Страница:
Фронтовой паек военнослужащих осажденного Ленинграда тоже несколько раз урезывался и был не намного больше, чем у остальных граждан. Недоедали не только рядовые авиаторы, но и руководители, даже командующий ВВС фронта А. А. Новиков, ставший генерал-лейтенантом авиации. А ведь он мог питаться гораздо лучше. Подчиненные ему летчики доставляли с Большой земли многие тонны продовольствия. За рекой Волхов базировалась наша оперативная группа, руководимая его заместителем И. П. Журавлевым. Он тоже мог бы доставить для командующего продукты, поскольку там не было блокады, а следовательно, и не существовало такой острой продовольственной проблемы. Но Александр Александрович категорически отказался от всяких привилегий. Своей честностью он подавал пример подчиненным.
Однажды Александр Александрович Новиков вернулся из поездки по частям очень поздно. Побеседовав со мной по служебным делам, он как бы между прочим спросил, не найдется ли у инженеров каких-либо продуктов, хотя бы сухариков. К сожалению, ни у меня, ни у моих подчиненных ничего съестного не нашлось. Единственно, что я смог предложить командующему для согрева после дороги, это стопку спирта. Но Александр Александрович отклонил мое предложение.
Вспоминается еще один примечательный факт. Старший инженер 2-й смешанной авиадивизии В. Ф. Таранущенко и инженер А. К. Первушин добровольно отказались от половины своего пайка в пользу многодетной семьи инженера П. Пупкова.
Люди не щадили себя на фронте. Верно говорится, что на войне человек познается гораздо быстрее, чем в мирное время. В тяжелых же условиях блокады душевные качества воинов раскрывались как-то сразу и во всей своей полноте. Вспоминая фронтовых друзей, я невольно восхищаюсь их нравственной красотой.
5 ноября 1941 года, в канун 24-й годовщины Великого Октября, немецко-фашистская авиация произвела крупный ночной налет на Ленинград. Одному из бомбардировщиков удалось прорваться к городу. Прожектористы быстро поймали его, а взаимодействовавшие с ними зенитчики открыли по нему сильный огонь. Внезапно они прекратили стрельбу, и тотчас же позади "хейнкеля" появился серебристый "ястребок". Сблизившись с вражеским бомбардировщиком, он рубанул его винтом по хвосту. Оба самолета мгновенно исчезли в ночной мгле.
Вскоре дежурный по штабу ВВС фронта получил сообщение, что протараненный нашим летчиком немецкий Хе-111 упал в Таврический сад, а выбросившиеся на парашютах члены его экипажа взяты в плен. Несколькими минутами позже поступило другое известие: охрана Невского завода имени В. И. Ленина сняла с крыши одного из зданий неизвестного парашютиста, который назвался советским летчиком. Представители штаба ВВС сели в автомашину и поехали выручать задержанного. Героем ночного тарана оказался летчик 26-го истребительного авиационного полка Алексей Севастьянов. Утром его принял генерал-лейтенант авиации А. А. Новиков. В кабинете командующего в это время довелось присутствовать и мне. Алексей Севастьянов был высокого роста, статен и широкоплеч. Когда летчик вошел, командующий невольно улыбнулся и восхищенно воскликнул:
- А вы в самом деле богатырь!
Он по-отечески обнял летчика и добавил:
- Спасибо за подвиг, за верную службу Родине. Потом я съездил с летчиком в Таврический сад и осмотрел сбитый фашистский бомбардировщик.
- Какую акулу удалось свалить! - задумчиво сказал Алексей Севастьянов. Два раза бил по нему с ближней дистанции, и все напрасно. Как заговоренный, гад! В третий раз подошел вплотную. Нажал на гашетку, а пулеметы молчат. Боеприпасы кончились. Как быть? И я решил рубануть его винтом по хвосту...
Помолчав немного, Алексей Севастьянов упавшим голосом заключил:
- Жаль, что "чайку" свою загубил. Жди теперь, когда дадут новый самолет...
Но вскоре мне сообщили, что истребитель И-153, на котором А. Т. Севастьянов совершил ночной таран, не разбился и его можно отремонтировать. Я обещал летчику направить машину на 1-ю рембазу, где работали великолепные мастера.
6 ноября Андрей Александрович Жданов вызвал к себе генерала А. А. Новикова и предупредил, что гитлеровцы могут повторить воздушный налет на Ленинград, чтобы омрачить праздник Великого Октября.
- Да они и не скрывают своих подлых замыслов, даже афишируют их, - хмуро заметил он и кивнул на немецкую листовку, лежавшую на столе.
Новиков взял желтоватую бумажку и пробежал глазами малограмотно срифмованный раешник. Смысл этого сочинения был примерно такой: седьмого они будут нас бомбить, а восьмого явятся хоронить...
- Воздушный налет, видимо, будет более крупный, чем прошлой ночью, сказал А. А. Жданов. - Поэтому вам, летчикам, надо быть начеку, проявить особую бдительность и сорвать замыслы гитлеровцев.
Предположения первого члена Военного совета фронта подтверждали и данные воздушной разведки. На вражеских аэродромах, расположенных поблизости от Ленинграда, значительно прибавилось бомбардировочной авиации. Особенно в Сиверской и Гатчине. Генерал-лейтенант авиации А. А. Новиков, всегда стремившийся вырвать у врага инициативу, бить его не числом, а умением, решил нанести упреждающий массированный удар по аэродромным узлам противника.
Правда, самолетов у нас было все еще маловато, несмотря на то, что в сентябре 1941 года Ставка перебросила на Ленинградский фронт два авиационных полка - 125-й бомбардировочный и 175-й штурмовой.
Бомбардировочным полком командовал коренной ленинградец майор В. А. Сандалов. Он имел за плечами уже пятнадцать лет летной практики и известный боевой опыт. Подчиненные уважали его за справедливость и человечность, хотя он был строг и требователен по отношению к ним.
Командир-коммунист В. А. Сандалов почти всегда сам водил группы на бомбометание. Так случилось и утром 6 ноября 1941 года.
Несмотря на неблагоприятные метеорологические условия, группа Пе-2, ведомая майором В. А. Сандаловым, пробилась к вражескому аэродрому и внезапно, из облаков, обрушила на него бомбовые удары. Благодаря отличным расчетам, произведенным штурманом Михайловым, и слаженным действиям экипажей цель была накрыта со снайперской точностью. На аэродроме один за другим вырастали фонтаны взрывов, вспыхивали и горели вражеские самолеты. Взлетел на воздух и крупный склад боеприпасов.
