– Я... не знаю, смогу ли я жить без тебя так долго, – ответила Ноэль, и у нее задрожал голос.
   Ларри крепко обнял ее и прижал к себе.
   – Ты меня любишь? – спросил он.
   – Больше жизни, – сказала Ноэль просто и искренне.
   Через два часа Ларри уже возвращался в Англию. Он не позволил Ноэль проводить его в аэропорт.
   – Я не люблю прощаний, – объяснил он ей. Ларри протянул ей целую пачку франков. – Купи себе свадебный наряд, принцесса. Увидимся на следующей неделе.
   И он уехал.
   Неделю Ноэль не могла прийти в себя от счастья. Она бродила по тем кварталам Парижа, где они гуляли вместе с Ларри, и часами мечтала об их будущей совместной жизни. И все же дни тянулись крайне медленно, минуты вырастали в долгие часы, и ей казалось, что она сойдет с ума от ожидания.
   Она обошла с десяток магазинов в поисках подвенечного платья и наконец нашла то, что хотела. Она купила красивый свадебный наряд из белой прозрачной жесткой ткани с закрытым прилегающим лифом, длинными рукавами, застежкой из шести перламутровых пуговиц и тремя кринолиновыми нижними юбками. Платье стоило гораздо больше, чем Ноэль предполагала, но она взяла его не раздумывая, потратив не только все деньги, оставленные ей Ларри, но и почти все личные сбережения. Она изо всех сил старалась угодить Ларри, постоянно думала, как бы сделать ему приятное, отыскивая в памяти эпизоды из своего прошлого, которые могли бы его позабавить. Она чувствовала себя школьницей.
   Итак, сгорая от нетерпения, Ноэль ждала пятницы, и, когда долгожданная пятница наконец наступила, встала на заре и два часа потратила на то, чтобы вымыться и получше одеться. Одно за другим она меняла платья, пытаясь определить, какое из них может больше всего понравиться Ларри. Она надела свадебный наряд, но тут же сняла его, подумав, что это дурная примета. Она с ума сходила от волнения.
   В десять часов Ноэль стояла в спальне перед трюмо в полной уверенности, что никогда в жизни она не выглядела такой красивой. Она любовалась своей красотой без всякого тщеславия. Ноэль попросту радовалась, что сможет сделать приятное Ларри. К двенадцати часам дня Ларри все еще не появился, и Ноэль пожалела, что не спросила, в котором часу он приедет. Через каждые десять минут она звонила дежурному администратору гостиницы и спрашивала, не поступало ли для нее каких-нибудь сообщений, и то и дело снимала трубку, чтобы убедиться в исправности телефонного аппарата. К шести часам вечера от Ларри все еще не было никаких вестей. К полуночи он так и не позвонил. Свернувшись калачиком, Ноэль сидела в кресле напротив телефона и ждала звонка, моля Бога, чтобы Ларри все же позвонил. Она заснула и проснулась уже в субботу на рассвете в том же кресле. У нее затекло все тело, и ей было холодно. Платье, которое она так тщательно выбирала, смялось, и на чулке поехала петля.
   Ноэль переоделась, но целый день не выходила из номера. Сидя у открытого окна, девушка пыталась убедить себя, что, если она останется там, Ларри обязательно появится; если же уйдет, то с ним случится что-то страшное. Прошло утро, наступила вторая половина субботнего дня, но никто не приходил. Она была уверена, что с Ларри произошло несчастье. Наверное, его самолет разбился, и теперь он лежит где-нибудь в открытом поле или в госпитале тяжело раненный или убитый. Ноэль лезли в голову всякие кошмары. В субботу она просидела у окна всю ночь, мучаясь неизвестностью и боясь выйти из номера, потому что у нее не было возможности связаться с Ларри.
   В воскресенье к двенадцати часам дня от него так и не поступило никаких вестей, и у Ноэль сдали нервы. Нужно позвонить ему. Но как? Сейчас, когда идет война, очень трудно заказать разговор с Англией. К тому же Ноэль вовсе не была уверена, что Ларри находится именно там. Она знала только, что он летает в составе американской эскадрильи, входящей в английские ВВС. Ноэль сняла трубку и поговорила с телефонисткой.
