Шеннон Хейл. Дворец из камня

   «Закругляйся, Мири», — велела она себе.
   — Выпускница академии принцесс, — произнес магистр Филипп. — Скажите-ка мне, вы учились чему-нибудь, помимо чтения?
   — О да, мы учили всё.
   — Всё? — Он заморгал, презрительно поджав губы. — Я не знаком с таким предметом. Он относится к естественным наукам или искусству?
   — Э-э, я хотела сказать, что мы также изучали коммерцию, дипломатию, географию, королей и королев, манеры и искусство беседы…
   Кто-то фыркнул, и Мири покраснела. Наверное, настоящим студентам нет дела до манер и искусства беседы.
   — Хорошее начало, — сказал магистр Филипп.
   Начало? Разве есть другие предметы?
   — Само собой разумеется, чтобы стать преподавателем, нужно также постичь основы математики, естествознания, инженерной науки, юриспруденции, музыки и живописи, астрономии, истории, логики, риторики, теологии и этики.
   — Что такое этика? — спросила Мири.
   Если честно, названия других перечисленных предметов она тоже слышала впервые, но сразу их забыла.
   — Этика… — Преподаватель перевел взгляд на картину над камином. — Я заметил, как внимательно вы разглядывали это произведение искусства.
   Мири кивнула. До приезда в Асленд она видела только одну картину и дорожила ею не меньше, чем своими шестью книгами. Но теперь ее картина потеряла всякое значение. Та, что висела здесь, была не только больше по размеру, но и живее, ярче. Изображенная на ней девушка наливала молоко из кувшина и смотрела в окно, за которым царила ночь. И Мири чувствовала все то, что, наверное, чувствовала эта девушка. Что ее дом маленький и надежный, а мир там, за окном, огромный и пугающий, но в то же время зовущий. Как она поступит, эта девушка? Останется дома и будет все так же наливать молоко? Или уйдет?
   — Это одна из сохранившихся работ мастера-живописца Халстейна. Обратите внимание, как свет от свечи падает на щеку девушки, повторяющую форму кувшина и полумесяца. Совершенство.
   — Да, — согласилась Мири.
   — А теперь представьте, что в Замке Королевы начался пожар. Кроме вас, в здании находится только один человек — убийца ребенка, прикованный цепью в темнице. Если спасете убийцу, он не причинит вам зла, но проведет остаток жизни в другой тюрьме, а картина погибнет. Если спасете картину, то погибнет человек. Кого будете спасать — убийцу или картину?
   «Картину, конечно», — сразу подумала Мири. Но, заподозрив, не пропустила ли она чего-то, сказала только:
   — Картина невосполнима…
   — Как и человек, — подхватила девушка по имени Ханна.
   И тут начался спор, такой динамичный, что Мири едва успевала следить, кто и что говорит.
   — Картина вдохновляет, а человек убивает.
   — В отличие от картины человек живое существо, а потому обладает бесконечным потенциалом творить добро…
   — Или зло.
   — Картина дарит нам красоту.
   — Красота бесполезна. Просто подсчитайте, что дороже: картина или работа, которую может сделать человек.
   — Ты только и думаешь, что о звонкой монете. А как же добро и зло?
   — Кто имеет право судить о ценности человеческой жизни?
   — Да и есть ли какой-то предмет ценнее человеческой жизни?
   — Он уничтожил свою жизнь, лишив жизни другого человека.
   — Вот это, госпожа Мири, — изрек наконец магистр Филипп, призвав всех к тишине поднятой рукой, — и называется этикой. Наукой, решающей, что правильно, а что нет.
   — Неразрешимый вопрос, — сказала Ханна.
   — Такой же неразрешимый, как сама жизнь, — возразил Тимон.
   Мири так не думала. Однажды ее пытался убить вор и разбойник. Теперь он был мертв, о чем Мири нисколечко не жалела. А самое главное, картина действительно была прекрасна.
