- Аделаида Карловна, - проговорил он взволнованно. - Я полюбил Вас, полюбил не как юноша, а как пожилой мужчина, за плечами которого есть немалый жизненный опыт и горечь различных переживаний. Ни одна женщина мира не сумеет мне заменить ту, которая была так похожа на Вас, можно сказать, была Вашим двойником и... случайно погибла восемнадцать лет назад, оставив в моем сердце незаживаемую рану. Только Вы одна можете вернуть эту потерю, только Вы одна можете заменить Вашего двойника, только в Вашем присутствии я чувствую исцеление сердца. Будьте же моим исцелителем до гробовой доски и не откажитесь принять мою руку и истерзанное житейскими бурями сердце.
Евгений склонил голову, прижимая руку к груди и ждал решения девушки, как ждут в суде приговора. Ада мельком глянула на родителей и, увидев напряженное выражение лиц, потупила глаза и проговорила:
- Евгений Михайлович, мое сердце было свободно до Вас и теперь оно стало заполнено Вашим именем, всей Вашей трудной жизнью... я... я... полюбила Вас не менее, чем Вы меня. Я с радостью принимаю Ваше предложение и готова дать клятву, что если гробовая доска захочет Вас скрыть от меня, я лягу под эту доску вместе с Вами. Ведите меня по своему жизненному пути, я согласна.
Ада со слезами на глазах протянула Евгению руки, он схватил их и с жаром стал покрывать поцелуями.
В тот же день в доме Витковских состоялось обручение, на котором присутствовало духовенство и несколько гостей. На маленьком торжестве был назначен день свадьбы, который опять же случайно совпал с днем смерти Тани в Берлине.
Начались хлопоты, приготовления к торжеству. Появились портнихи, повара, лакеи и прочая обслуга. Граф блаженствовал, он нашел неожиданно как бы воскресшую Таню и память о погибшей любимой стал мало-помалу исчезать из его памяти.
- Довольно, - думал он. - Я и так уже непростительно много лет жизни потерял из-за этого.
В день смерти матери у могилы графини Витковской была отслужена панихида. Евгений и Ада, одетые в траур, стояли на коленях и молились. Вдруг Евгений вздрогнул, ему показалось, что неведомая сила оттолкнула его от Ады. Он посмотрел вокруг и, не увидев ничего подозрительного, вытер платком холодный пот со лба и успокоился.
Пушная свадьба обрученных состоялась в соборе с полным освящением и певчими, которые по такому случаю подготовили прямо-таки торжественный концерт. На свадьбе присутствовала, можно сказать, вся П-ская губерния. Народу было так много, что в храме всем не хватило места и многие стояли на улице, желая взглянуть на красивую и счастливую чету.
При брачном поцелуе граф вспомнил, что именно в этот день он целовал холодный лоб несчастной девушки в далеком Берлине. После венчания он подошел к священнику и, сунув ему в руку золотой червонец, шепнул на ухо: "Батюшка, когда мы уедем отсюда, отслужи панихиду по рабе Божьей Татьяне".
В усадьбе графа Витковского шло шумное веселье. Поднимались бокалы с искристым вином в честь счастливой новобрачной четы. Кричали: "Ура!", играла духовая музыка... а в это время в пустом соборе пахло ладаном, звучал погребальный напев: "Вечная память, вечная память, вечная память!" Здесь можно было бы поставить долгожданную точку, но злой рок ещё не сказал последнее страшное слово.
Евгению готовился сокрушительный удар судьбы за его безумную, казалось бы давно позабытую страсть.
После свадьбы супруги Витковские совершили небольшую прогулку в Финляндию, где у водопада Аматра они испытали свое первое блаженство. Вернувшись из свадебного путешествия, они зажили обычной счастливой жизнью, которая вроде вошла в нормальное русло знатной богатой семьи: визиты, балы, маскарады, званые обеды чередовались бесконечно.