В тот же день полк майора В. А. Сандалова произвел еще один налет на аэродром Сиверская. На этот раз он взаимодействовал со штурмовиками и истребителями. Потеряв большое количество самолетов, противник 6 ноября не смог произвести массированный налет на Ленинград.
О том, как мы во фронтовой обстановке встречали 24-ю годовщину Великого Октября, правдиво и точно рассказывалось в праздничном номере газеты "Ленинградская правда":
"Мы живем в осажденном городе.
Враг от нас на расстоянии пушечного выстрела. Что означает эта дистанция, мы знаем по разрывам снарядов на улицах. Полями сражений стали места гуляний и отдыха. Где звенели наши праздничные песни, гремят орудия. Окопы вырыты за жилыми домами. Баррикады перерезали улицы. Батареи установлены на окраинах.
Война вошла в город. Бульвары и сады изрыты щелями. Окна первых этажей забраны щитами.
Осада определила наш быт. Он прост и суров. Мы ложимся, готовые встать по звуку сирены. Работаем под грохот канонады. Девушки-вожатые ведут трамвайные поезда под артиллерийским обстрелом. Домохозяйки гасят зажигательные бомбы...
Первый раз за двадцать четыре года мы не выйдем, как всегда, на площадь Урицкого, не пронесем свои знамена по ликующим улицам.
Сожмем руки на оружии, товарищи! Поклянемся родной стране нашей - от Мурмана до Днестра, от Западной Двины до Великого океана - и той ее части, которая стонет под игом мучителей, и той, которая напрягает силы для победы: мы обещаем, что не опозорим чести Ленинграда, славы его не запятнаем слабостью.
Будет холодно - перетерпим!
Будет голодно - туже затянем ремни!
Будет трудно - выдержим!
Выдержим - победим!{6}"
Но в столице нашей Родины Москве традиционный военный парад состоялся. Прямо с Красной площади полки шли в бой. Этот парад, поднял боевой дух не только защитников Москвы, но и воинов других фронтов, в том числе Ленинградского. Он укрепил у всего советского народа веру в нашу победу.
Ноябрь 1941 года явился для ленинградцев одним из самых трудных месяцев. Возобновив наступление, немецко-фашистские войска захватили Тихвин и перерезали железную дорогу, связывающую его с Волховом. Таким образом, подвоз продовольствия на фронтовую перевалочную базу у Ладожского озера удлинился на 400 - 500 километров. Затем развернулись жаркие бои на подступах к станции Войбокало. Базы снабжения пришлось перенести оттуда в Заборье и Подборье.
Ледостав на Ладожском озере, сопровождаемый штурмовыми ветрами и опасной передвижкой льдов, в первых числах ноября полностью приостановил доставку продовольствия в Ленинград водным путем. Теперь все надежды возлагались на наш воздушный мост. Выполняя правительственное задание, экипажи самолетов за период с 14 по 28 ноября 1941 года доставили в Ленинград 1200 тонн высококалорийных продуктов. Но этого оказалось крайне мало. Военный совет фронта вынужден был отдать для обеспечения ленинградцев все сухари из неприкосновенного запаса войск и аварийные запасы муки Балтфлота.
Тем временем по заданию Военного совета проводилась инженерная разведка будущей ледовой трассы через Ладогу. Нужно было хоть немного улучшить снабжение Ленинграда продовольствием. Ведь в октябре - ноябре нормы выдачи хлеба урезывались трижды. По состоянию на 20 ноября 1941 года рабочие горячих цехов получали 375 граммов хлеба, рабочие и ИТР - 250, служащие, иждивенцы и дети до 12 лет - 125 граммов{7}. За это время трижды сокращалась норма выдачи хлеба и в войсках. В тыловых частях и учреждениях она снизилась на 62,5 процента, в войсках, подразделениях, находившихся на передовой, - на 44,4 процента. Вот почему с таким нетерпением ленинградцы ожидали, когда окрепнет лед на Ладоге и будет в состоянии выдерживать груженые автомашины. Ледовая дорога расценивалась как дорога жизни. Впоследствии она и получила такое название.
Дорога Жизни
Во второй половине ноября 1941 года, когда лед еще трещал и прогибался, через Ладожское озеро в Ленинград двинулся первый санно-гужевой обоз с продовольствием. Опытный рейс завершился успешно, и в ночь на 22 ноября на ледовую трассу вышла первая автоколонна, возглавляемая командиром 389-го отдельного автобата капитаном В. А. Порчуновым. Она благополучно доставила в Ленинград десятки тонн драгоценной муки.
Так начала действовать созданная по решению Центрального Комитета партии и Советского правительства ледовая магистраль на Ладоге, названная благодарными ленинградцами Дорогой жизни.
Но в первую блокадную зиму и наши летчики продолжали интенсивно доставлять в Ленинград продовольствие. Запасов муки в городе почти не было, и люди получали хлеб, как говорится, с колес.
Ледовая трасса принесла немалую пользу и авиаторам. Теперь нам в гораздо большем объеме автотранспорт доставлял горюче-смазочные материалы, боеприпасы, запасные части.
Кто бывал на переполненной различными грузами перевалочной базе в районе Войбокало, тот мог воочию убедиться, что осажденному Ленинграду помогали все республики, края и области нашей необъятной Советской Родины, вся страна. Ленинградцы никогда не чувствовали себя одинокими.
Главными героями Ладожской магистрали по праву считались водители автомашин. В тяжелейших условиях они доставляли важные грузы: под бомбежкой и артиллерийским обстрелом, в метель и стужу.
На щитах, установленных по трассе, были написаны лозунги, призывающие водителей совершать, как правило, два рейса в сутки: "Помни! Каждые два рейса обеспечивают хлебом десять тысяч ленинградских жителей!" И шоферы стремились достойно выполнять свой долг.
Ладожская военно-автомобильная дорога непрерывно совершенствовалась и расширялась. Прокладывались новые пути, строились мосты, объезды, закрывались трещины, расчищались торосы, создавались пункты обогрева, технической помощи и санитарно-медицинской службы. А как героически боролись воины-дорожники с часто бушевавшими метелями и сильными снегопадами! Быстро расчищая ледовую трассу, они обеспечивали бесперебойное движение по ней.
