Страница:
При всем уважении к эстрадной музыке, даже первосортные вещи «Битлз» митёк не предпочтет таким песням, как «Жил в Одессе парень-паренёк», или той песне без названия, где повествуется, как преуспевающий герой
Конечно, трудно перечислить все направления любимой митьками музыки, но странно, что А.Флоренский не счел обязательным упомнить музыку группы «Аквариум», предоставляющую митьку, например Д.Шагину, лучшую, как это ни кажется странным, возможность для хорового пения и жестикуляции, граничащей с эпилептическим припадком. Впрочем, Д.Шагин предпочитает даже не хоровое, а сольное исполнение песен Б.Гребенщикова (сольное – в смысле исполнения самим Шагиным, что является для окружающих отличным тренингом христианского смирения).
Митьки любят и джаз, и классическую музыку. Любовь (впрочем, чисто теоретическая) Д.Шагина к Моцарту заслуживает почтения. Однажды я был свидетелем таких слов, сказанных Митькой начинающему зарубежному Митьку: «Ничего, у вас, немцев, тоже были хорошие композиторы. Бах был, потом этот… Бетховен! Моцарт… Хотя, нет, Моцарт был русским.» Даже произнося покровительственно-утешительную речь, Митька пожалел отдать Моцарта немцам!
Впрочем, во многих из этих случаев речь идёт не только о «митьковской музыке», но и о «музыке, любимой митьками» Этот нюанс учтен в следующем разделе труда А.Флоренского – «Митьки и литература». Не касаясь круга литературных интересов отдельных митьков, ибо он очень разнообразен, автор указывает на вершины собственно митьковской литературы. Это Зощенко, прежде всего, «Рассказы о Ленине», поваренная книга Е.Малаховец (раздел «Водки разные»), рассказы Н.Лескова, винные этикетки и т. д. Флоренский ограничивается перечислением, не вдаваясь в рассмотрение истоков и направленией митьковской литературы, видимо, предоставляя эту благодарную задачу последующим исследователям. Так же поступлю и я, указав лишь на книгу, должную стать настольной для каждого митька – «Антон-Горемыка».
На литературе Флоренский обрывает свое повествование, не сооблазнившись даже замечательной темой «Митьки и кино», зато отметив весомый вклад митьков в развитие отечественного плавания.
После нескольких абзацев безудержного восхваления движения митьков А.Филиппов берёт быка за рога и выдвигает главный тезис:
Первый раздел – «Девки».
Далее следует строго определение девок:
С каким-то разбойничьим восторгом автор постоянно поминает «бисерные кошелечки» девок, опустошаемые А.Филипповым во имя движения. Разухабистые сцены распития «дамского вина» («Дамским вином» – поясняет Фил, – является любое вино, выпиваемое вместе с девками за их счет) уводят автора всё дальше от надрывной ноты, открывшей его труд. Митьки в его описании начинают походить на веселых, бесшабашных ребят вроде панков, любящих выпить и погулять.
Я пишу эти строки поздним вечером на троллейбусной остановке – а рядом веселится такая вот компания. Они агрессивно хохочут, плюются во все стороны, пьют из горла, обижают прохожих… Не митьки это, нет! Митьки стояли бы тихонько, плевали себе под ноги, переговаривались бы печальными голосами, только изредка повышая их при передаче друг другу бутылки, и это митьков бы обижали прохожие. Впрочем, я невольно перегибаю палку в другую сторону; лик митька разнообразен – это Гамлет, Антон-Горемыка и Фальстаф в одном лице.
А. Филиппов раздел «Митьки и девки» посвящает одной, близкой ему ипостаси митька – оттяжке, но последняя фраза раздела показывает и другую сторону медали:
В этом определении сестрёнок (которое вряд ли получит признание со стороны эмансипированных сестрёнок) переходную стадию от девки к сестрёнке Фил обозначает как «девчоночку». Однако это вряд ли правомерно. Наиболее меткое определение «девчоночки» принадлежит самому Ф.Филиппову:
По неизвестным причинам самое распространенное имя среди сестрёнок – Оленька. Феномен этот необъясним, но почти у каждого митька есть сестрёнка Оленька, имющая один из трёх титулов.
Спорным моментом этого в целом содержательного раздела является антифеминистический настрой, помешавший автору заметить такой любопытный нюанс: высшим сестрёночным титулом после «одной ты у меня», «любимой» и «единственной» является «братушка!» что казалось бы подтверждает подчиненное по отношению к митьку положение остальных сестрёнок. Но любопытно, что сестрёнка называет митька (удостоившего её высшим титулом: «сестрёнкой!»
Вряд ли можно так же безоговорочно принять суеверный тезис о сестрёнках Оленьках, хотя их действительно навалом и среди них есть даже жены митьков (жены митьков тоже могут добиться титула «сестрёнка» – но им это, конечно, труднее…) Последний раздел работы Фила имеет интригующее, обеспечивающее успех у читательской массы название: «Митьки и секс»
Раздел краток. Вот он:
«Митьки не сексуальны».
После этих справедливых слов, А.Филиппов, видимо, устыдившись, откладывает перо, даже не поставив точки. Попробую расшифровать эту фразу, связанную с тезисом, объявленным в начале труда.
Многие люди, но особенно митьки, стремятся к экстремальности в отношениях друг с другом. Экстремальные отношения мужчины и женщины почти неизбежно проходят сексуальную фазу и тем самым кончаются женитьбами, трагедиями и Т. д. Если бы митёк относился к своим сестрёнкам, как к сексуальным объектам, то это неизбежно похоронило бы все движения митьков лавиной женитьб, трагедий, мордобоев…
Поэтому-то экстремальность в отношениях с «любимой» сестрёнкой знаменуется тем, что митёк объявляет её «братушкой», а свое либидо переносит на что-нибудь другое – хотя бы на «бисерные кошелечки».
