Страница:
Еще одна весьма пикантная деталь. Нестор говорит, что ходоки-мусульмане пришли к Владимиру из Болгарии, не уточняя, правда, при этом из какой – Волжской или Дунайской. Годом раньше Владимир воевал с болгарами и победил их, о чем в летописи имеется соответствующая запись. Д. С. Лихачев в своих комментариях к «Повести временных лет» полагает, что речь в данном случае идет о дунайских болгарах. Но вся беда в том, что турки-османы завоевали Болгарию только в XIV веке, поэтому принять ислам за четыреста лет до этих событий дунайские болгары никак не могли. Тогда, быть может, летописец имеет в виду Волжскую Болгарию? К сожалению, тоже не получается, поскольку Волжская Болгария (или Булгария) была страной, лежавшей на самой периферии цивилизованного мира, при слиянии Камы и Волги. Почти невозможно себе представить, чтобы ислам проник так далеко уже в X столетии.
Вернемся, однако, в Киев. Пристыженный мусульманин ушел не солоно хлебавши, так как Владимир без обиняков заявил, что такое безобразие никуда не годится и его подданным не подходит, потому что «на Руси веселие есть пити». «Немец из Рима», приняв к сведению прокол своего торопливого коллеги, был, напротив, сух и строг и объяснил, что их религия предусматривает «пост по силе; если кто пьет или ест, то все это во славу Божию, как сказал наш учитель Павел». Что же ответил великий князь папежским посланникам? «Идите вы к себе! – сказал Владимир. – Отцы наши не приняли этого». Не правда ли, любопытно? Оказывается, русским уже когда-то предлагали римскую веру, но они еене приняли. Что здесь имеет в виду Владимир?
Но интереснее всего даже не это, а летописный текст, именующий римских посланцев «немцами». Дело в том, что слово «немец» имеет сравнительно более позднее происхождение: в XVI веке так стали называть всех западных европейцев, говорящих «не по-нашему», то есть не знающих языка, немых. А до этого пришельцев из Европы обозначали совсем не так. Узнав о взятии Константинополя, другой летописец в 1206 году пишет, что «Царьград завоеван и частью сожжен фрягами, или латинами». О «немцах из Рима» не говорится ни слова, поскольку соответствующая терминология еще не родилась.
Засим Владимир приступил к иудеям, спросив их: «А где земля ваша?» Ушлые раввины отвечали, что как она была в Иерусалиме, так там и осталась. «А точно ли она там?» – засомневался недоверчивый князь. Тут послы засуетились и начали юлить, но в конце концов выложили всю правду-матку Дескать, земля-то она землей, только вот какая незадача приключилась: разгневался Бог на отцов наших и рассеял народ израильский по разным странам, а землю нашу отдал христианам. Разумеется, после такого откровенного признания Владимир прогнал и евреев, справедливо заметив, что если бы Бог их любил, то не разогнал бы по чужим странам.
Этот отрывок производит очень странное впечатление. Во-первых, иудеев Владимир, в отличие от всех прочих, на диспут не приглашал – они явились сами. Во-вторых, это были хазарские евреи, каковое обстоятельство летописец специально подчеркивает. Все правильно, иудаизм был государственной религией в Хазарском каганате, о чем историкам прекрасно известно. Но если Владимир беседует с хазарскими миссионерами, то почему они толкуют об утрате своих земель? Никакие христиане никогда и ничего у хазар не отнимали. Если же речь идет о Палестине, вопрос запутывается окончательно. С VII века Палестиной владели арабы, а под власть христиан она попала только в 1099 году, когда завершился первый крестовый поход. В Палестине возникли многочисленные христианские государства, просуществовавшие до 1187 года. Владимир умер в 1015 году, а разговор с послами, как мы помним, вообще происходит то ли в 986, то ли в 988. Получается какая-то нелепая картина. Большинство специалистов полагают, что летописный свод «Повесть временных лет» составлен во втором десятилетии XII века. Таким образом, летописец был современником первого крестового похода, результатом которого стал захват Палестины христианскими рыцарями, и должен был прекрасно знать, что двести лет тому назад, в годы правления князя Владимира, христиан в земле обетованной не было и в помине. С другой стороны, если он современник такого эпохального события, как первый крестовый поход, то почему ни единым словом о нем не обмолвился? Мы уже не раз говорили, что русские летописи самым загадочным образом вглухую молчат о крестовых походах. Если вслед за историками классического направления мы признаем, что русское летописание началось в XII веке, то как объяснить все эти несообразности?
Выбраться из порочного круга, оставаясь в рамках традиционной истории, невозможно. А вот наша версия сводит концы с концами. Если первые летописные своды начали составлять не ранее XVI столетия, то все встает на свои места. Крестовые походы были к этому времени полузабытой древностью и не занимали хрониста. Все эти события стали уже такой седой стариной, что он мог легко перепутать, когда именно христиане овладели Палестиной – при князе Владимире или двумя сотнями лет позже. Находит естественное объяснение и ненависть к мусульманам, поскольку XVI век – это время османской экспансии на запад и пик противостояния христианского мира и мира ислама. А вот в X и даже XII веке этого не было и в помине, потому что Магомет и его учение были преданы византийской церковью анафеме только в 1188 году. Наконец, в рамках нашей версии получают непротиворечивую трактовку и разнообразные летописные «блохи», вроде «немцев из Рима» и болгар магометанской веры.