На Ладожскую магистраль, учитывая ее огромное значение, Военный совет Ленинградского фронта направил группу лучших политработников. Ее возглавил заместитель начальника политического управления фронта И. В. Шикин, который стал комиссаром этой военно-автомобильной дороги. 700 коммунистов послал туда и Ленинградский горком партии.
Бесперебойная работа Дороги жизни позволила впоследствии несколько раз повышать нормы снабжения населения хлебом. Был нанесен сокрушительный удар по людоедскому плану Гитлера, замыслившего задушить блокированный Ленинград голодом.
Командование ВВС фронта хорошо понимало, что немецко-фашистское командование попытается блокировать Ладожскую ледовую магистраль с воздуха. Для прикрытия ее выделялись лучшие летчики, лучшие инженерно-технические силы и средства.
Бывший комиссар Ладожской военно-автомобильной дороги генерал-полковник И. В. Шикин позже писал: "До сих пор мы, работники фронтового ледового пути, с глубокой благодарностью вспоминаем летчиков дважды Героев Советского Союза П. А. Покрышева и А. Т. Карпова, Героев Советского Союза П. А. Пилютова, П. Т. Харитонова, В. Н. Харитонова, Г. Н. Жидова, В. И. Матвеева и многих других. Они совершили тысячи вылетов для прикрытия Дороги жизни, непрерывно вступали в воздушный бой, сбивали фашистских стервятников, обращали их в бегство"{8}. Ладожскую ледовую магистраль надежно прикрывали с воздуха 39-я истребительная авиадивизия ВВС фронта, 123-й истребительный авиаполк 7-го корпуса ПВО, 5-й и 13-й истребительные авиаполки ВВС Балтфлота.
После небольшой, но довольно тяжелой для нас паузы эвакуированная на восток авиационная промышленность возобновила выпуск военной продукции и начала постепенно набирать темпы. Это сразу почувствовали и мы в блокированном Ленинграде, получая все больше самолетов отечественного производства. Боевой дух авиаторов заметно повысился.
Перевод промышленности на военные рельсы, перебазирование оборонных предприятий на восток убедительно свидетельствовали о титанической деятельности Коммунистической партии, сплотившей многонациональную Советскую страну, доблестную армию и героический тыл в единый боевой лагерь.
В Ленинграде, ставшем в первые же недели войны фронтовым городом, мне самому довелось увидеть, как продуманно, организованно и быстро решалась невероятно сложная проблема переключения промышленности на военное производство. А в каких тяжелых условиях эвакуировалось в тыл оборудование предприятий оборонного значения!
Вместе с заводами, фабриками, научными учреждениями были эвакуированы на восток и многие миллионы рабочих, служащих, членов их семей.
Прошло совсем немного времени, и эвакуированные предприятия начали поставлять фронтам различное оружие, боевую технику, боеприпасы. Когда в газетах появились скупые сообщения о трудовых успехах рабочих тыла, мы, прочитав их, встретили немало знакомых фамилий ленинградских инженеров и мастеров.
Узнали мы и о том, что где-то в "Танкограде" делает могучие танки прославленный ленинградский завод имени С. М. Кирова. Особенно обнадеживала нас перспектива развития авиационной промышленности. Государственный Комитет Обороны передал ей ряд машиностроительных, станкостроительных и электротехнических предприятий. Строились и новые авиазаводы.
По долгу службы мне нередко приходилось бывать на ремонтных базах, созданных в помещениях эвакуированных заводов. Там осталось немало кадровых рабочих этих предприятий. Многие из них получали заманчивые приглашения от своих товарищей, уехавших на восток. Поступали даже официальные запросы директоров.
Понять руководителей эвакуированных заводов было нетрудно. Они испытывали острую нехватку кадров. Ведь часть рабочих ушла на фронт, иные остались в Ленинграде. Это отрицательно сказывалось не только на количестве, но и на качестве выпускаемой продукции.
Нам тоже не хватало квалифицированных специалистов. Одно время первостатейной проблемой стало изготовление поршневых колец. Изнашивались они быстро, а запасов у нас никаких не было. Пришлось обратиться за помощью к одному из ленинградских институтов. И он выручил нас. Его сотрудники нашли довольно удачный состав шихты для отливки болванок. Специалисты ремонтных мастерских вытачивали из этих болванок поршневые кольца повышенного качества. Успешно ремонтировали мы и гильзы цилиндров двигателя, применяя метод хромирования. Словом, делалось все для поддержания высокой готовности авиационной техники.
В конце 1941 года командующий ВВС Ленинградского фронта генерал-лейтенант авиации А. А. Новиков выехал с группой ученых и инженеров на испытание опытной радиолокационной станции. Она была нацелена на Лужский аэродромный узел, откуда взлетали и собирались в группы вражеские бомбардировщики и истребители, совершавшие налеты на Ленинград. И хотя дальность действия локатора была еще мала, мы убедились, что на вооружение нашей авиации поступает перспективное средство обнаружения вражеских самолетов.
Военно-воздушные силы Ленинградского фронта получили новые радиолокационные станции. Часть из них у нас немедленно забрали и отправили в Москву для усиления ПВО. Обижаться на это мы никак не могли, ибо знали, что центр борьбы на советско-германском фронте переместился на московское направление. Даже из-под Ленинграда противник перебросил туда несколько дивизий.
Войска Западного фронта под командованием переведенного от нас генерала армии Г. К. Жукова героически обороняли подступы к столице. С глубоким волнением ленинградцы слушали по радио сводки Совинформбюро и читали короткие газетные информации.
Ленинградский писатель Виссарион Саянов в ноябре 1941 года писал в газете: "Немцы рвутся к Москве и Ленинграду. Они угрожают двум великим столицам. Много недель длится гигантская битва под Ленинградом. Подходит к концу первый месяц боев за Москву. Еще совсем недавно москвичи с волнением и надеждой повторяли названия ленинградских пригородов - мест, где решалась судьба Ленинграда. Теперь в окопах под Ленинградом больше всего волнует бойцов ход подмосковной битвы.
- Как там на можайском направлении? Что на малоярославском? Что происходит под Волоколамском?
Москва и Ленинград - два передовых бойца на главных позициях величайшей битвы в истории.
