— Терпеть не могу Мири… ведет себя, словно самая умная… — Этот голос принадлежал Бене. — Мне никогда не нравилось, как она бегает за Петером… с каждым днем становится все невыносимее…
— Сегодня ей просто повезло, — сказала Лиана. — Но она не сможет…
— Ей всего четырнадцать, — произнесла Кэтар гораздо громче остальных. — О чем вы волнуетесь?
Бена что-то пробормотала. Кэтар фыркнула:
— Никакого шанса. Победа достанется кому-нибудь из девушек постарше.
— По — моему, Кэтар, ты считаешь, что принцессой должна стать ты, — сказала Бена тонким пронзительным голоском. — Но если…
Тут она снова зашептала, и Мири больше ничего не расслышала.
Мири продолжила свой путь, и девушки, увидев ее, затихли. Лиана неловко улыбалась, Бена сердито смотрела в землю, а Кэтар уставилась на Мири совершенно невозмутимо. Мири ответила таким же прямым взглядом, словно бросая вызов. Она даже дерзко приподняла брови, но в ту же секунду споткнулась о ступеньку крыльца и шлепнулась в снег. Она вскочила и побежала внутрь, а вслед ей летели смешки старших девушек.
В ту ночь Мири лежала без сна, вдыхая темноту. Ее успокаивало сознание того, что она бодрствует, пока другие спят, — как будто она сама предпочла одиночество, как будто ей нравилось быть одной. Огонь в спальне горел недостаточно ярко, его тепло не доходило в дальний конец комнаты, и Мири дрожала на своем тюфяке. Чтобы как-нибудь утешиться, она закрыла глаза и тут же представила, как играют и переливаются складки серебристого платья. Мечты о том, чтобы стать принцессой академии, окутали ее со всех сторон и прогнали холод.
Глава шестая
Зима продолжала наметать сугробы — они почти достигли подоконников — и расползалась морозными узорами по стеклу. Когда облака не давали солнцу растопить иней на окнах, мир снаружи казался Мири размытым серым пятном. Она много времени проводила в четырех стенах и очень давно ни с кем не разговаривала, а потому чувствовала себя несчастной. Все ее тело болело и чесалось, как будто ее плотно обернули шерстью, не давая возможности потянуться.
В следующий раз, когда Олана отпустила девушек погулять, Эса, выходя из класса, обернулась к Мири и поманила ее рукой. Мири вздохнула от радости. Если ее простила Эса, то, наверное, и остальные простят. Решение обходиться без подруг растаяло, как только вспыхнула надежда наладить с ними отношения.
Но сначала одно маленькое дело. Подождав, пока все девушки выйдут из класса, Мири подошла к книжной полке, чтобы вернуть томик сказок. Она стояла на цыпочках, пропихивая книжку на место, когда ее спугнул звук открывшейся двери. Мири подпрыгнула и выронила книгу.
— Что ты делаешь? — спросила Олана.
— Простите, — сказала Мири, поднимая книгу с пола и смахивая с нее пыль. — Я просто…
— Просто роняешь мои книги на пол? Ты что, задумала украсть одну? Разумеется. Я бы разрешила тебе почитать книгу, Мири, но воровства я не потерплю. Немедленно ступай в кладовку.
— Кладовку? — изумилась Мири. — Но я не…
— Ступай, — повторила Олана, подгоняя девочку, как упрямую козу.
Мири знала, о чем идет речь, хотя никогда не видела кладовой. Переступая порог, она оглянулась:
— Надолго?
Вместо ответа Олана закрыла за ней дверь и щелкнула замком.
Внезапно наступившая темнота привела девочку в ужас. Ей еще ни разу не доводилось сидеть в такой тьме. Зимой Марда, отец и Мири спали у кухонного огня, а летом — под звездами. Мири легла на пол и вперилась взглядом под дверь, откуда пробивалась тонкая полоска серого света. Но она разглядела только выступающие каменные плиты. Снаружи доносились веселые крики и визг — это девушки играли в снежки. Теперь Эса решит, что Мири пренебрегла приглашением, что она вовсе не хочет с ней дружить. Мири резко втянула воздух и закашлялась от пыли.
Послышался непонятный звук, и Мири вскочила на ноги. Звук повторился — так коготки постукивают по гладкой поверхности. Мири прижалась к стене. Вот снова. Должно быть, здесь, в темноте, рядом с ней находится какое-то мелкое животное. Скорее всего, простая мышь, но незнание порождает страхи. Глаза Мири успели привыкнуть к темноте, она начала различать какие-то предметы, однако света все равно не хватало.
