Страница:
Когда б досуга тягостное бремя -
Обманывая помыслы и время -
Не красила любовная мечта,
Когда бы ты не дозволяла нам
Петь _здесь_ о том, что так далеко _там_!
Все, все мои любви, да, все возьми!
Но станешь ли от этого богаче?
Верней моей не назовешь любви:
Она не больше станет от придачи.
Когда, любя, любовь мою возьмешь,
Я буду рад, то ею обладаешь:
Но больно, если сам себе ты лжешь,
По прихоти взяв то, что отвергаешь.
Прелестный вор! Прощаю я тебя,
Хоть ты украл все, что имел я, бедный.
Мы больше сокрушаемся, терпя
Зло от любви, чем от вражды победной.
О неги власть, где зло глядит добром,
Убей меня - не будешь ты врагом!
Твои грешки, исчадия свободы,
Когда далек я сердцу и очам,
Увы, понятны в молодые годы:
Соблазн идет за ними по пятам.
Приветлив ты, а стало быть доступен;
Хорош собой - так стоишь быть пленен.
В глазах людей сын женщины преступен,
Пока в влюбленную он не влюблен.
Но все ж ты мог бы пощадить меня
И укротить красу и юный пыл,
Что, опьянив, свели тебя туда,
Где разом ты две клятвы преступил:
Ее - своей красой ее пленя,
Свою - жестоко обманув меня.
Что ты ее имел - не в том беда!
Хотя, скажу, ее любил я нежно.
И то, что ты ей сердцем отдался,
Тревожит скорбно сон мой безмятежный.
Изменники! Я так вас извиняю:
Ее любил ты, зная, что она
Моя: она ж тебя, мне изменяя,
В любовники взяла из-за меня.
Лишась тебя, я милой угождаю, -
Ее утратив, радую тебя:
Вы прибыли, я ж убыли считаю
И крест несу, что дали вы, любя.
Но счастье в том, что мы одно с тобою,
А значит, я один любим одною!
Я вижу лучше, закрывая очи:
В теченье дня их пошлости слепят.
Когда же сплю, во сне, средь мрака ночи,
В тьму на тебя, блестя, они глядят.
И ты тогда, чья тени тень сияет,
Как можешь быть сравнен с сияньем дня,
Когда твой свет светлее дня блистает,
И тень слепит закрытые глаза?
Как дать очам мне счастье лицезренья
Твоей сияющей услады днем,
Когда во тьме лишь тени отраженье
Сквозь сон блистает в сумраке ночном?
Мне день - что ночь, когда ты не со мной,
А ночь мне день: ведь я во сне с тобой!
Когда бы в мысль вдруг обратилась плоть,
То не было б обиды расстоянья,
И я бы мог пространство побороть,
Лететь к тебе по прихоти мечтанья.
Не все ль равно, где б ни был я тогда,
Хотя б в пределах самых дальних мира?
Для мысли что вершины гор, вода?
Везде ей путь до своего кумира.
Но горе! Я не мысль; преодолеть
Мне не дано земной и водной дали,
И вдалеке осталось лишь скорбеть
И гнать досуг в безвыходной печали...
Стихии грузные земли и моря
Источник вечный слез людского горя.
Другие обе - воздуха, огня -
Всегда с тобою, где бы ни был я:
Одна как мысль, другая как желанье
В движении не знают расстоянья.
Когда две эти легкие стихии
Летят к тебе посланцами любви,
Меня мертвят две грузные другие
И будят вопль в измученной груди,
Пока покоя мне не возвратят
Два быстрые посланника мои
И не расскажут, прилетев назад,
Здоров ли ты и как живешь вдали.
Тогда я рад. Но вскоре, вновь тоскуя,
Посланцами к тебе опять их шлю я.
Мои глаза и сердце в вечном споре,
Как разделить права на облик твой.
Одни твердят - твой лик в любовном взоре,
А сердце отвечает - нет, он мой!
Он в сердце, в сердце пламенном сокрыт, -
В ларце закрытом, недоступном оку. -
Глаза же говорят - твой светлый вид
В них, в них одних запечатлен глубоко.
Чтоб разрешить по правде это дело,
Призвал я ум, как двух истцов звено.
Все обсудив и все обдумав зрело,
По совести так было решено:
Моим глазам твой лик был присужден,
А сердцу то, чем ум обворожен.
Мой взор и сердце прекратили спор,
Решив войти друг с другом в соглашенье:
Когда мои глаза твой жаждут взор,
Иль сердце ищет страсти утоленье,
Мои глаза рисуют облик твой
И просят сердце разделить их радость, -
В другой же раз у сердца пир горой,
И взор с ним грез любовных делит сладость.
Так, то любя, а то воображая,
Хотя вдали, но все же ты со мной.
И помыслы, тебя сопровождая,
А с ними я, всегда везде с тобой.
Когда же спят они, то в мраке ночи
Твой образ будит сердце вновь и очи.
Как бережно, пускаясь в дальний путь,
Я спрятал вещи в лари под замками,
Чтоб, возвратясь, найти их мог, ничуть
Не тронутых преступными руками.
Но ты, кто в мире мне всего ценней, -
Сокровище мое, отрада взору, -
По ком тоскую день и ночь сильней,
Тебя оставил я доступным вору,
Не запер на замок, но спрятал там,
Где хоть и нет тебя, но где очам
Души моей ты зрим - в моей груди, -
Всегда свободный выйти и прийти...
Но даже там не верю я затворам.
Чтоб взять тебя, и честный станет вором.
