Шоу Шантель. Их короткий роман

   – Не отрицаю, эта свадьба принесла бы огромный успех моему делу. Но я хочу работать над платьем для Лариссы не поэтому. – Она проигнорировала скептическое выражение на лице Лукаса. – Я люблю свою работу, это моя страсть, и, даже если бы свадьба Лариссы была скромной, с небольшим числом гостей и без всякой огласки в прессе, я все равно была бы рада, что она выбрала меня в качестве дизайнера. – Она разорвала чек пополам и толкнула обрывки по столу в направлении Лукаса. – Мне не нужны ваши деньги. Я хочу работать над платьем Лариссы потому, что она мне нравится. Когда она пришла ко мне в студию, между нами сразу же возникла симпатия, и я была бы рада показать ей мои задумки. – Она выдержала взгляд его стальных глаз не моргая. – Дайте мне шанс, мистер Христакис, и я обещаю, что не подведу вашу сестру.
   Ее глаза были цвета небесной лазури в летний день. Лукас был околдован ее красотой, зачарован вдохновенным выражением ее лица и быстрыми, резкими движениями рук, которыми она подкрепляла свою речь, желая подчеркнуть важность вопроса. Она напомнила ему красивую, хрупкую бабочку, похожую на тех, что порой садились на кусты бугенвиллеи, оплетавшие стены его виллы.
   «Что за нелепые фантазии опять лезут мне в голову?» – раздраженно спросил он сам себя. Он был пленен Белль Андерсен, и какая-то невидимая сила заставила его представить ее обнаженной на его кровати, с пылающими щеками и глазами, потемневшими от желания.
   – Вы замужем, мисс Андерсен?
   Белль закрыла глаза и быстро вдохнула. Ее сердце заколотилось. На несколько секунд ей показалось, что Лукас хочет поцеловать ее. Его лицо было так близко, что она чувствовала его дыхание на губах. Она была почти разочарована тем, что этого не произошло.
   – Нет… Нет, я не замужем, – пробормотала она, осознавая, что не хочет разрушать хрупкое, неуловимое нечто, повисшее в воздухе между ними. – Почему вы спрашиваете?
   – Я хотел бы знать, не является ли ваша страсть… – он запнулся на долю секунды, задержав взгляд на ее губах, – к дизайну свадебных платьев следствием вашего собственного опыта как невесты.
   Белль отрицательно покачала головой:
   – Моя страсть – искусство. Меня вдохновляет история. В данный момент я очарована пышностью Версальского дворца во времена Людовика Четырнадцатого – он считается одним из самых красивых памятников французского искусства восемнадцатого века. Я несколько раз была в этом дворце и уходила из него с идеями, которые потом воплощала в своих платьях. Моя цель – преобразовать картины, возникающие в моей голове, в платья, невероятно красивые, но в то же время удобные и практичные. Я считаю, невеста в день свадьбы должна чувствовать себя комфортно и уверенно в своем платье… – Белль прервала монолог, осознав, что все это время говорила не переставая. – Вот, – застенчиво добавила она. Ей казалось, что, демонстрируя свой энтузиазм, она больше походит на неуклюжего подростка, чем на профессионала.
   «Она очень увлечена своим делом, – думал Лукас, не в силах оторвать взгляд от ее прекрасного лица. – Может, имеет смысл забыть об опасениях и довериться выбору Лариссы?»
   – Как моя сестра узнала о вас? – отрывисто спросил он.
   – Она увидела мои платья в журнале мод «Икона стиля».
   Лукас удивленно поднял брови:
   – Вы, должно быть, известнее, чем я думал, если ваши работы привлекли внимание редактора «Иконы стиля». Этот журнал – самый продаваемый и авторитетный журнал мод в мире.
   – Надо сказать, что мне повезло, – честно объяснила Белль. – Мой брат делал свадебную съемку для этого журнала. Может, вы о нем слышали? Его зовут Дэн Таунсенд, он известный фотограф моды. Когда один из дизайнеров в последний момент отказался от публикации в журнале, Дэн убедил редактора «Иконы стиля» использовать несколько платьев из моей коллекции.
   Лукас был невольно заинтригован Белль. Ее личная жизнь его не касалась, напомнил он себе, но по какой-то непонятной причине ему хотелось узнать о ней больше.
