Шовкуненко Олег. Сезон огненных дождей

   Марк не утерпел. С трудом приоткрыв один глаз, покосился на Николая. Сейчас все зависит от его друга. Из всех приборов только две кнопки «включить» и «выключить». И лишь Великий Мастер может сказать, где находится та черта, за которой ускоритель не выдержит.
   Зря он подумал обо всем этом. Теперь проклятущий инстинкт самосохранения не только портил жизнь, но и еще до отказа напряг боевой слит. И что получилось – вместо того чтобы выполнять роль впередсмотрящего, Марк скрупулезно собирает все данные заднего сектора. И на хрена, спрашивается, они сдались? Ведь Грабовский все равно не специалист. Откуда ему знать, какие характеристики соответствуют нормальной работе электродугового плазмотрона P-8D, сконструированного гениями из компании «Роллс-Ройс». Однако все же кое-какое чутье имеется. И оно почему-то подсказывало, что температура в тысячу шестьсот градусов несколько высоковата для корпуса генератора.
   Щелчок, и рев за спиной начал быстро утихать. Сквозь бронестекло своего шлема Марк увидел горящие синим огнем глаза Мастера. Тот подмигнул разведчику и с оптимизмом произнес:
   – Я тоже считаю, что тысяча шестьсот – это многовато. Кстати, а как тебе понравилось парение под крылом «Боинга»? Жутковато, верно?
   – Что? – В мозгу Грабовского забрезжило понимание. – А не ты ли, друг любезный, организовал мне весь это полет?
   – Каюсь, – Строгов стукнул друга в грудь. – Мне понадобились показания твоего слита, а тратить время на объяснения и разговоры не было никакого резона. К тому же показалось, еще минуту назад ты абсолютно не был настроен на рабочий лад. Вот и пришлось взять грех на душу.
   – Терпеть не могу все эти твои штучки, – Марк фыркнул и надулся.
   За время их короткого диалога скорость упала примерно вдвое и с каждой секундой продолжала уменьшаться. Платформа тормозилась, медленно, но уверенно. Вокруг больше не мчалась сплошная красная пелена, в которую скорость шестьсот километров в час превратила стены и своды туннеля. Однако это ничего не изменило. Шершавые багровые камни ничем не примечательней бесформенной размазни. И первое, и второе означает, что никуда они пока не доехали, и шут его знает, доедут ли вообще.
   – Не скрипи, эскулап, – Николай постарался замять пустяковый инцидент. – Дадим двигателю передохнуть и вновь помчимся дальше.
   Марк притворился, будто не заметил эту попытку примирения. Игнорируя Строгова, он сделал вид, что разговаривает сам с собой:
   – Сколько же это мы отмахали? Около шестисот километров в час и двадцать три минуты езды. Это получается… – Грабовский умолк. Пару секунд он был немее самой немой рыбы, а затем с раздражением покосился на Мастера. – Слушай, Ник, нужно умножить или делить? Ты ведь знаешь, все эти формулы…
   – Да, знаю я тебя, двоечник несчастный, – Строгов укоризненно покачал головой. – Умножай. Хотя я тебе и так скажу, что получается с гулькин нос – чуть более двухсот километров.
   – Действительно мало. – Разведчик с тоской поглядел в непроглядную темноту туннеля. – Хотя кто его знает, сколько до ближайшей станции. Вдруг она уже за следующим поворотом.
   Поворотов на скоростной подземной линии, конечно же, не было. Это Марк ляпнул так, для красоты слога. А что касается станции… то на ближайших пяти километрах ничего подобного не наблюдалось. По крайней мере так утверждала донельзя скрупулезная система дальнего наблюдения боевого шлема.
   Платформа наконец остановилась. Тихо и бесшумно. Наверняка давно почившие жители Воларда знали толк в технике. Их творение, хотя «слегка» и потеряло товарный вид, однако спустя тысячи лет продолжало оставаться надежным транспортным средством.
   – Всё, приехали, – Строгов первым отстегнул привязные ремни и спрыгнул на землю. – Плазмотрон должен остыть. У нас есть как минимум час. Можно размяться. Спускайтесь вниз, вы нужны мне все.
   «Господи, что еще придумал этот неуемный маньяк?» Вслед за Николаем разведчик спрыгнул на гладкий чистый пол. Пыли здесь не было, да и сам туннель выглядел значительно поновее. Даже в вентиляционных каналах слышалось легкое гудение свежего ветра, гулявшего где-то на поверхности красной планеты.