Однажды Фил решился показать свою невесту (Оленькой звать, конечно) Флоренычу – смотрины устроить.
Долго с ней мотался по улицам, не решался, всё сомнение брало – понравится ли Флоренычу невеста; замерз, как собака, бедный, больной, не жрамши с утра. Наконец, купил бутылочку винца – приходит к Флоренычу.
Сидит Флореныч. Пьяный в жопу, рожа красная, уминает яичницу с ветчиной.
Фил сел напротив на табуретку, поставил на стол винца бутылочку, волнуется, ждет, что Флореныч скажет. Флореныч умял яичницу с ветчиной, всё вино, что Фил принес, выжрал, потом пододвигается к невесте и начинает её мацать: сиськи гладит, под платье лезет. Видно, собирается использовать право первой брачной ночи.
Использовать право превой брачной ночи (мифологич.) – манера А.Флоренского держать себя с подругами своих знакомых.
У Фила в глазах потемнело: опустил голову, сжал челюсти, одни только ножки торчат.
Да сердце не каменное – схватил со стола нож и бросил во Флореныча. Но или Фил так дрожал, или Флореныча шатало – а только нож в невесту попал, чуть-чуть по щеке проехал – так и остался шрамик. Маленький, белый. Под глазом.
Сидит однажды Флореныч – бедный, больной, совсем холодно. Пришел с работы не жрамши, устал как собака, спину ломит, башка разламывается; сидит на табуретке, одни только ножки торчат.
Сделал себе яишенки с ветчиной – дай, думает, хоть раз в жизни покушаю спокойно.
Приходит Фил. Пьяный в жопу, рожа красная, двух лялек под мышками держит. Причем одну ляльку для смеха невестой называет, Оленькой.
Сел Фил за стол, яичницу с ветчиной умял; винца бутыллчка у Флореныча была припасена – выжрал. Поставил стакан, вилку положил и начинает одну из лялек (не невесту, другую) мацать. Сиську гладит, под платье лезет.
Флореныч, бедный, напротив сидит на табуретке, смотрит – а у невесты Филовой одни только ножки торчат. Голову опустила, плечики вздрагивают, носом захлюпала. Флореныч думает, может и вправду невеста? Пододвинулся к ней: не плачь, мол, это он нажрамшись такой, – и по спине погладил. Вдруг Фил вскакивает, рожа пьяная, красная, схватил со стола нож и бросил во Флореныча. Не попал, конечно, а невесту-то задело, чуть-чуть ножик по щеке проехал – так и остался шрамик. Маленький, белый. Под глазом.
Трудно было предугадать, что именно миф-катастрофа (типа двух вариантов «Невесты Фила») займет ведущее место в мифологии митьков. Но случилось именно так, ибо жизнеутверждающий оптимизм митьков – не пустая, бессмысленная веселость. Через тьму к свету, через распятие к воскресению.
(Отметим всё же, что митёк действительно обладает талантом всегда действовать неоптимальным и дурацким образом, отчего жизнь его и кажется нелегким испытанием.)
Вот представим: митёк желает поправиться с лютого похмелья. Кто-то в это время ищет его с сеткой «Ркацители». Ждёт его очаровательная особа в ажурных чулочках с бутылкой шампанского. Где-то накрыт стол и ломится от вина, водки, пива и макарон по-флотски, верные друзья и обаятельные девушки не начинают: ждут его. На выставке корреспондент Си-би-эс нервно потягивает пиво «Туборг», жаждет взять у него интервью с оплатой наличными и баночным пивом. А где же митёк? А митёк в это время томится в многочасовой очереди к пивному ларьку, чтобы взять на последние тринадцать копеек склянку непрозрачного отвратительного пива и, тяжко икая, уйти в жару и пыль).
Следует предупредить, что разительно от митьковского мифа-катастрофы отличаются митьковские сказки (параллельный термин: «непридуманные истории). Сказки рассказывются не от чьего-то лица, как миф, а анонимно, безлично, всё дышит благополучием и верой в победу дела митьков. Сказка приближена к действительности, иногда даже являясь ею. Только один краткий пример:
Для многих митьков ещё большую ценность представляют собой советские песни военных лет, например «На поле танки грохотали», не является исключением любовь к песням с малоросийским уклоном:
Пьяный и в своей машине,
Со своей красотокой Зиной
Навернулся с Крымского моста.
Дождычком умытый
Я лежу убытый…
Конечно, трудно перечислить все направления любимой митьками музыки, но странно, что А.Флоренский не счел обязательным упомнить музыку группы «Аквариум», предоставляющую митьку, например Д.Шагину, лучшую, как это ни кажется странным, возможность для хорового пения и жестикуляции, граничащей с эпилептическим припадком. Впрочем, Д.Шагин предпочитает даже не хоровое, а сольное исполнение песен Б.Гребенщикова (сольное – в смысле исполнения самим Шагиным, что является для окружающих отличным тренингом христианского смирения).
Митьки любят и джаз, и классическую музыку. Любовь (впрочем, чисто теоретическая) Д.Шагина к Моцарту заслуживает почтения. Однажды я был свидетелем таких слов, сказанных Митькой начинающему зарубежному Митьку: «Ничего, у вас, немцев, тоже были хорошие композиторы. Бах был, потом этот… Бетховен! Моцарт… Хотя, нет, Моцарт был русским.» Даже произнося покровительственно-утешительную речь, Митька пожалел отдать Моцарта немцам!
