Страница:
Крыса, окаменев от страха, замер под мышкой у разведчика. Он едва решался дышать, опасаясь привлечь к себе внимание и оказаться по ту сторону стекла, среди ужасных манекенов, служивших для удовольствия развращенной публики. Вращаться там, ожидая, что тебя выберут, и ты попадешь в руки совершенно больного человека, который жадно ищет каких-нибудь необычных ощущений, было поистине кошмарным испытанием.
Евнух поднял голову и взглянул на странную пару. Когда он узнал форму Стражей Эдема, в его глазах мелькнуло осуждение. Однако он любезно сказал:
– Чем могу быть полезен?
Кавендиш взглянул на эту гору жира и слегка приподнял защитные очки своей каски.
– Мы пришли сюда лишь навести справки, – ответил он.
Их собеседник высокомерно улыбнулся: на эту удочку он не попался, ведь он слышал такое каждый день, когда был на работе. Большинству людей стыдно сознаваться в своих пороках.
– Слушаю вас, – спокойно произнес он, слегка подавшись вперед и навострив уши, словно готовясь услышать исповедь.
– Есть ли у вас здесь дети?
Толстяк широко улыбнулся.
– У нас есть все, абсолютно все, – заявил он. – Если уж быть до конца откровенным, то все упирается только в цену. Кстати сказать, я посоветовал бы вам сначала познакомиться с нашими расценками, а уж потом принимать какое-нибудь решение...
– Вы не отпускаете товар в кредит, на это вы намекаете?
Толстяк пожал плечами. Его щеки и подбородок затряслись.
– Да, мы не работаем ни в кредит, ни под вексель, – сухо сказал он.
Некоторые Стражи, пользуясь тем, что являются защитниками города, иногда бесплатно посещали злачные места. Правда, многие заведения подобного рода были им недоступны, и дом свиданий с уродцами как раз входил в число таких заведений.
– Я вполне способен заплатить вам, – спокойно заявил Кавендиш.
Он посадил Крысу на ближайший диван, покопался в одной из своих седельных сумок, достал оттуда сверкающий сифон и подал его удивленному евнуху.
– Ну и что мне с этим делать? – пропищал толстяк.
– Это чистое золото, – тихо сказал разведчик.
В глазах толстяка вспыхнули алчные огоньки.
– Золото? – недоверчиво переспросил он, взвешивая сифон в руке.
Кавендиш кивнул головой.
Пока его собеседник внимательно рассматривал сифон, разведчик окинул взглядом ненормальных клиентов этого заведения. Потом его взгляд скользнул по уродливым существам, изувеченным руками хирургов, – безобразным, неуклюжим, изуродованным, кривоногим или вообще безногим, горбатым – одним словом, по всему этому сборищу людей, несчастных от природы, или тех, которые нанесли себе увечья сами, только для того, чтобы с наибольшим успехом продавать свое тело и получать за это необходимую ежедневную порцию этерны.
Кровь прилила к голове разведчика, и у него возникло непреодолимое желание сломать и разрушить этот проклятый дом, где люди, страдающие физическим уродством, были отданы в руки умственным калекам.
Кавендиш с трудом подавил приступ гнева и взял себя в руки. Всему свое время. Разумеется, он еще успеет сжечь этот проклятый муравейник, даже если ему придется погибнуть при этом. Однако, это можно сделать и позже. Начинать следовало с самого главного – сейчас его интересовала судьба Энджела, потом он займется Джагом и, наконец, Шоном, балетмейстером этой дьявольской оперы, человеком, виновным во всех бедах и несчастьях города, во всем этом разврате. Судьба Шона была уже решена.
– Ну и как? – обратился он к евнуху, который водил по сифону кусочком картона с наклеенной на него мелкозернистой наждачной бумагой. Этим подобием напильника евнух обычно пользовался, чтобы приводить в порядок свои ногти, покрытые лаком черного цвета.
– Да, это действительно золото, – нехотя согласился евнух.
– Надеюсь, его достаточно, чтобы получить взамен кое-какие сведения?
Предложение было настолько неожиданным, что глаза толстяка от удивления вылезли из орбит.
Кавендиш криво ухмыльнулся: его собеседник был жаден, и расчетливость ясно читалась на его одутловатом лице. В прейскурант борделя с уродцами не входила плата за услуги подобного рода – справки обычно давались бесплатно. Значит, данный кусок золота мог считаться подарком или чаевыми и, естественно, проходил мимо казны заведения.
Пухлые пальцы с черными ногтями проворно схватили сифон, и он исчез под прилавком.
– Чем могу быть полезен? – любезно проворковал толстяк.
– Я ищу одного ребенка, – сказал Кавендиш. – У него нет глаз, очень маленький носик и нет рук. Он только что поступил. Как вы думаете, он уже здесь? В таком случае, я хотел бы быть первым...
Его собеседник неуверенно надул щеки.
– Я только что заступил на смену, – произнес он. – Моего коллеги здесь нет, и спросить не у кого...
– Очень жаль, – буркнул Кавендиш.
Евнух, услышав нотки недовольства в голосе щедрого клиента, немедленно поспешил на помощь.
– Если он у нас, то, значит, он внесен в каталог, – быстро заговорил толстяк. – Вам нужно посмотреть каталог, и тогда вы все увидите на экране. Садитесь за пульт управления, который с правой стороны от вас. На клавиатуре есть цифры от единицы до двенадцати, с помощью которых вы сможете сделать предварительный выбор. Вы сказали, что это ребенок, так сколько ему лет?
– Лет пять-шесть.
– В таком случае нажмите кнопку 10.
– Ребенок был не совсем здоров и чувствовал себя плохо. Это как-нибудь учитывается в вашем каталоге?
– В таком случае, переключитесь на двенадцатый канал. Вы найдете его здесь – это как раз тот каталог, в который занесены наши лежачие больные.
Подавив в себе отвращение, Кавендиш молча подошел к экрану.
Устроившись над ней и держась на вытянутых руках, Джаг механически двигал тазом взад-вперед, не испытывая при этом ничего, кроме бешенства.
Она громко застонала, и Джаг прорычал:
– Закрой пасть, иначе я остановлюсь!
Азелия сразу замолчала. Теперь из ее горла вырывались лишь прерывистые вздохи.
Это были безумные объятия, странная случка, где каждый преследовал свою цель: получить власть над другим. Вся эта сцена напоминала, скорее, схватку.