   – Это невозможно, – получила она твердый ответ.
   Ноэль объяснила, в чем дело, и то ли благодаря ее красноречию, то ли из-за звучавшего в ее голосе безумного отчаяния – она сама не могла сказать почему – через два часа ее соединили с министерством обороны в Лондоне. Там не смогли помочь, но переключили ее на министерство военно-воздушных сил в Уайтхолле, а те связали ее с Управлением боевых действий, где повесили трубку, не дав никакой информации. Ей удалось вновь дозвониться только через четыре часа, но к тому времени она была близка к истерике. В Управлении военно-воздушных операций ей также не смогли ничего сказать о Ларри и предложили вновь обратиться в министерство обороны.
   – Я уже говорила с ними! – закричала Ноэль в трубку истошным голосом. Она начала рыдать, и мужской голос на другом конце провода смущенно произнес по-английски:
   – Успокойтесь, мисс, ведь ничего страшного не случилось. Подождите минуточку.
   Ноэль продолжала держать трубку, но в душе она знала, что все это ни к чему, поскольку Ларри больше нет в живых и она даже никогда не узнает, где и как он погиб. Она уже собиралась повесить трубку, когда вновь услышала тот же голос, который теперь звучал гораздо бодрее:
   – Мисс, вам нужно обратиться в «Орлиную эскадрилью». Там одни янки, и они базируются в Йоркшире. Это в общем-то не положено, но я соединю вас с их аэродромом «Черч Фентон». Местные ребята смогут вам помочь.
   Тут их разъединили.
   Когда Ноэль удалось вновь дозвониться до аэродрома, было уже одиннадцать часов вечера. Послышался прерывающийся голос:
   – Воздушная база «Черч Фентон».
   Слышимость была настолько плохой, что Ноэль едва разбирала, что ей говорят. Казалось, что голос доносится со дна морского. На другом конце провода ее явно не понимали.
   – Говорите, пожалуйста, – сказали ей. К тому моменту нервы у нее совсем сдали, и она едва владела голосом.
   – Позовите, пожалуйста... – Она даже не знала его звания. Лейтенант? Капитан? Майор? – Позовите, пожалуйста, Ларри Дугласа. Его спрашивает невеста.
   – Мисс, я вас не слышу. Пожалуйста, говорите громче!
   Впадая в панику, Ноэль вновь прокричала те же слова. Она была уверена, что человек на другом конце провода старается скрыть от нее, что Ларри нет в живых. Совершенно неожиданно слышимость стала идеальной. Создавалось впечатление, что говорят из соседней комнаты. Четкий голос переспросил ее:
   – Лейтенанта Ларри Дугласа?
   – Да, – ответила Ноэль, с трудом сдерживаясь.
   – Подождите минуточку.
   Ей казалось, что прошла целая вечность, прежде чем тот же голос произнес:
   – Лейтенант Дуглас отпущен в увольнение на субботу и воскресенье. Если у вас что-нибудь срочное, его можно застать в танцевальном зале гостиницы «Савой» на вечеринке у генерала Дэвиса.
   На этом связь прервалась.
* * *
   На следующее утро горничная, собравшаяся навести порядок в номере Ноэль, застала ее на полу почти без чувств. Секунду она смотрела на Ноэль, намереваясь просто убрать помещение и уйти. Однако сделать это не решилась. Почему подобные вещи случаются именно в ее номерах?
   Она подошла к Ноэль и дотронулась до ее лба. У Ноэль явно был жар. Ворча под нос, горничная поплелась в холл и попросила портье послать за управляющим. Через час к гостинице подъехала карета «скорой помощи» и два молодых врача с носилками направились к Ноэль в номер. Ноэль была без сознания. Старший из двух врачей приподнял у нее веко, приставил стетоскоп к ее груди и послушал, как она дышит. Он обнаружил у Ноэль хрипы в легких.
   – Пневмония, – сказал он своему коллеге. – Давай-ка заберем ее отсюда.
