Шумил Павел. Любит — не любит

   — Друзья меня Галкой звали.
   — Во-во. Спи.
   Тишина. Зеленый отсвет электронного будильника на потолке.
   Я женщина, я женщина. Меня зовут Галина. Галя. Я женщина…
   — Гал…
   — Что?
   — То, что с нами произошло, такого ведь не бывает. Это как в сказке…
   — Ну и?
   — Если болезнь сказочная, то может и лекарство должно быть…
   — Ну говори, говори.
   — Ну как принц будил спящую красавицу…
   — Поцелуй?
   — Или что-то серьезней… Сказки ведь для детей. Жизнь жестокая. Но когда мы сольемся… мы станем как бы одним… А потом разъединимся. Может, наши души разберутся, где чье тело?
   — Глупости!
   — Да-да…
   — В жизни так не бывает. Это не сказка.
   — Но… Да, не сказка.
   Сейчас ведь опять разревется. Приучит мое тело к слезам. Как же мне из нее мужика воспитать? К черту… Я женщина, я женщина, я женщина. Ох, нескоро я стану женщиной… Стоп! Что же это получается?!
   — Сергей, я не голубой.
   — Я тоже не розовая! Дурак!
   Обидел…
   — Извини. Это все нервы.
   — Забыли.
   Я женщина, я женщина…
 
   — … вверх, в стороны, вверх, в стороны. Вперед, вниз, вперед, вверх!
   — Тяжело…
   — Каждый день зарядку нужно делать, тогда не тяжело будет. Положи гантели, теперь — отжимания от пола. Тридцать раз. Начали!
   — Галя, тебе нельзя.
   — Почему?
   — У тебя период такой.
   — Какой?
   — Ну… месячные. Если будешь тяжести поднимать, можешь в больницу попасть.
   — О, господи! Раньше бы знать… Но у тебя-то их нет. Начинай. Я считать буду.
   …
   — Галь… Я больше не могу!
   — Разговорчики! Ты мне тело избалуешь! Я полсотни отжиманий делаю.
   — У-у-ф… Вы, мужики, все психи.
   — Разговорчики! Поднимайся с пола, раздевайся и в душ! Водные процедуры.
   — Отвернись.
   — Глупый! Что я, своего тела не видела?
   — Тогда сама раздевайся!
   Логичное требование. Скидываю одежду, смотрим друг на друга — и краснеем. Отвешиваю этому бугаю шлепок пониже спины, толкаю по направлению к ванной, включаю холодную воду. Визжим в два голоса. Я — понятно. Это тело не закаленное. А он-то чего?
   Весело и с шуточками растираем друг друга махровым полотенцем. У него вдруг начинается эрекция. Никогда не видел такой изумленной физиономии!
   — Но-но! Только без глупостей, — тоном детективного агента заявляю я и со смехом выкатываюсь из ванной.
   — Га-ал… Как его успокоить? — жалобный голос из ванной.
   — Сам успокоится. Привыкай! — приоткрываю дверь и просовываю в щелку трусы.
   Завтракаем на кухне. Готовит Сергей замечательно. И вообще, все замечательно, кроме погоды за окном. С чего бы? Наверно, отходняк после трех суток тоски беспросветной. Появился свет в конце тоннеля. Я теперь не один. Не одна, то есть. И Сергей не один. Друг другу подсказать сможем, если что.
   — Галь, коленки сдвинь, пожалуйста.
   — Зачем?
   — Ты сидишь… некультурно.
   — А-а… Понял. Поняла, то есть. На чем я остановилась? Жить будем здесь!
   — А почему не там?
   — Эта квартира больше. И потолки выше. Сейчас съездим, заберем кой-какие вещи и начнем обустраиваться. А ту квартиру можно будет сдать.
   — Галь, ты думаешь, мы навсегда в этих телах застряли?
   — Не знаю. Но тебя, цыпленок, я теперь никому не отдам.
   — Сама ты цыпленок, — робко огрызается Сергей. Просто удивительное несоответствие между характером и телом.
   — Ага! Я цыпленок, твоя задача меня защищать. От хулиганов! — легко соглашаюсь я, уплетая бутерброды за обе щеки. Сергей смотрит на меня и тихо млеет. Никак влюбился?
   А во мне что, материнские инстинкты проснулись? Это же не любовь. Любовь не такая. А и пусть! Хоть инстинкт, хоть дружба. Жить-то нам вместе.