Правда, вначале Джаг попался на удочку: после своего неожиданного предложения, Азелия мгновенно перехватила инициативу, заставила Джага лечь на нее и, схватив член, тут же вставила его в свою ненасытную прорезь.
Вихрь желания охватил Джага, и он поддался инстинктам, потеряв голову, забыв о ситуации, о месте, где они находились, и о теплом еще трупе, лежавшем в нескольких метрах от них. Джаг думал лишь о своем удовольствии.
Потом он вдруг перехватил взгляд Азелии. Взгляд был холодный, оценивающий, высокомерный. И тогда Джаг понял, что является игрушкой в ее руках, что Азелия хочет просто воспользоваться моментом, чтобы победить.
И Джаг решил подчинить Азелию себе.
Стряхнув с себя сексуальное наваждение, он принялся размеренно работать тазом, переходя от быстрого ритма к медленному, мягкому, почти полностью выводя член, чтобы потом мягко вернуть его обратно. Он чувствовал, как молодая женщина раскрывает перед ним свою плоть, словно земля под плугом.
Начав эту игру, Джаг увидел, что все стало на свои места.
Теперь Азелия уже не могла себя сдерживать. Выражение высокомерия исчезло с ее лица, на щеках появился румянец, а ноздри затрепетали. Тело молодой женщины покрылось потом, разметавшиеся волосы заскользили по полу камеры, собирая соломинки, которые переливались в них, словно золотые украшения.
Теперь покорная, она сама стремилась навстречу каждому его движению, обхватила его талию ногами, словно желая, чтобы он целиком вошел в нее.
Внезапно тело Азелии напряглось, она быстро задышала и принялась громко стонать.
Джаг мгновенно остановился. Азелия безумными от страсти глазами взглянула на своего партнера. Джаг спокойно, хитро прищурившись, смотрел ей в глаза. Азелия поняла, что попала в руки человека, который сильнее ее, однако она уже перешла тот предел, до которого еще могла остановиться. Признав свое поражение, она жалобно простонала:
– Пожалуйста, продолжай, умоляю!
Удовлетворенный этим, Джаг опять начал движения и вскоре вместе с ней дошел до оргазма. После этого они на секунду оба застыли, ибо их тела отяжелели, словно камни.
Несколько мгновений они пролежали рядом, восстанавливая дыхание, потом Азелия отодвинулась от своего партнера и сердито взглянула на него.
– Ты никогда не выйдешь отсюда, – тихо сказала она.
Джаг улыбнулся.
– Это мы еще посмотрим, – сказал он и взял в руки продолговатый ящик, который молодая женщина принесла в камеру. – Я думаю, это для меня?
– Положи на место!
Джаг мгновенно оказался около Азелии, уселся верхом на ее живот и положил на шею железный лом.
– Хватит командовать! – жестко произнес он. – Твое время кончилось, теперь буду решать я. Стоит тебе дернуться – и я раздавлю твое горло. Хоть ты и Бессмертная, но после этого, поверь, тебе не оправиться.
В зелено-голубых глазах Азелии мелькнул страх: как все Бессмертные Эдема, она больше всего на свете боялась физической смерти.
Несмотря на то, что им было обещано бессмертие, несмотря на запрещение проносить в город оружие, несмотря на охрану на улицах, на Стражей у ворот, на изобилие, роскошь и излишества, все жители Эдема жили под куполом города, словно ракушки в большой раковине, самостоятельно поддерживая свое очень хрупкое и непрочное существование.
Сидя на животе Азелии, Джаг открыл коробку и извлек оттуда довольно странный муляж члена, сделанный из слоновой кости. Простой, но весьма остроумный механизм управлял функционированием муляжа: его можно было легко вставить, но при любом движении назад, стенки раскрывались, выпуская острые, похожие на рыбью чешую или зазубрины гарпуна, пластины.
Человек, которому ввели бы эту очаровательную игрушку в анальное отверстие, больше не смог бы испражняться, не разорвав себе прямую кишку.
Джаг вздрогнул от ужаса: хорошо, что он успел вовремя освободиться от оков.
– Интересная штука, – прошептал он. – Мне очень хочется испытать ее на тебе.
Испуганная Азелия замотала головой. Джаг схватил ее за волосы и заставил сесть.
– Ты поможешь мне забрать ребенка, – резко сказал он.
– Охрана мужа не позволит тебе сделать это, – возразила Азелия, к которой вернулись остатки ее прежнего высокомерия.
– В таком случае, мы умрем вместе, – спокойно произнес Джаг, резко приподнял Азелию и поволок ее к двери.
Натянув на себя одежду, Джаг осторожно вышел из камеры и тут вспомнил стражника, который его сюда привел. Тюремщик ошибся – Джаг выйдет на свободу, да еще с очень ценной заложницей.
Большинство больных были дети, чьи отклонения от нормы усугубили сумасшедшие хирурги.
На фоне этих несчастных монстры, выставленные в холле, могли бы претендовать на звания красавцев и красавиц.
Евнух нашел себе сменщика и решил ни на секунду не оставлять столь щедрого клиента: вскоре Кавендиш услышал у себя за плечом его дыхание.
– У нас есть и грудные дети, – предложил евнух. – Этим новорожденным всего несколько недель, и мы получаем их из окрестностей города. Им очень нравится сосать, – с улыбкой добавил он.
Кавендиш едва сдержал жгучее желание свернуть толстяку шею. Вдруг появившееся на экране изображение заставило разведчика замереть. Его взгляд остановился, лицо стало совершенно бледным.
– Люди с сильно обожженным телом теперь тоже пользуются популярностью, – прокомментировал евнух. – Этого нам удалось спасти, когда он попытался покончить с собой на костре. Теперь у него нет ни рук, ни ног, но это страшно. Кстати, ног у него уже давно нет. Он сам ампутировал их, чтобы нравиться некоторым клиентам. Самое любопытное в этой истории то, что его глаза лопнули от жара пламени, однако лицо почти не тронуто. Только местами слегка обожжено. Его нервная система в полном порядке, а кожа такая нежная, что от малейшего прикосновения он начинает жутко орать. Он не выносит даже прикосновения мухи, поэтому его комната с повышенной звукоизоляцией.
– Сколько? – хрипло спросил Кавендиш, не отрывая глаз от экрана.