   – Господин лейтенант, если не возражаете, могу поспособствовать охлаждению двигателя нашим традиционным способом. – Шредер не спешил прыгать с платформы. – А то уже припекло.
   – Это же тебе не мочиться в радиатор, как ваша безмозглая штурмовая братия обычно делала в Африке! – Ян Микульский поддал баварцу так, что тот вынужден был сигануть вниз. – Мы тут не токсикоманы какие-нибудь, чтобы потом это все вдыхать.
   Строгов, Грабовский и Луиза переглянулись и негромко рассмеялись. Простодушное предложение Георга воскресило в памяти те безвозвратно ушедшие времена, когда их мир был не больше одной маленькой планеты. Где жизнь не всегда была легка, но зато проста и понятна, где они просто жили, радовались каждому новому рассвету и были счастливы.
   Но Великий Мастер не дал человеческим душам раскиснуть в едкой кислоте сентиментальных воспоминаний:
   – Повеселились и хватит! Мальчики сзади платформы, девочки спереди. Через пять минут сбор вон там.
   Строгов указал на приплюснутый параллелепипед силовой подстанции. В отличие от аналогов, виденных Грабовским на Агаве, блок не стоял возле одной из стен, а распластался на полу поперек туннеля. До стального ящика их реактивная платформа не докатила каких то метров двадцать.
   – Время пошло. – Голос Мастера словно подтолкнул корсиканцев в спины. – И советую подумать о том, как будем жить дальше.
   Ах, вот оно что! Марк вздохнул соблегчением. Слава богу, в планы Николая не входят какие-то «спортивные» мероприятия типа толкания пока еще недееспособного реактивного локомотива. Будем чесать языками. Как это называется у русских? Партийное собрание, кажется.
   – Остряк! – Николай говорил громко, так чтобы его слышали и рядовые. – Я хочу выяснить мнение каждого. Одна голова хорошо, а пять лучше. Первым слово предоставляется лейтенанту Грабовскому. Разведка, как всегда, впереди.
   – Не могу сказать ничего определенного, – Марк и Николай шагали к месту общего сбора плечом к плечу. – Пока мы просто тупо улепетываем, поскольку не можем оказать должного сопротивления. – Грабовский громко хмыкнул. – Да, собственно говоря, не только должного, а вообще никакого сопротивления. У меня… – Он глянул на счетчик винтовки, – у меня осталось всего четыре патрона.
   – У меня шестнадцать, – поддакнул своему взводному идущий сзади Микульский.
   – А у меня целый магазин, – проинформировал бережливый Шредер.
   – Во, слыхал? Целый магазин у него! – не оборачиваясь, Марк ткнул пальцем в сторону баварца. – Как раз хватит, чтобы в случае чего застрелиться самому и нам, грешным, помочь достойно покинуть этот бренный мир.
   Проблема боеприпасов, вернее, их полного отсутствия занимала мужчин все то время, пока они шагали до назначенного места сбора. Луиза уже поджидала их там. Девушка сидела на гладкой металлической поверхности, с наслаждением вытянув занемевшие ноги.
   – Я спрашивал о твоих прогнозах на будущее, – Строгов опустился рядом с Луизой и жестом пригласил друга и двух солдат последовать их примеру.
   – А… Прогнозы? Вернее, планы…
   У Грабовского в голове теснилось такое количество планов, что он затруднялся, какой из них выбрать. Однако как эксперт по безвыходным ситуациям разведчик хорошо знал – правильным обычно оказывается тот путь, который вначале выглядел самым безумным. Итак, какой из его проектов лидирует в списке самых головокружительных авантюр?
   – Мы не должны идти в лагерь, – Марку нелегко дались эти слова. Они ведь означали, что встреча с Дэей откладывается на неопределенный, может, даже очень долгий срок. А если учесть, что на войне день приравнивается к трем… У Грабовского больно защемило сердце.
   «С ней все будет нормально, – Великий Мастер проявил деликатность и не стал обсуждать сердечные дела друга на людях. – Примерно через пять часов до лагеря доберется первый спасательный модуль. В нем Моришаль и Хризик. Я поручил им оберегать Дэю».
   «Но раз там Хризик, то я могу быть спокойным». Марк улыбнулся самыми уголками губ. Горькая получилась улыбка.
   На это Николай ничего не ответил. Все, что он мог сделать, уже сделано.
   – Кто-нибудь хочет высказаться против предложения лейтенанта Грабовского?