 
   Выходим из квартиры Галины Ломовой, нагруженные чемоданами. Чемоданы, конечно, несет Сергей. А я, помахивая сумочкой, объясняю ему, что так теперь всегда будет. Такая тяжелая доля ему выпала — быть сильным полом.
   Навстречу тащится жалкое, промокшее, унылое существо с огромным туристским рюкзаком за плечами и связкой удочек и спиннингов в руке. Мокрые, обвисшие поля шляпы почти закрывают лицо.
   — Не сутулься, расправь плечи, — шепчу я Сергею, копаясь в сумочке. Существо поравнялось с нами.
   — Юра! Привет!
   Существо отрывает хмурый взгляд от асфальта и расплывается в улыбке.
   — А, Галя!
   — Знакомься, это Сергей. А это Юра.
   Оба донельзя смутились, неуверенно пожимают друг другу руки.
   — Юр, ты ж три дня рыбачить собирался. Погода?
   — Погода… — обреченно вздыхает Юра. — А у тебя как дела?
   — Отлично. Вот! — неожиданно сую ему под нос кастет. Снимаю с пальцев, подкидываю на ладони и протягиваю ему.
   — Ух ты! Профессиональный… — Юра, зажав удочки под мышкой, восхищенно осматривает кастет.
   — Приманка, — небрежно говорю я, и достаю из кармана второй. — А вот это — рабочий.
   — Галя, ты самая опасная из всех моих знакомых.
   — Я это знаю, — смеюсь я. — Будь счастлив!
   Через десять шагов оглядываюсь. Юра все еще смотрит нам вслед. Подмигиваю ему.
   — Галя, зачем тебе кастет? — хмуро спрашивает Сергей.
   — Я думал…а, ты о Юре спросишь.
   — Ты ответь пожалуйста, зачем тебе кастет?
   — Зачем? Чтоб таких дылд, как ты, по вечерам не бояться. Сам, между прочим, виноват. Ты хоть слышал такой термин — боди билдинг? Нет, не спорт, а так. Спорт — это перебор, это ради медалей. А зарядку обычную по утрам делал? Слово такое — аэробика — знаешь? Вот если б делал, мне не пришлось бы сейчас с кастетом в кармане ходить!
   — Я делала зарядку!
   Ох ты, боже мой! Обиделся. Даже нижняя губа задрожала.
   — Успокойся. Теперь зарядку будешь делать под моим чутким руководством. Бегать по вечерам будем. По шесть-восемь километров.
   — Я-то пробегу. А ты на втором километре упадешь и не встанешь! Зеленоглазый скорпион!
   Ну, слава богу, юморить начал.
 
   — … это порнография.
   — Пуританин! Где ты видишь порнографию? Эротика — да, есть. В Эрмитаже можно, а мне нельзя, да? Это — искусство. И ты не имел никакого права их выкидывать!
   — Тогда ты не имела никаких прав тратить мои деньги!
   — Твои?! Кто в той квартире прописан!!!
   — Вот и я об этом… — тихо произносит Сергей, и у меня сразу пропадает желание ругаться. Он прав, а я — нет.
   — Но все равно, мог бы подождать, прежде, чем чужие вещи выкидывать.
   — Галя, прости меня.
   Ну вот как с такой… с таким ругаться? Это не бесхребетность, как я в начале думала. Это характер такой мягкий… Закалять его надо. В турпоход пойдем! У нас два месяца отпуска. Возьмем в Приозерске лодку напрокат. Сначала по Вуоке пройдемся. Посмотрю, на что он способен. Потом в Ладогу спустимся. По настоящим волнам его погоняю.
   Достаю карту и излагаю свой план. Как и ожидала, особого энтузиазма не вижу. Пущу в ход дипломатию.
   — Тебе нужно учиться мужиком быть. Нужно?
   — Нужно.
   — Где это лучше делать? В городе, где на тебя со всех сторон смотрят, или в лесу.
   Молчит. Ну и ладушки. Молчание — знак согласия.
   — Галя, а как ты узнала, что я — то есть, что ты в отпуске.
   — Из письма.
   — Какого письма?
   — В сумочке лежало. — Роюсь в сумочке, но письма там нет. Видимо, положила в одну из папок с документами. — Письмо от твоей подруги с дачей и мужем. Там еще твои фото были. В зеленом платье.