– Вы же сказали, что вам нужен ребенок, а этот...
– Сколько? – повторил разведчик тихим голосом.
– Для вас двоих? – поинтересовался толстяк, показывая на Крысу.
– Для меня одного. Он подождет меня здесь.
Евнух прокашлялся и сказал:
– Вы можете иметь его, дав мне примерно столько же, сколько уже дали, однако мне понадобится еще столько же в залог.
Механическим движением Кавендиш передал толстяку целую седельную сумку и хрипло спросил:
– Этого хватит?
Толстяк изумленно вытаращился. Он получил втрое больше, чем требовалось.
Кавендишу было на все наплевать, даже на возможное предательство со стороны Крысы. Он и так уже чувствовал себя мертвым.
Последовало молчание, потом один из охранников в позолоченном комбинезоне вышел вперед, положил на пол охотничье ружье и отошел в сторону. За ним последовали другие. Разоружаясь, они бросали на пол винтовки, пистолеты и арбалеты. Чувствовалось, что охрана испытывает одновременно и восхищение, и страх. Ведь раньше еще никому не удавалось выбраться из камеры. Однако, сам вид незнакомца, захватившего Азелию в заложницы, наводил на охрану ужас. К тому же, они прекрасно знали, что Шон никогда не простит им этого инцидента.
– Куда вы отнесли ребенка, который был со мной? – спросил Джаг, быстро подняв с пола винчестер. Это была та самая модель, которую обезьяна согнула на плато.
– С ним занимаются предварительной подготовкой, – ответил один из охранников. – Он находится в зале, где вырабатывается покорность.
– Проведи нас туда, – резко сказал Джаг, ткнув стволом винчестера в затылок своей заложницы. – Ну а вы отойдите подальше, ложитесь на живот и заложите руки за голову.
Внезапно его взгляд упал на детей, прикованных к стене. Джаг приказал:
– Освободите их, и немедленно!
Азелия рассмеялась.
– Ты приговариваешь их к смерти, ведь у них больше ничего нет, и они не могут доставать для себя этерну. Когда наступит следующий Красный Час, они, не получив дозы порошка, начнут стареть, и этот процесс ничем не остановишь. Некоторые из них и так уже стары. Они постареют на глазах и умрут в страшных муках через несколько минут. Работая на нас, они получают право на жизнь.
Джаг повел стволом винчестера, заставив Азелию склонить голову.
– Скажи, чтобы им дали вашего чертового порошка и отпустили!
– Дней через десять они к нам вернутся, – презрительно бросила Азелия. – Они сами этого хотят.
– Давай побыстрее, – буркнул Джаг.
По знаку Азелии один из охранников отстегнул цепи и выдал каждому ребенку по стеклянному флакону, наполненному капсулами с этерной. Большинство детей мгновенно выбежали из ангара, но были и другие, которые остались стоять у стены, словно не понимая, что с ними произошло.
Джагу пришлось даже прикрикнуть на них, и только после этого они начали двигаться.
– Теперь пойдем к малышу, – требовательно сказал он, когда ангар опустел.
– Шон сделает из тебя чучело, которое поставят на площади Орла, – пригрозила Азелия, покорно двинувшись впереди Джага.
– Если ему это удастся, ты тоже умрешь, – спокойно ответил Джаг.
Глава 16
Евнух поднял голову и взглянул на странную пару. Когда он узнал форму Стражей Эдема, в его глазах мелькнуло осуждение. Однако он любезно сказал:
– Чем могу быть полезен?
Кавендиш взглянул на эту гору жира и слегка приподнял защитные очки своей каски.
– Мы пришли сюда лишь навести справки, – ответил он.
Их собеседник высокомерно улыбнулся: на эту удочку он не попался, ведь он слышал такое каждый день, когда был на работе. Большинству людей стыдно сознаваться в своих пороках.
– Слушаю вас, – спокойно произнес он, слегка подавшись вперед и навострив уши, словно готовясь услышать исповедь.
– Есть ли у вас здесь дети?
Толстяк широко улыбнулся.
– У нас есть все, абсолютно все, – заявил он. – Если уж быть до конца откровенным, то все упирается только в цену. Кстати сказать, я посоветовал бы вам сначала познакомиться с нашими расценками, а уж потом принимать какое-нибудь решение...
– Вы не отпускаете товар в кредит, на это вы намекаете?
Толстяк пожал плечами. Его щеки и подбородок затряслись.
– Да, мы не работаем ни в кредит, ни под вексель, – сухо сказал он.
Некоторые Стражи, пользуясь тем, что являются защитниками города, иногда бесплатно посещали злачные места. Правда, многие заведения подобного рода были им недоступны, и дом свиданий с уродцами как раз входил в число таких заведений.
– Я вполне способен заплатить вам, – спокойно заявил Кавендиш.
Он посадил Крысу на ближайший диван, покопался в одной из своих седельных сумок, достал оттуда сверкающий сифон и подал его удивленному евнуху.
– Ну и что мне с этим делать? – пропищал толстяк.
– Это чистое золото, – тихо сказал разведчик.
В глазах толстяка вспыхнули алчные огоньки.
– Золото? – недоверчиво переспросил он, взвешивая сифон в руке.
Кавендиш кивнул головой.
Пока его собеседник внимательно рассматривал сифон, разведчик окинул взглядом ненормальных клиентов этого заведения. Потом его взгляд скользнул по уродливым существам, изувеченным руками хирургов, – безобразным, неуклюжим, изуродованным, кривоногим или вообще безногим, горбатым – одним словом, по всему этому сборищу людей, несчастных от природы, или тех, которые нанесли себе увечья сами, только для того, чтобы с наибольшим успехом продавать свое тело и получать за это необходимую ежедневную порцию этерны.
Кровь прилила к голове разведчика, и у него возникло непреодолимое желание сломать и разрушить этот проклятый дом, где люди, страдающие физическим уродством, были отданы в руки умственным калекам.
Кавендиш с трудом подавил приступ гнева и взял себя в руки. Всему свое время. Разумеется, он еще успеет сжечь этот проклятый муравейник, даже если ему придется погибнуть при этом. Однако, это можно сделать и позже. Начинать следовало с самого главного – сейчас его интересовала судьба Энджела, потом он займется Джагом и, наконец, Шоном, балетмейстером этой дьявольской оперы, человеком, виновным во всех бедах и несчастьях города, во всем этом разврате. Судьба Шона была уже решена.