Впрочем, во многих из этих случаев речь идёт не только о «митьковской музыке», но и о «музыке, любимой митьками» Этот нюанс учтен в следующем разделе труда А.Флоренского – «Митьки и литература». Не касаясь круга литературных интересов отдельных митьков, ибо он очень разнообразен, автор указывает на вершины собственно митьковской литературы. Это Зощенко, прежде всего, «Рассказы о Ленине», поваренная книга Е.Малаховец (раздел «Водки разные»), рассказы Н.Лескова, винные этикетки и т. д. Флоренский ограничивается перечислением, не вдаваясь в рассмотрение истоков и направленией митьковской литературы, видимо, предоставляя эту благодарную задачу последующим исследователям. Так же поступлю и я, указав лишь на книгу, должную стать настольной для каждого митька – «Антон-Горемыка».
На литературе Флоренский обрывает свое повествование, не сооблазнившись даже замечательной темой «Митьки и кино», зато отметив весомый вклад митьков в развитие отечественного плавания.
Реферат по статье А Филиппова «Митьки и сестрёнки»
После нескольких абзацев безудержного восхваления движения митьков А.Филиппов берёт быка за рога и выдвигает главный тезис:
Будучи несколько обескуражен этой фразой, я обратился за разъяснениями к А.Филиппову, но после разъяснения так и не понял, откуда же в таком случае у митьков берутся дети и где в таком сам А.Филиппов шатается по ночам.
«Относительно такого важного общечеловеческого вопроса, как отношения мужчин и женщин, хочется сказать сразу: кроме физиологического различия полов, у митьков нет ничего общего с общечеловеческим пониманием этого вопроса.»
После этого предупреждения в стиле Саваноролы Фил оставляет свой грозный тон и начинает задушевное повествование о близких ему вещах.
«Как только митёк скатывается на общечеловеческое понимание этого вопроса, он перестает быть митьком; бывший митёк начинает есть всех братков с говном и пропадает неизвестно где, – где, без сомнения, жирует.»
(Замечу, что слово «женщина действительно напрочь отсуствует в лексиконе Фила, он пишет это незнакомое ему слово так: «женьщина)
«Женщины (это слово в лексиконе митьков отсутствует) делятся в понимании митьков на две категории: девки и сестрёнки».
Первый раздел – «Девки».
Метко приведенное, видимо, фольклорное четверостишие сразу определяет и отношение митьков к девкам, и идеальный способ его существования:
«Под девками, – сразу оговаривается автор, – отнюдь не понимается известный образ поведения, ничего обидного в этом определении нет.»
Выйду за деревню
Гляну на село:
Девки гуляют
И мне весело.
Далее следует строго определение девок:
Последующие рассуждения А.Филиппова показывают, что под «доставлением поверхностного удовольствия» он понимает только одно: процесс совместного алкогольного опьянения. Основательное знание темы помогает автору нарисовать (не без цели рекламы) поистине за душу хватающую картину.
«К девкам относятся лица женского пола от 10 до 50 лет, привлекшие внимание митька и доставившие ему поверхностное удовольствие своим внешним видом или поведением (в этом смысле девки подобны коту-оттяжнику в первой части „Митьков) В единственном числе слово «девки почти не употребляется как и силу стадного поведения объектов, так и в силу того, что митёк в связи с дефицитом времени предпочитает общаться с несколькими девками сразу.“
С каким-то разбойничьим восторгом автор постоянно поминает «бисерные кошелечки» девок, опустошаемые А.Филипповым во имя движения. Разухабистые сцены распития «дамского вина» («Дамским вином» – поясняет Фил, – является любое вино, выпиваемое вместе с девками за их счет) уводят автора всё дальше от надрывной ноты, открывшей его труд. Митьки в его описании начинают походить на веселых, бесшабашных ребят вроде панков, любящих выпить и погулять.
Я пишу эти строки поздним вечером на троллейбусной остановке – а рядом веселится такая вот компания. Они агрессивно хохочут, плюются во все стороны, пьют из горла, обижают прохожих… Не митьки это, нет! Митьки стояли бы тихонько, плевали себе под ноги, переговаривались бы печальными голосами, только изредка повышая их при передаче друг другу бутылки, и это митьков бы обижали прохожие. Впрочем, я невольно перегибаю палку в другую сторону; лик митька разнообразен – это Гамлет, Антон-Горемыка и Фальстаф в одном лице.
А. Филиппов раздел «Митьки и девки» посвящает одной, близкой ему ипостаси митька – оттяжке, но последняя фраза раздела показывает и другую сторону медали:
Второй раздел труда – «Сестрёнки»
«Митёк, что ни оттягивается, то мучается, а что ни мучается, то оттягивается. Чтобы спастись от мук, он прибегает к оттяжке, принимая во имя их ещё большие муки, а следовательно, стараясь унять их ещё большими оттяжками и т. д.»
«В отличие от девок сестрёнка – это подруга митька, делящая с ним многие муки и оттяжки (но далеко не всё). Кроме этого, сестрёнка должна разделять взгляды митька; таким образом, она является уже почти полноправной участницей движения.
Существует единственный путь обращения девок в сестрёнки – оттяжка. Девки (чаще всего обращение происходит скопом) должны устроить митьку достойную оттяжку, да не одну. Затем девчоночки сдают экзамен, то есть очередную оттяжку митька устраивают в присутствии других, необращаемых девок, прославляя при этом движение митьков. Если у сторонних девок пробудится живой интерес к митькам и они своими бисерными кошелечками примут активное участие в оттяжке, экзамен можно считать сданным».
Приведу весь оставшийся текст раздела целиком, уже немного осталось: «Сестрёнки в награду, как знак принадлежности к высшей категории, получают любовь и уважения митька, а иногда и почетные титулы: «одна ты у меня сестрёнка, «любимая и «единственная сестрёнка. (Эти титулы употребляются к трем разным сестрёнкам).