Незаметно прошла дождливая осень и холодная весна, вновь на землю вернулась весна-раскрасавица. Теплые лучи солнца, обнимая землю ярким светом, стали пробуждать к жизни затаившиеся зернышки. Появилась изумрудная зелень, легкий ветерок зашелестел кудрявой листвой. Зацвели деревья, издавая медовый аромат. В кустах запели соловьи, и разноцветные бабочки оживили природу своим порханием. Весна! Весна! Чье сердце не возрадуется твоему появлению? Кому не захочется жить в это прекрасное время года и... любить?
Евгений со своей благоверной супругой Адочкой гуляли по берегу пруда, любуясь на барахтавшихся в воде деревенских детей, ловивших скользких валанов, несмотря на прохладу. Их звонкие голоса оживляли тишину дремавшего пруда и казалось, что без детворы мир был бы невообразимо скучен и холоден.
- Адочка, а как мы назовем нашу ожидаемую деточку? - нежно спросил Евгений, целуя Аду в голову.
- Я думаю так: если родится мальчик, то назовем его Самсон, а если девочка, то Далила.
- Но ведь это не православные имена.
- Ха-ха-ха! Ну тогда мальчика назовем Львом, а девочку - Еленой. Согласен? - снова шутливо проговорила будущая мать.
- Ну, это уже не что-то похоже нормальное. А то... Далила... - и граф от души расхохотался.
Ада готовилась стать матерью и к встрече первенца в их доме все уже было готово.
В назначенное время в усадьбе Витковских опять началось необычное оживление. В субботу с разных сторон съезжались разодетые гости: дамы в бальных платьях с букетами цветов, мужчины во фраках, дети в голубеньких, розовеньких и беленьких платьицах. Оживленные радостные визитеры бесцеремонно подъезжали к парадному крыльцу господского дома. Выходя из экипажей, люди с шутками и разговорами шли по расстеленным коврам прямо в покои счастливой четы, оставляя за собой стойкий аромат дорогих духов. Навощенные паркеты парадных комнат графского дома отражали гостей, как в зеркале. Комнаты были убраны с подчеркнутой роскошью. Гирлянды цветов и зелени, переплетенные шелковыми лентами, украшали потолки и стены парадных помещений. В переднем углу огромного зала стояла серебряная купель с теплой водой, горели свечи, и священнослужители, облаченные в пасхальные ризы, уже ожидали появления крестного отца и крестной матери с ребенком, чтобы приступить к таинству православного крещения. После образов, крещения и благодарственного молебна, маленькая новоиспеченная графиня Елена Евгеньевна Витковская была принесена в свою детскую комнату, а гости направились в столовую, где на больших столах, украшенных цветами, дорогой посудой, было расставлено невероятное обилие вин, закусок, десертов...
Гости шумно расселись по местам и началось угощение и поздравление с новорожденной графиней. Было весело и оживленно. На веранде грянул оркестр, зазвенели бокалы с шампанским... Кто-то крикнул:
- Виновницу, виновницу торжества давайте сюда!
- Ви-но-в-ни-цу! - поддержали дружно голоса всех гостей без исключения. Няня принесла ребенка. Евгений вынул её из пеленок и обнаженную высоко поднял над праздничным столом.
- Ура, ура! - раздались возгласы с аплодисментами всех присутствующих гостей.
В этот момент (О, Боже!) произошло неожиданное. И зачем только это должно было случиться? В столовую вошла сгорбленная дряхлая старуха. Ее заплатанная ветхая выцветшая от солнца одежонка, сума за плечами и длинный посох с подвешенным кувшином свидетельствовали, что вошедшая была нищей странницей, которых в ту пору было много везде.
Евгений недовольно взглянул на старуху и внезапно её узнал:
- Няня, Филиппьевна! Дорогая моя старушка, няня! Иди скорее сюда и порадуйся вместе с нами семейному счастью. Это вот моя благоверная супруга Ада, а это наша драгоценная Елена, - проговорил Евгений, ласково кивая подошедшей няне.
- Уж и не чаяла я увидеться с тобой, светик мой ясный, - прошамкала старуха, кланяясь в пояс своему любимцу. - Дай вам Бог здоровья на многие лета, дай вам Бог, дай вам Бог...