– Ну и как? – обратился он к евнуху, который водил по сифону кусочком картона с наклеенной на него мелкозернистой наждачной бумагой. Этим подобием напильника евнух обычно пользовался, чтобы приводить в порядок свои ногти, покрытые лаком черного цвета.
– Да, это действительно золото, – нехотя согласился евнух.
– Надеюсь, его достаточно, чтобы получить взамен кое-какие сведения?
Предложение было настолько неожиданным, что глаза толстяка от удивления вылезли из орбит.
Кавендиш криво ухмыльнулся: его собеседник был жаден, и расчетливость ясно читалась на его одутловатом лице. В прейскурант борделя с уродцами не входила плата за услуги подобного рода – справки обычно давались бесплатно. Значит, данный кусок золота мог считаться подарком или чаевыми и, естественно, проходил мимо казны заведения.
Пухлые пальцы с черными ногтями проворно схватили сифон, и он исчез под прилавком.
– Чем могу быть полезен? – любезно проворковал толстяк.
– Я ищу одного ребенка, – сказал Кавендиш. – У него нет глаз, очень маленький носик и нет рук. Он только что поступил. Как вы думаете, он уже здесь? В таком случае, я хотел бы быть первым...
Его собеседник неуверенно надул щеки.
– Я только что заступил на смену, – произнес он. – Моего коллеги здесь нет, и спросить не у кого...
– Очень жаль, – буркнул Кавендиш.
Евнух, услышав нотки недовольства в голосе щедрого клиента, немедленно поспешил на помощь.
– Если он у нас, то, значит, он внесен в каталог, – быстро заговорил толстяк. – Вам нужно посмотреть каталог, и тогда вы все увидите на экране. Садитесь за пульт управления, который с правой стороны от вас. На клавиатуре есть цифры от единицы до двенадцати, с помощью которых вы сможете сделать предварительный выбор. Вы сказали, что это ребенок, так сколько ему лет?
– Лет пять-шесть.
– В таком случае нажмите кнопку 10.
– Ребенок был не совсем здоров и чувствовал себя плохо. Это как-нибудь учитывается в вашем каталоге?
– В таком случае, переключитесь на двенадцатый канал. Вы найдете его здесь – это как раз тот каталог, в который занесены наши лежачие больные.
Подавив в себе отвращение, Кавендиш молча подошел к экрану.
* * *
Азелия больше не владела собой: закатив глаза, кусая губы, чтобы не закричать, она четко следовала за движениями своего партнера, а ее голова раскачивалась из стороны в сторону.Устроившись над ней и держась на вытянутых руках, Джаг механически двигал тазом взад-вперед, не испытывая при этом ничего, кроме бешенства.
Она громко застонала, и Джаг прорычал:
– Закрой пасть, иначе я остановлюсь!
Азелия сразу замолчала. Теперь из ее горла вырывались лишь прерывистые вздохи.
Это были безумные объятия, странная случка, где каждый преследовал свою цель: получить власть над другим. Вся эта сцена напоминала, скорее, схватку.
Правда, вначале Джаг попался на удочку: после своего неожиданного предложения, Азелия мгновенно перехватила инициативу, заставила Джага лечь на нее и, схватив член, тут же вставила его в свою ненасытную прорезь.
Вихрь желания охватил Джага, и он поддался инстинктам, потеряв голову, забыв о ситуации, о месте, где они находились, и о теплом еще трупе, лежавшем в нескольких метрах от них. Джаг думал лишь о своем удовольствии.
Потом он вдруг перехватил взгляд Азелии. Взгляд был холодный, оценивающий, высокомерный. И тогда Джаг понял, что является игрушкой в ее руках, что Азелия хочет просто воспользоваться моментом, чтобы победить.
И Джаг решил подчинить Азелию себе.
Стряхнув с себя сексуальное наваждение, он принялся размеренно работать тазом, переходя от быстрого ритма к медленному, мягкому, почти полностью выводя член, чтобы потом мягко вернуть его обратно. Он чувствовал, как молодая женщина раскрывает перед ним свою плоть, словно земля под плугом.
Начав эту игру, Джаг увидел, что все стало на свои места.
Теперь Азелия уже не могла себя сдерживать. Выражение высокомерия исчезло с ее лица, на щеках появился румянец, а ноздри затрепетали. Тело молодой женщины покрылось потом, разметавшиеся волосы заскользили по полу камеры, собирая соломинки, которые переливались в них, словно золотые украшения.
Теперь покорная, она сама стремилась навстречу каждому его движению, обхватила его талию ногами, словно желая, чтобы он целиком вошел в нее.
Внезапно тело Азелии напряглось, она быстро задышала и принялась громко стонать.
Джаг мгновенно остановился. Азелия безумными от страсти глазами взглянула на своего партнера. Джаг спокойно, хитро прищурившись, смотрел ей в глаза. Азелия поняла, что попала в руки человека, который сильнее ее, однако она уже перешла тот предел, до которого еще могла остановиться. Признав свое поражение, она жалобно простонала:
– Пожалуйста, продолжай, умоляю!
Удовлетворенный этим, Джаг опять начал движения и вскоре вместе с ней дошел до оргазма. После этого они на секунду оба застыли, ибо их тела отяжелели, словно камни.
Несколько мгновений они пролежали рядом, восстанавливая дыхание, потом Азелия отодвинулась от своего партнера и сердито взглянула на него.
– Ты никогда не выйдешь отсюда, – тихо сказала она.
Джаг улыбнулся.
– Это мы еще посмотрим, – сказал он и взял в руки продолговатый ящик, который молодая женщина принесла в камеру. – Я думаю, это для меня?
– Положи на место!
Джаг мгновенно оказался около Азелии, уселся верхом на ее живот и положил на шею железный лом.
– Хватит командовать! – жестко произнес он. – Твое время кончилось, теперь буду решать я. Стоит тебе дернуться – и я раздавлю твое горло. Хоть ты и Бессмертная, но после этого, поверь, тебе не оправиться.
В зелено-голубых глазах Азелии мелькнул страх: как все Бессмертные Эдема, она больше всего на свете боялась физической смерти.
Несмотря на то, что им было обещано бессмертие, несмотря на запрещение проносить в город оружие, несмотря на охрану на улицах, на Стражей у ворот, на изобилие, роскошь и излишества, все жители Эдема жили под куполом города, словно ракушки в большой раковине, самостоятельно поддерживая свое очень хрупкое и непрочное существование.