   Хотя Мастер и обратился ко всем членам команды, но Марк понял, что решение уже принято, а вопрос – это чистая формальность, ведь неписаные законы наемников полагается чтить.
   – Жрать-то что будем? – Георг Шредер не высказался против, а лишь осторожно поинтересовался. – И воды мало. Почти всю в шлюпке оставили. Мы-то с господином лейтенантом в боевых комбинезонах, нам-то пока не горит… А вот все остальные что пить будут?
   – Это несущественные вопросы. – Мастер даже не счел нужным ничего объяснять, а просто пошел дальше. – Кто еще хочет высказаться?
   «Ни фига себе несущественные вопросы!» В животе у лейтенанта предательски заурчало. Как говорится, война войной, а обед по расписанию. Это не он сказал, это народная мудрость. Грабовский лишь слегка пожал плечами, отвечая на укоризненный взгляд друга.
   – А куда мы пойдем? Если не в лагерь, то куда?
   Женский голос прозвучал на удивление сильно и энергично. Услышав его, разведчик почему-то даже не удивился, что проблема «чего бы пожрать» не взволновала их прекрасную компаньонку.
   – А пойдем мы заниматься археологией. – Вторая часть плана Грабовского выглядела как насмешка.
   – Это шутка? – Луиза насупилась.
   – Ни в коем случае. – Командир разведвзвода тяжело вздохнул. – Мы пойдем искать то, что уничтожило подземный поезд. – Марк кивнул в сторону платформы, на которой они приехали.
   – А зачем? – Луиза вздрогнула и вся напряглась.
   – То, что уничтожило его, может уничтожить и наших врагов. На этой планете есть место либо для нас, либо для них. И вместе мы здесь не уживемся.
   – Пойди туда, не знаю куда. Найди то, не знаю что. Так, что ли, господин лейтенант? – Ян Микульский вопросительно уставился на Великого Мастера. Глядя на поляка, Марк подумал, что Микульский верит в Николая, как в Господа Бога.
   Но Строгов не оправдал надежд рядового и чистосердечно в этом сознался:
   – Ты прав, Ян. Мы не ведаем, где и что искать, но, если хорошо подумать… – Мастер и в самом деле задумался. – Логически подумать… то кое-какие сведения обязательно найдутся.
   Все затихли, потому что «колдовал» самый таинственный маг Галактики.
   – Действительно странное оружие. Первый раз вижу, чтобы отсутствовали следы хотя бы какого-нибудь, хотя бы незначительного термического воздействия. Ничего похожего на лазеры, излучатели, плазмометы или даже на обычную взрывчатку. А о ядерном или термоядерном взрыве я вообще молчу. Еще более необычная штука – эти опилки. Никогда бы не подумал, что они – продукт разрушения. – Николай замолчал на мгновение, а затем мрачно добавил: – В том числе разрушения живых существ.
   В воздухе повисло гнетущее молчание. Луиза молчала потому, что чувствовала приближение того самого страха, с которым она боролась всего час назад. А «головорезы», повидавшие на своем веку немало такого, что кровь стынет в жилах, пытались представить себе очередную, может быть, самую жуткую мерзость. Но что толку пугливо молчать в тряпочку? От тишины информации не добавится. Кто-то должен сказать правду. Тот, кто сильнее всех.
   – Их всех перетерло живьем, – Строгов смотрел куда-то вдаль, словно воочию видел те жуткие события. – Понятно, за столько лет от мягких тканей не осталось и следа, а вот костный порошок сохранился.
   – Представляю, какая здесь бурлила кровавая каша, – задумчиво пробубнил Микульский. Поляк сел на холодную стальную плиту рядом с Луизой. Грабовскому на миг показалось, что у бывалого солдата подкосились ноги.
   – Скорее всего, оружие, о котором мы говорим, действует по принципу противометеоритной защиты. Надеюсь, все помнят Ульф? – Грабовский не понаслышке был знаком с беспощадными челюстями силовых полей класса «А-1». Он собственными глазами видел, как перетирали они в пыль скалы, боевые машины и тела «головорезов».
   Слова Марка стали первой реальной гипотезой, способной объяснить всю ту чертовщину, которая произошла в туннеле тысячу лет назад. Вроде бы все так, вроде бы все сходится, однако Строгов отрицательно покачал головой.
   – Силовые поля непременно перемололи бы и монорельс, и шасси вагонов. А между тем их сдержал какой-то жалкий слой смазки.