Старушка поцеловала бережно ручки ребенка и, достав из-за пазухи завернутую в тряпицу коробочку, подошла к графу и подала её.
- Тут коробочка завернута, Женечка, возьми её себе. Это графиня-матушка, как умирала, царство ей небесное, то клятву с меня взяла, чтоб я коробочку эту в твои собственные руки передала. Да вот захворала я тогда, ну и не смогла повидаться с тобой. Так и таскала её с тех пор по богоугодным местам.
Евгений принял коробочку, осмотрел её снаружи, сделал серьезное лицо и шепнул Аде:
- Я уйду ненадолго в кабинет, а ты займи гостей, - и выйдя из-за стола, отправился к себе.
- Что такое в этой коробочке передает моя матушка? - думал он дорогой. - Легкая, как будто ничего и нет, однако интересно взглянуть.
С этой мыслью граф вошел в кабинет и, сев за письменный стол, распечатал таинственную коробочку, из которой выпала записка с платком и кусочки высохшей розы. Евгений узнал эти предметы. Сердце его точно оборвалось, на лбу выступил холодный пот. Он сразу вспомнил, в бытность Тани, он совершил у старой липы нечто непростительное и гадкое, нечто ужасно безумное. Этим платком с завернутой в него розой он сначала зажал ей рот, чтобы она не кричала, а потом у старой липы он повел себя как похотливый зверь, сжимая свою упавшую в обморок жертву в когтях разбушевавшейся страсти. При виде этих предметов в его сердце сразу возникло острое предчувствие неминуемой беды, а по телу пробежала холодная дрожь.
- Но что хотела сказать матушка этим посланием? - думал он, развертывая записку.
"Евгений, - писала ему графиня на смертном одре, - мои минуты сочтены. Меня уже душит смерть, которой я сама иду навстречу. Больше мне жить нельзя. Я убедилась, что помешать твоему сближению с Таней я бессильна, а значит и сохранять свою ужасную тайну нет смысла. Я подумала, что Таня тебе не сможет объяснить всего того, что произошло тогда у старой липы. Объяснение ты найдешь в письме, когда тебя вызовут на мои похороны. Для того, чтобы вместо материнского благословения не получить мое проклятие из гроба, я требую от тебя выполнения нескольких моих условий: во-первых, ты несмотря ни на что должен жить, а во-вторых, уничтожь после прочтения эту записку и молись о себе, обо сне, стараясь забыть ужасное прошлое; и в-третьих, обеспечь свою дочь Аделаиду Розенберг имением и не возвращайся сюда никогда - моих сбережений тебе должно хватить на всю жизнь.
Вспомни снова темную ночь у старой липы, свой платок и розу... конечно, не Таню ты сжимал в своих безумных объятиях, а меня, свою родную мать.
Желая спасти Таню от твоих грязных преследований, я, одетая в её розовое платье, пошла усовестить тебя в то время, когда бы ты начал обнимать свою сестру, но не рассчитала я своих возможностей... и... стала сама жертвой твоего безумия. Остальное ты поймешь без моих слов. Я знаю, тебе было бы трудно пережить это объяснение при моей жизни, но когда ты будешь читать это письмо, меня уже не будет и совесть твоя должна успокоиться. Помни, что именно ради твоей жизни, ради твоего благополучия я отдала собственную жизнь. не печалься, молись и живи! Твоя мать А.А.В."
Евгений смотрел на записку невидящими глазами, страшные её слова так и прыгали перед ним. Сквозь этот клочок бумаги он неожиданно снова увидел всю свою жизнь, жизнь избалованного аристократа, без помех развратничавшего в дни своей молодости. Он увидел смерть матери, пожертвовавшей жизнью из-за его глупой, даже безумной страсти. Он увидел несчастную Таню, невинно погибшую в тенетах его страшной сластолюбивой паутины.
Значит, фактически палачом этих двух невинных жертв был он, Евгений, а вовсе не слепая случайность! И наконец, что же ещё он наделал! Он, граф Евгений Витковский, женился на... своей родной дочери, мало того, что дочери, но и сестре - от одной и той же матери. Так вот откуда явилось удивительное сходство двух девушек, напряженная мысль об объекте страсти через кровь передалась потомству. Несчастный отец, и что ты скажешь после этого? Имеешь ли ты право жить? Нет... Нет!