   Они положили Ноэль на носилки, и через пять минут карета «скорой помощи» уже везла ее в больницу. Ноэль тут же поместили в кислородную палатку, и только через четыре дня она окончательно пришла в сознание. Ей так не хотелось всплывать на поверхность из мрачно-зеленых глубин забытья. Подсознательно она чувствовала, что произошло что-то ужасное, и изо всех сил заставляла себя ни в коем случае не дать вспомнить, что же это было. Однако постепенно память стала возвращаться к Ноэль, а вместе с ней и то ужасное, от чего она так отстранялась. Внезапно она ясно вспомнила все и осознала причину своих страданий. Ларри Дуглас. Ноэль начала плакать, плач перерос в душераздирающие рыдания, и в конце концов силы покинули ее. Она впала в полузабытье. Ноэль почувствовала, как кто-то осторожно взял ее за руку. Ей почудилось, что вернулся Ларри и что теперь все будет хорошо. Ноэль открыла глаза и увидела перед собой незнакомца в белом халате, который проверял у нее пульс.
   – Ну что ж, с выздоровлением! – радостно сказал он.
   – Где я? – спросила Ноэль.
   – В городской больнице «Отель Дье».
   – Что я здесь делаю?
   – Поправляетесь. У вас было двустороннее воспаление легких. Меня зовут Исраэль Кац.
   Он был молод, и на его волевом и умном лице светились глубоко посаженные карие глаза.
   – Вы мой доктор?
   – Я врач-практикант, – ответил он. – Я привез вас сюда. – Он улыбнулся. – Я рад, что вы справились с болезнью. Мы не были в этом уверены.
   – Давно я здесь?
   – Четыре дня.
   – Не могли бы вы оказать мне услугу? – попросила Ноэль тихим голосом.
   – Попробую.
   – Позвоните в гостиницу «Лафайет» и спросите их... – Она запнулась. – Спросите их, нет ли для меня каких-нибудь сообщений.
   – Вы знаете, я ужасно занят...
   Ноэль со всей силой сжала ему руку.
   – Прошу вас. Это очень важно. Мой жених пытается связаться со мной.
   Он улыбнулся.
   – Я не виню его. Хорошо. Я позабочусь об этом, – пообещал он. – А теперь вам нужно немного поспать.
   – Пока вы не узнаете то, о чем я вас просила, я не смогу заснуть.
   Он ушел, а Ноэль лежала и ждала, когда он вернется. Конечно же, Ларри пытался связаться с ней. Здесь какое-то недоразумение. Он ей все объяснит, и тогда жизнь снова наладится.
   Исраэль Кац вернулся только через два часа. Он подошел к ее кровати и поставил чемодан.
   – Я привез ваши вещи. Я сам съездил в гостиницу, – сказал он.
   Она посмотрела на него, и он заметил, как ей не терпится узнать, что ответили в гостинице.
   – Мне очень жаль, – продолжил он, смущаясь, – но сообщений нет.
   Ноэль долго смотрела на него, затем повернулась лицом к стене. Она хотела заплакать, но у нее не было слез.
   Через два дня Ноэль выписали из больницы. Исраэль Кац пришел попрощаться с ней.
   – Вам есть куда пойти? – спросил он. – Вы работаете?
   Она отрицательно покачала головой.
   – Чем вы занимались?
   – Была манекенщицей.
   – Возможно, я смогу помочь вам.
   Она тут же вспомнила водителя такси и мадам Дели.
   – Мне не нужна помощь, – ответила она.
   Исраэль Кац взял листок бумаги, написал на нем чью-то фамилию и протянул ей.
   – Если вдруг передумаете, зайдите к ней. Моя тетка – хозяйка небольшого дома моды. Я поговорю с ней о вас. У вас есть деньги?
   Ноэль ничего не ответила.
   – Вот, возьмите.
   Он вынул из кармана несколько франков и отдал ей.
   – Простите меня, но у меня больше нет. Врачи-практиканты получают мало.
   – Спасибо, – поблагодарила его Ноэль.
