Шенгальц Игорь. Баллада о Рыцаре. Шагнуть за ворота

   Хек, мужчина лет сорока, крепкий и уверенный в себе, ловко поймал Джека за отворот рубахи и, поставив перед собой, поинтересовался:
   – И куда так спешим, друг мой?
   Джек затараторил, излагая поручение. Хек слушал недолго, тут же посерьезнел и выпустил парня из цепких рук.
   – Лия, Бру, ну-ка сюда! Живо!
   Две перезрелые девицы, над которыми втихомолку смеялась вся деревня, мгновенно вынырнули на свет, застыв, будто изваяния перед очами Хека.
   – Ты, – ткнул он пальцем в ближайшую родственницу. – Проверь комнаты, чтобы чисто было, чтобы ни пылинки, и бегом курей режь и кабанчика! Знаю я этих рыцарей, пожрать любят. А ты беги воду греть! На все три лохани! И проверь, чтобы жуков внутри не попалось!
   Девицы испарились, словно их и не было. Джек даже заморгал глазами, стараясь понять, не привиделось ли ему явление Хековых сестер.
   – Теперь ты, – короткий и мозолистый палец трактирщика ткнулся прямо в нос Джека. – Когда, говоришь, гости будут?
   – На подходе, – повторил он. – С минуты на минуту жди!
   – Тогда брысь отсюда, – Хек сегодня был не в настроении. – И не мешайся под ногами!
   Джек выскочил из корчмы и уселся на толстом бревне напротив. Пропустить триумфальное появление отряда рыцарей в деревне было просто недопустимо!
   Но, спустя пару минут, мысли его приняли несколько иную направленность. Праздник Середины Лета, как он уже успел сообщить сэру Ульфу, начинался как раз сегодня, а планов на этот вечер у Джека было выше головы. И самый главный из них касался некоей особы, что жила буквально в нескольких домах отсюда…
   Джек опрометью сорвался с бревна и уже через минуту смог созерцать крыльцо дома, заняв очень удобную наблюдательную позицию прямо под развесистой кроной яблони, так, что посторонние глаза его заметить не могли, зато он сам видел всех прекрасно. Обитатели, а точнее одна из обитательниц этого дома никак не давала покоя его мыслям и распаляла воображение. Он мог сидеть тут часами, просто сидеть и смотреть, в надежде на то, что Латонья выйдет подышать воздухом и явит миру свое милое, но вечно заспанное лицо.
   Латонья… как сладко звучит это имя, повторять его можно бесконечно. Латонья, Лата – нет никого приятнее в целом свете, лишь она одна, такая красивая и загадочная!
   Джек последние два месяца выстроил в голове целую серию всевозможных планов, основной целью которых было приглашение красавицы зазнобы на сегодняшний вечер в качестве дамы своего сердца. Конечно, он вполне сознавал, что у такой девушки от кавалеров отбоя не было, сам Бут оказывал ей знаки внимания, но Джек, хоть и не вышел пока ни ростом, ни статью, надежды не терял.
   Ему несказанно повезло, не прошло и десяти минут, как дверь распахнулась, и Латонья собственной персоной вышла за порог с небольшим льняным мешочком в руках, полным жареных семечек.
   Джек подался вперед, но подойти совсем близко не решился, наблюдая за пышнотелой красавицей издали. Латонья неспешно дошла до резной лавки, села на нее и методично заработала челюстями, время от времени сплевывая шелуху прямо на землю.
   Джеку показалось, что такую идиллию он мог наблюдать целую вечность, пусть сам он при этом замер в неудобной позе, ну и что! Главное в жизни – это красота! А Латонья являлась совершенством!
   Чистое создание, незамутненная посторонними мыслями, она могла часами вот так сидеть на лавке перед домом, щелкать семечки и смотреть на людей, проходящих мимо. Ей все улыбались, мужчины кланялись и дарили подарки: кто свежее яблоко, кто леденец на палочке. А женщины останавливались поболтать и посплетничать. Латонья не часто утруждала себя ответами, зато слушала не перебивая, являясь, по сути, идеальной собеседницей.