   – Почему у вас с братом разные фамилии?
   Белль замялась, но напомнила себе, что не нужно стыдиться правды. Она не виновата в том, что оказалась внебрачным ребенком. Узнав правду о своем рождении, она сама решила официально сменить свою фамилию с Таунсенд на Андерсен, девичью фамилию матери.
   – У нас разные отцы.
   Это было единственным, что огорчило Белль, когда выяснилось, что Джон не являлся ее биологическим отцом. Но Дэн настаивал, что это не имеет значения.
   – Ты все равно останешься моей сестренкой, – мягко сказал он. – Думай о хорошем – главное, что ты не приходишься родственницей самому неприятному человеку на Земле. Это мне придется мириться с мыслью, что из-за маминого нежелания разводиться с моим отцом ты так и не узнала своего.
   «Мама умерла и унесла эту тайну с собой в могилу», – удрученно думала Белль. Теперь у нее нет возможности выяснить, кто же все-таки был ее настоящим отцом, хотя она постоянно думала о нем на протяжении последних трех лет – с тех пор, как в день похорон ее матери Джон сообщил ей, что она ему не дочь.
   «Если бы только Гудрун сказала мне правду!» Но Белль быстро отмела эту мысль. Глупо злиться на свою мать и считать, что женщина, которую она любила больше жизни, предала ее. Наверняка Гудрун полагала, что поступает правильно, не говоря Белль правду о ее отце. Более того, у нее не было выбора – Джон угрожал, что в случае развода он не позволит ей видеться с Дэном. Он согласился воспитывать ребенка, рожденного от ее любовника, как своего собственного – при условии, что их брак не будет расторгнут.
   «Ни в коем случае нельзя запрещать женщине видеться со своим ребенком», – размышляла Белль. Гудрун ставила любовь к сыну выше своего собственного счастья, но из-за этого детство Белль было несчастливым – она не могла понять, почему мужчина, которого она считала своим отцом, презирал ее. «Как же все запутано, – грустно подумала она, – и все потому, что мама вышла замуж не за того человека». В своем дневнике Гудрун писала, что за несколько месяцев до свадьбы она поняла, что брак с Джоном был ошибкой, но она уже была беременна Дэном, поэтому ей и пришлось жить с нелюбимым человеком. Белль поклялась себе никогда не совершать этой ошибки. Ей нравилось шить красивые, романтичные свадебные платья, но идея пожертвовать своей независимостью ради мужчины совсем не привлекала ее – особенно если речь шла о таком мужчине, как Лукас Христакис. Эта мысль пришла ей в голову, когда она любовалась его мужественными чертами. Да, в своей жизни она не встречала мужчины красивее Лукаса; он мог быть обворожительным, когда ему это было нужно. Но он был слишком жестким, слишком властным. Убеждать его – только зря тратить время: об этом ясно говорили плотно сжатые челюсти Лукаса. Разочарование тяжелым камнем легло ей на сердце. Она допила сок, поставила стакан на стол и взяла сумочку.
   – Хорошо, мистер Христакис, ваша взяла. Если я уеду в Афины на следующем же пароме, я еще успею на вечерний рейс в Лондон. – Она помолчала и спросила: – Можно ли придумать объяснение для Лариссы, почему я не смогу сшить ее платье – семейные обстоятельства или еще что-нибудь? Я не желаю, чтобы она сочла, что я просто исчезла – даже если бы вам хотелось, чтобы она так и считала, – с упреком добавила она.
   Лукас ответил не сразу. Он молчал, а выражение серых глаз не выдавало его мыслей.
   – Вам важно мнение Лариссы? – наконец спросил он.
   – Конечно, важно. – Белль нетерпеливо взглянула на него. – Ларисса – прекрасный человек, и я не хочу, чтобы она считала, что я ее подвела. Я знаю, это меня не касается, но я думаю, вы поступаете неправильно, вмешиваясь в ее жизнь, даже если делаете это из лучших побуждений.
   – Вы правы, мои отношения с сестрой вас не касаются, – прорычал Лукас, задетый за живое ее словами. Он не хотел контролировать Лариссу – сама мысль об этом была нелепой. Он просто желал ей добра и заботился о ней, как и обещал своим родителям.
   Его мысли обратились к прошлому, которое до сих пор не давало ему покоя.