   Она зашла в небольшое кафе и взяла чашку кофе. Сидя за столиком, девушка задумалась о своей жизни, вернее, о том, что от нее осталось. Ноэль знала, что ей нужно выжить, потому что на то была причина. Она сгорала от всепоглощающей ненависти, целиком заполнившей ее душу. Она превратилась в мстительную птицу Феникс, поднявшуюся из пепла чувств, которые убил в ней Ларри Дуглас. Теперь она не успокоится до тех пор, пока не уничтожит его. Ноэль еще не знала, когда и как она сделает это, но ничуть не сомневалась, что в один прекрасный день добьется своего.
   Сейчас ей нужны работа и крыша над головой. Ноэль открыла сумочку и достала оттуда листок бумаги, который дал ей молодой врач. Она прочитала, что там написано, и приняла решение. Во второй половине дня Ноэль отправилась к тетушке Исраэля Каца и получила работу манекенщицы во второразрядном доме моды на улице Бурсо.
   Тетушка Каца оказалась седоватой женщиной средних лет с лицом гарпии и душой ангела. Для всех работающих у нее девушек она была матерью, и они обожали ее. Тетушку звали мадам Роз. Она выдала Ноэль аванс в счет будущей зарплаты и подыскала ей крохотную квартирку недалеко от ателье. Начав распаковывать вещи, Ноэль прежде всего повесила в шкаф свое подвенечное платье. Она поместила его на видном месте, чтобы оно было первым, что она видит, просыпаясь утром, и последним, раздеваясь вечером перед сном.
   Ноэль знала о своей беременности еще до того, как появились ее первые признаки, до того, как она сделала соответствующие анализы, и до того, как у нее прекратились регулы. Она чувствовала, что в ней зарождается новая жизнь. По ночам, лежа в постели и смотря в потолок, Ноэль постоянно думала об этом, и глаза ее светились первобытной, животной радостью.
   Как только у нее выдался свободный день, Ноэль позвонила Исраэлю Кацу, и они договорились позавтракать вместе.
   – Я беременна, – призналась она ему.
   – Откуда вы знаете? Вы уже сделали анализы?
   – Мне не нужны анализы.
   Он укоризненно покачал головой:
   – Ноэль, многие женщины думают, что у них будет ребенок, когда для этого нет никаких оснований. Давно у вас прекратились регулы?
   Ноэль нетерпеливо отмахнулась от его вопроса.
   – Мне нужна ваша помощь.
   Он с недоумением посмотрел на нее.
   – Вы хотите избавиться от ребенка? А с его отцом вы советовались?
   – Его здесь нет.
   – Вы знаете, что аборты запрещены? У меня могут быть крупные неприятности.
   С минуту Ноэль изучала его.
   – Какова ваша цена?
   Его лицо исказилось злобой.
   – Ноэль, вы полагаете, что все продается и покупается?
   – Конечно, – простодушно ответила она. – Все продается и покупается.
   – И к вам это тоже относится?
   – Да, но я стою очень дорого. Так вы мне поможете?
   Он долго колебался.
   – Хорошо. Но сначала нужно сделать кое-какие анализы.
   – Договорились.
   На следующей неделе Исраэль Кац пригласил Ноэль в больничную лабораторию. Когда через два дня поступили результаты анализов, он позвонил ей на работу.
   – Вы были правы, – сообщил он Ноэль. – Вы беременны.
   – Я знаю.
   – Я договорился в нашей больнице, и вам сделают выскабливание. Я заявил им, что ваш муж погиб в результате несчастного случая и поэтому вы не можете позволить себе иметь ребенка. Операция в субботу.
   – Нет, – ответила она.
   – Суббота для вас неудобный день?
   – Я пока не готова к аборту, Исраэль. Я просто хотела убедиться, что могу рассчитывать на вашу помощь.
   Мадам Роз заметила, что Ноэль переменилась, и не только физически, но и духовно. Где-то глубоко в душе у нее появился какой-то свет, даже сияние, и это отражалось на всем ее существе. У Ноэль с лица не сходила загадочная улыбка, которая как бы говорила окружающим: «Смотрите, я ношу в себе замечательную тайну».