Сидя на животе Азелии, Джаг открыл коробку и извлек оттуда довольно странный муляж члена, сделанный из слоновой кости. Простой, но весьма остроумный механизм управлял функционированием муляжа: его можно было легко вставить, но при любом движении назад, стенки раскрывались, выпуская острые, похожие на рыбью чешую или зазубрины гарпуна, пластины.
Человек, которому ввели бы эту очаровательную игрушку в анальное отверстие, больше не смог бы испражняться, не разорвав себе прямую кишку.
Джаг вздрогнул от ужаса: хорошо, что он успел вовремя освободиться от оков.
– Интересная штука, – прошептал он. – Мне очень хочется испытать ее на тебе.
Испуганная Азелия замотала головой. Джаг схватил ее за волосы и заставил сесть.
– Ты поможешь мне забрать ребенка, – резко сказал он.
– Охрана мужа не позволит тебе сделать это, – возразила Азелия, к которой вернулись остатки ее прежнего высокомерия.
– В таком случае, мы умрем вместе, – спокойно произнес Джаг, резко приподнял Азелию и поволок ее к двери.
Натянув на себя одежду, Джаг осторожно вышел из камеры и тут вспомнил стражника, который его сюда привел. Тюремщик ошибся – Джаг выйдет на свободу, да еще с очень ценной заложницей.
* * *
По мере того, как на экране мелькали изображения, Кавендиш покрывался мертвенной бледностью. Его даже стали мучить приступы тошноты. Конечно, он представлял себе самое худшее, однако все то, что рисовало его воображение, лишь отдаленно соответствовало реальности. В каждой комнате лежал один или несколько больных, чьи болезни были либо естественного происхождения, либо искусственно вызванные. Здесь были генетические мутанты, своего рода эрзац-гуманоиды, со всевозможными биологическими и физиологическими отклонениями, жизнь которых поддерживалась благодаря специальным медицинским аппаратам.Большинство больных были дети, чьи отклонения от нормы усугубили сумасшедшие хирурги.
На фоне этих несчастных монстры, выставленные в холле, могли бы претендовать на звания красавцев и красавиц.
Евнух нашел себе сменщика и решил ни на секунду не оставлять столь щедрого клиента: вскоре Кавендиш услышал у себя за плечом его дыхание.
– У нас есть и грудные дети, – предложил евнух. – Этим новорожденным всего несколько недель, и мы получаем их из окрестностей города. Им очень нравится сосать, – с улыбкой добавил он.
Кавендиш едва сдержал жгучее желание свернуть толстяку шею. Вдруг появившееся на экране изображение заставило разведчика замереть. Его взгляд остановился, лицо стало совершенно бледным.
– Люди с сильно обожженным телом теперь тоже пользуются популярностью, – прокомментировал евнух. – Этого нам удалось спасти, когда он попытался покончить с собой на костре. Теперь у него нет ни рук, ни ног, но это страшно. Кстати, ног у него уже давно нет. Он сам ампутировал их, чтобы нравиться некоторым клиентам. Самое любопытное в этой истории то, что его глаза лопнули от жара пламени, однако лицо почти не тронуто. Только местами слегка обожжено. Его нервная система в полном порядке, а кожа такая нежная, что от малейшего прикосновения он начинает жутко орать. Он не выносит даже прикосновения мухи, поэтому его комната с повышенной звукоизоляцией.
– Сколько? – хрипло спросил Кавендиш, не отрывая глаз от экрана.
– Вы же сказали, что вам нужен ребенок, а этот...
– Сколько? – повторил разведчик тихим голосом.
– Для вас двоих? – поинтересовался толстяк, показывая на Крысу.
– Для меня одного. Он подождет меня здесь.
Евнух прокашлялся и сказал:
– Вы можете иметь его, дав мне примерно столько же, сколько уже дали, однако мне понадобится еще столько же в залог.
Механическим движением Кавендиш передал толстяку целую седельную сумку и хрипло спросил:
– Этого хватит?
Толстяк изумленно вытаращился. Он получил втрое больше, чем требовалось.
Кавендишу было на все наплевать, даже на возможное предательство со стороны Крысы. Он и так уже чувствовал себя мертвым.
* * *
Охрана колебалась, и Азелия сухим голосом повторила приказ.Последовало молчание, потом один из охранников в позолоченном комбинезоне вышел вперед, положил на пол охотничье ружье и отошел в сторону. За ним последовали другие. Разоружаясь, они бросали на пол винтовки, пистолеты и арбалеты. Чувствовалось, что охрана испытывает одновременно и восхищение, и страх. Ведь раньше еще никому не удавалось выбраться из камеры. Однако, сам вид незнакомца, захватившего Азелию в заложницы, наводил на охрану ужас. К тому же, они прекрасно знали, что Шон никогда не простит им этого инцидента.
– Куда вы отнесли ребенка, который был со мной? – спросил Джаг, быстро подняв с пола винчестер. Это была та самая модель, которую обезьяна согнула на плато.
– С ним занимаются предварительной подготовкой, – ответил один из охранников. – Он находится в зале, где вырабатывается покорность.
– Проведи нас туда, – резко сказал Джаг, ткнув стволом винчестера в затылок своей заложницы. – Ну а вы отойдите подальше, ложитесь на живот и заложите руки за голову.
Внезапно его взгляд упал на детей, прикованных к стене. Джаг приказал:
– Освободите их, и немедленно!
Азелия рассмеялась.
– Ты приговариваешь их к смерти, ведь у них больше ничего нет, и они не могут доставать для себя этерну. Когда наступит следующий Красный Час, они, не получив дозы порошка, начнут стареть, и этот процесс ничем не остановишь. Некоторые из них и так уже стары. Они постареют на глазах и умрут в страшных муках через несколько минут. Работая на нас, они получают право на жизнь.
Джаг повел стволом винчестера, заставив Азелию склонить голову.
– Скажи, чтобы им дали вашего чертового порошка и отпустили!
– Дней через десять они к нам вернутся, – презрительно бросила Азелия. – Они сами этого хотят.
– Давай побыстрее, – буркнул Джаг.