   – Теперь ты мужчина, сынок, береги маму и сестру, – проговорил его отец, умирая от пуль, выпущенных ему в живот двумя молодыми панками-наркоманами.
   В то время Лукасу только исполнилось шестнадцать, и он был совершенно раздавлен как горем, так и огромной ответственностью, свалившейся на него. Через два года мать, сжав его руку своей, такой худой, что под тонкой как пергамент кожей были видны все вены, сообщила ему печальную новость. У нее последняя стадия рака, и шансов выжить не оставалось. Не имея ни страховки, ни денег на лекарства, которые могли бы продлить ее жизнь, она быстро угасла.
   – Береги Лариссу, – произнесла она свои последние слова. Стоя у ее постели и обреченно глядя, как она покидает мир, Лукас дал ей слово.
   «Какое право имеет Белль Андерсен критиковать меня?» – в гневе подумал он. Она и представить себе не могла, каково было ему в восемнадцать лет узнать, что теперь он – единственный человек, отвечающий за свою шестилетнюю сестру. Его жизнь была нелегкой, и он провел много бессонных ночей, боясь, что не справится. Еще бы он не опекал Лариссу! Ему ли, своими глазами видевшему убийство отца, не знать, насколько жесток может быть мир. Но слова Белль о том, что Лариссу может обидеть вмешательство Лукаса в ее жизнь, не выходили у него из головы. Он вспомнил радость своей сестры, когда та сообщила ему, что Белль приедет на Ауру работать над ее платьем.
   Черт побери, Белль, пожалуй, права – ему пора принять тот факт, что Ларисса уже не ребенок. И он ничем не рискует. Белль будет на Ауре, под его неусыпным контролем – тем более что она готова работать над платьем Лариссы день и ночь, а уж он, Лукас, проследит за тем, чтобы обещание было выполнено.
   Он вновь посмотрел на нежные розовые губы Белль, представив, как касается их своими, и по его телу снова пробежала волна желания. Он не мог отрицать, что его неудержимо влекло к Белль, а интуиция подсказывала ему, что влечение взаимно.
   Белль встала из-за стола и протянула Лукасу руку.
   – Отдайте телефон, пожалуйста, – быстро проговорила она. – Мне нужно позвонить в аэропорт, чтобы узнать, могу ли я поменять обратный билет.
   Он надел очки и поднялся, а затем вложил телефон в ее руку. Прикосновение его пальцев длилось всего долю секунды, но ее бросило в жар – казалось, каждый ее нерв дрожал от неистового желания. «Возьми себя в руки», – мысленно одернула она себя. Покраснев, Белль скрестила руки на груди и начала просматривать список контактов в телефоне в поисках номера афинского аэропорта.
   – Хватит тянуть резину. Пойдемте со мной, если вы хотите ехать на Ауру.
   Она резко подняла голову и увидела, что Лукас уже держит самый большой из ее чемоданов, и, пока она удивленно наблюдала за ним, он обошел вокруг стола, подхватил другой ее чемодан и вышел из бара.
   – Подождите!
   Он шагал быстро и уже перешел через дорогу. Белль неуклюже побежала следом, проклиная свои высоченные каблуки и гальку, которой была вымощена набережная.
   – Вы хотите сказать, что все же доверите мне работу над платьем Лариссы? – Она была озадачена такой внезапной переменой планов. – Не боитесь ли вы, что я облапошу вашу сестру, как та женщина, – смоюсь с деньгами, оставив ее без свадебного платья? – с горечью спросила она, все еще злясь на него за грубость.
   – Нет, не боюсь.
   Они дошли до края набережной. Лукас, закинув чемоданы Белль в свою лодку, повернулся к ней:
   – Я абсолютно уверен, что вы сошьете то платье, о котором Ларисса мечтала, и сделаете ее счастливой. Потому что, если вы этого не сделаете, – от зловещей улыбки Лукаса по спине Белль пробежал озноб, – будете отвечать за это передо мной.
   Белль потеряла самообладание. Лукас Христакис был не просто надменным и грубым – ему явно нравилось командовать людьми и запугивать их.
   – Вы мне угрожаете, мистер Христакис? – возмущенно спросила она, уперев руки в бока. Ей вдруг захотелось быть выше ростом, чтобы не смотреть на Лукаса снизу вверх.
   – Просто предупреждаю, – бархатным голосом отозвался он. – Если вы разочаруете меня, а тем более Лариссу, ваша фирма больше не сможет заработать денег нигде в мире.
   Богатство и репутация одного из самых блестящих и безжалостных бизнесменов в мире давали ему огромную власть, и Белль не сомневалась, что раздавить ее маленькую компанию ему не труднее, чем растоптать муравья.
   – Так вы идете или нет? Я не могу ждать весь день, когда вы примете решение.
   Он уже сидел в лодке и протягивал руку, чтобы помочь ей сесть. Белль злобно подумала, что была бы рада послать его куда подальше, но проблема в том, что ей действительно нужен этот заказ – если она не выплатит кредит банку, ее фирма обанкротится и без всяких действий со стороны Лукаса.
   На высоких каблуках и в узкой юбке она не могла сесть в лодку без помощи. Она нехотя наклонилась вперед, чтобы взять его за руку – и вскрикнула от неожиданности, когда Лукас, не в силах больше терпеть ее нерешительность, схватил ее за талию и спустил с набережной в лодку. За несколько секунд, которые она провела в его объятиях, ее мысли совсем спутались, а от близости его мускулистого торса и мощных бедер к ее телу у нее запорхали бабочки в животе.
   – Спасибо, – ледяным тоном произнесла она, – но я бы отлично справилась и сама, мистер Христакис…
   – Ерунда, – прервал он ее на полуслове. – На этих каблучищах вы похожи на новорожденного жеребенка. И зовите меня Лукас. Моя сестра очень хотела, чтобы я привез вас на Ауру, поэтому нам лучше называть друг друга по имени… Белль.
   От того, как он произнес ее имя, по спине Белль побежали мурашки, а от улыбки, тронувшей уголки его чувственных губ, перехватило дыхание.
   – Держите свою шляпу, а то ветром унесет! – Лукас снял элегантную кремовую с черным шляпу с головы Белль и замер от восхищения, когда шелковистая волна золотых волос ниспала почти до ее талии. Он был прав, предположив, что она блондинка – на солнце ее волосы отливали платиной. Оттенок не был похож на естественный, но, поскольку Белль была такой миниатюрной, что доходила Лукасу лишь до середины груди, он без труда мог рассмотреть ее макушку сверху – темных корней не было видно.
   Ветер бросил Белль в лицо несколько прядей, и Лукас, не в силах сдержаться, протянул руку и откинул волосы с ее щеки. Сердце Белль замерло, когда она, посмотрев в темно-серые глаза Лукаса, обнаружила, что они утратили холодный стальной блеск и теперь горели таким огнем желания, что Белль, к ее стыду, захотелось, чтобы он прижал ее к себе и накрыл ее губы своими с той безудержной страстью, которую она угадывала в нем. Как ее могло так сильно тянуть к нему, если он обладал всеми теми качествами, которые она ненавидела? Это не более чем физическое притяжение, отчаянно уверяла себя Белль, всего лишь животное чувство, которое она не в силах контролировать.
   Белль обернулась на остров Кеа, оставшийся далеко позади, и вдруг ее захлестнула паника: ее жизнь уже никогда не будет прежней после того, как она ступит в личные владения Лукаса Христакиса.

Глава 3

   – Большая часть этого берега Ауры покрыта лесами, – объяснил Лукас, когда они приблизились к острову.
   Белль отметила красоту темно-зеленых кипарисов, выстроившихся вдоль берега как безмолвные часовые, охраняющие остров. Пляжа не было; серые утесы спускались к морю, образуя естественную гавань, в которой был построен деревянный причал. Издалека море казалось бирюзово-синим, но, когда Лукас посадил лодку на мель, вода оказалась настолько прозрачной, что Белль увидела косяки рыбок, сновавших в ней серебристыми стрелами. Любуясь ими, она перегнулась через борт и опустила руку в воду.
   – Какая прелесть! – пробормотала она, перекидывая свои длинные волосы через плечо.
   Лукас едва сдерживал желание запустить пальцы в шелковистые светлые пряди, силясь сосредоточиться на привязывании лодки к причалу.
   – Как сын рыбака скажу, что хорошего улова из них не получится – всего пара пригоршней.
   – А мне вообще было бы жалко их есть, они слишком красивые, – засмеялась Белль, забыв о своем недовольстве высокомерием Лукаса. Она оглянулась вокруг, впитывая в себя красоту пейзажа – ярко-синее небо и такое же море, обветренные серые утесы, которые при ближайшем рассмотрении оказались усыпаны крохотными розовыми цветочками. – Божественное место, – сказала она.
   Лукас нетерпеливо фыркнул. Появление Белль Андерсен на острове неминуемо приведет к неприятностям. Он должен был последовать своему первому порыву, когда увидел ее хрупкую фигурку на набережной, – развернуть лодку и уплыть. Вместо этого он привез ее к себе домой. Он редко удостаивал женщин, в том числе своих любовниц, такой чести. Аура была его личным царством, островком мира и покоя, где он мог расслабиться и отдохнуть от работы. «Теперь же я чувствую все что угодно, но только не покой», – иронически думал он, протягивая Белль руку, чтобы помочь ей подняться на причал, и чувствуя легкий цветочный аромат ее духов. Он был возбужден с тех пор, как посадил ее в лодку на Кеа и почувствовал прикосновение ее сосков к своей груди.
   – Theos, – тихо проворчал Лукас. Он меньше всего на свете хотел бы влюбиться в эту блондинку, обладавшую ангельской внешностью и невероятно острым языком.
   От причала вверх поднималась тропинка, исчезавшая за высоким утесом. Подъем был довольно крутым.
   – До моего дома всего пять минут ходу, – объяснил Лукас, подхватывая оба чемодана Белль, – но тропинка местами неровная. – Он взглянул на новенькие блестящие черные туфли Белль и поморщился. – Вы справитесь? Разумнее было бы сменить обувь на более удобную.
   Разумнее! Как же Белль ненавидела это слово. Оно ей напоминало ее юношеские годы и бесчисленные споры с Джоном на тему ее одежды, обуви и макияжа.
   – Я не допущу, чтобы моя дочь одевалась как проститутка! – кричал Джон, краснея от гнева.
   Это была его любимая фраза. Он конечно же уже тогда – в отличие от самой Белль – знал, что она ему не дочь. Она была для него вечным напоминанием о неверности ее матери, и Джон вымещал на ней свою обиду. Каблуки высотой больше дюйма были под запретом, так же как и короткие юбки и узкие джинсы – словом, все современные наряды, которые носили сверстники Белль.
   – Ты будешь делать так, как я говорю, потому что я – взрослый, а ты – ребенок.
   После каждой подобной стычки с Джоном в душе Белль поднимался протест, и теперь надменное выражение на лице Лукаса вызвало у нее то же чувство.
   – Я всегда хожу на каблуках, и для меня это не составляет никакого труда, – спокойно ответила она. – Вот увидите, я без проблем осилю эту тропинку.
   Гордо держа голову, она развернулась, зацепилась каблуком за пучок травы у края тропы и споткнулась – от падения ее спасла только молниеносная реакция Лукаса, тут же бросившего чемоданы и схватившего ее под руку.
   – Да я уже вижу, что вы скачете по горам ловко, как молодая серна, – сухо заметил он. – Попробуем еще раз – осторожнее. И лучше наденьте шляпу. – Он бесцеремонно нахлобучил шляпу ей на голову. – Солнце сейчас самое жаркое, и вы с вашей светлой кожей рискуете обгореть до цвета вареного рака.
   Не дожидаясь ответа, он подхватил ее чемоданы и пошел впереди нее по тропе, не оборачиваясь. Белль сделала глубокий вдох и осторожно пошла следом, смотря под ноги, чтобы не упасть. Тропинка поднималась к вершине утеса, и на вершине Белль остановилась, чтобы полюбоваться пейзажем. С одной стороны расстилалась сверкающая синяя гладь моря, испещренная островами, ближайшим из которых был Кеа. С другой стороны пейзаж Ауры составляли в основном серые скалы, зеленая растительность, высокие, стройные кипарисы и густые оливковые рощи, под которыми простирался яркий красный ковер из весенних маков.
   – На острове живет много людей? – спросила она Лукаса, замедлившего шаг, чтобы Белль могла догнать его. – Внизу, в долине, виден поселок.
   – Много лет назад здесь было небольшое поселение, в основном рыбаки. Мой отец родился на Ауре. Но на Кеа гавань больше, и постепенно все уехали, оставив Ауру необитаемой – пока я не купил ее три года назад.
   – Так в этих домах никто не живет?
   – Сейчас в поселке живет моя прислуга со своими семьями. Многие дома были в плохом состоянии, но у меня есть бригада строителей, которая постепенно их реставрирует. Здесь также есть церковь – в ней Ларисса будет выходить замуж.
   – Надеюсь, церковь большая, – ответила Белль. – Ларисса говорила мне, что на свадьбу приглашены сотни гостей.
   Лукас поморщился:
   – Да, у ее жениха множество родственников, с половиной которых Ларисса не знакома. Церковь очень маленькая, поэтому во время церемонии большинство гостей будут размещены на площади, на которой стоит церковь, а празднование состоится на вилле – там места намного больше.
   Белль удивленно посмотрела на Лукаса. Интересно, каких же размеров его вилла?
   – Неужели в вашем доме найдется место для ночлега такого количества гостей?
   – Боже упаси!
   Выражение ужаса на его лице при мысли, что в его доме будут ночевать гости, было почти смешным и в то же время делало его чуть более человечным в глазах Белль.
   – Большинство гостей будут ночевать в Афинах или на Кеа. Я заказал несколько вертолетов, на которых гости прилетят на Ауру, а некоторые из них поедут на лодке.
   – Это мне кажется полным кошмаром. Не легче ли было бы устроить свадьбу в Афинах?
   Лукас пожал плечами:
   – Возможно. Но Ларисса хочет выйти замуж именно здесь, и я готов горы свернуть, чтобы у нее была та свадьба, о которой она мечтает.
   Не может быть никаких сомнений в том, что он обожает свою сестру. Не слишком ли строго она его судит? Может, он не такой уж и деспот, каким она его себе представила?
   Дальше они шли молча. Тропа стала шире, и теперь Белль шла рядом с Лукасом. Виды, открывавшиеся с вершины утеса – как море, так и пейзаж самого острова, – были великолепны, и Белль ничуть не удивляло, что Ларисса хотела бы сыграть свадьбу в таком красивом месте – но сейчас мысли ее были заняты не Лариссой, а ее братом.
   – Вы сказали, ваш отец родился здесь, на Ауре, но вы сами, как я понимаю, нет?
   – Нет, остров стал необитаемым еще задолго до моего рождения. Я родился на Кеа, там прошло мое раннее детство. Ларисса тоже там родилась, но она не помнит этих мест, потому что мы переехали в Америку, когда она была совсем маленькой.
   – Почему ваша семья уехала из Греции? – спросила Белль.
   – Чтобы заработать на жизнь. – Лукас поджал губы. – Рыбацкая лодка моего отца потерпела крушение во время бури, и у него не было денег на новую. Но без лодки он не мог ловить рыбу, а следовательно, и кормить семью. Его дальний родственник, владелец продуктового магазина в Нью-Йорке, помог нашей семье переехать. Мои родители начали работать в магазине, и, когда Ксенос умер, магазин перешел в их собственность.
   – Наверное, нелегко было переезжать с маленького острова в огромный город. Я переезжала много раз, когда была ребенком, – мой отчим служил в армии, и мы жили там, где приходилось останавливаться ему. – Белль вспомнила, как тяжело было вечно быть новенькой в школе, каждый раз заново приспосабливаться и стараться завести друзей. – А уж переехать в другую страну мне было бы и вовсе тяжело. – Она взглянула на бирюзовое море, сверкавшее на солнце. – Неужели вы не скучали по всей этой красоте?
   – Скучал постоянно. Но тогда я был моложе и легче приспосабливался к переменам. – В его голосе зазвучала грусть. – А у моего отца просто сердце разрывалось, когда он уезжал из Греции.
   – Наверное, он был очень рад, узнав, что вы купили Ауру – остров, где он родился.
   Лукас замялся на несколько секунд, а потом пожал плечами. Все равно каждый мог узнать основные факты его биографии – для этого достаточно было набрать его имя в Интернете.
   – Он об этом так и не узнал. Он умер через полтора года после того, как мы переехали в США, а еще двумя годами позже умерла моя мать.
   – Простите, я не знала… – Она осеклась. С какой стати она должна была знать о трагедии, потрясшей семью Лукаса? Она встретила его менее часа назад, они практически незнакомы – и все же ее сердце болело за него. И почему она так уверена, что он прячет свою боль за непроницаемым выражением серых глаз? «Может, потому, что я сама научилась скрывать свое горе об ушедшей матери и притворяться, что все в порядке», – мрачно подумала она.
   Вдруг ее осенило.
   – Наверное, Ларисса была маленькой, когда умерли ваши родители. Кто заботился о ней после их смерти?
   – Я. Больше некому было. Она почти не помнит отца, и я старался быть ей как отец. Но ей очень не хватало матери, и до сих пор не хватает – особенно сейчас, когда она готовится к свадьбе. – Он тяжело вздохнул. – Вы сами знаете, между матерью и дочерью всегда есть особая связь…
   Его слова задели Белль за живое. Ком подступил к горлу, и она не сразу смогла ответить.
   – Да, – наконец тихо произнесла она. – Я знаю, каково это.
   Она взглянула вдаль, на горизонт. Ее глаза затуманились от слез, и четкая граница между морем и небом начала размываться. У нее тоже была особенная связь с матерью – во всяком случае, так ей казалось. Но в те годы, когда она росла, Гудрун так и не открыла ей правду об отце. Обида на предательство так же сильно жгла ее сердце, как и горе утраты.
   – Белль… Что случилось? – Лукас вдруг осознал, что она отстала, обернулся и увидел ее смотрящую на море. Ее лицо было наполовину скрыто под широкополой шляпой, но он чувствовал ее печаль.
   – Я просто любовалась пейзажем. – Белль отчаянно заморгала, прежде чем повернуться к Лукасу. Она прогнала свои мрачные мысли и последовала за ним, стараясь думать о работе, которая ждала ее на Ауре.
   Они прошли еще несколько метров по тропе, прежде чем увидели развилку. Одна из тропинок спускалась вниз к ступенькам, выдолбленным в утесе, которые вели к белому песчаному пляжу внизу, а другая обрывалась у ворот из кованого железа, врезанных в высокую каменную стену. Лукас нажал кнопку, и ворота плавно открылись.
   – Добро пожаловать на виллу «Елена».
   – Ах! – Открывшийся перед Белль вид вмиг отвлек ее от печальных размышлений. – Это… невероятно, – выдохнула она, любуясь суперсовременной архитектурой белоснежной виллы, из многочисленных окон которой наверняка открывались потрясающие виды на море.
   Лукас кивнул.
   – Мой дом, – просто сказал он.
   Белль не могла себе представить, сколько эти слова значили для него. На протяжении всех долгих лет, которые он прожил в унылом многоквартирном доме в бедном районе Нью-Йорка, Лукас постоянно помнил о своей родине и мечтал о том, что когда-нибудь у него появится свой собственный дом у сапфирово-синих вод Эгейского моря.
   Благодаря своему быстрому уму, беспощадной решительности и годам неустанной тяжелой работы он создал свою компанию, добился огромного успеха и претворил в жизнь свою мечту – построил дом на любимом острове для себя и Лариссы.
   Этот дом стал бы и домом его ребенка – вернее, должен был стать. Знакомое чувство горечи захлестнуло его сердце. Он купил остров, когда Сэди сообщила ему о своей беременности, и нанял архитектора, который построил роскошную виллу для его любимой женщины и их будущего ребенка. Но Сэди так и не увидела виллу, и ребенок не родился – она об этом позаботилась. Лукас сжал челюсти, закипая от злости при воспоминании о ее предательстве. Она знала, как он хотел этого ребенка, но мечтала о славе и не собиралась мириться ни с какими препятствиями на пути к ней. Ларисса была единственным человеком, которому он доверял, – именно она убедила его прекратить заливать свое горе виски. Он никогда не забудет, как его сестренка, о которой он заботился с тех пор, как умерли родители, сама стала опекать его. В самые трудные минуты его жизни, когда его душу терзали боль и гнев, Ларисса была рядом. Но скоро она уедет с острова в дом, который Лукас купил для нее и Георгиоса в Афинах. Он тяжело вздохнул. Теперь его младшая сестренка стала взрослой, и ее пора отпустить – но он и представить себе не мог, что это будет так трудно.