Евгений глубоко задумался, подводя последний итог своей неудачной жизни со всем её нездоровым влечением к женщинам, безумной страсти в прошлом и безумной страсти в настоящем. Перед его затуманенным взором внезапно промелькнули ещё отвратительные картины из этого прошлого: цыганский табор со старухой и её дочерью Зарой, снова разнузданное безумство у старой липы... и целый ряд гнусных сцен школьной жизни, за которые он сейчас же должен был заплатить ценой собственной жизни.
Не меняя позы и устремленного на записку безумного взгляда, Евгений выдвинул ящик письменного стола и достал револьвер.
В это время Ада обеспокоилась долгим отсутствием мужа. Она насколько раз взглянула вдоль коридора, но Евгений никак не показывался. Извинившись перед гостями, она вышла из столовой и дойдя до кабинета мужа, приоткрыла дверь. Евгений сидел к ней спиной и не шевелился. Аде показалось, что он держит перед собой какой-то листок бумаги. Ревнивое чувство любящей женщины подтолкнула её любопытство. Что же такое читал муж?
Она подошла к Евгению, не слышащему её шаги по ковровой дорожке и, затаив дыхание, взглянула из-за его плеча. Перед её взором оказалась записка с твердым разборчивым почерком. Напрягая зрение, Ада быстро прочла её и холодный ужас сковал её члены мгновенно. Она поняла, что перед ней сидел её родной отец... и муж.
- Довольно! Пора! - сдавленным голосом произнес сам себе Евгений, приставляя к виску револьвер.
- Нет! Не пора! - отчаянно крикнула женщина, хватаясь из последних сил за страшное оружие.
Евгений вздрогнул и быстро встав из-за стола, встретился с испуганным взглядом обезумевшей Ады, готовой уже упасть в обморок...
- Ада! Не мешай мне! Я должен умереть! Мне нет прощения!
- Ты... ты не умрешь один! Пусть ты и отец мне, но я знала тебя не отцом и не братом! Я знала тебя, как мужа, как любимого супруга.
- Ада, - простонал граф, - ради нашей дочери останься и живи, умоляю, только ради нее!
- Нет, не останусь! Мне будет не жизнь, а сплошной ад, одни мучения. Только ты мне дороже всего на свете, - хрипло произнесла графиня, держа револьвер мужа и приставляя его к своей груди.
Евгений рванул её руку и вырвал револьвер у Ады, в тот же момент она бросилась к нему на шею и крепко обхватила его.
- Папочка! Любимый! Не оставляй меня... Я все равно без тебя умру! Я не смогу жить! Я не буду жить без тебя!.. Ты понимаешь? Не буду жить! Я понимаю, что тебе не позволяют жить угрызения совести. Ты не сможешь пережить позора перед самим собой, передо мной и перед нашей бедной девочкой! А каково мне? Подумай! Разве легче, чем тебе? Нет! Убей меня... Я не отпущу тебя одного, мой милый! Мой любимый!
Граф, придерживая за талию Аду, взял карандаш и на обратной стороне материнской записки написал:
Простите, если можете, и похороните мужа с женой, брата с сестрой и отца с дочерью.
После этого схватил со стола револьвер и, быстро приставив его к виску лишившейся чувств жены, выстрелил. Ада вздрогнула, опустила руки и предсмертные судороги исказили её красивое лицо. Из виска запрокинувшейся головы алой струйкой вытекала кровь.
Евгений с силой подтянул к себе вздрагивающее тело жены и, припав к её устам последним страстным поцелуем, выстрелил себе тоже в правый висок.
На окровавленный ковер упали сразу два бездыханных трупа. Из зала в этот момент донеслись дивные звуки бессмертной симфонии Шуберта. Кто-то из гостей с чувством играл "Розамунду". А в столовой ещё осушали бокалы с вином в честь счастливой супружеской четы... Так оглушительно прогремел заключительный аккорд жизни несчастных графов Витковских. Так исполнились вещие слова старухи-цыганки, проклявшей молодого Евгения: "Ты погибнешь на груди любимой тобой женщины".