Шорох прекратился, но Мири продолжала стоять, пока у нее не заныла спина и голова не стала тяжелой. Девочка устала вглядываться в темноту, воображая, будто на нее смотрят чьи-то лица, а по углам мечутся маленькие существа. Скука навеяла сон. В конце концов Мири опять улеглась на пол, подложив руку под голову, и стала следить за щелью под дверью — не появится ли Олана, чтобы освободить ее. Холод камня проник сквозь шерстяную рубашку, по коже побежали мурашки, и Мири задрожала и начала икать. Наконец она уснула, но сон не подарил отдыха.
Мири проснулась от ужасного ощущения, что ее тянут за волосы. Неужели кто-то пытается ее разбудить? Свет, пробивавшийся из-под двери, стал совсем тусклым, а онемение во всем теле означало, что она провела на полу несколько часов.
И тут ее снова дернули за волосы. Что-то запуталось в косе. Она хотела закричать, но страх не давал ей вздохнуть. Она даже боялась подумать, что за существо до нее дотрагивается. Видимо, сильное и большое, явно не мышь.
По щеке мазнул кончик хвоста. Крыса!
Мири беззвучно всхлипнула, вспомнив, как несколько лет назад в деревне от укуса крысы погиб младенец. Она не осмелилась позвать на помощь, чтобы не вспугнуть животное. За волосы больше никто не дергал, и Мири затаилась. «Высвободилась? Ушла?»
В ту же секунду неизвестное существо вновь принялось вырываться, причем сильнее. У самого уха Мири раздался надрывный писк.
Девочка не могла пошевелиться, не могла говорить. Сколько еще ей придется здесь пролежать, прежде чем за ней придут? Путаясь в мыслях, она стала искать хоть какой-то выход, какое-то утешение.
— «Отвес качается, весенний ястреб кружит, гора Эскель с песней дружит», — прошептала она едва слышно.
Это была праздничная песня о весне, об утяжеленном шнуре, что используют при обработке добытого камня, о ястребе, парящем высоко в небе, о том, что работа спорится и мир прекрасен. Напевая, Мири постукивала по каменным плитам линдера подушечками пальцев, словно работала в каменоломне и разговаривала на языке горы с подругой неподалеку.
— Гора Эскель поет-распевает, — прошептала она и начала менять слова: — Но Мири в кладовке плачет-рыдает. Крыса на нее нападает.
Девочка чуть не рассмеялась, но повторившийся писк заставил позабыть о смехе. Боясь теперь даже прошептать хоть слово, она пела мысленно, по-прежнему постукивая пальцами в такт мелодии и умоляя в песне, чтобы о ней вспомнили.
Дверь распахнулась, и в глаза ударил свет свечи.
— Крыса! — Олана подняла трость и ткнула ею в волосы Мири.
— Быстрее, быстрее, — бормотала девочка, зажмурившись.
Она услышала писк, возню, потом крыса убежала, а Мир и вскочила с пола и обняла Олану Она так сильно дрожала, что не удержалась бы на ногах.
— Все в порядке, достаточно, — сказала Олана, отрывая от себя ученицу.
От холода и страха Мири едва слышала наставницу. Она обхватила себя руками, чтобы унять дрожь, сотрясавшую все тело.
— Я просидела взаперти несколько часов, — прохрипела она. — Вы забыли обо мне.
— Да, наверное, — признала Олана, но не извинилась, хотя по морщинке между бровей было видно, что она обеспокоена появлением крысы. — Хорошо, что Герти вспомнила о тебе, а то ведь я не пришла бы до утра. Ладно, иди спать.
Только теперь Мири увидела Герти. Девочка стояла с широко открытыми глазами, уставившись в зияющий дверной проем темной кладовки. Олана забрала у нее свечу и ушла, поэтому Мири и Герти поспешили вернуться в спальню.
— Там была крыса, — испуганно произнесла Герти.
— Да. — Мири по-прежнему дрожала, словно промерзла до костей. — Спасибо, что вспомнила обо мне, Герти. Я бы умерла, если бы провела там еще минуту.
— Вообще-то, странно, что я подумала о тебе, — сказала Герти. — Когда мы вернулись после перерыва, тебя нигде не было. Олана ничего не говорила, а спросить мне было боязно. Потом, готовясь ко сну, я вдруг вспомнила тот ужас, когда меня заперли в кладовой и я слышала какой-то шорох. Я была абсолютно уверена, что ты тоже там заперта, и… не знаю почему, но я была уверена, что там крыса. Это было очень похоже на… Впрочем, неважно.