   Остаток утра они занимались математикой, и хотя Мири прилежно писала мелом на своей доске, она то и дело поглядывала на картину. Вопрос этики, казалось, повис в воздухе прямо перед ней, этакая пылинка, которую ладошкой не поймаешь.
   В конце дня Тимон поравнялся с ней на лестнице, когда они покидали здание.
   — Ты поселилась не в Замке Королевы? — поинтересовался он. — Я тоже живу в городе. Можем вместе пройтись.
   — Э-э… за мной приехала карета.
   Мири опустила голову, чтобы закрыть лицо волосами. Только богатые разъезжали в каретах, и Мири почувствовала себя самозванкой.
   — Тебе далеко ехать?
   — Во дворец…
   Он заморгал:
   — Так ты что, придворная?
   — Хм… я служительница принцессы, — ответила она так, словно сама сомневалась.
   — Понятно.
   После секундной заминки Тимон зашагал быстрее, направляясь к мосту.
   Мири смотрела ему вслед, испытывая досаду и угрызения совести. Как она могла надеяться, что разузнает что-нибудь для Кэтар? Нельзя же, в самом деле, подойти к Тимону и сказать: «Отличный денек, мне нравится твоя обувка, и, кстати, не расскажешь ли мне о революции?» С тем же успехом она могла бы завопить на весь город: «Все, кто хочет избавиться от короля, поднимите руки».
   Тут к Мири подошли двое ребятишек. Очень худенькие, босые, одному на вид лет пять, а другому — семь. Костлявыми ручонками они вцепились в ее одежду и захныкали.
   — Пятачок, пожалуйста, будьте добры, — попросил мальчишка.
   Мири знала из книг, что так называют деньги.
   — Я не поняла. Вам нужна монетка?
   — Пятачок мне, пятачок моей сестрице или один на двоих, будьте добры, пятачок на двоих, подайте.
   У Мири не было денег, ни тяжелых золотых, ни легких медных монет, она так им и сказала, но они ее не отпускали. Мири попыталась мягко отцепить руку мальчика, но он только заголосил еще громче.
   — Пятачок, пятачок, будьте добры, — повторяли дети снова и снова, с надеждой глядя на нее.
   Мири строго велела им отпустить ее, даже оттолкнула детей, но они лишь усилили напор, прижав ее к воротам. Их пальцы впились в нее, как ястребиные когти. От их одежды и волос шло нестерпимое зловоние, их молящие голоса немилосердно терзали нервы:
   — Пятачок, пятачок, подайте…
   Откуда ни возьмись, появился Тимон.
   — Держите, — сказал он, сунув каждому по серебряной монетке. — А теперь ступайте.
   Дети зажали монеты в кулачках и кинулись бежать. Вскоре они исчезли в толпе прохожих на мосту.
   Мири сказала, чуть не плача:
   — Я говорила им, что у меня ничего нет, но они мне не верили.
   — Они привыкли, что люди говорят им «нет». Когда не поешь день или два, голод доводит до отчаяния. На этих улицах слишком много бедных и отчаявшихся.
   — Бедных? Но это же столица.
   — И в Асленде есть бедняки, Мири. Разве ты не знала? Они повсюду.
   Кэтар рассказывала, что босоногие часто голодают, но, пока Мири не увидела этих детишек, она не вполне в это верила.
   Потом Мири вспомнила худенькую девочку из неизвестного городка, которую встретила в пути. Вспомнила, как эта девочка смотрела на Мири, когда та ужинала. И как она покусывала палочку. Вспомнила ее худые ножки, босые ступни. У Мири сжалось горло. Ей захотелось вернуться в то мгновение, поздороваться с девочкой, разделить с ней еду.
   — Нет, не знала. Прости, — извинилась она и перед Тимоном, и перед той девочкой. — На гору Эскель почти все припасы привозили с низин — из Асленда и остальной части Данленда. Наверное, поэтому я считала, что здесь полным-полно продуктов.