А несчастная графиня Анна Аркадьевна в своих расчетах промахнулась в третий раз... и последний.
13 мая 1997 г.
Евгений склонил голову, прижимая руку к груди и ждал решения девушки, как ждут в суде приговора. Ада мельком глянула на родителей и, увидев напряженное выражение лиц, потупила глаза и проговорила:
- Евгений Михайлович, мое сердце было свободно до Вас и теперь оно стало заполнено Вашим именем, всей Вашей трудной жизнью... я... я... полюбила Вас не менее, чем Вы меня. Я с радостью принимаю Ваше предложение и готова дать клятву, что если гробовая доска захочет Вас скрыть от меня, я лягу под эту доску вместе с Вами. Ведите меня по своему жизненному пути, я согласна.
Ада со слезами на глазах протянула Евгению руки, он схватил их и с жаром стал покрывать поцелуями.
В тот же день в доме Витковских состоялось обручение, на котором присутствовало духовенство и несколько гостей. На маленьком торжестве был назначен день свадьбы, который опять же случайно совпал с днем смерти Тани в Берлине.
Начались хлопоты, приготовления к торжеству. Появились портнихи, повара, лакеи и прочая обслуга. Граф блаженствовал, он нашел неожиданно как бы воскресшую Таню и память о погибшей любимой стал мало-помалу исчезать из его памяти.
- Довольно, - думал он. - Я и так уже непростительно много лет жизни потерял из-за этого.
В день смерти матери у могилы графини Витковской была отслужена панихида. Евгений и Ада, одетые в траур, стояли на коленях и молились. Вдруг Евгений вздрогнул, ему показалось, что неведомая сила оттолкнула его от Ады. Он посмотрел вокруг и, не увидев ничего подозрительного, вытер платком холодный пот со лба и успокоился.
Пушная свадьба обрученных состоялась в соборе с полным освящением и певчими, которые по такому случаю подготовили прямо-таки торжественный концерт. На свадьбе присутствовала, можно сказать, вся П-ская губерния. Народу было так много, что в храме всем не хватило места и многие стояли на улице, желая взглянуть на красивую и счастливую чету.
При брачном поцелуе граф вспомнил, что именно в этот день он целовал холодный лоб несчастной девушки в далеком Берлине. После венчания он подошел к священнику и, сунув ему в руку золотой червонец, шепнул на ухо: "Батюшка, когда мы уедем отсюда, отслужи панихиду по рабе Божьей Татьяне".
В усадьбе графа Витковского шло шумное веселье. Поднимались бокалы с искристым вином в честь счастливой новобрачной четы. Кричали: "Ура!", играла духовая музыка... а в это время в пустом соборе пахло ладаном, звучал погребальный напев: "Вечная память, вечная память, вечная память!" Здесь можно было бы поставить долгожданную точку, но злой рок ещё не сказал последнее страшное слово.
Евгению готовился сокрушительный удар судьбы за его безумную, казалось бы давно позабытую страсть.
После свадьбы супруги Витковские совершили небольшую прогулку в Финляндию, где у водопада Аматра они испытали свое первое блаженство. Вернувшись из свадебного путешествия, они зажили обычной счастливой жизнью, которая вроде вошла в нормальное русло знатной богатой семьи: визиты, балы, маскарады, званые обеды чередовались бесконечно.
Незаметно прошла дождливая осень и холодная весна, вновь на землю вернулась весна-раскрасавица. Теплые лучи солнца, обнимая землю ярким светом, стали пробуждать к жизни затаившиеся зернышки. Появилась изумрудная зелень, легкий ветерок зашелестел кудрявой листвой. Зацвели деревья, издавая медовый аромат. В кустах запели соловьи, и разноцветные бабочки оживили природу своим порханием. Весна! Весна! Чье сердце не возрадуется твоему появлению? Кому не захочется жить в это прекрасное время года и... любить?
