Потом китенок отдыхает подле матери. В воде вдруг появляются тени, и он поворачивается набок, чтобы поглядеть вверх. Птицы, бросившие тени на воду, уже скрылись из поля его зрения. Это ярко-белые полярные, или длиннохвостые, крачки, семь птиц, размеренно и неутомимо машущих крыльями. У них сильно вытянутые хвосты, как у чаек, с которыми они состоят в близком родстве. Крачки спешат сейчас в район гнездовья в тундре, на границе таяния снегов. Когда на севере наступает лето, они летят из Антарктиды в Арктику, покрывая путь длиной в десять тысяч миль, а осенью возвращаются назад – снова десять тысяч миль полета. Все это невероятное путешествие они совершают, затратив ничтожное количество «горючего» – всего каких-нибудь сто граммов.
Ветер терзает хрупкие тела птиц, но они неустанно движутся на север, отдыхая приблизительно через каждую тысячу миль. Для отдыха они садятся на какой-нибудь плывущий предмет – бревно или большой клубок водорослей. (На воду они садятся очень неохотно – их оперение тут же намокает.) Скоро крачки долетят до необитаемых галечных берегов чистой реки на Аляске, где они откладывают яйца.
Маленькому кашалоту известны и другие крачки – например темная крачка. Сейчас, в июле, эти красивые черно-белые птицы, родственницы полярных крачек, вьют миллионы гнезд на островах Тихого океана. Поразительна способность этих птиц месяцами, без отдыха, без перерыва, бороздить воздушный океан. Никто не видел, чтобы они когда-нибудь опускались на воду или на землю – разве что в сезон спаривания. Больше того – лапы и перья этих птиц не очень хорошо приспособлены для жизни на море. Я чувствую неимоверную усталость, даже когда пытаюсь представить себе подобное существование – месяц за месяцем в воздухе!
Спит ли маленький кашалот, когда он отдыхает? Тут снова задумываешься о значении слов, ибо «сон» – слово из человеческого лексикона. Если рассматривать периоды пассивности кашалота в течение суток, будут ли они напоминать те часы, которые человек проводит в постели, предоставив своему сознанию полную свободу дремать или развлекаться сновидениями и отдельными случайными мыслями? Конечно, нет. Во всяком случае, о дельфинах можно уверенно сказать, что они никогда не спят в нашем смысле этого слова. Они отдыхают в воде, погрузившись в полубессознательное состояние, но при этом редко закрывают оба глаза.
Я часто встречаю в печати сообщения о том, что суда натыкаются в море на спящих кашалотов. В судовом журнале обычно так и пишут: «столкновение со спящим китом». Но я не думаю, что киты спят в том смысле, какой мы вкладываем в это слово,- ведь кит должен либо регулярно подниматься на поверхность, чтобы дышать, либо во время длительного сна так уравновешивать вес своего тела изменением объема воздуха в легких, чтобы постоянно оставаться на поверхности.
Основной закон жизни китообразного гласит: всплывай вовремя – или ты обречен на смерть. Между тем смерть у китов наступает быстро: как только кит теряет сознание, он начинает тонуть и тотчас лишается главного источника жизни – воздуха. Это создает особые трудности для биологов-экспериментаторов, которые пытаются усыплять китообразных. Усыпить кита или дельфина в естественных условиях удается – но, к сожалению, засыпая, он перестает дышать. Пока не найдено способа восстанавливать дыхание китообразных.
При помощи особой техники удавалось погружать китообразных в непродолжительный сон в лабораторных условиях. Дельфина привязывали к операционному столу и вводили ему транквилизатор, чтобы он перестал биться. Затем анестезиолог осторожно вводил через рот резиновый шланг в дыхательный тракт дельфина. После этого особый прибор начинал ритмично подавать в легкие спящего животного анестезирующее средство одновременно с воздухом. Проснувшись после такой процедуры, пациент оказывался способен снова плавать в своем бассейне. [92]
Вагн Флайгер, сотрудник Института природных ресурсов при Мэринлендском университете, и его помощники эскимосы однажды попытались обездвижить белуху в Северном Ледовитом океане, выстрелив в нее специальной ампулой с иглой. Сначала все шло прекрасно: игла вонзилась в спину белухи, и содержавшиеся в ампуле препараты поступили в мышечную ткань животного. Испуганная белуха тотчас нырнула, но тридцать секунд спустя снова появилась на поверхности и замерла, лишь слегка подергивая хвостом. Флайгер был в восторге.
Но в этот момент произошла одна из тех катастроф, которые в одно мгновение губят эксперимент и приводят в отчаяние экспериментатора: присутствовавший при опыте охотник-эскимос, для которого неподвижная белуха представляла собой всего лишь желанную и легкую добычу, обрадованно схватил винтовку и выстрелил; кит был убит, а с ним погибла и работа исследователя. [93]
Восточная граница морского пастбища, на котором пасутся сегодня наш герой и его семья, проходит в прибрежных водах центральной Калифорнии. На теплом и влажном берегу этого штата водится особая порода людей – в любом событии, в любом изменении обстановки они видят лишь потенциальный источник наживы. «Легкие деньги» – выражение из их лексикона; впрочем, они употребляют его лишь в разговорах между собой. Обращаясь к посторонним, они говорят о «содействии», о «благоприятном стечении обстоятельств», о «новаторстве» и об «инициативе». Каждый из членов этого клана имеет свой собственный «подход» ко всякой ситуации. Он счастлив, когда ему удается угадать сегодняшний «подход» конкурента и не раскрыть при этом собственные карты.
Вот на этом берегу, среди таких людей, случилась однажды в июле следующая история.