К слову сказать, если бы хронист ориентировался в геополитической ситуации X века, он бы никогда не написал о том, как Владимир выясняет у иудеев, в чем заключается их вера. В описываемую эпоху Хазарский каганат занимал все Северное Причерноморье, да и в самом Киеве иудеев было более чем достаточно. Давайте послушаем известного русского историка-эмигранта Г. В. Вернадского: «Еврейская колония существовала там (в Киеве. – Л. Ш) с хазарского периода. В двенадцатом веке одни из городских ворот Киева были известны как Еврейские ворота, что является свидетельством принадлежности евреям этой части города и значительного их количества в Киеве. Евреи играли значительную роль как в коммерческой, так и в интеллектуальной жизни Киевской Руси. По крайней мере, один из русских епископов этого периода Лука Жидята из Новгорода был, как мы можем полагать, еврейского происхождения. Иудаизм имел сильное влияние на русских в этот период, в результате чего русские епископы, подобно Илариону Киевскому и Кириллу Туровскому, в своих проповедях уделяли значительное внимание взаимосвязи иудаизма с христианством».
Конечно, вряд ли разумно (вслед за Л. Н. Гумилевым) представлять дело таким образом, что некие пришлые иудеи захватили власть в тюркской Хазарии, а затем и в Киев просочились. На протяжении последних двух тысяч лет таких подвигов за евреями историки не числят: почему-то нигде, кроме Хазарии, власть им захватить не удалось. Гораздо более вероятно предположить, что Хазарский каганат населяли родственные славянам народы, часть которых приняла иудаизм. Такие вещи сплошь и рядом случались в Средние века. Западные славяне, как известно, приняли христианство от Рима, но это вовсе не означает, что римляне переселялись в Польшу и Чехию. В ту далекую эпоху ареалы мировых религий еще не приобрели современных очертаний, поэтому в таком смешении вер нет ничего удивительного. Ну приняли западные славяне христианство от Рима, а восточные – то ли от Рима, то ли от греков, и что из того? А вот часть славян-хазар обратилась в иудаизм. В конце концов, даже в сегодняшней России есть несколько деревень, жители которых, будучи по крови русскими, исповедуют классический иудаизм.
Кстати, не помешает напомнить, что ортодоксальный иудаизм строго-настрого запрещает миссионерскую деятельность среди иноверцев, поэтому летописный рассказ о захожих послах-иудеях не выдерживает никакой критики хотя бы уже поэтому. Иудейская обрядность предельно ритуализована, и даже в наши дни желающего обратиться в веру Авраама, Исаака и Иакова трижды уговаривают отказаться от своего решения. Посему не подлежит никакому сомнению, что обращение в иудаизм хазар или киевлян было исключительно актом доброй воли. Между прочим, историк В. Н. Татищев, опиравшийся в своих изысканиях на безвозвратно утраченные материалы, полагал, что хазары – это славяне, а киевские иудеи, по его мнению, говорили на славянском языке.
Так что «киевские евреи» – это почти наверняка славяне по крови, принявшие иудейскую веру. Уже поминавшийся нами епископ Лука Жидята происходил, скорее всего, из рода славян-иудеев и поэтому получил такое прозвище. К этому можно добавить, что отчество «Жидиславич» было достаточно распространенным в Киевской Руси. Наши былины тоже пестрят еврейской ономастикой: в них действует богатырь по имени Саул, а Илья Муромец сражается с богатырем Жидовином из земли Жидовинской. Обратите внимание: речь идет не о ростовщиках и купцах, а о доблестных витязях, с которыми не зазорно померяться силой славянским удальцам.
У неподготовленного читателя может вызвать недоумение то обстоятельство, что автор этих строк ничтоже сумняшеся населяет Хазарию славянами, словно бы забывая о том, что государство называлось Хазарским каганатом, и, следовательно, во главе его должен был находиться каган. А каган – это вроде бы прозвание тюркское. Поспешим сие недоумение развеять. Изучая историю в средней школе и высших учебных заведениях, мы привыкли иметь дело с адаптированными текстами, в которых славянские владыки именуются князьями, в отличие от многочисленных сопредельных степняков, управляемых ханами и каганами. К сожалению, живая историческая реальность, как правило, всегда сложнее примитивных кабинетных схем. Как бы странно это ни прозвучало, но каганами были правители авар, болгар, славян и венгров. Академик Б. А. Рыбаков, которого ни в коем случае не заподозришь в приверженности к альтернативным историческим построениям, пишет буквально следующее (цитируется по книге А. А. Бушкова «Россия, которой не было»): «Византийский титул (царь. – Л. Ш.) пришел на смену восточному наименованию великих князей киевских «каганами». В том же Софийском соборе на одном из столбов северной галереи была надпись: «Кагана нашего С…» Заглавная буква «С», стоявшая в конце сохранившейся части надписи, может указывать на Святослава Ярославича или Святополка Изяславича».
Киевский митрополит Иларион, написавший знаменитое сочинение «Слово о законе и благодати», говорит: «…великие и дивные дела нашего учителя и наставника, великого кагана нашей земли Владимира…» Да и сама глава, откуда сия цитата позаимствована, называется внятно и четко: «Похвала кагану нашему Владимиру». Не хотелось бы ломиться в открытую дверь: любой непредубежденный читатель, хотя бы вскользь ознакомившийся с отечественным летописанием, прекрасно знает, что титулование владетельных особ в Киевской Руси не имело ничего общего с той дистиллированной выжимкой, которую преподносят нам авторы учебников по русской истории. Западноевропейские хронисты, нимало не озабоченные чувствительной русской ментальностью, добавляют лишнее лыко в строку. Скажем, так называемая Бертинская летопись повествует о прибывшем ко двору императора Людовика Благочестивого в 839 году посольстве от русского кагана как о чем-то само собой разумеющемся.
