— Правильно, — подтверждает Лиана. — Мама говорила, это как в океане. Кругом вода, но пить нельзя. Люди от жажды умирают. Это на самом деле так?
   — Да.
   — Я никогда не видела океана. Веда рассказывала, но это не то. А там на самом деле вода соленая?
   — Горькая там вода, а не соленая.
 
   Поднимаю крышку и сачком снимаю верхний слой биомассы. На всплывших водорослях появился уже пушок плесени, а засорять плесенью синтезатор не стоит. Радостная Лиана дает советы, встает на цыпочки и аж подпрыгивает от возбуждения. Даже Крабик, вроде, пританцовывает в углу на своих пяти ногах.
   — Наконец-то поедим по-человечески!
   С сомнением смотрю на изумрудное желе, которым заполняется бункер синтезатора.
   — Ничего ты в еде не понимаешь, — объясняет мне сияющая — рот до ушей — Лиана. — Это — настоящая еда для цивилизованных людей! А те куски мяса, твердые как дерево, которыми ты меня кормил — это заря цивилизации. Дикость! Убивать животных, чтобы съесть — об этом даже подумать страшно! До самой смерти не забуду, что сырое мясо ела.
   — Когда это ты сырое мясо ела?
   — В первый день. Ты же сам меня кормил. А что, разве оно не сырое было? Все равно гадость! Такое только с голода есть можно.
   С последним не могу не согласиться, и Лиана победно улыбается.
 
   На следующий день разрешаю себе понежиться в постели до полудня. Благо погода за окном располагает. Хмуро и дождь моросит. Так и кажется, что слышно, как капли по стеклу стучат. Хотя стекло здесь — броня. Запросто выдержит тот камнепад, который дальнее крыло хутора засыпал.
   Странное ощущение. Никуда не надо спешить. Перед посадкой как папа Карло вкалывал. После посадки ни дня не сидел на месте. Шел, торопился… А теперь как бы никому не нужен. Дьявол! И на самом деле никому не нужен. Волки сыты, овцы целы и вечная память пастуху… Этот мир озабочен своими проблемами.
   Встаю, наскоро умываюсь, прыгаю по комнате, разминая мышцы комплексом боевых упражнений и иду разыскивать Лиану.
   Нахожу ее в ремонтной мастерской.
   — П, п, п, в, в. Захват! эн, эн, эн, эл, эн. Левый! П, п, в, захват! — доносится оттуда отрывистая дробь команд. На столе полуразобранный механизм. Лиана ногами и голосом управляет сразу четырьмя манипуляторами. Пальцы ног всунула в сенсоперчатки — точнее будет сказать — сенсотапочки, и очень ловко управляет двумя манипуляторами, напоминающими железные руки с пятью пальцами. Двумя другими манипуляторами с отверткой и гаечным ключом управляет голосом.
   — Привет! Что у тебя здесь?
   Лиана отвечает ослепительной улыбкой.
   — Доброе утро, соня! Левый болт никак не поддается. Приржавел.
   — Дай-ка я попробую, — капаю под шляпку болта керосином, накладываю разводной ключ и рывком проворачиваю. — Порядок.
   — Игнат, все сообщество мунтов выносит тебе искреннюю благодарность за спасение меня и технохутора! — торжественно произносит Лиана. — В сети только о тебе и говорят!
   — Откуда обо мне знают?
   — От Веды. Я утром вышла в эфир — это такой восторг! Столько поздравлений получила! Тебя все благодарят! И Веду все поздравляют! Я же тебе говорила, она все может! Ей только взяться!
   Веда все может… Забавная мысль. А я становлюсь известным в этом мире. На фига мне это?
   — Веда обо мне что-нибудь говорила?
   Лиана мило краснеет.
   — Говорила. Чтоб я тебя не боялась.
   — Понятно. Отдохни полчасика, сейчас света не будет. Я наведу порядок в генераторной.
