Шарп Том. Наследие Уилта

   А вот суперинтендант Ходж вызывал совсем иные чувства. В нем восхищаться было абсолютно нечем. Флинт его ненавидел и в глаза назвал бы «безмозглым дураком», если б тот не снискал расположение полицейских иерархов.
   Пока же он делился своим мнением лишь в частных беседах с сержантом Йейтсом, который демонстративно разделял его взгляд, награждая суперинтенданта титулом «тупой козлина». На улице пригревало солнышко. «Интересно, чем сейчас занят Уилт?» – подумал инспектор, праздно разглядывая парковые деревья в рамке окна.

* * *

   Предстоящая инспекционная встреча с леди Клариссой Уилта ничуть не вдохновляла.
   – Надо показать себя с лучшей стороны, – талдычила Ева. – И не забудь: в Кембридже ты закончил колледж Портерхаус.
   – То есть я должен бесстыдно солгать? Говорю же, меня там и близко не было.
   – Это не годится. Нужно слегка приврать, чтобы произвести впечатление.
   – Ну да, а она позвонит в колледж и будет чертовски рада узнать, что меня там в глаза не видели. А потом ее муженек спросит, не сидел ли я в первой лодке и что я думаю о новом ректоре, который вдруг окажется женщиной.
   Ева озадачилась:
   – Не понимаю, при чем тут лодки? Мы все в свое время катались на лодках. И я тоже... на Норфолкских озерах... чудное было время...
   – Лодки при том, что Портерхаус славится греблей, его команды, составленные из мудов, не раз становились чемпионами. Кстати, ты знаешь разницу между мудами и удами?
   – Нет, не знаю. Если это касается гомиков, то и знать не желаю.
   – И в мыслях не было, – усмехнулся Уилт. – Вот что я хочу тебе втемяшить: у нас в Фицгерберте старшекурсников... ну, хороших спортсменов... называли «муды». А слабаков в спорте звали «уды». Выше «уда» я так и не поднялся. Ясно?
   – Вполне. Чего от тебя ждать-то?
   – Ну да, конечно. Только имей в виду, что благодаря тебе я стал однокашником этого Гэдсли, который наверняка занимался греблей или регби и, разумеется, заговорит о спорте... в том случае, если заметит меня вообще. Я постараюсь держаться от него подальше.
   – Правильно. Мол, весь в уроках, даже некогда повидаться с хозяином, у которого полно своих хлопот – гольф, охота, рыбалка, стрельбище... чем там еще заняты помещики...
   – Ага, только я не собираюсь дни напролет возиться с учеником.
   – Конечно, нет. У нас будет чудесный спокойный отпуск. – Довольная тем, что муж проникся важностью предстоящей встречи, Ева пошла собирать чемоданы.
   – Спокойный? Черта с два... – пробормотал Уилт, подумав о четверне, всегда и везде сотворявшей хаос, и вновь открыл книгу о Первой мировой войне, поскольку программа вступительных экзаменов базировалась на событиях современной европейской истории.

* * *

   Директриса школы Святого Варнавы, графство Сассекс, пригласила наставниц мисс Сангер и мисс Янг поговорить о поведении четверни.
   – Сил моих больше нет, – сказала мисс Янг. – Каждый божий день они устраивают светопреставление. Скажем, вчера в два часа ночи завыла пожарная сирена, пришлось эвакуировать воспитанниц. Как вы думаете, чьих рук дело? Разумеется, кого-то из этих кошмарных сестер Уилт.
   – Вы уверены? – спросила директриса.
   – Доказать не могу, но абсолютно уверена. Во-первых, пожара не было, во-вторых, Сандра Клолли сказала, что незадолго до тревоги одна из сестер – кажется, Эммелина – вышла из спальни, якобы в туалет. За время ее отлучки и было разбито стекло тревожной кнопки.
   – Может быть, еще раньше его разбил кто-то другой?
   – Я бы с вами согласилась, но, по словам Сандры, Эммелина вышла в кожаных перчатках.
   – Что говорит сама Эммелина?
   – Нагло врет в глаза – знать, дескать, не знает о перчатках и тревожной кнопке. Хотя... Возможно, все затеяла другая Уилт... Я их не различаю. Во всяком случае, Эммелина утверждает, что из зависти Сандра Клолли лжет, чтобы ей и сестрам устроить неприятности.
