Шевелева Ирина. Краснодарский край. Путешествие за здоровьем

   В 1830 е годы на Северном Кавказе снова разразилась гроза мюридизма, зародившаяся в Чечне. Мюридизм связан с именем Ушурмы, принявшем имя Шейх Мансур.

   Шейх Мансур (настоящее имя Ушурма) (?—1794) родился в селении Алды в Большой Чечне. История как его самого, так и проповеданного им тарикатского учения (тарикат, мюридизм), до сих пор вполне не выяснена. В конце XVIII в. он начал проповедовать свое учение среди чеченцев и возмутил их против России. Посланный для захвата Мансура и его единомышленников небольшой отряд под начальством полковника Пиери потерпел при селении Алды 6 июля 1785 г. совершенное поражение. Успех этот побудил Мансура предпринять ряд наступательных действий против укреплений и станиц Кавказской линии. Гарнизоны, занимавшие укрепления от Моздока до Владикавказа, были не в состоянии предохранить дорогу в Грузию от нападений и грабежей со стороны чеченцев. Вследствие этого в 1786 г. только что возведенные укрепления (Потемкина, Григориополь, Владикавказ) были оставлены и гарнизоны выведены на линию. Распространившись среди кабардинцев и закубанцев, движение охватило весь Северный Кавказ. Борьба с ним и явившимися к нему на помощь турками во время второй турецкой войны 1787—1791 гг. потребовала больших усилий и стоила многих жертв. Несколько удачных походов, а главное – победа 30 сентября 1790 г. генерала Германа над многочисленным отрядом турецкого паши Батал-бея на берегах Кубани сломили силу Мансура и дали перевес русским. Мансур бежал к туркам в Анапу. После взятия Анапы штурмом (22 июня 1791) Мансур попал в плен. По одной версии, он умер в ссылке в Соловецком монастыре, по другой – погиб в подвалах Петропавловской крепости во время весеннего наводнения.

   В 1827 г. Ермолов, возмущенный присланным надзирать за ним графом Иваном Федоровичем Паскевичем (1782—1856), подал в отставку. Его план осады Кавказа был отменен. В отместку ядовитый на язык Ермолов говорил, что крепости там собираются брать при помощи иерихонских труб и называл Паскевича, графа Эриванского, «графом Ерихонским».
   Уход Ермолова сразу возымел отрицательные последствия. С 1830 г. в Чечне резко активизировался имамат (государство мюридов, возникшее в 1828 г.), в 1834 г. имамом стал Шамиль (1799—1871). К концу 1836 г. Дагестан и частично Чечня признали власть Шамиля.
   В этот период Кавказская линия была усилена и преобразована: 4 части – правый фланг от Черного моря (Абхазия была присоединена к России Ермоловым в 1821 г.) до устья Лабы, центральная – вверх по Кубани, Малке и Тереку до Моздока, затем с боями продолжена. В 1834—1835 гг. началось устройство Геленджикской линии: укреплений Абинского (первого на побережье) и Николаевского, а также сообщения Геленджика с Абхазией.
 

   И.Ф. Паскевич
 
   С 1830 по 1839 г. на Черноморском побережье края выстроилась Черноморская береговая линия. От Анапы до Сухуми встало 17 укреплений.
   Важнейшую роль в отвоевании побережья у турок сыграл российский флот, в ту эпоху прославивший Россию победами на Черном, Средиземном морях и в проливах. В истории флота рождались громкие имена. Одно из самых громких – Михаил Петрович Лазарев (1788—1851). Флотоводец, трижды совершивший кругосветные плавания, а в 1820 г. вместе с Ф.Ф. Беллинсгаузеном открывший Антарктиду, Лазарев поистине распоряжался ходом морской войны с Турцией. В 1827 г. в составе объединенной англо-русско-французской эскадры он участвовал в Наваринском сражении. С 1828 по 1829 г. руководил морской блокадой Дарданелльского пролива. В 1833 г. обеспечивал организацию русского военно-морского присутствия в проливе Босфор. С 1834 г. – командующий Черноморским флотом в течение 17 лет. В 1830—1840 гг. Лазарев организовал непрерывную охрану Черноморского побережья России. Патрули перехватывали вражеские суда с оружием для горцев. Бриг «Аякс» в районе Суджукской (Цемесской) бухты у крепости Суджук-Кале 14 ноября 1836 г. захватил английскую шхуну «Виксен», что значительно подорвало снабжение горцев оружием.
 