К северу от Сан-Франциско ночной прилив выбросил на пляж мертвого кашалота; кашалот был невелик – всего шести с половиной метров длиной. Когда тушу вынесло на берег, плотный туман окутывал весь пляж, и лишь около четырех часов утра один из местных жителей, собирающий на пляже выброшенные морем предметы, заметил огромную черную тень на границе прибоя. Он протер глаза, взглянул еще раз и бросился в ближайшее кафе, где на рассвете завтракают рыбаки. Из кафе он позвонил своему приятелю Мак-Гилу [94]. Мак-Гил – представитель той самой породы калифорнийских дельцов. Он извлекает деньги из ловушки для туристов в Сосалито. Это придорожная лавчонка, на крыше которой мигает красный фонарь; к сожалению, фонарь не отпугивает туристов, едущих по дороге, а, напротив, привлекает их. В лавчонке Мак-Гила они покупают сувениры американского Запада (сделанные в Японии и Чехословакии). Здесь можно купить и барельеф из «настоящего» моржового клыка, изображающий эскимоса, который погоняет своих собак (эти барельефы изготовляются по десять штук за раз из пластмассы при помощи пресса, установленного в подвале недалеко от местного рынка).
Мак-Гил поднимается с постели, берет трубку – и сон мгновенно слетает с него. Глаза дельца блестят и нервно перебегают с предмета на предмет; губы растягиваются в улыбке. «Сейчас приеду,- говорит он, поспешно надевая штаны.- Беги назад к киту и никого к нему не подпускай!»
За свою находку собиратель морских даров получает пять долларов и акцию «Компания Мак-Гила» (цена которой, скажем, полтора доллара). Между тем Мак-Гил уже погрузил кита на грузовик и везет его в Санта-Кларисиму. Немного поторговавшись, он заключает сделку с хозяином морга – поручает ему забальзамировать кита. Этот хозяин – тоже специалист по легким деньгам. Он тут же звонит своему поставщику и, немного поторговавшись, заказывает формалин и ртуть – в количестве, которое смутило бы и самое крупное похоронное бюро в разгар массовой эпидемии
Всю ночь идет работа, и к утру туша кашалота отвердевает, глаза его покрываются синеватой пленкой, а язык странным треугольником повисает в пасти; но публика, конечно, не обратит на это внимания. Мак-Гил окатывает мумию водой из шланга, закрывает ее парусиной и отправляется в ближайшую мастерскую, изготовляющую вывески.
Прошло ровно тридцать шесть часов с тех пор, как тушу прибило к берегам предприимчивых калифорнийцев, а кит уже лежит в кузове открытого грузовика под плакатом, на котором значится:
«Крупнейшее животное на Земле! Доступно наконец вашему зрению и осязанию! Глядите, трогайте, убеждайтесь! Взрослый кит, явившийся из океанских глубин! Левиафан, герой Священного писания! Выставляется только один день – доллар с человека».
Мак-Гил путешествует: каждый вечер его грузовик подъезжает в темноте к окраине очередного городка и застывает у дороги. А утром к грузовику стекаются посетители. Кашалот оказался настоящей золотой жилой.
Но вот июль кончается, августовское солнце гонит вверх ртуть термометра. Многострадальная мумия, лежащая в кузове грузовика, испускает явное зловоние. Когда Мак-Гил подносит ко рту булочку с котлетой, ему чудится, что котлета сделана из тухлого китового мяса; когда он разбивает яйцо, оно тоже отдает тухлятиной. Весь день Мак-Гил страдает от ненависти к разлагающемуся кашалоту, а по ночам ему снится, что его преследует стадо китов и дельфинов. Вид у гигантской мумии весьма потертый. Посеревшие бока испещрены инициалами, названиями банд лихих мотоциклистов, именами любовников и кандидатов на выборные должности. Глаза кашалота давно исчезли, недостает и многих зубов, украдкой выломанных любителями сувениров.
Когда и виски начинает пахнуть тухлым китовым мясом, Мак-Гил понимает, что дело – труба. Он снимает плакат и вешает объявление: «Продается кит, цена по договоренности». Но желающих купить чучело не находится. Шеф городской полиции намекает Мак-Гилу, что, мол, пора и честь знать – хотя, конечно, полиция только приветствует красивые, чистые и полезные экспонаты, имеющие воспитательное значение. Мак-Гил уже нашел решение проблемы: такие люди всегда заранее готовят себе несколько путей к отступлению, рассчитанных на неблагоприятный поворот событий.
Ночью он уезжает и, проехав сто миль, останавливается на нависшей над обрывом площадке обзора на шоссе Палисад-Драйв. Он отвязывает тушу, откидывает задний борт, быстро подводит грузовик задним ходом к бетонной ограде площадки и резко жмет на тормоза. Грузовик вскидывается, точно испуганный мустанг; груз соскальзывает и летит в бездну. Проходит секунда, другая – и наконец далеко внизу слышен мощный всплеск. Затем снова наступает тишина, нарушаемая лишь шумом прибоя. Кит вернулся в родную стихию.
АВГУСТ
Год кита подходит к концу. Китенок вырос почти на два метра и прибавил в весе почти полтонны. Еще год он будет питаться материнским молоком, но последние несколько месяцев все чаще будет охотиться сам. Постепенно мать перестанет его кормить – да он и сам потеряет интерес к матери, поскольку его растущий аппетит уже нельзя утолить струйкой молока. К тому же китиху начнет раздражать приставание четырехтонного младенца. Мать и сын проведут осень в водах к северу от Гавайских островов. В этом году у китихи не будет течки, и она не вернется в шумный гарем у тропика Рака, где год назад, в сентябре, родила своего нынешнего детеныша.
В августе кашалотов северного полушария можно встретить в Тихом океане повсюду – от экватора до Берингова моря. Половина кашалотов пасется к югу от большого миграционного пути, пролегающего между южной Калифорнией и южной Японией, другая половина – севернее этого пути. Воображаемая линия, которая делит пополам популяцию кашалотов, сейчас перемещается к югу, а в марте она вновь поползет на север.
В Северном Ледовитом океане с каждым днем увеличиваются длинные извилистые полосы чистой воды между дрейфующими льдами. Граница льдов отодвигается к полюсу. Их кромка в течение всего сентября будет крошиться и таять. Сейчас к северу от берегов Старого и Нового Света самый разгар навигации. В сентябре планета «свернет за угол» на своем пути вокруг Солнца, и дни начнут укорачиваться. По ночам вода между льдинами станет покрываться тонкой пленкой молодого льда, и постепенно сплошная белая пелена льда снова распространится на юг и покроет Чукотское и Берингово моря.