   Навожу порядок в генераторной. Ставлю на место кожухи генератора, восстанавливаю блок питания компа и приступаю к планомерному ремонту оборудования технохутора. Лог-лист неполадок такой длинный, что до конца просматривать не стал. Попросил комп отсортировать неисправности по важности и начал с первого пункта. На корабле текущим ремонтом пять биолет занимался, так что работа знакомая. Техника немного другая. И запущена сильно. Капитального ремонта лет двести не было. Но ремонт — он и в Африке ремонт.
   Лиана прилипла банным листом, открыв рот смотрит на мои руки и задает тысячи вопросов. Никогда у меня не было такого старательного ученика. Вслух я ей не отвечаю. Она считывает ответ из моих мыслей. Не знаю, как она в них разбирается, но кажется, ей хватает.
   Все время остро не хватает запчастей. Стеллажи мастерской почти пусты. Где взять запчасти, Лиана не знает. Спрашиваю у компа.
   — На складе, — сообщает комп.
   — Склад — это в том конце, — объясняет Лиана.
   — В каком — том?
   — В том конце — это где обвалом все засыпало. Туда не попасть.
   Вывожу на экран трехмерную схему технохутора, потом поднимаюсь на верхнюю площадку башенки и смотрю, что имеем в натуре. Дальнее крыло и на самом деле засыпало основательно. Стены здесь толстые, прочные. Почти наверняка выдержали. Но раскапывать вход — на это годы уйти могут.
   — Обвал еще при моей бабушке случился, — рассказывает Лиана. — Меня тогда на свете не было. А мама была молодая совсем. Моложе, чем я сейчас.
   — Ты понимаешь, что без склада мы не сможем отремонтировать все?
   — Да, — грустнеет девушка.
   — Думай, как попасть на склад.
   — Никак… Бабушка думала, мама думала. Никак туда не попасть.
   Вновь изучаю на компьютере схему дальнего крыла технохутора.
   — Хорошо. Переднюю стену и ворота завалило. А заднюю вы пробить пытались?
   — Бабушка пыталась.
   — Ну и?
   — Что «ну и», что «ну и»? О чем ты сейчас думаешь? Как на склад попасть. Неужели не ясно, чем все кончилось? Эту стену всю жизнь долбить можно. А у бабушки только один Крабик остался. Его беречь нужно.
   Спускаюсь вниз и вновь вожу пальцем по схеме.
   — Это что за туннель?
   — Кабельный колодец.
   — А этот короб?
   — Вентиляция.
   — Если здесь пробить стену, можно из кабельного колодца попасть в вентиляцию.
   — Ну и что? Там только ползком можно. И не развернуться. Крабик туда не влезет.
   — Я туда влезу.
   — Назад не вылезешь. Это верное самоубийство.
   В чем-то Лиана права. Для мунта это действительно самоубийство. Червяком ползти семьдесят метров по вентиляционной шахте, а там решетка… Чем ее снимать? Зубами? Затем — шесть метров вниз. На складе потолки высокие…
   Долго простукиваю стены кабельного колодца. Потом несколько ударов кувалды — и путь в вентиляционную шахту открыт. Обвешиваюсь инструментами, закрепляю на голове повязку с самым хорошим аккумуляторным фонарем, который удалось найти, и влезаю в вентиляцию. Места в этом коробе ровно столько, чтоб можно было ползти вперед. Назад ползти будет очень сложно. Лиана всхлипывает за спиной. За уши ее бы отодрать.
   На первом же повороте остаюсь без лома. Я в поворот вписываюсь, а хороший, тяжелый двухметровый лом — нет.
   — Будь самой горькой из моих потерь… — бурчу под нос сонет Шекспира, прикидывая в уме, смогу ли вписаться в этот поворот задним ходом. Сомнительно… Отсчитываю три ответвления вправо, после четвертого вышибаю вентиляционную решетку и освещаю зал лучом фонарика. Это какой-то гараж. До пола метров пять. Закрепляю «кошку» на обрезе вентиляционной шахты и спускаюсь по веревке. Щелкаю выключателем на стене. Удивительно, но свет загорается. Значит, кабели электросети не перебиты. Повезло. «Мы везунчики» — говорил Бонус. Пока был жив.