   Шамиль
 

   М.П. Лазарев
 
   Высадившись в 1838 г. на побережье, эскадра М.П. Лазарева основала укрепления Черноморской береговой линии, в том числе форты Вельяминовский в урочище Туапсе (будущий Туапсе), Навагинский в урочище Сочи (будущий Сочи), Генгинский в урочище Шапсуга. Именем Лазарева было названо Лазаревское укрепление в устье реки Псезуапсе.
 

   Долина реки Псезуапсе
 
   Вблизи старой турецкой крепости Суджук-Кале в 1838 г. был заложен город Новороссийск с укреплением, военным портом и адмиралтейством. Выгодное положение Цемесской (Суджукской) бухты сделало Новороссийск важным для России городом не только в военном, но и в торговом отношении, хотя статус города-порта Новороссийск получил лишь в 1848 г.
 

   А.А. Бестужев-Марлинский
 
   За овладение городами-крепостями Черноморского побережья края сражались и сосланные на Кавказ декабристы. Александр Александрович Бестужев-Марлинский (1797—1837) прибыл сюда в 1829 г. из сибирской ссылки рядовым солдатом (подобный перевод считался высочайшей государевой милостью). Надо сказать, что вел он в новой ссылке далеко не солдатский образ жизни, в частности, ездил на лечение на курорт Кавминвод, свободно встречался с посещавшими эти края дворянами, много сочинял. Служба писателя проходила в Екатеринославе, Геленджике, Гаграх, Пицунде, Анапе, на Тамани. Бестужев участвовал в строительстве военной дороги, соединившей Кубанскую и Черноморскую линии в 1834 г. Иногда пишут, что писатель погиб в бою, но на самом деле он умер от болезни в 1837 г., причем сам не пожелал госпитализироваться, поскольку потерял интерес к жизни. Повестями Бестужева-Марлинского из военной жизни на Кавказе зачитывались современники, подражали их персонажам.

   Декабрист князь Александр Иванович Одоевский (1802—1839) с 1837 г. служил на Кавказе. Будучи в нерчинской ссылке именно он написал ответ на стихотворение А.С. Пушкина «Во глубине сибирских руд…». В стихотворении Одоевского имеются ставшие бессмертными слова «Из искры возгорится пламя…»

 

   А.И. Одоевский
 

   В кавказской ссылке молодой человек участвовал в строительстве форта Лазаревское. По завершении строительства он мог уехать со штабом командующего, но остался служить в гарнизоне. Больше того, он отказался перейти в приготовленную для него комнату в недостроенной казарме и продолжал жить, как все солдаты, в походной палатке. Одоевский был очень болен, кроме того, у него начался сильный приступ лихорадки, от которой он вскоре и умер.
   Его похоронили за фортом на берегу Черного моря, водрузив на могиле большой красный крест.

 

   Памятник Одоевскому в Лазаревском
 

   Разбирая вещи покойного, бессменный слуга его, владимирский крестьянин Иван Курицин, добровольно разделивший с барином весь трагический путь, обнаружил сухую веточку дуба с желудем. Зная, как Одоевский дорожил ею, слуга сказал:
   – Пусть она навеки останется с ним.
   Он посадил желудь близ могилы. Из желудя вырос могучий дуб. Он до сих пор напоминает людям о человеке, жизнь которого блеснула горячей искрой в кромешной тьме далеких, тяжких лет. В 1959 г. здесь был установлен памятник Одоевскому.