Бойцы, командиры и политработники рабочих батальонов Москвы писали недавно трудящимся Выборгского района Ленинграда: "Плечом к плечу с вами, миллионами советских патриотов, мы будем сражаться, пока последний гитлеровский бандит, вступивший на нашу родную землю, не найдет здесь себе могилы". Эти слова боевой клятвы повторяются на старых ленинградских заводах. Линия обороны Москвы проходит через наши сердца. Через сотни верст чувствуем мы здесь, в Ленинграде, биение живого сердца столицы.
Не бывать Москве и Ленинграду под пятой немецких захватчиков! На подступах к Москве и Ленинграду немецкая армия истечет кровью"{9}.
И это было сказано не ради красного словца. Почти одновременно Москва и Ленинград нанесли сильнейшие удары по фашистским полчищам. 5 декабря 1941 года под Москвой началось крупнейшее контрнаступление советских войск. Сообщение о нем ленинградцы встретили с ликованием. А 9 декабря у нас была новая радость. Войска 4-й армии, которой командовал генерал К. А. Мерецков, завершили разгром крупной группировки противника и овладели городом Тихвин. Это значительно облегчало положение Ленинграда и сократило пути подвоза к нему грузов.
Продолжали наступать 52-я армия генерал-лейтенанта Н. К. Клыкова и 54-я армия генерал-майора И. И. Федюнинского. И хотя боевые действия авиации сковывала плохая погода, мы использовали каждую возможность для поддержки своих наземных войск.
17 декабря 1941 года произошла реорганизация. Ставка Верховного Главнокомандования приказала 4-ю и 52-ю армии объединить во вновь образованный Волховский фронт, который возглавил генерал армии К. А. Мерецков. В состав этого фронта вошли и многие наши авиачасти, базировавшиеся на Волховском и Тихвинском аэродромах. Командующим ВВС стал полковник И. П. Журавлев.
Разгром немецко-фашистских войск под Москвой, Тихвином и Ростовом-на-Дону, знаменовавший важный поворот в ходе второй мировой войны, неизмеримо поднял авторитет СССР. Под давлением демократических сил правительства США и Англии начали поставлять нам по ленд-лизу боевую технику, вооружение, продовольствие. Правда, делалось это неохотно, хотя помощь оказывалась взаймы, а не бескорыстно. Например, за период с октября по декабрь 1941 года, когда на советско-германском фронте шли ожесточенные бои, когда решалась судьба Москвы и Ленинграда, США и Англия не додали нам по ленд-лизу 450 самолетов.
Союзники по антигитлеровской коалиции поставляли нам в основном устаревшую технику.
"Воздушную кобру", например, мы начали получать лишь в 1943 году, а в сорок первом к нам поступали такие безнадежно устаревшие самолеты, как "харрикейны", "тамагауки" и "киттихауки". Причем чаще всего мы получали их без всякой документации, то есть без инструкций по эксплуатации и боевому применению. Неудовлетворительно снабжали нас союзники и боеприпасами, хотя прекрасно знали, что наши снаряды и патроны не подходят к их пушкам и пулеметам.
Выручили наши вооруженцы во главе с В. Н. Стрепеховым. Они сумели подогнать отечественные боеприпасы к "тамагаукам" и "харрикейнам". Мне, ведавшему вопросами эксплуатации, пришлось раньше других изучить зарубежную авиационную технику, чтобы разработать краткие рекомендации летному и инженерно-техническому составу по ее освоению.
Настал день, когда наши экипажи должны были совершить первый боевой вылет на американских и английских самолетах. Но позже выяснилось, что вра-жеская агентура внимательно следила за нашим аэродромом.
Когда летчики, заняв места в кабинах, запустили моторы, я подошел к машине ведущего группы. У соседнего самолета стоял В. Н. Стрепехов и давал экипажу какие-то указания. Все ждали сигнала на взлет.
И вдруг раздался взрыв. За ним последовал другой, третий... Тело пронзила острая боль. Взрывная волна от разорвавшегося поблизости тяжелого артиллерийского снаряда опрокинула меня навзничь. Одновременно со мной было ранено еще несколько летчиков, техников и младших авиаспециалистов. Получили повреждения и отдельные боевые машины. Вылет пришлось задержать.
Так я угодил в госпиталь, оторвавшись на время от дел. Впрочем, товарищи и подчиненные довольно часто навещали меня, рассказывали о своих успехах и трудностях, советовались по некоторым техническим вопросам.
Операция, во время которой был извлечен осколок, прошла без осложнений. Позднее я с удивлением узнал, что меня поставил на ноги бывший зубной врач. Переквалифицироваться его заставила острая нехватка хирургов в блокадном Ленинграде.
В госпитале я лежал в то тяжелое время, когда нормы продовольствия были урезаны до предела, особенно для тыловых частей, в том числе и для медицинских. Но никто из больных даже ни разу не заикнулся о плохом питании. Все отлично сознавали, что жителям осажденною города приходится еще хуже.
В один из февральских дней 1942 года навестившие меня товарищи сообщили, что Александр Александрович Новиков назначен первым заместителем командующего ВВС Красной Армии и уже улетел в Москву.
Это известие повергло меня в уныние. Приятно, конечно, когда уважаемый тобой военачальник получает заслуженное повышение, и все-таки грустно расставаться с ним. Ведь под руководством А. А. Новикова я прослужил не один месяц в самый тяжелый период Великой Отечественной войны.
- На каком самолете он улетел? - поинтересовался я у товарищей. Вопрос был не праздным. По установившейся традиции машина командующего готовится к вылету под личным контролем главного инженера или его заместителя по инженерно-эксплуатационной службе.
Оказалось, что в 125-м бомбардировочном авиаполку (да пожалуй, во всех ВВС фронта) к февралю 1942 года остался лишь один исправный бомбардировщик Пе-2, на котором летал Владимир Александрович Сандалов. Свою машину он никому не доверял и вызвался лично доставить в Москву генерала А. А. Новикова.
Рана моя долго не заживала. Видимо, сказывалось постоянное недоедание. Командование предложило мне эвакуироваться в глубокий тыл. Там и харчи получше, и обстановка поспокойней. Но я решительно запротестовал. Тогда было принято компромиссное решение. Из ленинградского военного госпиталя меня направили в тыл долечиваться. Там находился наш учебный центр, возглавляемый полковником Ф. С. Хатминским (ныне генерал-майор авиации). Он и его семья сделали многое, чтобы помочь мне выздороветь и окрепнуть.
