Шварц Евгений Львович. Два клена

   Егорушка. Мама, мама, слышишь, как лес шумит?
   Фёдор. И все деревья одно говорят.
   Егорушка. «Братцы клены, бедные ребята!»
   Фёдор. «Береги-и-и-тесь! Береги-и-и-тесь!»
   Егорушка. «Выползла Баба-яга из своей избушки!»
   Фёдор. «А в руках у нее то, что деревцу страшнее всего».
   Егорушка. «Топор да пила, пила да топор».
   Василиса. Слов ваших не разобрала, но одно поняла. Страшно вам, дети. Ничего, бедняги, ничего. Перед рассветом мне и то жутко. Темно, холодно, над болотами туман ползет. Но вы потерпите. Солнце вот-вот проснется. Правду говорю. Оно свое дело помнит. А Баба-яга у нас под присмотром. Друзья, пошли разведать, не затеяла ли чего злодейка.
 
   Вбегает медведь.
 
   Медведь. Баба-яга пропала!
   Василиса. Как пропала?
   Медведь. Выползла она из избушки, а у нее в руках… Не буду при Федоре и Егорушке говорить, что. Вышла она. Мы за ней. А она прыг – и вдруг растаяла, как облачко, вместе с пилой и топором. И все. Я скорее сюда, тебе в помощь. А Шарик за нею. Для пса все равно – видно ее или не видно, растаяла она или нет. Шарик по горячим следам летит. Не отстанет. Он…
 
   Вбегает Шарик.
 
   Шарик. Хозяйка, хозяйка, выдери меня! Вот я и прут принес!
   Медведь. А что ты натворил, такой-сякой?
   Шарик. След потерял! Вывела меня Баба-яга к болотам, по воде туда, по воде сюда – и пропала. Но ничего! Котофей уселся на берегу, замер, как неживой, прислушивается. Он ее, как мышь, подстережет. А я скорей сюда, чтобы ты меня, хозяйка, наказала.
   Василиса. Я не сержусь. У Бабы-яги что – шапка-невидимка есть?
   Медведь. Есть. Старенькая, рваненькая, по скупости новую купить жалеет. Однако в сумерки работает шапка ничего. Ты, хозяйка, не думай! Шапка не шапка, но от Котофея Ивановича старухе никуда не уйти!
 
   Котофей Иванович неслышно появляется у ног Василисы.
 
   Котофей Иванович. Ушла Баба-яга.
   Медведь. Ушла?
   Котофей. Ничего не поделаешь, ушла.
   Василиса. А где Иванушка?
   Котофей. Это я тебе потом скажу!
   Медведь. Что же делать-то? Плакать?
   Котофей. Зачем плакать?
   Медведь. А что же нам, бедненьким, осталось?
   Котофей. Сказки рассказывать.
   Медведь. Не поможет нам сказка!
   Котофей. Кто так говорит, ничего в этом деле не понимает. Василиса-работница! Хозяюшка! Прикажи им сесть в кружок, а я в серединке.
   Василиса. Сделайте, как он просит.
   Котофей. И ты, хозяюшка, садись.
 
   Все усаживаются вокруг кленов. Котофей в середине.
 