   Александр Сергеевич Пушкин (1799—1837) проезжал через эти места во время своего первого путешествия на Кавказ с семьей героя 1812 г. генерала Николая Николаевича Раевского (1771—1829). Его маршрут пролегал из района Минеральных Вод через Прочный Окоп, Екатеринодар, Тамань в Крым.

   В 1839 г. устройство береговой линии было завершено. Ее начальником был назначен генерал Николай Николаевич Раевский-младший (1801—1843), примечательнейшая личность в истории России.
   Как известно, вместе с отцом одиннадцатилетний Николенька Раевский участвовал в Бородинском сражении и ходил в атаку. В 1814 г. юный гусар Раевский познакомился с лицеистом Пушкиным и на всю жизнь стал близким другом поэта. В 1829 г. Раевский получил звание генерал-майора. С 1837 по 1841 г. он служил начальником 1 го отделения Черноморской береговой линии.

   Гарнизоны береговой линии в ходе Кавказской войны оказались в очень тяжелом положении. Укрепления были отрезаны от всего мира и сухим путем не могли сообщаться друг с другом. Горцы держали их в беспрерывном блокадном положении. Все необходимое в укреплениях получали морем, снабжение было налажено плохо. Неурожай в горах привел к голоду адыгейские племена, но обвинили в этом русских.
   Активно агитировал в этих местах сподвижник Шамиля наиб Ахверды-Магома. В 1840 г. адыгейцы-черкесы поголовно поднялись против русской армии. 7 февраля был захвачен форт Лазаревский, 29 февраля – Вельяминовское укрепление, 23 марта – форт Михайловский. 2 апреля пал форт Николаевск. Затем был атакован форт Абинский, но в этот раз русские форт отстояли.