   — Ой, Га-ля… Зеленое платье я надевала три раза в жизни! В магазине, когда мерила, и два дня в нем ходила… Никто меня не фотографировал. От кого письмо, помнишь?
   — Не-а.
   — Растяпа!
   — Да не было там имени! Я его до буковки помню! И обратного адреса не было! Закорючка какая-то. Во! Мужа твоей подруги зовут Володька! Там так и сказано: «Володька одну твою фотку хотел зажилить».
   Сергей надолго задумался. Потом вскочил.
   — Галка, вот тебе карандаш, бумага, запиши как можно подробнее все, что помнишь из письма.
   — Зачем?
   — Пиши, потом объясню.
   Пока я писала, он все рылся в бумагах в секретере. Там, где у меня квитанции на оплату коммунальных услуг. Потом сел верхом на стул, дважды перечитал мои каракули. Кивнул.
   — Ну да.
   — Что? — не удержался я.
   — Ты детективы любишь?
   — Не.
   — А я люблю.
   — Я знаю.
   — Откуда?
   — У тебя три полки ими забиты.
   — Правильно… Слушай, у меня в кармане тоже было письмо! И тоже без имен.
   — Ну и что?
   — Как — что! Письмо с фотографиями, чтоб я узнал, где живу, что я в отпуске, что у меня два свободных месяца впереди. Все как у тебя! Это что? Ни о чем не говорит?
   — Говорит. Только о чем — не знаю.
   — А то, что письмо пропало?
   — Как у Фантомаса?
   — Нет. Совсем. Нет его — и все. Слушай, нам надо проверить квартиру на жучков.
   — И тараканов! Ты детективов начитался.
   — А ты очевидных вещей замечать не хочешь. Это все подстроено!
   — Что — все?
   — Ну, то, что нам мозги поменяли. И теперь за нами наблюдают!
   — А письма?
   — А письма — это чтоб мы в психбольницу не угодили! Я же хотел в поликлиннику идти. Сказал бы, что упал, головой стукнулся, ничего не помню. Ни имени, ни адреса. Пусть разбираются. А потом письмо прочитал, решил чуть подождать. Вдруг само пройдет.
   Вот тут мне стало страшно. Страшнее, чем в тот момент, когда женщиной стала. Потому что поверила. Потому что все факты укладывались как патроны в обойму.
   — Но что им от нас надо?
   Сергей наморщил лоб.
   — А что мы сейчас делаем? С нами сотворили страшное, а мы стараемся собой остаться. По-человечески жить.
   — Реакции на нас изучают — вот как это по-научному называется. Мы — мышки в лабиринте. Идем!
   — Куда?
   — Куда Макар телят не гонял.
   Сергей удивленно поднимает брови, потом кивает и натягивает ботинки. Я достаю с антресолей мощный аккумуляторный фонарь, разводной ключ, веду Сергея на второй этаж. Там живет Толик, мой старый знакомый еще со школы. Сейчас он на даче, но ключ от его квартиры у меня есть.
   — Дай ключи.
   Сергей протягивает мне связку. Открываю дверь, складываю в сумку кое-что из Толиковой одежды.
   — Идем.
   Спускаемся в подвал. В подвале у нас бомбоубежище. То ли со времен прошлой войны, то ли на случай атомной. Хорошее, теплое, сухое бомбоубежище. Мне с детства все подвалы в районе знакомы. В спелеологов играл.
   Разводным ключом поворачиваю головки четырех запоров на толстой железной двери. Сергей включает фонарь. Запираю за собой дверь, щелкаю выключателем. Свет загорается.
   — Раздевайся, — говорю Сергею и первая сбрасываю одежду. Толикова рубашка на мне как платье. А штаны чуть ли не до подмышек. У Сергея картина обратная. Рукава по локти. Складываю нашу одежду в сумку, саму сумку — в угол под скамейку и веду Сергея за следующую стальную дверь.
   — Вот теперь можешь говорить.
   — Думаешь, здесь нас не прослушают?
   — Сегодня — нет. Если в одежде и были жучки, то все за дверью остались. Завтра Они могут что-нибудь придумать на такой случай, а сегодня — вряд ли. А если нас и сейчас прослушивают, то хана полная, и нечего об этом думать.