«Девчоночка» – промежуточное название девки, употребляемое лишь во время стояния с ней в очереди (самостоятельного значения не имеет)»
По неизвестным причинам самое распространенное имя среди сестрёнок – Оленька. Феномен этот необъясним, но почти у каждого митька есть сестрёнка Оленька, имющая один из трёх титулов.
Спорным моментом этого в целом содержательного раздела является антифеминистический настрой, помешавший автору заметить такой любопытный нюанс: высшим сестрёночным титулом после «одной ты у меня», «любимой» и «единственной» является «братушка!» что казалось бы подтверждает подчиненное по отношению к митьку положение остальных сестрёнок. Но любопытно, что сестрёнка называет митька (удостоившего её высшим титулом: «сестрёнкой!»
Вряд ли можно так же безоговорочно принять суеверный тезис о сестрёнках Оленьках, хотя их действительно навалом и среди них есть даже жены митьков (жены митьков тоже могут добиться титула «сестрёнка» – но им это, конечно, труднее…) Последний раздел работы Фила имеет интригующее, обеспечивающее успех у читательской массы название: «Митьки и секс»
Раздел краток. Вот он:
«Митьки не сексуальны».
После этих справедливых слов, А.Филиппов, видимо, устыдившись, откладывает перо, даже не поставив точки. Попробую расшифровать эту фразу, связанную с тезисом, объявленным в начале труда.
Многие люди, но особенно митьки, стремятся к экстремальности в отношениях друг с другом. Экстремальные отношения мужчины и женщины почти неизбежно проходят сексуальную фазу и тем самым кончаются женитьбами, трагедиями и Т. д. Если бы митёк относился к своим сестрёнкам, как к сексуальным объектам, то это неизбежно похоронило бы все движения митьков лавиной женитьб, трагедий, мордобоев…
Поэтому-то экстремальность в отношениях с «любимой» сестрёнкой знаменуется тем, что митёк объявляет её «братушкой», а свое либидо переносит на что-нибудь другое – хотя бы на «бисерные кошелечки».
Часть V. Этика митьков
«Тебе теперь весело только с такими митьками погаными»
(Из разговора с женой)
Вон оно как получается! Массовое молодёжное движение, и вдруг: «Митьки не сексуальны!» Да на хрена нам нужно такое массовое молодёжное движение, кто в него пойдет?
Прошлой зимой по телевидению с закономерным успехом демонстрировался телефильм «Милый друг» по Мопассану. Фильм абсолютно не митьковский, ни одной цитаты из него не выжать и даже в пример неловко приводить.
Мне довелось (или, лучше посчастливилось смотреть его с Дмитрием Шагиным. Не буду скрывать: Митька смотрел телефильм без напускного равнодушия, не хулил его за полное отсутствие митьковых данных и проявлял скорее восторженность и радостное изумление. Комментарии его были даже оживлённее, чем при просмотре митьковской классики.
– Во! Ещё одна лялька! Сейчас он её покроет! Гляди, гляди… Ты гляди! Гляди… ну, точно! Покрыл!
Это веселье резко контрастировало с холодностью и плохо замаскированной завистью остальной аудитории, которая не могла отнестись к персонажам столь отстраненно. Митька воспринимал любовные похождения героев телефильма, как забавное поведение экзотических зверушек (характерно всвязи с этим использование животноводческого термина «покрыл»).
Покрыть (кого-либо) – …
С таким же любопытством и восторгом Митька наблюдал бы, например, за необыкновенной способностью слона съесть за раз несколько цертнеров капусты.
– Во! Ещё один кочан берёт! Сейчас он его съест! Ты гляди, гляди… Ну точно! Съел!
Да и у кого эта способность слона-отттяжника не вызовет весёлого интереса! Но и при большой любви к капусте я лично зависти к этому слону не испытываю. Не станет человек от хорошей жизни сосредотачивать все свои помыслы ни на капусте, ни на бабах. Тут, собственно, и этика не при чем.
– Да, лихо это у «милого друга» выходит. А жалко его… Бедный какой! Скучно ему, ничего-то ему не интересно…
Митёк делается свободен от греха не истерическим отворачиванием, не с пеной тоски – а со смехом и жалостью. И пусть это отпугнет колеблющихся неофитов движения, но не даром глава Фила «Митьки и секс» так кратка: «Митьки не сексуальны» – без всяких проклятий, а просто есть вещи поинтереснее.
Это что же поинтереснее? Пить бормотуху, вырывая друг у друга бутылку?
Да, читатель, конечно, я раскрыл митька до самой жестокой критики – на, ешь его с говном! – и это одна из самых обаятельных черт движения: грех митька – нараспашку!
Где-то я слышал замечательное рассуждение об этике советских панков: есть мораль, а есть нравственность. Мораль – это не ругаться матом, а нравственность – не предавать друзей. У панков нет морали, а есть нравственность. Если бы это было действительно так – митьки готовы брататься с панками (хотя, если принимать это положение буквально, получится, что митьки обладают не только нравственностью, но и моралью – они никогда не ругаются матом. Зачем? При таком мощном арсенале выразительных средств мат бледен и убог.
Мораль – это нечто искусственное, это шлагбаум, который предупреждает о некоторых возможных непрятностях. Но карлики лего проскальзывают под ним, а великаны перешагивают, не замечая; да и нужен ли такой шлагбаум, который всегда закрыт? Мораль нужна тем, для кого всё должно быть тип-топ, шито-крыто, чистые глаза, приятные разговоры и каждый день – нож в спину.
Нет, у митька грех – нараспашку. Не сдал белье в прачечную, пропил два рубля, поздно пришел домой; но, зато: это и все его грехи, видные всему миру, все ругают митька, и первым ругает себя сам митёк.
Пошел бы ты, читатель, с митьком в разведку? Он не предаст тебя, но явится в эту разведку с ласковой поддатой улыбкой, вот беда. Нет, не всем же ходить в разведчиках, разведка – это совсем не в духе митька.