   Во время нападения горцев на Михайловский форт казак Архип Осипов, не желая сдаваться, в последние минуты сражения бросил зажженный факел в пороховой погреб. Взрывом форт был уничтожен и стал общей братской могилой для его защитников. В 1876 г. по повелению императора Александра II Архипу Осипову был установлен памятник – чугунный крест ажурного литья. В 1889 г. при императоре Александре III, очень высоко ценившем кубанских казаков, станица Вулинская, построенная на месте Михайловского форта, была переименована в Архипо-Осиповку.
   Для организации разгрома Шамиля в 1844 г. император Николай I назначил наместником Кавказа выдающегося государственного деятеля России светлейшего князя Михаила Семеновича Воронцова (1782—1856).
   Отец будущего «проконсула Новороссии» выдающийся русский дипломат граф Семен Романович Воронцов забрал годовалого сына Мишеньку в Англию. Супруга его Екатерина Алексеевна умерла в 1783 г. и все заботы о малыше легли на отца, который больше никогда не женился. Семен Романович, увлекавшийся различными идеями современной ему педагогики, поставил себе целью вырастить из сына русского патриота, вернейшего сына России. Этим Михаил Семенович прежде всего и отличался от подавляющего большинства офранцуженных русских аристократов. Прожив полжизни за границей и обладая всеми внешними признаками англомана, Воронцов любил повторять: «Я русский и только русский».
   Воронцов вернулся на родину только в 1801 г. По положенным ему привилегиям Михаил Семенович сразу должен был получить в армии чин генерал-майора. Но по его личной просьбе молодой человек начал службу поручиком лейб-гвардии Преображенского полка. А в 1803 г. он вольноопределяющимся отправился на войну в Закавказье. Так началась пятнадцатилетняя, практически беспрерывная военная эпопея Воронцова. Все повышения в звании и награды доставались ему в пороховом дыму сражений.
   Отечественную войну 1812 г. Михаил встретил в чине генерал-майора, командиром сводной гренадерской дивизии. В Бородинском сражении 26 августа Воронцов со своими гренадерами принял первый и мощнейший удар противника на Семеновских флешах. Наполеон именно здесь планировал прорвать оборону русской армии. Против 8 тысяч русских при 50 орудиях были брошены 43 тысячи отборнейших французских войск, чьи беспрерывные атаки поддерживались огнем 200 пушек. Все участники Бородинского боя единодушно признавали: Семеновские флеши были адом. Жесточайшая схватка длилась три часа – гренадеры не отступили, хотя несли огромные потери. Когда впоследствии кто-то обронил, что дивизия Воронцова «исчезла с поля», присутствовавший при этом Михаил Семенович горестно поправил: «Она исчезла на поле».
   Сам Воронцов был тяжело ранен. Его перевязали прямо на поле и в телеге, одно колесо которой было сбито ядром, вывезли из-под пуль и ядер. Когда графа привезли домой в Москву, все свободные строения в его усадьбе были заполнены ранеными, часто лишенными какой бы то ни было помощи. На подводы же из воронцовской усадьбы грузили для отвоза в дальние деревни барское добро: картины, бронзу, ящики с фарфором и книгами, мебель. Воронцов приказал вернуть все в дом, а обоз использовать для перевозки раненых в Андреевское, его имение под Владимиром. Раненых подбирали по всей Владимирской дороге. В Андреевском был устроен госпиталь, где до выздоровления на полном обеспечении графа лечилось до 50 офицерских чинов и более 300 рядовых. После выздоровления каждый рядовой снабжался бельем, тулупом и 10 рублями. Затем группами они переправлялись Воронцовым в армию.
   Сам Воронцов вернулся в строй еще прихрамывая, передвигаясь с тросточкой. В битве под Красным, уже вблизи Парижа, генерал-лейтенант Воронцов самостоятельно действовал против войск, руководимых лично Наполеоном. Им использовались все элементы русской тактики ведения боя, развитые и утвержденные А.В. Суворовым: стремительная штыковая атака пехоты в глубь колонн противника при поддержке артиллерии, умелый ввод в действие резервов и, что особенно важно, допустимость в бою частной инициативы, исходя из требований момента. Против этого мужественно сражавшиеся французы, даже с двукратным численным превосходством, были бессильны.