По знаку Азелии один из охранников отстегнул цепи и выдал каждому ребенку по стеклянному флакону, наполненному капсулами с этерной. Большинство детей мгновенно выбежали из ангара, но были и другие, которые остались стоять у стены, словно не понимая, что с ними произошло.
Джагу пришлось даже прикрикнуть на них, и только после этого они начали двигаться.
– Теперь пойдем к малышу, – требовательно сказал он, когда ангар опустел.
– Шон сделает из тебя чучело, которое поставят на площади Орла, – пригрозила Азелия, покорно двинувшись впереди Джага.
– Если ему это удастся, ты тоже умрешь, – спокойно ответил Джаг.
Глава 16
– Когда закончите, нажмите на красную кнопку у изголовья кровати, – учтиво произнес толстяк. – Я буду где-нибудь неподалеку и сразу же приду за вами.
Кавендиш машинально кивнул головой.
Послышался щелчок замка, дверь открылась, и в комнате зажегся приятный оранжевый свет.
Кавендиш медленно вошел. У него было такое чувство, будто он в данный момент оскверняет чью-то гробницу.
Дверь закрылась с тем же характерным щелчком. Разведчик осторожно двинулся вперед, словно боясь разбудить того, кто лежал на кровати.
Подойдя к кровати, Кавендиш поставил на пол седельные сумки, положил ружье и снял каску. По его щекам потекли слезы. Стиснув зубы, разведчик молча плакал.
Нужно было обладать очень богатым воображением, чтобы представить себе, будто то, что сейчас лежало на круглой кровати, когда-то было человеком.
Обожженное тело больше походило на бесформенную массу, на паука, у которого оторвали лапки.
Рядом с кроватью стоял кислородный баллон, который позволял несчастному дышать, а по двум прозрачным трубкам, вшитым в шею, в тело поступали сыворотка и углеводы, поддерживавшие в нем жизнь.
Кавендиш вдруг почувствовал, что сейчас потеряет сознание. Но ненависть пересилила все остальные чувства и помогла ему собраться с духом. Он знал, что именно теперь не имеет права на малодушие, на проявление слабости перед своим младшим братом... – Здравствуй, Энди, – тихо сказал он, опускаясь на колени. – Это я, Кав.
Страдающий комок мяса, казалось, сжался, и в ритме его дыхания послышались изменения. Даже голова слегка дернулась, однако рот с искореженными губами оставался закрытым. Кроме всего прочего, прозрачная трубка зонда, входившего в трахею, не позволяла Кавендишу надеяться, что он хоть что-нибудь услышит в ответ.
Сердце Кавендиша будто сжала стальная рука. Он задрожал от сотрясавших его рыданий, и слезы еще сильнее потекли из его глаз.
Самое страшное заключалось не в том, что он видел перед собой, а в том, чего он как раз не видел, о чем мог лишь догадываться и что сейчас разрывало ему сердце. Это были убийственно грязные сцены, скотские видения, которые теснились в голове и которые теперь навсегда останутся в памяти.
Разведчик содрогнулся от ненависти и охватившего его ужаса. Господи! Да он предаст этот город очистительному огню, зальет его кровью по самые крыши! Шон еще горько пожалеет о том, что родился на свет! В самом начале пути Кавендиш поставил себе целью убить его и пришел в город только за этим.
Спазм перешел в легкую дрожь, и у Кавендиша даже закружилась голова. Он понял, что без помощи случая, который привел его в это заведение, он никогда бы не узнал правды о тех страшных условиях, в которых выжил его брат. Ведь он-то считал, что его младший брат мертв! Об этом ему сообщил такой же разведчик, как и он сам, не вдаваясь в детали и подробности. Правда всегда вещь сухая, и лишние слова ничего к ней не добавляют: они только смягчают обстоятельства или оправдывают какое-нибудь действие или решение. В их "корпорации молчунов" разглагольствования были не приняты. Слова, которые произносят разведчики, подобны сухому судебному приговору. Однажды жарким солнечным днем в маленькой деревне, состоявшей из нескольких хрупких хижин, Кавендиш узнан эту страшную новость. Он прибыл туда, пропахший потом, посеревший от пыли, грязный, жаждущий больше всего на свете выпить стакан вина и принять ванну. А другой разведчик, его старый знакомый, как раз покидал деревню, ведя с собой нескольких горемык, которые на свои скудные деньги решили предпринять длинное путешествие, надеясь, что в конце далекого пути их ожидают счастье и благополучие. Два добрых знакомых встретились под верандой обшарпанной гостиницы, пожали друг другу руки, и тогда Кавендиш узнал эту ужасную новость: Энди мертв, он покончил жизнь самоубийством, бросившись в костер Эдема. Он предпочел умереть, а не продолжать жить так, как жил до этого, получая деньги за то, что сам себе отрезал ноги. Друг Кавендиша ушел, оставив разведчика окаменевшим и совершенно уничтоженным.
– Как же долго мы не виделись с тобой, Энди, – прошептал разведчик, возвращаясь из своих воспоминаний в действительность. – А ведь раньше мы всегда были вместе. Помнишь, люди говорили, будто даже двери не закрываются за одним из нас, зная, что сейчас неизбежно придет другой. Но, к сожалению, это не могло продолжаться вечно, поскольку каждому из нас судьба уготовила свой путь. Однажды Эдем разлучил нас, но и это получилось не навсегда. Я вернулся, Энди. Теперь мы больше никогда не расстанемся, и двери опять не будут закрываться, когда мы будем проходить в них...
Закусив до крови губу, чтобы не разрыдаться, Кавендиш поднялся на ноги, дрожащей рукой отключил кислородный баллон и вырвал из тела оба зонда.
Тело, лежащее на кровати, несколько раз дернулось и замерло.
– Прощай, малыш, – удивительно спокойным голосом произнес Кавендиш.
Он нагнулся над останками своего брата, поцеловал его в губы и повторил:
– Прощай, малыш. Если бы я все это знал, я бы пришел раньше. Не знаю, как бы я проник под этот проклятый купол, но даю тебе слово, меня ничто не остановило бы. Ох и поплясали бы они у меня! Но успокойся, они еще попляшут!
Он отошел от кровати, поднял с пола седельные сумки и ружье, не тронув каску, которая больше была ему не нужна.
Подойдя к изголовью, Кавендиш нажал на красную кнопку, о которой говорил толстяк. Потом, приблизившись к двери, обернулся и сказал в последний раз:
– Мы никогда не расстанемся, Энди, и ты всегда будешь здесь. – С этими словами разведчик дотронулся пальцами до своего лба, а потом резко передернул подствольный затвор, дослав патрон в ствол ружья.