   Надо решиться, твердил про себя Джек. Собраться с силами, подойти к ней и заговорить. Первым делом отвесить изысканный комплимент, потом поболтать о погоде и, наконец, завести беседу о том, что его интересовало больше всего. Но представить себе мысленно, что и как нужно сделать, было существенно проще, чем реализовать это на практике. Его слегка заколотило от неожиданного страха, да так, что зубы явственно застучали друг об дружку. Так жутко ему не было даже полчаса назад, когда Бут с компанией подкараулили его на лугу.
   Латонья тем временем доела последние семечки, сложила мешочек и явственно собралась обратно в дом. Сейчас или никогда!
   Джек на негнущихся ногах шагнул вперед. Латонья встала с лавочки и широко зевнула, показав два ряда крупных, белых зубов. У нее все было крупное, дородное: и тело, с большими грудями, волнительно колыхавшимися при каждом ее шаге, и полные, еще немного румяные от послеобеденного сна щеки, и длинные, белесые ноги, что иногда выглядывали из-под полы сарафана, и толстая русая коса до пояса, сегодня обвитая вокруг головы…
   Джек сглотнул и, приблизившись к ней вплотную, поклонился. Девушка была выше его на полголовы, поэтому парень отступил на шаг назад, чтобы не задирать вверх голову и казаться более представительным. Латонья лениво кивнула в ответ и безразлично отвернулась, даже не пытаясь припомнить, кто этот мальчишка, и тем более не пытаясь поинтересоваться, что ему надо.
   Но Джек решил переть напролом и отсутствие интереса в зазнобе уже не могло его остановить.
   – Латонья, здравствуй!
   Девушка лениво повернулась и смерила Джека странным взглядом, словно удивляясь, как он вообще посмел с ней заговорить.
   – Ну, здравствуй… – протянула она низким, слегка хрипловатым от обилия ежедневно поедаемых семечек голосом.
   – Ты очень красива сегодня, – прерывающимся от волнения голосом сказал он. – Так красива, словно сама царица рек!
   Латонья немного подумала над его словами и слегка нахмурилась.
   – Только лишь сегодня?
   – Нет, что ты! Всегда, но сегодня особенно! Погода хорошая, да? Утки вон летают!
   Такой резкий переход на другую тему дался Латонье с трудом.
   – Хорошая, летают, – наконец кивнула она и опять повернулась к крыльцу, полагая, что разговор окончен. Но Джек придерживался иного мнения.
   – Ты пойдешь вечером на праздник? – с замиранием сердца спросил он и сам удивился, каким тонким и детским казался его голос. Удивился и безмерно расстроился. Голос никак не начинал ломаться, и Джек иногда выдавал такие писки, что иная мышь позавидовала бы.
   – Пойду, – деревенская красавица вновь обернулась к нему, совершенно не понимая, что хочет от нее этот малец.
   – А ты не хочешь пойти туда со мной? – решился задать Джек свой главный вопрос и замер на месте, ожидая царственного приговора.
   – Я? На праздник Середины Лета? С тобой? – переспросила Латонья, словно сомневаясь, правильно ли она расслышала. Джек смог лишь кивнуть в ответ и посмотрел в ее глаза.
   Латонья запрокинула голову вверх и расхохоталась с такой силой, что стайка воробьев, выискивавших в шелухе от семечек хоть что-то ценное, испуганно взвилась в воздух и тревожно закружила вверху.
   – Я-я-я! – повторила девушка, но смеяться никак не могла перестать и из-за этого слова ее многократно растягивались и удлинялись, как если бы она кричала в колодец, а эхо многократно отражало от каменных стен каждый звук. – С то-о-бо-ой! На-а-а пра-а-аздн-и-и-и-к! С то-обо-ой!