   Долго в унылом восхищении брожу по залам склада. Здесь есть ВСЕ. Два поколения мунтов экономили на всем, боялись выбросить кусок пленки, обрезок жести, ржавую гайку. А за стеной — изобилие…
 
   … поворвчиваю вентиль на баллоне с кислородом. Пламя из желтого становится голубым. Если верить инструкции, две с половиной тысячи градусов. Опускаю забрало термоскафандра и включаю электротермическую насадку. Плафоны на потолке заметно тускнеют, зато температура струи на выходе резака поднимается до пяти тысяч градусов. Почти как на Солнце. Там шесть тысяч.
   Бетон тает под пламенем как кусок льда под струей кипятка. Но очень скоро приходится погасить резак. Иначе я спекусь. Даже в скафандре. Или баллоны с газом взорвутся. Оттаскиваю их на всякий случай подальше. Я выжег в стене кратер глубиной с руку. То есть, сантиметров семьдесят. А сколько осталось? На Луне стены куполов — два метра бетона. А на Земле своими глазами видел отколовшийся кусок крепостной стены больше трех метров толщиной. На три метра кислорода для резака не хватит.
   Воздух вновь становится прохладным, а кратер и подтеки на полу больше не светятся багряным. Зажигаю резак. Теперь прожигаю узкое отверстие. Новая беда — бетон кипит и брызгает расплавленным металлом арматуры. «Если у вас испортился спин-генератор, отойдите подальше, чтоб не забрызгать костюм расплавленным металлом». Ты думала, Вулканчик, это шутка? Я тоже так думал.
   Есть! Толщина стены — около метра. Осталось вырезать симпатичный дверной проем. Это мы могем. На это трех баллонов кислорода хватит.
 
   Бетон еще горячий, поэтому беру Лиану на руки, переношу через порог. Крабик секунду колеблется, сканирует инфракрасным глазом горячий участок пола. Но хозяйка удаляется. Решившись, он бодрой рысцой устремляется за ней. Пока Лиана, пораженная, бродит между стеллажами, я отбираю в корзинку, висящую на локте, нужные запчасти. Грибник — да и только.
   — Лиана! Я ухожу.
   В ответ — тишина.
   — Лиана!!!
   Делать нечего. Иду разыскивать. Лиана стоит на коленях перед рядом замерших как на параде шестиногих киберов — спутников мунтов. Красива она со спины. Обхожу девушку, сажусь перед ней на корточки.
   — Ну? В чем дело?
   Лицо у нее — как маска. Только слезы обольно текут по щекам и капают с подбородка на бетон.
   — Что случилось?
   Лицо страшно искажается.
   — А-а-а-ву-у! — В этом вопле нет ничего человеческого. Подхватываю девушку на руки и спешу в медицинский сектор. И лишь по дороге понимаю, что это очередная истерика.
   — Их много! Много! Ты понимаешь, их много! Мама, мамочка, прости меня!
   Укладываю на кровать, закутываю одеялом, заставляю проглотить капсулу транквилизатора. Лицо девушки опять застывает трагической маской.
   — Ты видел, их много…
   — Кого?
   — Крабиков.
   — Не меньше десятка.
   Лиана лежит на спине как покойница, только из глаз текут слезы, стекают по вискам в уши и на подушку. Покопавшись в аптечке, делаю ей инъекцию снотворного. Дожидаюсь, пока девушка заснет.
   — Крабик, иди за мной.
   Кибер смешно переминается на месте, но не спешит выполнить приказ. Беру его за манипулятор и веду как ребенка за ручку. Тут уж он не осмеливается своевольничать. Но почему-то я уверен: стоит его отпустить, убежит к хозяйке. Поэтому, приведя его на склад, первым делом откидываю щиток на грудке и отключаю ходовую часть. Ставлю на зарядку двух его собратьев. И, чтоб сэкономить время, запускаю на обоих стандартную процедуру техобслуживания. Пока киберы взвывают давно не смазанными сервоприводами и щелкают манипуляторами, иду на воздух.
   Какая здесь прелестная, изумрудная трава…
   На ближайшие две недели задача ясна. Вахта. Обычная вахта, как на корабле. Привожу технохутор в порядок. Что потом? В егеря податься? Девок портить, мужикам яйца резать? Зачем? Чтоб выполнить клятву, данную Звездочке? Мужики в эту клятву не входили.