   Слушайте меня во все уши, сказка моя неспроста сказывается. Жил да был дровосек.
   Медведь. У нас? В нашем лесу?
   Котофей. В соседнем.
   Медведь. А того я не видал, только слыхал о нем. Это такой чернявенький?
   Котофей. Зачем ты меня перебиваешь, зачем спрашиваешь?
   Медведь. После того как я упустил Бабу-ягу, мне кажется, что все на меня сердятся. Я понять хочу, разговариваешь ты со мной или нет.
   Котофей. Я тоже Бабу-ягу упустил.
   Медведь. На тебя ворчать не будут, побоятся. А я сирота простой.
   Котофей. Ладно, ладно, не сердимся мы на тебя, только слушай и не перебивай. Жил да был дровосек, уж такой добрый, все отдаст, о чем ни попроси. Вот однажды зимой приходит он из лесу без шапки. Жена спрашивает: «Где шапка, где шапка?» – «Одному бедному старику отдал, уж очень он убогий, замерз». – «Ну что ж, – отвечает жена, – старому-то шапка нужнее». Только она это слово вымолвила, под самой дверью: динь-динь, топ-топ, скрип-скрип! И тоненький голосок зовет, кричит: «Откройте, откройте, пустите погреться!» Открыл дровосек дверь – что за чудеса! За порогом кони ростом с котят, стоять не хотят, серебряными подковками постукивают, золотыми колокольчиками позвякивают. И ввозят они в избу на медных полозьях дровосекову шапку. А в шапке мальчик не более моей лапки, да такой славный, да такой веселый! «Ты кто такой?» – «А я ваш сын Лутонюшка, послан вам за вашу доброту!» Вот радость-то!
   Шарик (вскакивает). Гау, гау, гау!
   Котофей. Ищи, ищи, ищи!
   Шарик. Баба-яга крадется.
   Котофей. А ну, ну, ну, ищи, ищи, ищи!
   Шарик. Нет! Ошибся.
   Котофей. А ошибся, так не мешай! Стали они жить да поживать, дровосек да его жена, да сын их Лутонюшка. Работал мальчик – на диво. Он на своих конях и чугуны из печи таскал, и за мышами гонялся, а весной все грядки вскопал. Выковал он себе косу по росту, овец стричь. Ходит по овцам, как по лугам, чик-чик, жвык-жвык – шерсть так и летит. И побежала по всем лесам о Лутонюшке слава. И призадумалась их соседка злодейка-чародейка: «Ах, ох, как бы мне этого Лутонюшку к рукам прибрать. Работает как большой, а ест как маленький». Взвилась она под небеса и опустилась в лутопины леса. «Эй, дровосек, отдавай сына!» – «Не отдам!» – «Отдавай, говорят!» – «Не отдам!» – «Убью!» И только она это слово вымолвила, вылетает ей прямо под ноги Лутонюшка на своем боевом коне. Захохотала злодейка-чародейка, замахнулась мечом – раз! – и мимо. Лутонюшка мал, да увертлив. Целый день рубился он со злодейкой, и ни разу она его не задела, все он ее колол копьем. А как стемнело, забрался Лутонюшка на дерево, а с дерева злодейке на шлем. Хотела она сшибить Лутонюшку, да как стукнет сама себя по лбу. И села на землю. И ползком домой. С тех пор носа не смеет она показать в лутонины леса.
   Медведь. А как звали эту злодейку-чародейку? Что-то я в наших лесах такую не припомню.
   Котофей. А звали ее – Баба-яга!
   Баба-яга (она невидима). Врешь!
 
   Иванушка вырастает возле того места, откуда раздался голос, подпрыгивает, хватает с воздуха что-то. Сразу Баба-яга обнаруживается перед зрителем. Иванушка пляшет с шапкою-невидимкою в руках. Баба-яга бросается на него.
 
   Василиса. Надень шапку-невидимку, сынок!
 
   Иванушка пробует надеть шапку. Но Баба-яга успевает ее схватить. Некоторое время каждый тянет ее к себе. Но вот ветхая шапка разрывается пополам, и противники едва не падают на землю. Подоспевшая к месту столкновения Василиса-работница успевает подобрать топор и пилу, которые Баба-яга уронила, сражаясь за шапку.
 
   Баба-яга. Безобразие какое у меня в хозяйстве творится! Прислуга, вместо того чтобы спать, сидит да хозяйкины косточки перебирает. Я до этого Лутонюшки еще доберусь! Всем вам, добрякам, худо будет, конец пришел моему терпению!
 
   Уходит.
 
   Иванушка. Ха-ха-ха! Видишь, мама, как славно мы с Котофеем Ивановичем придумали. Ушли мы с озера, а Баба-яга за нами. А Котофей стал сказку рассказывать. А я лежу за кустами, не дышу. А Котофей рассказывает. А я все не дышу. И тут она к-а-ак проговорится! И я-прыг! Все вышло как по писаному! Конечно, обидно, что я не догадался шапку-невидимку надеть. Она и дома пригодилась бы в прятки играть! Но все же сегодня я помог тебе больше, чем вчера. Правда, мама?
   Василиса. Правда, сынок.
 
   Солнце всходит. Первые лучи его падают на поляну.
 
   Видишь, Феденька, видишь, Егорушка, как я обещала, так и вышло. Солнце проснулось, туман уполз, светло стало. Весело. Что притихли, дети? Скажите хоть слово!
   Фёдор. Мама, если бы ты знала, как трудно мальчику в такое утро на одном месте стоять!
   Егорушка. Если бы ты знала, мама, как трудно мальчику, когда за него сражаются, за него работают, а он стоит как вкопанный.
   Василиса. Не грустите, не грустите, дети, недолго вам ждать осталось!
 
   За сценой сердитый голос Бабы-яги.
 
   Баба-яга. Кыш! Куда! Вот сварю из вас куриную похлебку, так поумнеете!
 
   Выезжает избушка на курьих ножках. Баба-яга сидит развалясь в кресле за открытой дверью.
 
   Шагайте веселей. Курьи ножки, а плетутся, как черепашьи. Тпру!
 
   Избушка на курьих ножках останавливается.
 
   Ох, устала!
   Медведь. Чего тебе уставать-то! Чужим трудом живешь.
   Баба-яга. Ох, что он говорит! Ты думаешь, это легко чужим трудом жить? Думаешь, это сахар ничего не делать? Я еще девочкой-ягой была, в школу бегала, а уже покоя и на часик не знала. Ваш брат работничек вытвердит, бывало, все уроки, да и спит себе, а я, бедная малютка-яга, с боку на бок ворочаюсь, все думаю, как бы мне, милочке, завтра, ничего не зная, извернуться да вывернуться. И всю жизнь так-то. Вы, работники простые, работаете да песенки поете, а я надрываюсь, чтобы, ничего не делая, жить по-царски. И приходится мне, бедной, и по болотам скакать и мечом махать, только бы люди на меня работали. Ну, Василиса, что тебе приказать?
   Василиса. Решай, Баба-яга.
   Баба-яга. Думала я, думала, и придумала. Дам я тебе работу полегче, чтобы бранить тебя было попроще. Гляди на мою избушку. В окно ко мне не влезть. Такие решетки, что и я даже не выломаю. Бревна до того крепкие, что никаким топором и щепочки не отколоть. А замка нет. Сделай мне на дверь замок, может быть, я тебя и похвалю. Берешься?
   Василиса. Берусь.
   Баба-яга. Делай, а я пока на себя в зеркало полюбуюсь.
 
   Смотрится в зеркало.
 
   У ты, шалунья моя единственная. У тю-тю-тю! Сто ей в головуску, кросецке, плисло! Замоцек ей сделай! У тю-тю-тю!
   Василиса. А ну-ка, Мишенька, согни мне этот прут железный пополам.
   Медведь. Готово.
   Василиса. А ты, Иванушка, обстругай мне эту дощечку.
   Иванушка. Сейчас, мама.
   Василиса. А ты, Котофей Иванович, обточи это колечко.
   Котофей. Давай, хозяйка.
   Василиса. А ты, Шарик, посторожи, чтобы не ушла Баба-яга.
   Баба-яга. А я никуда и не собираюсь нынче. Мне и дома хорошо. Работают… Смотрите-ка! Никогда я этого не видала. Всегда, бывало, на готовенькое прихожу. Как называется ящичек, что у Ивашки в руках?
   Василиса. Рубанок.
   Баба-яга. А зачем он эти белые ленточки делает? На продажу?
   Василиса. Это стружка.
   Медведь. Да не притворяйся ты, Баба-яга! Видел я, как ты топором да пилой орудуешь!
   Баба-яга. Срубить да свалить я, конечно, могу. Это дело благородное. А строить – нет, шалишь. Это уж вы для меня старайтесь. А что это за палочка у тебя в руках?
   Василиса. Напильник.
   Баба-яга. Подумать только! Ах, бедные, бедные людишки! И зачем это вы работаете!
   Василиса. Скоро увидишь зачем.
   Баба-яга. Надеешься детишек спасти?
   Василиса. Надеюсь.
   Баба-яга. Любишь своих сыновей?
   Василиса. А конечно, люблю.
   Баба-яга. А которого больше?
   Василиса. А того, которому я нынче нужнее. Заболеет Федор – он мой любимый сын, пока не поправится. Иванушка в беду попадет – он мне всех дороже. Поняла?
   Медведь. Что ты, матушка, где ей.
   Баба-яга. А вот и поняла. Наука нехитрая. Одного только понять не могу, как детишки не прискучили тебе, пока маленькими были да пищали с утра до вечера без толку. Я, красавица, давно бы таких – раз, да и за окошко!
   Василиса. Вот и видно, что ты Баба-яга, а не человек. Разве малые дети без толку пищат? Это они маму свою зовут, просят по-своему: «Мама, помоги!» А как поможешь им, тут они и улыбнутся. А матери только этого и надо.
   Баба-яга. А как подросли твои крикуны да стали чуть поумнее – разве не замучили они тебя своеволием, не обидели непослушанием? Ты к ним любя, а они от тебя – грубя. Я бы таких сразу из дому выгнала!
   Василиса. Вот и видно, что ты Баба-яга, а не человек. Разве они нарочно грубят? Просто у них добрые слова на донышке лежат, а дурные на самом верху. Тут надо терпение иметь. Готово! Вставлен замок в двери.
   Баба-яга. Что-то больно скоро. Непрочный, небось!
   Василиса. Погоди браниться, испробуй сначала.
 