   А потом мы почти час строили гипотезы. С пришельцами и без пришельцев, со злым умыслом и без, против нас и против всего человечества… На благо человечества… А потом Сергей сказал:
   — Глупости все это.
   — Почему?
   — У нас улик нет. Без улик все это — слова.
   Все-таки в подвале холодно. Я покрепче прижалась к нему и положила его руку себе на талию. Сам ведь не догадается. А это тело старается меня в бабу превратить. Ну и пусть. Не буду противиться.
   — Где я тебе улики возьму?
   — Галка, вдвоем мы — команда! Думать буду я, а ты специалист по оперативной работе.
   — Был специалист, пока ты в мое тело не переехала.
   — Глупая, ты ничего не поняла. Когда сила понадобится, ты меня позовешь. Я — теоретик, а ты практик. Как с этим подвалом — я бы в жизни не догадался.
   — Уговорил. Что делать, шеф?
   — Думать! Кто послал письма, мы не знаем, так?
   — Так.
   — Глубже копаем. Почему у тебя два отпуска подряд?
   — Взял за этот год, и за предыдущий.
   — А почему ты взяла их подряд?
   — Тогда я был ОН! А почему взял, тебя не касается!
   — Ну и глупо. Много мы так надумаем, если друг от друга будем улики прятать. Вот я сразу могу сказать, что ВЗЯЛА два отпуска, потому что обратилась в брачную контору. И мне там поставили условие: два месяца на медовый месяц. На привыкание к мужу. Иначе брак будет непрочным, и они ничего не гарантируют.
   Я даже вскочила. Потому что месяц назад я тоже обратился в брачную контору. И мне выставили такое же нелепое условие. А перед этим две недели гоняли на компьютерных тестах, снимали энцефалограммы и брали анализы. Контора мне показалась серьезной. Солидный офис. И цены — сорок баксов, если не смогут подобрать партнера, и двести — если подберут. С возвратом суммы, если брак распадется в течении полутора лет.
   Свои шансы я оценивал трезво. До тридцати жениться не успел, характер — не сахар, а бегать за девочками — времени жалко. И вообще, я бы на экономку согласился. Жаль, они вымерли после семнадцатого.
   — Тебя на компьютерах тестировали?
   Сергей кивает.
   — А анализы брали? — еще кивок.
   — А больше за последние полгода в моей жизни ничего необычного не было, — предупреждает он мой следующий вопрос.
   — Это они! Печенкой чувствую, они!
   — Я тоже так думаю. Что теперь делать будем?
   — А ты что предлагаешь?
   — Хитрая какая! Теперь твоя очередь! — возмущается Сергей. — Я тебя на цель вывел? Вывел.
   — Надо похозяйничать в их офисе. Когда узнаем, что они из себя представляют, решим, что с ними делать. И откладывать это нельзя! Завтра они будут настороже. Идем сегодня ночью.
   — Слушаюсь, шеф!
   — А перед этим напишем завещание и пошлем по почте Толику. Если что, он заявит, куда следует! А наше исчезновение подтвердит серьезность дела!
   — Тут могут быть варианты, — задумывается Сергей. — Ну ладно, второпях ничего лучше все равно не придумаем.
 
   Не нравится мне, как себя Сергей ведет. Хмурится, губы кусает. И пассивный. Всю подготовку я должна вести. Сунешь одежину в руки, скажешь, где потайной карман пришить — пришьет. И опять застынет. А когда я начала раскладывать отвертки, ножи и пилочки по карманам, Сергей не выдержал.
   — Галя, я не буду брать нож. И ты оставь, пожалуйста, кастет дома. Я тебя убедительно прошу.
   Вслух! Конспиратор, ежкин кот!
   Затащила его в ванную, включила воду, высказала все, что думаю. Молчит, губы кусает, в пол смотрит.
   — Ну говори, не молчи.
   — Мы идем на разведку. Я не буду никого убивать.
   — А я, думаешь, собираюсь убивать? А если человечество в опасности?
   — Все равно. Мы не знаем наверняка. Может, это совсем другое…
   — Вот схватят нас, отвинтят головы, тогда увидим, другое, или то самое. А сейчас рассчитываем на худший случай.
   Долго-долго спорили, наконец убедила, что применять силу будем только в состоянии самообороны. Все хорошо, обо всем договорились, и тут этот дылда разревелся. Женская истерика. А мне его утешать.