   Хороший вопрос — зачем? С него надо было начинать. Знаю я, зачем егеря режут яйца соотечественникам? Что вообще я знаю об этой планете? Сначала нужно разобраться с ситуацией. Раз есть технохуторы, значит есть те, кто их построил. Города, заводы — все должно быть. Одного кибера можно изготовить в мастерской. Но здесь их десяток. Однотипных. И у Веды такой же. Где-то есть завод. И хотя бы поселок умных, хорошо образованных инженеров.
   К черту одичавших дикарей, пойду искать цивилизацию.
   Возвращаюсь на склад. Мои киберы чинят друг друга. Молодцы, ребята. Дожидаюсь, когда кончат, и копирую жизненный опыт Крабика в обоих новеньких. Одного из новеньких вновь ставлю на консервацию. Подумав немного, снимаю с Крабика помятые пластины кожуха и ставлю на новенького. Лиана наверняка не захочет расставаться со своим хромоножкой. Скажу, что починил.
   Черт! Она же телепатка… Ладно, ее проблемы. Что сделано, то сделано. Ставлю Крабика на консервацию, а новенького отправляю к девушке.
 
   — Игнат, прости меня. Больше не повторится, честное слово. Мне самой стыдно, что так расклеилась.
   — Забыли.
   — Нет. Я должна объяснить… Ты обо мне неправильно думаешь. Я должна объяснить… Это очень важно — то, что ты сделал. И ты должен знать, какая я сволочь, и какой была моя мама. — Лиана говорит подчеркнуто спокойно. Слишком спокойно. На грани срыва.
   — Изливай свои печали. Только не надейся на сочувствие. О'кей?
   — Я не хочу, чтоб ты меня жалел. Постарайся только понять. Это не для меня, это ради мамы. Ради ее памяти. Мою маму звали Корина. От бабушки ей остался только один Крабик. А когда родилась я, он стал общий для нас обеих. Понимаешь? Мы все время должны были быть рядом. До тринадцати лет все было нормально, а потом… Потом я захотела свободы. Я же знала, что рано или поздно Крабик станет моим. Как до этого он стал маминым. Мы обе отлично это знали. Я стала ревновать маму к Крабику. Я проклинала себя, но ничего не могла поделать. Будь вместо мамы Тоби, все было бы хорошо. Но мы с мамой телепаты… Она все чувствовала. Сначала я старалась уходить в горы с Тоби. Но он… Ему хотелось меня осеменить. Тогда мама загрузила меня учебой. Целыми днями заставляла изучать все, что было на хуторе. Всю технику, все механизмы — до последней гайки. С электроникой у мамы было хуже. Она сама не все понимала, но ночами просиживала перед экраном компа, а потом объясняла мне. Два года сплошной зубрежки — ты можешь себе это представить?
   — Могу. У меня было пять лет.
   — Мама старалась обучить меня всему, что знала сама, а когда решила, что все… Ты ходил на берег реки?
   — Нет еще.
   — Там песчаная отмель. Мама называла ее золотым пляжем. Она любила купаться. А я так и не научилась плавать. Мама всегда мечтала узнать, куда течет река. А когда решила, что я выучила все, что знает она… У нас на двоих был всего один Крабик. Мама вошла в реку и поплыла вниз по течению. И Крабик стал моим. Ты понимаешь, она сделала это, чтоб у меня был свой собственный Крабик. Маме только-только тридцать пять исполнилось. А на складе крабиков много. Они вдоль стенки рядами стоят. Когда я увидела…
   — Понимаю.
   Стоило кузнечиком пятьсот лет прыгать по галактике, чтоб сесть на такую дерьмовую планету. — Этого я не сказал вслух. Но Лиана услышала. Телепатка.
   — Ты НЕ ВСЕ понимаешь. У моей дочери будет СВОЙ Крабик. С самого начала свой. Мы сможем жить вместе долго-долго. Благодаря тебе.