Готовясь к дню - неужли он придет? -
Когда и ты осудишь мой порок,
И, завершив любви минувшей счет,
Всему, что было, подведешь итог;
Готовясь к дню, когда пройдешь ты мимо,
В привет мне бросив равнодушный взгляд,
Кляня все то, что было так любимо, -
Когда любовь расчеты заменят, -
Я скроюсь здесь. Готовясь к дню тому,
В сознаньи гордом собственных заслуг,
Сам на себя я руку подниму,
Чтобы всегда, во всем был прав мой друг.
Меня покинуть вправе ты, я знаю,
Раз на любовь я прав не предъявляю.
Как тяжело брести к концу скитанья,
Где ждет унылый отдых и досуг,
Внушая только вздох да причитанье:
"Как от меня далек мой нежный друг!"
Мой конь от тяжести моей печали
Плетется вял под седоком своим,
Как бы поняв всю безотрадность дали
Меж всадником и другом дорогим.
Напрасно он коня до крови шпорит;
Конь только злится, испуская стон,
Который моему так тяжко вторит,
Что я страдаю более чем он.
Ведь тот же самый стон мне шепчет: "Жди
Лишь скорбь в грядущем. Счастье позади!"
Любовь так может извинить коня,
Когда он медлит, друга покидая:
К чему спешить, от счастья уезжая?
До возвращенья спешка не нужна.
Но как вину коня тогда простить,
Когда стрела покажется мне клячей?
Тогда сам ветер буду шпорить, бить,
Весь окрыленный спешностью горячей.
Коню ли переспорить вожделенье?
Оно, как плод любовного огня,
Заржет громчей коня в своем стремленьи.
Но за любовь любовь простит коня.
Ведь медлил он, с тобой разлуку чуя,
Помчась к тебе, его освобожу я.
Я как богач, чей ключ благословенный
Вскрывает тайное сокровище свое,
Не каждый час, но редко, сокровенно,
Чтоб не тупить блаженства острие.
Всем ведомо: как редкое веселье,
Приходит праздник только раз в году,
И драгоценный камень в ожерелье
Лишь скупо расставляется в ряду.
Так и часы с тобой, как мой тайник
Иль сундуки с одеждою богатой,
Даруют мне благословенный миг,
Раскрыв красы, которыми чреваты.
Блажен же ты, чьи порождают вежды
С тобой восторг, а без тебя - надежды!
Какая сущность твоего сложенья?
Тьмы чуждых образов живут в тебе.
У всех одно лишь тени отраженье,
А ты один вмещаешь все в себе.
Лик Адониса жалко искажает
Собой твои небесные черты, -
Все, что лицо Елены украшает,
В одежде грека воплощаешь ты.
Возьмем весну иль осени дары:
Та - только тень твоих очарований,
А эта - воплощенье доброты.
Ты отражен в красотах всех созданий,
Ты внешностью участвуешь везде,
Но постоянство сердца лишь в тебе.
О, как краса становится нам краше
В убранстве правоты! Красив наряд
У роз, но восхищенье наше
Растет, вдохнув их сладкий аромат.
Шиповник тоже нам глаза ласкает
Не меньше цвета благовонных роз:
Он, сходный с ними, как они блистает
В волшебную пору весенних рос.
Но красота его на миг жива:
Он без ухода, лишний, умирает
Как бы один. А роза, и мертва,
Свой аромат повсюду расточает.
Так будет цвесть твой дух в моих стихах,
Когда твой облик обратится в прах.
Нет! Пышность мрамора гробниц земных
Владык не победит мой мощный стих.
Ты будешь светел в нем, всегда нетленный,
А время смоет камня блеск надменный.
Когда война статуи свергнет в прах,
И не оставит бунт на камне камень,
Ни Марса меч, ни всемогущий пламень
Не тронут память о твоих чертах.
И слава о тебе на век пребудет
Людской вражде и смерти вопреки.
Ты будешь юн, как в ниве васильки,
Доколе всех звук трубный не разбудит.
Пока на Суд не встанешь из могилы,
В моих стихах ты будешь жив, о милый!
Любовь, воспрянь. Пускай не говорят,
Что твой клинок тупее вожделенья,
Которое, тупясь от пресыщенья,
На завтра вновь отточенный булат.
Так будь и ты. И хоть твой взгляд голодный
Насытился и клонится ко сну,
Пусть завтра вновь блеснет. Не дай огню
Груди заснуть в унылости холодной.
Пусть будет отдых твой подобен морю
Средь берегов, где юная чета
В ладье встречает с пламенем во взоре
Возврат любви, увидя берега.
Зови его зимой, когда в морозы
Мы страстно ждем расцвета вешней розы.
Раз я твой раб, готов я должен быть
Во всякий час ждать твоего желанья, -
Не знать досуга, даже не служить,
Пока я не услышал приказанья, -
Не сметь роптать на бесконечный час,
Когда мой властелин покой вкушает, -
Не горевать, услышавши приказ
Расстаться с ним. Когда он уезжает,
Спросить не смею в помыслах ревнивых,
Куда, зачем покинул он меня,
И, хмурый, думаю о тех счастливых,
Которым радость быть с тобой дана.
Любовь глупа, и ей твое желанье -
Чтоб ты ни совершил - вне порицанья.
Тот бог, что обратил меня в раба,
Велел не проверять твои досуги,
Не требовать отчета у тебя
И быть всегда готовым для услуги.
О, дай снести, когда я пред тобой,
Отсутствие преград твоей свободы!
Терпенья дай, смиренного тоской,
Переносить измен твоих невзгоды!
Где хочешь будь. Ты полный властелин
Всех дел твоих и времяпровожденья.