   — Многие на равнине живут припеваючи, — заметил Тимон. — Но слишком часто дети фермеров голодают, пока благородные господа набивают себе брюхо. Когда наступят перемены…
   Тимон замолчал и огляделся, не подслушивает ли кто.
   — Зря я так сказал… Я не имел в виду… Прости. — И он пошел прочь.
   «Перемены?» Хватит ли у нее смелости спросить? Мири бросилась за ним, но страх будто не давал ей идти, толкал назад, и ей показалось, что прошло не меньше часа, прежде чем она догнала Тимона на мосту.
   — Подожди. Вчера у дворца кое-что произошло.
   Он оглянулся:
   — Ты имеешь в виду покушение на короля?
   Мири подошла ближе и прошептала:
   — Если грядут перемены, я бы хотела знать больше. Я бы хотела помочь.
   У Тимони загорелся взгляд.
   — Ты не шутишь? Но…
   — Я живу во дворце, но я не одна из них. Надеюсь, ты мне поверишь.
   Она ведь пообещала Кэтар. Да и воспоминание о худенькой девочке подстегивало к действию.
   — Я не могу говорить свободно, — сказал он, — но… мы обязательно побеседуем, как только представится возможность. Сейчас много чего происходит.
   И он улыбнулся ей, сверкнув светло-голубыми глазами. Мири невольно улыбнулась в ответ. Сердце ее как-то странно сжалось. Тимон явно был хорошо осведомлен, и Мири впервые подумала, что неизвестные перемены, возможно, окажутся чудесными.

Глава пятая

 
Дай монетку, господин, пятачок на горсть зерна.
Дай монетку на жилье, чтоб укрыться от дождя.
На горячую похлебку, чтоб набить пустой живот,
И на старый шарф из шерсти, чтоб не мерзли нос и рот.
 

   — Чем вы сегодня занимались? — спросила Мири, входя в спальню девушек.
   Она остановилась на пороге, чтобы они взглянули на ее студенческую мантию, если захотят. Никто не захотел.
   — Мы шили, — сказала Бена. Она тоже распустила свою каштановую косу, и волосы рассыпались по спине, доходя до талии. С такой прической она казалась еще выше. — Служительницы принцессы участвуют в подготовке свадьбы, то есть, судя по всему, шьют целыми днями.
   — И прядут пряжу, — добавила Эса.
   — Сколько же ткани нужно для свадьбы? — недоверчиво спросила Герти.
   — А я скучаю по каменоломне, — вздохнула Фрид. Она держала руки поднятыми, а Эса наматывала на них пряжу. — Мне бы постучать молотком.
   Лиана лежала на боку, выставив крутое бедро.
   — Еду нам приносят слуги. Мы даже не моем тарелки. Звание служительницы принцессы не пустой звук. У нас теперь есть положение.
   — Я удивлена, что Бритта не смогла записать больше девушек в твою особую академию, — сказала Бена. — Она же все-таки помолвлена не с кем-нибудь, а с принцем.
   Мири сняла мантию и оглядела комнату, высматривая Кэтар, — ей не терпелось рассказать о разговоре с Тимоном. Кэтар куда-то ушла, зато Инга, их седовласая дуэнья, растянула в улыбке морщинистое лицо. Инга сидела на софе и ничего не делала. Не шила, не пряла. Только смотрела. Король поручил ей присматривать за девушками, этим она и занималась.
   — Уверена, что Эса не отказалась бы от учебы в Замке Королевы, — продолжала Бена. — Да и я тоже, если хочешь знать. Вместо того чтобы шить в этой комнате с утра до…
   — И прясть, — перебила ее Эса.
   — И пробовать блюда, которые подают нам слуги, словно вельможным дамам, — сказала Лиана.
   — Я как вошла, сразу поняла, что здесь чересчур «вельможно», — пробормотала Мири.
   — Что?