   «Они жили счастливо, а потом долго-долго» — говорила Вулканчик.
 
   Наладил пищевой синтезатор. Только с блоком пищевых красителей не справился. Фиолетовое мясо, или мясо цвета детского поноса ничем не привлекательней зеленого. Вулканчик всегда утверждала, что художник и я — вещи некомпланарные. А Бонус принимался вопить, что это конгениальная мысль. А Звездочка сердилась на них и говорила, что они зато в музыке не копенгагены, ре-бемоль от до-диез отличить не могут. Поэтому я плюнул на блок красителей, оставив все как было. Колбасы, бифштексы, антрекоты и лангеты получаются всех оттенков зеленого: от болотного «хаки» до бирюзового. Запрограммировать Крабика на работу с ножом и вилкой не смог, и перед подачей на стол сам нарезаю мясо мелкими кусочками. И Лианину порцию, и свою.
   Девушка тоже включилась в работу. Наводит чистоту во всех помещениях, красит в яркие цвета стены. Раньше экономила краску, пластик, ресурс Крабика, теперь словно опьянела от избытка всего. Порхает по хутору радостная, целеустремленная, измазюканная в пыли и краске. Как можно измазюкаться без рук, не понимаю. За ней тенью следует Крабик. Такой же измазюканный. То с пылесосом, то с краскопультом.
   Лог-файл требующего ремонта оборудования становится все короче. Как на корабле — вышел из анабиоза, три-четыре недели корячки, по уши в грязи и машинном масле, неделя отдыха — и опять в анабиоз. Десять лет долой. Биогод на век реального времени.
   Вахта… Просто вахта. Неужели сложно представить, что я на корабле? Я проверяю энергосистему. Звездочка тестирует системы саркофага. Могу позвать ее в любой момент. Она спросит, ничего, что у нее руки грязные.
   Ремонт электроники — раскрытый чемоданчик универсального тестера, руки по локоть в пыли. Извлекаю ТЭЗ, сдуваю пыль, очищаю контакты, вставляю в диагностический слот тестера. Девяносто процентов неисправностей — нарушение контакта в разъемах. Вынул-вставил, и все заработало.
   Ремонт механики — руки по локоть в машинном масле.
   Вахта… Сколько их было за пятьсот лет полета. Или за пять биолет… Вахта, неделя отдыха, десять лет анабиоза. Вахта, отдых, анабиоз… Или аварийное пробуждение — это если уровень Волны нарастает. Тогда — спешка. Ремонт самого необходимого, выбор направления прыжка, запуск зондов-скаутов… А когда скауты кончились, мы прыгали вслепую. Наудачу. Иногда по четыре, по пять раз, прежде, чем находили спокойный космос. Но Волна к тому времени уже шла на убыль.
   Это просто вахта, — внушаю я себе. Вечером вернусь в свою каюту. В нашу каюту. Придет Звездочка, устало улыбнется мне, и все будет хорошо. Это самая обычная вахта. Руки в смазке, руки в пыли… Утечка гидравлики, лопнувший подшипник, окислившийся контакт. Короткое замыкание, заклинивший подшипник, закупорка гидравлики. Зеленый экран тестера: «ТЭЗ исправен», «ТЭЗ не опознан», подшипники, пневматика, загустевшая смазка, сорванные болты, сбитые в кровь костяшки пальцев… Обычная вахта. Где-то за стенкой трудится Бонус. А девочки восстанавливают ресурс систем жизнеобеспечения.
   Неужели трудно представить?
 
   Просыпаюсь оттого, что в мою постель пристраивается кто-то еще.
   — Звез…
   — Это я, Лиана.
   Конечно, Лиана. Кто же еще? Звездочка умерла. Давно умерла. Еще там, в космосе. Господи, ну почему она, а не я?
   — Игнат, я хочу заменить тебе Звездочку. Я буду совсем как она. Ты только подумай, и я все сделаю. Я буду очень стараться. А ты будешь осеменять меня, как ее. Всегда-всегда, когда захочешь.