   Джек понял, что мечтам его сегодня сбыться не суждено. Он был оскорблен, он был унижен, он был раздавлен. Не обращая больше ни на что вокруг ни малейшего внимания, он вжал голову в плечи и побрел вдоль улицы, сам не зная куда. А вслед ему еще долго раздавался смех девушки его мечты, все повторявшей и повторявшей свои обидные слова:
   – С то-о-обой! Я-я-я!
   Ну почему вот так всегда? За что? Почему он никак не может вырасти? Почему до сих пор остается самым мелким из всех своих сверстников? Уже многие малолетки обогнали его и снисходительно поглядывали на Джека сверху вниз. А он все никак не рос. И даже ежедневные упражнения, о которых он вычитал в древнем трактате и усердно повторял каждое утро, не помогали. А ведь в книге было сказано, что они способствуют росту! Способствуют! Росту! Вранье! Сказки! Никому нельзя верить!
   Жгучие слезы несправедливой обиды выступили из глаз, а к горлу подкатил горький комок. Хотелось завыть во весь голос и убежать далеко, на край света, туда, где его никто не знает…
   – Эй, Джек, погоди меня! Да постой же ты!
   Джек ничего вокруг не воспринимал, продолжая передвигать непослушные ноги, неожиданно ставшие мягкими, как сено.
   – Да погоди, тебе говорю! Ох, бегать тут за тобой, чуть не уморил!
   Чья-то рука схватила его сзади за рукав рубахи и потянула на себя. Джек недоуменно остановился и оглянулся.
   Позади, тяжело дыша от длительного бега, стоял невысокий паренек, даже ниже Джека, с россыпью золотистых веснушек по всей физиономии.
   – А, Брэди, – удивился Джек и постарался незаметно вытереть предательские слезы. – Чего тебе?
   Брэди – соседский паренек, был почти единственным, с кем Джек мог нормально поговорить, не опасаясь насмешек. Он был младше его года на три, но смышленый не по годам. Только с ним Джек делился тем, что вычитывал в книгах, только Брэди знал про него все или почти все, и даже в планы относительно Латоньи он был посвящен, хотя и отнесся к ним крайне скептически.
   – Ты чего, ревел, что ли? – угадал Брэди.
   – Пыль в глаза попала, – попытался соврать Джек, но его приятеля было не так легко провести.
   – Поговорил-таки с ней?
   – Поговорил, – кивнул Джек. Что уж скрывать правду, тем более от друга…
   Брэди не спросил, как прошел разговор. Лишь глянув на покрасневшие глаза товарища, он сразу обо всем догадался. Сочувствовать в такой ситуации было глупо, поэтому он заговорил о другом, ради чего, собственно, и искал Джека по всей деревне.
   – Слышал новость? Рыцари приехали! Целый отряд, да еще карета с ними, а в карете, говорят, три девицы! А еще тебя отец искал!
   Джек встрепенулся. Рыцари уже успели отойти в его мыслях на задний план, но теперь, когда с любовью покончено раз и навсегда, грозный образ сэра Ульфа вновь воскрес перед глазами, а слезы высохли, словно их и не было. Брэди, с удовольствием наблюдая за сменой настроения приятеля, довольно кивнул.
   – Про рыцарей знаю, – важно заявил Джек. – Я даже говорил с одним из них! – и, увидев широко распахнувшиеся от удивления глаза друга, приободрился. Чувство собственного достоинства, так сильно пошатнувшееся благодаря коварной красавице, быстро восстанавливалось.
   – Ты говорил с рыцарем? Когда ты успел? Они ведь только полчаса, как въехали в деревню!
   – Успел вот… – таинственно протянул Джек. – Я сегодня многое успел…
   – Ну, не хочешь и не говори, – обиделся Брэди.
   Джек тут же раскаялся в своем мелочном поведении и торопливо объяснил:
   – Я с утра в лес бегал, а когда возвращался обратно, наткнулся на Бута. Мы подрались!
   – Вы подрались? – поразился Брэди. – Ты хочешь сказать, что не тебя побили, а вы именно подрались?