В комнате пахло лекарствами, дерьмом и мочой. В пол и в стены были вделаны клетки различных размеров, а у одной из стен стояли шкафы, наполненные никелированными хирургическими инструментами и большими банками с желтой жидкостью, в которой плавали различные органы человеческого тела.
Через приоткрытую дверь была видна другая комната, где виднелись полированные железные столы, снабженные фиксирующими ремнями шириной в ладонь.
По покрытому кафелем полу текла вода, а рядом со стеной с клетками проходил длинный гибкий шланг водопровода.
Джаг настороженно остановился на пороге комнаты.
– Баш на баш, – сказал карлик. – Меняем Азелию на твоего мальчишку.
Предложение было настолько нелепым, что Джаг лишь расхохотался в ответ.
– И ты позволишь мне спокойно уйти? – с улыбкой спросил он, прижимая Азелию к себе. Согласен?
Карлик ухмыльнулся, показав серые зубы.
– Я могу разрешить тебе уйти, но ты все равно не сможешь выйти из города. Шон вернулся, и мосты снова подняты. К тому же, сегодня праздник Орла, город принадлежит Бессмертным, и ты не выйдешь из Эдема до наступления Красного Часа.
Так зачем терять время и бегать за тобой по улицам, тебя ведь все равно найдут мертвым в каком-нибудь укромном месте.
Ответ карлика поколебал уверенность Джага: ведь он действительно ничего не знал об этом городе, о его нравах и обычаях. Кавендиш должен был обо всем этом рассказать, ибо это из-за него Джаг попал в такую ситуацию. Только вот неизвестно, где сейчас сам Кавендиш. Его никогда нет там, где он нужен.
– Ну так как же? – продолжал настаивать карлик.
Джаг отрицательно покачал головой.
– Не пойдет. Я возьму ребенка, вы опустите мосты, и я выйду отсюда вместе с Азелией, – резко произнес он.
Карлик щелкнул языком.
– Это невозможно, потому что Азелия – одна из Бессмертных. Она не может выйти из-под купола. Вывести ее наружу – то же самое, что выстрелить ей в голову сейчас. Боюсь, что Шон не позволит сделать тебе что-нибудь подобное. К тому же, вся охрана северного квартала давно уже окружила ангар, и тебе отсюда не выйти.
– В таком случае, Азелия умрет со мной, – решительно ответил Джаг.
Наступило молчание. Казалось, что из создавшейся ситуации нет выхода. То хрупкое равновесие, в котором пребывали переговаривающиеся стороны, могло вот-вот нарушиться, и Джаг опасался самого худшего. Ведь каждая минута отнимала у него шансы на победу. На маленьком столике стоял крохотный купол, подобные которому можно было видеть во всех общественных местах и домах жителей. Цвет этого купола постепенно менялся: Голубой Час переходил в Белый Час, после этого должен был наступить желтый и, наконец, Красный...
Вокруг все было спокойно: никто не двигался, потому что к угрозе Джага отнеслись серьезно. Но такое положение не могло продолжаться вечно – нужно было что-то предпринимать. Джаг, не задумываясь, убил бы Азелию, ведь в его памяти еще было свежо воспоминание о том, что он увидел в камере. Да, он без колебаний убил бы ее, но это ничего бы не решило.
Кавендиш машинально кивнул головой.
Послышался щелчок замка, дверь открылась, и в комнате зажегся приятный оранжевый свет.
Кавендиш медленно вошел. У него было такое чувство, будто он в данный момент оскверняет чью-то гробницу.
Дверь закрылась с тем же характерным щелчком. Разведчик осторожно двинулся вперед, словно боясь разбудить того, кто лежал на кровати.
Подойдя к кровати, Кавендиш поставил на пол седельные сумки, положил ружье и снял каску. По его щекам потекли слезы. Стиснув зубы, разведчик молча плакал.
Нужно было обладать очень богатым воображением, чтобы представить себе, будто то, что сейчас лежало на круглой кровати, когда-то было человеком.
Обожженное тело больше походило на бесформенную массу, на паука, у которого оторвали лапки.
Рядом с кроватью стоял кислородный баллон, который позволял несчастному дышать, а по двум прозрачным трубкам, вшитым в шею, в тело поступали сыворотка и углеводы, поддерживавшие в нем жизнь.
Кавендиш вдруг почувствовал, что сейчас потеряет сознание. Но ненависть пересилила все остальные чувства и помогла ему собраться с духом. Он знал, что именно теперь не имеет права на малодушие, на проявление слабости перед своим младшим братом... – Здравствуй, Энди, – тихо сказал он, опускаясь на колени. – Это я, Кав.
Страдающий комок мяса, казалось, сжался, и в ритме его дыхания послышались изменения. Даже голова слегка дернулась, однако рот с искореженными губами оставался закрытым. Кроме всего прочего, прозрачная трубка зонда, входившего в трахею, не позволяла Кавендишу надеяться, что он хоть что-нибудь услышит в ответ.
Сердце Кавендиша будто сжала стальная рука. Он задрожал от сотрясавших его рыданий, и слезы еще сильнее потекли из его глаз.
Самое страшное заключалось не в том, что он видел перед собой, а в том, чего он как раз не видел, о чем мог лишь догадываться и что сейчас разрывало ему сердце. Это были убийственно грязные сцены, скотские видения, которые теснились в голове и которые теперь навсегда останутся в памяти.
Разведчик содрогнулся от ненависти и охватившего его ужаса. Господи! Да он предаст этот город очистительному огню, зальет его кровью по самые крыши! Шон еще горько пожалеет о том, что родился на свет! В самом начале пути Кавендиш поставил себе целью убить его и пришел в город только за этим.