   — Ничего, Лиана. — Мири опустилась на пол и подбросила в воздух подушку. — Сегодня я узнала кое-что новое. Сейчас расскажу. Тогда получится, будто вы тоже побывали на занятиях в Замке Королевы.
   — Я хочу послушать, — сказала Эса, поворачиваясь так, чтобы видеть Мири и в то же время использовать руки Фрид вместо шпульки.
   Левая рука Эсы после давнишнего несчастного случая в каменоломне не действовала, висела безжизненно.
   Мири перечислила различные предметы, названные магистром Филиппом. Но когда она добралась до этики и задачи с картиной и заключенным, девушки затеяли такой горячий спор, что в комнату ворвались двое дворцовых гвардейцев.
   — У нас все в порядке, — заверила Мири озадаченных охранников. — Чего не скажешь о том убийце, если только Фрид до него доберется.
   — Он убил ребенка! — Фрид вскочила, размахивая обмотанными пряжей руками. — А ты рассуждаешь о том, чтобы освободить его!
   Эса тронула ее за руку:
   — Это просто выдуманная история.
   У Фрид от гнева горели глаза, раздувались ноздри, она шумно дышала.
   — С чего вдруг? Если бы я рассказывала выдуманную историю, то в ней не было бы ни слова об убийстве ребенка. Я бы рассказала о том, как легко я перекидываю через голову блоки линдера. И это было бы смешно. Все истории должны быть смешными.
   Один из охранников поскреб в бороде:
   — Так что, девушки, у вас все нормально?
   — Можете идти, — сказала Лиана, взмахнув рукой.
   Подали ужин, и Мири попросила у Инги разрешения навестить Бритту и поесть у нее. Инга кивнула, как будто ей было все равно.
   В покоях Бритты стояло несколько гардеробов, раскрашенных так же ярко, как домики у реки, и огромная кровать с матрасом, набитым перьями, и с несколькими одеялами. Самой Бритты не было. Мири опустилась на пол и только принялась за пироги с рыбой и картофелем, как дверь открылась.
   — Мири! — Бритта обхватила Мири за плечи и повалила на ковер. — Я чуть не забыла, что ты здесь, а когда тебя увидела, то снова очень обрадовалась. Ну разве не чудесно? Как прошел твой первый день?
   — Потрясающе! И немного странно. — Она рассказала Бритте о великолепном замке, о старом магистре Филиппе, о Тимоне из Асленда. — У него такие светлые волосы, что кажутся чуть ли не седыми. Он немного старше нас, но временами рассуждает как магистр. Наверное, оттого, что прочел кучу книг. А кстати, не удастся ли тебе устроить туда Эсу? И еще, может быть, Бену? Не хотела просить за Бену — иногда она просто несносна, — но ей вроде бы очень хочется учиться.
   — Прости, не могу. Очень бы хотела, но…
   — Ничего страшного. — Мири вспомнила слова Бены по этому поводу. Разве принцесса не может просто приказать? Мири слабо улыбнулась Бритте, сожалея, что не выглядит увереннее. — Хм… как поживает Стеффан?
   — Хорошо. Во всяком случае, я думаю, что хорошо. Я вижу его только за столом, когда родители за нами наблюдают, или на прогулке в саду под присмотром дуэньи, и… и…
   Бритта прижала руку ко рту и всхлипнула.
   — Бритта! — Мири обняла подругу. — Не печалься. Что такого я сказала?
   — Прости, ничего. Я в порядке. — Бритта утерла слезы кулачками. — Просто столько всего навалилось. Обязанности, тревоги, а тут еще король с королевой глаз с меня не спускают, да и отец сейчас тоже живет при дворе, присматривает за мной. Все только и делают, что смотрят на меня. Кроме Стеффана. Я раньше никогда не бывала в Асленде вместе со Стеффаном. Возможно, он всегда держится отстраненно при родителях. Или… он не чувствует ко мне того, что чувствую я к нему.
