Шекли Роберт. Оптимальный вариант

   – Я достиг реальности, – с тихой гордостью произнес Мишкин. – Вот теперь со мной все будет в порядке.
   – А что такое реальность?
   – Одна из множества возможных иллюзий.
   Мишкин разрыдался. Ему хотелось другой реальности, единственной и неповторимой. Все было ужасно, даже хуже, чем раньше. Теперь ничто...
 
   «Этого не может быть», – подумал Мишкин. Но толстошкурик, сомнительное доказательство реальности самого Мишкина и чертовски убедительный вихрь зубов и когтей, стремительно наступал. Мишкин предпочел совершить рокировку. Он прыгнул в сторону, и зверюга проскочила мимо.
   – Стреляй! – завопил Мишкин, глубоко проникнувшись духом происходящего.
   – Мне не положено стрелять в травоядных животных, – возразил робот, однако голос его звучал как-то неуверенно.
   Толстошкурик тем временем развернулся и снова пошел в атаку. С его клыков капала слюна. Мишкин метнулся вправо, потом влево. Толстошкурик следовал за ним как тень. Мощная пасть распахнулась. Мишкин зажмурился.
   Он почувствовал, как лица коснулась волна жара, и услышал рычание, ворчание и звук падения тяжелого тела.
   Он открыл глаза. Робот все-таки решился выстрелить, и животное рухнуло прямо к ногам Мишкина.
   – Травоядное, значит... – с горечью протянул Мишкин.
   – Тебе следовало бы знать, что существует такое явление, как поведенческая мимикрия. В таких случаях животное подражает поведению хищника, которого оно копирует, вплоть до поедания мяса, хотя для травоядных это отвратительно и не питательно.
   – Ты что, действительно веришь в эту чушь?
   – Нет, – признался робот. – Но я не понимаю, почему эта тварь не была занесена в мои файлы памяти. Ведь эту планету десять лет изучали, прежде чем устроить здесь склад запчастей. Исследователи просто не могли не заметить животное таких размеров. Можно безо всякого преувеличения утверждать, что Дарбис-4 изучен не хуже Земли.
   – Погоди-погоди, – перебил его Мишкин. – Какую планету ты только что назвал?
   – Дарбис-4, планета, для которой меня программировали.
   – Это не Дарбис-4, – сказал Мишкин. Он чувствовал себя больным, заторможенным и обреченным. – Эта планета называется Гармония. Они прислали тебя не туда.

Глава 7

   Вы устали от изобилия? Вас тошнит от согласия?
   Тогда воспользуйтесь

СЛУЖБОЙ РАЗРЫВА СВЯЗИ!

   Вам будет предоставлен широкий выбор пауз, обрывов, рассоединений и отключений.
 