   Тоже интересный эффект. По головке, по спинке глажу, нежные слова говорю. Я таких слов в жизни не произносил. А тут сами от сердца идут. Утешила. На свою голову.
   — Галя, ты когда парнем была, у тебя девушки были?
   — Были, Сережа. Ты не мальчик.
   — А у меня нет…
   Та-ак. Значит, я в девках хожу.
   — Галя, может мы на смерть идем. Ты… — и замолчал. А я села на край ванны и задумалась. Как он до этого. И страшно невинности лишиться, и про то, что на смерть идем, тоже не шутки. А если меня там схватят да оттрахают, лучше уж Сергею достаться. Может, это его мужиком сделает.
   А потом я вдруг поняла, к чему он это клонит. В душе он пока еще девушка. Идеалистка. Принца своего дожидается, на чудо надеется. Короче, вариант спящей красавицы. Переспим мы с ним, и каждый станет самим собой. И идти никуда не надо…
   Взглянула я ему в глаза, а в них такая надежда, что сердце сжалось. В конце концов, чего я теряю? Невинности лишиться — наверно, не больнее, чем кулаком в челюсть. Мы ведь все равно жить вместе собирались. Днем раньше, днем позже…
   Улыбнулась я ему, ладонью ласково по щеке провела.
   — Ну чего стоишь? Бери меня на руки, неси на брачное ложе.
 
   Ох ты, боже мой! Мне, невинной девушке, играть роль активного партнера. Самой раздеваться, и этого суслика раздевать. Свет гасить — тоже мне. Хоть бы сам презерватив надел. О, боже! Улегся на спину и глаза закрыл. Дрожит мелкой дрожью. Девчонкой был, девчонкой и остался. А мне самой страшно. Как на его инструмент гляну, аж коленки дрожат.
   Кое-как разогрела его. Объяснила, кто из нас мужик. Но сама в осадок выпала. То есть, в полный. Руки дрожат, ноги дрожат. И страшно, и сладко.
   — А-а-а!
   Нет, это не как кулаком в челюсть. Это как кулаком в нос. Больно — аж слезы из глаз. И потом больно. Никакого удовольствия. Зато потом, когда ласки начались… Ради этого стоило…
   А Сережа опять в комплексы ударился. Что, мол, меня невинности лишил, и все зря. В общем, опять женская истерика. Пришлось отхлестать его по щекам, потом утешить. Потом позволить еще раз. Честное слово, по второму разу легче пошло. Но тут уж бабская натура моего тела не выдержала. Открыла кингстоны. Тут мы, все в слезах и соплях, кажется, на самом деле слились. Но чуда не произошло. Грустные, поплелись в ванную, вымыли друг друга, постояли под душем обнявшись. Я, оказывается, тоже очень сильно надеялась на чудо. Может, даже больше него. Не верила, но надеялась.
   — Пора, — сказала я. — Пора собираться.
   А потом собралась, натянула на лицо улыбку и сказала:
   — А когда вернемся, нужно будет повторить!
   Как Сережа расцвел. Много ли мужику для счастья надо?
 
   Успели на последний автобус. Вышли за два квартала от офиса брачной конторы. Полчаса погуляли на всякий случай. Если там сторож есть — чтоб покрепче уснул. Редкие прохожие абсолютно не обращали на нас внимания. Обычная влюбленная пара. Да так, в общем-то и есть. Я за Сережкину ранимую душу кого угодно придушить могу. Нет, придушить сил не хватит. Глаза выцарапаю.
   Моросящий дождик наконец-то утих.
   — Пора, — опять сказала я. Мы зашли в парадняк, сняли мокрые плащи, свернули аккуратно и затолкали в темный угол под лестницей. Сверху я набросила мокрую газету. Авось до утра никто не найдет. Теперь Сережа был в черном костюме и темно-коричневом свитере, а я — в джинсовом костюмчике и черном свитере с высоким воротником. Если натянуть воротник на лицо, маски не надо. Одни глаза из-под челки.
   Обнялись мы покрепче, на всякий случай поцеловались… И занимались этим минут двадцать.
   — Сережа, — на всякий случай предупредила я, — что бы с нами ни случилось, ничего не пугайся, договорились? Мы — бессмертные! Угу? А если не знаешь, что делать, смотри на меня и делай то же самое. Не думая. Просто делай — и все.