Евгений со своей благоверной супругой Адочкой гуляли по берегу пруда, любуясь на барахтавшихся в воде деревенских детей, ловивших скользких валанов, несмотря на прохладу. Их звонкие голоса оживляли тишину дремавшего пруда и казалось, что без детворы мир был бы невообразимо скучен и холоден.
- Адочка, а как мы назовем нашу ожидаемую деточку? - нежно спросил Евгений, целуя Аду в голову.
- Я думаю так: если родится мальчик, то назовем его Самсон, а если девочка, то Далила.
- Но ведь это не православные имена.
- Ха-ха-ха! Ну тогда мальчика назовем Львом, а девочку - Еленой. Согласен? - снова шутливо проговорила будущая мать.
- Ну, это уже не что-то похоже нормальное. А то... Далила... - и граф от души расхохотался.
Ада готовилась стать матерью и к встрече первенца в их доме все уже было готово.
В назначенное время в усадьбе Витковских опять началось необычное оживление. В субботу с разных сторон съезжались разодетые гости: дамы в бальных платьях с букетами цветов, мужчины во фраках, дети в голубеньких, розовеньких и беленьких платьицах. Оживленные радостные визитеры бесцеремонно подъезжали к парадному крыльцу господского дома. Выходя из экипажей, люди с шутками и разговорами шли по расстеленным коврам прямо в покои счастливой четы, оставляя за собой стойкий аромат дорогих духов. Навощенные паркеты парадных комнат графского дома отражали гостей, как в зеркале. Комнаты были убраны с подчеркнутой роскошью. Гирлянды цветов и зелени, переплетенные шелковыми лентами, украшали потолки и стены парадных помещений. В переднем углу огромного зала стояла серебряная купель с теплой водой, горели свечи, и священнослужители, облаченные в пасхальные ризы, уже ожидали появления крестного отца и крестной матери с ребенком, чтобы приступить к таинству православного крещения. После образов, крещения и благодарственного молебна, маленькая новоиспеченная графиня Елена Евгеньевна Витковская была принесена в свою детскую комнату, а гости направились в столовую, где на больших столах, украшенных цветами, дорогой посудой, было расставлено невероятное обилие вин, закусок, десертов...
Гости шумно расселись по местам и началось угощение и поздравление с новорожденной графиней. Было весело и оживленно. На веранде грянул оркестр, зазвенели бокалы с шампанским... Кто-то крикнул:
- Виновницу, виновницу торжества давайте сюда!
- Ви-но-в-ни-цу! - поддержали дружно голоса всех гостей без исключения. Няня принесла ребенка. Евгений вынул её из пеленок и обнаженную высоко поднял над праздничным столом.
- Ура, ура! - раздались возгласы с аплодисментами всех присутствующих гостей.
В этот момент (О, Боже!) произошло неожиданное. И зачем только это должно было случиться? В столовую вошла сгорбленная дряхлая старуха. Ее заплатанная ветхая выцветшая от солнца одежонка, сума за плечами и длинный посох с подвешенным кувшином свидетельствовали, что вошедшая была нищей странницей, которых в ту пору было много везде.
Евгений недовольно взглянул на старуху и внезапно её узнал:
- Няня, Филиппьевна! Дорогая моя старушка, няня! Иди скорее сюда и порадуйся вместе с нами семейному счастью. Это вот моя благоверная супруга Ада, а это наша драгоценная Елена, - проговорил Евгений, ласково кивая подошедшей няне.
- Уж и не чаяла я увидеться с тобой, светик мой ясный, - прошамкала старуха, кланяясь в пояс своему любимцу. - Дай вам Бог здоровья на многие лета, дай вам Бог, дай вам Бог...
Старушка поцеловала бережно ручки ребенка и, достав из-за пазухи завернутую в тряпицу коробочку, подошла к графу и подала её.
- Тут коробочка завернута, Женечка, возьми её себе. Это графиня-матушка, как умирала, царство ей небесное, то клятву с меня взяла, чтоб я коробочку эту в твои собственные руки передала. Да вот захворала я тогда, ну и не смогла повидаться с тобой. Так и таскала её с тех пор по богоугодным местам.