   – Может, так оно и есть? – задумалась мисс Сангер. – Ведь Сандра сочиняла небылицы о других девочках. По-моему, ей никак нельзя верить. Анну Мэйл едва не исключили, потому что Сандра обвинила ее в краже всех своих панталон – якобы та стянула их из прачечной, пока она с воспалением гланд лежала в изоляторе. Оказалось – сплошное вранье. Панталоны нашли за стиральной машиной.
   – Да, миссис Блюуэлл оставила груду выстиранного белья на крышке машины, – кивнула директриса. – Панталоны могли упасть. Против Анны не было никаких улик. Кроме того, она дочь епископа и всегда отличалась примерным поведением. Нельзя потребовать от Уилтов забрать своих дочерей лишь потому, что Сандра Клолли обвинила их в ложной пожарной тревоге.
   – Но это еще цветочки! – вскричала мисс Янг и стала перечислять иные, мягко говоря, шалости сестер.
   Мисс Сангер почти во всем ее поддержала. К концу короткого совещания директриса была вынуждена признать, что управиться с четверней весьма трудно. Если поведение сестер не изменится, родителей известят о невозможности их дальнейшего пребывания в школе.
   – Зря только время тратим, – вздохнула мисс Янг, вместе с коллегой вышагивая по коридору. – Вы видели их мамашу? Нет? Апофеоз вульгарности, иначе не скажешь. Не понимаю, зачем директриса согласилась принять этих сестер вообще?
   – Видимо, потому, что отец их заправляет каким-то факультетом, – предположила мисс Сангер.
   – Вероятно, причина в другом. Ведь прежде в школе не было четырех близняшек. Да еще недобор учениц. Думаю, четверня привлекает к нам интерес. Воистину, эти маленькие стервы явление уникальное в своей кошмарности. Очень надеюсь, они учинят вопиющее безобразие, после чего их вышвырнут. Терпение мое лопнуло.
   Учителя распрощались, и мисс Янг, злобно скривившись, направилась домой.

* * *

   Когда директриса тоже покинула кабинет, Саманта вылезла из кустов под окном и, опасливо оглядевшись, помчалась известить сестер.
   – Старая корова напишет родителям, что нас исключат, если не исправимся, – доложила она. – Мисс Янг орала, дескать, пожарная тревога стала последней каплей. Назвала нас дикой бандой.
   – Ничего себе! – возмутилась Эммелина. – Все они тут задавалы. Особенно эта сука Янг. Предлагаю что-нибудь сделать с ее машиной. Будет знать.
   – А что сделаем? Засунем картофелину в выхлопную трубу? Как мистеру Флорену? Старый хрыч разобрал машину на винтики, прежде чем докопался.
   – Надо что-нибудь получше, – покачала головой Эммелина. – Такое, чтоб мотору надолго пришел кирдык.
   – Пожалуй, сгодится сахар в бензобаке, – задумчиво проговорила Пенелопа. – Правда, подействует не сразу. Но когда клапаны и заслонка покроются налетом, движок сдохнет.
   – Кажется, я знаю! – перебила Джозефина. – На станции, где обслуживают нашу машину, один механик говорил, что наждачный порошок вдрызг разнесет двигатель.
   – Где ж его взять? Сахар проще найти.
   – Как быть, если бензобак с запором?
   – Запора нет. На прошлой неделе училка возила нас с Мартой к зубному, – поделилась Эммелина. – Надо было заправиться, и она просто свинтила крышку, а ключи остались в машине.
   – Что, даже мотор не заглушила?
   – Она же не полная дура. Мотор заглушила, но ключ оставила в зажигании, а значит, бензобак не запирается. Пакет песку всыплем как нечего делать.
   – Ага, держи карман! Она же тотчас заметит крупинки, прилипшие к горловине, – забраковала идею Саманта.
   – Ни фига! – парировала Эммелина. – Ты когда-нибудь видела, чтобы люди пялились в бензобак? Даже на заправке все смотрят только на счетчик.
   – Все равно надо проверить, растворяется ли сахар в спирте, – решила Пенелопа. – Одеколон у меня есть, а песок купим в поселковой лавке.