   — Я постараюсь, — робко ответил он. Хорошо держится. Для бывшей девчонки — очень хорошо. Только рука дрожит. Моя, правда, тоже.
   — Держись поближе ко мне, и все будет тики-так, — последний раз проинструктировала я.
   Офис брачной конторы располагался в старом флигеле посреди старинного парка. Но внутри все было отделано под евростандарт. Даже входную дверь не надо открывать. Она автоматически отъезжает вбок. Как в аэропортах в заграничных фильмах.
   Мы пролезли в парк через дыру в железной ограде и, прячась за деревьями, обошли дом. Сердце екнуло.
   — Сережа! — громко зашептала я. — Вот то место, где я на фотках. Эта самая скамейка.
   — Один-ноль в нашу пользу, — непонятно откликнулся Сергей.
   Как я и ожидала, сзади тоже была дверь. И я поняла, что эту дверь нам не открыть. То есть, без лома и кувалды. Дверь была старинная и солидная, а три ступеньки, которые к ней вели, обросли мхом. И все это освещалось фонарем и просматривалось телекамерой службы безопасности. Солидный офис.
   — Так тебя разтак, — сказал Сережа.
   — Что?
   — Телекамера.
   Я поняла, что он ругнулся. Просто у него крепче «так разтак» язык не поворачивался произнести. Подошла к дому, так, чтоб не попасть в поле зрения телекамеры, и начала подковыривать отверткой все окна подряд. Все были заперты.
   — Тебе не кажется странным, — спросил Сергей.
   — Что?
   — Черный ход телекамерой охраняется, а перед парадным даже свет не горит.
   Продолжая проверять все окна подряд, я поднялась на ступеньки перед главным входом. Дверь чуть слышно загудела и ушла в стену. Я тут же вбила под нее отвертку, чтоб она не смогла закрыться и натянула на лицо воротник свитера.
   Вторая дверь была обычная, деревянная, со стеклом. Без замка. Закрывалась пружиной. Днем ее открывали полностью и накидывали крючок, чтоб не закрылась. Мы осмотрели прихожую. Будка вахтера пуста. Тускло светит лампочка в углу над телефоном. И никого. За спиной загудела двигателями входная дверь, пытаясь закрыться. Погудела-погудела — и успокоилась. Мы осторожно приоткрыли скрипучую вторую дверь и на цыпочках прокрались к будке вахтера. Пусто. И диванчика, обычного для вахтеров, нет. Сергей так сжал мне руку, что я чуть не вскрикнула и показала ему кулак. А потом я заметила на лестнице план пожарной эвакуации. Ткнула пальцем в регистратуру. Сергей замотал головой и показал на кабинет директора на втором этаже.
   Как только мы вступили в коридор второго этажа, мягко вспыхнул свет. Причем, только над нами. Я взяла Сергея за руку и повела за собой. Свет вспыхивал перед нами и гас за спиной.
   — Автоматика, — прошептал Сергей.
   Я положила руку на ручку двери кабинета директора и повернула. Заперто. Но, когда я уже отпустила, раздался убийственно громкий щелчок и тихое гудение мощного соленоида. Я вновь нажала на ручку. Дверь открылась. Сергей достал из кармана плоскогубцы и вбил чуть пониже дверной петли, чтоб нельзя было захлопнуть дверь.
   Как только я переступила порог, вспыхнул свет. Обычный директорский предбанник. Стол секретарши с компьютером, факс-телефон на тумбочке, пара телефонов на столе и селектор громкой связи.
   — Странно, — прошептал Сергей.
   — Что?
   Но ответить он не успел. Потому что откуда-то из-под потолка раздался приятный, хорошо поставленный баритон профессионального диктора:
   — Здравствуйте, Галина. Здравствуйте, Сергей. Мы рады видеть вас вместе. Проходите в кабинет и чувствуйте себя как дома. Если желаете, в баре, в нижнем отделении есть кофе и кофеварка. Сахар там же. Сливок, к сожалению нет. Чуть повыше — вина на ваш выбор. Должен признаться, мы ожидали вас завтра-послезавтра. Но профессора я уже разбудил, и минут через двадцать он будет здесь.
   — Вы нас слышите? — спросила я.
   — Разумеется.
   — А если мы не захотим говорить с профессором?
   — Вызвать вам такси?
   Мы с Сергеем переглянулись.