Знаем, знаем, в духе митька – вырывать друг у друга бутылку боромотухи!
Да, читатель, у друга иной раз можно вырвать бутылку бормотухи, иной раз это обязательно нужно сделать. Да что говорить! Разведка разведкой, а бцтылка бутылкой, но если мне придется обороняться от всего света, я хотел бы прислониться спиной к грязной тельняшке митька…
Да, митьковская культура пока не идёт семимильными шагами, но страшный образ бутылки, вырванной у друга, не исчерпывает сложный образ митька.
Есть такой праздник – День Митьковского Равнодействия (это непонятное название сложилось исторически). Праздник не отмечается по определенным датам, он может отмечаться и раз в месяц, и раз в неделю, и каждый день. Часто он совпадает с показом по телевидению митьковской телеклассики (правда, на эти дни есть свои отдельные праздники, например, «Адъютант его превосходительства сухой» – просмотр телефильма без выпивки, или «Адъютант его превосходительства мокрый» – с выпивкой.)
Представим себе съезд троих известных нам митьков: А, В и С, собравшихся, чтобы отметить День Митьковского Равнодействия.
А: Сейчас я для начала почитаю вам Пушкина.
В: Подожди, дорогой. Ведь сегодня День Митьковского Равнодействия. Давайте я сначала сбегаю в магазин. У меня деньги есть.
С: Что ты! Ты каждый раз больше всех приносишь! Давайте я сбегаю!
А: Нет! Хоть на куски меня режьте – не могу больше за ваш счет пить! Я пойду!
(А убегает в магазин. В и С в это время украшают помещение транспарантами и плакатами с лозунгами типа: «Митьки никого не хотят победить», «Митьки всегда будут в говнище» и «Митьки завоюют мир»)
А возвращается и ставит бутылки на стол. Обычно тут следует короткая разминка, во время которой митьки ходят вокруг стола, как кот вокруг сметаны.)
А: Дядя Захар, а бывает она, настоящая-то любовь?
В: Бывает, Натаха… Лучше уж я в клифту лагерном на лесосеке, чем в костюмчике у Фокса на пере. А это что, Абдулла, твои люди подпалить чего хотят?
С: Да вот забрался тут один приятель и не выходит! Как быть-то, Иван Петрович? Сам в КГБ позвонишь или мне звонить?
А: Складно звонишь, но одного не учел: не стала бы Аня на Петровке колоться!
В: Не стала бы, говоришь? Со мной и не такие бобры сидели, а все кололись! Джабдед убил моего отца, меня хотел заколоть!
С: Встань, хряк! Володя! Открывай, волчина, позорный! (Разминка закончена, митьки открывают бутылки и садятся за стол).
А: Ну, сейчас для начала я почитаю вам Пушкина!
В: Нет, дорогой, для начала ты выпей.
А: Выпей ты первый!
В: Нет, братки дорогие! Хватит мне вас обжирать! Пейте спокойно, с душой – а я посмотрю на вас и порадуюсь.
С: Ну зачем ты так? За что ты так? Ты всегда меньше всех пьёшь и сейчас не хочешь? Не обижай, выпей!
В: А вы от души мне предлагаете?
А и С (хором): Пей, пей, дорогой!
В (со слезами умиления пьет).
А и С: Ещё, ещё пей!
В (со слезами протягивая бутылку): Сердце у меня рвётся глядеть, как ты и глоточка как следует сделать не можешь! Допивай всю бутылку до конца»
С (чуть глотнув, поспешно протягивает бутылку А): Пей, браток, ты. Образ божий я чуть в себе не затоптал, вас обжираючи! Пей, сколько есть в тебе силы!
А (кланяясь во все четыре стороны и делая движение поцеловать землю): Отопью я глоточек самый маленький, чтобы вас не обидеть, и прошу у неба и земли, и братков своих прощения за всю прорву, что за ваш счет вылил себе в пасть, яко в бездну бездонную, и никогда уж больше….
С (прерывающимся от волнения голосом): Всегда! Всегда теперь ты будешь пить, сколько тебе полагается, хватит, мы тебя обижали!
А (кобенясь и давясь от умиления, пьет).
В и С (хором): Пей до дна! Пей до дна!
И так далее до конца собрания.
Вот какие митьки хорошие, добрые! А сколько про них ходит нелепых, злых слухов – и в основном потому, что не могут отделить исторической реальности от митьковской мифологической символики.
Поговаривают даже о сексуальной распущенности митьков, что уж ни в какие ворота не лезет. Митьки, как известно, несексуальны настолько, что кичатся этим. Д.Шагин, например, тщеславно утверждает, что ни разу в жизни не знал женщин. От этих разговоров ему делается гордо и горько; он гладит по головам своих трёх дочерей и жалостливо закусывает губу. И так это всё высоко и благородно, что язык не повернется спросить – откуда три дочери-то? Я однажды решился спросить; под давлением фактов Д.Шагин признался, что всё-таки, да, три раза в жизни он знал женщину (показательно, что назло своему свободолюбию, митьки плодовиты, как кролики). Итак, вопрос: откуда в общественном мнении появляются порочащие нравственный облик митьков сведения? Ответ: из митьковской мифологии. Сознание неразвитого слушателя выхватывает из мифа не суггестивные слои и даже не мораль, а то, что это неразвитое сознание принимает за факты. Проследим это и опровергнем на примере двух мифов, сложившихся в митьковской среде примерно в одно и то же время.
Невеста. Рассказ Фила
Невеста. Рассказ Флореныча
Любопытно, что обе эти истории от первого до последнего слова – фантазия, точнее, митьковский миф с характерными мифологическими штампами. Оба рассказчика, например, не сговариваясь, употребляют в своих мифах светлый образ яичницы с ветчиной, которой, как понятно каждому, не было не будет и быть не может в мастерской А.Флоренского.