   – Вы завели любовника, – сказала ей как-то мадам Роз. – По глазам вижу.
   Ноэль утвердительно кивнула головой:
   – Да, мадам.
   – Это на вас благотворно действует. Держитесь за него.
   – Я постараюсь, – пообещала Ноэль. – Буду держаться за него, пока смогу.
   Через три недели ей позвонил Исраэль Кац.
   – Вы не даете о себе знать, – упрекнул он ее. – Я уж подумал, что вы забыли об этом.
   – Нет, – возразила Ноэль. – Я только об этом и думаю.
   – Как вы себя чувствуете?
   – Прекрасно.
   – Я тут все смотрю на календарь. Думаю, что пора браться за дело.
   – Я еще не готова, – настаивала Ноэль.
   Прошло три недели, и Исраэль Кац снова позвонил ей.
   – Как вы относитесь к тому, чтобы пообедать со мной? – спросил он.
   – Я согласна.
   Они договорились встретиться в дешевом кафе на рю де Ша Ки Пеш. Ноэль стала предлагать пойти в более приличный ресторан, но вспомнила, как Исраэль говорил, что врачи-практиканты мало получают.
   Когда она пришла, он уже ждал ее. Во время обеда они вели отвлеченную беседу, и только после того, как подали кофе, Исраэль заговорил о том, что было у него на уме.
   – Вы по-прежнему намерены сделать аборт? – спросил он.
   Ноэль удивленно посмотрела на него.
   – Конечно.
   – Тогда его нужно делать немедленно. Беременность у вас уже перевалила за два месяца.
   Ноэль отрицательно покачала головой.
   – Нет, Исраэль, пока еще рано.
   – Это ваша первая беременность?
   – Да.
   – Тогда позвольте мне вам кое-что сказать, Ноэль. Если беременность длится менее трех месяцев, аборт обычно сделать легко. Зародыш еще не полностью сформировался, и достаточно простого выскабливания. Однако после трех месяцев беременности, – он сделал паузу, – нужна уже другая операция, и аборт становится опасным. Чем дольше вы ждете, тем опаснее вся эта процедура. Поэтому я хочу, чтобы вы сделали операцию сейчас.
   Ноэль наклонилась к нему.
   – Как выглядит ребенок?
   – Сейчас? – Он пожал плечами. – Просто скопище клеток. Разумеется, в них уже присутствуют ядра, необходимые для окончательного формирования человеческого существа.
   – А после трех месяцев?
   – Зародыш начинает превращаться в человека.
   – Он что-нибудь чувствует?
   – Он реагирует на удары и сильные шумы.
   Она осталась в той же позе и смотрела ему прямо в глаза.
   – А боль он чувствует?
   – Полагаю, что да. Однако он защищен сумкой из водной оболочки. – Исраэль Кац испытывал неприятное возбуждение. – Довольно трудно чем-нибудь причинить ему боль.
   Ноэль опустила глаза и сидела, глядя прямо перед собой, на столик. Она молчала, и вид у нее был задумчивый.
   Исраэль Кац с минуту изучал ее, а затем застенчиво сказал:
   – Ноэль, если вы хотите оставить ребенка и боитесь сделать это только потому, что у ребенка не будет отца... я готов жениться на вас и дать ему свое имя.
   Она удивленно подняла голову:
   – Я ведь уже сказала вам, что не хочу этого ребенка. Мне нужен аборт.
   – Тогда, ради Бога, сделайте его! – закричал Исраэль.
   Он понизил голос, заметив, что другие посетители кафе обращают на него внимание.
   – Если вы и дальше собираетесь тянуть с абортом, ни один врач во Франции не станет возиться с вами. Неужели вы этого не понимаете? Если пропустите срок, можете умереть!
   – Я понимаю, – тихо ответила Ноэль. – Положим, я решила сохранить ребенка. Какую диету вы мне пропишете?
   Совершенно сбитый с толку, он в волнении провел рукой по волосам.
   – Побольше молока и фруктов и постное мясо.
   В тот же вечер по дороге домой на ближайшем рынке Ноэль купила два литра молока и большую коробку фруктов.
   Через десять дней Ноэль зашла в кабинет к мадам Роз, заявила ей, что беременна, и попросила отпуск.
   – На сколько? – спросила мадам Роз, разглядывая фигуру Ноэль.
   – На шесть-семь недель.
   Мадам Роз вздохнула:
   – Ты уверена, что поступаешь правильно?
   – Уверена, – ответила Ноэль.
   – Чем тебе помочь?
   – Ничем.
   – Ну что ж. Возвращайся, как только сможешь. Я попрошу кассира выдать тебе аванс в счет будущей зарплаты.
   – Спасибо, мадам.
* * *
   В течение следующего месяца Ноэль практически не выходила из дома. Разве что в бакалейную лавку за продуктами. Голода она не чувствовала и ела в общем-то мало, однако в огромных количествах пила молоко и набивала желудок фруктами – для ребенка. Ноэль не чувствовала себя одинокой. В ней было дитя, и она постоянно разговаривала с ним. Она интуитивно определила, что это мальчик, точно так же, как сразу догадалась, что беременна. Ноэль назвала его Ларри.
   – Я хочу, чтобы ты вырос большим и сильным, – говорила она, поглощая очередную порцию молока. – Я хочу, чтобы ты был здоровым... здоровым и сильным, когда тебе придется умирать.
   Каждый день она часами лежала на кровати, обдумывая, как же лучше отомстить Ларри и его сыну. Она не признавала своим то, что росло у нее в животе. Это принадлежало ему, и она собиралась убить ненавистное существо. Оно было единственным, что он оставил ей, и она уничтожит его так же, как Ларри уничтожил ее.
   Исраэль Кац ничего не понял в ней! Ее вовсе не интересовал бесформенный зародыш, лишенный ощущений. Она хотела, чтобы Ларрино отродье почувствовало, что его ждет, чтобы оно страдало не меньше, чем она сама. Теперь подвенечное платье висело рядом с ее кроватью, всегда на виду – своеобразное олицетворение зла, вечное напоминание о его предательстве.
   Сначала сын Ларри, а потом и он сам.
   То и дело звонил телефон, но Ноэль не вставала с кровати и как одержимая думала о своем. В конце концов звонки прекратились. Она была уверена, что звонил Исраэль Кац.
   Однажды вечером кто-то начал колотить в дверь. Ноэль продолжала лежать. Однако дубасивший не унимался. Пришлось подняться и открыть.
   На пороге стоял Исраэль Кац, и лицо его выражало глубокое беспокойство.
   – Боже мой, Ноэль, я вам звонил несколько дней подряд. – Он посмотрел на ее живот. – Я подумал, что вы сделали это где-нибудь в другом месте.
   Она отрицательно покачала головой:
   – Нет, вы сделаете это.
   Исраэль уставился на нее.
   – Неужели вы ничего не поняли из того, что я вам говорил? Теперь уже поздно! Никто не станет делать этого.
   Он бросил взгляд на пустые бутылки из-под молока и свежие фрукты на столе, а затем вновь повернулся к Ноэль.
   – Ведь вы же хотите оставить ребенка, – продолжал он. – Почему вы тогда не признаетесь в этом?
   – Скажите мне, Исраэль, какой он сейчас?
   – Кто?
   – Ребенок. Есть у него глаза и уши? Пальцы на руках и ногах? Чувствует ли он боль?
   – Ради Бога, Ноэль, прекратите. Вы говорите, словно... словно...
   Он в отчаянии стал крутить головой.
   – Я вас не понимаю.
   Она мягко улыбнулась:
   – Да, вы меня не понимаете.
   С минуту он молчал, над чем-то раздумывая.
   – Ладно, ради вас я решусь сунуть голову в петлю, но если вы действительно намерены делать аборт, давайте займемся этим немедленно. Среди моих друзей есть врач, который мне кое-чем обязан. Он...
   – Нет.
   Он уставился на нее.
   – Ларри еще не готов, – сказала Ноэль.
* * *
   Через три недели в четыре часа утра Исраэля Каца разбудил разгневанный консьерж. Он барабанил в дверь его комнаты и кричал:
   – Вас к телефону, месье Полуночник! И скажите тому, кто вам звонит, что сейчас глубокая ночь; в это время все порядочные люди спят!
   Исраэль с трудом поднялся с кровати и сонный поплелся в холл, к телефону, теряясь в догадках, что же могло случиться.
   – Исраэль?
   Голос на другом конце провода показался ему незнакомым.
   – Да, я слушаю.
   – Скорее... – говорили каким-то бесплотным шепотом, который звучал как из преисподней.
   – Кто это?
   – Скорее. Приезжайте скорее, Исраэль...
   Было что-то жуткое в этом голосе, что-то сверхъестественное, такое, что мороз драл по коже.
   – Ноэль?
   – Скорее...
   – Ради Бога! – взорвался он. – Я не стану этого делать. Уже слишком поздно. Вы умрете, а я не хочу нести ответственность за вашу смерть. Приезжайте в больницу.
   В ухе у Исраэля раздался щелчок, и он остался с трубкой в руке. Он бросил трубку и вернулся в комнату. У него помутилось в голове. Он знал, что ничем не может ей помочь. Теперь, при сроке беременности в пять с половиной месяцев, ничего нельзя сделать. Ведь он неоднократно предупреждал ее, но она его не послушала. Что ж, пусть пеняет на себя. Он умывает руки.
   Холодея от ужаса, он стал лихорадочно одеваться.
* * *
   Когда Кац вошел в квартиру Ноэль, она лежала на полу в луже крови. От обильного кровотечения у нее мертвенно побледнело лицо, но на нем не отразились те нечеловеческие муки, которые, по всей вероятности, испытывало ее тело. На Ноэль было что-то похожее на подвенечное платье. Исраэль опустился на колени рядом с ней и спросил:
   – Что случилось? Как...
   Он тут же замолк, потому что в глаза ему бросилась окровавленная, искривленная одежная вешалка, валявшаяся у ее ног.
   – Боже мой! – Его вдруг охватил гнев. В то же время он ужасно растерялся, потому что не мог справиться с чувством собственной беспомощности. Кровотечение усилилось, и нельзя было терять ни секунды. – Я вызову «скорую помощь», – сказал он, поднимаясь на ноги.
   Ноэль потянулась, схватила его за руку и с невиданной силой потащила к себе.
   – Ребенок Ларри мертв, – прошептала она, и лицо ее озарилось прекрасной улыбкой.
   В течение пяти часов группа из шести врачей боролась за жизнь Ноэль. В диагнозе ее болезни значились септическое отравление, множественные разрывы матки, заражение крови и шоковое состояние. Все врачи сходились на том, что Ноэль едва ли будет жить. К шести часам вечера кризис миновал, а через два дня Ноэль уже сидела на кровати и могла говорить. Исраэль пришел ее проведать.
   – Все врачи считают, что вы чудом выжили, Ноэль.
   Она отрицательно покачала головой. Ей еще рано умирать. Она нанесла Ларри свой первый удар, но отмщение только начинается. Впереди его ждет месть пострашнее. Гораздо страшнее. Но сначала надо найти его. На это потребуется время, но она отыщет Ларри.


3
Кэтрин


   Чикаго, 1939-1940 годы
   По Европе гуляли ветры войны. Они дули все сильнее и уже долетали до Соединенных Штатов Америки. Правда, по дороге они слабели и достигали американских берегов лишь в виде легких зефиров, но это был верный признак надвигавшейся опасности.
   В Северо-Западном университете все больше молодых людей поступало на службу подготовки офицеров резерва, студенты проводили собрания, на которых требовали, чтобы президент Рузвельт объявил войну Германии, и кое-кто из старшекурсников уходил в армию. Однако большинство по-прежнему безмятежно купались в море самодовольства, и подводные течения, захлестнувшие всю страну, были пока едва заметны.