   — Конечно, вы можете придти сюда днем, — продолжал голос. — Но как-то неудобно получится. Я поднял среди ночи уважаемого человека, он приедет, а вас уже нет.
   — Я ему записку оставлю, — брякнула я.
   — Тоже выход, — согласился голос с тяжелым вздохом.
   Не знаю, что на меня нашло. Нацарапала торопливо на листе бумаги: «Завтра в полдень», схватила Сережу за руку и бросилась вон. Словно за мной черти гнались. С грохотом скатились мы по лестнице, пронеслись по коридору и выскочили в сад. Никто нас не остановил. А потом я прижималась лицом к мокрым прутьям решетки у спасительной дыры и жадно ловила ртом воздух. Сергей топтался за спиной и бормотал какой-то бред. Все было неправильно, не так. Как в кошмарном сне. На что мы рассчитывали, когда лезли в дом? Два придурка. Начитались дешевой фантастики с детективами.
   А потом по глазам ударили лучи фар. Машина промчалась мимо, с визгом тормозов остановилась у ворот и дважды бибикнула. Ворота открылись. Уже степенно машина подкатила к ступенькам парадного входа.
   — Мне очень жаль, Эдуард Алексеевич, но молодые люди уже ушли, — услышала я знакомый баритон, усиленный динамиком.
   — Это вы их напугали!
   — Помилуйте, Эдуард Алексеевич, как можно? Они даже записку вам оставили.
   — Записку? А это что? — профессор нагнулся и вытащил отвертку, которой я заклинила дверь. — Да включите же, наконец, свет!
   Фасад дома осветили скрытые в парке прожекторы. Профессор нагнулся, изучая землю у крыльца.
   — И не отпирайтесь, Яков Васильевич! Вы их напугали! Молодые люди бежали. Завтра утром позвоните им, извинитесь и назначьте время. Нет, лично сходите и приведете за ручку.
   — Эдуард Алексеевич, завтра я после ночи. Мне по КЗОТу отдых положен.
   — И не отпирайтесь. Лично. За ручку.
   — Идем, — прошептал Сережа, сжал мою руку и потащил к ярко освещенному фасаду. Я чуть не вскрикнула. Лапища у него — костедробилка. Так мы и вышли под свет прожекторов — рука в руке.
   Выйти-то вышли, но на этом все Сережино мужество кончилось.
   — Здравствуйте, Эдуард Алексеевич, — громко сказала я. — У меня к вам пара острых вопросов.
 
   — … еще по чашечке кофе?
   Переглядываемся с Сережей и дружно киваем.
   Все вокруг немного нереально, очень уютно… и очень хочется спать. Даже кофе не помогает. Вся идея теперь кажется глупым мальчишеством. Лезть ночью неизвестно куда, неизвестно зачем, вооружившись молотками, ножами и отвертками… Да если б здесь был настоящий охранник с пистолетом…
   — Эдуард Алексеевич, а вам не кажется, что это уже за гранью?
   — Простите, молодые люди, как к вам обращаться? Старыми, или новыми именами?
   — Галина Викторовна, — представляюсь я. — Нет смысла цепляться за мужское имя, если попала в транссексуалы.
   — Ну, с этим никаких проблем. Всего час — и вы в старых телах. Хоть сейчас. Но лучше сначала поговорить.
   — Да, пожалуй, — неожиданно соглашается Сережа. — А что было бы с нами, если б мы в бега ударились?
   — Практически, то же самое, — улыбается профессор. — Личность носителя сейчас деактивирована. Говоря проще, она спит. Но долго спать не может. Через полтора-два месяца она проснется и впитает в себя привнесенную личность. Я испытал это на себе и с уверенностью говорю: ничего страшного в этом нет.
   Последней фразе я почему-то не очень поверила.
   — То есть, если мы сейчас встанем и уйдем, то все равно станем самими собой?
   Да, Сергей. Но вы будете помнить, как в вашем теле некоторое время жила Галина Викторовна.
   — А если? — он кивает на аппарат в углу.
   — Тогда Галина Викторовна будет помнить, как некоторое время она жила в теле Сергея. Право выбора за вами.
   Мы опять переглядываемся.
   — Аппарат, — говорю я.
   — Разумно, — кивает головой профессор.
   — Эдуард Алексеевич, но на улице аппарата не было. Как..? — я не могу подобрать нужного слова.