Спазм перешел в легкую дрожь, и у Кавендиша даже закружилась голова. Он понял, что без помощи случая, который привел его в это заведение, он никогда бы не узнал правды о тех страшных условиях, в которых выжил его брат. Ведь он-то считал, что его младший брат мертв! Об этом ему сообщил такой же разведчик, как и он сам, не вдаваясь в детали и подробности. Правда всегда вещь сухая, и лишние слова ничего к ней не добавляют: они только смягчают обстоятельства или оправдывают какое-нибудь действие или решение. В их "корпорации молчунов" разглагольствования были не приняты. Слова, которые произносят разведчики, подобны сухому судебному приговору. Однажды жарким солнечным днем в маленькой деревне, состоявшей из нескольких хрупких хижин, Кавендиш узнан эту страшную новость. Он прибыл туда, пропахший потом, посеревший от пыли, грязный, жаждущий больше всего на свете выпить стакан вина и принять ванну. А другой разведчик, его старый знакомый, как раз покидал деревню, ведя с собой нескольких горемык, которые на свои скудные деньги решили предпринять длинное путешествие, надеясь, что в конце далекого пути их ожидают счастье и благополучие. Два добрых знакомых встретились под верандой обшарпанной гостиницы, пожали друг другу руки, и тогда Кавендиш узнал эту ужасную новость: Энди мертв, он покончил жизнь самоубийством, бросившись в костер Эдема. Он предпочел умереть, а не продолжать жить так, как жил до этого, получая деньги за то, что сам себе отрезал ноги. Друг Кавендиша ушел, оставив разведчика окаменевшим и совершенно уничтоженным.
– Как же долго мы не виделись с тобой, Энди, – прошептал разведчик, возвращаясь из своих воспоминаний в действительность. – А ведь раньше мы всегда были вместе. Помнишь, люди говорили, будто даже двери не закрываются за одним из нас, зная, что сейчас неизбежно придет другой. Но, к сожалению, это не могло продолжаться вечно, поскольку каждому из нас судьба уготовила свой путь. Однажды Эдем разлучил нас, но и это получилось не навсегда. Я вернулся, Энди. Теперь мы больше никогда не расстанемся, и двери опять не будут закрываться, когда мы будем проходить в них...
Закусив до крови губу, чтобы не разрыдаться, Кавендиш поднялся на ноги, дрожащей рукой отключил кислородный баллон и вырвал из тела оба зонда.
Тело, лежащее на кровати, несколько раз дернулось и замерло.
– Прощай, малыш, – удивительно спокойным голосом произнес Кавендиш.
Он нагнулся над останками своего брата, поцеловал его в губы и повторил:
– Прощай, малыш. Если бы я все это знал, я бы пришел раньше. Не знаю, как бы я проник под этот проклятый купол, но даю тебе слово, меня ничто не остановило бы. Ох и поплясали бы они у меня! Но успокойся, они еще попляшут!
Он отошел от кровати, поднял с пола седельные сумки и ружье, не тронув каску, которая больше была ему не нужна.
Подойдя к изголовью, Кавендиш нажал на красную кнопку, о которой говорил толстяк. Потом, приблизившись к двери, обернулся и сказал в последний раз:
– Мы никогда не расстанемся, Энди, и ты всегда будешь здесь. – С этими словами разведчик дотронулся пальцами до своего лба, а потом резко передернул подствольный затвор, дослав патрон в ствол ружья.
* * *
Энджел лежал на эмалированном белом столе, установленном посредине комнаты, залитой ослепительно ярким светом. Рядом с ним стоял карлик и держал в руках револьвер с длинным стволом, конец которого почти уперся в ребенка.В комнате пахло лекарствами, дерьмом и мочой. В пол и в стены были вделаны клетки различных размеров, а у одной из стен стояли шкафы, наполненные никелированными хирургическими инструментами и большими банками с желтой жидкостью, в которой плавали различные органы человеческого тела.
Через приоткрытую дверь была видна другая комната, где виднелись полированные железные столы, снабженные фиксирующими ремнями шириной в ладонь.
По покрытому кафелем полу текла вода, а рядом со стеной с клетками проходил длинный гибкий шланг водопровода.
Джаг настороженно остановился на пороге комнаты.
– Баш на баш, – сказал карлик. – Меняем Азелию на твоего мальчишку.
Предложение было настолько нелепым, что Джаг лишь расхохотался в ответ.
– И ты позволишь мне спокойно уйти? – с улыбкой спросил он, прижимая Азелию к себе. Согласен?
Карлик ухмыльнулся, показав серые зубы.
– Я могу разрешить тебе уйти, но ты все равно не сможешь выйти из города. Шон вернулся, и мосты снова подняты. К тому же, сегодня праздник Орла, город принадлежит Бессмертным, и ты не выйдешь из Эдема до наступления Красного Часа.
Так зачем терять время и бегать за тобой по улицам, тебя ведь все равно найдут мертвым в каком-нибудь укромном месте.
Ответ карлика поколебал уверенность Джага: ведь он действительно ничего не знал об этом городе, о его нравах и обычаях. Кавендиш должен был обо всем этом рассказать, ибо это из-за него Джаг попал в такую ситуацию. Только вот неизвестно, где сейчас сам Кавендиш. Его никогда нет там, где он нужен.
– Ну так как же? – продолжал настаивать карлик.
Джаг отрицательно покачал головой.
– Не пойдет. Я возьму ребенка, вы опустите мосты, и я выйду отсюда вместе с Азелией, – резко произнес он.
Карлик щелкнул языком.
– Это невозможно, потому что Азелия – одна из Бессмертных. Она не может выйти из-под купола. Вывести ее наружу – то же самое, что выстрелить ей в голову сейчас. Боюсь, что Шон не позволит сделать тебе что-нибудь подобное. К тому же, вся охрана северного квартала давно уже окружила ангар, и тебе отсюда не выйти.
– В таком случае, Азелия умрет со мной, – решительно ответил Джаг.
Наступило молчание. Казалось, что из создавшейся ситуации нет выхода. То хрупкое равновесие, в котором пребывали переговаривающиеся стороны, могло вот-вот нарушиться, и Джаг опасался самого худшего. Ведь каждая минута отнимала у него шансы на победу. На маленьком столике стоял крохотный купол, подобные которому можно было видеть во всех общественных местах и домах жителей. Цвет этого купола постепенно менялся: Голубой Час переходил в Белый Час, после этого должен был наступить желтый и, наконец, Красный...
Вокруг все было спокойно: никто не двигался, потому что к угрозе Джага отнеслись серьезно. Но такое положение не могло продолжаться вечно – нужно было что-то предпринимать. Джаг, не задумываясь, убил бы Азелию, ведь в его памяти еще было свежо воспоминание о том, что он увидел в камере. Да, он без колебаний убил бы ее, но это ничего бы не решило.