   В марте 1814 г. русские войска вошли в Париж. На долгих четыре года, очень непростых для прошедших с боями через Европу полков, Воронцов стал командиром русского оккупационного корпуса. В основе воронцовского руководства лежало неукоснительное требование к офицерам всех рангов исключить из обращения с солдатами действия, унижающие человеческое достоинство, иначе говоря, впервые в русской армии Воронцов своей волей запретил телесные наказания. Любые конфликты и нарушения уставной дисциплины должны были разбираться и подвергаться наказанию только по закону, без «гнусного обычая» применения палок и рукоприкладства.
   Помимо всего прочего, во всех подразделениях корпуса по приказу командующего были организованы школы для солдат и младшего офицерского состава. Учителями становились старшие офицеры и священники. Воронцов лично составлял учебные программы вне зависимости от ситуаций: кто-то из его подчиненных учился азбуке, кто-то осваивал правила письма и счета.
   А еще Воронцов отладил регулярность присылки в войска корреспонденции из России, желая, чтобы люди, на годы оторванные от родного очага, не теряли связи с Родиной.
   Случилось так, что русскому оккупационному корпусу правительство выделило деньги за два года службы. Герои вспомнили о любви, женщинах и прочих радостях жизни. Во что это вылилось, доподлинно знал один человек – Воронцов. Перед отправкой корпуса в Россию он велел собрать сведения обо всех долгах, сделанных за это время корпусными офицерами. В сумме получилось полтора миллиона ассигнациями.
   Полагая, что победители должны покинуть Париж достойным образом, Воронцов заплатил этот долг, продав имение Круглое, доставшееся ему в наследство от тетки, небезызвестной Екатерины Романовны Дашковой.
   Корпус выступил на восток, а в Петербурге уже вовсю муссировались слухи, что либерализм Воронцова потакает якобинскому духу, а дисциплина и военная выучка солдат оставляют желать лучшего. Сделав смотр русским войскам в Германии, Александр I выразил недовольство их недостаточно быстрым, по его мнению, шагом. Ответ Воронцова передавался из уст в уста и сделался известен всем: «Ваше Величество, этим шагом мы пришли в Париж». Вернувшись в Россию и почувствовав явную недоброжелательность к себе, Воронцов подал рапорт об отставке. Александр I отказался ее принять. Что ни говори, а без Воронцовых было не обойтись...
   В феврале 1819 г. 37 летний генерал отправился к отцу в Лондон, чтобы испросить разрешения жениться. Его невесте, графине Елизавете Ксаверьевне Браницкой, шел уже 27 й год, когда во время своего путешествия за границу она встретила Михаила Воронцова, который тотчас же сделал ей предложение. Элиза, как звали Браницкую в свете, полька по отцу, русская по матери, родня Потемкину, обладала громадным состоянием и тем невероятно чарующим обаянием, которое заставляло всех видеть в ней красавицу.
   Чета Воронцовых вернулась в Петербург, но очень ненадолго. Михаил Семенович не задерживался ни в одной из российских столиц – служил, куда царь пошлет. Назначением на юг России, случившимся в 1823 г., он остался очень доволен. Край, до которого у центра все никак не доходили руки, являл собой средоточие всех возможных проблем: национальных, экономических, культурных, военных и так далее. Но для человека инициативного это громадное полусонное пространство с редкими вкраплениями цивилизации было настоящей находкой, тем более что царем ему были даны неограниченные полномочия.
   Вновь прибывший генерал-губернатор начал с бездорожья, неискоренимой русской напасти. Спустя чуть более 10 лет, проехав от Симферополя до Севастополя, В.А. Жуковский записал в дневнике: «Чудная дорога – памятник Воронцову». За этим последовало первое па юге России Черноморское коммерческое российское пароходство.
   Сегодня кажется, что виноградники на отрогах Крымских гор дошли до нас чуть ли не со времен античности. Между тем именно граф Воронцов, оценив все преимущества здешнего климата, содействовал зарождению и развитию крымского виноградарства. Он выписал саженцы всех сортов винограда из Франции, Германии, Испании и, пригласив иностранных специалистов, поставил перед ними задачу – выявить те, которые лучше приживутся и смогут давать необходимые урожаи. Кропотливая селекционная работа велась не год и не два – виноделы не понаслышке знали, сколь камениста здешняя почва и как она страдает от безводицы. Но Воронцов с неколебимым упорством продолжал задуманное. В первую очередь он засадил виноградниками собственные участки земли, которые приобретал в Крыму. Один тот факт, что знаменитый дворцовый комплекс в Алуп-ке был в немалой степени построен на деньги, вырученные Воронцовым от продажи собственного вина, красноречиво говорит о недюжинной коммерческой хватке Михаила Семеновича.