Себя ты можешь миловать один,
Свершая над собою преступленье.
Хоть ожиданье ад, - я должен ждать
И что бы ты ни сделал - не роптать.
Что есть, уж было, может быть, не раз.
И вот, минувшее изображая,
Наш бедный ум обманывает нас,
Известное когда-то вновь рождая.
О, если б мог я, заглянув в сказанья
Пяти веков, увидеть облик твой
В одной из древних книг, где начертанья
Впервые закрепили дух живой!
О, если б знать, что б древние решили,
Увидя чудеса твоих красот,
Кто ближе к совершенству - мы, они ли, -
Иль мир свершает тот же оборот?
О, я уверен, ум веков былых
Ценил черты, куда бледней твоих!
Как волны вечно к берегу несутся,
Спешат минуты наши к их концу.
Одна другую догоняя бьются,
Давая место новому бойцу.
Рождение, увидев свет, ползет
Ко зрелости, но чуть она настала,
Борьбе с затменьем настает черед,
И время рушит то, что созидало:
Пронзает цвет, блистающий красою,
Уродует морщинами чело,
Жрет лучшее, что на земле взросло
И злобно губит под своей косою.
Но стих мой, знай, природе вопреки
Спасет твой лик от губящей руки.
Хотел ли ты, чтоб образ твой мешал
Смежить мне веки средь истомы ночи,
И рой теней дремоту прерывал,
Подобием с тобой дразня мне очи?
Твой дух ли ты мне издалека шлешь
Выслеживать тайком мои деянья,
Чтоб уличить изменчивость и ложь?
Ты ль, в ревности, желаешь испытанья?
О нет! Твоя любовь не так сильна.
Нет, то моя очей смежить не может.
Моя любовь, моя любовь одна
Как страж не спит, терзает и тревожит -
И стражду я, злой думою томим,
Что где-то там ты близок так другим!
Грех самомненья очи мне слепит
И обладает телом и душою,
И этот грех ничто не излечит,
Так глубоко сроднился он со мною.
Мне кажется, нет облика красивей,
Нет лучше стана, выше правоты,
Что нет моей оценки справедливей,
Что все во мне достойно похвалы.
Но чуть возьмусь за зеркало, я вижу,
Как стал я стар, как истощен тоской, -
И самомненье, падая все ниже,
Становится обманчивой мечтой.
То не себя - тебя я обожаю!
В твою весну сентябрь мой облекаю.
Придет пора, когда моя любовь,
Как я теперь, от времени завянет,
Когда часы в тебе иссушат кровь,
Избороздят твое чело и канет
В пучину ночи день твоей весны;
И с нею все твое очарованье,
Без всякого следа воспоминанья,
Потонет в вечной тьме, как тонут сны.
Предвидя грозный миг исчезновенья,
Я отвращу губящую косу,
Избавлю я навек от разрушенья
Коль не тебя, то черт твоих красу,
В моих стихах твой лик изобразив -
В них будешь ты и вечно юн, и жив!
Когда я зрю, как время искажает
И блеск и роскошь отошедших лет,
Как башни в прах паденья низвергает,
Как истребляет вечной бронзы след,
Как океан голодный пожирает
Приливом стран цветущих берега
Иль вдруг выводит из-под волн луга,
Что здесь творит, там властно разрушает;
Когда я зрю судьбины государств,
Блеск их расцвета, ужас распаденья,
То понимаю, видя гибель царств,
Что и твое настанет разрушенье...
Мне эта мысль как смерть. И лишь печаль
Жива о том, что потерять так жаль.
Раз бронзе, камню, землям, океану
Предел кончины предназначил рок,
Как отразит свирепство урагана
Красы весенней девственный цветок?
Как устоит медовое дыханье
Напору вихря мчащихся времен,
Когда гранит скалы не защищен,
Ни сталь оград от времени метанья?
О страшный помысел! Где? Кто, увы! -
Кто перл времен от времени спасет?
Кто запретит гниенье красоты?
Кто гибель прекратит? - Никто! Покуда
Великое не совершится чудо
И из чернил любовь не зацветет.
Томимый этим, к смерти я взываю;
Раз что живут заслуги в нищете,
Ничтожество ж - в веселье утопая,
Раз верность изменяет правоте,
Раз почести бесстыдство награждают,
Раз девственность вгоняется в разврат,
Раз совершенство злобно унижают,
Раз мощь хромые силы тормозят,
Раз произвол глумится над искусством,
Раз глупость знанья принимает вид,
Раз здравый смысл считается безумством,
Раз что добро в плену, а зло царит -
Я, утомленный, жаждал бы уйти,
Когда б тебя с собой мог унести!
Зачем он должен средь заразы жить,
Присутствием уродство украшая?
Затем ли, чтоб защитой зла служить,
Красой своей невзрачность прикрывая?
Иль чтоб могла подделка передать
Его лица пленительную живость?
Но что бескровью лживых роз искать,
Коль роз живых сияет в нем правдивость?
Зачем живет он в дни, когда бедна,
Как нищая, красой природа стала?
- Затем, что в нем лишь вся ее казна
И без него платить ей силы б не хватало.
Да, в нем одном краса былая вновь
Сияет нам и радует любовь.
Его ланиты - образец былого,
Где, как цветок, взрастала красота,
Где лживый цвет поддельного лица
Не смел еще касаться до живого;
Где золотых кудрей с главы почивших
Никто не смел у гроба отнимать,
Чтоб снова жить и снова украшать
Живущего красой кудрей отживших.
Лишь в нем видна былая простота,
Вся без прикрас, правдива и чиста,
Не знавшая весны с чужой травою, -
Ни грабежа, чтоб вновь стать молодою.