   – Ага, – хорошее настроение вернулось, стоило лишь вспомнить, как завыл Бут после того удара. – Я ему врезал хорошенько! Честно сказать, еще минута, и меня бы прибили на месте, но тут этот рыцарь, сэр Ульф, подкрался незаметно и напугал Бута! Ты бы видел, как он чесал до деревни, как от стаи волков спасался!
   Брэди слушал рассказ с таким видом, будто Джек повествовал о Легендарной битве при Сельме, а не о рядовой (ну, пусть не совсем рядовой, но все же…) драке с нахальным сыном старосты. Но, выслушав друга до конца, он лишь нахмурился и посоветовал:
   – Теперь понятно, почему он такой злой ходит и грозится тебя поймать! Ты осторожнее, как бы беды не вышло…
   Джек легкомысленно отмахнулся от его слов и спросил о другом:
   – А чего отец хотел?
   – А я знаю? Он сказал мне, если увижу тебя, чтоб передал – живо домой!
   – Так и сказал – «живо»? Интересно…
   Для отца подобное было несвойственно. Он любил Джека, как мог, но больше всего он любил свою маленькую мастерскую. Отец всеми силами пытался привить Джеку свою страсть к пошиву вещей, но так ничего и не добился. Джека гораздо больше интересовали книги с красивыми, цветными гравюрами, рассказывающие о великих сражениях, о древних королях и рыцарских орденах. А вещи интересовали его, лишь когда в очередных штанах обнаруживалась новая дырка. А потом умерла мать, которую отец просто боготворил. Он осунулся, стал нелюдим и в конце концов плюнул на воспитание своего отпрыска, ограничиваясь лишь наказаниями за самые отчаянные проделки, а сам просиживал в мастерской днями и ночами. Уже много лет, как Джек рос сам по себе, поэтому неудивительно, что столь явный интерес к его персоне со стороны отца был крайне необычен, а значит, стоило полюбопытствовать о причине подобной перемены и явиться домой.
   – Схожу, – решил Джек.
   – Ага, а я буду у корчмы, – предупредил его Брэди. – Ты подходи туда после, там же Сенька служит на конюшне, можно лошадей вблизи понаблюдать! А потом вместе на праздник? Да?
   – Подойду.
   Джек торопливо побежал домой, размышляя по дороге, что же так внезапно понадобилось от него отцу.
   Домик их не выделялся среди прочих деревенских строений ни размерами, ни искусными резными узорами вдоль фасада. Был он самый что ни на есть обычный и простой, с небольшой пристройкой на заднем дворе, в которой отец разместил свою мастерскую. Но туда Джек наведывался редко. После того, как мама умерла, дом пришел в некоторое запустение. Отец бытом не интересовался вовсе, оставив на сына заботы по поддержанию чистоты и порядка, но Джек большую часть времени проводил в окрестных лесах, так что неудивительно, что по углам временами скапливались кучи пыли, а широкий обеденный стол и крепкие лавки давно пора было отскоблить от въевшейся за годы грязи. Стряпать к ним приходила пару раз в неделю тетка по отцовской линии, наготавливая еды ровно столько, чтобы не умереть с голоду. Она была добрая женщина и к Джеку относилось хорошо, но вот готовить не умела совершенно. Все, что она делала, было то недосолено, то пережарено. О тех потрясающих блюдах, что готовила в свое время мать, Джек уже давно вспоминал только во сне.
   Он перемахнул одним прыжком через покосившуюся калитку – так было проще и быстрее, двумя прыжками достиг невысокого крыльца и толкнул незапертую дверь. В доме отца не было, что нисколько его не удивило. Значит, надо посмотреть в мастерской!
   Джек выскочил на улицу и, обогнув дом, подошел к мастерской. Дверь в нее была приоткрыта, и он, недолго думая, зашел внутрь.
   Отец сидел за громадным столом, заваленным самого разнообразного вида материями, кусками кожи и прочими необходимыми для работы вещами, в которых Джек так и не научился разбираться. Дневного света, что пробивался в помещение через два небольших оконца, было достаточно.