Но сейчас август, и какой-то кашалот-холостяк обходит северную границу своих владений. Он охотится возле мыса Наварин на шестьдесят второй параллели. Его высокие фонтаны белой дымкой повисают в морозном воздухе. Кит приближается к одинокому айсбергу, тихо дрейфующему по волнам; айсберг, ушедший уже далеко от границы паковых льдов, достиг последней стадии распада: вся его поверхность изъедена солнцем и дождями. На льду видны большие коричневые пятна – тут месяц назад, когда айсберг был еще далеко от здешних вод, жила семья моржей. Кашалот всплывает, зажав добычу в пасти; за ним тянутся облака ила: Берингово море здесь мелководно. (Тридцать тысяч лет назад, когда из Азии в Америку переселялись первые «эмигранты», они шли пешком – нынешнее дно было тогда сушей.) Кашалот приплыл сюда, к ледяным границам своих угодий, не потому, что ему нравится холодная вода, а потому, что она изобилует пищей. Здесь множество кальмаров и таких животных, которыми кашалоту редко приходится лакомиться в северной части Тихого океана,- крабы, осьминоги и колючие акулы катраны.
В «Арене жизни» девочка Сузи впервые работает за деньги – нанялась гидом на время летних каникул. Из местного университета в океанариум прибыли два физиолога с самым разнообразным оборудованием: с пробирками, колбами, трубками, металлическими рамами, клейкими лентами и присосками, с приборами, которые топорщатся переключателями и ручками, с батареями аккумуляторов и десятками других устройств. Физиологи намерены поставить ряд экспериментов над китихой – они собирают материал по проблемам теплообмена у китов. Почему киты не мерзнут в холодной воде? Перегреваются ли они от физических усилий? Вопросов множество.
Эти специалисты – Питер Скансен и Джон Кантвелл [95]– много лет изучают особенности теплорегуляции у животных. Друзья страдали от жары в пустыне Мохаве, наблюдая за змеями и ящерицами, дрожали от холода на мысе Крозе, следя за пингвинами и тюленями. До сих пор они добывали сведения о теплообмене у китообразных самыми грубыми методами: втыкали термометры в тела только что убитых китов, изучали вскрытые туши. Недалеко от летнего коттеджа Джона однажды застряла на берегу самка финвала; она прожила в мелкой воде полтора дня. Друзья вставляли термометры в естественные отверстия ее тела, а когда китиха умерла, исследовали образцы тканей, взятые из туши. Они также ставили эксперименты с дельфинами: бросали в бассейн куски льда и наблюдали за тем, как первые несколько минут животное дрожит от холода, а потом, словно включив какой-то термостат, перестраивается и продолжает плавать как ни в чем не бывало.
Услышав, что китиху Сузи удалось отчасти приручить, друзья решили «расспросить» ее (на языке приборов) о том, как происходит у нее теплообмен. Они объясняют свои задачи управляющему и ветеринару «Арены жизни»; девочка Сузи тоже слушает их.
Управляющий готов помогать ученым. «Зоопарк, господа, соединяет в себе черты зрелищного аттракциона и исследовательской лаборатории,- говорит он.- Нам приходится постоянно думать о бюджете, но мы также живо интересуемся новинками науки. Зоопарк не приносит больших доходов; наша прибыль – это удовольствие, которое мы получаем, помогая людям увидеть и понять животных. Ведь животных на земле в миллион раз больше, чем людей!… Чем мы могли бы быть вам полезны?»
«Прежде всего, у нас вопрос: сколько, по-вашему, весит китиха?»
«Около двух тонн. А пищи она съедает сорок килограммов в день».
Скансен что-то пишет на оборотной стороне конверта. «Значит, в день ей требуется около пятнадцати тысяч калорий, то есть примерно в шесть раз больше, чем человеку. Следовательно, она ест слишком много. Хмм… Пища смешивается с водой… Часть пищи, наверное, тонет в бассейне…»
Вопросам нет конца. Управляющий объясняет, что китиха наиболее спокойна по понедельникам, и приходить к ней лучше утром, когда в «Арене жизни» меньше всего посетителей. Исследователей интересует, каких успехов достигла девочка в своих попытках установить контакт с китихой. Насколько близко китиха подпускает к себе девочку? Выясняется, что китиха позволяет- ей прикасаться даже к таким чувствительным местам, как дыхало и брюхо.
Наконец Питер с улыбкой достает из сумки радиоприемник и прижимает его к животу. Отчетливо слышен прерывистый сигнал: «бип-бип-бип»… «Сегодня утром я для проверки проглотил после завтрака датчик температуры – термистор в капсуле размером с мой большой палец,- говорит он.- Теперь при помощи этого приемника можно, не залезая мне в живот, следить за тем, что там происходит…»
И вот в понедельник утром Питер, Джон, Сузи и служитель кормят китиху. Датчик прячут в брюхе рыбины. Китиха как ни в чем не бывало проглатывает эту рыбину – она ничего не заметила. Затем Сузи засовывает длинные металлические термометры в ее влагалище и в прямую кишку, накрывает ее дыхало мягкой резиновой чашкой; тут уж китиха начинает нервничать. Дыхало – орган чувствительный и важный. Поглаживая китиху и ласково уговаривая ее, Сузи умудряется тридцать секунд продержать термометр у нее под языком; физиологи довольны – тридцати секунд вполне достаточно. Резиновая чашка, которой закрывали ноздрю китихи, похожа на «сифон» водопроводчика; в нее собираются для анализа выдыхаемые китихой газы.
«Поосторожнее с мелкими предметами!- предупреждает управляющий.- Не дай бог, китиха проглотит что-нибудь». Он много лет проработал с животными и знает, что питомцы зоопарков частенько глотают бутылки, бутылочные пробки, монеты, расчески, пластмассовые игрушки и прочие мелочи, которые посетители легкомысленно бросают в клетки и аквариумы.