   Робот рассмеялся – довольно неискренне, надо заметить.
   – Боюсь, ты слишком перепугался. Я бы поставил диагноз: временная нерегулярная истерия, хотя, видит бог, я не врач. Видимо, вследствие нервного перенапряжения...
   Мишкин покачал головой.
   – Да ты на себя посмотри. Ты несколько раз ошибся по поводу того, что здесь может представлять опасность, а что – нет. Очень крупно ошибся. Недопустимо крупно.
   – Это очень странно, – сказал робот. – Я не могу вот так вот с ходу объяснить такое недоразумение.
   – А я могу. Когда основывали этот склад, под погрузкой было несколько кораблей. И они просто перепутали. Ты предназначался для работы на Дарбисе-4, а тебя прислали на Гармонию.
   – Я думаю, – заявил робот.
   – Во-во, подумай, – сказал Мишкин.
   – А я и думаю! – огрызнулся робот. – Мы, СНОС-роботы, известны присущей нам скоростью синаптических^[2] реакций.
   – Молодец! – хмыкнул Мишкин. – И к какому выводу ты пришел?
   – Взвесив все имеющиеся в моем распоряжении свидетельства, я решил, что твоя гипотеза наиболее обоснованна. Видимо, меня действительно прислали не на ту планету. И, конечно, это ставит нас перед достаточно существенной проблемой.
   – И означает, что нам придется как следует пошевелить мозгами.
   – Да, несомненно. Но позволь обратить твое внимание на тот факт, что в настоящий момент к нам приближается существо, характер и аппетиты которого мне неизвестны.
   Мишкин рассеянно кивнул. События развивались слишком быстро, и он чувствовал, что нуждается в плане действий. Он подумал, что должен любой ценой спасти свою жизнь, даже если это будет стоить ему жизни.
   Робот запрограммирован для Дарбиса-4. Мишкин запрограммирован для Земли. На Гармонии они оба напоминают двух слепцов в котельной. Наиболее разумным ходом для Мишкина будет возвращение на склад. Там он сможет связаться с Землей и подождать или замены поврежденного узла, или замены робота, а может, и того и другого, – после чего покинет Гармонию. Но на это потребуются месяцы, если не годы. А необходимая ему запчасть находится всего лишь в нескольких милях отсюда.
   Нет, все-таки возвращение – наиболее безопасный вариант.
   Но тут Мишкин подумал о конкистадорах, завоевавших Новый Свет, представил, как они прорубали себе путь через бескрайние джунгли, как на каждом шагу встречались с неведомым и подчиняли его себе. А чем он хуже? Неизвестность не менялась с тех самых пор, как финикийцы впервые провели свои корабли за Геркулесовы Столпы.
   Если сейчас он повернет назад и признает, что уступает Писарро, Кортесу и прочей братии, то станет презирать сам себя.
   Но с другой стороны, если он двинется дальше и проиграет, то уже не сможет осознать этот факт.
   Мишкин решил, что на самом деле ему хочется добиться успеха, но при этом непременно остаться в живых.
   В конце концов, это весьма любопытная задачка, одна из тех, над которой можно плодотворно поразмыслить некоторое время. Возможно, через несколько недель ему удастся отыскать правильный ответ и понять, как уберечься от бесчисленных...
 
   – Существо приближается все быстрее, – подал голос робот.
   – Ну и чего? Застрели его, и дело с концом.
   – Возможно, оно безвредное.
   – Ты стреляй, а об его безвредности подумаем позже.
   – Стрельба не всегда является наилучшим выходом из опасной ситуации, – возразил робот.
   – На Земле является.
   – А на Дарбисе-4 – нет. Наиболее безопасная модель поведения – неподвижность.
   – Вопрос в том, – сказал Мишкин, – на что больше похоже это место: на Землю или на Дарбис?
   – Если бы мы знали, – отозвался робот, – мы бы располагали весьма ценной информацией.
 
