Страница:
— Ты должен помочь ей, Бернард! — Сэнди в отчаянии замолотила кулачками по его плечу. — Я никогда не прощу тебе, если ты ей не поможешь!
— Это лишено смысла. — Он отвел ее руки, про себя думая, что подрагивание камеры можно будет убрать при обработке фильма. — Так уж устроено самой природой. Камнесьминог должен позаботиться о себе. То, что ты видишь, происходило миллионы раз до нас и будет происходить столько же, когда нас здесь не будет.
— Все равно! — взмолилась Сэнди. — Хотя бы сейчас…
— Боже мой, Сэнди, гляди! — вскричал Харбен.
Через видоискатель было видно, как под ногами у самки стала разверзаться земля. Камнесьминог приготовился к приему пищи. Когда почва задрожала и поползла, смелость покинула самку, и она рванулась вперед. Детеныш выпал и в момент рождения исчез в разинутой пасти. Освободившаяся квазиантилопа легко перемахнула через тянувшиеся к ней конечности камнесьминога, помчалась к самцу, и вскоре они оба исчезли из виду.
— Я должен это заснять!
Не обращая внимания на всхлипывания Сэнди, Харбен побежал мимо дерева на равнину, чтобы снять зев хищника. Сэнди держалась рядом, пытаясь вырвать оружие из его левой руки.
Харбен на ходу оттолкнул ее, но что-то с кошмарной силой вдруг обвилось вокруг его запястья и едва не вывернуло руку из сустава. Сэнди вновь с отчаянием выкрикнула его имя. Харбен яростно повернулся и увидел, что его схватил и приковал к земле тонкий черный шнур. Не веря своим глазам, Харбен подергал за него, и тут же вокруг лодыжек захлестнулся другой шнур. За секунду тело Харбена оплели жадные щупальца. Он кинул затравленный взгляд через плечо и увидел, как Сэнди опускается на колени, опутанная такой же сетью щупальцев.
— Винтовка! — ее голос сорвался на визг. — Сожги их! Будто поняв эти слова, новые путы обвили оружие и вырвали его из рук. Харбен едва сознавал, что происходит, потому что все пространство вокруг трех каменных формаций ожило змеящимися щупальцами, колышущимися, словно трава на ветру. И, довершая ужасную картину, стали изменять форму, стягиваться внутрь деревца и булыжники, образующие внешнее кольцо. Даже поверхность темного озерца сгорбилась студенистой псевдоножкой.
Когда земля под ногами поползла и стала разъезжаться, Харбен наконец-с опозданием! — понял: весь участок был огромным, сложноорганизованным, голодным хищником.
Поблескивающие шнуры затянулись туже. Харбен упал на колени и почувствовал, как его засасывает в образующийся провал. Сэнди уже почти не было видно за клубком черных нитей. Странное траурное гудение наполнило воздух.
В последний раз изливая страх и отчаяние, Харбен запрокинул голову, взглянул вверх, и предсмертный крик замер в его груди: что-то… что-то невероятное двигалось в облаках.
То была человекоподобная фигура, неестественно высокая, с расплывчатыми, колышущимися очертаниями. Окутанная переливающимся светом, она держала странные сверкающие предметы. Бело-голубая молния ударила вниз, и Харбен скорее почувствовал, чем услышал, крик, пронзивший все существо исполинского организма под ногами. Внезапно густая сеть черных нитей исчезла в скрытых порах, и он оказался на свободе.
Харбен поднялся на ноги, схватил Сэнди за руку, и они, спотыкаясь, устремились к твердой безопасной почве за кругом булыжников и деревьев. У причудливо изогнутого, но сейчас застывшего дерева Харбен оглянулся и мельком увидел а вихрящихся облаках пульсирующую радужную фигуру. И хоть глаз не было видно, Харбен чувствовал, что существо смотрит прямо на него, в него, сквозь него.