Китиха все больше беспокоится. Наконец она резко бьет хвостом по воде и не больно, но крепко сжимает челюстями руку своей подруги Сузи. Девочка гладит китиху, а Питер пытается взять кровь для анализа.
Нет! Китиха слишком встревожена; она бросается прочь, разбрасывая провода и резиновые трубки, описывает полукруг и, подняв голову в воздух, обрушивает на своих гостей фонтан брызг. Гости смеются. Собрано уже немало сведений; если каких-то данных не хватит, можно прийти опять, можно продолжить эксперименты следующим летом, когда девочка Сузи снова вернется в «Арену жизни».
Термистор перемещается с пищей в желудке китихи, непрестанно посылая свой монотонный сигнал: «бип-бип-бип»…
Большинство исследований по физиологии кашалотов подогревается интересом к двум удивительным особенностям этих животных: кашалоты умеют нырять на большую глубину и оставаться под водой в течение длительного времени. Ученые постоянно ищут объяснение этим способностям, присматриваясь к особенностям организма кашалота. Органы и ткани кашалотов подвергают различным анализам и экспериментам, сравнивают с подобными органами человека и других животных – например собак и кошек.
В крови кашалота до сих пор не обнаружено особенностей, которые были бы характерны только для этого вида животных. Соотношение общего объема крови и веса тела кашалота примерно соответствует этому соотношению для наземных млекопитающих. Отношение размера сердца к размерам тела тоже обычно для млекопитающих; сердце взрослого кашалота весит от ста двадцати до ста шестидесяти килограммов и совершает двадцать сокращений в минуту, что вполне естественно для столь крупного животного. Аорта кашалота огромна (она толще печной трубы), но и это тоже естественно для кита.
Кровеносная система кашалота отличается одной особенностью, которая, вероятно, имеет значение для теплообмена: венозная и артериальная сети кровеносных сосудов располагаются параллельно. Иногда артерия и вена проходят вплотную друг к другу; а в некоторых частях тела мелкие вены окружают артерию, как металлическая оплетка окружает жилу телевизионного кабеля. В обоих случаях теплая кровь, текущая к кожному покрову, отдает часть своего тепла возвращающейся венозной крови; таким образом в организме животного сохраняется часть тепловой энергии. Подобные системы противонаправленных «трубопроводов» можно обнаружить во всем теле кита, и работают они согласованно, словно ими управляет какой-то невидимый регулировщик.
Есть и другие факторы, имеющие значение для теплообмена кита. (Надо помнить, что у кита, отдыхающего в холодной воде северного моря, теплообмен протекает в тысячу раз интенсивнее, чем у кита, идущего на большой скорости в районе экватора). Во-первых, сама форма тела китообразного помогает ему сохранять энергию: гладкое, округлое туловище с короткими конечностями, которое и по форме подобно термосу, лучше хранит тепло. Помогает сохранять тепло и слой жира, служащего хорошей изоляцией; впрочем, теплоизоляция – не единственная функция этого слоя. Для теплоизоляции не нужен столь толстый жировой слой – но жир служит также аккумулятором энергии, который позволяет (по крайней мере, теоретически) крупному киту обходиться без пищи четыре – шесть месяцев. И наконец, последний фактор, помогающий киту сохранять тепловую энергию,- это высокая интенсивность обмена веществ у китообразных по сравнению с наземными животными. Киты быстро усваивают пищу – и при этом тоже происходит выделение большого количества тепла.
Когда мы найдем способ содержать усатых китов в неволе, их тоже можно будет изучать в океанариумах. Перед второй мировой войной японцам удалось поместить небольшого усатого кита – малого полосатика – о залив к югу от Токио. Киту доставляли живую рыбу, однако так и не удалось выяснить, ел ли он ее; через месяц кит околел. Возможно, когда-нибудь удастся изобрести «сухой планктон» – нечто вроде сухого корма, который изготовляют для аквариумных рыбок.
Дельфины в этом смысле куда удобнее китов – дельфинов успешно содержат в неволе с 1913 года, когда Чарлз X. Таунсенд впервые показал восхищенной публике живого дельфина в старом Нью-Йоркском аквариуме в Батри [96].
Кашалоты живут вдали от берегов, но не чувствуют себя одиноко – мир вокруг полон разных голосов.
Кончается год кита
[97]– обычный год жизни, в котором загадочное перемежается с обыденным, периоды тревоги и напряжения сменяются периодами покоя, а пиршества чередуются с голодом.
Сегодня на рассвете мать и сын снова заслышали вдали знакомые голоса своих родичей – дельфинов. Но вот к ним присоединились новые звуки – равномерный пульсирующий гул рыболовного сейнера, который ловит тунцов; локаторы китов нащупывают в воде тысячи жирных, упитанных тунцов – желтоперых и полосатых. Охота на них ведется самыми новейшими методами – это достижение последнего десятилетия. Изобретение легкой нейлоновой сети и мощных гидравлических лебедок привело к тому, что рыбаки все чаще отказываются от ручной постановки ярусов с наживкой и, промышляя в открытом море, постепенно переходят на лов исключительно кошельковым неводом. Едва ли китиха и ее детеныш понимают, что происходит у них на глазах; а происходит массовое уничтожение – сотни тонн рыбы навсегда покидают океан при каждом подъеме огромного невода.
В круге диаметром триста метров мечутся, вспенивая воду, тунцы и дельфины. Серо-голубой сейнер быстро обходит круг; ему помогают два быстроходных катера, которые сгоняют рыбу, как ковбои сгоняют скот. Забрасывая с кормы невод (длина его – полмили), сейнер слегка меняет курс, чтобы дельфины (но не тунцы) успели уйти в сторону. Однако семь дельфинов остаются в круге; они перепуганы и сбиты с толку; в конце концов, запутавшись в неводе, дельфины тонут. Рыбаки, орудуя тесаками, разрубают на куски их гладкие тела и бросают куски в волны по другую сторону невода. Затем невод стягивают снизу и вытаскивают из воды; огромные, сверкающие рыбины скачут по палубе. Проходит совсем немного времени, и все они умирают; тускнеют их выпученные глаза. Охота окончена – и заняла она всего два часа.