   Отца Джека звали Логан, был он среднего роста, но достаточно широк в плечах, слегка лысоват и худощав. Еще не старик, лишь слегка за сорок, он словно утратил искру после смерти жены и выглядел гораздо старше своих лет.
   – Отец, ты меня искал? – спросил Джек, взглядом выискивая, куда бы присесть. Свободного места не было, а сдвигать отцовские выкройки в сторону он бы не рискнул. Так и остался стоять навытяжку, ожидая реакции родителя.
   Тот неспешно отложил в сторону ярко-алый кусок материи, воткнул в мягкую шелковую подушечку иглу и пристально посмотрел на сына.
   – Искал.
   – Ты слышал, отец, рыцари приехали? Я даже поговорил с одним из них!
   Отец тяжело вздохнул, будто эта новость была для него печальна, но давно ожидаема и неминуема.
   – Вот, значит, в чем дело… а я-то думал…
   – Что ты думал, отец?
   – Сядь, сынок, – Логан самолично освободил часть лавки. – У меня к тебе очень важный разговор.
   Джек насторожился и даже испугался. Никогда еще отец не пытался разговаривать с ним в таком тоне, будто с равным.
   Отец снял с шеи небольшой медальон на кожаной веревочке и протянул его Джеку. Тот принял подарок осторожно и разглядывать не спешил. Медальон этот он видел у отца тысячи раз, но никогда прежде тот не снимал его.
   – Можешь открыть, – сказал отец.
   Джек ослушаться не посмел и, нащупав защелку, осторожно приоткрыл створки медальона. Сам медальон был очень простым – железный, безо всяких узоров на внешней стороне, такой можно было недорого купить в городе. Подобные изделия были у многих жителей деревни. В них хранили, например, пряди волос любимых и подобные ценные вещи.
   В этом медальоне лежал лишь кусок тряпицы странного, бурого цвета.
   – Что это? – не понял Джек.
   Отец еще раз вздохнул, взгляд его слегка затуманился, точно он вспомнил о чем-то далеком.
   – Это кровь твоей матери. Сохрани ее!
   – Отец? – Джек недоумевал. Почему здесь кровь мамы? Что все это значит?!
   – Пойдем, выйдем на воздух. – Логан поднялся на ноги и, не глядя на сына, вышел из мастерской. Джек поплелся за ним следом.
   Отец сел прямо на ступеньки, достал из кармана дешевую пеньковую трубку и принялся медленно набивать ее крепким табаком. Курил он редко, только в те моменты, когда был особенно взволнован. Джек устроился рядом и терпеливо ждал.
   Наконец, когда трубка была успешно набита и в воздухе поплыли первые клочья дыма, отец поднял на Джека глаза и начал:
   – Франсиска – твоя мать, моя жена, умела ворожить. Не пугайся так, сын, не надо… Да, она была ведунья, но силой Слова не обладала. Она родилась не в нашем королевстве – этого ты не знал. Поэтому многое, что не дано местным, было дано ей. Ты весь в нее – такой же любознательный и смышленый. Но, если бы о ее способностях узнали – убили бы в тот же миг. Мы смогли сберечь тайну. Ведуньей она была не очень сильной, но хорошо могла чувствовать все, что грозило ей самой или близким ей людям. Тебе, например, или мне… То, что ей предстоит уйти, она почувствовала давно, но мне ничего не говорила почти до самого последнего момента. А ты тогда был еще слишком мал. За день до смерти она ушла куда-то надолго, а когда вернулась, то протянула мне эту тряпицу, смоченную ее кровью, и сказала, чтобы я всегда держал ее при себе. Это часть ее любви к нам, часть ее души. Франсиска отдала много сил, создавая для тебя этот оберег, своих последних сил. Он поможет тебе в двух случаях: когда будет грозить крайняя опасность и когда тебе предстоит что-то значимое, когда ты должен будешь сделать выбор. Тогда медальон, в котором хранится тряпица, нагреется. Таким образом твоя мать предупредит тебя, задумайся в тот момент, крепко задумайся!.. Сегодня медальон раскалился так, что обжег меня. Значит, день настал. Что-то должно свершиться! Что-то такое, что изменит твою жизнь навсегда. Будь готов к переменам, сын. Не страшись их, принимай жизнь во всех проявлениях, но всегда старайся сделать лучше мир вокруг себя. Никогда не уклоняйся от драки, но и не ищи смерти. Будь верным слову и друзьям, но не прощай врага. Ты, по праву рождения, не благородных кровей, но это не значит, что твоя душа неблагородна. Ты станешь таким, каким захочешь себя увидеть. Ты сможешь, сын. Таковы мои напутствия для тебя!