Вскоре за мной прилетел санитарный самолет. Неподалеку от Ладожского озера мы сели дозаправиться и подождать наступления сумерек. Днем через Ладогу было рискованно лететь без надежного прикрытия истребителей. Здесь постоянно сновали фашистские самолеты, пытавшиеся прорваться к Дороге жизни. Ведь ледовая трасса действовала чуть ли не до конца апреля 1942 года. Время тянулось томительно. Но вот солнце начало клониться к горизонту, и нам разрешили вылетать.
Однажды Александр Александрович Новиков вернулся из поездки по частям очень поздно. Побеседовав со мной по служебным делам, он как бы между прочим спросил, не найдется ли у инженеров каких-либо продуктов, хотя бы сухариков. К сожалению, ни у меня, ни у моих подчиненных ничего съестного не нашлось. Единственно, что я смог предложить командующему для согрева после дороги, это стопку спирта. Но Александр Александрович отклонил мое предложение.
Вспоминается еще один примечательный факт. Старший инженер 2-й смешанной авиадивизии В. Ф. Таранущенко и инженер А. К. Первушин добровольно отказались от половины своего пайка в пользу многодетной семьи инженера П. Пупкова.
Люди не щадили себя на фронте. Верно говорится, что на войне человек познается гораздо быстрее, чем в мирное время. В тяжелых же условиях блокады душевные качества воинов раскрывались как-то сразу и во всей своей полноте. Вспоминая фронтовых друзей, я невольно восхищаюсь их нравственной красотой.
5 ноября 1941 года, в канун 24-й годовщины Великого Октября, немецко-фашистская авиация произвела крупный ночной налет на Ленинград. Одному из бомбардировщиков удалось прорваться к городу. Прожектористы быстро поймали его, а взаимодействовавшие с ними зенитчики открыли по нему сильный огонь. Внезапно они прекратили стрельбу, и тотчас же позади "хейнкеля" появился серебристый "ястребок". Сблизившись с вражеским бомбардировщиком, он рубанул его винтом по хвосту. Оба самолета мгновенно исчезли в ночной мгле.
Вскоре дежурный по штабу ВВС фронта получил сообщение, что протараненный нашим летчиком немецкий Хе-111 упал в Таврический сад, а выбросившиеся на парашютах члены его экипажа взяты в плен. Несколькими минутами позже поступило другое известие: охрана Невского завода имени В. И. Ленина сняла с крыши одного из зданий неизвестного парашютиста, который назвался советским летчиком. Представители штаба ВВС сели в автомашину и поехали выручать задержанного. Героем ночного тарана оказался летчик 26-го истребительного авиационного полка Алексей Севастьянов. Утром его принял генерал-лейтенант авиации А. А. Новиков. В кабинете командующего в это время довелось присутствовать и мне. Алексей Севастьянов был высокого роста, статен и широкоплеч. Когда летчик вошел, командующий невольно улыбнулся и восхищенно воскликнул:
- А вы в самом деле богатырь!
Он по-отечески обнял летчика и добавил:
- Спасибо за подвиг, за верную службу Родине. Потом я съездил с летчиком в Таврический сад и осмотрел сбитый фашистский бомбардировщик.
- Какую акулу удалось свалить! - задумчиво сказал Алексей Севастьянов. Два раза бил по нему с ближней дистанции, и все напрасно. Как заговоренный, гад! В третий раз подошел вплотную. Нажал на гашетку, а пулеметы молчат. Боеприпасы кончились. Как быть? И я решил рубануть его винтом по хвосту...
Помолчав немного, Алексей Севастьянов упавшим голосом заключил:
- Жаль, что "чайку" свою загубил. Жди теперь, когда дадут новый самолет...
Но вскоре мне сообщили, что истребитель И-153, на котором А. Т. Севастьянов совершил ночной таран, не разбился и его можно отремонтировать. Я обещал летчику направить машину на 1-ю рембазу, где работали великолепные мастера.
6 ноября Андрей Александрович Жданов вызвал к себе генерала А. А. Новикова и предупредил, что гитлеровцы могут повторить воздушный налет на Ленинград, чтобы омрачить праздник Великого Октября.
- Да они и не скрывают своих подлых замыслов, даже афишируют их, - хмуро заметил он и кивнул на немецкую листовку, лежавшую на столе.
Новиков взял желтоватую бумажку и пробежал глазами малограмотно срифмованный раешник. Смысл этого сочинения был примерно такой: седьмого они будут нас бомбить, а восьмого явятся хоронить...
- Воздушный налет, видимо, будет более крупный, чем прошлой ночью, сказал А. А. Жданов. - Поэтому вам, летчикам, надо быть начеку, проявить особую бдительность и сорвать замыслы гитлеровцев.
Предположения первого члена Военного совета фронта подтверждали и данные воздушной разведки. На вражеских аэродромах, расположенных поблизости от Ленинграда, значительно прибавилось бомбардировочной авиации. Особенно в Сиверской и Гатчине. Генерал-лейтенант авиации А. А. Новиков, всегда стремившийся вырвать у врага инициативу, бить его не числом, а умением, решил нанести упреждающий массированный удар по аэродромным узлам противника.
Правда, самолетов у нас было все еще маловато, несмотря на то, что в сентябре 1941 года Ставка перебросила на Ленинградский фронт два авиационных полка - 125-й бомбардировочный и 175-й штурмовой.
Бомбардировочным полком командовал коренной ленинградец майор В. А. Сандалов. Он имел за плечами уже пятнадцать лет летной практики и известный боевой опыт. Подчиненные уважали его за справедливость и человечность, хотя он был строг и требователен по отношению к ним.
Командир-коммунист В. А. Сандалов почти всегда сам водил группы на бомбометание. Так случилось и утром 6 ноября 1941 года.
Несмотря на неблагоприятные метеорологические условия, группа Пе-2, ведомая майором В. А. Сандаловым, пробилась к вражескому аэродрому и внезапно, из облаков, обрушила на него бомбовые удары. Благодаря отличным расчетам, произведенным штурманом Михайловым, и слаженным действиям экипажей цель была накрыта со снайперской точностью. На аэродроме один за другим вырастали фонтаны взрывов, вспыхивали и горели вражеские самолеты. Взлетел на воздух и крупный склад боеприпасов.
В тот же день полк майора В. А. Сандалова произвел еще один налет на аэродром Сиверская. На этот раз он взаимодействовал со штурмовиками и истребителями. Потеряв большое количество самолетов, противник 6 ноября не смог произвести массированный налет на Ленинград.