   Помимо виноделия Воронцов, внимательно приглядываясь к тем занятиям, которые уже были освоены местным населением, всеми силами старался развивать и совершенствовать уже существующие местные традиции. Из Испании и Саксонии были выписаны элитные породы овец и устроены небольшие предприятия по переработке шерсти. Это помимо занятости населения давало деньги и людям, и краю. Не полагаясь на субсидии из центра, Воронцов задался целью поставить жизнь в крае на принципы самоокупаемости. Отсюда невиданная ранее по масштабам преобразовательная деятельность Воронцова: табачные плантации, питомники, учреждение Одесского сельскохозяйственного общества по обмену опытом, покупка за границей новых по тому времени сельскохозяйственных орудий, опытные фермы, ботанический сад, выставки скота и плодово-овощных культур.
   Все это, помимо оживления жизни в самой Новорос-сии, изменило отношение к ней как к дикому и едва ли не обременительному для государственной казны краю. Достаточно сказать, что результатом первых лет хозяйствования Воронцова стало увеличение цены на землю с тридцати копеек за десятину до десяти рублей и более.
   Население Новороссии из года в год росло. Очень много было сделано Воронцовым для просветительства и научно-культурного подъема в этих местах. Через пять лет после его прибытия открылось училище восточных языков, в 1834 г. в Херсоне появилось училище торгового мореплавания для подготовки шкиперов, штурманов и судостроителей. До Воронцова в крае было всего 4 гимназии. С прозорливостью умного политика русский генерал-губернатор открывает целую сеть училищ именно в недавно присоединенных к России бессарабских землях: Кишиневе, Измаиле, Килие, Бендерах, Бельцах. При симферопольской гимназии начинает действовать татарское отделение, в Одессе – еврейское училище. Для воспитания и образования детей небогатых дворян и высшего купечества в 1833 г. было получено высочайшее соизволение на открытие института для девушек в Керчи.
   Свой посильный вклад в начинания графа вносила и его супруга. Под патронажем Елизаветы Ксаверьевны в Одессе был создан Дом призрения сирот и училище для глухонемых девочек.
   Вся практическая деятельность Воронцова, его забота о завтрашнем дне края сочетались в нем с личным интересом к его историческому прошлому. Ведь легендарная Таврида впитала в себя едва ли не всю историю человечества. Генерал-губернатор регулярно организует экспедиции для изучения Новороссии, описания сохранившихся памятников древности, раскопок.
   В 1839 г. в Одессе Воронцовым было учреждено Общество истории и древностей, которое расположилось в его доме. Личным вкладом графа в начавшее пополняться хранилище древностей при обществе стала коллекция ваз и сосудов из Помпеи.
   В результате горячей заинтересованности Воронцова, по мнению специалистов, «весь Новороссийский край, Крым и отчасти Бессарабия в четверть века, а труднодоступный Кавказ в девять лет были исследованы, описаны, иллюстрированы гораздо точнее и подробнее многих внутренних составных частей пространнейшей России».
   Все, что касалось исследовательской деятельности, делалось фундаментально: множество книг, связанных с путешествиями, описаниями флоры и фауны, с археологическими и этнографическими находками, издавались, как свидетельствовали хорошо знавшие Воронцова люди, «при безотказном содействии просвещенного правителя».
   Секрет необыкновенно результативной деятельности Воронцова заключался не только в его государственном складе ума и необыкновенной образованности. Он безукоризненно владел тем, что мы сейчас называем умением «собрать команду». Знатоки, энтузиасты, умельцы в жажде привлечь к своим идеям внимание высокого лица не обивали графского порога. «Он сам их отыскивал, – вспоминал один свидетель «новороссийского бума», – знакомился, приближал к себе и в случае возможности приглашал на совместную службу Отечеству». Сто шестьдесят лет тому назад это слово имело конкретный, возвышающий душу смысл, подвигавший людей на многое...