ЗНАЙ, ЧТО ТЫ НЕ ПРАВ, МОЙ ДРУГ. Открылась заслонка в горнило разума, и огонь опалил мозг Харбена. Я ТОЖЕ НАБЛЮДАТЕЛЬ, НО БЕСКОНЕЧНО ОПЫТНЕЕ ТЕБЯ. ЭНТРОПИЯ ДИКТУЕТ: ВСЕ ЖИВОЕ ДОЛЖНО УМЕРЕТЬ. НО ЖИЗНЬ ПРОТИВОДЕЙСТВУЕТ ЭНТРОПИИ — КАК В ЦЕЛОМ, ТАК И В ЧАСТНОСТИ. УТРАТИТЬ СПОСОБНОСТЬ ПЕРЕЖИВАТЬ — ЗНАЧИТ ОТМЕЖЕВАТЬСЯ ОТ САМОЙ ЖИЗНИ…
Затем пространство сместилось, и фигура исчезла.
Когда Харбен стал собирать вещи, местность, где они едва не погибли, выглядела уже совсем как прежде. Деревья, булыжники и озерцо ничем не отличались от естественного ландшафта, а в центре равнины мирно застыли три кольца камней. Моросящий дождь постепенно стирал с верхнего слоя почвы все следы недавней трагедии.
Сэнди приняла успокоительные средства и больше не дрожала, но лицо ее было бледным и хмурым, когда она смотрела на обманчиво мирную равнину.
— Ты думаешь, это единый организм?
— Вряд ли, — ответил Харбен, открыв выпускной клапан палатки. — На мой взгляд, эти три в центре находятся в симбиозе с большим хищником.
— Не понимаю, почему они пропустили стадо и набросились на нас.
— Я тоже — пока. Может быть, потому, что они изголодались по минералам, а на нас столько металла. Смотри, во что превратился в считанные секунды материал наших костюмов. — Палатка упала на землю, и Харбен поднялся на ноги. — Сумеешь сложить?
Сэнди кивнула, остановив встревоженный взгляд на его лице.
— Куда ты идешь?
— За автоматическими камерами.
— Но…
— Не волнуйся, Сэнди. За пределами окружности я в полной безопасности.
Она подошла и взяла его за руку.
— Собираешься забрать пленки, Бернард?
— Ты еще не пришла в себя, малышка, — Харбен недоверчиво рассмеялся, убирая руку. — Да им цены нет, особенно если там запечатлен наш гость. Конечно, я заберу их.
— Но… разве ты не помнишь, что он сказал?
— Я не уверен, что он вообще что-то говорил, да и в любом случае не вижу в его словах особого смысла.
— Он сказал, что нам всем придется умереть — но не на потребу публике.
— Повторяю, не вижу смысла.
— Очень просто, Бернард. — Ее глаза были затуманены лекарствами, и все же в них светилась решимость. — Направляя камеру на любое существо, ты выделяешь его из прочих. Ты привлекаешь к нему симпатии миллионов зрителей, и если наша симпатия не стоит ни гроша… то чего стоим мы?
— Никогда себя не оценивал.
— Он тоже снимал, но не позволил нам погибнуть.
— Сэнди, это лишь… — Харбен пошел было прочь, но увидел, что Сэнди плачет. — Послушай, — сказал он. — Детеныш погиб, и тут ничего не поделаешь. Причем заметь, ОН не убил хищника. Зверюга уже опомнилась и будет продолжать питаться единственным доступным ей способом. Между прочим, можно представить себе, какая судьба постигла группу «Визекса».
— Как жаль, что ты не мог снять и это.
— Ты успокоишься, когда мы улетим, — сказал Харбен.
Он повернулся и пошел за упавшими камерами, внимательно следя, чтобы не переступить пределов опасного круга. Последняя реплика Сэнди задела Харбена, но вскоре его мысли заняли планы на будущее. Не говоря уже о быстротечной, но сенсационной встрече с могущественным естествоиспытателем, Хассан-IV оказался настоящей сокровищницей. Черпать из нее можно не один год. Так же ясно, что Сэнди не желает и думать об этом, и, следовательно, перед их брачным соглашением возникали серьезные трудности.
Позже, уже на подходе к радиомаяку, Харбен внезапно понял, что решение принято. К своему удивлению, он испытывал неловкость — тяжелый разговор в то время, когда Сэнди так глубоко потрясена… Но он вступал в решающую стадию своей карьеры, и настала пора учиться твердости.
— Сэнди, — тихо произнес Харбен, беря ее под локоть, — тщательно обдумав…
Она отвела его руку, не поворачивая головы.
— Хорошо, Бернард. Я тоже не хочу оставаться твоей женой.
Харбен на секунду опешил. Глядя на ее удаляющуюся спину, он испытывал странное чувство, в котором смешались удивление и облегчение. Затем поправил сумку с камерами и зашагал по влажной серой глине.
— Это лишено смысла. — Он отвел ее руки, про себя думая, что подрагивание камеры можно будет убрать при обработке фильма. — Так уж устроено самой природой. Камнесьминог должен позаботиться о себе. То, что ты видишь, происходило миллионы раз до нас и будет происходить столько же, когда нас здесь не будет.
— Все равно! — взмолилась Сэнди. — Хотя бы сейчас…
— Боже мой, Сэнди, гляди! — вскричал Харбен.
Через видоискатель было видно, как под ногами у самки стала разверзаться земля. Камнесьминог приготовился к приему пищи. Когда почва задрожала и поползла, смелость покинула самку, и она рванулась вперед. Детеныш выпал и в момент рождения исчез в разинутой пасти. Освободившаяся квазиантилопа легко перемахнула через тянувшиеся к ней конечности камнесьминога, помчалась к самцу, и вскоре они оба исчезли из виду.
— Я должен это заснять!
Не обращая внимания на всхлипывания Сэнди, Харбен побежал мимо дерева на равнину, чтобы снять зев хищника. Сэнди держалась рядом, пытаясь вырвать оружие из его левой руки.
Харбен на ходу оттолкнул ее, но что-то с кошмарной силой вдруг обвилось вокруг его запястья и едва не вывернуло руку из сустава. Сэнди вновь с отчаянием выкрикнула его имя. Харбен яростно повернулся и увидел, что его схватил и приковал к земле тонкий черный шнур. Не веря своим глазам, Харбен подергал за него, и тут же вокруг лодыжек захлестнулся другой шнур. За секунду тело Харбена оплели жадные щупальца. Он кинул затравленный взгляд через плечо и увидел, как Сэнди опускается на колени, опутанная такой же сетью щупальцев.
— Винтовка! — ее голос сорвался на визг. — Сожги их! Будто поняв эти слова, новые путы обвили оружие и вырвали его из рук. Харбен едва сознавал, что происходит, потому что все пространство вокруг трех каменных формаций ожило змеящимися щупальцами, колышущимися, словно трава на ветру. И, довершая ужасную картину, стали изменять форму, стягиваться внутрь деревца и булыжники, образующие внешнее кольцо. Даже поверхность темного озерца сгорбилась студенистой псевдоножкой.
Когда земля под ногами поползла и стала разъезжаться, Харбен наконец-с опозданием! — понял: весь участок был огромным, сложноорганизованным, голодным хищником.
Поблескивающие шнуры затянулись туже. Харбен упал на колени и почувствовал, как его засасывает в образующийся провал. Сэнди уже почти не было видно за клубком черных нитей. Странное траурное гудение наполнило воздух.
В последний раз изливая страх и отчаяние, Харбен запрокинул голову, взглянул вверх, и предсмертный крик замер в его груди: что-то… что-то невероятное двигалось в облаках.
То была человекоподобная фигура, неестественно высокая, с расплывчатыми, колышущимися очертаниями. Окутанная переливающимся светом, она держала странные сверкающие предметы. Бело-голубая молния ударила вниз, и Харбен скорее почувствовал, чем услышал, крик, пронзивший все существо исполинского организма под ногами. Внезапно густая сеть черных нитей исчезла в скрытых порах, и он оказался на свободе.
Харбен поднялся на ноги, схватил Сэнди за руку, и они, спотыкаясь, устремились к твердой безопасной почве за кругом булыжников и деревьев. У причудливо изогнутого, но сейчас застывшего дерева Харбен оглянулся и мельком увидел а вихрящихся облаках пульсирующую радужную фигуру. И хоть глаз не было видно, Харбен чувствовал, что существо смотрит прямо на него, в него, сквозь него.
ЗНАЙ, ЧТО ТЫ НЕ ПРАВ, МОЙ ДРУГ. Открылась заслонка в горнило разума, и огонь опалил мозг Харбена. Я ТОЖЕ НАБЛЮДАТЕЛЬ, НО БЕСКОНЕЧНО ОПЫТНЕЕ ТЕБЯ. ЭНТРОПИЯ ДИКТУЕТ: ВСЕ ЖИВОЕ ДОЛЖНО УМЕРЕТЬ. НО ЖИЗНЬ ПРОТИВОДЕЙСТВУЕТ ЭНТРОПИИ — КАК В ЦЕЛОМ, ТАК И В ЧАСТНОСТИ. УТРАТИТЬ СПОСОБНОСТЬ ПЕРЕЖИВАТЬ — ЗНАЧИТ ОТМЕЖЕВАТЬСЯ ОТ САМОЙ ЖИЗНИ…
Затем пространство сместилось, и фигура исчезла.
Когда Харбен стал собирать вещи, местность, где они едва не погибли, выглядела уже совсем как прежде. Деревья, булыжники и озерцо ничем не отличались от естественного ландшафта, а в центре равнины мирно застыли три кольца камней. Моросящий дождь постепенно стирал с верхнего слоя почвы все следы недавней трагедии.
Сэнди приняла успокоительные средства и больше не дрожала, но лицо ее было бледным и хмурым, когда она смотрела на обманчиво мирную равнину.
— Ты думаешь, это единый организм?
— Вряд ли, — ответил Харбен, открыв выпускной клапан палатки. — На мой взгляд, эти три в центре находятся в симбиозе с большим хищником.
— Не понимаю, почему они пропустили стадо и набросились на нас.
— Я тоже — пока. Может быть, потому, что они изголодались по минералам, а на нас столько металла. Смотри, во что превратился в считанные секунды материал наших костюмов. — Палатка упала на землю, и Харбен поднялся на ноги. — Сумеешь сложить?
Сэнди кивнула, остановив встревоженный взгляд на его лице.
— Куда ты идешь?
— За автоматическими камерами.
— Но…
— Не волнуйся, Сэнди. За пределами окружности я в полной безопасности.
Она подошла и взяла его за руку.
— Собираешься забрать пленки, Бернард?
— Ты еще не пришла в себя, малышка, — Харбен недоверчиво рассмеялся, убирая руку. — Да им цены нет, особенно если там запечатлен наш гость. Конечно, я заберу их.
— Но… разве ты не помнишь, что он сказал?
— Я не уверен, что он вообще что-то говорил, да и в любом случае не вижу в его словах особого смысла.
— Он сказал, что нам всем придется умереть — но не на потребу публике.
— Повторяю, не вижу смысла.
— Очень просто, Бернард. — Ее глаза были затуманены лекарствами, и все же в них светилась решимость. — Направляя камеру на любое существо, ты выделяешь его из прочих. Ты привлекаешь к нему симпатии миллионов зрителей, и если наша симпатия не стоит ни гроша… то чего стоим мы?
— Никогда себя не оценивал.
— Он тоже снимал, но не позволил нам погибнуть.
— Сэнди, это лишь… — Харбен пошел было прочь, но увидел, что Сэнди плачет. — Послушай, — сказал он. — Детеныш погиб, и тут ничего не поделаешь. Причем заметь, ОН не убил хищника. Зверюга уже опомнилась и будет продолжать питаться единственным доступным ей способом. Между прочим, можно представить себе, какая судьба постигла группу «Визекса».
— Как жаль, что ты не мог снять и это.
— Ты успокоишься, когда мы улетим, — сказал Харбен.
Он повернулся и пошел за упавшими камерами, внимательно следя, чтобы не переступить пределов опасного круга. Последняя реплика Сэнди задела Харбена, но вскоре его мысли заняли планы на будущее. Не говоря уже о быстротечной, но сенсационной встрече с могущественным естествоиспытателем, Хассан-IV оказался настоящей сокровищницей. Черпать из нее можно не один год. Так же ясно, что Сэнди не желает и думать об этом, и, следовательно, перед их брачным соглашением возникали серьезные трудности.
Позже, уже на подходе к радиомаяку, Харбен внезапно понял, что решение принято. К своему удивлению, он испытывал неловкость — тяжелый разговор в то время, когда Сэнди так глубоко потрясена… Но он вступал в решающую стадию своей карьеры, и настала пора учиться твердости.
— Сэнди, — тихо произнес Харбен, беря ее под локоть, — тщательно обдумав…
Она отвела его руку, не поворачивая головы.
— Хорошо, Бернард. Я тоже не хочу оставаться твоей женой.
Харбен на секунду опешил. Глядя на ее удаляющуюся спину, он испытывал странное чувство, в котором смешались удивление и облегчение. Затем поправил сумку с камерами и зашагал по влажной серой глине.