   – Не надо покупать, – сказала Эммелина. – В моем шкафчике маленько припрятано. На домоводстве стырила, когда миссис Дрейтон отвернулась. Вот и пригодился.
   Часом позже был проведен эксперимент с одеколоном, не давший результата, однако сахарный песок благополучно растворился в горячей воде.
   – Класс! Значит, покруче разведем и перельем в бутылку. Никаких следов вовсе!
   – На каникулы мисс Янг собиралась в Шотландию. Если все выйдет, придется ей, голубушке, пилить поездом. Так ей и надо... Придумала! Все надо провернуть в самом конце учебы, и тогда она заглохнет посреди дороги, где на мили вокруг ни мастерской, ни живой души!
   На этой радостной ноте сговор завершился. Выйдя из-за хоккейного павильона, четверня рассыпалась как горох.

Глава седьмая

   Уилт штудировал экзаменационную программу по истории. За пивом в «Псе и утке» он хотел обсудить с Брейнтри кое-какие неясности, но сначала предстояло выполнить Евино указание постричься.
   – Нельзя, чтоб ты походил на футболистов, каких показывают по телику, – заявила супруга, вопреки угрожающему письму директрисы не потерявшая оптимизма. – Стригись покороче. Костюм твой уже почистили. Ты должен выглядеть красиво и культурно.
   – Я буду хорошо выглядеть в приличном спортивном пиджаке, который хотя бы моего размера. Чего не скажешь о нелепом наряде, купленном тобой. Университетские преподаватели не носят костюмы в розовую полоску.
   – Пожалуйста, оставайся в пиджаке, если хочешь. Однако в костюме ты гораздо интереснее.
   – Возможно, но я знаю, что богатенькую помещицу он не впечатлит, – ответил Уилт, утыкаясь в свои записи. К счастью, экзаменационная программа оказалась неожиданно увлекательной и к тому же достаточно воинственной, чтобы заинтересовать даже самого недалекого и заносчивого юнца.
   – Пораньше отправляйся в парикмахерскую... – завела Ева, но Уилт ее перебил:
   – Цирюльню. Знаю, это старомодное слово больше подходит изящному веку, когда носили бороды, а в заведении не только стригли, но и брили, однако оно точнее и правильнее.
   – Плевать. Главное, чтоб ты не выглядел лохматым хиппи. На затылке и висках покороче.
   – Я уже понял и, поверь, вовсе не хочу, чтоб по возвращении на меня спустили всех собак.
   – Надо же, какой нервный выдался день! – Сунув мужу директрисино письмо, Ева умчалась из гостиной.
   Уилт изучил ультиматум.
   – Нечто подобное я и ожидал, – бодро сказал он, входя в кухню. – Можешь послать наших дочурок в самую дорогую элитную школу, но не удивляйся, что и там они неизбежно устроят кавардак, и тогда встанет вопрос об их отчислении. Странно, что раньше не погнали. Надо было отдать их в спецшколу – сэкономили бы время и деньги.
   – Девочек не выгнали. Миссис Коллинсон лишь уведомляет: если не исправятся, их попросят покинуть школу.
   – Пока живу, надеюсь, – хмыкнул Уилт. – Но тут надежды тщетны. Что ж, зато не придется тратить каникулы на финансирование их безобразий.
   Прежде чем Ева успела возмутиться, он отступил в гостиную и включил телевизор.
   Вялые стычки, время от времени переходившие в полномасштабную войну, были неотъемлемой частью их супружеской жизни. Одно из генеральных сражений грянуло по возвращении Уилта из парикмахерской.
   – Ты называешь это стрижкой? – сощурилась Ева. – Слишком много оставили.
   – Я просил лишь поправить. Хочешь, чтобы я обрился, как скинхед?
   – Это излишне. Но я хочу нормальную стрижку. Так что ступай и постригись как следует. Коротко на висках и затылке. Вот еще что: пиджак на локтях протерся, поэтому наденешь свой нарядный костюм.
   – Ты впрямь думаешь, что светло-серый в розовую полоску костюм сразит сэра Моржа и леди Эклер?
   – Сэр Джордж и леди Кларисса Гэдсли, господи ты боже мой!
   – Ах, сэр Джордж! Который, видимо, носит костюмы от-кутюр.
   – От кого?
   – От-кутюр, Ева, означает «высокая мода» – дорогие костюмы от лучших портных. Сэр Гад и леди Эклер откажут мне в доме, если я заявлюсь к ним в наряде в веселенькую розовую полоску. Именно в веселенькую розовую!
   – Ты что, выпил? – подозрительно сощурилась Ева. – То-то уж больно долго стригся! А ну-ка, дыхни!
   – Что?! Ты уймешься или нет? Сначала подписываешь меня на сволочную работу – извольте обучить высокородного кретина азбучным истинам! А теперь еще выбираешь мне стрижку? С меня хватит! Стригусь, как мне нравится, поняла?
   На этой звенящей ноте Уилт хлопнул дверью и, оседлав велосипед, опять покатил в парикмахерскую.
   – Говорит, слишком много оставили, – объяснил он свое появление. – На висках и затылке сделайте покороче.
   – Жена? – сочувственно спросил парикмахер.
   Уилт кивнул.
   – Хорошо еще, не требует «матросский ежик», – вздохнул мастер.
   – Сказала, я не должен выглядеть футболистом, – поежился Уилт. – И все ради встречи с какой-то дамой. Словно иду на прием к королеве.
   – С Бобом Гелдофом^[4] вас определенно не спутают.
   – Уже слава богу.
   – С клиентами вроде него мое ремесло накрылось бы, – усмехнулся парикмахер, машинкой прореживая Уилтовы виски. – Хватит или ей будет мало?
   – Ей всегда мало, однако на этом остановимся.
   Обмахнув состриженные волоски, мастер развязал простыню. Генри выбрался из кресла и критически изучил себя в зеркале.
   Тут в дверях возникла Ева. Уилт плюхнулся обратно в кресло, парикмахер молниеносно обмотал его простыней и стал обрабатывать затылок, стараясь не встретиться взглядом с клиентом или мегерой, застывшей на входе.
   Ева осталась довольна, лишь когда муж достиг максимального сходства с остриженным на лето бараном. С велосипедом в поводу Уилт угрюмо тащился за сияющей супругой и дома тотчас залег на диван, не дожидаясь какого-нибудь нового ущерба своей персоне.
   Утром Ева, стараясь сгладить вчерашний конфликт и заодно перед важной встречей привести супруга в доброе расположение духа, подала ему завтрак в постель. Возможно, план этот увенчался бы успехом, если б она не спрятала всю Уилтову одежду, кроме злосчастного костюма. В гостиную Генри сошел в весьма скверном настроении.
   – Выглядишь замечательно! – воскликнула Ева.
   – Ну смотри, дура ты набитая, если при виде меня эта баба завизжит и кинется бежать, – пробурчал Уилт. – Во сколько встреча с их благородием?
   Из тактических соображений Ева не расслышала оскорбление.
   – Вполне успеем выпить по чашке чая в кафе, – взглянув на часы, сказала она. – Раньше половины первого нас не ждут.
   По настоянию Евы на рандеву поехали не в машине, а на велосипедах. Полчаса провели в кафе, затем направились в отель. В дурацком костюме Уилт себя чувствовал записным шутом.
   – Леди Кларисса в фойе, – известил администратор.
   С мужнина лацкана Ева смахнула невидимую соринку:
   – Если спросит, что тебе заказать, скажешь – херес.
   – Я не люблю херес! – вспылил Уилт. – Что она-то пьет?
   – Нечто под названием сухой мартини.
   – Вот его и закажу. Он придаст необходимую уверенность человеку, которого обкорнали под ноль и вырядили фарцовщиком.
   – Хорошо, пей мартини, но только один бокал. Коктейль очень крепкий, в нем много джина. Еще не хватало, чтоб ты надрался. И разговаривай культурно!
   Уилт мрачно проследовал в фойе, где его ждал сюрприз: вместо чопорной старухи он увидел отменно одетую и весьма привлекательную даму, которая явно была подшофе, хотя держалась великолепно.
   – О, дорогуша миссис Уилт! – приветствовала она Еву. – А вы, наверное, ее мозговитый муж Генри? Ах, дорогой мой, какой у вас веселенький костюмчик!
   Дама ободряюще улыбнулась, а Уилт, к своему немалому удивлению, услышал собственные заверения в том, что польщен этой встречей.