Основой мифов послужило то обстоятельство, что Флореныч и Фил действительно пили (как и каждый день) в мастерской с сестрёнкой Оленькой, у которой под глазом есть маленький белый шрамик от того, что она в детстве упала с горки. Зачем же понадобилось Филу и Флоренычу так чернить друг друга? Затем, что они на пользу движению создают митьковскую мифологию, не взирая на лица. Оба рассказа несут в себе одну и ту же нехитрую мораль: одни только ножки торчат – хорошо, судьба-карамелька – плохо. Отрицательный персонаж – сытый, пьяный, довольный, пользующийся успехом; положительный – бедный, больной и голодный.
Так что же: митёк – это обязательно бедный, больной и голодный? Нет, это справедливо для данного мифа. Что такое митёк, сформулировать трудно. И зачем? Я вообще не могу сказать, что такое митёк.
Дело вот в чем: первые части «Митьков» написаны отстранённо, это взгляд на движение извне. Но каждый, кто хоть на короткое время остановился поглазеть на победное шествие митьков, сам как магнитом втягивается в их ряды. Любое определение движения, сделанное самими митьками, очаровательно, но неполно (например, один из пионеров движения, А.Горяев, в своей работе «Митьки и живопись» выдвинул в ней такое определение: «Митёк – это человек, который тонко чувствует прекрасное»).
Так что я больше не могу быть бесстрастным и объективным наблюдателем движения и вынужден отложить перо – я уже не думаю о том, что такое митёк.
Как не может человек, живущий полной жизнью, ответить: зачем ты живешь? И художник: зачем писать картины? И не стал Гребенщиков отвечать на вопрос телезрителей: почему ты поешь?
Что такое митёк? Сколько звезд на небе? Зачем растут цветы?
Прошлой зимой по телевидению с закономерным успехом демонстрировался телефильм «Милый друг» по Мопассану. Фильм абсолютно не митьковский, ни одной цитаты из него не выжать и даже в пример неловко приводить.
Мне довелось (или, лучше посчастливилось смотреть его с Дмитрием Шагиным. Не буду скрывать: Митька смотрел телефильм без напускного равнодушия, не хулил его за полное отсутствие митьковых данных и проявлял скорее восторженность и радостное изумление. Комментарии его были даже оживлённее, чем при просмотре митьковской классики.
– Во! Ещё одна лялька! Сейчас он её покроет! Гляди, гляди… Ты гляди! Гляди… ну, точно! Покрыл!
Это веселье резко контрастировало с холодностью и плохо замаскированной завистью остальной аудитории, которая не могла отнестись к персонажам столь отстраненно. Митька воспринимал любовные похождения героев телефильма, как забавное поведение экзотических зверушек (характерно всвязи с этим использование животноводческого термина «покрыл»).
Покрыть (кого-либо) – …
С таким же любопытством и восторгом Митька наблюдал бы, например, за необыкновенной способностью слона съесть за раз несколько цертнеров капусты.
– Во! Ещё один кочан берёт! Сейчас он его съест! Ты гляди, гляди… Ну точно! Съел!
Да и у кого эта способность слона-отттяжника не вызовет весёлого интереса! Но и при большой любви к капусте я лично зависти к этому слону не испытываю. Не станет человек от хорошей жизни сосредотачивать все свои помыслы ни на капусте, ни на бабах. Тут, собственно, и этика не при чем.
– Да, лихо это у «милого друга» выходит. А жалко его… Бедный какой! Скучно ему, ничего-то ему не интересно…
Митёк делается свободен от греха не истерическим отворачиванием, не с пеной тоски – а со смехом и жалостью. И пусть это отпугнет колеблющихся неофитов движения, но не даром глава Фила «Митьки и секс» так кратка: «Митьки не сексуальны» – без всяких проклятий, а просто есть вещи поинтереснее.
Это что же поинтереснее? Пить бормотуху, вырывая друг у друга бутылку?
Да, читатель, конечно, я раскрыл митька до самой жестокой критики – на, ешь его с говном! – и это одна из самых обаятельных черт движения: грех митька – нараспашку!
Где-то я слышал замечательное рассуждение об этике советских панков: есть мораль, а есть нравственность. Мораль – это не ругаться матом, а нравственность – не предавать друзей. У панков нет морали, а есть нравственность. Если бы это было действительно так – митьки готовы брататься с панками (хотя, если принимать это положение буквально, получится, что митьки обладают не только нравственностью, но и моралью – они никогда не ругаются матом. Зачем? При таком мощном арсенале выразительных средств мат бледен и убог.
Мораль – это нечто искусственное, это шлагбаум, который предупреждает о некоторых возможных непрятностях. Но карлики лего проскальзывают под ним, а великаны перешагивают, не замечая; да и нужен ли такой шлагбаум, который всегда закрыт? Мораль нужна тем, для кого всё должно быть тип-топ, шито-крыто, чистые глаза, приятные разговоры и каждый день – нож в спину.
Нет, у митька грех – нараспашку. Не сдал белье в прачечную, пропил два рубля, поздно пришел домой; но, зато: это и все его грехи, видные всему миру, все ругают митька, и первым ругает себя сам митёк.
Пошел бы ты, читатель, с митьком в разведку? Он не предаст тебя, но явится в эту разведку с ласковой поддатой улыбкой, вот беда. Нет, не всем же ходить в разведчиках, разведка – это совсем не в духе митька.
Знаем, знаем, в духе митька – вырывать друг у друга бутылку боромотухи!
Да, читатель, у друга иной раз можно вырвать бутылку бормотухи, иной раз это обязательно нужно сделать. Да что говорить! Разведка разведкой, а бцтылка бутылкой, но если мне придется обороняться от всего света, я хотел бы прислониться спиной к грязной тельняшке митька…
Да, митьковская культура пока не идёт семимильными шагами, но страшный образ бутылки, вырванной у друга, не исчерпывает сложный образ митька.
Есть такой праздник – День Митьковского Равнодействия (это непонятное название сложилось исторически). Праздник не отмечается по определенным датам, он может отмечаться и раз в месяц, и раз в неделю, и каждый день. Часто он совпадает с показом по телевидению митьковской телеклассики (правда, на эти дни есть свои отдельные праздники, например, «Адъютант его превосходительства сухой» – просмотр телефильма без выпивки, или «Адъютант его превосходительства мокрый» – с выпивкой.)
Представим себе съезд троих известных нам митьков: А, В и С, собравшихся, чтобы отметить День Митьковского Равнодействия.
А: Сейчас я для начала почитаю вам Пушкина.
В: Подожди, дорогой. Ведь сегодня День Митьковского Равнодействия. Давайте я сначала сбегаю в магазин. У меня деньги есть.
С: Что ты! Ты каждый раз больше всех приносишь! Давайте я сбегаю!
А: Нет! Хоть на куски меня режьте – не могу больше за ваш счет пить! Я пойду!
(А убегает в магазин. В и С в это время украшают помещение транспарантами и плакатами с лозунгами типа: «Митьки никого не хотят победить», «Митьки всегда будут в говнище» и «Митьки завоюют мир»)
А возвращается и ставит бутылки на стол. Обычно тут следует короткая разминка, во время которой митьки ходят вокруг стола, как кот вокруг сметаны.)
А: Дядя Захар, а бывает она, настоящая-то любовь?
В: Бывает, Натаха… Лучше уж я в клифту лагерном на лесосеке, чем в костюмчике у Фокса на пере. А это что, Абдулла, твои люди подпалить чего хотят?
С: Да вот забрался тут один приятель и не выходит! Как быть-то, Иван Петрович? Сам в КГБ позвонишь или мне звонить?
А: Складно звонишь, но одного не учел: не стала бы Аня на Петровке колоться!
В: Не стала бы, говоришь? Со мной и не такие бобры сидели, а все кололись! Джабдед убил моего отца, меня хотел заколоть!
С: Встань, хряк! Володя! Открывай, волчина, позорный! (Разминка закончена, митьки открывают бутылки и садятся за стол).
А: Ну, сейчас для начала я почитаю вам Пушкина!
В: Нет, дорогой, для начала ты выпей.
А: Выпей ты первый!
В: Нет, братки дорогие! Хватит мне вас обжирать! Пейте спокойно, с душой – а я посмотрю на вас и порадуюсь.
С: Ну зачем ты так? За что ты так? Ты всегда меньше всех пьёшь и сейчас не хочешь? Не обижай, выпей!
В: А вы от души мне предлагаете?
А и С (хором): Пей, пей, дорогой!
В (со слезами умиления пьет).
А и С: Ещё, ещё пей!
В (со слезами протягивая бутылку): Сердце у меня рвётся глядеть, как ты и глоточка как следует сделать не можешь! Допивай всю бутылку до конца»
С (чуть глотнув, поспешно протягивает бутылку А): Пей, браток, ты. Образ божий я чуть в себе не затоптал, вас обжираючи! Пей, сколько есть в тебе силы!
А (кланяясь во все четыре стороны и делая движение поцеловать землю): Отопью я глоточек самый маленький, чтобы вас не обидеть, и прошу у неба и земли, и братков своих прощения за всю прорву, что за ваш счет вылил себе в пасть, яко в бездну бездонную, и никогда уж больше….
С (прерывающимся от волнения голосом): Всегда! Всегда теперь ты будешь пить, сколько тебе полагается, хватит, мы тебя обижали!
А (кобенясь и давясь от умиления, пьет).
В и С (хором): Пей до дна! Пей до дна!
И так далее до конца собрания.
Вот какие митьки хорошие, добрые! А сколько про них ходит нелепых, злых слухов – и в основном потому, что не могут отделить исторической реальности от митьковской мифологической символики.
Поговаривают даже о сексуальной распущенности митьков, что уж ни в какие ворота не лезет. Митьки, как известно, несексуальны настолько, что кичатся этим. Д.Шагин, например, тщеславно утверждает, что ни разу в жизни не знал женщин. От этих разговоров ему делается гордо и горько; он гладит по головам своих трёх дочерей и жалостливо закусывает губу. И так это всё высоко и благородно, что язык не повернется спросить – откуда три дочери-то? Я однажды решился спросить; под давлением фактов Д.Шагин признался, что всё-таки, да, три раза в жизни он знал женщину (показательно, что назло своему свободолюбию, митьки плодовиты, как кролики). Итак, вопрос: откуда в общественном мнении появляются порочащие нравственный облик митьков сведения? Ответ: из митьковской мифологии. Сознание неразвитого слушателя выхватывает из мифа не суггестивные слои и даже не мораль, а то, что это неразвитое сознание принимает за факты. Проследим это и опровергнем на примере двух мифов, сложившихся в митьковской среде примерно в одно и то же время.
Невеста. Рассказ Фила
Невеста. Рассказ Флореныча
Любопытно, что обе эти истории от первого до последнего слова – фантазия, точнее, митьковский миф с характерными мифологическими штампами. Оба рассказчика, например, не сговариваясь, употребляют в своих мифах светлый образ яичницы с ветчиной, которой, как понятно каждому, не было не будет и быть не может в мастерской А.Флоренского.
Основой мифов послужило то обстоятельство, что Флореныч и Фил действительно пили (как и каждый день) в мастерской с сестрёнкой Оленькой, у которой под глазом есть маленький белый шрамик от того, что она в детстве упала с горки. Зачем же понадобилось Филу и Флоренычу так чернить друг друга? Затем, что они на пользу движению создают митьковскую мифологию, не взирая на лица. Оба рассказа несут в себе одну и ту же нехитрую мораль: одни только ножки торчат – хорошо, судьба-карамелька – плохо. Отрицательный персонаж – сытый, пьяный, довольный, пользующийся успехом; положительный – бедный, больной и голодный.
Так что же: митёк – это обязательно бедный, больной и голодный? Нет, это справедливо для данного мифа. Что такое митёк, сформулировать трудно. И зачем? Я вообще не могу сказать, что такое митёк.
Дело вот в чем: первые части «Митьков» написаны отстранённо, это взгляд на движение извне. Но каждый, кто хоть на короткое время остановился поглазеть на победное шествие митьков, сам как магнитом втягивается в их ряды. Любое определение движения, сделанное самими митьками, очаровательно, но неполно (например, один из пионеров движения, А.Горяев, в своей работе «Митьки и живопись» выдвинул в ней такое определение: «Митёк – это человек, который тонко чувствует прекрасное»).
Так что я больше не могу быть бесстрастным и объективным наблюдателем движения и вынужден отложить перо – я уже не думаю о том, что такое митёк.
Как не может человек, живущий полной жизнью, ответить: зачем ты живешь? И художник: зачем писать картины? И не стал Гребенщиков отвечать на вопрос телезрителей: почему ты поешь?
Что такое митёк? Сколько звезд на небе? Зачем растут цветы?
Невеста. Рассказ Фила
Однажды Фил решился показать свою невесту (Оленькой звать, конечно) Флоренычу – смотрины устроить.
Долго с ней мотался по улицам, не решался, всё сомнение брало – понравится ли Флоренычу невеста; замерз, как собака, бедный, больной, не жрамши с утра. Наконец, купил бутылочку винца – приходит к Флоренычу.
Сидит Флореныч. Пьяный в жопу, рожа красная, уминает яичницу с ветчиной.
Фил сел напротив на табуретку, поставил на стол винца бутылочку, волнуется, ждет, что Флореныч скажет. Флореныч умял яичницу с ветчиной, всё вино, что Фил принес, выжрал, потом пододвигается к невесте и начинает её мацать: сиськи гладит, под платье лезет. Видно, собирается использовать право первой брачной ночи.
Использовать право превой брачной ночи (мифологич.) – манера А.Флоренского держать себя с подругами своих знакомых.
У Фила в глазах потемнело: опустил голову, сжал челюсти, одни только ножки торчат.
Да сердце не каменное – схватил со стола нож и бросил во Флореныча. Но или Фил так дрожал, или Флореныча шатало – а только нож в невесту попал, чуть-чуть по щеке проехал – так и остался шрамик. Маленький, белый. Под глазом.
Невеста. Рассказ Флореныча
Сидит однажды Флореныч – бедный, больной, совсем холодно. Пришел с работы не жрамши, устал как собака, спину ломит, башка разламывается; сидит на табуретке, одни только ножки торчат.
Сделал себе яишенки с ветчиной – дай, думает, хоть раз в жизни покушаю спокойно.
Приходит Фил. Пьяный в жопу, рожа красная, двух лялек под мышками держит. Причем одну ляльку для смеха невестой называет, Оленькой.
Сел Фил за стол, яичницу с ветчиной умял; винца бутыллчка у Флореныча была припасена – выжрал. Поставил стакан, вилку положил и начинает одну из лялек (не невесту, другую) мацать. Сиську гладит, под платье лезет.
Флореныч, бедный, напротив сидит на табуретке, смотрит – а у невесты Филовой одни только ножки торчат. Голову опустила, плечики вздрагивают, носом захлюпала. Флореныч думает, может и вправду невеста? Пододвинулся к ней: не плачь, мол, это он нажрамшись такой, – и по спине погладил. Вдруг Фил вскакивает, рожа пьяная, красная, схватил со стола нож и бросил во Флореныча. Не попал, конечно, а невесту-то задело, чуть-чуть ножик по щеке проехал – так и остался шрамик. Маленький, белый. Под глазом.
Часть VI. Дальнейшее развитие мифа-катастрофы у митьков
Трудно было предугадать, что именно миф-катастрофа (типа двух вариантов «Невесты Фила») займет ведущее место в мифологии митьков. Но случилось именно так, ибо жизнеутверждающий оптимизм митьков – не пустая, бессмысленная веселость. Через тьму к свету, через распятие к воскресению.
(Отметим всё же, что митёк действительно обладает талантом всегда действовать неоптимальным и дурацким образом, отчего жизнь его и кажется нелегким испытанием.)
Вот представим: митёк желает поправиться с лютого похмелья. Кто-то в это время ищет его с сеткой «Ркацители». Ждёт его очаровательная особа в ажурных чулочках с бутылкой шампанского. Где-то накрыт стол и ломится от вина, водки, пива и макарон по-флотски, верные друзья и обаятельные девушки не начинают: ждут его. На выставке корреспондент Си-би-эс нервно потягивает пиво «Туборг», жаждет взять у него интервью с оплатой наличными и баночным пивом. А где же митёк? А митёк в это время томится в многочасовой очереди к пивному ларьку, чтобы взять на последние тринадцать копеек склянку непрозрачного отвратительного пива и, тяжко икая, уйти в жару и пыль).
Следует предупредить, что разительно от митьковского мифа-катастрофы отличаются митьковские сказки (параллельный термин: «непридуманные истории). Сказки рассказывются не от чьего-то лица, как миф, а анонимно, безлично, всё дышит благополучием и верой в победу дела митьков. Сказка приближена к действительности, иногда даже являясь ею. Только один краткий пример: