– Итак, приступим, – продолжил тем временем Фей. – Сразу оговорюсь. Использование этого метода не зависит от вашего уровня в магии, а только от воли и умения концентрироваться. Поэтому не стоит сразу пытаться повернуть реки вспять. Начните с чего-нибудь полегче. С чего-нибудь элементарного, с того, что точно может произойти, вполне реально… пусть и не обязательно произойдет, но может. Это пункт первый. Желание должно быть осуществимо в принципе. Причем для его реализации не нужны глобальные потрясения. Второе. Желание должно быть действительно желанием. Не тем, что вы должны сделать… из-за долга или в силу обстоятельств. Это должно быть что-то, что вы действительно хотите. Не раздумывая, надо или нет. Не задаваясь вопросом: зачем? Не сомневаясь, правильно ли вы поступаете. Вы должны просто хотеть этого. Желать, жаждать. Когда такое желание возникло, наступает собственно этап реализации. В какой-то момент вы должны решить: «Так будет». Раз и навсегда осознать, что именно так и будет. И ни капли не сомневаться. Ни единой мыслью. Ни единым движением души. Не говоря уже о словах или действиях. Итак, вы должны быть абсолютно убеждены в свершении задуманного… и отпустить эту мысль от себя. Оставить в покое и никогда к ней уже не возвращаться, по крайне мере, пока желание не исполнится. Не думать, не переживать, не сомневаться. Даже мысленно никак не касаться этой идеи.

Все тяжко вздохнули. Нечто подобное они делали и на других уроках. В магии никогда нельзя сомневаться в своих силах. Одно сомнение, одна подленькая мыслишка: «А смогу ли?» – и все, считайте, что заклинание сорвалось. Кстати, именно поэтому маги так часто добиваются небывалых высот… и – как следствие – становятся деспотами. Привычка всегда считать себя правыми. Впрочем, у настоящего мага всегда есть и противовес ей – постоянное желание открывать для себя нечто неизвестное, понимание того, как много еще таится во тьме непознанного.

Да и «отпустить» – тоже частая техника. Заклинания часто подвешивают на рефлекс, на реакцию, направленную на определенные действия. То есть энергия сплетается в кружево заклятия, при этом оно остается лишь чуточку незавершенным, а когда магу надо – срывается в бой. Но держать его в голове, думать о нем постоянно невозможно. Так и свихнуться недолго. Да и не получалось бы тогда реагировать со скоростью рефлекса. Поэтому будущих волшебников учили прежде всего тому, как удержать заклинание лишь краешком мысли, не более. Трудность состояла в том, что не думать о чем-то на самом деле очень сложно. Самый известный пример этого: не думайте о большой белой обезьяне, которая, прыгая на левой ноге, правой рукой чешет себя за ухом. Ну как, не думаете? Ага, думаете! Хотя секунду назад еще не думали. Понимаете теперь, в чем сложность? Держать образ в голове, но не думать о нем.

Понятие «отпустить» было очень близко к этому. Представьте, что большая белая обезьяна, прыгающая и что-то чем-то чешущая, – это именно то, чего вы страстно хотите, ну, к примеру, увидеть. А вот теперь попробуйте сказать миру: да, я ее увижу! Вложить в эти слова все свое желание и забыть. Может, об обезьяне вам и удастся забыть, а вот о каком-нибудь реальном желании вряд ли.

– Сейчас мы займемся этим на практике, но сперва еще несколько замечаний. Прежде всего… э-э… самое главное. Подумайте хорошенько: оно вам надо? Помните старую мудрую поговорку: «Будьте осторожнее в своих желаниях. Потому что они могут сбыться»? Воистину золотые слова. Особенно точно это относится к желаниям, сбывшимся благодаря магии. Магия не рассматривает последствия вашего желания. Ей плевать на причины, побудившие вас к действию. У нее есть посыл, ваша мысль, ваше сильное искреннее чувство – вот на них она и ориентируется. И выполнит именно так, как было указано, как представляли вы в тот – ключевой – момент, а не как лучше или безопасней. А маг ответственен за то, что он наворотил. Причем в куда большей степени, чем простой человек, ведь маг движет силы немаленькие. Любое их колебание отражается на этом мире, и волшебники обязаны просчитывать последствия своих капризов.

Дальше преподаватель еще долго вещал о принципах действия, вселенской воле, разуме и тому подобном. Ива не поняла ничего. Из их компании вообще разобрался только Златко (по крайней мере, сделал вид). Направление Разум, что тут поделаешь? Но когда на перемене попытался объяснить, все только еще больше запутались.

– Ничего не поняла.

– Ну не поняла – и незачем, значит, – махнул рукой Синекрылый.

– Как это незачем?! – возмутилась травница. – Я тоже хочу, чтобы мои желания сбывались.

– А что тебе мешает? – Сзади неслышно для знахарки подошел Ло. Чмокнул ее в щечку – наверняка назло ее друзьям – и продолжил: – Разве, чтобы лечить каким-то зельем, тебе обязательно знать его состав?

– Конечно! – переключилась Ива на новую жертву. – А как я пойму для чего оно?

– А разве не бывает так, что ты покупаешь или берешь, скажем, у родственницы зелье от какой-то болячки, но точного его состава не знаешь?

– Ну-у, – вынуждена была признать девушка, – иногда бывает. Я же не могу разбираться во всем.

– Вот и тут то же. Тебе дали готовый рецепт, надо только опробовать, каков он в деле.

– Ох…

– А ты пробовал? – вдруг спросила гаргулья. Как бы ни не любила она вампира, но любопытство было сильнее.

– Конечно. Для вампиров вообще характерны более простые желания, отсутствие сомнений, умение концентрироваться, не отвлекаясь на чувства или неуверенность.

– И как? Получалось?

– О! Ива, тебя Владигор ищет, – поднял голову о чем-то напряженно думающий Калли.

– Где?! – встрепенулась знахарка, покрутив головой в разные стороны.

– Сейчас в конце коридора появится, – вновь погружаясь в какие-то неведомые думы, махнул лапкой Светлый.

Травница глянула в указанном направлении: до конца коридора было еще ой как далеко. Эльфы, ну что тут еще скажешь?

Гаргулья непочтительно хмыкнула. Однако буквально через мгновение в указанном месте нарисовался Ивин учитель и замахал ей руками, мол, подгребай. Знахарка горестно вздохнула и поплелась ему навстречу.

Владигор как всегда излучал энергию. Она прямо-таки светилась в нем. Мужчина чуть ли не за шкирку втащил ученицу в свой кабинет. Там устроил массированную проверку знаний, во время которой похвалил одиннадцать раз и сделал двадцать четыре замечания. Травница, уже привыкшая к этой манере, мужественно терпела, надеясь, что учителя надолго не хватит. Однако этим надеждам не суждено было сбыться. Впрочем, как всегда. Урок закончился весьма обширным домашним заданием и еще более длинным списком поручений.

– Владигор! Опять тащиться в эту даль! – Ива с ужасом разглядывала врученные ей бумаги.

– Вот именно! У меня нет времени ходить куда гоблин не скакал!

– Как будто у меня есть!

– А чем тебе еще заниматься?

Ива аж задохнулась от возмущения.

– Я учусь! Один ты мне вон сколько уроков поназадавал!

– Найдешь время, – только отмахнулся мужчина.

– Ну, Владигор, – поняв, что с возмущением номер не прошел, заканючила девушка, – туда далеко идти, стра-а-ашно…

– Возьми друзей. В конце концов, у тебя парень есть. – Владигору Ло тоже не нравился.

– Он мне не парень! – возмутилась травница.

– Столько уже за тобой таскается – и не парень? – подначил маг.

– Не парень! – По правде говоря, Ива сама не могла понять их отношений. Уже не дружба, но еще не… не… ну, короче, НЕ… – Это он просто на что-то надеется!

– Еще лучше. Не откажется.

Поняв, что сегодня разлюбезный учитель непробиваем и на провокации не поддается, знахарка еще немного поворчала и принялась собирать свои вещи, чтобы отчалить.

– Добрый ты, Владигор, заботливый, – напоследок буркнула она.

– Рад, что тебе нравится, – был невозмутимый ответ.

Ива хмыкнула, повесила на плечо разом потяжелевшую сумку и, выходя, оглушительно хлопнула дверью.

Владигор даже оторвался от своих мыслей. Удивленно посмотрел на осыпающиеся с перекрытия кусочки трухи. Перевел взгляд на выглянувшего из своего домика Щапу.

– Что это с ней? – недоуменно спросил маг. (Шуш только мотнул головой, показывая, что сам не понял.) – Женщины! – тяжко вздохнул чародей, а зверек согласно кивнул.


Ива тем временем прыгала по булыжным мостовым города. Домой решила не заходить. «Ну их всех. Только время потеряю». Снова была промозглая, мерзкая погода, злой ветер и холод, пробирающий до самых костей. И надо было куда-то идти, что-то делать, хотя более всего хотелось спрятаться под плед, примостившись дома где-нибудь поближе к камину, попить горячего чайку, а может, и покрепче чего. Даже если бы вновь пришлось слушать перепалку тролля и гаргульи… лишь бы не этот ветер, этот холод, этот мрачный зимний вечер. «Когда же тут выпадает первый снег?»

Однако на обратном пути Иве вновь повезло. Видно, боги смилостивились над ней, но скорее – она просто достала их своим нытьем. Девушке снова повстречался тот трактир. На этот раз травнице даже хватило терпения на то, чтобы осмотреть заведение снаружи, а не только пялиться на витрину с пирожными. Общий вид не впечатлял. Ничего особо эффектного знахарка не обнаружила. Так себе видок. Давно уже пора обновить краску, а то кое-где она уже облупливается. Да и дверь, хоть крепкая да тяжелая, тоже явно нуждалась в заботе плотника. Три деревянные ступеньки с явным наклоном, коим вода не преминула воспользоваться, имели все шансы в скором времени попросту сгнить. Однако при всем этом было что-то такое… что манило зайти. И это были не только пирожные! При всей этой легкой небрежности, некоторой обшарпанности и простоте здесь было донельзя уютно. Так бардак в малюсенькой комнате друга радует больше бездушной вылизанности торжественных залов.

Сбоку от ступенек, на специально освобожденных от булыжников мостовой участках, рос виноград. Сейчас, зимой, он представлял собой лишь голые тонкие скрюченные стволы, отчетливо напоминающие змей, застывших, но вполне живых. Тела «змей» разнились от довольно толстых, почти в руку, до совсем тонких лоз. Но наверняка летом это было роскошное зрелище. Впрочем, даже сейчас виноград как-то умудрялся скрывать название трактира, заслоняя собой потертую выцветшую вывеску. Что-то длинное и, кажется, на «С» начинается…

Не дав себе труда задуматься, Ива взбежала по низким ступенькам и потянула тяжеленную дверь. И вновь оказалась в центре внимания.

– А, госпожа чародейка, – поприветствовал ее все тот же странный трактирщик. – Вашим друзьям понравились пирожные?

– Да, спасибо. Очень, – вежливо улыбнулась травница. «Когда это я говорила про друзей? Впрочем, не так уж трудно догадаться». Знахарка всегда восхищалась способностью людей, имеющих за плечами большой опыт, видеть людей насквозь. Таким даром обдала тетушка. Она говорила, что оный должен быть и у Ивы. «Опыт поколений с годами превращается в дар»,– вспомнила девушка свои собственные слова. Только пока, если таковой и был, то успешно маскировался. А как знахарка добралась до магии, так и вовсе залег на дно. Владигор говорил, что постепенно Ива научится колдовать не в ущерб другим способностям, пока же…

В этот раз трактир был почти полон. Свободных столиков не было, однако уйти отсюда травница не согласилась бы ни за какие коврижки. Поэтому внимательно огляделась, ища к кому бы подсесть. Типы с тьмой под капюшонами отпадали сразу. Компания наемников тоже. Никаких приключений на собственный зад сегодня не хотелось. А вот к горожанке можно попробовать подсесть – благо это была все та же девушка, что и в прошлый раз. Молодая понурая незнакомка с незапоминающейся внешностью, разве что носик острый выделяется. «Хотя, – подумала Ива, – я не совсем честна». Она все же чем-то задевала (нет, не носиком, тот не был настолько выдающимся). Было в ее облике такое, что просто кричало о беспросветном отчаянии. Отчаянии, которое ломало душу, но с которым не было никакой возможности смириться. К которому немыслимо привыкнуть. И которое убивает бесконечной всепоглощающей болью.

Знахарка передернула плечами. Дурацкая привычка делать выводы, не имея ни единого факта!

– Извините, можно присесть? – Ива изобразила на лице улыбку.

Девушка подняла глаза, и на мгновение стало страшно от бездны, отражающейся в них. Но то был лишь миг, потом вновь их задернула пелена равнодушия.

– Да, пожалуйста.

Магичка отодвинула стул и плюхнулась. К ней тут же подскочил мальчишка в белом фартуке, немного нелепо смотревшемся на его тонком тельце.

– Что будете заказывать?

Какое-то время Ива выбирала, потом украдкой взглянула на то, что стояло перед незнакомкой. По виду и запаху это было самое дешевое пойло, которое без закуски потреблять невозможно. Но ничего съестного на столе не наблюдалось. Вывод напрашивался сам собою. Особенно если добавить к оному потертую, непрезентабельную одежду, сбитые домашней работой пальцы и полное отсутствие на молодой женщине хоть чего-то ее украшающего.

Травница вздохнула и повернулась к соседке уже открыто. На лице отразилась беспечная улыбка.

– Извините, пожалуйста, еще раз. У меня совершенно дурацкая привычка: я не могу кушать в одиночестве. Может, вы составите мне компанию? Я с удовольствием закажу вам что-нибудь. – Ива отчаянно надеялась, что ее актерских способностей хватит хотя бы на первое время.

Незнакомка выглядела донельзя удивленной. Потом ее серые глаза подозрительно прищурились. Травница усиленно сияла наивной улыбкой.

– Ну понимаете, у магов свои причуды. – В пальцах появился золотой, который точно покрыл бы оба заказа. Чародейка обернулась к мальчишке. – Значит, так, мой дорогой. Принеси мне вот эти три пирожных, две… – Делая заказ, Ива украдкой скосила взгляд на девушку. – А как вы относитесь к сладкому? Надеюсь, вы не из тех, кто денно и нощно следит за фигурой?

– Э-э-э… нет. – Похоже, такого напора незнакомка не ожидала.

– Тогда давайте я закажу вам то же, что и себе? Или вы что-то другое хотите?

Судорожное, но явно отрицательное мотание головой.

– А вино будете? Мне это просто необходимо. Я так замерзла!

Ива продолжила тарахтеть, не давая девушке вставить и слова. Ей казалось, что она правильно определила тип людей, к которым принадлежала печальная незнакомка. Им порой приходится наступать на гордость, но сделать это – как резать себя ножом по лицу. Травница отчаянно надеялась, что девушка все же не разглядит в ее глазах жалость. Жалость, а точнее сочувствие позволительно только друзьям.

– Кстати, меня зовут Ива. – Она протянула руку.

– Каи, – через едва заметную паузу ответила та.


Что может помешать двум хорошим девушкам душевно пообщаться, если у них есть пирожные и несколько бутылок вина? Правильно – ничего. Так случилось и в этот раз. Ива и Каи сидели, ели, пили, говорили. Поначалу общаться было тяжеловато, но после уговоренной на пару бутылочки дело пошло на лад.

– Так чего ты такая грустная?

– Так заметно?

– Огромными рунами по всему лицу.

– У-у-у, не знала, что своим видом отравляю всем отдых.

– Да ладно, большинству все равно.

– А тебе нет?

– Похоже, что нет.

– Я не хочу, чтобы меня жалели.

– Если я прошу рассказать, как у тебя дела, это еще не значит, что я жалею. Так в чем дело?

Девушка махнула рукой. Сейчас, выпив и немного приободрившись, она выглядела куда лучше, глаза засверкали, иногда даже проскальзывала улыбка. А может, Ива просто уже привыкла к ее лицу. Научилась распознавать эмоции на нем, видеть метание мыслей, нюансы настроений.

– Да дома проблемы.

– А что такое?

– Да муж, как всегда. У меня такое чувство, что уже недолго осталось.

– Что недолго? – Перед глазами знахарки мигом встала постель больного, расставленные рядом баночки с лекарствами и мазями, в ноздри почти ударил специфический запах долго лежащего в неподвижности тела.

– Совместное проживание.

Картинка тут же сменилась. Грязная, вонючая мужская туша, вваливающаяся в душную маленькую комнатенку. Брань, запах спиртного, плохо скрываемое отвращение. Почти удивление – как тот, кого я любила, мог превратиться в такое?

– Ты его любишь?

– Уже нет.

Ива сделала глубокий глоток.

– Тогда какого гоблина?

Разводы были вполне допустимы в Стонхэрме. Все-таки близость Магического Университета с его весьма свободными и – что немаловажно – опасными девушками, сказывалась.

– Думаю, при разделе собственности он костьми ляжет, но заберет мастерскую.

– Мастерскую?

– Да… Дело в том… что я гончар. Да, знаю, немного странно звучит. Но… вот же… Мы и познакомились благодаря этому. Когда-то учились у одного мастера. И… тогда казалось, что… он меня понимает. Что гордится моими успехами. Знает, как мне важно это. Женщины традиционно не занимаются гончарным ремеслом. Но… но я так этого хотела!!! Мне так нравилось! Мастер даже взял меня в ученицы! Говорил, что у меня талант. И… мой будущий муж… Дир… он говорил, что понимает: это суть меня. Хочет, чтобы я была счастлива, чтобы я занималась тем, что мне дорого. Тогда я думала – это выход. Что не надо будет больше подчиняться родителям, считающим, будто я как минимум позорю семью! По разумению родителей, я должна только драить полы и выполнять их прихоти! Думала, рядом с этим мужчиной получу свободу – со мной будет человек, который понимает меня, который не будет… ломать мне крылья…

Конец истории Каи оказался вполне предсказуемым. Выходя замуж за интересного, творческого юношу, она мечтала получить свободу от консервативных, властных родителей. Они с мужем планировали открыть свою мастерскую, где будут лепить чудесные горшки и прочие глиняные изделия. У Каи всегда получались весьма необычные произведения. Оригинальные и абсолютно ни на что не похожие. Дир унаследовал хиленькую, но зато собственную мастерскую. Небольшое приданое Каи позволяло привести ее в должный вид, купить невероятно модной в то время белой (из долины Пуар), с тонкими синими прожилками глины, красок, новую печь. Сказка начала сбываться. Любовь, любимое дело, долгожданная свобода – все обрушилось в одно мгновение. Мода на белую глину быстро прошла. Кто-то из магов обнаружил, что синие прожилки, так приводящие всех в восторг, опасны для здоровья. Все изделия из пуарской глины изъяли, запретив на государственном уровне ее использовать.

Может, Дир и Каи и оправились бы, но вскоре обнаружилось, что молодая женщина беременна. Беременность проходила тяжело. Помогать в мастерской, равно как и лепить изделия Каи не могла. Дела шли под откос. Особым спросом поделки Дира не пользовались. Родившиеся близнецы радостью совсем не стали. Денег не было совсем. Молодая мать не справлялась с двумя детьми. Они часто болели, как и она сама. Пришлось переехать к родителям. Те вцепились в дочь с удвоенной силой.

Каи просто задыхалась под таким гнетом. Ее пальцы раз за разом тянулись к глине, а не к пеленкам. Глаза светлели только при виде гончарного круга, а дети вызывали одно лишь раздражение… постоянным криком, необходимостью все время быть с ними, болезнями, невозможностью хоть на пару часов заняться любимым делом. Родители только подливали масла в огонь: все-то она делала не так, все неправильно. Дир, казалось, вообще ее возненавидел. Приходил домой поздно. От него несло дешевым алкоголем, любые ее слова поднимал на смех. Все в ней его раздражало. Ее жалобы только бесили. Дела шли все хуже и хуже. Дир молчал, но по его глазам было видно, что он винит ее во всех своих бедах.

– Ну а развестись? Ведь это просто невыносимо.

– Говорю же: он заберет мастерскую… Она же его вроде как… хотя, по сути, в нее вложено моих денег не меньше, чем наполовину!

– А новую купить? В конце концов, это дешевле нервов…

– Аха… думаешь, у меня найдется столько свободных денег? Без мужа, без работы, но с двумя детьми?

– А в долг?

– А кто будет отдавать? Не знаю… родители тоже бесятся, что я только о гончарном деле думаю… Да и в гильдию мне по любому не попасть. Там муж… В общем… иногда проще потерпеть…

– Мне так жаль… – Слова сами срываются с губ. А что она еще могла сказать? – А детям сколько?

– Год и девять.

– Мальчики?

– Девочки.

– Девочки… какая прелесть!!! – «Что я несу?!». – Наверное, лапочки!!!

– О да… когда спят или тихо в уголке играют.

Молчание. Лишь вновь опустошенные бокалы.

– Вот недавно открыли для себя краски…

Говорят, любовь проявляется по-разному. Иногда в тихой иронии.

– Ну краски – это не самое страшное.

– Да… особенно когда рисуют на ВСЕМ. Начиная от стен и кончая собой.

Знахарка хихикнула, чуть не поперхнувшись вином. Впрочем, картинка, представшая перед глазами, было того достойна. Два перемазанных с ног до головы в разные цвета чуда, в которых и детей-то не сразу различишь. Легкое качание головой.

– Дети для меня что-то запредельное, и как люди решаются…

– Гоблин его знает, как решаются. Срабатывает что-то в подсознании. И все… А потом… поздно.

– Все так плохо?

– Знаешь, может, с одним и ничего… но сразу два – это полный… – Девушка махнула рукой, предлагая знахарке самой подобрать ругательство.

Ива наклонила голову и слегка опустила уголки губ.

– Да-а… ты герой…

– Аха… только меня ненавидит вся моя семья…

– Почему? Из-за… гончарного дела?

– Ну, родители считают, что я вообще не должна заниматься собой. Шаг влево, шаг вправо рассматривается как побег… Гончарство – зло… и я от него просто крышей двинулась: на детей внимания не обращаю совсем. Ну… с мужем и так понятно. И опять же всему виной ремесло. Не могут люди понять, где причина, а где следствие…

– Мне так жаль… милая… правда…

– Ладно… не будем о печальном.

– Зай… я могу тебе чем-то помочь?

– Да нет… что уж тут… будем разбираться…. как жить дальше…


Выбралась Ива из трактира еще не скоро. Новая знакомая давно убежала, а ее история все никак не шла из головы. Было холодно и больно. Тоскливо как-то. «Ты забыла. Ты все забыла, Ива. Забыла, заигралась в своем волшебном мире. Окруженная верными, надежными… веселыми и какими-то… беспроблемными друзьями. Под теплым крылышком заботливого учителя, который прикрывает ото всех неприятностей, от придирок других преподавателей, обучает и наставляет. Занимаясь любимым делам. Со стипендией, деньгами Т’ьелха, случайными и не такими уж маленькими заработками. Имея впереди интересное и обеспеченное будущее. Да, забыла. Забыла, что значит перебиваться с хлеба на воду, что значит терпеть рядом тех, кто давно уже из родных превратился в палачей – искусных замаскированных палачей, кто убивает не сразу, а только после долгих мучительных пыток. Забыла, как пожирают людей болезни, особенно болезни родных. Забыла, каково это жить всей семьей на маленьком пятачке, задыхаться от чьих-то придирок, раздражения, от безденежья, от несвободы и не видеть… не иметь никакой надежды на то, что когда-нибудь что-то изменится к лучшему… А если все-таки и изменится, то так нескоро, что уже будет и не надо…». Сколько Ива, будучи знахаркой, видела таких историй… Видела, как жили с ненавистным, опротивевшим мужем просто из-за того, что больше пойти некуда, или же не прокормить и не поднять детей самостоятельно. Много ли бывших мужей помогают своим детям? А если их несколько?.. Видела, как ломаются от «заботы» родителей души, как навеки опускаются так и не распахнутые крылья, как чужая болезнь, чужая дурь, чужая злоба убивают всю радость, что могла быть в жизни. Как сжигают все хорошее ежедневные мысли об отсутствии денег. Или как убеждения родителей превращают вполне нормальных детей в забитые тени. Видела, как гаснут горящие прежде небесным огнем глаза, как тускнеют в заботах юные лица, как горбятся прежде прямые спины, как навеки опускаются плечи и уголки губ. Как мир из волшебной сказки превращается в ежедневную тягомотину, в день, который надо пережить, в равнодушие в голове и сердце, потому что иначе эту боль не вытерпеть…

Ива с трудом брела по улицам, забывая любоваться – она обычно это любила – тьмой, спускающейся на город, выползающей из узких переулков, луной, периодически вырывающейся из плена рваных облаков, кутающимся в холод и ночь миром.

Домой пришла, чуть ли не шатаясь. Еще какие-то уроды по дороге привязались. Пришлось доказывать, что даже ученик боевого мага – это очень и очень круто.

– Эй, что случилось?! – тут же все понял Златко.

Калли со своего места взволнованно засверкал очами. Даже Грым оторвался от кружки. Правда, Дэй все так же продолжала качаться вниз головой на своей балке. Но по ее каменному – и в буквальном смысле тоже – лицу никогда ничего не поймешь.

– Да ничего, – буркнула травница, шлепая на стол коробку с пирожными. – Вот ваши сладости.

Тролль шумно повел носом.

– Неужто нам будет счастье, и ты поругалась со своим кровопийцей? – подала сверху насмешливый голос гаргулья.

Мужчины с интересом уставились на знахарку.

– А вот гоблин вам! – рассердилась Ива. – Не дождетесь! Для начала, чтобы расстаться, надо сначала с ним сойтись. И не потому, что он мне так уж безумно нравится. Просто я и только я буду решать, с кем мне сходиться и с кем расходиться!

На этом травница закончила свою пафосную речь и направилась к лестнице. Почти взлетела по ней и громко хлопнула дверью.