   – Знаю, миссис Уилт пьет херес, а вы... – Леди Кларисса оставила вопрос открытым.
   Уилт ни секунды не колебался.
   – Пожалуй, надо вас поддержать. Вроде как сухой мартини? – промурлыкал он, кивнув на фужер.
   Леди Кларисса подала знак официанту, который мгновенно к ней подскочил. Видимо, здесь она была почитаемой пьяницей.
   – Сладкий херес для миссис Уилт... Думаю, он вам больше понравится, милочка... А нам с Генри сухой мартини, только не усердствуйте с вермутом.
   Ева слегка надулась: почему это ее величают «миссис Уилт», а мужа – по имени? И еще ей категорически не нравилось лицо Уилта, который выглядел точно кот, сожравший полдюжины канареек.
   – Так вот, насчет моего сына. Он не тупой, просто неуч, – поведала леди Кларисса. – Историю считает старомодной. Я говорила, что иначе и быть не может, поскольку она связана с прошлым, но его не переубедишь. От мужа толку мало. Мальчик ему не родной сын, и он его дразнит, называя «Эдди»...
   – Если сэр Джордж ему не отец... – перебила Ева, но, к великому огорчению Уилта, осеклась. Казалось, вот-вот прозвучит вопрос о незаконнорожденном ребенке.
   – Мой первый муж погиб в автокатастрофе.
   – Какой ужас! Мои соболезнования.
   – Не могу сказать, что я сильно переживаю, хотя вроде бы должна. Он был ужасный зануда. Однако я дернула вас не для разговоров о нем.
   – Вы сказали, Эдвард не любит историю, – напомнил Уилт. – А как у него с другими предметами?
   – В позапрошлом году он не сдал английский. Видимо, считает его тоже устаревшим. Но по-моему, причина в ином. Эдвард заваливает экзамены в пику отчиму. Видите ли, Джордж полагает, что прошлое гораздо важнее настоящего. К тому же он и сам преклонных лет, хотя моложе дяди Гарольда. Однако столь же скверного нрава.
   Поразмыслив над ее монологом, Уилт нашел его совершенно бессвязным. Видимо, дамочка была пьянее, чем выглядела. Генри переглянулся с женой, и та поспешно внедрилась в беседу:
   – Вам удалось устроить дядюшку в приют?
   – Да, после обычной склоки. Вначале он заявил, что там слишком шумно, потом углядел чернокожую кухарку и устроил катавасию из-за африканского СПИДа. Я пыталась втолковать, что она местная уроженка, даже выговор у нее манчестерский. Все это очень хлопотно, старик и сейчас грозится съехать.
   «С кем же мне предстоит сосуществовать? – раздумывал Уилт, слушая эту ахинею. – Пожалуй, лучше сейчас известить, что я не учился в Портерхаусе, нежели ждать разоблачения».
   – Кстати, сразу хочу сказать, что я закончил не Портерхаус, а Фицгерберт, – сообщил он, не обращая внимания на Еву, сделавшую страшные глаза. – С давних времен, когда ни я, ни ваш муж еще не отметились в Кембридже, Фицгерберт считался затрушенным колледжем.
   – Затрушенный... – хмыкнула леди Кларисса. – Слово какое-то... «Фицгерберт» звучит лучше. Изящнее, если вы меня понимаете.
   – Совершенно с вами согласна, – облегченно выдохнула Ева.
   Встреча перешла в фазу обеда, чему Уилт весьма обрадовался. Такого убойного мартини он еще не пил: огромный фужер, крепчайший джин. Страшно представить последствия второго бокала, если уже после оглушающего первого мысли пробуксовывали. Одно бесспорно: леди Кларисса – выпивоха какой поискать.
   – Когда вы заканчиваете семестр? – спросила она после заказа блюд и легкого препирательства с сомелье. Внимательно изучив список вин, леди Кларисса сделала выбор в пользу «Шато-Латур», но оно, как нарочно, закончилось. На замену сомелье предложил кларет, который было неизмеримо дешевле. Дама неохотно согласилась, но, пригубив вино, объявила его очаровательным.
   – Кто бы мог подумать? Пожалуй, после двух мартини самое то, – возвестила она, когда сомелье, наполнив бокалы, отбыл.
   Уилт сосредоточился на предыдущем вопросе:
   – Я освобожусь в конце недели.
   – Но чет... – вклинилась Ева.
   – Дочери закончат учебу через двенадцать дней, – пресек диатрибу Уилт.
   Чету Гэдсли ждал неприятный сюрприз. Супруги забудут о репетиторе, стоит девицам слегка разгуляться на их угодьях. Точнее, устроить бедлам.
   – Вам обязательно их дожидаться? Я хочу, чтобы Эдвард поступил в колледж сразу после осенней переэкзаменовки.
   Свои мысли Уилт оставил при себе. Даже если малый выдержит переэкзаменовку, в Кембридж он сможет поступить лишь через год. Во всяком случае, так положено, но кто его знает, как там заведено в Портерхаусе – самом непритязательном кембриджском колледже. Если память не изменяет, там не шибко придерживались правил. Видимо, в Портерхаусе все возможно.
   – Я была бы признательна, если б вы начали занятия как можно скорее, – сказала леди Кларисса. – Поселитесь в усадьбе, а потом переедете в коттедж. Увидим, как вы поладите с моим мужем...
   – Думаю, это реально. – Уилт взглянул на жену: – Правда, милая?
   – Вполне. Ведь мы очень скоро подъедем, – с наигранной радостью ответила Ева.
   Обращение «милая» в устах мужа было весьма необычно и в последние годы почти всегда сигнализировало о неприятностях. А еще настораживала покладистость Уилта. Уж кто-кто, а он-то в последнюю очередь подчинялся чужому желанию. Беспокоило и то, как леди Кларисса, в которой уже сидело две трети бутылки, откровенно пялилась на Уилта. Надо держать ухо востро. Полторы тысячи в неделю на всем готовом – неслыханно щедрый гонорар для простого репетитора. Словечко «шуры-муры», возникшее в голове, по дороге домой слетело и с языка.
   – Если собираешься завести с ней шуры-муры, прежде хорошенько подумай! – крикнула Ева, притормаживая перед знаком «Стоп».
   – Ты сама заварила эту кашу, – осклабился Уилт, мысленно давя на педали. – И чем теперь недовольна? Я лишь следовал твоим указаниям. И потом, она в стельку пьяная.
   – Зачем было перед ней лебезить?
   – По-моему, именно этого ты и хотела, милая.
   Сейчас «милая» приобрела совсем другую интонационную окраску, но Ева утешилась тем, что план ее сработал: Уилт выглядел респектабельно и не напился. Остаток пути проехали молча, однако дома она вновь взъерепенилась:
   – К тебе обращалась по имени, а ко мне – «миссис Уилт». Что за официоз? Могла бы называть Евой.
   – Тебя неоднократно величали «дорогуша миссис Уилт». Кроме того, нанимают-то меня, а в ее кругах, видимо, так принято – слуг называть по имени. Не понимаю, чего ты бесишься из-за ерунды?
   – Будет тебе ерунда, если я что-нибудь замечу, – пригрозила Ева и тотчас вспомнила еще одну подозрительную деталь: – Когда она предложила отвезти тебя в имение, ты аж подпрыгнул от радости. Что за дела?
   – Так ведь тебе понадобится машина, чтобы забрать четверню. Ничего я не подпрыгивал и вовсе не лебезил перед поддатой бабой, но лишь соблюдал политес, выполняя твое пожелание. Разодетый, коротко стриженный... А чего ты ждала? Чтоб я ее обхамил?
   Возразить было нечего, но все равно Еве очень не понравился тот явный интерес, с каким леди Кларисса взирала на Уилта. Верно, дамочка крепко поднабралась, и нет никакой гарантии, что в собственном доме, когда Генри будет под боком, она поведет себя иначе. Как пить дать навалтузится.
   В одиночестве готовясь ко сну (Уилт по-прежнему ночевал в гостевой), Ева раздумывала, как противостоять возникшей угрозе. Четверню, центр ее вселенной, срывать с учебы нельзя. Успокаивало одно, Генри такой рохля, что леди Кларисса может до скончания века строить ему глазки – толку не будет. Но как только завершится учебный год, надо сразу ехать в поместье и уж там не выпускать голубчика из поля зрения, дабы не начудил.