О том, как мы во фронтовой обстановке встречали 24-ю годовщину Великого Октября, правдиво и точно рассказывалось в праздничном номере газеты "Ленинградская правда":
"Мы живем в осажденном городе.
Враг от нас на расстоянии пушечного выстрела. Что означает эта дистанция, мы знаем по разрывам снарядов на улицах. Полями сражений стали места гуляний и отдыха. Где звенели наши праздничные песни, гремят орудия. Окопы вырыты за жилыми домами. Баррикады перерезали улицы. Батареи установлены на окраинах.
Война вошла в город. Бульвары и сады изрыты щелями. Окна первых этажей забраны щитами.
Осада определила наш быт. Он прост и суров. Мы ложимся, готовые встать по звуку сирены. Работаем под грохот канонады. Девушки-вожатые ведут трамвайные поезда под артиллерийским обстрелом. Домохозяйки гасят зажигательные бомбы...
Первый раз за двадцать четыре года мы не выйдем, как всегда, на площадь Урицкого, не пронесем свои знамена по ликующим улицам.
Сожмем руки на оружии, товарищи! Поклянемся родной стране нашей - от Мурмана до Днестра, от Западной Двины до Великого океана - и той ее части, которая стонет под игом мучителей, и той, которая напрягает силы для победы: мы обещаем, что не опозорим чести Ленинграда, славы его не запятнаем слабостью.
Будет холодно - перетерпим!
Будет голодно - туже затянем ремни!
Будет трудно - выдержим!
Выдержим - победим!{6}"
Но в столице нашей Родины Москве традиционный военный парад состоялся. Прямо с Красной площади полки шли в бой. Этот парад, поднял боевой дух не только защитников Москвы, но и воинов других фронтов, в том числе Ленинградского. Он укрепил у всего советского народа веру в нашу победу.
Ноябрь 1941 года явился для ленинградцев одним из самых трудных месяцев. Возобновив наступление, немецко-фашистские войска захватили Тихвин и перерезали железную дорогу, связывающую его с Волховом. Таким образом, подвоз продовольствия на фронтовую перевалочную базу у Ладожского озера удлинился на 400 - 500 километров. Затем развернулись жаркие бои на подступах к станции Войбокало. Базы снабжения пришлось перенести оттуда в Заборье и Подборье.
Ледостав на Ладожском озере, сопровождаемый штурмовыми ветрами и опасной передвижкой льдов, в первых числах ноября полностью приостановил доставку продовольствия в Ленинград водным путем. Теперь все надежды возлагались на наш воздушный мост. Выполняя правительственное задание, экипажи самолетов за период с 14 по 28 ноября 1941 года доставили в Ленинград 1200 тонн высококалорийных продуктов. Но этого оказалось крайне мало. Военный совет фронта вынужден был отдать для обеспечения ленинградцев все сухари из неприкосновенного запаса войск и аварийные запасы муки Балтфлота.
Тем временем по заданию Военного совета проводилась инженерная разведка будущей ледовой трассы через Ладогу. Нужно было хоть немного улучшить снабжение Ленинграда продовольствием. Ведь в октябре - ноябре нормы выдачи хлеба урезывались трижды. По состоянию на 20 ноября 1941 года рабочие горячих цехов получали 375 граммов хлеба, рабочие и ИТР - 250, служащие, иждивенцы и дети до 12 лет - 125 граммов{7}. За это время трижды сокращалась норма выдачи хлеба и в войсках. В тыловых частях и учреждениях она снизилась на 62,5 процента, в войсках, подразделениях, находившихся на передовой, - на 44,4 процента. Вот почему с таким нетерпением ленинградцы ожидали, когда окрепнет лед на Ладоге и будет в состоянии выдерживать груженые автомашины. Ледовая дорога расценивалась как дорога жизни. Впоследствии она и получила такое название.
Дорога Жизни
Во второй половине ноября 1941 года, когда лед еще трещал и прогибался, через Ладожское озеро в Ленинград двинулся первый санно-гужевой обоз с продовольствием. Опытный рейс завершился успешно, и в ночь на 22 ноября на ледовую трассу вышла первая автоколонна, возглавляемая командиром 389-го отдельного автобата капитаном В. А. Порчуновым. Она благополучно доставила в Ленинград десятки тонн драгоценной муки.
Так начала действовать созданная по решению Центрального Комитета партии и Советского правительства ледовая магистраль на Ладоге, названная благодарными ленинградцами Дорогой жизни.
Но в первую блокадную зиму и наши летчики продолжали интенсивно доставлять в Ленинград продовольствие. Запасов муки в городе почти не было, и люди получали хлеб, как говорится, с колес.
Ледовая трасса принесла немалую пользу и авиаторам. Теперь нам в гораздо большем объеме автотранспорт доставлял горюче-смазочные материалы, боеприпасы, запасные части.
Кто бывал на переполненной различными грузами перевалочной базе в районе Войбокало, тот мог воочию убедиться, что осажденному Ленинграду помогали все республики, края и области нашей необъятной Советской Родины, вся страна. Ленинградцы никогда не чувствовали себя одинокими.
Главными героями Ладожской магистрали по праву считались водители автомашин. В тяжелейших условиях они доставляли важные грузы: под бомбежкой и артиллерийским обстрелом, в метель и стужу.
На щитах, установленных по трассе, были написаны лозунги, призывающие водителей совершать, как правило, два рейса в сутки: "Помни! Каждые два рейса обеспечивают хлебом десять тысяч ленинградских жителей!" И шоферы стремились достойно выполнять свой долг.
Ладожская военно-автомобильная дорога непрерывно совершенствовалась и расширялась. Прокладывались новые пути, строились мосты, объезды, закрывались трещины, расчищались торосы, создавались пункты обогрева, технической помощи и санитарно-медицинской службы. А как героически боролись воины-дорожники с часто бушевавшими метелями и сильными снегопадами! Быстро расчищая ледовую трассу, они обеспечивали бесперебойное движение по ней.
На Ладожскую магистраль, учитывая ее огромное значение, Военный совет Ленинградского фронта направил группу лучших политработников. Ее возглавил заместитель начальника политического управления фронта И. В. Шикин, который стал комиссаром этой военно-автомобильной дороги. 700 коммунистов послал туда и Ленинградский горком партии.