— На что похоже?
— Наверное, я догадалась, что ты в кладовой, потому что где еще ты могла быть: И. мне показалось, что я слышала крысу, когда сама там сидела, вот так я и поняла. Кстати, думая об этом, я очень ясно представила и тебя, и крысу, как будто мы с тобой разговаривали на языке горы.
У Мири снова по коже пробежали мурашки.
— На языке горы? Но…
— Я знаю, это глупо. Какой язык горы, если мы не в каменоломне. Я просто рада, что не случилось беды. Когда я пошла в спальню к наставнице Олане и попросила ее выпустить тебя из кладовки, она пригрозила мне всяческими наказаниями.
Мири больше ничего не сказала. Во мраке спальни перед нею нарисовались новые возможности.
Глава седьмая
Однажды днем, два или три года назад, Мири и Петер сидели на пастбищном холме. Они были еще совсем юные, и Мири тогда не волновало, что ногти у нее грязные и обломанные или что Петеру скучно ее слушать. Он работал в каменоломне по шесть дней в неделю, и Мири выведывала у него подробности.
— Это тебе не огонь развести или обработать шкуру козы, Мири. Это не похоже ни на одну домашнюю работу. Когда я тружусь в каменоломне, я словно слушаю линдер. И нечего тут ухмыляться. Я не могу лучше объяснить.
— А ты попробуй.
Петер прищурился, рассматривая обломок линдера. Он обтачивал этот камень маленьким ножиком, придавая ему форму козы.
— Когда работа спорится, это все равно что песни, которые мы поем по праздникам: мужчины одним голосом, женщины — другим. Знаешь, как звучит аккорд? Вот это и получается, если работаешь с линдером. Может показаться глупым, но мне представляется, будто линдер всегда поет, и когда я удачно вбиваю клин в щель колотушкой, я словно отвечаю ему песней. Рабочие в каменоломне поют свои песни вслух, чтобы не сбиться с ритма. Но по-настоящему песня звучит внутри.
— Как это — внутри? — спросила Мири. Она заплетала стебли цветков мири в косичку, чтобы не выдавать своего интереса. — Как она звучит?
— Сегодня ей просто повезло, — сказала Лиана. — Но она не сможет…
— Ей всего четырнадцать, — произнесла Кэтар гораздо громче остальных. — О чем вы волнуетесь?
Бена что-то пробормотала. Кэтар фыркнула:
— Никакого шанса. Победа достанется кому-нибудь из девушек постарше.
— По — моему, Кэтар, ты считаешь, что принцессой должна стать ты, — сказала Бена тонким пронзительным голоском. — Но если…
Тут она снова зашептала, и Мири больше ничего не расслышала.
Мири продолжила свой путь, и девушки, увидев ее, затихли. Лиана неловко улыбалась, Бена сердито смотрела в землю, а Кэтар уставилась на Мири совершенно невозмутимо. Мири ответила таким же прямым взглядом, словно бросая вызов. Она даже дерзко приподняла брови, но в ту же секунду споткнулась о ступеньку крыльца и шлепнулась в снег. Она вскочила и побежала внутрь, а вслед ей летели смешки старших девушек.
В ту ночь Мири лежала без сна, вдыхая темноту. Ее успокаивало сознание того, что она бодрствует, пока другие спят, — как будто она сама предпочла одиночество, как будто ей нравилось быть одной. Огонь в спальне горел недостаточно ярко, его тепло не доходило в дальний конец комнаты, и Мири дрожала на своем тюфяке. Чтобы как-нибудь утешиться, она закрыла глаза и тут же представила, как играют и переливаются складки серебристого платья. Мечты о том, чтобы стать принцессой академии, окутали ее со всех сторон и прогнали холод.
Глава шестая
Оскалены зубы, прижаты усы,
Дыханье неровное, ужас о глазах…
Зима продолжала наметать сугробы — они почти достигли подоконников — и расползалась морозными узорами по стеклу. Когда облака не давали солнцу растопить иней на окнах, мир снаружи казался Мири размытым серым пятном. Она много времени проводила в четырех стенах и очень давно ни с кем не разговаривала, а потому чувствовала себя несчастной. Все ее тело болело и чесалось, как будто ее плотно обернули шерстью, не давая возможности потянуться.