   – Если уж быть точным, то и монорельс тоже кое-где порядком разъело, а слой смазки не такой уж и тонкий. – Микульский знал, что говорит. Подчиняясь привычке разведчика, он скрупулезно изучил все, что осталось от подземного состава.
   – Из этого сам собой вытекает вывод, что оружие накрывает большую площадь, но, выражаясь фигурально, пробивная способность у него никудышная. – Марк взглядом поискал поддержки у Николая.
   – Да, – Мастер согласно кивнул. – Высокомолекулярную броню «Сахая-47» вряд ли возьмет.
   – Пока не видел здесь ни одного «Сахая», а вот флаеров противника до фига. – Голос подал молчавший до сих пор Георг Шредер. – Если вдруг окажется, что эта штука бьет плотным сгустком, то мы сможем валить их даже на средних высотах.
   – Слушайте, братцы, а может, это газ? – Собственная версия осенила Микульского. – Какая-нибудь распыленная в воздухе едкая кислота! Тогда понятно, почему она не пробилась под смазку. Кислоты ведь разъедают далеко не все.
   – Вот умник нашелся! – Не стесняясь присутствия дамы, Шредер сплюнул на пол. – А опилки откуда? И еще эти дырки в монорельсе. Словно термиты постарались.
   – Термиты, говоришь? – Строгов призадумался. – Это что ж за термиты такие, способные прогрызть высоколегированную сталь?
   – Значит, зубы у них из того же самого сплава или даже из чего покруче. – Скорее всего, Шредер и сам не верил в то, что говорил. Так… ляпнул первое, что взбрело в голову.
   – Газ не газ, термиты не термиты… хватит гадать на кофейной гуще! Когда найдем, вот тогда и узнаем. – Марк Грабовский покосился на самопальную, еще недавно огненную комету, которую взнуздали и оседлали пятеро отчаянных смельчаков… ну, или придурков. Зависит от того, чем вся эта затея закончится. По крайней мере, в настоящий момент они живы, а реактивный снаряд уже не светится от разогрева.
   – Ты прав, – Мастер перехватил взгляд друга. – Время поджимает. Так что, как говорится, свистать всех наверх.

Глава 11

   Размеренное покачивание и монотонный негромкий гул двигателя действовали как хорошее снотворное. Да и капитан Огюст Моришаль не очень-то сопротивлялся. Он то проваливался в тяжелое забытье, то возвращался к реальности. И там, и здесь капитана окружали одни и те же персонажи. Но все-таки реальность ему нравилась больше. В ней, по крайней мере, не выли сирены и не громыхали взрывы. После неистовой космической бойни тесный мирок спасательной шлюпки казался оплотом надежности и спокойствия. Подобное ощущение не могло испортить даже то, что капитан оказался в компании существ, чей облик, мягко говоря, слегка отличался от человеческого. Хотя, конечно, чего тут кривить душой, Огюст все же чувствовал некоторый дискомфорт, который складывался из одиночества и полного непонимания того общества, частью которого он оказался. Слава богу, хоть этот здоровенный зеленый ящер, на жилете которого красовались командорские нашивки, довольно сносно говорил по-французски. И где он только этому выучился? Остальные его собратья только поскрипывают да попискивают. А вот Хризик точно так же открывает свою пасть, но совершенно с иным результатом. Человеческие слова так прут из нэйджала, словно он никакой не ящер, а диктор какого-нибудь центрального канала.
   Размышляя об инопланетянах, Моришаль тупо уставился в иллюминатор. За толстым стеклом уже третий день подряд маячила одна и та же картина – серый, ничем не примечательный металл защитного блистера. Проходя плотные слои атмосферы, модуль балансировал на грани термической безопасности. Не мудрено, что блистеры заклинило так, будто их специально заварили электросваркой. Конечно, стальные плиты можно было вскрыть резаком, но Хризик решил не тратить на это ни драгоценное время, ни заряд единственной плазменной горелки. Освободили лишь лобовое стекло водителя и сразу в путь.