   — Как посреди улицы вы стали девушкой?
   — Да.
   — Гипноз. Обычный гипноз. Девушкой вы стали здесь. Там только проснулись. И письмо с фотографиями выкинули тоже под влиянием внушенного приказа. Эти фото могли пробудить воспоминания, поэтому от них нужно было избавиться как только они выполнили свою функцию. Да, молодые люди, ответьте на самый главный вопрос. Вы собираетесь жениться?
   — Уже, — говорю я и густо краснею.
   — Собственно, я имел в виду… несколько другое, — смущается в свою очередь профессор, но это исчерпывающий ответ. Вы опережаете прогнозы по всем параметрам. Удивительно быстрая адаптация. Особенно у вас, Галина Викторовна. Тетя Соня была просто поражена.
   Хлопаю глазами.
   — Я не знаю ни одной тети Сони.
   — Тетя Соня — наш психолог. Она подстраховывала вас в первые минуты пробуждения. Вы с ходу придумали легенду про ключ, помните?.. Еще послали ее так поэтично… полем, лесом, лесом, полем.
   — Божий одуванчик, — вспоминаю я. Щеки так и пылают.
   — Галина Викторовна! — в шутливом возмущении поднимает руки профессор. — Как вам не совестно! Тетя Соня у нас спортсмен. На лыжах бегает. Да, что я хотел еще сказать? А, финансовый вопрос! Вам, молодые люди, нужно задним числом подписать контракты. Вы приняты на должность исследователей-испытателей сроком на два месяца.
   — А если мы не хотим подписывать контракт? — настороженно спрашиваю я.
   — Если не подпишите, остается в силе старый. Вы платите по договору. Двести долларов по текущему курсу с человека. Если подпишете, получаете зарплату по пятьсот долларов в месяц. Тоже по курсу. Единственное, что с вас требуется — подробный отчет перед психологами нашего института.
   Райские условия. Даже подозрительно.
   — Эдуард Алексеевич, вы так и не ответили на мой вопрос: зачем все это? Зачем вы провели нас через ад? — спрашивает Сережа.
   — Вы хотите быть вместе?
   — Да, — в один голос отвечаем мы с Сережей.
   — Видите ли, молодые люди, вы представляете собой удивительный случай. Вы идеально подходите друг другу. Ну, почти идеально. 91 плюс-минус 3% Это очень высокая совместимость. Но, в то же время, вы не можете полюбить друг друга, чтоб начать совместную жизнь. Между вами стена. Две стены. Каждый огородил высокой каменной стеной свою душу, и ни один не готов ее разрушить. Я непонятно говорю? Представьте два железных кольца. Они могут быть сами по себе, а могут быть сцеплены как звенья цепи. Если они звенья цепи, их не разъединить никакой силой. Но как их соединить, если изначально они были сами по себе? Вы слишком разные, чтоб НАЧАТЬ любить друг друга.
   — Понятно. И много таких, как мы? — спрашиваю я.
   — Побывавших в чужом теле? Совсем немного. Собственно, вы — четвертая пара… Если меня с тетей Соней тоже считать. Аппаратура матрицирования существует меньше года, и каждый опыт уникален. Поэтому осмелюсь вас просить. Во имя и на благо науки поживите в чужих телах хотя б неделю.
 
   Машину мягко покачивает, и я прижимаюсь к Сереже. Очень приятно дремать на заднем сиденье и чувствовать, как он меня обнимает.
   Нас везут домой на шикарной машине. Разумеется, мы согласились пожить еще две недели в чужих телах. Разве еще когда представится такая возможность? И у меня есть важное дело. Я должна накачать мышцы этого тела. Это будет подарок Сереже. В конце концов, я и о себе забочусь. С кем я в турпоход пойду?! Ему тоже полезно в моем теле пожить. Пусть закалит характер и почувствует уверенность в себе.
   — Галь, ты не спишь?
   — Сплю, — ерзаю, чтоб прижаться к нему поудобнее.
   — Галь, я подумал, как это будет полезно для врачей. Переселился на час в другое тело, пощупал, где болит, и сразу диагноз поставил.
   — Не только для врачей. Везде, где надо навыки передать. Это новое слово в профессиональном обучении.
   — Как это?
   — Профессор говорил, когда привнесенная личность впитывается… Завтра расскажу, ладно?
 
    02.12.1998 — 07.01.1999