   Новая угроза воплотилась в оранжевом червяке двадцати футов в длину, сегменты которого украшала черная полоса. С одного конца червяка гроздью росли пять голов. Каждая голова была снабжена одним, зато большим многофасетчатым глазом и огромной беззубой слюнявой пастью.
   – Любая зверюга такого размера опасна, – сказал Мишкин.
   – Только не на Дарбисе, – возразил робот. – Там чем больше животное, тем оно дружелюбнее. А опасаться надо всяких мелких пронырливых ублюдков.
   – Ну и что ты предлагаешь? – поинтересовался Мишкин.
   – А черт его знает! – ответил робот.
   Червяк тем временем оказался на расстоянии десяти футов от них. Пасти дружно распахнулись.
   – Стреляй! – закричал Мишкин.
   Робот вскинул бластеры и выстрелил в грудь червяку. Некоторые из голов чудища заморгали и приобрели раздраженный вид. Больше никаких заметных перемен не произошло. Робот снова поднял бластеры, но Мишкин приказал ему остановиться.
   – Это не действует, – сказал он. – Что ты еще можешь предложить?
   – Неподвижность.
   – Ну уж нет! Я считаю, что нам следует удирать со всех ног.
   – Уже поздно, – констатировал робот. – Замри!
   Мишкин заставил себя застыть, и тут над ним нависли головы червя. Он изо всех сил зажмурился и оказался вынужден выслушать следующую беседу:
   – Давай его съедим, а, Винс?
   – Заткнись, Эдди. Мы только вчера вечером слопали целого ормитунга. Ты че, хочешь заработать несварение желудка?
   – А я не наелся.
   – И я тоже.
   – И мы.
   Мишкин открыл глаза и увидел, что это переговариваются между собой пять голов червяка. Голова по имени Винс располагалась посередине и была заметно крупнее остальных.
   – Парни, меня уже тошнит от вас и от вашей прожорливости! – сказал Винс. – Я несколько месяцев гробился с этой гимнастикой, чтобы привести наше тело в приличный вид, а вы опять рветесь набить пузо. Уймитесь!
   – Мы можем есть все, что захотим и где захотим! – заныла одна из голов. – Наш папенька, упокой господи его душу, говорил, что это наше общее тело, и мы можем пользоваться им на равных правах.
   – Папенька также велел мне присматривать за вами, уроды поганые, потому что у вас ума не хватит даже на то, чтобы влезть на дерево! И кроме того, папенька никогда не ел незнакомцев.
   – А ведь правда, – одна из голов повернулась к Мишкину. – Меня зовут Эдди.
   – А меня – Луччо, – повернулась вторая.
   – А я – Джо.
   – Я – Чико. А это Винс. Ладно, Винс, теперь мы его съедим, потому что четверо из нас голодны. И еще нам надоело, что ты вечно командуешь только потому, что ты старше. Теперь мы будем делать то, что сами захотим, а если тебе это не понравится, ты можешь пойти и повеситься. Ясно, Винс?
   – Заткнитесь! – взревел Винс. – Если кто-нибудь из вас сожрет здесь что-нибудь, он будет иметь дело со мной!
   – А как же мы? – захныкал Чико. – Папенька говорил...
   – Все, что ем я, идет нам всем, – отрезал Винс.
   – Но мы не можем почувствовать вкус пищи, пока не съедим что-нибудь сами, – сказал Эдди.
   – Не нуди, – огрызнулся Винс. – Я буду чувствовать вкус за всех.
   Мишкин решил, что стоит рискнуть и подать голос.
   – Прошу прощения, Винс...
   – Для вас – мистер Пальотелли! – оборвал его Винс.
   – Я только хотел привлечь ваше внимание к тому факту, что я являюсь формой разумной жизни, а там, откуда я прибыл, разумные существа не едят друг друга, разве что в чрезвычайных обстоятельствах.
   – Вы что, будете меня манерам учить? – возмутился Винс. – Да кто вы такой, чтобы делать мне замечания? Между прочим, вы напали первым.
   – Да, но я тогда еще не знал, что вы разумны.
   – Вы что, собрались тут валять дурака? Я – разумный? Да я даже школу не окончил! После смерти папеньки мне пришлось работать по двенадцать часов в день продавцом в магазине, чтобы прокормить малышню. Но у меня по крайней мере хватает ума понять, что умом я не блещу.
   – А мне кажется, что вы разговариваете весьма разумно, – попытался подлизаться к собеседнику Мишкин.
   – Ну, естественно, мне присуща природная проницательность. Возможно, я ничуть не глупее всех прочих червяков-эмигрантов, которые не сумели получить образование. Но вот те, кто сумел...
   – Польза формального образования зачастую переоценивается, – позволил себе заметить Мишкин.
   – Не знаю, не знаю, – проворчал Винс. – Но как без него пробить себе дорогу в жизни?
   – Да, это действительно трудновато, – признал Мишкин.
   – Вы, может, будете смеяться, но чего бы мне действительно хотелось, так это научиться играть на скрипке. Смешно, да?
   – Вовсе нет, – возразил Мишкин.
   – Вы можете себе представить меня, большого глупого Винса Пальотелли, играющего первую скрипку в «Аиде»?
   – А почему бы нет? – сказал Мишкин. – Вы вполне можете обладать талантом.
   – Когда-то я мечтал об этом, – признался Винс. – Потом жизнь стала полна ответственностью, и я сменил прозрачную вуаль мечты на грубую серую одежду... э-э...
   – Заботы о хлебе насущном? – предположил Мишкин.
   – Долга? – спросил Чико.
   – Ответственности? – подсказал робот.
   – Нет, это все не то, – отмахнулся Винс. – Необразованный дурень вроде меня не должен связываться с параллельными построениями.
   – Возможно, вам стоит изменить ключевое слово, – предложил робот. – Что нибудь вроде: «Сменил вуаль поэзии на грубые мирские одежды».
   Винс сердито взглянул на робота, потом поинтересовался у Мишкина:
   – Это что за умник?
   – Это СНОС-робот, – объяснил Мишкин. – Только его прислали не на ту планету.
   – Ну так скажи ему, чтобы он следил за своим языком. Я не позволю, чтобы какой-то дурацкий робот разговаривал со мной подобным образом.
   – Прошу прощения, сэр, – быстро сказал робот.
   – Ладно, замяли. Полагаю, я не стану вас есть. Но на вашем месте я бы был начеку. Не все тут такие мягкосердечные и доверчивые, как я. Другие жители этого леса сожрут тебя, как только на тебя посмотрят. Или, скорее, сначала сожрут, а потом посмотрят, потому что чего на тебя смотреть?
   – А чего нам следует опасаться особенно? – спросил Мишкин.
   – Особенно? Да всего, – откликнулся Винс.