   — Мой брачный сезон позади, — равнодушно говорю я. С телепатами приятно иметь дело. Не нужно врать. Можно оставаться самим собой. Главное — не строить из себя кого-то. А для этого нужно сначала умереть душой. Стоит только умереть душой — и ты готов к переходу на следующую ступень эволюции. Забавно, право.
   — Док, я же изрядный сволич, — спрашивал я психолога перед стартом. — Только честно дыши. Неужели на всей Земле кандидата получше не нашлось?
   — У тебя отличное здоровье и идеальная наследственность. А сволочиться в полете тебе будет не с кем, — сказал он мне. — Группа подобрана с учетом твоих выкидонов. Психологическая совместимость очень высокая. А когда вы начнете размножаться, твой сволочизм найдет применение. Первобытному племени нужен вожак. Ты на эту роль подходишь. Так что лети с богом. Или к черту — это уже на твой выбор. Будь самим собой и не забивай голову чепухой.
   Док не верил, что мы удержимся на цивилизованном уровне. Мне тоже было на это плевать. Это — проблемы потомков. Можно ли мунтов считать моими потомками? В город надо. Надо идти в город, искать ответы…
   — У тебя мертвое сердце, холодная душа, но большие, добрые руки. Не уходи, пожалуйста, — просит Лиана.
   «У тебя большое, доброе сердце», — сказала мне как-то Звездочка. «Я знаю. Я держала его в руках».
   Она действительно держала в руках мое сердце. В ту смену я должен был выйти из анабиоза первым, но что-то отказало в аппаратуре саркофага. Не сумев разбудить меня, комп начал будить следующего. Девочки успели вытащить меня с того света. Тогда еще работала биованна регенератора. На груди даже шрамов не осталось. Семьдесят лет спустя — семь вахт спустя — регенератор вышел из строя навсегда.
   — Ты хочешь уйти. Не уходи пожалуйста. Ой, я не то сказала. Не слушай меня, забудь. Иди, если надо, только вернись, ладно? Я буду тебя ждать. Всегда-всегда буду ждать. Я хочу, чтоб ты меня осеменял. Только меня. Но, если ты голышек осеменять будешь, я не против. Честное слово, не против. Игнат, ты только не сердись, но нельзя все время жить прошлым.
   — Ты хоть слова такие знаешь — любовь и секс?
   Лиана долго вслушивается в мои мысли.
   — Теперь знаю. Я тебя люблю.
   — Спи.
 
   — Ты вернешься?
   Застегиваю клапан рюкзака, проверяю заряд станнера.
   — Не знаю.
   — Можно тебя попросить? Я не о себе, я о Веде.
   — Говори.
   — В нашем секторе егерей мало. Нужно новых воспитывать. Приведи Веде мальчика из дегов. Только не старше пяти лет.
   — Где я его возьму?
   — В деревне.
   — Кто мне его там даст?
   — Укради… Игнат, ты чего насупился. Господи, ну не будь таким наивным идеалистом! Ты же не Тоби. Почти все егери из украденных детей. Сироты вроде Тоби — исключение.
   За такое надо убивать, — подумал я, но Лиана услышала.
   — Ну что ты как маленький! Да, мы крадем детей и воспитываем из них егерей. Мне тоже это не нравится, ну и что? Нам человечество как вид спасать надо. Мы бы сами егерей нарожали, да не можем.
   — Ты считаешь это оправданием?
   — Ничего я не считаю. Тут все просто как дважды два. Еще лет двести пройдет, ни одного технохутора не останется. Мы, мунты, вымрем. Деги окончательно одичают, язык забудут. Голыши и так дикие. Людьми останутся только потомки егерей. Ради этого мы, мунты живем, ради этого мир вертится. Если знаешь, как лучше сделать, скажи. Мы не знаем.
 
   Лиана и я. У нас похожие судьбы. Смерть матери на совести девушки. А Бонус погиб из-за моей тупости. Ведь это я должен был выпрыгнуть из кресла и подать пример. Бонус не мог сам догадаться покинуть кресло, он пилот. Пилот занят кораблем, думает о корабле и только о корабле. Это закон. Думать об экипаже — мой долг. У меня было больше четырех секунд на раздумья. Вагон времени… В смерти Бонуса виноват я и только я. Может, обывателю это непонятно, но очевидно даже желторотому курсанту. Будь в кабине Вулканчик…
   Я зажмурился — и как наяву увидел кабину шаттла, девочек в креслах.