Бесперебойная работа Дороги жизни позволила впоследствии несколько раз повышать нормы снабжения населения хлебом. Был нанесен сокрушительный удар по людоедскому плану Гитлера, замыслившего задушить блокированный Ленинград голодом.
Командование ВВС фронта хорошо понимало, что немецко-фашистское командование попытается блокировать Ладожскую ледовую магистраль с воздуха. Для прикрытия ее выделялись лучшие летчики, лучшие инженерно-технические силы и средства.
Бывший комиссар Ладожской военно-автомобильной дороги генерал-полковник И. В. Шикин позже писал: "До сих пор мы, работники фронтового ледового пути, с глубокой благодарностью вспоминаем летчиков дважды Героев Советского Союза П. А. Покрышева и А. Т. Карпова, Героев Советского Союза П. А. Пилютова, П. Т. Харитонова, В. Н. Харитонова, Г. Н. Жидова, В. И. Матвеева и многих других. Они совершили тысячи вылетов для прикрытия Дороги жизни, непрерывно вступали в воздушный бой, сбивали фашистских стервятников, обращали их в бегство"{8}. Ладожскую ледовую магистраль надежно прикрывали с воздуха 39-я истребительная авиадивизия ВВС фронта, 123-й истребительный авиаполк 7-го корпуса ПВО, 5-й и 13-й истребительные авиаполки ВВС Балтфлота.
После небольшой, но довольно тяжелой для нас паузы эвакуированная на восток авиационная промышленность возобновила выпуск военной продукции и начала постепенно набирать темпы. Это сразу почувствовали и мы в блокированном Ленинграде, получая все больше самолетов отечественного производства. Боевой дух авиаторов заметно повысился.
Перевод промышленности на военные рельсы, перебазирование оборонных предприятий на восток убедительно свидетельствовали о титанической деятельности Коммунистической партии, сплотившей многонациональную Советскую страну, доблестную армию и героический тыл в единый боевой лагерь.
В Ленинграде, ставшем в первые же недели войны фронтовым городом, мне самому довелось увидеть, как продуманно, организованно и быстро решалась невероятно сложная проблема переключения промышленности на военное производство. А в каких тяжелых условиях эвакуировалось в тыл оборудование предприятий оборонного значения!
Вместе с заводами, фабриками, научными учреждениями были эвакуированы на восток и многие миллионы рабочих, служащих, членов их семей.
Прошло совсем немного времени, и эвакуированные предприятия начали поставлять фронтам различное оружие, боевую технику, боеприпасы. Когда в газетах появились скупые сообщения о трудовых успехах рабочих тыла, мы, прочитав их, встретили немало знакомых фамилий ленинградских инженеров и мастеров.
Узнали мы и о том, что где-то в "Танкограде" делает могучие танки прославленный ленинградский завод имени С. М. Кирова. Особенно обнадеживала нас перспектива развития авиационной промышленности. Государственный Комитет Обороны передал ей ряд машиностроительных, станкостроительных и электротехнических предприятий. Строились и новые авиазаводы.
По долгу службы мне нередко приходилось бывать на ремонтных базах, созданных в помещениях эвакуированных заводов. Там осталось немало кадровых рабочих этих предприятий. Многие из них получали заманчивые приглашения от своих товарищей, уехавших на восток. Поступали даже официальные запросы директоров.
Понять руководителей эвакуированных заводов было нетрудно. Они испытывали острую нехватку кадров. Ведь часть рабочих ушла на фронт, иные остались в Ленинграде. Это отрицательно сказывалось не только на количестве, но и на качестве выпускаемой продукции.
Нам тоже не хватало квалифицированных специалистов. Одно время первостатейной проблемой стало изготовление поршневых колец. Изнашивались они быстро, а запасов у нас никаких не было. Пришлось обратиться за помощью к одному из ленинградских институтов. И он выручил нас. Его сотрудники нашли довольно удачный состав шихты для отливки болванок. Специалисты ремонтных мастерских вытачивали из этих болванок поршневые кольца повышенного качества. Успешно ремонтировали мы и гильзы цилиндров двигателя, применяя метод хромирования. Словом, делалось все для поддержания высокой готовности авиационной техники.
В конце 1941 года командующий ВВС Ленинградского фронта генерал-лейтенант авиации А. А. Новиков выехал с группой ученых и инженеров на испытание опытной радиолокационной станции. Она была нацелена на Лужский аэродромный узел, откуда взлетали и собирались в группы вражеские бомбардировщики и истребители, совершавшие налеты на Ленинград. И хотя дальность действия локатора была еще мала, мы убедились, что на вооружение нашей авиации поступает перспективное средство обнаружения вражеских самолетов.
Военно-воздушные силы Ленинградского фронта получили новые радиолокационные станции. Часть из них у нас немедленно забрали и отправили в Москву для усиления ПВО. Обижаться на это мы никак не могли, ибо знали, что центр борьбы на советско-германском фронте переместился на московское направление. Даже из-под Ленинграда противник перебросил туда несколько дивизий.
Войска Западного фронта под командованием переведенного от нас генерала армии Г. К. Жукова героически обороняли подступы к столице. С глубоким волнением ленинградцы слушали по радио сводки Совинформбюро и читали короткие газетные информации.
Ленинградский писатель Виссарион Саянов в ноябре 1941 года писал в газете: "Немцы рвутся к Москве и Ленинграду. Они угрожают двум великим столицам. Много недель длится гигантская битва под Ленинградом. Подходит к концу первый месяц боев за Москву. Еще совсем недавно москвичи с волнением и надеждой повторяли названия ленинградских пригородов - мест, где решалась судьба Ленинграда. Теперь в окопах под Ленинградом больше всего волнует бойцов ход подмосковной битвы.
- Как там на можайском направлении? Что на малоярославском? Что происходит под Волоколамском?
Москва и Ленинград - два передовых бойца на главных позициях величайшей битвы в истории.
Бойцы, командиры и политработники рабочих батальонов Москвы писали недавно трудящимся Выборгского района Ленинграда: "Плечом к плечу с вами, миллионами советских патриотов, мы будем сражаться, пока последний гитлеровский бандит, вступивший на нашу родную землю, не найдет здесь себе могилы". Эти слова боевой клятвы повторяются на старых ленинградских заводах. Линия обороны Москвы проходит через наши сердца. Через сотни верст чувствуем мы здесь, в Ленинграде, биение живого сердца столицы.
