преподаватель пения, духовного происхождения. С органами НКВД сотрудничает с 1937 года, характеризуется положительно. По вашему плану «Козловой» отводится только роль по приему курьера.. Разговор по существу поручений немцев должен будет вести ваш сотрудник, который представится курьеру в качестве члена организации «Престол».
Дополнительно о «Козловой» стало известно следующее: отец Иевлевой, Сергей Силантьевич, служил до революции священником в церкви Михаила Архангела в Лукьяновском уезде недалеко от Нижнего Новгорода. В 1920 году он был репрессирован органами НКВД как враг народа. Мать «Козловой» умерла четыре года тому назад. Сама Наталья Сергеевна после смерти матери переехала в город вместе со своей младшей сестрой и стала работать в музыкальной школе № 5 учителем пения. Специального музыкального образования не имеет, при жизни отца еще ребенком пела в церковном хоре. Завербована на компрматериалах. С органами госбезопасности сотрудничает давно и успешно. Характеризуется исключительно положительно. Родственников на оккупированной врагом территории не имеет».
В начале декабря, а точнее, 7-го числа «Гейне» сообщил немцам пароль и адрес явочной квартиры в Горьком. 9 декабря немцы радировали, что курьер в Горький будет выслан в ближайшее время.
На следующий день оперативник, который должен был представлять монархическую контрреволюционную организацию «Престол», выехал из Москвы в Горький. Он уже успел отпустить бородку и походил на старого русского интеллигента, ходил опираясь на палочку, прихрамывая, как и подобает пожилому университетскому профессору. Хотя на самом деле это был ветеран старой гвардии чекистов, радовавшийся возвращению к живой оперативной работе.
Приехав в Горький, он нашел дом на Пушкинской улице, в котором жила Наталья Сергеевна, быстро познакомился с ней, произведя самое благоприятное впечатление. Она долго не могла привыкнуть, что это не настоящий профессор, а старый оперативник.
Вскоре в Горький явился и немецкий посланец. Им оказался Лобов Семен Иннокентьевич, 1916 года рождения, бывший парикмахер, сын кулака, осужденного в 1935 году. Лобов перешел к немцам во время боев под Ельней. Обучался все в той же Катынской школе диверсантов.
Наталья Сергеевна вела себя безукоризненно, исполняя роль хозяйки дома. «Профессор» даже подумал, что в придачу к певческому в ней открылся актерский талант.
Курьеры германской разведки все чаще прибывали в Москву. После возвращения к немцам Рыбина-Бабченко доверие к московским агентам со стороны гитлеровцев значительно укрепилось.
Германские разведчики с первой встречи рекомендовали «Гейне», чтобы «Престол» пропагандировал национал-социализм, а по существу — немецкий фашизм, и эти рекомендации переросли в требования. Немцам очень хотелось расширения организации, создания ячеек за пределами Москвы, в разных регионах СССР, о чем они не уставали напоминать в своих посланиях.
«Гейне» радировал, что члены организации есть не только в Москве, но и в других городах, после чего немцы потребовали сообщить адреса и пароли этих людей для направления курьеров в Ярославль, Муром или Рязань.
Чтобы не вызывать подозрений и лишить немцев возможности засылать свою агентуру в интересующие их районы, им сообщили, что в перечисленных городах людей из «Престола» нет.
Есть возможность принять курьеров только в городе Горьком. Немцев такой ответ вполне удовлетворил.
К этому моменту оперативная игра «Монастырь» проводилась широким фронтом. Легендированная организация «Престол», базируясь в Москве, уже имела свои опорные пункты, созданные органами государственной безопасности, в других городах. Они представляли собой явочные и конспиративные квартиры со специально подготовленной агентурой. Причем города для ячеек «Престола» подбирались с таким расчетом, чтобы их дислокация представляла безусловный интерес для германской разведки. В их число входили Горький, Свердловск, Челябинск, Новосибирск.
Расширение радиоигры «Монастырь» заставило чекистов расширять и укреплять «Престол», готовить все новых агентов к приему многочисленных «гостей» из-за линии фронта и работе с ними.
Подготовка к приему курьеров в Горьком началась еще осенью 1942 года. 18 ноября была отправлена секретная телеграмма-молния начальнику Управления НКВД по городу Горькому Н.В. Сироткину, в которой для приема немецких курьеров предлагалось срочно подготовить квартиру.
В Москве в это же время началась подготовка оперативника, который должен был представлять «Престол» в Горьком.
Уже 30 ноября был получен ответ из Горького на имя начальника 4-го Управления НКВД П.А. Судоплатова за подписью Н.В. Сироткина. В ней, в частности, говорилось: «В качестве явочного пункта в городе Горьком нами подготовлена квартира агента НКВД „Козловой“, оборудованная оперативной техникой и сигнализацией.
«Козлова» (Иевлева) Наталья Сергеевна, 1910 года рождения, русская, беспартийная, преподаватель пения, духовного происхождения. С органами НКВД сотрудничает с 1937 года, характеризуется положительно. По вашему плану «Козловой» отводится только роль по приему курьера.. Разговор по существу поручений немцев должен будет вести ваш сотрудник, который представится курьеру в качестве члена организации «Престол».
Дополнительно о «Козловой» стало известно следующее: отец Иевлевой, Сергей Силантьевич, служил до революции священником в церкви Михаила Архангела в Лукьяновском уезде недалеко от Нижнего Новгорода. В 1920 году он был репрессирован органами НКВД как враг народа. Мать «Козловой» умерла четыре года тому назад. Сама Наталья Сергеевна после смерти матери переехала в город вместе со своей младшей сестрой и стала работать в музыкальной школе № 5 учителем пения. Специального музыкального образования не имеет, при жизни отца еще ребенком пела в церковном хоре. Завербована на компрматериалах. С органами госбезопасности сотрудничает давно и успешно. Характеризуется исключительно положительно. Родственников на оккупированной врагом территории не имеет».
В начале декабря, а точнее, 7-го числа «Гейне» сообщил немцам пароль и адрес явочной квартиры в Горьком. 9 декабря немцы радировали, что курьер в Горький будет выслан в ближайшее время.
На следующий день оперативник, который должен был представлять монархическую контрреволюционную организацию «Престол», выехал из Москвы в Горький. Он уже успел отпустить бородку и походил на старого русского интеллигента, ходил опираясь на палочку, прихрамывая, как и подобает пожилому университетскому профессору. Хотя на самом деле это был ветеран старой гвардии чекистов, радовавшийся возвращению к живой оперативной работе.
Приехав в Горький, он нашел дом на Пушкинской улице, в котором жила Наталья Сергеевна, быстро познакомился с ней, произведя самое благоприятное впечатление. Она долго не могла привыкнуть, что это не настоящий профессор, а старый оперативник.
Вскоре в Горький явился и немецкий посланец. Им оказался Лобов Семен Иннокентьевич, 1916 года рождения, бывший парикмахер, сын кулака, осужденного в 1935 году. Лобов перешел к немцам во время боев под Ельней. Обучался все в той же Катынской школе диверсантов.
Наталья Сергеевна вела себя безукоризненно, исполняя роль хозяйки дома. «Профессор» даже подумал, что в придачу к певческому в ней открылся актерский талант.