Евгений принял коробочку, осмотрел её снаружи, сделал серьезное лицо и шепнул Аде:
- Я уйду ненадолго в кабинет, а ты займи гостей, - и выйдя из-за стола, отправился к себе.
- Что такое в этой коробочке передает моя матушка? - думал он дорогой. - Легкая, как будто ничего и нет, однако интересно взглянуть.
С этой мыслью граф вошел в кабинет и, сев за письменный стол, распечатал таинственную коробочку, из которой выпала записка с платком и кусочки высохшей розы. Евгений узнал эти предметы. Сердце его точно оборвалось, на лбу выступил холодный пот. Он сразу вспомнил, в бытность Тани, он совершил у старой липы нечто непростительное и гадкое, нечто ужасно безумное. Этим платком с завернутой в него розой он сначала зажал ей рот, чтобы она не кричала, а потом у старой липы он повел себя как похотливый зверь, сжимая свою упавшую в обморок жертву в когтях разбушевавшейся страсти. При виде этих предметов в его сердце сразу возникло острое предчувствие неминуемой беды, а по телу пробежала холодная дрожь.
- Но что хотела сказать матушка этим посланием? - думал он, развертывая записку.
"Евгений, - писала ему графиня на смертном одре, - мои минуты сочтены. Меня уже душит смерть, которой я сама иду навстречу. Больше мне жить нельзя. Я убедилась, что помешать твоему сближению с Таней я бессильна, а значит и сохранять свою ужасную тайну нет смысла. Я подумала, что Таня тебе не сможет объяснить всего того, что произошло тогда у старой липы. Объяснение ты найдешь в письме, когда тебя вызовут на мои похороны. Для того, чтобы вместо материнского благословения не получить мое проклятие из гроба, я требую от тебя выполнения нескольких моих условий: во-первых, ты несмотря ни на что должен жить, а во-вторых, уничтожь после прочтения эту записку и молись о себе, обо сне, стараясь забыть ужасное прошлое; и в-третьих, обеспечь свою дочь Аделаиду Розенберг имением и не возвращайся сюда никогда - моих сбережений тебе должно хватить на всю жизнь.
Вспомни снова темную ночь у старой липы, свой платок и розу... конечно, не Таню ты сжимал в своих безумных объятиях, а меня, свою родную мать.
Желая спасти Таню от твоих грязных преследований, я, одетая в её розовое платье, пошла усовестить тебя в то время, когда бы ты начал обнимать свою сестру, но не рассчитала я своих возможностей... и... стала сама жертвой твоего безумия. Остальное ты поймешь без моих слов. Я знаю, тебе было бы трудно пережить это объяснение при моей жизни, но когда ты будешь читать это письмо, меня уже не будет и совесть твоя должна успокоиться. Помни, что именно ради твоей жизни, ради твоего благополучия я отдала собственную жизнь. не печалься, молись и живи! Твоя мать А.А.В."
Евгений смотрел на записку невидящими глазами, страшные её слова так и прыгали перед ним. Сквозь этот клочок бумаги он неожиданно снова увидел всю свою жизнь, жизнь избалованного аристократа, без помех развратничавшего в дни своей молодости. Он увидел смерть матери, пожертвовавшей жизнью из-за его глупой, даже безумной страсти. Он увидел несчастную Таню, невинно погибшую в тенетах его страшной сластолюбивой паутины.
Значит, фактически палачом этих двух невинных жертв был он, Евгений, а вовсе не слепая случайность! И наконец, что же ещё он наделал! Он, граф Евгений Витковский, женился на... своей родной дочери, мало того, что дочери, но и сестре - от одной и той же матери. Так вот откуда явилось удивительное сходство двух девушек, напряженная мысль об объекте страсти через кровь передалась потомству. Несчастный отец, и что ты скажешь после этого? Имеешь ли ты право жить? Нет... Нет!