   — Не верю. Он тебя обожает. Это было сразу ясно, когда он приехал на гору Эскель.
   — Мне тоже так казалось. Наверное, он передумал. И я не знаю, как понимать это покушение на короля и все перешептывания, пересуды, хмурые взгляды… Впрочем, не обращай внимания. Я просто хочу радоваться, что ты здесь.
   — Я тоже рада, что я здесь, хотя и не совсем понимаю, где именно. Асленд такой огромный.
   — Насчет тебя у меня нет никаких тревог. Знаешь, из тебя бы получилась лучшая принцесса. И король с королевой одобрили бы.
   — Ну да, конечно, — сказала Мири, театрально надув губы. — Их королевские величества спят и видят, как бы заполучить в невестки девушку, способную отличить козу от козла и разбирающуюся в деловом вопросе, каким концом половника зачерпывать суп.
   — Я серьезно.
   Мири покачала головой:
   — Бритта, не глупи. Стеффан выбрал тебя, и говорить тут не о чем.
   «А кроме того, — подумала она, — у меня ведь есть Петер. Разве не так?»
   В тот вечер Мири улеглась спать под ровное дыхание других девушек, плотно задернув занавески вокруг постели, чтобы почитать при свете свечи. Это был первый день, когда Мири не видела Петера. А еще это был первый день ее знакомства с Тимоном.

Осень, шестая неделя

   Дорогая Марда!
   Вот и прошла моя первая неделя в Асленде. Пройдет еще по меньшей мере пять месяцев, прежде чем торговцы отвезут мои письма к тебе вместе с бочонками солонины и мешками с луком. Но я хочу поговорить с тобой сейчас. Жаль, здесь не получится пообщаться на языке горы — слишком большое расстояние.
   Каждый день дворцовая карета отвозит меня в Замок Королевы, где я занимаюсь. Я рада, что есть возможность пользоваться каретой. Я не осмеливаюсь даже нос высунуть на шумную столичную улицу. Ты удивлена, что я дрожу, как ребенок? В Замке Королевы нам столько всего приходится учить, что голова раскалывается. А еще больше предстоит выучить, и это меня немного пугает. Я чувствую себя букашкой, а мир представляется мне голодной птицей, которая смотрит на меня с высоты.
   Вот уже пять дней, как я не вижу Петера, поскольку он свободен только в конце недели. Бритта говорит, что мастерская Гаса расположена довольно близко, можно пешком дойти, но тогда ведь мне придется выйти на улицы Асленда. Те самые, которые пугают меня до дрожи. Ну что, уже смеешься надо мной? Надеюсь, что да.
   Бритту я вижу редко. Она очень занята, готовится стать принцессой. И с другими девушками я тоже вижусь редко, так как занимаюсь весь день. Как у меня получается чувствовать себя одинокой в городе, кишащем людьми? Будь ты здесь, рядом, ты бы ткнула меня локтем в бок и сказала, что у меня отлично выходит изображать из себя старую ворчливую козу.
   Я скучаю по тебе. Скучаю по папе. Не знаю, не совершила ли я ошибку, приехав сюда. Быть может, когда наступит время отправлять это письмо, настроение у меня улучшится. Трудно такое представить. Легче представить, что ты здесь. Легче представить, что дождь — это мед, а камни — хлеб.
   Если ты до сих пор не догадалась, то это письмо от твоей пугливой маленькой сестренки

Мири.

Глава шестая

 
Любимая, я снова здесь, поклонник дерзкий твой.
Просить твоей руки явился в этот час ночной.
Король бандитов, весь увешан золотом цепей,
Я беден без твоей любви. Ответь же мне скорей!