Как в образце природы в нем видна
Глазам поддельной - прежних дней краса.
Все, что в тебе извне доступно взгляду,
Ни для кого не может лучше быть:
Твой светлый лик вселяет всем усладу,
Враги - и те должны его хвалить.
Так внешности дарует внешность цену.
Но те же, что склоняются пред ней,
Другое говорят, хвале на смену,
Направив взоры глубже в суть вещей.
Достоинства души твоей познав,
Ей воздают лишь по ее деяньям.
Их мысль тогда, в разладе с любованьем,
Поражена зловоньем сорных трав.
Но почему твой дух не отвечает
Красе? Разгадка в том, что он мельчает.
То не беда, что ты хулы предмет!
Прекрасное рождает осужденье.
Ведь красоты без темных пятен нет.
И в чистом небе ворон реет тенью.
Будь ты хорош, и грязный яд злословья
Поднимет лишь тебя в глазах людей.
Ведь червь грызет с особенной любовью
Сладчайший цвет. Ты ж - цвет весенних дней!
Ты пережил соблазны юных лет
Нетронутым иль свергнув нападенье,
Но этим злейший возбудил навет
И дал ему свое утроить рвенье.
Когда бы он тебя не искажал,
Мильон сердец к твоим ногам бы пал.
Когда умру, оплакивай меня
Не долее, чем перезвон печальный,
Что возвестит отход из мира зла
На пир червей, под камень погребальный.
При чтеньи этих строк не вспоминай
Руки моей, писавшей их когда-то.
Я так люблю тебя! Мне лучше, знай,
Забытым быть тобою без возврата,
Чем отуманить облик твой слезой.
Задумавшись над строфами моими,
Не поминай, печальный, мое имя,
Любовь твоя пускай умрет со мной,
Чтоб злобный мир, твою печаль почуя,
Не осмеял бы нас, когда умру я.
Из страха, чтоб тебя не раздражали
Вопросами, какою из заслуг
Я удостоился твоей печали,
Когда умру, - забудь меня, мой друг!
Нет у меня заслуг, а ты невольно
Выдумывать начнешь их или лгать
И скажешь более, чем добровольно
Скупая правда может мне их дать.
Пусть, чтобы ложь любви не загрязнила
И чтобы ты не лгал, меня любя, -
Мое название возьмет могила,
Ни одного из нас не устыдя:
Меня - за скудость дел моих, тебя -
За то что жил, ничтожество любя.
Во мне ты можешь видеть время года,
Когда слетел иль редок желтый лист
На тех ветвях, что треплет непогода,
Там, где весной звучал веселый свист.
Во мне ты видишь сумерки тех дней,
Когда заря на западе блистает,
А ночь за ней - все ближе, все черней -
В подобье смерти мир успокояет.
Во мне ты видишь тление костра
На пепле чувств всего, что было мило,
Достигшее до смертного одра,
Снедаемое тем, чем прежде жило.
И, видя это, любишь ты сильней
Того, чья жизнь - вопрос немногих дней.
Покоен будь. Когда приказ суровый
Бесследно унесет меня долой,
В моих стихах вернусь я к жизни снова,
И в памяти останусь я с тобой.
Читая их, прочтешь, что в лучшей части
Они, мой друг, посвящены тебе.
Земля пойдет к земле. В твоей же власти
Останется все лучшее во мне.
Итак, утратишь ты лишь труп презренный,
Добычу злодеяний и червей,
Не стоящий твоей тоски священной
И не достойный памяти людей.
В нем содержание лишь было ценно,
Оно же здесь пребудет неизменно.
Для дум моих ты то, что пища телу,
Иль благодатный дождик в летний зной.
Я за тебя в разладе сам с собой,
Как с деньгами скупец закоренелый:
То горд, как обладатель, то потом
Боюсь, мой клад похитят годы-воры,
То жажду только быть с тобой вдвоем,
То привлекать на нас с тобой все взоры, -
То на тебя гляжу до пресыщенья,
То изнываю в жажде увидать.
Не знаю я другого наслажденья,
Чем то, которое ты можешь дать.
Так я то сыт, то алчен - день за днем
Бываю нищим или богачом.
Зачем мой стих так беден новизной
И так далек от смелых выражений?
Зачем я с веком не ищу порой
Иных созвучий, свежести сравнений?
Зачем пишу все то же об одном,
Все облекая в прежние одежды,
И в каждом слове выдаю пером,
Кто вдохновитель мой и где надежды?
О, знай, мой друг, ты свет моих стихов;
Ты и любовь - вот все их содержанье.
Я только тщусь из тех же старых слов
Дать чувству вновь иное одеянье.
Ведь солнце каждый день старо и ново.
Так и любовь, твердя все то же слово.
Как вянешь ты, пусть зеркало покажет,
Твои часы - как праздно ты живешь.
В пустых листах твой дух печатью ляжет,
В них поученье ты себе найдешь:
Морщины, отраженные стеклом,
Твердят, что нас могила ожидает,
А ход часов не шепчет ли о том,
Что в вечность время, крадучись, шагает?
Чего не может память сохранить,
Доверь пустым листам, и ты нежданно,
Когда начнут созданья мозга жить,
Познаешь дух, тебе природой данный.
Чем чаще будешь их читать, тем ты
Богаче будешь, а с тобой - листы.
Я так же часто призывал тебя
Быть Музою моих стихотворений,
Как все другие, что несут, как я,
К твоим стопам плоды их вдохновений.
Твой облик, что научит петь немого
И неуча парить за облака,
Дал силы новые искусству слова,
Удвоил мощь и грацию стиха.