Евгений глубоко задумался, подводя последний итог своей неудачной жизни со всем её нездоровым влечением к женщинам, безумной страсти в прошлом и безумной страсти в настоящем. Перед его затуманенным взором внезапно промелькнули ещё отвратительные картины из этого прошлого: цыганский табор со старухой и её дочерью Зарой, снова разнузданное безумство у старой липы... и целый ряд гнусных сцен школьной жизни, за которые он сейчас же должен был заплатить ценой собственной жизни.
Не меняя позы и устремленного на записку безумного взгляда, Евгений выдвинул ящик письменного стола и достал револьвер.
В это время Ада обеспокоилась долгим отсутствием мужа. Она насколько раз взглянула вдоль коридора, но Евгений никак не показывался. Извинившись перед гостями, она вышла из столовой и дойдя до кабинета мужа, приоткрыла дверь. Евгений сидел к ней спиной и не шевелился. Аде показалось, что он держит перед собой какой-то листок бумаги. Ревнивое чувство любящей женщины подтолкнула её любопытство. Что же такое читал муж?
Она подошла к Евгению, не слышащему её шаги по ковровой дорожке и, затаив дыхание, взглянула из-за его плеча. Перед её взором оказалась записка с твердым разборчивым почерком. Напрягая зрение, Ада быстро прочла её и холодный ужас сковал её члены мгновенно. Она поняла, что перед ней сидел её родной отец... и муж.
- Довольно! Пора! - сдавленным голосом произнес сам себе Евгений, приставляя к виску револьвер.
- Нет! Не пора! - отчаянно крикнула женщина, хватаясь из последних сил за страшное оружие.
Евгений вздрогнул и быстро встав из-за стола, встретился с испуганным взглядом обезумевшей Ады, готовой уже упасть в обморок...
- Ада! Не мешай мне! Я должен умереть! Мне нет прощения!
- Ты... ты не умрешь один! Пусть ты и отец мне, но я знала тебя не отцом и не братом! Я знала тебя, как мужа, как любимого супруга.
- Ада, - простонал граф, - ради нашей дочери останься и живи, умоляю, только ради нее!
- Нет, не останусь! Мне будет не жизнь, а сплошной ад, одни мучения. Только ты мне дороже всего на свете, - хрипло произнесла графиня, держа револьвер мужа и приставляя его к своей груди.
Евгений рванул её руку и вырвал револьвер у Ады, в тот же момент она бросилась к нему на шею и крепко обхватила его.
- Папочка! Любимый! Не оставляй меня... Я все равно без тебя умру! Я не смогу жить! Я не буду жить без тебя!.. Ты понимаешь? Не буду жить! Я понимаю, что тебе не позволяют жить угрызения совести. Ты не сможешь пережить позора перед самим собой, передо мной и перед нашей бедной девочкой! А каково мне? Подумай! Разве легче, чем тебе? Нет! Убей меня... Я не отпущу тебя одного, мой милый! Мой любимый!
Граф, придерживая за талию Аду, взял карандаш и на обратной стороне материнской записки написал:
Простите, если можете, и похороните мужа с женой, брата с сестрой и отца с дочерью.
После этого схватил со стола револьвер и, быстро приставив его к виску лишившейся чувств жены, выстрелил. Ада вздрогнула, опустила руки и предсмертные судороги исказили её красивое лицо. Из виска запрокинувшейся головы алой струйкой вытекала кровь.
Евгений с силой подтянул к себе вздрагивающее тело жены и, припав к её устам последним страстным поцелуем, выстрелил себе тоже в правый висок.
На окровавленный ковер упали сразу два бездыханных трупа. Из зала в этот момент донеслись дивные звуки бессмертной симфонии Шуберта. Кто-то из гостей с чувством играл "Розамунду". А в столовой ещё осушали бокалы с вином в честь счастливой супружеской четы... Так оглушительно прогремел заключительный аккорд жизни несчастных графов Витковских. Так исполнились вещие слова старухи-цыганки, проклявшей молодого Евгения: "Ты погибнешь на груди любимой тобой женщины".
А несчастная графиня Анна Аркадьевна в своих расчетах промахнулась в третий раз... и последний.
13 мая 1997 г.