Вернемся, однако, в родные пенаты, то бишь в терем великого князя киевского Владимира. Прогнав магометан, немцев и евреев, он обратился к грекам-византийцам. Быть может, хотя бы в этом ключевом эпизоде летопись свободна от нестыковок? Как бы не так, уважаемый читатель! Блаженны верующие, ибо их есть царствие небесное…
Слушая греческих послов, великий князь убеждается, что наконец-то он разыграл нужную карту. Долгие периоды велеречивых византийцев приводят его в некое подобие гипнотического транса, и Владимир уже не сомневается, что поступил абсолютно правильно, когда вдребезги разрушил созданное собственными руками языческое капище и утопил деревянных идолов в Днепре. Славянские Перун и Стрибог лежат на золотом песочке бок о бок с индоиранским Хорсом и финно-угорской Мокошью. Спалив за собой все мосты, князь Владимир поворотился лицом к истинной вере. Но он не был бы великим государем, если бы удовольствовался только пустопорожней беседой с посланцами константинопольского патриарха. Тщательно взвесив все pro et contra, предусмотрительный Владимир направляет делегацию «из мужей славных и умных, числом десять», чтобы те посмотрели, как молятся Богу в мусульманских землях и у немцев, а также обратили особое внимание на греческое богослужение. Стоит ли говорить, что пышная византийская служба согрела душу великого князя более всего? Несторова летопись повествует об этом в таких выражениях: «И ввели нас туда, где служат они Богу своему, и не знали – на небе или на земле мы, ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой, и не знаем, как рассказать об этом».
Если вдуматься, бестолковая какая-то история. Владимир со своими приближенными предстает в этом эпизоде дремучим дикарем, с восторгом взирающим на небывалые заморские чудеса. Складывается впечатление, что они слыхом не слыхивали, что существуют на свете иудаизм, ислам и христианство, и потому ведут себя как дети малые, рассматривающие блестящую игрушку с полуоткрытым ртом. Ну скажите на милость, уважаемые читатели, для чего нужно было посылать соглядатаев в «греческую землю» и транжирить казенные деньги, когда у тебя под боком, в родном Киеве, христианские храмы исправно функционируют по крайней мере с середины X века? Более тридцати лет назад твою родную бабку крестил чуть ли не сам византийский император, а теперь ты терзаешь каких-то заезжих проходимцев по поводу греческой веры.
Наконец еще одно немаловажное обстоятельство. По логике вещей, следовало бы ожидать, что князь, совершивший деяние такого размаха, должен быть признан святым вскоре после своей смерти. И хотя летописцы нас уверяют, что он был весьма почитаем людьми первого после него поколения, на практике мы видим совсем другую картину. До 1240 года Владимира никто не именовал Святым, а его имя даже не было внесено в месяцеслов или святцы. Канонизация Владимира состоялась только в XIII веке, причем первоначально лишь в Новгороде, а всероссийское прославление Крестителя Руси началось еще позже. Невольно закрадывается крамольный вопрос: а был ли такой князь вообще? Почему он носит языческое имя даже в церковных документах? При ближайшем рассмотрении оказывается, что культ святого Владимира имеет очень позднее происхождение. Его стали усиленно насаждать после 1888 года, когда Русская православная церковь торжественно отметила 900-летие Крещения Руси. Как грибы после дождя, стали появляться возведенные в его честь храмы и получили широкое распространение иконы святого Владимира как «прадеда Руси». Весьма любопытно, что традиционно в сонме православных святых почетное место занимал вовсе не князь Владимир, что было бы вполне естественно, а чудотворец Никола, едва ли не ставший вровень с Христом и Богородицей. Например, в XVII веке в одной только Москве было 128 церквей, посвященных Николаю Чудотворцу, а иностранцы даже величали его в своих записках «Русским Богом». Историки объясняют, что культ Николая Чудотворца получил такое распространение потому, что этот святой почитался первым помощником в делах земледельческих. Как бы там ни было, но такое наплевательское отношение к памяти Крестителя Земли Русской все же представляется чрезвычайно странным.
Весьма примечателен и тот факт, что Владимир Святой был, оказывается, похоронен по языческому обряду: его тело вынесли через пролом в стене княжеского дворца в Берестове и «въялож ше на сани». Надо сказать, что ранний период христианизации Руси вообще вызывает очень много вопросов. Например, совершенно неясны первоначальная организация русской церкви и характер ее отношений с Константинополем. Историкам хорошо известно, что первым Киевским митрополитом, рукоположенным византийским патриархом, был некто Феотемпт, который приехал в Киев около 1037 года. Ученые говорят, что до этого события никаких прямых отношений между константинопольским патриархом и русской церковью не было. Это может означать только одно из двух: или Русь еще не была крещена вовсе, или крещение первоначально пришло не из Византии.
С. И. Валянский и Д. В. Калюжный полагают, что ложность раннего оформления русской церкви самым непосредственным образом вытекает из княжеского указа о десятине. Согласно этому указу князь гарантировал церкви десятину со всех Русских земель, выплачиваемую из княжеской казны: «из (доходов) княжих дворов, десятая векша; из таможенных сборов (собранное) каждой десятой недели, и из земельных владений (десятина с продукта) каждого стада и (десятина с уродившегося) с каждого урожая». По мнению авторов «Другой истории Руси», при таком раскладе сам князь должен был остаться без штанов, потому что производительность труда в те стародавние времена была такова, что девять работников едва могли прокормить десятерых едоков, а избыток как раз составлял десять процентов. Когда через двести с лишним лет пришлось действительно платить десятину монголам, да еще и князя своего содержать, народ буквально взвыл от непомерности таких поборов.