Нашему герою исполняется год; вот он плывет по бескрайнему океану, оставляя на воде недолговечный след – кружащиеся точки и запятые истории своей жизни. Налетает порыв холодного ветра. Волна перед кашалотом вспыхивает красным закатным отсветом. Еще минута, и солнце опускается за горизонт; исчезает и маленький кашалот.
Ветер терзает хрупкие тела птиц, но они неустанно движутся на север, отдыхая приблизительно через каждую тысячу миль. Для отдыха они садятся на какой-нибудь плывущий предмет – бревно или большой клубок водорослей. (На воду они садятся очень неохотно – их оперение тут же намокает.) Скоро крачки долетят до необитаемых галечных берегов чистой реки на Аляске, где они откладывают яйца.
Маленькому кашалоту известны и другие крачки – например темная крачка. Сейчас, в июле, эти красивые черно-белые птицы, родственницы полярных крачек, вьют миллионы гнезд на островах Тихого океана. Поразительна способность этих птиц месяцами, без отдыха, без перерыва, бороздить воздушный океан. Никто не видел, чтобы они когда-нибудь опускались на воду или на землю – разве что в сезон спаривания. Больше того – лапы и перья этих птиц не очень хорошо приспособлены для жизни на море. Я чувствую неимоверную усталость, даже когда пытаюсь представить себе подобное существование – месяц за месяцем в воздухе!
Спит ли маленький кашалот, когда он отдыхает? Тут снова задумываешься о значении слов, ибо «сон» – слово из человеческого лексикона. Если рассматривать периоды пассивности кашалота в течение суток, будут ли они напоминать те часы, которые человек проводит в постели, предоставив своему сознанию полную свободу дремать или развлекаться сновидениями и отдельными случайными мыслями? Конечно, нет. Во всяком случае, о дельфинах можно уверенно сказать, что они никогда не спят в нашем смысле этого слова. Они отдыхают в воде, погрузившись в полубессознательное состояние, но при этом редко закрывают оба глаза.
Я часто встречаю в печати сообщения о том, что суда натыкаются в море на спящих кашалотов. В судовом журнале обычно так и пишут: «столкновение со спящим китом». Но я не думаю, что киты спят в том смысле, какой мы вкладываем в это слово,- ведь кит должен либо регулярно подниматься на поверхность, чтобы дышать, либо во время длительного сна так уравновешивать вес своего тела изменением объема воздуха в легких, чтобы постоянно оставаться на поверхности.
Основной закон жизни китообразного гласит: всплывай вовремя – или ты обречен на смерть. Между тем смерть у китов наступает быстро: как только кит теряет сознание, он начинает тонуть и тотчас лишается главного источника жизни – воздуха. Это создает особые трудности для биологов-экспериментаторов, которые пытаются усыплять китообразных. Усыпить кита или дельфина в естественных условиях удается – но, к сожалению, засыпая, он перестает дышать. Пока не найдено способа восстанавливать дыхание китообразных.
При помощи особой техники удавалось погружать китообразных в непродолжительный сон в лабораторных условиях. Дельфина привязывали к операционному столу и вводили ему транквилизатор, чтобы он перестал биться. Затем анестезиолог осторожно вводил через рот резиновый шланг в дыхательный тракт дельфина. После этого особый прибор начинал ритмично подавать в легкие спящего животного анестезирующее средство одновременно с воздухом. Проснувшись после такой процедуры, пациент оказывался способен снова плавать в своем бассейне. [92]
Вагн Флайгер, сотрудник Института природных ресурсов при Мэринлендском университете, и его помощники эскимосы однажды попытались обездвижить белуху в Северном Ледовитом океане, выстрелив в нее специальной ампулой с иглой. Сначала все шло прекрасно: игла вонзилась в спину белухи, и содержавшиеся в ампуле препараты поступили в мышечную ткань животного. Испуганная белуха тотчас нырнула, но тридцать секунд спустя снова появилась на поверхности и замерла, лишь слегка подергивая хвостом. Флайгер был в восторге.
Но в этот момент произошла одна из тех катастроф, которые в одно мгновение губят эксперимент и приводят в отчаяние экспериментатора: присутствовавший при опыте охотник-эскимос, для которого неподвижная белуха представляла собой всего лишь желанную и легкую добычу, обрадованно схватил винтовку и выстрелил; кит был убит, а с ним погибла и работа исследователя. [93]
Восточная граница морского пастбища, на котором пасутся сегодня наш герой и его семья, проходит в прибрежных водах центральной Калифорнии. На теплом и влажном берегу этого штата водится особая порода людей – в любом событии, в любом изменении обстановки они видят лишь потенциальный источник наживы. «Легкие деньги» – выражение из их лексикона; впрочем, они употребляют его лишь в разговорах между собой. Обращаясь к посторонним, они говорят о «содействии», о «благоприятном стечении обстоятельств», о «новаторстве» и об «инициативе». Каждый из членов этого клана имеет свой собственный «подход» ко всякой ситуации. Он счастлив, когда ему удается угадать сегодняшний «подход» конкурента и не раскрыть при этом собственные карты.
Вот на этом берегу, среди таких людей, случилась однажды в июле следующая история.
К северу от Сан-Франциско ночной прилив выбросил на пляж мертвого кашалота; кашалот был невелик – всего шести с половиной метров длиной. Когда тушу вынесло на берег, плотный туман окутывал весь пляж, и лишь около четырех часов утра один из местных жителей, собирающий на пляже выброшенные морем предметы, заметил огромную черную тень на границе прибоя. Он протер глаза, взглянул еще раз и бросился в ближайшее кафе, где на рассвете завтракают рыбаки. Из кафе он позвонил своему приятелю Мак-Гилу [94]. Мак-Гил – представитель той самой породы калифорнийских дельцов. Он извлекает деньги из ловушки для туристов в Сосалито. Это придорожная лавчонка, на крыше которой мигает красный фонарь; к сожалению, фонарь не отпугивает туристов, едущих по дороге, а, напротив, привлекает их. В лавчонке Мак-Гила они покупают сувениры американского Запада (сделанные в Японии и Чехословакии). Здесь можно купить и барельеф из «настоящего» моржового клыка, изображающий эскимоса, который погоняет своих собак (эти барельефы изготовляются по десять штук за раз из пластмассы при помощи пресса, установленного в подвале недалеко от местного рынка).
Мак-Гил поднимается с постели, берет трубку – и сон мгновенно слетает с него. Глаза дельца блестят и нервно перебегают с предмета на предмет; губы растягиваются в улыбке. «Сейчас приеду,- говорит он, поспешно надевая штаны.- Беги назад к киту и никого к нему не подпускай!»
За свою находку собиратель морских даров получает пять долларов и акцию «Компания Мак-Гила» (цена которой, скажем, полтора доллара). Между тем Мак-Гил уже погрузил кита на грузовик и везет его в Санта-Кларисиму. Немного поторговавшись, он заключает сделку с хозяином морга – поручает ему забальзамировать кита. Этот хозяин – тоже специалист по легким деньгам. Он тут же звонит своему поставщику и, немного поторговавшись, заказывает формалин и ртуть – в количестве, которое смутило бы и самое крупное похоронное бюро в разгар массовой эпидемии
Всю ночь идет работа, и к утру туша кашалота отвердевает, глаза его покрываются синеватой пленкой, а язык странным треугольником повисает в пасти; но публика, конечно, не обратит на это внимания. Мак-Гил окатывает мумию водой из шланга, закрывает ее парусиной и отправляется в ближайшую мастерскую, изготовляющую вывески.
Прошло ровно тридцать шесть часов с тех пор, как тушу прибило к берегам предприимчивых калифорнийцев, а кит уже лежит в кузове открытого грузовика под плакатом, на котором значится:
«Крупнейшее животное на Земле! Доступно наконец вашему зрению и осязанию! Глядите, трогайте, убеждайтесь! Взрослый кит, явившийся из океанских глубин! Левиафан, герой Священного писания! Выставляется только один день – доллар с человека».
Мак-Гил путешествует: каждый вечер его грузовик подъезжает в темноте к окраине очередного городка и застывает у дороги. А утром к грузовику стекаются посетители. Кашалот оказался настоящей золотой жилой.
Но вот июль кончается, августовское солнце гонит вверх ртуть термометра. Многострадальная мумия, лежащая в кузове грузовика, испускает явное зловоние. Когда Мак-Гил подносит ко рту булочку с котлетой, ему чудится, что котлета сделана из тухлого китового мяса; когда он разбивает яйцо, оно тоже отдает тухлятиной. Весь день Мак-Гил страдает от ненависти к разлагающемуся кашалоту, а по ночам ему снится, что его преследует стадо китов и дельфинов. Вид у гигантской мумии весьма потертый. Посеревшие бока испещрены инициалами, названиями банд лихих мотоциклистов, именами любовников и кандидатов на выборные должности. Глаза кашалота давно исчезли, недостает и многих зубов, украдкой выломанных любителями сувениров.
Когда и виски начинает пахнуть тухлым китовым мясом, Мак-Гил понимает, что дело – труба. Он снимает плакат и вешает объявление: «Продается кит, цена по договоренности». Но желающих купить чучело не находится. Шеф городской полиции намекает Мак-Гилу, что, мол, пора и честь знать – хотя, конечно, полиция только приветствует красивые, чистые и полезные экспонаты, имеющие воспитательное значение. Мак-Гил уже нашел решение проблемы: такие люди всегда заранее готовят себе несколько путей к отступлению, рассчитанных на неблагоприятный поворот событий.
Ночью он уезжает и, проехав сто миль, останавливается на нависшей над обрывом площадке обзора на шоссе Палисад-Драйв. Он отвязывает тушу, откидывает задний борт, быстро подводит грузовик задним ходом к бетонной ограде площадки и резко жмет на тормоза. Грузовик вскидывается, точно испуганный мустанг; груз соскальзывает и летит в бездну. Проходит секунда, другая – и наконец далеко внизу слышен мощный всплеск. Затем снова наступает тишина, нарушаемая лишь шумом прибоя. Кит вернулся в родную стихию.
АВГУСТ
Год кита подходит к концу. Китенок вырос почти на два метра и прибавил в весе почти полтонны. Еще год он будет питаться материнским молоком, но последние несколько месяцев все чаще будет охотиться сам. Постепенно мать перестанет его кормить – да он и сам потеряет интерес к матери, поскольку его растущий аппетит уже нельзя утолить струйкой молока. К тому же китиху начнет раздражать приставание четырехтонного младенца. Мать и сын проведут осень в водах к северу от Гавайских островов. В этом году у китихи не будет течки, и она не вернется в шумный гарем у тропика Рака, где год назад, в сентябре, родила своего нынешнего детеныша.
В августе кашалотов северного полушария можно встретить в Тихом океане повсюду – от экватора до Берингова моря. Половина кашалотов пасется к югу от большого миграционного пути, пролегающего между южной Калифорнией и южной Японией, другая половина – севернее этого пути. Воображаемая линия, которая делит пополам популяцию кашалотов, сейчас перемещается к югу, а в марте она вновь поползет на север.
В Северном Ледовитом океане с каждым днем увеличиваются длинные извилистые полосы чистой воды между дрейфующими льдами. Граница льдов отодвигается к полюсу. Их кромка в течение всего сентября будет крошиться и таять. Сейчас к северу от берегов Старого и Нового Света самый разгар навигации. В сентябре планета «свернет за угол» на своем пути вокруг Солнца, и дни начнут укорачиваться. По ночам вода между льдинами станет покрываться тонкой пленкой молодого льда, и постепенно сплошная белая пелена льда снова распространится на юг и покроет Чукотское и Берингово моря.
Но сейчас август, и какой-то кашалот-холостяк обходит северную границу своих владений. Он охотится возле мыса Наварин на шестьдесят второй параллели. Его высокие фонтаны белой дымкой повисают в морозном воздухе. Кит приближается к одинокому айсбергу, тихо дрейфующему по волнам; айсберг, ушедший уже далеко от границы паковых льдов, достиг последней стадии распада: вся его поверхность изъедена солнцем и дождями. На льду видны большие коричневые пятна – тут месяц назад, когда айсберг был еще далеко от здешних вод, жила семья моржей. Кашалот всплывает, зажав добычу в пасти; за ним тянутся облака ила: Берингово море здесь мелководно. (Тридцать тысяч лет назад, когда из Азии в Америку переселялись первые «эмигранты», они шли пешком – нынешнее дно было тогда сушей.) Кашалот приплыл сюда, к ледяным границам своих угодий, не потому, что ему нравится холодная вода, а потому, что она изобилует пищей. Здесь множество кальмаров и таких животных, которыми кашалоту редко приходится лакомиться в северной части Тихого океана,- крабы, осьминоги и колючие акулы катраны.
В «Арене жизни» девочка Сузи впервые работает за деньги – нанялась гидом на время летних каникул. Из местного университета в океанариум прибыли два физиолога с самым разнообразным оборудованием: с пробирками, колбами, трубками, металлическими рамами, клейкими лентами и присосками, с приборами, которые топорщатся переключателями и ручками, с батареями аккумуляторов и десятками других устройств. Физиологи намерены поставить ряд экспериментов над китихой – они собирают материал по проблемам теплообмена у китов. Почему киты не мерзнут в холодной воде? Перегреваются ли они от физических усилий? Вопросов множество.
Эти специалисты – Питер Скансен и Джон Кантвелл [95]– много лет изучают особенности теплорегуляции у животных. Друзья страдали от жары в пустыне Мохаве, наблюдая за змеями и ящерицами, дрожали от холода на мысе Крозе, следя за пингвинами и тюленями. До сих пор они добывали сведения о теплообмене у китообразных самыми грубыми методами: втыкали термометры в тела только что убитых китов, изучали вскрытые туши. Недалеко от летнего коттеджа Джона однажды застряла на берегу самка финвала; она прожила в мелкой воде полтора дня. Друзья вставляли термометры в естественные отверстия ее тела, а когда китиха умерла, исследовали образцы тканей, взятые из туши. Они также ставили эксперименты с дельфинами: бросали в бассейн куски льда и наблюдали за тем, как первые несколько минут животное дрожит от холода, а потом, словно включив какой-то термостат, перестраивается и продолжает плавать как ни в чем не бывало.
Услышав, что китиху Сузи удалось отчасти приручить, друзья решили «расспросить» ее (на языке приборов) о том, как происходит у нее теплообмен. Они объясняют свои задачи управляющему и ветеринару «Арены жизни»; девочка Сузи тоже слушает их.
Управляющий готов помогать ученым. «Зоопарк, господа, соединяет в себе черты зрелищного аттракциона и исследовательской лаборатории,- говорит он.- Нам приходится постоянно думать о бюджете, но мы также живо интересуемся новинками науки. Зоопарк не приносит больших доходов; наша прибыль – это удовольствие, которое мы получаем, помогая людям увидеть и понять животных. Ведь животных на земле в миллион раз больше, чем людей!… Чем мы могли бы быть вам полезны?»
«Прежде всего, у нас вопрос: сколько, по-вашему, весит китиха?»
«Около двух тонн. А пищи она съедает сорок килограммов в день».
Скансен что-то пишет на оборотной стороне конверта. «Значит, в день ей требуется около пятнадцати тысяч калорий, то есть примерно в шесть раз больше, чем человеку. Следовательно, она ест слишком много. Хмм… Пища смешивается с водой… Часть пищи, наверное, тонет в бассейне…»
Вопросам нет конца. Управляющий объясняет, что китиха наиболее спокойна по понедельникам, и приходить к ней лучше утром, когда в «Арене жизни» меньше всего посетителей. Исследователей интересует, каких успехов достигла девочка в своих попытках установить контакт с китихой. Насколько близко китиха подпускает к себе девочку? Выясняется, что китиха позволяет- ей прикасаться даже к таким чувствительным местам, как дыхало и брюхо.
Наконец Питер с улыбкой достает из сумки радиоприемник и прижимает его к животу. Отчетливо слышен прерывистый сигнал: «бип-бип-бип»… «Сегодня утром я для проверки проглотил после завтрака датчик температуры – термистор в капсуле размером с мой большой палец,- говорит он.- Теперь при помощи этого приемника можно, не залезая мне в живот, следить за тем, что там происходит…»
И вот в понедельник утром Питер, Джон, Сузи и служитель кормят китиху. Датчик прячут в брюхе рыбины. Китиха как ни в чем не бывало проглатывает эту рыбину – она ничего не заметила. Затем Сузи засовывает длинные металлические термометры в ее влагалище и в прямую кишку, накрывает ее дыхало мягкой резиновой чашкой; тут уж китиха начинает нервничать. Дыхало – орган чувствительный и важный. Поглаживая китиху и ласково уговаривая ее, Сузи умудряется тридцать секунд продержать термометр у нее под языком; физиологи довольны – тридцати секунд вполне достаточно. Резиновая чашка, которой закрывали ноздрю китихи, похожа на «сифон» водопроводчика; в нее собираются для анализа выдыхаемые китихой газы.
«Поосторожнее с мелкими предметами!- предупреждает управляющий.- Не дай бог, китиха проглотит что-нибудь». Он много лет проработал с животными и знает, что питомцы зоопарков частенько глотают бутылки, бутылочные пробки, монеты, расчески, пластмассовые игрушки и прочие мелочи, которые посетители легкомысленно бросают в клетки и аквариумы.
Китиха все больше беспокоится. Наконец она резко бьет хвостом по воде и не больно, но крепко сжимает челюстями руку своей подруги Сузи. Девочка гладит китиху, а Питер пытается взять кровь для анализа.
Нет! Китиха слишком встревожена; она бросается прочь, разбрасывая провода и резиновые трубки, описывает полукруг и, подняв голову в воздух, обрушивает на своих гостей фонтан брызг. Гости смеются. Собрано уже немало сведений; если каких-то данных не хватит, можно прийти опять, можно продолжить эксперименты следующим летом, когда девочка Сузи снова вернется в «Арену жизни».
Термистор перемещается с пищей в желудке китихи, непрестанно посылая свой монотонный сигнал: «бип-бип-бип»…
Большинство исследований по физиологии кашалотов подогревается интересом к двум удивительным особенностям этих животных: кашалоты умеют нырять на большую глубину и оставаться под водой в течение длительного времени. Ученые постоянно ищут объяснение этим способностям, присматриваясь к особенностям организма кашалота. Органы и ткани кашалотов подвергают различным анализам и экспериментам, сравнивают с подобными органами человека и других животных – например собак и кошек.
В крови кашалота до сих пор не обнаружено особенностей, которые были бы характерны только для этого вида животных. Соотношение общего объема крови и веса тела кашалота примерно соответствует этому соотношению для наземных млекопитающих. Отношение размера сердца к размерам тела тоже обычно для млекопитающих; сердце взрослого кашалота весит от ста двадцати до ста шестидесяти килограммов и совершает двадцать сокращений в минуту, что вполне естественно для столь крупного животного. Аорта кашалота огромна (она толще печной трубы), но и это тоже естественно для кита.
Кровеносная система кашалота отличается одной особенностью, которая, вероятно, имеет значение для теплообмена: венозная и артериальная сети кровеносных сосудов располагаются параллельно. Иногда артерия и вена проходят вплотную друг к другу; а в некоторых частях тела мелкие вены окружают артерию, как металлическая оплетка окружает жилу телевизионного кабеля. В обоих случаях теплая кровь, текущая к кожному покрову, отдает часть своего тепла возвращающейся венозной крови; таким образом в организме животного сохраняется часть тепловой энергии. Подобные системы противонаправленных «трубопроводов» можно обнаружить во всем теле кита, и работают они согласованно, словно ими управляет какой-то невидимый регулировщик.
Есть и другие факторы, имеющие значение для теплообмена кита. (Надо помнить, что у кита, отдыхающего в холодной воде северного моря, теплообмен протекает в тысячу раз интенсивнее, чем у кита, идущего на большой скорости в районе экватора). Во-первых, сама форма тела китообразного помогает ему сохранять энергию: гладкое, округлое туловище с короткими конечностями, которое и по форме подобно термосу, лучше хранит тепло. Помогает сохранять тепло и слой жира, служащего хорошей изоляцией; впрочем, теплоизоляция – не единственная функция этого слоя. Для теплоизоляции не нужен столь толстый жировой слой – но жир служит также аккумулятором энергии, который позволяет (по крайней мере, теоретически) крупному киту обходиться без пищи четыре – шесть месяцев. И наконец, последний фактор, помогающий киту сохранять тепловую энергию,- это высокая интенсивность обмена веществ у китообразных по сравнению с наземными животными. Киты быстро усваивают пищу – и при этом тоже происходит выделение большого количества тепла.
Когда мы найдем способ содержать усатых китов в неволе, их тоже можно будет изучать в океанариумах. Перед второй мировой войной японцам удалось поместить небольшого усатого кита – малого полосатика – о залив к югу от Токио. Киту доставляли живую рыбу, однако так и не удалось выяснить, ел ли он ее; через месяц кит околел. Возможно, когда-нибудь удастся изобрести «сухой планктон» – нечто вроде сухого корма, который изготовляют для аквариумных рыбок.
Дельфины в этом смысле куда удобнее китов – дельфинов успешно содержат в неволе с 1913 года, когда Чарлз X. Таунсенд впервые показал восхищенной публике живого дельфина в старом Нью-Йоркском аквариуме в Батри [96].
Кашалоты живут вдали от берегов, но не чувствуют себя одиноко – мир вокруг полон разных голосов.
Кончается год кита
[97]– обычный год жизни, в котором загадочное перемежается с обыденным, периоды тревоги и напряжения сменяются периодами покоя, а пиршества чередуются с голодом.
Сегодня на рассвете мать и сын снова заслышали вдали знакомые голоса своих родичей – дельфинов. Но вот к ним присоединились новые звуки – равномерный пульсирующий гул рыболовного сейнера, который ловит тунцов; локаторы китов нащупывают в воде тысячи жирных, упитанных тунцов – желтоперых и полосатых. Охота на них ведется самыми новейшими методами – это достижение последнего десятилетия. Изобретение легкой нейлоновой сети и мощных гидравлических лебедок привело к тому, что рыбаки все чаще отказываются от ручной постановки ярусов с наживкой и, промышляя в открытом море, постепенно переходят на лов исключительно кошельковым неводом. Едва ли китиха и ее детеныш понимают, что происходит у них на глазах; а происходит массовое уничтожение – сотни тонн рыбы навсегда покидают океан при каждом подъеме огромного невода.
В круге диаметром триста метров мечутся, вспенивая воду, тунцы и дельфины. Серо-голубой сейнер быстро обходит круг; ему помогают два быстроходных катера, которые сгоняют рыбу, как ковбои сгоняют скот. Забрасывая с кормы невод (длина его – полмили), сейнер слегка меняет курс, чтобы дельфины (но не тунцы) успели уйти в сторону. Однако семь дельфинов остаются в круге; они перепуганы и сбиты с толку; в конце концов, запутавшись в неводе, дельфины тонут. Рыбаки, орудуя тесаками, разрубают на куски их гладкие тела и бросают куски в волны по другую сторону невода. Затем невод стягивают снизу и вытаскивают из воды; огромные, сверкающие рыбины скачут по палубе. Проходит совсем немного времени, и все они умирают; тускнеют их выпученные глаза. Охота окончена – и заняла она всего два часа.
Нашему герою исполняется год; вот он плывет по бескрайнему океану, оставляя на воде недолговечный след – кружащиеся точки и запятые истории своей жизни. Налетает порыв холодного ветра. Волна перед кашалотом вспыхивает красным закатным отсветом. Еще минута, и солнце опускается за горизонт; исчезает и маленький кашалот.