В следующий раз, когда Олана отпустила девушек погулять, Эса, выходя из класса, обернулась к Мири и поманила ее рукой. Мири вздохнула от радости. Если ее простила Эса, то, наверное, и остальные простят. Решение обходиться без подруг растаяло, как только вспыхнула надежда наладить с ними отношения.
Но сначала одно маленькое дело. Подождав, пока все девушки выйдут из класса, Мири подошла к книжной полке, чтобы вернуть томик сказок. Она стояла на цыпочках, пропихивая книжку на место, когда ее спугнул звук открывшейся двери. Мири подпрыгнула и выронила книгу.
— Что ты делаешь? — спросила Олана.
— Простите, — сказала Мири, поднимая книгу с пола и смахивая с нее пыль. — Я просто…
— Просто роняешь мои книги на пол? Ты что, задумала украсть одну? Разумеется. Я бы разрешила тебе почитать книгу, Мири, но воровства я не потерплю. Немедленно ступай в кладовку.
— Кладовку? — изумилась Мири. — Но я не…
— Ступай, — повторила Олана, подгоняя девочку, как упрямую козу.
Мири знала, о чем идет речь, хотя никогда не видела кладовой. Переступая порог, она оглянулась:
— Надолго?
Вместо ответа Олана закрыла за ней дверь и щелкнула замком.
Внезапно наступившая темнота привела девочку в ужас. Ей еще ни разу не доводилось сидеть в такой тьме. Зимой Марда, отец и Мири спали у кухонного огня, а летом — под звездами. Мири легла на пол и вперилась взглядом под дверь, откуда пробивалась тонкая полоска серого света. Но она разглядела только выступающие каменные плиты. Снаружи доносились веселые крики и визг — это девушки играли в снежки. Теперь Эса решит, что Мири пренебрегла приглашением, что она вовсе не хочет с ней дружить. Мири резко втянула воздух и закашлялась от пыли.
Послышался непонятный звук, и Мири вскочила на ноги. Звук повторился — так коготки постукивают по гладкой поверхности. Мири прижалась к стене. Вот снова. Должно быть, здесь, в темноте, рядом с ней находится какое-то мелкое животное. Скорее всего, простая мышь, но незнание порождает страхи. Глаза Мири успели привыкнуть к темноте, она начала различать какие-то предметы, однако света все равно не хватало.
Шорох прекратился, но Мири продолжала стоять, пока у нее не заныла спина и голова не стала тяжелой. Девочка устала вглядываться в темноту, воображая, будто на нее смотрят чьи-то лица, а по углам мечутся маленькие существа. Скука навеяла сон. В конце концов Мири опять улеглась на пол, подложив руку под голову, и стала следить за щелью под дверью — не появится ли Олана, чтобы освободить ее. Холод камня проник сквозь шерстяную рубашку, по коже побежали мурашки, и Мири задрожала и начала икать. Наконец она уснула, но сон не подарил отдыха.
Мири проснулась от ужасного ощущения, что ее тянут за волосы. Неужели кто-то пытается ее разбудить? Свет, пробивавшийся из-под двери, стал совсем тусклым, а онемение во всем теле означало, что она провела на полу несколько часов.
И тут ее снова дернули за волосы. Что-то запуталось в косе. Она хотела закричать, но страх не давал ей вздохнуть. Она даже боялась подумать, что за существо до нее дотрагивается. Видимо, сильное и большое, явно не мышь.
По щеке мазнул кончик хвоста. Крыса!
Мири беззвучно всхлипнула, вспомнив, как несколько лет назад в деревне от укуса крысы погиб младенец. Она не осмелилась позвать на помощь, чтобы не вспугнуть животное. За волосы больше никто не дергал, и Мири затаилась. «Высвободилась? Ушла?»
В ту же секунду неизвестное существо вновь принялось вырываться, причем сильнее. У самого уха Мири раздался надрывный писк.
Девочка не могла пошевелиться, не могла говорить. Сколько еще ей придется здесь пролежать, прежде чем за ней придут? Путаясь в мыслях, она стала искать хоть какой-то выход, какое-то утешение.
— «Отвес качается, весенний ястреб кружит, гора Эскель с песней дружит», — прошептала она едва слышно.
Это была праздничная песня о весне, об утяжеленном шнуре, что используют при обработке добытого камня, о ястребе, парящем высоко в небе, о том, что работа спорится и мир прекрасен. Напевая, Мири постукивала по каменным плитам линдера подушечками пальцев, словно работала в каменоломне и разговаривала на языке горы с подругой неподалеку.