Таким образом, мы вынуждены констатировать, что предание о Крещении Руси насквозь легендарно, а летописные источники не содержат практически ни одного надежного факта, на который можно было бы опереться для построения сколько-нибудь достоверной версии. Быть может, такой вывод может кому-то показаться излишне категоричным, но мы тут не открываем никаких Америк. Состояние русского летописания всегда вызывало справедливые нарекания. Например, когда в 1735 году Академия наук приняла решение публиковать летописи, это вызвало сильнейшее беспокойство в Синоде: «…В Академии затевают историю печатать… отчего в народе может произойти не без соблазна», поскольку в летописях «не малое число лжей, басней», а поэтому «таковых историй печатать не должно» (цитируется по книге С. И. Валянского и Д. В. Калюжного «Другая история Руси»).
К сожалению, средневековые летописцы были самыми обычными пристрастными людьми. Добросовестное и максимально объективное воспроизведение событий далекого прошлого волновало их в самую последнюю очередь, а на передний план выдвигались дела сегодняшние, среди которых социальный заказ и политические пристрастия занимали, быть может, первое место. Прекрасной к тому иллюстрацией является Лицевой летописный свод – самое крупное летописно-хронографическое произведение средневековой Руси, охватывающее события с 1114 по 1567 годы. Он создавался по прямому заказу Ивана IV Грозного в Александровской слободе, ставшей к этому времени политическим центром Русского государства. Поэтому понятно, что специфика подачи материала была нацелена на укрепление самодержавной власти и создание представления о том, что Русь является легитимной наследницей древних монархий и оплотом православия. Около 1575 года уже подготовленный текст и иллюстрации к нему с изложением истории правления Ивана Грозного в 1533–1568 годах подверглись по личному указанию царя существенному пересмотру; на полях рукописи сохранились многочисленные приписки, содержащие обвинительные материалы против лиц, подвергшихся опричному террору Таким образом Иван Грозный пытался оправдать кровавые расправы над непокорным боярством.
Подведем итоги. Ни в коей мере не настаивая на латинской версии принятия христианства как на истине в последней инстанции, мы посчитали необходимым обратить внимание читателя на слабости и неувязки ортодоксального греческого варианта. Полагая себя людьми здравыми и непредвзятыми, мы не видим ровным счетом никаких оснований канонизировать одни хроники и напрочь игнорировать другие, не укладывающиеся по каким-то причинам в официальную доктрину. На поверку живая реальность оказывается куда сложнее примитивных кабинетных построений. Детская игра в бирюльки, которой с упоением заняты узкие специалисты, с очевидностью заводит нас в глухой тупик. Пора когда-нибудь повзрослеть и раз и навсегда осознать, что бывают ситуации и вопросы такого уровня сложности, на которые можно дать несколько равновероятных ответов.
Ордынские страсти
Вернемся, однако, в Киев. Пристыженный мусульманин ушел не солоно хлебавши, так как Владимир без обиняков заявил, что такое безобразие никуда не годится и его подданным не подходит, потому что «на Руси веселие есть пити». «Немец из Рима», приняв к сведению прокол своего торопливого коллеги, был, напротив, сух и строг и объяснил, что их религия предусматривает «пост по силе; если кто пьет или ест, то все это во славу Божию, как сказал наш учитель Павел». Что же ответил великий князь папежским посланникам? «Идите вы к себе! – сказал Владимир. – Отцы наши не приняли этого». Не правда ли, любопытно? Оказывается, русским уже когда-то предлагали римскую веру, но они еене приняли. Что здесь имеет в виду Владимир?
Но интереснее всего даже не это, а летописный текст, именующий римских посланцев «немцами». Дело в том, что слово «немец» имеет сравнительно более позднее происхождение: в XVI веке так стали называть всех западных европейцев, говорящих «не по-нашему», то есть не знающих языка, немых. А до этого пришельцев из Европы обозначали совсем не так. Узнав о взятии Константинополя, другой летописец в 1206 году пишет, что «Царьград завоеван и частью сожжен фрягами, или латинами». О «немцах из Рима» не говорится ни слова, поскольку соответствующая терминология еще не родилась.
Засим Владимир приступил к иудеям, спросив их: «А где земля ваша?» Ушлые раввины отвечали, что как она была в Иерусалиме, так там и осталась. «А точно ли она там?» – засомневался недоверчивый князь. Тут послы засуетились и начали юлить, но в конце концов выложили всю правду-матку Дескать, земля-то она землей, только вот какая незадача приключилась: разгневался Бог на отцов наших и рассеял народ израильский по разным странам, а землю нашу отдал христианам. Разумеется, после такого откровенного признания Владимир прогнал и евреев, справедливо заметив, что если бы Бог их любил, то не разогнал бы по чужим странам.
Этот отрывок производит очень странное впечатление. Во-первых, иудеев Владимир, в отличие от всех прочих, на диспут не приглашал – они явились сами. Во-вторых, это были хазарские евреи, каковое обстоятельство летописец специально подчеркивает. Все правильно, иудаизм был государственной религией в Хазарском каганате, о чем историкам прекрасно известно. Но если Владимир беседует с хазарскими миссионерами, то почему они толкуют об утрате своих земель? Никакие христиане никогда и ничего у хазар не отнимали. Если же речь идет о Палестине, вопрос запутывается окончательно. С VII века Палестиной владели арабы, а под власть христиан она попала только в 1099 году, когда завершился первый крестовый поход. В Палестине возникли многочисленные христианские государства, просуществовавшие до 1187 года. Владимир умер в 1015 году, а разговор с послами, как мы помним, вообще происходит то ли в 986, то ли в 988. Получается какая-то нелепая картина. Большинство специалистов полагают, что летописный свод «Повесть временных лет» составлен во втором десятилетии XII века. Таким образом, летописец был современником первого крестового похода, результатом которого стал захват Палестины христианскими рыцарями, и должен был прекрасно знать, что двести лет тому назад, в годы правления князя Владимира, христиан в земле обетованной не было и в помине. С другой стороны, если он современник такого эпохального события, как первый крестовый поход, то почему ни единым словом о нем не обмолвился? Мы уже не раз говорили, что русские летописи самым загадочным образом вглухую молчат о крестовых походах. Если вслед за историками классического направления мы признаем, что русское летописание началось в XII веке, то как объяснить все эти несообразности?
Выбраться из порочного круга, оставаясь в рамках традиционной истории, невозможно. А вот наша версия сводит концы с концами. Если первые летописные своды начали составлять не ранее XVI столетия, то все встает на свои места. Крестовые походы были к этому времени полузабытой древностью и не занимали хрониста. Все эти события стали уже такой седой стариной, что он мог легко перепутать, когда именно христиане овладели Палестиной – при князе Владимире или двумя сотнями лет позже. Находит естественное объяснение и ненависть к мусульманам, поскольку XVI век – это время османской экспансии на запад и пик противостояния христианского мира и мира ислама. А вот в X и даже XII веке этого не было и в помине, потому что Магомет и его учение были преданы византийской церковью анафеме только в 1188 году. Наконец, в рамках нашей версии получают непротиворечивую трактовку и разнообразные летописные «блохи», вроде «немцев из Рима» и болгар магометанской веры.
К слову сказать, если бы хронист ориентировался в геополитической ситуации X века, он бы никогда не написал о том, как Владимир выясняет у иудеев, в чем заключается их вера. В описываемую эпоху Хазарский каганат занимал все Северное Причерноморье, да и в самом Киеве иудеев было более чем достаточно. Давайте послушаем известного русского историка-эмигранта Г. В. Вернадского: «Еврейская колония существовала там (в Киеве. – Л. Ш) с хазарского периода. В двенадцатом веке одни из городских ворот Киева были известны как Еврейские ворота, что является свидетельством принадлежности евреям этой части города и значительного их количества в Киеве. Евреи играли значительную роль как в коммерческой, так и в интеллектуальной жизни Киевской Руси. По крайней мере, один из русских епископов этого периода Лука Жидята из Новгорода был, как мы можем полагать, еврейского происхождения. Иудаизм имел сильное влияние на русских в этот период, в результате чего русские епископы, подобно Илариону Киевскому и Кириллу Туровскому, в своих проповедях уделяли значительное внимание взаимосвязи иудаизма с христианством».
Конечно, вряд ли разумно (вслед за Л. Н. Гумилевым) представлять дело таким образом, что некие пришлые иудеи захватили власть в тюркской Хазарии, а затем и в Киев просочились. На протяжении последних двух тысяч лет таких подвигов за евреями историки не числят: почему-то нигде, кроме Хазарии, власть им захватить не удалось. Гораздо более вероятно предположить, что Хазарский каганат населяли родственные славянам народы, часть которых приняла иудаизм. Такие вещи сплошь и рядом случались в Средние века. Западные славяне, как известно, приняли христианство от Рима, но это вовсе не означает, что римляне переселялись в Польшу и Чехию. В ту далекую эпоху ареалы мировых религий еще не приобрели современных очертаний, поэтому в таком смешении вер нет ничего удивительного. Ну приняли западные славяне христианство от Рима, а восточные – то ли от Рима, то ли от греков, и что из того? А вот часть славян-хазар обратилась в иудаизм. В конце концов, даже в сегодняшней России есть несколько деревень, жители которых, будучи по крови русскими, исповедуют классический иудаизм.
Кстати, не помешает напомнить, что ортодоксальный иудаизм строго-настрого запрещает миссионерскую деятельность среди иноверцев, поэтому летописный рассказ о захожих послах-иудеях не выдерживает никакой критики хотя бы уже поэтому. Иудейская обрядность предельно ритуализована, и даже в наши дни желающего обратиться в веру Авраама, Исаака и Иакова трижды уговаривают отказаться от своего решения. Посему не подлежит никакому сомнению, что обращение в иудаизм хазар или киевлян было исключительно актом доброй воли. Между прочим, историк В. Н. Татищев, опиравшийся в своих изысканиях на безвозвратно утраченные материалы, полагал, что хазары – это славяне, а киевские иудеи, по его мнению, говорили на славянском языке.
Так что «киевские евреи» – это почти наверняка славяне по крови, принявшие иудейскую веру. Уже поминавшийся нами епископ Лука Жидята происходил, скорее всего, из рода славян-иудеев и поэтому получил такое прозвище. К этому можно добавить, что отчество «Жидиславич» было достаточно распространенным в Киевской Руси. Наши былины тоже пестрят еврейской ономастикой: в них действует богатырь по имени Саул, а Илья Муромец сражается с богатырем Жидовином из земли Жидовинской. Обратите внимание: речь идет не о ростовщиках и купцах, а о доблестных витязях, с которыми не зазорно померяться силой славянским удальцам.
У неподготовленного читателя может вызвать недоумение то обстоятельство, что автор этих строк ничтоже сумняшеся населяет Хазарию славянами, словно бы забывая о том, что государство называлось Хазарским каганатом, и, следовательно, во главе его должен был находиться каган. А каган – это вроде бы прозвание тюркское. Поспешим сие недоумение развеять. Изучая историю в средней школе и высших учебных заведениях, мы привыкли иметь дело с адаптированными текстами, в которых славянские владыки именуются князьями, в отличие от многочисленных сопредельных степняков, управляемых ханами и каганами. К сожалению, живая историческая реальность, как правило, всегда сложнее примитивных кабинетных схем. Как бы странно это ни прозвучало, но каганами были правители авар, болгар, славян и венгров. Академик Б. А. Рыбаков, которого ни в коем случае не заподозришь в приверженности к альтернативным историческим построениям, пишет буквально следующее (цитируется по книге А. А. Бушкова «Россия, которой не было»): «Византийский титул (царь. – Л. Ш.) пришел на смену восточному наименованию великих князей киевских «каганами». В том же Софийском соборе на одном из столбов северной галереи была надпись: «Кагана нашего С…» Заглавная буква «С», стоявшая в конце сохранившейся части надписи, может указывать на Святослава Ярославича или Святополка Изяславича».
Киевский митрополит Иларион, написавший знаменитое сочинение «Слово о законе и благодати», говорит: «…великие и дивные дела нашего учителя и наставника, великого кагана нашей земли Владимира…» Да и сама глава, откуда сия цитата позаимствована, называется внятно и четко: «Похвала кагану нашему Владимиру». Не хотелось бы ломиться в открытую дверь: любой непредубежденный читатель, хотя бы вскользь ознакомившийся с отечественным летописанием, прекрасно знает, что титулование владетельных особ в Киевской Руси не имело ничего общего с той дистиллированной выжимкой, которую преподносят нам авторы учебников по русской истории. Западноевропейские хронисты, нимало не озабоченные чувствительной русской ментальностью, добавляют лишнее лыко в строку. Скажем, так называемая Бертинская летопись повествует о прибывшем ко двору императора Людовика Благочестивого в 839 году посольстве от русского кагана как о чем-то само собой разумеющемся.
Вернемся, однако, в родные пенаты, то бишь в терем великого князя киевского Владимира. Прогнав магометан, немцев и евреев, он обратился к грекам-византийцам. Быть может, хотя бы в этом ключевом эпизоде летопись свободна от нестыковок? Как бы не так, уважаемый читатель! Блаженны верующие, ибо их есть царствие небесное…
Слушая греческих послов, великий князь убеждается, что наконец-то он разыграл нужную карту. Долгие периоды велеречивых византийцев приводят его в некое подобие гипнотического транса, и Владимир уже не сомневается, что поступил абсолютно правильно, когда вдребезги разрушил созданное собственными руками языческое капище и утопил деревянных идолов в Днепре. Славянские Перун и Стрибог лежат на золотом песочке бок о бок с индоиранским Хорсом и финно-угорской Мокошью. Спалив за собой все мосты, князь Владимир поворотился лицом к истинной вере. Но он не был бы великим государем, если бы удовольствовался только пустопорожней беседой с посланцами константинопольского патриарха. Тщательно взвесив все pro et contra, предусмотрительный Владимир направляет делегацию «из мужей славных и умных, числом десять», чтобы те посмотрели, как молятся Богу в мусульманских землях и у немцев, а также обратили особое внимание на греческое богослужение. Стоит ли говорить, что пышная византийская служба согрела душу великого князя более всего? Несторова летопись повествует об этом в таких выражениях: «И ввели нас туда, где служат они Богу своему, и не знали – на небе или на земле мы, ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой, и не знаем, как рассказать об этом».
Если вдуматься, бестолковая какая-то история. Владимир со своими приближенными предстает в этом эпизоде дремучим дикарем, с восторгом взирающим на небывалые заморские чудеса. Складывается впечатление, что они слыхом не слыхивали, что существуют на свете иудаизм, ислам и христианство, и потому ведут себя как дети малые, рассматривающие блестящую игрушку с полуоткрытым ртом. Ну скажите на милость, уважаемые читатели, для чего нужно было посылать соглядатаев в «греческую землю» и транжирить казенные деньги, когда у тебя под боком, в родном Киеве, христианские храмы исправно функционируют по крайней мере с середины X века? Более тридцати лет назад твою родную бабку крестил чуть ли не сам византийский император, а теперь ты терзаешь каких-то заезжих проходимцев по поводу греческой веры.
Наконец еще одно немаловажное обстоятельство. По логике вещей, следовало бы ожидать, что князь, совершивший деяние такого размаха, должен быть признан святым вскоре после своей смерти. И хотя летописцы нас уверяют, что он был весьма почитаем людьми первого после него поколения, на практике мы видим совсем другую картину. До 1240 года Владимира никто не именовал Святым, а его имя даже не было внесено в месяцеслов или святцы. Канонизация Владимира состоялась только в XIII веке, причем первоначально лишь в Новгороде, а всероссийское прославление Крестителя Руси началось еще позже. Невольно закрадывается крамольный вопрос: а был ли такой князь вообще? Почему он носит языческое имя даже в церковных документах? При ближайшем рассмотрении оказывается, что культ святого Владимира имеет очень позднее происхождение. Его стали усиленно насаждать после 1888 года, когда Русская православная церковь торжественно отметила 900-летие Крещения Руси. Как грибы после дождя, стали появляться возведенные в его честь храмы и получили широкое распространение иконы святого Владимира как «прадеда Руси». Весьма любопытно, что традиционно в сонме православных святых почетное место занимал вовсе не князь Владимир, что было бы вполне естественно, а чудотворец Никола, едва ли не ставший вровень с Христом и Богородицей. Например, в XVII веке в одной только Москве было 128 церквей, посвященных Николаю Чудотворцу, а иностранцы даже величали его в своих записках «Русским Богом». Историки объясняют, что культ Николая Чудотворца получил такое распространение потому, что этот святой почитался первым помощником в делах земледельческих. Как бы там ни было, но такое наплевательское отношение к памяти Крестителя Земли Русской все же представляется чрезвычайно странным.
Весьма примечателен и тот факт, что Владимир Святой был, оказывается, похоронен по языческому обряду: его тело вынесли через пролом в стене княжеского дворца в Берестове и «въялож ше на сани». Надо сказать, что ранний период христианизации Руси вообще вызывает очень много вопросов. Например, совершенно неясны первоначальная организация русской церкви и характер ее отношений с Константинополем. Историкам хорошо известно, что первым Киевским митрополитом, рукоположенным византийским патриархом, был некто Феотемпт, который приехал в Киев около 1037 года. Ученые говорят, что до этого события никаких прямых отношений между константинопольским патриархом и русской церковью не было. Это может означать только одно из двух: или Русь еще не была крещена вовсе, или крещение первоначально пришло не из Византии.
С. И. Валянский и Д. В. Калюжный полагают, что ложность раннего оформления русской церкви самым непосредственным образом вытекает из княжеского указа о десятине. Согласно этому указу князь гарантировал церкви десятину со всех Русских земель, выплачиваемую из княжеской казны: «из (доходов) княжих дворов, десятая векша; из таможенных сборов (собранное) каждой десятой недели, и из земельных владений (десятина с продукта) каждого стада и (десятина с уродившегося) с каждого урожая». По мнению авторов «Другой истории Руси», при таком раскладе сам князь должен был остаться без штанов, потому что производительность труда в те стародавние времена была такова, что девять работников едва могли прокормить десятерых едоков, а избыток как раз составлял десять процентов. Когда через двести с лишним лет пришлось действительно платить десятину монголам, да еще и князя своего содержать, народ буквально взвыл от непомерности таких поборов.
Таким образом, мы вынуждены констатировать, что предание о Крещении Руси насквозь легендарно, а летописные источники не содержат практически ни одного надежного факта, на который можно было бы опереться для построения сколько-нибудь достоверной версии. Быть может, такой вывод может кому-то показаться излишне категоричным, но мы тут не открываем никаких Америк. Состояние русского летописания всегда вызывало справедливые нарекания. Например, когда в 1735 году Академия наук приняла решение публиковать летописи, это вызвало сильнейшее беспокойство в Синоде: «…В Академии затевают историю печатать… отчего в народе может произойти не без соблазна», поскольку в летописях «не малое число лжей, басней», а поэтому «таковых историй печатать не должно» (цитируется по книге С. И. Валянского и Д. В. Калюжного «Другая история Руси»).
К сожалению, средневековые летописцы были самыми обычными пристрастными людьми. Добросовестное и максимально объективное воспроизведение событий далекого прошлого волновало их в самую последнюю очередь, а на передний план выдвигались дела сегодняшние, среди которых социальный заказ и политические пристрастия занимали, быть может, первое место. Прекрасной к тому иллюстрацией является Лицевой летописный свод – самое крупное летописно-хронографическое произведение средневековой Руси, охватывающее события с 1114 по 1567 годы. Он создавался по прямому заказу Ивана IV Грозного в Александровской слободе, ставшей к этому времени политическим центром Русского государства. Поэтому понятно, что специфика подачи материала была нацелена на укрепление самодержавной власти и создание представления о том, что Русь является легитимной наследницей древних монархий и оплотом православия. Около 1575 года уже подготовленный текст и иллюстрации к нему с изложением истории правления Ивана Грозного в 1533–1568 годах подверглись по личному указанию царя существенному пересмотру; на полях рукописи сохранились многочисленные приписки, содержащие обвинительные материалы против лиц, подвергшихся опричному террору Таким образом Иван Грозный пытался оправдать кровавые расправы над непокорным боярством.
Подведем итоги. Ни в коей мере не настаивая на латинской версии принятия христианства как на истине в последней инстанции, мы посчитали необходимым обратить внимание читателя на слабости и неувязки ортодоксального греческого варианта. Полагая себя людьми здравыми и непредвзятыми, мы не видим ровным счетом никаких оснований канонизировать одни хроники и напрочь игнорировать другие, не укладывающиеся по каким-то причинам в официальную доктрину. На поверку живая реальность оказывается куда сложнее примитивных кабинетных построений. Детская игра в бирюльки, которой с упоением заняты узкие специалисты, с очевидностью заводит нас в глухой тупик. Пора когда-нибудь повзрослеть и раз и навсегда осознать, что бывают ситуации и вопросы такого уровня сложности, на которые можно дать несколько равновероятных ответов.
Ордынские страсти
Один из самых устойчивых мифов отечественной истории – это миф о глубокой взаимной неприязни Руси и Орды. И в школьных учебниках, и в популярных изданиях, и в серьезных исторических трудах продолжают рассказывать сказки о непосильном бремени монгольского ига, под гнетом которого несчастная Русь изнемогала чуть ли не два с половиной века. При этом упорно игнорируются исследования других ученых (в частности, работы замечательного историка Льва Николаевича Гумилева), убедительно показавших, что реальные отношения Руси и Орды были много сложнее той примитивной схемы, которая выдается за истину в последней инстанции. Имеются серьезные основания полагать, что наделе это был, по всей вероятности, взаимовыгодный союз, в рамках которого Русская земля рассматривалась ордынцами как один из улусов своего государства, требующий охраны и защиты от внешних врагов. Разумеется, были и сожженные города, и поражение русской дружины на реке Сить, и баскаки, и дань, но при всем при этом Русь сохранила свою национальную идентичность, известную самостоятельность и православную веру. Монгольские гарнизоны никогда не стояли в русских городах, а сбором дани занимались сами русские князья. С другой стороны (и это хорошо известный факт), монгольские отряды входили в состав войск Александра Невского и оказали ему неоценимую помощь в борьбе с ливонскими и тевтонскими рыцарями.