   Джек молча слушал речь отца, ошарашенный, подавленный, непонимающий. О чем он говорит? Какие перемены?
   – Ты можешь мне верить, сын. Медальон не ошибается. Сегодня или завтра ты покинешь наш дом, возможно, навсегда. Возьми этот кошель, тут немного денег. На первое время должно хватить. И помни, что и мать, и я, мы на все готовы ради тебя. Мы тебя очень любим. Я – здесь, в этом мире, а она – уже в другом. Но тем крепче ее любовь! Будь достоин!
   Отец обнял Джека, всмотрелся в его лицо, будто запоминая, и, отвернувшись, тяжелым шагом вернулся в мастерскую, больше не оглядываясь.
   Джек стоял у дверей, держа в руках медальон и небольшой холщовый кошель, в котором что-то негромко позвякивало, и не знал, что ему делать. Мир, еще с утра такой прочный и надежный, вдруг зашатался, заходил ходуном. Покинуть дом! Навсегда! Невозможно! Наверняка отец что-то просто перепутал. Он сказал, что медальон не врет. Но ведь это всего-навсего вещь, мало ли что он нагрелся, и что с того?..
   Нет, Джек никуда уходить не собирался, но отца сейчас не переубедишь. Слишком уж твердый характер был у Логана, и слишком сильно он любил свою жену, полностью доверяя ей во всем. Раз мама когда-то сказала ему слушаться медальона, то у отца никогда не возникло бы ни малейшего сомнения в том, что и она могла ошибаться. А вот Джек хотя тоже безгранично любил свою мать, но так безоглядно медальону не доверял.
   Подумав немного, он пришел к выводу, что завтра, когда будет ясно, что ничего страшного не произошло, отец успокоится и на свежую голову сможет все переосмыслить. А сегодня с ним разговаривать бесполезно, а значит, не нужно терять время, тем более что неподалеку уже были слышны перезвоны музыкальных инструментов и шумный гомон.
   Праздник Середины Лета начался! Надо было спешить, пока еще не пропустил все самое интересное.
   Джек на минутку заскочил в дом и спрятал под подушку кошель и медальон. Нечего с такими ценностями по улице разгуливать! И, выскочив на улицу, со всех ног припустил на главную деревенскую площадь, где обычно собирались сельчане, празднуя или споря, веселясь или ругаясь.
   Площадь посреди деревни была местом всеобщих сходок, а сегодня к вечеру ее замечательно украсили множеством разноцветных лент и ярких цветов, что еще с самого утра насобирали девушки.
   Огромный костер горел в центре площади, потрескивали угли, взлетали в вечерний воздух искры. Веселую мелодию играл местный оркестр, состоящий из пары дударей да одного балалаечника. Девки разбились на кучки и перешептывались между собой, слегка пританцовывая на месте. Парни стояли в сторонке, поглядывая на красавиц и вполголоса обсуждали их прелести. Старики и старухи сидели на специально принесенных лавках, некоторые мужики и бабы уже пустились в пляс, другие же усердно налегали на хмельное – сегодня можно!
   Джек уже много раз присутствовал на празднике Середины Лета, и каждый раз он начинался тихо и мирно, но вот ночью, когда мужики напьются, тогда будут и драки, и попытки соблазнения местных красавиц, и многое другое.
   Джек увидел в сторонке Бута с приятелями, но тот сделал вид, что не заметил парня. Что ж, так даже лучше. Конечно, быть Джеку битым, но, к счастью, не сегодня!
   Увидел Джек и Латонью. Несбывшаяся мечта стояла, окруженная подругами, и неспешно щелкала семечки. Латонья, приметив парня, о чем-то негромко поведала девушкам, и вся компания залилась дружным хохотом, поглядывая на незадачливого кавалера.
   Джек покраснел и отвернулся. Нет счастья в любви!
   – Вот ты где! – Брэди с разбегу подскочил к Джеку и хлопнул его по плечу. – Что к конюшне-то не пришел? Я лошадей смотрел! Там один конь – такая громадина, просто жуть!
   – Некогда было, с отцом разговаривал.
   – Разговоры-то никуда не денутся, а кони ускачут! – авторитетно заявил Брэди. – И рыцарь с ними. Я видел его! Отряд всю харчевню занял, никого внутрь не пускают! И охрану выставили снаружи, чтоб никто ни-ни и не пытался!
   Джек, который все еще обдумывал и разговор с отцом, и неудачу с Латоньей, спросил невпопад:
   – Ты хочешь перемен?
   – Это каких таких перемен? – не понял Брэди. – В город на ярмарку съездить? Конечно, хочу!
   – Да нет, других перемен, чтобы жизнь свою поменять, совсем поменять.
   – Не, – Брэди покачал головой. – Таких перемен не хочу. Мало ли в какую сторону она поменяется. А если в худую, что тогда делать?
   – Не знаю…
   – Вот так-то. Пусть лучше будет, как есть. Ведь как есть уже и так хорошо!
   Джек не мог не признать, что в словах Брэди была доля правды. Но вот одно ему было непонятно, неужели жизнь может поменяться только в худшую сторону? А если, наоборот, в лучшую? Что ж тогда, отказываться от шанса? Довольствоваться тем, что есть – незавидной долей сына бывшего свинопаса?
   – Послушайте меня, жители деревни! – громовой голос с крайне знакомыми интонациями отвлек Джека от размышлений.
   Сэр Ульф, собственной персоной, громадой возвышался рядом с костром, значительно превосходя всех окружавших его людей ростом. Доспехи он так и не снял и в свете костра выглядел очень грозно и внушительно.
   – Рыцарь, рыцарь… – зашептались вокруг. Мгновенно смолкли все звуки. Люди настороженно внимали рыцарю, не зная еще, чего ожидать, хорошего или дурного.
   Джек как раз за минуту до этого подумал, отчего солдаты отряда не присоединились к веселью. Это было очень не похоже на разнузданных, любящих выпить и повеселиться бойцов прочих заезжих рыцарей, на которых он насмотрелся достаточно за свою жизнь.
   – Завтра наш отряд отправляется дальше. Нам нужен проводник, который знал бы местность. В цене сговоримся, не обидим. Кто желает?
   Джек тяжко вздохнул. В проводники он не годился, хотя округу знал прекрасно. Маловат он еще для таких заданий, доверия ему не будет. Проводниками обычно выбирали людей постарше, с опытом.
   Вот и сейчас несколько мужиков выступили вперед, все крепкие, бывалые.
   – Нам нужен только один, – пояснил сэр Ульф. – Вы сами решите меж собой, кто более достойный.
   Мужики посовещались, причем обошлось без драки, и вперед выступил один из них, словно сплетенный из жил мужчина среднего роста и неопределенного возраста по кличке Хорек – один из самых успешных местных охотников. Ему, одному из немногих, было разрешено бить дичь в окрестных лесах самим сэром Граком – властителем этих мест. Видимо, по этой причине он и бродил по лесам большую часть времени, встретить его здесь было редкостью. Вот и сейчас, насколько знал Джек, он только вчера ближе к вечеру вернулся в деревню.