   В шлюпке, а вернее, в планетоходе, в который после посадки трансформировалась спасательная капсула, их оказалось семеро. Четверо харририан, двое нэйджалов и он сам – искатель приключений с планеты Земля. Прошло меньше недели с того момента, как Огюст первый раз столкнулся с представителями других миров. К харририанам он привык практически сразу. Почему бы и не привыкнуть. Очень даже похожи на людей. Две руки, две ноги, глаза, рот, нос… Э… вот тут-то ты, брат, соврал! Носа у харририан и в помине нет. Землянин скосил глаза на сидевшего рядом механика с далекой Агавы. С двух сторон горло харририанина располосовали дыхательные щели. Когда Моришаль увидел их в первый раз, то подумал, что уж очень похожи на жабры небольшой акулы. Вот и сейчас сквозь прозрачный пластик универсального дыхательного синтезатора, который стянул горло харририанина на манер широкого ошейника, «головорез» наблюдал, как вибрируют кожные складки. Они жадно засасывали кислородную смесь, обильно сдобренную приправой из гелия и серы. Это же надо, какой фортель выкинула природа! Огюст удивленно покачал головой. Ртом и говорят, и едят, как мы, как люди, а вот вдохнуть – слабо. Взгляд капитана поднялся немного выше и вонзился в глаза харририанского механика. Складывалось впечатление, что в лицо инопланетянина вросли очки. Такие, знаете ли, большие черные «капли», модные где-то в середине восьмидесятых годов прошлого века. Под ними ни хрена не видать. Одна чернильная мгла, такая же непроглядная, как вечная ночь его родной Агавы. От этого постоянно чудится, что харририане что-то скрывают и нарочно прячут глаза.
   Инопланетянин словно почувствовал взгляд человека. Закрыл лицо своей трехпалой рукой. Он делал вид, что скребет лысый череп, но на самом деле действительно заслонялся. Моришаль вспомнил, что кто-то из «головорезов» рассказывал: аборигены Агавы очень чувствительны к любому нажиму, пусть даже и выражающемуся в обычном, слегка затянувшемся взгляде.
   Ну, что ж, Огюст решил не обострять ситуацию. Он тут же отвел глаза в сторону. Правда, не очень далеко. В тесной спасательной шлюпке просто невозможно смотреть в никуда. Все время натыкаешься на чей-нибудь взгляд. На этот раз землянин попал под прицел больших жабьих глаз командора Хризика.
   – Почему вы не отдыхаете, господин капитан? До лагеря еще три часа сорок семь минут.
   Двухсоткилограммовый ящер лежал прямо на полу в проходе между ненавистными ему антиперегрузочными креслами. Дело в том, что при посадке нэйджала пришлось привязывать сразу к двум креслам. Как впоследствии признался сам командор, для него это были худшие минуты жизни. Именно с тех самых пор Хризик и невзлюбил земную мебель, предпочитая ей голый решетчатый настил палубы.
   – Вы думаете, за три дня я еще не наотдыхался? – Огюст Моришаль поерзал на сетчатом сиденье. – Ох, с каким удовольствием я бы сейчас выбрался наружу и прогулялся пешком!
   – Нельзя. У нас приказ как можно скорее добраться до лагеря. – Ящер хотя и лежал на полу, но как-то весь подтянулся и подобрался. – Я обещал Великому Мастеру.
   – Я тоже, – Огюст лениво потянулся, да так и застыл с поднятыми вверх руками. – Хризик, а откуда такая точность?
   – Это вы о чем?
   – Как вы узнали, что до лагеря, оставленного «Призраком», три часа, да еще и сорок семь минут? Насколько я помню, нам был известен лишь квадрат поиска.
   – Сейчас мы идем по маяку, а значит, имеем точные координаты и направление.
   – Какой еще, к дьяволу, маяк?! – корсиканец решительно ничего не понимал, но сердце его тревожно екнуло.
   – Примерно час назад получен наводящий сигнал из лагеря. Очень кстати. Теперь мы не будем брести вслепую.
   – Кто принял сигнал? Почему мне ничего не доложили? – Моришаль чувствовал, как волна беспокойства неудержимо перерастает в цунами.
   – Сигнал принял я сам. – В голосе Хризика послышалось раздражение. – Это произошло во время моей вахты, в то самое время, когда вы спали. А почему не доложил? Извините, а почему я должен кому-то докладывать? Кто здесь командир? Все должны докладывать мне!
   Капитан не нашел что возразить. С точки зрения субординации Хризик прав. Но с другой стороны… нэйджал ни черта не соображает в делах войны. Понятия «дезинформация», «предательство», «засада» – для него лишь слова из далекого, покрытого пылью веков прошлого. Беспокойство человека каким-то невероятным образом передалось двуногому зеленому ящеру, а может, он и сам кое в чем сомневался. Однако решение принято, и Хризик постарался его объяснить:
   – Я уверен, что мы ловим именно сигнал «Призрака». У каждого из кораблей с планеты Земля, то есть с вашей планеты, имеется свой идентификационный код, которым метятся все сообщения. Полученный сигнал я проверил по бортовому слиту, или как там у вас?.. компьютеру. Сомнений нет, он маркирован кодом «Призрака». Правда, немного странно, что координаты, определенные Мастером, и координаты пеленга отличаются почти на восемьдесят ваших земных километров. – Хризик на миг задумался, однако затем вновь обрел уверенность. – Но расхождение ничего не значит. Правильность нового курса подтвердила лично доктор Дэя. Я говорил с ней во время сеанса связи.