Не бывать Москве и Ленинграду под пятой немецких захватчиков! На подступах к Москве и Ленинграду немецкая армия истечет кровью"{9}.
И это было сказано не ради красного словца. Почти одновременно Москва и Ленинград нанесли сильнейшие удары по фашистским полчищам. 5 декабря 1941 года под Москвой началось крупнейшее контрнаступление советских войск. Сообщение о нем ленинградцы встретили с ликованием. А 9 декабря у нас была новая радость. Войска 4-й армии, которой командовал генерал К. А. Мерецков, завершили разгром крупной группировки противника и овладели городом Тихвин. Это значительно облегчало положение Ленинграда и сократило пути подвоза к нему грузов.
Продолжали наступать 52-я армия генерал-лейтенанта Н. К. Клыкова и 54-я армия генерал-майора И. И. Федюнинского. И хотя боевые действия авиации сковывала плохая погода, мы использовали каждую возможность для поддержки своих наземных войск.
17 декабря 1941 года произошла реорганизация. Ставка Верховного Главнокомандования приказала 4-ю и 52-ю армии объединить во вновь образованный Волховский фронт, который возглавил генерал армии К. А. Мерецков. В состав этого фронта вошли и многие наши авиачасти, базировавшиеся на Волховском и Тихвинском аэродромах. Командующим ВВС стал полковник И. П. Журавлев.
Разгром немецко-фашистских войск под Москвой, Тихвином и Ростовом-на-Дону, знаменовавший важный поворот в ходе второй мировой войны, неизмеримо поднял авторитет СССР. Под давлением демократических сил правительства США и Англии начали поставлять нам по ленд-лизу боевую технику, вооружение, продовольствие. Правда, делалось это неохотно, хотя помощь оказывалась взаймы, а не бескорыстно. Например, за период с октября по декабрь 1941 года, когда на советско-германском фронте шли ожесточенные бои, когда решалась судьба Москвы и Ленинграда, США и Англия не додали нам по ленд-лизу 450 самолетов.
Союзники по антигитлеровской коалиции поставляли нам в основном устаревшую технику.
"Воздушную кобру", например, мы начали получать лишь в 1943 году, а в сорок первом к нам поступали такие безнадежно устаревшие самолеты, как "харрикейны", "тамагауки" и "киттихауки". Причем чаще всего мы получали их без всякой документации, то есть без инструкций по эксплуатации и боевому применению. Неудовлетворительно снабжали нас союзники и боеприпасами, хотя прекрасно знали, что наши снаряды и патроны не подходят к их пушкам и пулеметам.
Выручили наши вооруженцы во главе с В. Н. Стрепеховым. Они сумели подогнать отечественные боеприпасы к "тамагаукам" и "харрикейнам". Мне, ведавшему вопросами эксплуатации, пришлось раньше других изучить зарубежную авиационную технику, чтобы разработать краткие рекомендации летному и инженерно-техническому составу по ее освоению.
Настал день, когда наши экипажи должны были совершить первый боевой вылет на американских и английских самолетах. Но позже выяснилось, что вра-жеская агентура внимательно следила за нашим аэродромом.
Когда летчики, заняв места в кабинах, запустили моторы, я подошел к машине ведущего группы. У соседнего самолета стоял В. Н. Стрепехов и давал экипажу какие-то указания. Все ждали сигнала на взлет.
И вдруг раздался взрыв. За ним последовал другой, третий... Тело пронзила острая боль. Взрывная волна от разорвавшегося поблизости тяжелого артиллерийского снаряда опрокинула меня навзничь. Одновременно со мной было ранено еще несколько летчиков, техников и младших авиаспециалистов. Получили повреждения и отдельные боевые машины. Вылет пришлось задержать.
Так я угодил в госпиталь, оторвавшись на время от дел. Впрочем, товарищи и подчиненные довольно часто навещали меня, рассказывали о своих успехах и трудностях, советовались по некоторым техническим вопросам.
Операция, во время которой был извлечен осколок, прошла без осложнений. Позднее я с удивлением узнал, что меня поставил на ноги бывший зубной врач. Переквалифицироваться его заставила острая нехватка хирургов в блокадном Ленинграде.
В госпитале я лежал в то тяжелое время, когда нормы продовольствия были урезаны до предела, особенно для тыловых частей, в том числе и для медицинских. Но никто из больных даже ни разу не заикнулся о плохом питании. Все отлично сознавали, что жителям осажденною города приходится еще хуже.
В один из февральских дней 1942 года навестившие меня товарищи сообщили, что Александр Александрович Новиков назначен первым заместителем командующего ВВС Красной Армии и уже улетел в Москву.
Это известие повергло меня в уныние. Приятно, конечно, когда уважаемый тобой военачальник получает заслуженное повышение, и все-таки грустно расставаться с ним. Ведь под руководством А. А. Новикова я прослужил не один месяц в самый тяжелый период Великой Отечественной войны.
- На каком самолете он улетел? - поинтересовался я у товарищей. Вопрос был не праздным. По установившейся традиции машина командующего готовится к вылету под личным контролем главного инженера или его заместителя по инженерно-эксплуатационной службе.
Оказалось, что в 125-м бомбардировочном авиаполку (да пожалуй, во всех ВВС фронта) к февралю 1942 года остался лишь один исправный бомбардировщик Пе-2, на котором летал Владимир Александрович Сандалов. Свою машину он никому не доверял и вызвался лично доставить в Москву генерала А. А. Новикова.
Рана моя долго не заживала. Видимо, сказывалось постоянное недоедание. Командование предложило мне эвакуироваться в глубокий тыл. Там и харчи получше, и обстановка поспокойней. Но я решительно запротестовал. Тогда было принято компромиссное решение. Из ленинградского военного госпиталя меня направили в тыл долечиваться. Там находился наш учебный центр, возглавляемый полковником Ф. С. Хатминским (ныне генерал-майор авиации). Он и его семья сделали многое, чтобы помочь мне выздороветь и окрепнуть.
Вскоре за мной прилетел санитарный самолет. Неподалеку от Ладожского озера мы сели дозаправиться и подождать наступления сумерек. Днем через Ладогу было рискованно лететь без надежного прикрытия истребителей. Здесь постоянно сновали фашистские самолеты, пытавшиеся прорваться к Дороге жизни. Ведь ледовая трасса действовала чуть ли не до конца апреля 1942 года. Время тянулось томительно. Но вот солнце начало клониться к горизонту, и нам разрешили вылетать.