Глава 8

   Мишкин и робот поблагодарили доброго червяка, вежливо кивнули его невоспитанным братьям и двинулись через лес – похоже, другого пути просто не было. Сначала путешественники шли медленно, потом прибавили шагу. Они по-прежнему чувствовали, что смертельная опасность дышит им в затылок и хрипло кашляет за спиной. Робот сказал об этом вслух, но Мишкин не обратил внимания на его слова.
   Они прошли мимо группы огромных растений. Янтарные глаза деревьев из-под полуприкрытых зеленых век исподтишка следили за путниками.
   – Ну и странная же парочка, – заметил большой вяз.
   – Я полагаю, это оптические иллюзии, – сказал дуб. – Особенно вон та металлическая штука.
   – Ох, бедная моя головушка! – заныла плакучая ива. – Ну и ночка выдалась! Вы только послушайте...
 
   Мишкин и робот все больше углублялись в омуты тьмы, где среди слабых испарений еще жили былые остатки великолепия древесного мира, смутные, подобные призракам воспоминания прошлого. В священных лучах неясного сияния, сползавшего по ветвям плачущих деревьев, сквозил дух умирания.
   – Ну и мрачное же местечко! – сказал Мишкин.
   – Меня подобная чепуха не волнует, – заявил робот. – Мы, роботы, склонны к отсутствию эмоциональности. Однако в нас встроена способность к сопереживанию, следовательно, мы можем разделять чувства другого, а это то же самое, как чувствовать самому...
   – Тсс! – шикнул Мишкин.
   – А потому я склонен согласиться с тобой. Здесь очень мрачное место. Как раз подходит для привидений.
   Робот был существом добросердечным, а вовсе не такой бездушной железякой, как можно было предположить, исходя из его внешности. Много лет спустя, когда он уже стал красным от ржавчины, а конечности его покрылись трещинами из-за усталости металла, он рассказывал о Мишкине другим, молодым роботам:
   – Он был человеком тихим, спокойным, на первый взгляд, даже немного глуповатым. Однако в нем существовала некая прямота и способность мириться с обстоятельствами – очень приятные качества. Одним словом, это был настоящий человек. Подобных нам уже не встретить.
   – Да, дедушка, конечно, – соглашались роботята, а отойдя, хихикали себе под нос. Молодые роботы были блестящими, подвижными, остроумными и считали себя первыми по-настоящему современными роботами. Им и в голову не приходило, что были роботы и до них, и будут после них. А если бы им сказали, что наступит день, когда их отправят на склад вместе с другим ненужным хламом и устаревшими товарами, они бы померли со смеху. Так уж мыслят молодые роботы, и ни одному программисту не под силу это изменить.
 
   Но пока что все это оставалось делом отдаленного будущего. А тем временем робот и Мишкин вместе шли через лес. Оба они были напичканы множеством знаний, но здесь все их знания никуда не годились. Возможно, именно тогда Мишкин пришел к своей великой догадке – что знания никогда не удается применить для своей пользы. Всегда оказывается, что вам нужны какие-то другие знания, и умный человек строит свою жизнь на знании того, что его знания бесполезны.
   Мишкина беспокоили мысли об опасности. Он хотел, столкнувшись с опасностью, поступать правильно. Но он не знал, какие действия будут здесь уместными, и это его сильно беспокоило. Сильнее смерти Мишкин боялся показаться смешным.
   – Слушай, – сказал он роботу, – нам надо пошевелить мозгами. Мы в любое мгновение можем встретиться с опасностью, а до сих пор не решили, как следует с ней управляться.
   – У тебя есть какие-нибудь предложения? – поинтересовался робот.
   – Мы можем бросить монетку.
   – Это – явственное проявление фатализма, – назидательно изрек робот, – прямо противоречащее научному подходу к жизни, который мы с тобой представляем. Поставить себя в зависимость от воли случая – и это после того, как мы уже проделали такой путь? Нет, это немыслимо.
   – Мне и самому не очень нравится, – признал Мишкин, – но мне кажется, ты не станешь возражать, что отсутствие плана действий может очень плохо закончиться.
   – Возможно. Однако стоит попробовать принимать решение в каждом конкретном случае, исходя из обстоятельств, – предположил робот.
   – А у нас будет на это время? – спросил Мишкин.
   – Сейчас узнаем.
   Мишкин посмотрел вперед и увидел нечто плоское, тонкое и широкое – простыня, да и только. Эта самая мышино-серая простыня парила в трех футах над землей и направлялась прямехонько к ним – похоже, подобное поведение становилось традицией местных жителей.
   – Как, по-твоему, что нам следует делать? – спросил Мишкин.
   – Чтоб я лопнул, если знаю, – ответил робот. – Я собирался спросить об этом тебя.
   – Похоже, удрать от этой штуки мы не сумеем.
   – А мне кажется, что неподвижность нам тут тоже не поможет, – сказал робот.
   – Может, ее подстрелить?
   – Почему-то на этой планете бластеры работают не очень хорошо. А что, если мы только разозлим ее?
   – А что, если мы просто пойдем себе дальше и будем думать о своих делах? – предложил Мишкин. – Может, эта штука не обратит на нас внимания?
   – Блажен, кто верует, – сказал робот.
   – У тебя есть другие предложения?
   – Увы, нет.
   – Тогда пошли дальше.

Глава 9

   Мишкин и робот по лесу гуляли в веселом месяце мае, пару глазок кровавых они повстречали в веселом месяце мае.
   И ничего смешного в этом нет, особенно когда такие глазки смотрят на вас сверху.
   – По порядку рассчитайся! – сказал как-то Мишкину его папа. Том встал и рассчитался по порядку, но оказалось, что порядок состоит из него одного. Толку от этого было мало, и потому Мишкин никогда больше не рассчитывался по порядку.
 
   Давайте теперь посмотрим на события с точки зрения чудовища, к которому приближался Мишкин. Надежные источники утверждают, что никакое чудовище не осознает своей чудовищности. Наше чудовище испытывало беспокойство. В такой ситуации кто угодно забеспокоился бы, кроме тех, конечно, кто в доску пьян или очень крут. Поэтому на случай странных встреч запомните: чудовищу тоже не по себе. А потому, если вам удастся убедить чудовище, что вы (с его точки зрения – сущий монстр) тоже беспокоитесь, считайте, что полдела сделано. Разделенная тревога – первый шаг к взаимопониманию.
 
   Мишкин ойкнул.
   – Что случилось? – спросил робот.
   – Я споткнулся.
   – Так ты никогда отсюда не выберешься.
   – Ну и что мне теперь делать?
   – Лучше всего – продолжать делать вид, что мы просто гуляем.
 
   Сверху падали солнечные лучи. Лес переливался множеством оттенков. Мишкин был сложным человеческим существом со своим прошлым, сексуальной жизнью и разнообразными невротическими комплексами. Робот был сложным подобием человека, и в данной ситуации тоже мог считаться человеком. Приближавшееся к ним существо представляло из себя полную загадку, но, предположительно, и ему была присуща определенная сложность. Так что все присутствующие являлись натурами сложными.
   Когда Мишкин подходил к чудовищу, в голове у него мелькало множество фантазий, но ни одна из них не заслуживала того, чтобы ее записали.
   У чудовища тоже было достаточно своих фантазий.
   Что касается робота, то он никогда не позволял себе фантазировать. Он был старомодным, прямолинейным роботом, наделенным этикой протестантского типа, и потому никогда не валял дурака.
 
   На зеленых губах, капризно сложенных бантиком, дрожали капли кристально чистой воды. На самом деле это были вовсе не капли, а шарики, сделанные на отвратительной фабрике в Йонкере. Такими дети украшают деревья.
 
   Чудовище приблизилось. Оно вежливо кивнуло Мишкину, а робот вежливо кивнул чудовищу, и они разошлись.
 
   Чудовище посмотрело вслед незнакомцам.
   – Что это за чертовщина такая была? – спросило оно.
   – А черт его знает, – ответило дерево-шагомер. Дерево возвращалось с севера в надежде прибить кого-нибудь при замене ствола.
 
   – Похоже, эта тактика сработала, – сказал Мишкин.
   – На Дарбисе-4 обычно так и получается, – заметил робот.
   – Полагаешь, что это годится и для Гармонии?
   – А почему бы и нет? В конце концов, если поведение оказалось правильным в одном случае, оно вполне может оказаться правильным бесконечное число раз. Если быть точным, это число равняется n минус один, что можно считать достаточно большой величиной. Оно содержит одну возможность ошибки на бесконечное количество правильных действий.
   – И как часто будет выпадать эта самая одна возможность? – поинтересовался Мишкин.
   – Чертовски часто, – признал робот. – Вопреки теории вероятности, но зато в полном соответствии с законом подлости.
   – Ну, тогда твоя формула может оказаться неверной, – сказал Мишкин.
   – Ни в коем случае! – возмутился робот. – Эта теория верна, хоть она и не всегда срабатывает на практике.
   – Неплохо бы это выяснить, – сказал Мишкин.
   – Конечно. Ориентироваться в ситуации – всегда полезно. Так или иначе, но сейчас нам представится случай проверить эту теорию. К нам приближается еще одно чудовище.

Глава 10

   Никто из жителей этого леса не умел находить утешение в философии. Раэмит, например, погряз в тумане отвращения к себе. Раэмит знал, что он до крайности одинок. Частично это было вызвано тем, что он являлся единственным представителем своего вида, а это усиливало чувство одиночества. Но раэмит также знал, что индивидуум всегда сам виноват в своем одиночестве и любые обстоятельства, не важно насколько непреодолимые, служат лишь нейтральной почвой, на которой произрастают внутренние комплексы данного индивидуума. Эта мысль была угнетающей и вгоняла раэмита в смущение. Ему казалось, что он несколько не в себе, словно марихуаны накурился, и что он – единственный раэмит на всей Гармонии (что, собственно, было правдой).
   – А это еще что за фигня? – спросил раэмит у себя. Он мрачно и пристально посмотрел на два странных существа, потом сказал: – Галлюцинации, что ж еще. Вот что бывает с тонко чувствующими натурами вроде меня!
   Тем временем два странных существа или две галлюцинации продолжали идти своей дорогой. Раэмит быстро припомнил свою жизнь.
   – Мир – дерьмо! – сделал он свой вывод. – Простой раэмит вкалывает всю жизнь, и что в результате? Он вляпывается в неприятности с копами, его бросает подружка, потом от него уходит жена, потом он начинает страдать галлюцинациями. Если мне уже сейчас мерещатся инопланетяне, то что же будет дальше?

Глава 11

   – Лично я собираюсь дать обет! – сказала герцогиня Мельба.
   – Да бога ради! – воскликнул герцог Мельба. – Давай что хочешь и кому хочешь на здоровье, только перестань болтать об этом.
   – Я в тебя больше не верю, – сказала герцогиня Мельба.
   В то же мгновение герцог Мельба исчез, словно бесплотный призрак, каковым он и являлся. И, насколько это зависит от меня, таковым он останется и впредь.
 
   Мишкин припомнил один случай, который произошел с ним в детстве, когда он жил на ранчо неподалеку от Эбилена. Но он не стал развивать эту мысль, так как не видел, чем это может им помочь в нынешних обстоятельствах.
   – Интересно, почему некоторым может быть смертельно скучно, даже когда они находятся в смертельной опасности? – задумчиво спросил робот.
   – Интересно, почему некоторым роботам лезет в голову всякая чушь? – ответил Мишкин вопросом на вопрос.
   Лес умер. Наверное, это было проявление растительного аналога чумы – что еще могло произвести такое опустошение в окрестностях? Ну, ничего не поделаешь, придется нам обойтись без леса.

Глава 12

   Мишкин шел по большой автостоянке. Автостоянка была выкрашена в зеленую и желтую полоски. Счетчики на стоянке были розовато-лиловыми, а измятые старые газеты – алыми и бронзовыми. В общем, стоянка была что надо.
   – Совсем как автостоянка, – заметил Мишкин.
   – Она действительно похожа на стоянку, не правда ли? – отозвался герцог Мельба, подкручивая кончики своих длинных светлых усов. – Вы мне напомнили одну историю. Чертовски любопытную историю. Один мой друг гостил у своего приятеля в Суррее. Точнее говоря, в Котсволде. Он удалился на ночь в комнату, о которой поговаривали, что там появляется привидение. Мой друг счел эти слухи довольно пикантными, но сам, конечно же, в это не поверил. Да и никто не поверил бы. Ну, в те времена. Мой друг поставил на тумбочку свечу – видите ли, в доме не было электричества. То есть в принципе оно было, но буря оборвала провода. Друг преспокойно укладывался, и тут...
   – Простите, – перебил его Мишкин. – Кто вы такой?
   – Я – герцог Мельба, – представился герцог Мельба. – Но вы можете звать меня просто Кларенс. Я не держусь за такую чепуху, как титулы. А ваше имя я, простите, не уловил...
   – Ловить было нечего, оно не летает, – сказал Мишкин.
   – Мне это нравится! Вы оригинал?
   – Временами, – признался Мишкин.
   – Замечательно!
   – Меня зовут Мишкин, – назвал себя Мишкин. – Простите, а вам где-нибудь тут поблизости не попадался робот?
   – Увы, нет.
   – Странно. Он просто исчез.
   – Ничего странного, – сказал герцог Мельба. – Не далее как минуту назад моя жена заявила, что не верит в меня, и вот я просто исчез. Странно, не так ли?
   – Очень странно, – согласился Мишкин. – Но, видимо, все же бывает.
   – Вполне с вами согласен, – поддержал Кларенс. – В конце концов, случилось же это со мной. Надо сказать, при исчезновении испытываешь очень занятные ощущения.
   – А на что это похоже?
   – Знаете, трудно объяснить на пальцах. Это нечто нереальное, иллюзорное, если вы понимаете, о чем я говорю.
   – А вы точно уверены, что не видели моего робота?
   – Совершенно уверен. Полагаю, вы были к нему привязаны?
   – Мы много пережили вместе.
   – О, братья по оружию! – сказал герцог и понимающе кивнул. Его усы снова обвисли. – Что может быть лучше братьев по оружию! Или самого оружия. Вот, помню, однажды при Ипре...
   – Прошу прощения, – снова перебил его Мишкин. – Не знаю, откуда вы взялись, но считаю своим долгом предупредить, что вы исчезли, или были исчезнуты, в довольно опасное место.
   – Это очень любезно с вашей стороны – предупредить меня, – сказал герцог. – Однако на самом деле мне не грозит ни малейшая опасность. Опасность – это элемент вашего фильма, тогда как я – всего лишь незначительный эпизод и даже не из этой ленты. Как сказал поэт, проекция над нами посмеялась. Я скорее могу считаться причудливым анахронизмом, друг мой. А теперь, как я и говорил...
   Герцог Мельба умолк на полуслове. По лицу его скользнула тень недовольства. Ему не понравилось данное самому себе описание. Пока что из описания можно было понять лишь то, что герцог носит длинные светлые усы, несколько невнятно разговаривает по-английски и выглядит немного глуповатым. Это показалось герцогу недостаточным, и он решил исправить ситуацию.
 
   Герцог Мельба слыл незаурядной личностью и производил на окружающих незабываемое впечатление. Глаза у него были льдисто-голубые. Он походил на Шона О'Коннери, но красивее, крупнее и гораздо сдержаннее. Руки у герцога были изящные, хорошей формы, с длинными пальцами. В уголках глаз заметны морщинки. Но эти морщинки, как и седина, посеребрившая виски, не уменьшали его привлекательности. Напротив, они придавали герцогу вид уверенного в себе и много повидавшего человека. Представительницы противоположного пола (так же, как и многие мужчины, причем не только геи) считали герцога весьма привлекательным. Короче говоря, герцог был человеком, которому вы могли бы доверить рекламировать ваше лучшее виски, вашу новейшую коллекцию одежды или ваш самый дорогой автомобиль.
   Герцог обдумал это описание, и оно ему понравилось. Но некоторые детали были упущены. Герцог придал себе легкий намек на хромоту – просто потому, что хромота всегда казалась ему чем-то загадочным и привлекательным.
   Теперь герцог Мельба был вполне доволен. Его раздражал лишь тот факт, что собственная жена заставила его исчезнуть. Так же и импотентом стать можно на нервной почве!