— Гора Эскель поет-распевает, — прошептала она и начала менять слова: — Но Мири в кладовке плачет-рыдает. Крыса на нее нападает.
Девочка чуть не рассмеялась, но повторившийся писк заставил позабыть о смехе. Боясь теперь даже прошептать хоть слово, она пела мысленно, по-прежнему постукивая пальцами в такт мелодии и умоляя в песне, чтобы о ней вспомнили.
Дверь распахнулась, и в глаза ударил свет свечи.
— Крыса! — Олана подняла трость и ткнула ею в волосы Мири.
— Быстрее, быстрее, — бормотала девочка, зажмурившись.
Она услышала писк, возню, потом крыса убежала, а Мир и вскочила с пола и обняла Олану Она так сильно дрожала, что не удержалась бы на ногах.
— Все в порядке, достаточно, — сказала Олана, отрывая от себя ученицу.
От холода и страха Мири едва слышала наставницу. Она обхватила себя руками, чтобы унять дрожь, сотрясавшую все тело.
— Я просидела взаперти несколько часов, — прохрипела она. — Вы забыли обо мне.
— Да, наверное, — признала Олана, но не извинилась, хотя по морщинке между бровей было видно, что она обеспокоена появлением крысы. — Хорошо, что Герти вспомнила о тебе, а то ведь я не пришла бы до утра. Ладно, иди спать.
Только теперь Мири увидела Герти. Девочка стояла с широко открытыми глазами, уставившись в зияющий дверной проем темной кладовки. Олана забрала у нее свечу и ушла, поэтому Мири и Герти поспешили вернуться в спальню.
— Там была крыса, — испуганно произнесла Герти.
— Да. — Мири по-прежнему дрожала, словно промерзла до костей. — Спасибо, что вспомнила обо мне, Герти. Я бы умерла, если бы провела там еще минуту.
— Вообще-то, странно, что я подумала о тебе, — сказала Герти. — Когда мы вернулись после перерыва, тебя нигде не было. Олана ничего не говорила, а спросить мне было боязно. Потом, готовясь ко сну, я вдруг вспомнила тот ужас, когда меня заперли в кладовой и я слышала какой-то шорох. Я была абсолютно уверена, что ты тоже там заперта, и… не знаю почему, но я была уверена, что там крыса. Это было очень похоже на… Впрочем, неважно.
— На что похоже?
— Наверное, я догадалась, что ты в кладовой, потому что где еще ты могла быть: И. мне показалось, что я слышала крысу, когда сама там сидела, вот так я и поняла. Кстати, думая об этом, я очень ясно представила и тебя, и крысу, как будто мы с тобой разговаривали на языке горы.
У Мири снова по коже пробежали мурашки.
— На языке горы? Но…
— Я знаю, это глупо. Какой язык горы, если мы не в каменоломне. Я просто рада, что не случилось беды. Когда я пошла в спальню к наставнице Олане и попросила ее выпустить тебя из кладовки, она пригрозила мне всяческими наказаниями.
Мири больше ничего не сказала. Во мраке спальни перед нею нарисовались новые возможности.
Глава седьмая
Для бандита — ломик,
А для крысы — долото.
Для волчицы — колотушка,
А для кошки — молоток.
Однажды днем, два или три года назад, Мири и Петер сидели на пастбищном холме. Они были еще совсем юные, и Мири тогда не волновало, что ногти у нее грязные и обломанные или что Петеру скучно ее слушать. Он работал в каменоломне по шесть дней в неделю, и Мири выведывала у него подробности.
— Это тебе не огонь развести или обработать шкуру козы, Мири. Это не похоже ни на одну домашнюю работу. Когда я тружусь в каменоломне, я словно слушаю линдер. И нечего тут ухмыляться. Я не могу лучше объяснить.
— А ты попробуй.
Петер прищурился, рассматривая обломок линдера. Он обтачивал этот камень маленьким ножиком, придавая ему форму козы.
— Когда работа спорится, это все равно что песни, которые мы поем по праздникам: мужчины одним голосом, женщины — другим. Знаешь, как звучит аккорд? Вот это и получается, если работаешь с линдером. Может показаться глупым, но мне представляется, будто линдер всегда поет, и когда я удачно вбиваю клин в щель колотушкой, я словно отвечаю ему песней. Рабочие в каменоломне поют свои песни вслух, чтобы не сбиться с ритма. Но по-настоящему песня звучит внутри.
— Как это — внутри? — спросила Мири. Она заплетала стебли цветков мири в косичку, чтобы не выдавать своего интереса. — Как она звучит?
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента