Написал, перечитал и почувствовал пылание щек. Жуткий стыд зажег небывалый румянец. Угрызения совести довершают нравственный урок адской болью в желудке.
   Со мной произошло что-то вроде обморока. И вдруг сразу с четырех сторон вспыхнули лучи света: белого, красного, желтого и синего.
   Стисни зубы, дружище, жизнь подошла к концу. Кошмар стал реальностью. Желания и мечты сбылись с точностью до наоборот.
   Зеркальное узилище приняло тебя в свои цепкие объятия. Выхода из Зазеркалья нет.
   И все-таки используй момент смерти, ибо это грандиозная возможность нового этапа самопознания. Пришло твое время искать путь.
   Именно в момент смерти происходит переход из одного состояния в другое; между сном и явью, между жизнью и смертью, в сущности, нет разницы.
   Люди очень боятся смерти не оттого, что она действительно страшна, а оттого, что думают, что им ничего не известно о ней. Но это не так.
   Ведь если бы они просто не знали о смертном пути, они бы не боялись его, следовательно, абсолютно все уже имеют подобный опыт.
   21
   "Тюремная камера, господи, сколько же описывал я её, воображая подробности. И вот, наконец-то, сподобился. Действительно, у нас в России от тюрьмы да от сумы не убережешься. Зато сейчас настолько притерпелся, что ничего не замечаю. Сижу на нарах, как король на именинах...", - думал приговоренный к высшей мере, ему ещё не заменили её пожизненным заключением.
   В это время отворилась железная дверь, и в камеру вошли начальник тюрьмы и священник. Караульный остался снаружи.
   Начальник тюрьмы успел только спросить караульного о последнем желании осужденного, мол, не хочет ли он специального обеда, хотя бы стакана водки и сигарет... Караульный ответил, что преступник от всего отказался.
   Что ж, весьма современно и замечательно. Он ведь сюда не развлекаться и обедать пришел, вернее его привели. Нужно, видимо, сосредоточиться на возвышенном, приготовиться к кончине, - проговорил, обращаясь то ли к самому себе, то ли ко всем собравшимся, начальник.
   Осужденный возразил:
   Не в этом дело, очень вас прошу, во имя гуманности, во имя всего святого, помогите мне выйти отсюда. Мне кажется, что я сплю, вижу ужасный сон и никак не могу проснуться. Сон меня засасывает. Как вязкое мерзкое болото. Беспросветные сумерки окружают меня. Помогите мне проснуться.
   Еще Кальдерон говорил, что сон есть жизнь, а жизнь есть сон. И что же вас не устраивает?
   Я не могу поверить, что нахожусь в камере. Это отвратительно. Я прошу вас...
   Я бы хотел быть вам полезным, но...
   Повторяю вам вновь и вновь, я не виновен. Неужели вы можете послать на смерть невиновного?
   Не могу вам поверить. Наш самый справедливый суд в мире не может приговорить к смерти невиновного. Ошибка исключена.
   Господи, это разговор слепого с глухим. Господин начальник. Вы - моя последняя надежда. Неужели вы не понимаете, что настоящий преступник не стал бы так цепляться за жизнь. У него проснулась бы совесть и заставила бы его согласиться с карой.
   Дорогой мой, жизнь бесценна и вы совершенно правы, борясь за нее. Но вы проиграли, вас уличили в преступлении. Нужно смириться. Со мной пришел священник, он обязательно поможет вашей душе, поскольку я не могу помочь вашему телу.
   Мне не нужен священник, мне нужна свобода.
   Не богохульствуйте! Вы сошли с ума. Или же ломаете комедию, что не менее отвратительно.
   Жестом начальник тюрьмы приглашает священника занять свое место, поворачивается спиной к осужденному и, не прощаясь, уходит. Священник осеняет преступника крестным знамением и приготовляется услышать исповедь.
   Осужденный бросается на колени, протягивает руки в мольбе к священнику и начинает быстро и нелогично умолять:
   Отец, умоляю, помогите мне. Спасите меня.
   Именно для этого я и пришел, чтобы спасти твою бессмертную душу.
   Дело не в моей душе. Я, конечно, грешен. Я мечтал стать великим художником. Я рвался к славе, к деньгам. Я тратил время и силы на женщин, на выпивку, на свои работы. И бог понимал меня. Он помогал мне находить и то, и другое, и третье.
   Что вы несете, богохульник? Как вы собираетесь предстать перед Господом? Надо собрать все свои душевные силы, чтобы заслужить прощение.
   Так помогите же мне. Спасите меня. Я вовсе не преступник. Преступники те, кто засадил меня в камеру.
   Не упорствуйте в заблуждении. Иначе я не смогу помочь вам. Вслушайтесь в мои наставления.
   Не нужны мне наставления. Я прошу реальной помощи. Выведите меня отсюда. Я хочу жить. Я хочу на свободу.
   Вы кощунствуете, сын мой. Бог ждет от вас покаяния.
   Все это враки. Бог ничего от меня не ждет. Если бы он действительно существовал, он бы давно спас меня, ибо знал бы, что я ни в чем не виновен.
   Я не могу больше это выслушивать. Я ухожу. Вы сами виноваты, сын мой. Я не смог дать вам отпущение грехов, и вы умрете без покаяния.
   Священник разворачивается и уходит. Бормоча еле слышно о том, что он тоже грешник, что ему самому надо было бы стать на колени и попросить у осужденного прощения и благословения.
   Осужденный садится на нары и застывает в долгом молчании, видимо, о чем-то напряженно размышляя.
   22
   Почему я должен умереть? Умереть преждевременно, не истаяв, как льдинка в горячем чае; не высохнув, словно вяленая рыба; не распавшись на мелкие детали, как изношенный от старости механизм.
   Конечно, все люди умирают, но обычно умирают от болезни, от невозможности справляться с рутинным ходом жизни, устав быть шестеренкой бессмысленного шевеления и обихода.
   Но я-то, я не успел высказаться, не успел договорить, не успел запечатлеть на холсте и бумаге свой особый мир. Только во мне он просиял золотом куполов, синью утреннего неба, ярким солнечным блеском, оттеняемым укромными местечками, столь удобными для пряток; только во мне нашли отзвук неисчислимые книги и книжечки, которые столь ласково льнули к руке то матовой гладкостью, то дешевой шершавостью, открывая через посредство типографских значков чувства и мысли моих предшественников; только во мне свили гнездо страсти, одновременно святые и греховные; завязанный творцом узел противоречий я столько лет пытался развязать негнущимися от восторга бытия пальцами или же перегрызть зубами; и вот кто-то решил за меня и вот-вот разрубит самую сердцевину моей плоти, отменит гармонию дисгармоничного, погасит внутреннее сияние, которое только и оживляло внешнюю статику.
   Господи, какая же чушь все мои былые мечтания, жажда признания, славы! Вот совершенно случайно одна из моих работ стала всемирно известной, культовой.
   Говорят, что в музее к ней настоящее паломничество; дескать, "Желтый квадрат" врачует мигрень и эпилепсию, обостряет зрение и дарует удачу в делах коммерческих; учащиеся приходят к картине, чтобы она помогла справиться с экзаменами; девушки, чтобы вернуть возлюбленного; юноши, чтобы отсрочить призыв в армию; престарелых людей она избавляет от подагры и простатита.
   Только мне она ничем не помогла, вернее, усугубила мои страдания.
   Впрочем, что это я, ведь "Исцеление Мидаса" и меня исцелило от суеты сует, от моих бредовых мечтаний; я получил все, что хотел; имя мое вписано в Пантеон знаменитых художников, ни одна энциклопедия не выходит без моей фотографии и обширного хронографа свершений моей жизни.
   Какого рожна мне ещё нужно? Почему я цепляюсь за эту тягомотную и невнятную судорогу существования, которая, по сути, обманула меня, не дав полноты обладания действительностью?
   Я не успел узнать настоящей радости, я не обладал богатством, не имел друзей, вся моя жизнь была прикована к моему творчеству и соответственно не имела отзвука. Никто не видел мои горькие слезы, на людях я был вызывающе равнодушен и высокомерен, но дома, в уединении, я утолял страдания только работой.
   Я не испытал редкостных наслаждений, только чтение классиков и бесконечная лаборатория, испытание приемов, то есть работа, работа и работа. Во славу живой жизни.
   Живыми в том смысле, который философия жизни всегда имеет в виду, если и не всегда ясно сознает это, можно назвать лишь те существа, жизнь которых есть ценящая жизнь; и "живым" человеком, смысл жизни которого хочет истолковать философия, для неё всегда будет ценящий человек.
   Если моей картине суждена вечность, значит она отнята у меня; вся непрожитая жизнь, аккумулировавшись, стала истоком этой вечности. И я могу только послать мысленный привет будущим зрителям: "Желтый квадрат" - мой подлинный автопортрет, а значит, я не умру никогда.
   23
   Глухая ночь. Двор тюрьмы. С одной стороны - виселица. С другой стороны - плаха, возле которой стоит палач в маске и с топором. Немногочисленная кучка зрителей: начальник тюрьмы, священник, врач, надзиратели.
   Во двор выводят осужденного. Он выглядит растерянным. Он никак не может поверить в то, что его сейчас казнят. Ему все кажется затянувшейся театральной постановкой, нелепым розыгрышем. Один из зрителей, возможно, судья, произносит начальные слова приговора: "Именем закона..."
   Осужденный перебивает его издевательским смехом и следом же произносит:
   Бросьте. Какого закона? Наоборот, творится беззаконие. Это форменный разбор - казнить невиновного. Дайте мне возможность объяснить...
   Его тут же перебивает нестройный гул голосов. Кучка зрителей подтягивается к жертве и почти смыкается вокруг него. Собравшиеся возбуждены. Они жаждут крови. Может быть, не крови, а психофизических волн страна, приносящих им удовольствие. Они не хотят, чтобы агония затягивалась. Судья возмущенно вопит:
   Хватит болтать всякую чушь. Будьте мужественны. Вспомните хотя бы Юлиуса Фучика. Он завещал любовь к своим палачам. Возмездие неминуемо. Судьи неумолимы. У вас есть выбор: петля или топор. Приготовьтесь и умрите достойно.
   Господи! Я ни в чем не виновен. Я виновен только в том, что в России рожден, родила меня мать в пору почек и ливней весенних настолько...
   Прекратите. Довольно. Мы научим вас уважать человеческое общество и наши гуманные законы.
   Ну, уж нет. Я не сдамся. Я не дамся. Я сумею постоять за себя. Неужели я не заслужил за всю свою трудную жизнь хотя бы пули? Застрелите меня.
   Никогда. Именем новой демократии мы приговариваем вас, лже-Циппельзон, лже-Шнюкас, к смертной казни за убийство честного человека и за мошенничество. Вы хотели скрыться под именем убиенного от ответственности за присвоение гениальных картин, за желание заработать на чужом мастерстве. Нет вам спасения. Да упокоится тело твое в яме с негашеной известью, а душа пусть летит прямо в ад.
   Вы все напутали. Я ни в чем не виновен. Виноваты неправильные законы, нелепое воспитание, странные мечты и надежды. Дайте мне самому пистолет. Я застрелюсь. Я не хочу жить в этом стаде гиен и шакалов.
   Никогда. Петля или топор. И это всегда: только петля и топор. За свинец надо доплачивать отдельно. Но мы можем договориться, если вы дадите хотя бы "штуку".
   У меня нет денег. Только картины. Но я продам их и отдам требуемое. Слово джентльмена.
   Ваше слово ничего не стоит. Через несколько мгновений вы превратитесь в горстку протоплазмы. И тогда даже доллары вас не спасут.
   Да плевал я на вас и на ваши законы. Делайте что хотите. Если я не воскресну, то останусь жить своими творениями. Их вы не уничтожите.
   24
   Кальдерон говорил: жизнь есть сон, а сон есть жизнь.
   Что же такое смерть? Смена ли это интервалов времени, наподобие того, как есть год лунный, солнечный и космический; или же это переход из одного состояния сознания в другое, вроде того, как гусеница становится бабочкой. Нет однозначного ответа.
   Кант, Гартман, Гуссерль, Бергсон, Риккерт и Шпет, каждый по-своему анализировали действительность и человека, предлагали оправдание и примат практического разума, трансцендентность предмета познания психическому процессу.
   Индийские же мудрецы составили другой рецепт самопознания: по возможности пребывать в состоянии "мгновенного присутствия", то есть именно тогда, когда работа ума остановлена, можно увидеть вещи именно такими, как они есть, не окрашивая их своим сознанием, суждениями и мыслями.
   Подобное состояние случается, когда, задумавшись, идет по улице автоматически и вдруг, оступившись, приходишь в себя, начинаешь снова контролировать ситуацию, но теряешь автоматизм полета.
   Остановка ума начинается с прекращения постоянного внутреннего диалога, на который у людей уходит девяносто процентов энергии и времени.
   Ум постоянно делает из реальной картины мира его упрощенную копию, инвентаризируя и описывая отдельные детали, но не воспринимая увиденное целиком.
   Если сможешь остановить "внутренний диалог", отключить разум, то достигнешь ясности не только в повседневных делах, но и ясности во сне и даже в момент смерти.
   Наш распорядок прост: днем бодрствуем, а ночью спим. Те же, кто пребывает в состоянии "мгновенного присутствия", не спят ни днем, ни ночью, хотя тело при этом и спит.
   Подобный тайновидец обладает способностью сохранять полное сознание в состоянии бодрствования весь день, затем и в период засыпания, затем научается осознаванию в течение всего сна, в момент пробуждения и опять весь день, то есть весь большой круг дня и ночи.
   Любопытно, что при этом через релаксацию тела, энергии и разума наступает равновесие энергии и элементов внешней жизни, и тогда появляются сновидения наяву, некоторые из которых предвещают будущие события. Стоит заметить, что все наши видения на протяжении жизни подобны одному прерывистому сну. Вообще-то большой сон жизни и малые ночные сновидения почти неразличимы, в обоих случаях с человека спадают цепи эмоций, привязанностей и собственного Я.
   Точно так же существует сходство между сновидениями и переживаниями в момент умирания, в обоих случаях испытываются ощущения исчезновения или ухода чувств.
   Поэтому, если ты имеешь осознание состояния естественного света, ты сохранишь его и в момент смерти. Если ты способен умереть с осознанием и присутствием, то ты сохранишь жизнь, потому что автоматически стал хозяином своих сновидений.
   А для того, чтобы организм не старел и чтобы научиться сохранять свое сознание на всех этапах засыпания, а затем и самой смерти, существует определенная методика тренировки чувств; имеется даже мантра, которая (услышанная или прочитанная) предполагает будущее воскрешение, вот она:
   ХА А ХА ША СА МА
   МА БХАНДХА МАРАРА
   ХА КАН КА А ША ЛА
   СА БХАНДХА МА ТА ЛИ
   КА ХА НА А ЛИ ТА
   ХА МА СА ША КИ ЙУ
   Эту мантру не только произносят, но и написанную на бумаге или ткани кладут вместе с усопшим, чтобы последний мог приуготовиться к перерождению.
   Не испытывай же желаний и тоски по этой жизни, иди вперед и осознай в момент смерти, что все возникающее сейчас, как бы оно ни пугало, и есть твое отражение.
   Когда разделены ум и тело, является абсолютная суть, она ясна и чиста, светится и сверкает с устрашающей яркостью, мерцая, как мираж на вершине Гималаев.
   Не пугайся и не впадай в смятение. Это сияние твоей абсолютной сути, познай её.
   Когда же из глубины света явится сверхсильный гром, это естественный звук твоей абсолютной сути.
   Поэтому не пугайся и не впадай в смятение. Сейчас у тебя нет тела из плоти и крови, ты обладаешь только умственным телом неосознанных стремлений; и никакие звуки и лучи света не смогут повредить тебе, а следовательно ты не можешь умереть.
   Сменятся последовательно несколько воссияний света: белый, очищенная стихия воды; красный, свет мудрости; а на третий день придет желтый цвет, очищенная стихия земли; придет мудрость равновесия, сверкающая, желтая, яркая и ясная, невыносимая для глаз; и в тот же миг вместе со светом мудрости пронзит твое сердце синий свет мира людей.
   В этот момент не устрашись желтого цвета, резкого и сверкающего, но пойми его как вселенскую мудрость. Пусть твой ум покоится в нем, расслабленный, бездеятельный; пусть с жаждой устремится к свету.
   Если ты познаешь его как сияние своего ума, все формы, краски и звуки нераздельно сольются с тобой, и ты достигнешь просветления.
   Не ищи наслаждения в синем свете мира людей. Это коварный путь неосознанных желаний, накопленных под влиянием гордости. Не увлекайся им и не тоскуй о нем. Возжелай только сверкающего желтого света.
   Постепенно ты придешь к пятицветию или даже семицветию радуги. Не устрашись всех этих цветов, и ты познаешь суть просветления.
   Переродившись, обладая умственным телом неосознанных стремлений; ты не умрешь, даже если тебя убьют или разрежут на куски.
   Ты - естественная форма пустоты, и поэтому не нужно бояться смерти. Пустота не может повредить пустоте.
   В момент очередного просыпания, может быть, ты вспомнишь кусочек давнего сновидения: славный уголок старой Москвы; асфальт заканчивается у фасада особняка, а весь внутренний дворик зарос замечательной плотной травой, которую ты видел только в детстве - зеленые плюшевые разводы, гобеленовые переплетения жилок и мелких листочков, среди которых порой вызывающе желтеют одуванчики и курослеп; иногда они сливаются в причудливое пятно, в желтый квадрат, например.
   1-11 мая 2002