   Фух! – часть груза свалилась с плеч Моришаля. Если лурийка подтвердила происхождение сигнала, значит, это не подстава. Однако как же быть с режимом радиомолчания? Маяк, как и переговоры, ничего не стоит засечь. Огюст Моришаль не знал, кого командир «Призрака» оставил в лагере за старшего. Но кого бы ни оставил, это все равно офицер, и не просто офицер, а старший офицер разведки. И что, этот самый супер-пуперпрофессионал дал такого маху? Не может быть! Как бы переубеждая самого себя, капитан покачал головой. Должно быть, тут есть какие-то чисто технические тонкости, о которых Моришалю еще не известно.
   – Хризик, как вы полагаете, кроме нас, кто-то другой может принимать этот сигнал? – Капитан резонно решил, что если уж подкованный на все четыре лапы командор не ответит, то остальные товарищи по спасательной шлюпке и подавно ничего знать не могут.
   – Исключено. – От возмущения шейный гребень ящера начал подниматься. – Вы думаете, я бы стал контактировать по общему каналу? Нас вызвали по лазерной коммуникационной станции.
   Ах, вот оно что! Значит, вызвали нас, а не мы их. «Головорез» на всякий случай решил запомнить этот факт. Запомнил и тут же двинулся дальше:
   – Лазерная станция? А каков радиус действия лазерной станции?
   – Откуда я могу знать радиус действия лазерного коммуникатора землян? – Хризик не почувствовал беспокойства, скрытого в словах Моришаля. Для нэйджала это была болтовня, с помощью которой пассажиры обычно коротают томительные часы путешествия. Он продолжал валяться на полу, лениво похлопывая хвостом по решетчатому металлу.
   – И все же, сколько это может быть? – Бывалый солдат не мог себе позволить роскошь беспечного времяпровождения.
   – Теоретически дальность действия ограничивается мощностью установки и поглощающими свойствами среды. Ну и, конечно же, главное условие – прямая видимость между передатчиком и приемником.
   – Сейчас до лагеря около двухсот километров. Ну, а когда вы в первый раз установили контакт, было еще больше. Думаете, на таком расстоянии можно обеспечить прямую видимость?
   – А почему нет? Они расположились у подножия небольшого скалистого плато. Если поднять установку хотя бы на триста метров… – Ящер прикрыл свои выпученные глаза, делая какие-то вычисления. – Да, точно! Учитывая сложность рельефа и кривизну поверхности планеты, триста метров вполне достаточно, чтобы мы оказались в зоне досягаемости.
   Эксперт высказал свое мнение, и капитану нечего было возразить. Итак, Огюст Моришаль получил ответы на все свои вопросы. Не осталось ни одного скользкого места, внушающего подозрение. И скорее всего, следует поблагодарить судьбу… ну, или находчивого начальника лагеря. Без лазерной наводки их планетоход еще долго кружил бы по огромному квадрату. Прочесать его, это вам не шутки, это еще как минимум три, а то и четыре дня изнурительных поисков.
   Последующие три часа оказались для землянина настоящей мукой. Наверное, наступил тот предел, когда человеческое тело и человеческие нервы уже не в силах переносить пытку неподвижностью и бездеятельностью. Если бы Моришаль был заключенным, заживо замурованным в каменном мешке карцера, то он почти наверняка кинулся бы голыми руками крушить дверь. И горе тому, кто рискнул бы усмирить взбесившегося «головореза». Однако пока до тюремной камеры дело не дошло. Все, кто окружает Моришаля, – мирные существа, которым ничуть не легче, чем ему самому. Но делать что-то просто необходимо. Болтать с Хризиком? В который раз вспоминать прошлое и гадать, что и когда сделано не так? И первое, и второе – полностью бесполезное занятие, причем уже порядком поднадоевшее. Пожалуй, есть только одно спасение. Моришаль остановил взгляд на пилотском кресле. Конечно, вахта сейчас не его, но…