   — Геть з кресел! — завопила Вулканчик, схватившись за привязные ремни у плеч. У нее-то времени отстегнуться не было. Луиза сбрасывает ремни и хладнокровно ждет, когда вылетит третье кресло второго ряда…
   «Мы бессмертные» — говорил Бонус.
   Я не успел отойти и на десять километров, как откуда-то вынырнул Тоби.
   — Я так рад, что ты сумел помочь Лиане. Я бы не сумел. Корина пыталась научить меня технике, но я все равно ничего не понял.
   — Как ты узнал, что я починил генератор?
   — А свет в окошках увидал. Я тут недалеко был. Вдруг моя помощь понадобилась бы.
   Вскоре в голове установилась знакомая пустота. Тоби болтал без перерыва. Но сейчас мне нужно обдумать свои планы. Не даст ведь сосредоточиться.
   Я резко остановился, и егерь чуть не налетел на меня сзади.
   — Тоби, ты любишь Лиану?
   — Любишь — это что за слово? Я его не понимаю. Ты его неправильно говоришь. Вот сливы я люблю. А о людях так не говорят.
   — Ну, ты хотел бы ее осеменить?
   — Да-да! Только не так, как голышек. А чтоб она тоже… Чтоб я — и она. И мы вместе… Только она не хочет…
   — Иди — и возьми ее. Не захочет — возьми силой. Тебя она простит. Она сама хочет тебя, только себя не понимает. Но запомни главное: никогда не жалей мунта. Понимаешь? Они ненавидят, когда их жалеют. И не жди от Лианы детей.
   — Я знаю. Мне Веда говорила. У нас будет дочка без рук. Я раньше не знал, а потом мне Веда рассказала. Но вдруг Лиана не захочет меня?
   — Будь егерем, черт возьми! Все у вас будет хорошо, поверь мне. Сначала она будет сердиться, но потом все тебе простит. Иди к ней.
   Я стоял и смотрел, как Тоби, неуверенно оглядываясь, направился к хутору.
   — И никогда не жалей ее, слышишь?!
 
   Через десять дней он догнал меня. Вымытый, причесанный, с аккуратно подстриженной бородкой. И молча пошел рядом.
   — Все нормально? — спросил я.
   — Хутор таким новым стал. Стены чистые, яркие, радостные. Я никогда его таким не видел, — уныло отозвался Тоби. — Лиана сказала, теперь всегда так будет.
   — Что у вас случилось?
   — У нас все хорошо. Она покорилась мне. Теперь я всегда могу придти на ее хутор и осеменить ее. Так и сказала: «Моя дверь всегда открыта для тебя». Только… Игнат, нехорошо это получилось. Она любила тебя, а теперь ненавидит. Не надо было тебе уходить с хутора. И меня не надо было посылать. Она сказала, что не любит меня, но будет слушаться. Вот если бы я пришел за ней раньше, пока она тебя не полюбила… А теперь она тебя ненавидит. Плохо это. Ты помог ей, а за помощь взял кусок ее души. Помогать нужно так, чтоб потом не было больно, я так понимаю.
   — Ты догнал меня, чтоб это сказать?
   — Нет. Лиана просила показать тебе дорогу в город. И передать, что она ненавидит тебя.
   — Любит — ненавидит… Мура все это. Теперь тебя любить будет.
   — Нет. Со мной она дружит. А тебя любила.
   Я выругался. Вслух.
 
   Четыре дня Тоби шагал рядом со мной и молчал. Молчаливый Тоби — от этого делалось немного не по себе. Хмурится и думает. Искоса на меня поглядывает. На пятый день его прорвало.
   — Безрадостный ты человек, Игнат. Идешь — только под ноги смотришь. Посмотри, как красиво вокруг! А ты идешь, торопишься. И я с тобой иду. Тоже безрадостным стану. Вот скажи, куда ты идешь?
   — В город.