 

   В Асленде почти никто не просыпался с рассветом. Даже у бедняков было вдоволь свечей и керосина. Они могли себе позволить освещать дом после заката и засиживаться подольше по вечерам, так что все окошки в городе мигали золотистыми огоньками. Мири с трепетом взирала на домашний свет от свечей, керосиновых ламп и ярко горящих очагов, не знающих недостатка в дровах. Какая это все-таки роскошь — не спать, когда солнце уже спит, а утром не обращать внимания на рассвет и продолжать видеть сны, пока мир за окном светлеет.
   «Я теперь жительница столицы, — думала Мири. — Утро мне не указ».
   Девушки просыпались медленно, потягивались, как кошки, в своих постелях, освещенных солнцем. Наступил конец недели, и Мири не нужно было спешить к карете.
   В комнату, шаркая, явилась дуэнья Инга.
   — Просыпайтесь, девочки. Их величество король приглашает вас на королевский завтрак.
   Кэтар встрепенулась:
   — Сам король? Когда?
   — Сейчас, — ответила Инга.
   Кое-кто тихо охнул, а через секунду в комнате поднялись визг и суета: девчонки метались в поисках платьев, чулок, туфель, плескали воду из кувшинов на лицо и шею, толкали друг дружку локтями перед зеркалом.
   Инга торопливо провела их по нескольким коридорам, и наконец они очутились на пороге королевского крыла, где охрана потребовала пароль. Инга назвала заветное слово и сделала знак девушкам идти дальше, но ни одна из них не шелохнулась. Стены, пол и даже потолок здесь были облицованы полированным линдером кремового цвета. Мири буквально осязала присутствие камня вокруг, какое-то безмолвное гудение, тончайшую вибрацию, от которой волоски на руках становились дыбом.
   Подошел Гаммонт, главный вельможа, и велел им поторопиться. Но девушки стояли как вкопанные и озирались по сторонам. До сих пор ни одна из них не видела столько обработанного линдера, а Мири так и подмывало узнать, получится ли здесь поговорить на языке горы.
   Жители горы Эскель прибегали к особой речи во время работы в каменоломне, когда глиняные затычки в ушах и оглушительный стук молотков не позволяли общаться обычным образом. В свое время Мири обнаружила, что мысль проникает сквозь линдер и связывается с памятью другого человека, причем в его голове возникают не слова, а такой же образ или похожее воспоминание.
   — Кажется, будто мы внутри горы Эскель, — пробормотала Эса.
   — Я скучаю по дому, — сказала Герти. — Я скучаю даже по тому, как спала рядом с козами.
   Мири вспомнила, как однажды их наставница в ужасе промчалась по деревне, преследуемая особо норовистой козой, — эту картину в свое время наблюдали и другие девушки. Она передала это воспоминание на языке горы, а скорее, пропела мысленно, беззвучно передав его линдеру. Обычно общение в каменоломне сопровождалось лишь туманным видением, но на этот раз воспоминание ворвалось в мозг Мири таким полноцветным и динамичным, что на секунду ей показалось, будто она снова переживает тот миг.
   Девушки резко вдохнули, видимо тоже испытав новое ощущение, а потом дружно расхохотались. Гаммонт обернулся, но так и не понял причину веселья. От этого девушки еще громче рассмеялись. Только жители горы Эскель владели этим языком, хотя к концу первого года своего пребывания в их деревне Бритта, видимо, тоже начала что-то понимать.
   Гаммонт оглядел компанию бесстрастным взором:
   — Сплошная деревенщина. И я еще вынужден кланяться этим козлятницам!
   Девушки нахмурились, одернули платья, пригладили прически. Раньше Мири считала Гаммонта красивым, интересным мужчиной, но теперь она обратила внимание, как он кисло кривит рот, какой у него неприятный голос. Когда девушки засеменили за ним, Мири нюхнула свою косу, чтобы узнать, не пахнет ли от нее козой.
   Они вошли в королевский зал, где за большим столом восседали на стульях с высокими спинками король Бьорн и королева Сабет.
   — Ваши королевские величества, — произнес Гаммонт, — явились служительницы принцессы.