Однако прежде чем перейти к изложению альтернативных версий русско-ордынских отношений, имеет смысл коротко остановиться на официальной, общепринятой трактовке нашествия монголов на Русь. Первое столкновение русских князей с «безбожными моавитянами» – а именно так характеризует неведомый народ, появившийся из глубин Азии, «Повесть о битве на Калке, и о князьях русских, и о семидесяти богатырях» – произошло еще в 1223 году на реке Калке. Объединенное русско-половецкое войско было вдребезги разбито, а монгольские отряды двинулись вверх по Днепру, но, не доходя до Переяславля, повернули обратно. Современные историки считают, что это была глубокая стратегическая разведка, призванная всесторонне оценить будущий театр военных действий. После этого знаменательного события о монголах на Руси прочно забыли на десять с лишним лет.
Осенью 1236 года огромная 150-тысячная (!) конная армия монголов под командованием Бату-хана (Батый – в русских летописях) – сына Джучи и внука покойного Чингиса обрушилась на Волжскую Булгарию, сожгла еестолицу, разорила страну и, форсировав Волгу весной 1237 года, начала затяжную и кровопролитную войну с половцами и аланами, населявшими причерноморские степи. Жестокая война на истребление продолжалась все лето. Зимой 1237 года (по другим данным – глубокой осенью) монгольские войска через мордовские земли вторглись в пределы Рязанского княжества. Один за другим пали рязанские города. Сама Рязань была взята штурмом в конце декабря 1237 года после упорной шестидневной осады. Дальше события развивались стремительно.
В январе 1238 году великий князь Юрий Всеволодович, собрав полки в сопредельных землях, попытался остановить неприятеля под Коломной, прикрывавшей удобный зимний путь к стольному граду Владимиру. Попытка успехом не увенчалась: великокняжеская рать была перебита, Коломна – сожжена, а монгольские отряды двинулись на Москву. После взятия Москвы монголы в начале февраля 1238 года осадили Владимир. Через восемь дней ожесточенных боев Владимир пал, и монгольские части рассредоточились на огромном пространстве от Торжка до Вологды. Были захвачены Переяславль, Юрьев, Дмитров, Тверь, Суздаль и многие другие русские города. После двухнедельной осады пал Торжок. Свежие полки, собранные великим князем Владимирским Юрием Всеволодовичем, потерпели сокрушительное поражение на берегу реки Сить 4 марта 1238 года. Сам князь погиб в этом сражении. «Убиен великии князь Юрий Всеволодович на реке на Сити и вои его мнози погибоша» – пишет летописец. Монгольским отрядам открылся путь на Новгород, они находились не более чем в ста верстах от него. Внятного ответа на вопрос, почему уцелела северная столица, не существует. Виной ли тому весенняя распутица или ожесточенное сопротивление населения, но как бы там ни было, монголы повернули обратно. Разорив земли Смоленского и Черниговского княжеств и стерев с лица земли «злой град» Козельск после упорной семинедельной осады, Батый ушел за Волгу. В ходе войны образовалась полуторагодовалая передышка.
Однако прежде чем перейти к изложению альтернативных версий русско-ордынских отношений, имеет смысл коротко остановиться на официальной, общепринятой трактовке нашествия монголов на Русь. Первое столкновение русских князей с «безбожными моавитянами» – а именно так характеризует неведомый народ, появившийся из глубин Азии, «Повесть о битве на Калке, и о князьях русских, и о семидесяти богатырях» – произошло еще в 1223 году на реке Калке. Объединенное русско-половецкое войско было вдребезги разбито, а монгольские отряды двинулись вверх по Днепру, но, не доходя до Переяславля, повернули обратно. Современные историки считают, что это была глубокая стратегическая разведка, призванная всесторонне оценить будущий театр военных действий. После этого знаменательного события о монголах на Руси прочно забыли на десять с лишним лет.
Осенью 1236 года огромная 150-тысячная (!) конная армия монголов под командованием Бату-хана (Батый – в русских летописях) – сына Джучи и внука покойного Чингиса обрушилась на Волжскую Булгарию, сожгла еестолицу, разорила страну и, форсировав Волгу весной 1237 года, начала затяжную и кровопролитную войну с половцами и аланами, населявшими причерноморские степи. Жестокая война на истребление продолжалась все лето. Зимой 1237 года (по другим данным – глубокой осенью) монгольские войска через мордовские земли вторглись в пределы Рязанского княжества. Один за другим пали рязанские города. Сама Рязань была взята штурмом в конце декабря 1237 года после упорной шестидневной осады. Дальше события развивались стремительно.
В январе 1238 году великий князь Юрий Всеволодович, собрав полки в сопредельных землях, попытался остановить неприятеля под Коломной, прикрывавшей удобный зимний путь к стольному граду Владимиру. Попытка успехом не увенчалась: великокняжеская рать была перебита, Коломна – сожжена, а монгольские отряды двинулись на Москву. После взятия Москвы монголы в начале февраля 1238 года осадили Владимир. Через восемь дней ожесточенных боев Владимир пал, и монгольские части рассредоточились на огромном пространстве от Торжка до Вологды. Были захвачены Переяславль, Юрьев, Дмитров, Тверь, Суздаль и многие другие русские города. После двухнедельной осады пал Торжок. Свежие полки, собранные великим князем Владимирским Юрием Всеволодовичем, потерпели сокрушительное поражение на берегу реки Сить 4 марта 1238 года. Сам князь погиб в этом сражении. «Убиен великии князь Юрий Всеволодович на реке на Сити и вои его мнози погибоша» – пишет летописец. Монгольским отрядам открылся путь на Новгород, они находились не более чем в ста верстах от него. Внятного ответа на вопрос, почему уцелела северная столица, не существует. Виной ли тому весенняя распутица или ожесточенное сопротивление населения, но как бы там ни было, монголы повернули обратно. Разорив земли Смоленского и Черниговского княжеств и стерев с лица земли «злой град» Козельск после упорной семинедельной осады, Батый ушел за Волгу. В ходе войны образовалась полуторагодовалая передышка.