Обманывая помыслы и время -
Не красила любовная мечта,
Когда бы ты не дозволяла нам
Петь _здесь_ о том, что так далеко _там_!
Все, все мои любви, да, все возьми!
Но станешь ли от этого богаче?
Верней моей не назовешь любви:
Она не больше станет от придачи.
Когда, любя, любовь мою возьмешь,
Я буду рад, то ею обладаешь:
Но больно, если сам себе ты лжешь,
По прихоти взяв то, что отвергаешь.
Прелестный вор! Прощаю я тебя,
Хоть ты украл все, что имел я, бедный.
Мы больше сокрушаемся, терпя
Зло от любви, чем от вражды победной.
О неги власть, где зло глядит добром,
Убей меня - не будешь ты врагом!
Твои грешки, исчадия свободы,
Когда далек я сердцу и очам,
Увы, понятны в молодые годы:
Соблазн идет за ними по пятам.
Приветлив ты, а стало быть доступен;
Хорош собой - так стоишь быть пленен.
В глазах людей сын женщины преступен,
Пока в влюбленную он не влюблен.
Но все ж ты мог бы пощадить меня
И укротить красу и юный пыл,
Что, опьянив, свели тебя туда,
Где разом ты две клятвы преступил:
Ее - своей красой ее пленя,
Свою - жестоко обманув меня.
Что ты ее имел - не в том беда!
Хотя, скажу, ее любил я нежно.
И то, что ты ей сердцем отдался,
Тревожит скорбно сон мой безмятежный.
Изменники! Я так вас извиняю:
Ее любил ты, зная, что она
Моя: она ж тебя, мне изменяя,
В любовники взяла из-за меня.
Лишась тебя, я милой угождаю, -
Ее утратив, радую тебя:
Вы прибыли, я ж убыли считаю
И крест несу, что дали вы, любя.
Но счастье в том, что мы одно с тобою,
А значит, я один любим одною!
Я вижу лучше, закрывая очи:
В теченье дня их пошлости слепят.
Когда же сплю, во сне, средь мрака ночи,
В тьму на тебя, блестя, они глядят.
И ты тогда, чья тени тень сияет,
Как можешь быть сравнен с сияньем дня,
Когда твой свет светлее дня блистает,
И тень слепит закрытые глаза?
Как дать очам мне счастье лицезренья
Твоей сияющей услады днем,
Когда во тьме лишь тени отраженье
Сквозь сон блистает в сумраке ночном?
Мне день - что ночь, когда ты не со мной,
А ночь мне день: ведь я во сне с тобой!
Когда бы в мысль вдруг обратилась плоть,
То не было б обиды расстоянья,
И я бы мог пространство побороть,
Лететь к тебе по прихоти мечтанья.
Не все ль равно, где б ни был я тогда,
Хотя б в пределах самых дальних мира?
Для мысли что вершины гор, вода?
Везде ей путь до своего кумира.
Но горе! Я не мысль; преодолеть
Мне не дано земной и водной дали,
И вдалеке осталось лишь скорбеть
И гнать досуг в безвыходной печали...
Стихии грузные земли и моря
Источник вечный слез людского горя.
Другие обе - воздуха, огня -
Всегда с тобою, где бы ни был я:
Одна как мысль, другая как желанье
В движении не знают расстоянья.
Когда две эти легкие стихии
Летят к тебе посланцами любви,
Меня мертвят две грузные другие
И будят вопль в измученной груди,
Пока покоя мне не возвратят
Два быстрые посланника мои
И не расскажут, прилетев назад,
Здоров ли ты и как живешь вдали.
Тогда я рад. Но вскоре, вновь тоскуя,
Посланцами к тебе опять их шлю я.
Мои глаза и сердце в вечном споре,
Как разделить права на облик твой.
Одни твердят - твой лик в любовном взоре,
А сердце отвечает - нет, он мой!
Он в сердце, в сердце пламенном сокрыт, -
В ларце закрытом, недоступном оку. -
Глаза же говорят - твой светлый вид
В них, в них одних запечатлен глубоко.
Чтоб разрешить по правде это дело,
Призвал я ум, как двух истцов звено.
Все обсудив и все обдумав зрело,
По совести так было решено:
Моим глазам твой лик был присужден,
А сердцу то, чем ум обворожен.
Мой взор и сердце прекратили спор,
Решив войти друг с другом в соглашенье:
Когда мои глаза твой жаждут взор,
Иль сердце ищет страсти утоленье,
Мои глаза рисуют облик твой
И просят сердце разделить их радость, -
В другой же раз у сердца пир горой,
И взор с ним грез любовных делит сладость.
Так, то любя, а то воображая,
Хотя вдали, но все же ты со мной.
И помыслы, тебя сопровождая,
А с ними я, всегда везде с тобой.
Когда же спят они, то в мраке ночи
Твой образ будит сердце вновь и очи.
Как бережно, пускаясь в дальний путь,
Я спрятал вещи в лари под замками,
Чтоб, возвратясь, найти их мог, ничуть
Не тронутых преступными руками.
Но ты, кто в мире мне всего ценней, -
Сокровище мое, отрада взору, -
По ком тоскую день и ночь сильней,
Тебя оставил я доступным вору,
Не запер на замок, но спрятал там,
Где хоть и нет тебя, но где очам
Души моей ты зрим - в моей груди, -
Всегда свободный выйти и прийти...
Но даже там не верю я затворам.
Чтоб взять тебя, и честный станет вором.
Готовясь к дню - неужли он придет? -
Когда и ты осудишь мой порок,
И, завершив любви минувшей счет,
Всему, что было, подведешь итог;
Готовясь к дню, когда пройдешь ты мимо,
В привет мне бросив равнодушный взгляд,
Кляня все то, что было так любимо, -
Когда любовь расчеты заменят, -
Я скроюсь здесь. Готовясь к дню тому,
В сознаньи гордом собственных заслуг,
Сам на себя я руку подниму,
Чтобы всегда, во всем был прав мой друг.
Меня покинуть вправе ты, я знаю,
Раз на любовь я прав не предъявляю.
Как тяжело брести к концу скитанья,
Где ждет унылый отдых и досуг,
Внушая только вздох да причитанье:
"Как от меня далек мой нежный друг!"
Мой конь от тяжести моей печали
Плетется вял под седоком своим,
Как бы поняв всю безотрадность дали
Меж всадником и другом дорогим.
Напрасно он коня до крови шпорит;
Конь только злится, испуская стон,
Который моему так тяжко вторит,
Что я страдаю более чем он.
Ведь тот же самый стон мне шепчет: "Жди
Лишь скорбь в грядущем. Счастье позади!"
Любовь так может извинить коня,
Когда он медлит, друга покидая:
К чему спешить, от счастья уезжая?
До возвращенья спешка не нужна.
Но как вину коня тогда простить,
Когда стрела покажется мне клячей?
Тогда сам ветер буду шпорить, бить,
Весь окрыленный спешностью горячей.
Коню ли переспорить вожделенье?
Оно, как плод любовного огня,
Заржет громчей коня в своем стремленьи.
Но за любовь любовь простит коня.
Ведь медлил он, с тобой разлуку чуя,
Помчась к тебе, его освобожу я.
Я как богач, чей ключ благословенный
Вскрывает тайное сокровище свое,
Не каждый час, но редко, сокровенно,
Чтоб не тупить блаженства острие.
Всем ведомо: как редкое веселье,
Приходит праздник только раз в году,
И драгоценный камень в ожерелье
Лишь скупо расставляется в ряду.
Так и часы с тобой, как мой тайник
Иль сундуки с одеждою богатой,
Даруют мне благословенный миг,
Раскрыв красы, которыми чреваты.
Блажен же ты, чьи порождают вежды
С тобой восторг, а без тебя - надежды!
Какая сущность твоего сложенья?
Тьмы чуждых образов живут в тебе.
У всех одно лишь тени отраженье,
А ты один вмещаешь все в себе.
Лик Адониса жалко искажает
Собой твои небесные черты, -
Все, что лицо Елены украшает,
В одежде грека воплощаешь ты.
Возьмем весну иль осени дары:
Та - только тень твоих очарований,
А эта - воплощенье доброты.
Ты отражен в красотах всех созданий,
Ты внешностью участвуешь везде,
Но постоянство сердца лишь в тебе.
О, как краса становится нам краше
В убранстве правоты! Красив наряд
У роз, но восхищенье наше
Растет, вдохнув их сладкий аромат.
Шиповник тоже нам глаза ласкает
Не меньше цвета благовонных роз:
Он, сходный с ними, как они блистает
В волшебную пору весенних рос.
Но красота его на миг жива:
Он без ухода, лишний, умирает
Как бы один. А роза, и мертва,
Свой аромат повсюду расточает.
Так будет цвесть твой дух в моих стихах,
Когда твой облик обратится в прах.
Нет! Пышность мрамора гробниц земных
Владык не победит мой мощный стих.
Ты будешь светел в нем, всегда нетленный,
А время смоет камня блеск надменный.
Когда война статуи свергнет в прах,
И не оставит бунт на камне камень,
Ни Марса меч, ни всемогущий пламень
Не тронут память о твоих чертах.
И слава о тебе на век пребудет
Людской вражде и смерти вопреки.
Ты будешь юн, как в ниве васильки,
Доколе всех звук трубный не разбудит.
Пока на Суд не встанешь из могилы,
В моих стихах ты будешь жив, о милый!
Любовь, воспрянь. Пускай не говорят,
Что твой клинок тупее вожделенья,
Которое, тупясь от пресыщенья,
На завтра вновь отточенный булат.
Так будь и ты. И хоть твой взгляд голодный
Насытился и клонится ко сну,
Пусть завтра вновь блеснет. Не дай огню
Груди заснуть в унылости холодной.
Пусть будет отдых твой подобен морю
Средь берегов, где юная чета
В ладье встречает с пламенем во взоре
Возврат любви, увидя берега.
Зови его зимой, когда в морозы
Мы страстно ждем расцвета вешней розы.
Раз я твой раб, готов я должен быть
Во всякий час ждать твоего желанья, -
Не знать досуга, даже не служить,
Пока я не услышал приказанья, -
Не сметь роптать на бесконечный час,
Когда мой властелин покой вкушает, -
Не горевать, услышавши приказ
Расстаться с ним. Когда он уезжает,
Спросить не смею в помыслах ревнивых,
Куда, зачем покинул он меня,
И, хмурый, думаю о тех счастливых,
Которым радость быть с тобой дана.
Любовь глупа, и ей твое желанье -
Чтоб ты ни совершил - вне порицанья.
Тот бог, что обратил меня в раба,
Велел не проверять твои досуги,
Не требовать отчета у тебя
И быть всегда готовым для услуги.
О, дай снести, когда я пред тобой,
Отсутствие преград твоей свободы!
Терпенья дай, смиренного тоской,
Переносить измен твоих невзгоды!
Где хочешь будь. Ты полный властелин
Всех дел твоих и времяпровожденья.
Себя ты можешь миловать один,
Свершая над собою преступленье.
Хоть ожиданье ад, - я должен ждать
И что бы ты ни сделал - не роптать.
Что есть, уж было, может быть, не раз.
И вот, минувшее изображая,
Наш бедный ум обманывает нас,
Известное когда-то вновь рождая.
О, если б мог я, заглянув в сказанья
Пяти веков, увидеть облик твой
В одной из древних книг, где начертанья
Впервые закрепили дух живой!
О, если б знать, что б древние решили,
Увидя чудеса твоих красот,
Кто ближе к совершенству - мы, они ли, -
Иль мир свершает тот же оборот?
О, я уверен, ум веков былых
Ценил черты, куда бледней твоих!
Как волны вечно к берегу несутся,
Спешат минуты наши к их концу.
Одна другую догоняя бьются,
Давая место новому бойцу.
Рождение, увидев свет, ползет
Ко зрелости, но чуть она настала,
Борьбе с затменьем настает черед,
И время рушит то, что созидало:
Пронзает цвет, блистающий красою,
Уродует морщинами чело,
Жрет лучшее, что на земле взросло
И злобно губит под своей косою.
Но стих мой, знай, природе вопреки
Спасет твой лик от губящей руки.
Хотел ли ты, чтоб образ твой мешал
Смежить мне веки средь истомы ночи,
И рой теней дремоту прерывал,
Подобием с тобой дразня мне очи?
Твой дух ли ты мне издалека шлешь
Выслеживать тайком мои деянья,
Чтоб уличить изменчивость и ложь?
Ты ль, в ревности, желаешь испытанья?
О нет! Твоя любовь не так сильна.
Нет, то моя очей смежить не может.
Моя любовь, моя любовь одна
Как страж не спит, терзает и тревожит -
И стражду я, злой думою томим,
Что где-то там ты близок так другим!
Грех самомненья очи мне слепит
И обладает телом и душою,
И этот грех ничто не излечит,
Так глубоко сроднился он со мною.
Мне кажется, нет облика красивей,
Нет лучше стана, выше правоты,
Что нет моей оценки справедливей,
Что все во мне достойно похвалы.
Но чуть возьмусь за зеркало, я вижу,
Как стал я стар, как истощен тоской, -
И самомненье, падая все ниже,
Становится обманчивой мечтой.
То не себя - тебя я обожаю!
В твою весну сентябрь мой облекаю.
Придет пора, когда моя любовь,
Как я теперь, от времени завянет,
Когда часы в тебе иссушат кровь,
Избороздят твое чело и канет
В пучину ночи день твоей весны;
И с нею все твое очарованье,
Без всякого следа воспоминанья,
Потонет в вечной тьме, как тонут сны.
Предвидя грозный миг исчезновенья,
Я отвращу губящую косу,
Избавлю я навек от разрушенья
Коль не тебя, то черт твоих красу,
В моих стихах твой лик изобразив -
В них будешь ты и вечно юн, и жив!
Когда я зрю, как время искажает
И блеск и роскошь отошедших лет,
Как башни в прах паденья низвергает,
Как истребляет вечной бронзы след,
Как океан голодный пожирает
Приливом стран цветущих берега
Иль вдруг выводит из-под волн луга,
Что здесь творит, там властно разрушает;
Когда я зрю судьбины государств,
Блеск их расцвета, ужас распаденья,
То понимаю, видя гибель царств,
Что и твое настанет разрушенье...
Мне эта мысль как смерть. И лишь печаль
Жива о том, что потерять так жаль.
Раз бронзе, камню, землям, океану
Предел кончины предназначил рок,
Как отразит свирепство урагана
Красы весенней девственный цветок?
Как устоит медовое дыханье
Напору вихря мчащихся времен,
Когда гранит скалы не защищен,
Ни сталь оград от времени метанья?
О страшный помысел! Где? Кто, увы! -
Кто перл времен от времени спасет?
Кто запретит гниенье красоты?
Кто гибель прекратит? - Никто! Покуда
Великое не совершится чудо
И из чернил любовь не зацветет.
Томимый этим, к смерти я взываю;
Раз что живут заслуги в нищете,
Ничтожество ж - в веселье утопая,
Раз верность изменяет правоте,
Раз почести бесстыдство награждают,
Раз девственность вгоняется в разврат,
Раз совершенство злобно унижают,
Раз мощь хромые силы тормозят,
Раз произвол глумится над искусством,
Раз глупость знанья принимает вид,
Раз здравый смысл считается безумством,
Раз что добро в плену, а зло царит -
Я, утомленный, жаждал бы уйти,
Когда б тебя с собой мог унести!
Зачем он должен средь заразы жить,
Присутствием уродство украшая?
Затем ли, чтоб защитой зла служить,
Красой своей невзрачность прикрывая?
Иль чтоб могла подделка передать
Его лица пленительную живость?
Но что бескровью лживых роз искать,
Коль роз живых сияет в нем правдивость?
Зачем живет он в дни, когда бедна,
Как нищая, красой природа стала?
- Затем, что в нем лишь вся ее казна
И без него платить ей силы б не хватало.
Да, в нем одном краса былая вновь
Сияет нам и радует любовь.
Его ланиты - образец былого,
Где, как цветок, взрастала красота,
Где лживый цвет поддельного лица
Не смел еще касаться до живого;
Где золотых кудрей с главы почивших
Никто не смел у гроба отнимать,
Чтоб снова жить и снова украшать
Живущего красой кудрей отживших.
Лишь в нем видна былая простота,
Вся без прикрас, правдива и чиста,
Не знавшая весны с чужой травою, -
Ни грабежа, чтоб вновь стать молодою.
Как в образце природы в нем видна
Глазам поддельной - прежних дней краса.
Все, что в тебе извне доступно взгляду,
Ни для кого не может лучше быть:
Твой светлый лик вселяет всем усладу,
Враги - и те должны его хвалить.
Так внешности дарует внешность цену.
Но те же, что склоняются пред ней,
Другое говорят, хвале на смену,
Направив взоры глубже в суть вещей.
Достоинства души твоей познав,
Ей воздают лишь по ее деяньям.
Их мысль тогда, в разладе с любованьем,
Поражена зловоньем сорных трав.
Но почему твой дух не отвечает
Красе? Разгадка в том, что он мельчает.
То не беда, что ты хулы предмет!
Прекрасное рождает осужденье.
Ведь красоты без темных пятен нет.
И в чистом небе ворон реет тенью.
Будь ты хорош, и грязный яд злословья
Поднимет лишь тебя в глазах людей.
Ведь червь грызет с особенной любовью
Сладчайший цвет. Ты ж - цвет весенних дней!
Ты пережил соблазны юных лет
Нетронутым иль свергнув нападенье,
Но этим злейший возбудил навет
И дал ему свое утроить рвенье.
Когда бы он тебя не искажал,
Мильон сердец к твоим ногам бы пал.
Когда умру, оплакивай меня
Не долее, чем перезвон печальный,
Что возвестит отход из мира зла
На пир червей, под камень погребальный.
При чтеньи этих строк не вспоминай
Руки моей, писавшей их когда-то.
Я так люблю тебя! Мне лучше, знай,
Забытым быть тобою без возврата,
Чем отуманить облик твой слезой.
Задумавшись над строфами моими,
Не поминай, печальный, мое имя,
Любовь твоя пускай умрет со мной,
Чтоб злобный мир, твою печаль почуя,
Не осмеял бы нас, когда умру я.
Из страха, чтоб тебя не раздражали
Вопросами, какою из заслуг
Я удостоился твоей печали,
Когда умру, - забудь меня, мой друг!
Нет у меня заслуг, а ты невольно
Выдумывать начнешь их или лгать
И скажешь более, чем добровольно
Скупая правда может мне их дать.
Пусть, чтобы ложь любви не загрязнила
И чтобы ты не лгал, меня любя, -
Мое название возьмет могила,
Ни одного из нас не устыдя:
Меня - за скудость дел моих, тебя -
За то что жил, ничтожество любя.
Во мне ты можешь видеть время года,
Когда слетел иль редок желтый лист
На тех ветвях, что треплет непогода,
Там, где весной звучал веселый свист.
Во мне ты видишь сумерки тех дней,
Когда заря на западе блистает,
А ночь за ней - все ближе, все черней -
В подобье смерти мир успокояет.
Во мне ты видишь тление костра
На пепле чувств всего, что было мило,
Достигшее до смертного одра,
Снедаемое тем, чем прежде жило.
И, видя это, любишь ты сильней
Того, чья жизнь - вопрос немногих дней.
Покоен будь. Когда приказ суровый
Бесследно унесет меня долой,
В моих стихах вернусь я к жизни снова,
И в памяти останусь я с тобой.
Читая их, прочтешь, что в лучшей части
Они, мой друг, посвящены тебе.
Земля пойдет к земле. В твоей же власти
Останется все лучшее во мне.
Итак, утратишь ты лишь труп презренный,
Добычу злодеяний и червей,
Не стоящий твоей тоски священной
И не достойный памяти людей.
В нем содержание лишь было ценно,
Оно же здесь пребудет неизменно.
Для дум моих ты то, что пища телу,
Иль благодатный дождик в летний зной.
Я за тебя в разладе сам с собой,
Как с деньгами скупец закоренелый:
То горд, как обладатель, то потом
Боюсь, мой клад похитят годы-воры,
То жажду только быть с тобой вдвоем,
То привлекать на нас с тобой все взоры, -
То на тебя гляжу до пресыщенья,
То изнываю в жажде увидать.
Не знаю я другого наслажденья,
Чем то, которое ты можешь дать.
Так я то сыт, то алчен - день за днем
Бываю нищим или богачом.
Зачем мой стих так беден новизной
И так далек от смелых выражений?
Зачем я с веком не ищу порой
Иных созвучий, свежести сравнений?
Зачем пишу все то же об одном,
Все облекая в прежние одежды,
И в каждом слове выдаю пером,
Кто вдохновитель мой и где надежды?
О, знай, мой друг, ты свет моих стихов;
Ты и любовь - вот все их содержанье.
Я только тщусь из тех же старых слов
Дать чувству вновь иное одеянье.
Ведь солнце каждый день старо и ново.
Так и любовь, твердя все то же слово.
Как вянешь ты, пусть зеркало покажет,
Твои часы - как праздно ты живешь.
В пустых листах твой дух печатью ляжет,
В них поученье ты себе найдешь:
Морщины, отраженные стеклом,
Твердят, что нас могила ожидает,
А ход часов не шепчет ли о том,
Что в вечность время, крадучись, шагает?
Чего не может память сохранить,
Доверь пустым листам, и ты нежданно,
Когда начнут созданья мозга жить,
Познаешь дух, тебе природой данный.
Чем чаще будешь их читать, тем ты
Богаче будешь, а с тобой - листы.
Я так же часто призывал тебя
Быть Музою моих стихотворений,
Как все другие, что несут, как я,
К твоим стопам плоды их вдохновений.
Твой облик, что научит петь немого
И неуча парить за облака,
Дал силы новые искусству слова,
Удвоил мощь и грацию стиха.