   — Хм? — Король зачерпнул ложкой крема с изюмом и положил на тарелку с ржаным хлебом. — Да, хорошо.
   Королева едва оторвала взгляд от своего чая. У нее были темные волосы и бледное, как пергамент, лицо.
   Выпускницы академии принцесс уселись напротив Бритты, Стеффана и других придворных. Бритта махнула Мири и тут же вновь приняла чопорную позу.
   Еды на столе было столько, что хватило бы на целую деревню. Мири быстро проглотила рыбу под ореховым соусом и овсяную кашу, щедро политую медом. Король и королева не смотрели на девушек. Друг на друга они тоже не смотрели. Никто не разговаривал.
   Тут Мири заметила знакомую каминную полку.
   — Ой! Подарок от горы Эскель! — сказала она. — Петер, юноша, который ее вырезал, будет счастлив услышать, что полку установили над камином. Благодарю вас, ваше величество.
   Кэтар пнула Мири под столом. Должно быть, ей не следовало открывать рот? Но было бы грубостью не отметить любезность короля.
   «Хотя, наверное, меньшей грубостью, чем пинок», — подумала Мири, потирая лодыжку и сердито посматривая на Кэтар.
   Король нахмурился, его борода ощетинилась вокруг рта, и он взмахнул ложкой, призывая Гаммонта. Вельможа наклонился и прошептал Мири:
   — Ты не должна обращаться к его королевскому величеству. Никогда.
   Мири залилась краской стыда. Она заметила, что король закапал себе бороду рыбным бульоном, и впервые задумалась о том, так ли нужен Данленду монарх.
   После завтрака выпускницы академии принцесс сопроводили короля и королеву в часовню на службу, а затем в дворцовый театр. На сцене актерская труппа в нелепо ярких костюмах разыгрывала пьесу о тайных возлюбленных: благородной девушке и предводителе бандитов. Мири сидела с открытым ртом, но ее это не волновало. Более очаровательного зрелища ей еще не приходилось видеть.
   «Ненавижу бандитов», — напомнила себе Мири.
   Но она невольно сочувствовала бандиту из пьесы, который бросал выразительные взгляды и витиевато изъяснялся. Она сжимала руки, переживая за влюбленных и надеясь, что они победят зло.
   Когда наконец благородная девушка и ее исправившийся избранник поженились, Мири едва сдержалась, чтобы не всхлипнуть от радости.
   В первом ряду сидела королевская чета. Королева смотрела в одну точку над сценой. Король храпел.
   По окончании пьесы Бритта отыскала Мири:
   — Мне жаль, что представление оказалось таким церемонным и скучным.
   — Скучным? Оно было таким… таким… — Мири шумно задышала, не находя слов.
   К Бритте подошел высокий темноволосый юноша с решительным подбородком; руки он держал за спиной, лицо его ничего не выражало.
   — Кстати, о церемонности и скуке… — Мири покачала головой. — Только не говори мне, Стеффан, что ты опять пытаешься изобразить каменную колонну.
   — Приятно видеть тебя, Мири, — сказал он, наконец улыбнувшись. — Надеюсь, ты не нашла приключений на свою голову. На этот раз.
   — Мы же в Асленде, — произнесла она высокомерным тоном. — Здесь не бывает приключений, одна только скука.
   Стеффан подтолкнул ее плечом, а она отпихнула его в ответ.
   — Так давайте же устроим себе приключения, хорошо? — предложила Бритта, беря под руки Мири и Эсу. — Я целую неделю ждала, когда нам удастся…
   — Госпожа Бритта! — К ним приблизилась придворная дама в зеленом. — Если ваши служительницы приехали, то нам следует начать примерку приданого.
   — В этом приключении я не готов участвовать, — заявил Стеффан и, попрощавшись кивком, удалился.
   — Приданое? — прошептала Мири.
   Дама двинулась вперед, явно ожидая, что за ней последуют все девушки.