 

   Санкт-Петербург, 24 января 1845 г.
   «Любезный Алексей Петрович! Ты, верно, удивился, когда узнал о назначении моем на Кавказ. Я также удивился, когда мне предложено было это поручение, и не без страха оное принял: ибо мне уже 63 год...»

 

   Так писал Воронцов боевому другу – генералу Ермолову, перед тем как отправиться к новому месту назначения. Покоя не предвиделось. Дороги и дороги: военные, горные, степные – именно они стали его жизненной географией. Но был какой-то особый смысл в том, что теперь, совершенно седой, с недавно присвоенным титулом Светлейшего князя, он снова направлялся в те края, куда ринулся под пули двадцатилетним поручиком.
   Николай I назначил его наместником Кавказа и главнокомандующим кавказскими войсками, оставив за ним и новороссийское генерал-губернаторство.
   Следующие девять лет жизни, практически до самой смерти, Воронцов – в военных походах и в трудах по укреплению русских крепостей и боеготовности армии, а вместе с тем в небезуспешных попытках построить мирную жизнь для мирных людей. Почерк его подвижнической деятельности узнается сразу – он только что приехал, его резиденция в Тифлисе крайне проста и непритязательна, но здесь уже положено начало городской нумизматической коллекции, в 1850 г. образовывается Закавказское общество сельского хозяйства. Первое восхождение на Арарат также было организовано Воронцовым. И конечно снова хлопоты по открытию школ – в Тифлисе, Кутаиси, Ереване, Ставрополе с последующим их объединением в систему отдельного Кавказского учебного округа. По мнению Воронцова, российское присутствие на Кавказе не только не должно подавлять самобытность населяющих его народов, оно просто обязано считаться и приспосабливаться к исторически сложившимся традициям края, потребностям, характеру жителей. Именно поэтому в первые же годы своего пребывания на Кавказе Воронцов дает «добро» на учреждение мусульманского училища. Путь к миру на Кавказе он видел в первую очередь в веротерпимости и писал Николаю I: «То, как мусульмане мыслят и относятся к нам, зависит от нашего отношения к их вере...» В «замирение» края с помощью одной лишь военной силы он не верил.
   Именно в военной политике российского правительства на Кавказе Воронцов видел немалые просчеты. По его переписке с Ермоловым, столько лет усмирявшим воинствующих горцев, видно, что боевые друзья сходятся в одном: правительство, увлекшись делами европейскими, мало обращало внимания на Кавказ. Отсюда застарелые проблемы, порожденные негибкой политикой, да к тому же пренебрежением к мнению людей, хорошо знавших этот край и его законы.
   Елизавета Ксаверьевна неотлучно находилась при муже во всех местах службы, а иногда даже сопровождала его в инспекционных поездках. С заметным удовольствием сообщал Воронцов Ермолову летом 1849 г.: «В Дагестане она имела удовольствие идти два или три раза с пехотою на военном положении, но, к большому ее сожалению, неприятель не показывался. Мы были с нею на славном Гилеринском спуске, откуда виден почти весь Дагестан и где, по общему здесь преданию, ты плюнул на этот ужасный и проклятый край и сказал, что оный не стоит кровинки одного солдата; жаль, что после тебя некоторые начальники имели совершенно противные мнения». По этому письму видно, что с годами супруги сблизились. Молодые страсти поутихли, сделались воспоминанием. Возможно, сближение это произошло еще и по причине их печальной родительской судьбы: из шестерых детей Воронцовых четверо умерли очень рано. Но и те двое, став взрослыми, давали отцу с матерью пищу для не очень радостных размышлений.
   Дочь Софья, выйдя замуж, семейного счастья не обрела – супруги, не имея детей, жили порознь. Сын Семен, про которого говорили, что «он никакими талантами не отличался и ничем не напоминал своего родителя», тоже был бездетен. И впоследствии с его смертью род Воронцовых угас.
   Накануне своего 70 летия Михаил Семенович попросил об отставке. Просьба его была удовлетворена. Чувствовал он себя очень скверно, хотя тщательно это скрывал. «Без дела» он прожил меньше года. За его спиной осталось пять десятков лет службы России не за страх, а за совесть. В высшем воинском звании России – фельдмаршальском – Михаил Семенович Воронцов скончался 6 ноября 1856 г.
   За заслуги перед Отечеством Светлейшему князю М.С. Воронцову было установлено два памятника – в Тифлисе и в Одессе, куда на торжественную церемонию открытия в 1856 г. прибыли и немцы, и болгары, и представители татарского населения, духовенство христианских и нехристианских конфессий.
   Портрет Воронцова располагается в первом ряду знаменитой «Военной галереи» Зимнего дворца, посвященной героям войны 1812 г. Бронзовую фигуру фельдмаршала можно видеть среди выдающихся деятелей, помещенных на памятнике «Тысячелетие России» в Новгороде. Его имя значится и на мраморных досках Георгиевского зала Московского Кремля в священном списке верных сынов Отечества. Могила Михаила Семеновича Воронцова была взорвана вместе с Одесским кафедральным собором в первые годы советской власти...