   Закрывает дверь. Замок защелкивается со звоном. Баба-яга остается в избе.
 
   Красиво звонит замок?
   Баба-яга. Нет, некрасиво! Что? Поймала? Нашла дурочку? Похвалила я тебя?
   Василиса. Похвалишь, не удержишься!
   Баба-яга. Ха-ха-ха!
   Василиса. Чем смеяться – попробуй-ка дверь открыть.
   Баба-яга (дергает дверь). Ах ты дерзкая! Ты заперла меня?
   Василиса. Заперла, Баба-яга. Хорош мой замок?
   Баба-яга. Плох!
   Василиса. А плох, так попробуй выйди.
 
   Вся изба дрожит. Баба-яга воет. голова ее показывается в окне.
 
   Баба-яга. Василиса! Открой! Я приказываю!
   Василиса. Хорош мой замок?
   Баба-яга. Все равно не похвалю.
   Василиса. Ну, тогда и сиди в избе. Не шуми, не стучи. От бревен и щепочки не отколоть, так они крепки.
   Баба-яга. Курьи ножки! Затопчите дерзкую!
 
   Курьи ножки переминаются, а с места не двигаются.
 
   Вперед!
 
   Курьи ножки не двигаются.
 
   Медведь. Не послушаются они тебя.
   Баба-яга. Это еще почему?
   Медведь. Сколько они тебе лет служили – доброго слова ни разу не слышали. А Василиса-работница и поговорила с ними как с людьми и песенку им спела.
   Баба-яга. Василиса, если ты меня не выпустишь, такая беда может случиться, что ни в сказке сказать, ни пером описать.
   Василиса. Что же это за беда?
   Баба-яга. Я с горя заболею.
   Медведь. Не верь, не заболеет.
   Баба-яга. Василиса, ты пойми, все равно я тебя погублю. Меня, злодейку, нельзя, ну просто никак невозможно победить! Мой будет верх.
   Василиса. Никогда! Ты за всю свою жизнь ящичка простого не сколотила, корзинки не сплела, травинки не вырастила, сказочки не придумала, песенки не спела, а все ломала, да била, да отнимала. Где же тебе, неумелой, с нами справиться?
   Баба-яга. Эй, Людоед Людоедыч! Беги сюда бегом! Нас, злодеев, обижают! Помоги!
   Медведь. Придет он, как же! Ты с ним из-за двух копеек поссорилась и прогнала из наших лесов. Из людоедов тут одни комары остались, а они не больно страшны.
   Баба-яга. Ведьма, а ведьма! Беги сюда бегом, подружка! Спаси!
   Медведь. И с ней ты поссорилась из-за гроша.
   Баба-яга. Говори, Василиса, чего ты хочешь?
   Василиса. Освободи моих сыновей.
   Баба-яга. Ни за что! Не добьешься! Вот так и будут они стоять друг против друга до скончания веков. Я тебя не послушаюсь!
   Василиса. Послушаешься!
   Баба-яга. Ни за что!
   Василиса. Курьи ножки! Несите ее в болото, туда, где поглубже.
 
   Курьи ножки идут послушно.
 
   Баба-яга. Куда вы, куда вы! Вы и сами там погибнете.
   Курьи ножки. Мы-то выкарабкаемся, мы цапастенькие.
   Баба-яга. Василиса, верни их!
   Василиса. Цып, цып, цып!
 
   Избушка возвращается.
 
   Баба-яга. Василиса, давай мириться.
   Василиса. Освободи моих детей.
   Баба-яга. Подойди ко мне поближе, я тебе что-то скажу.
   Василиса. Говори при всех.
   Баба-яга. Стыдно.
   Василиса. Ничего, говори.
   Баба-яга. Освободить-то я их… этого… не умею.
   Василиса. Не лги.
   Баба-яга. Клянусь своим драгоценным здоровьем! Это не я их в клены обратила, а ведьма, моя подручная. Она получала у меня алтын с человека.
   Фёдор. Это правда, мама.
   Егорушка. Возле нее какая-то старушка вертелась с ореховой палочкой.
   Василиса. Курьи ножки, в болото!
   Баба-яга. Стой, стой! Освободить я их не могу, а как сделать это, – знаю.
   Василиса. Говори!
   Баба-яга. Иди ты все время на восток, не сворачивая. Все пряменько, пряменько, пряменько – поняла? Попадется болото – ничего, шагай через болото. К морю выйдешь – плыви через море, только не сворачивая, а то заплутаешься. А как выйдешь на берег, по правую руку увидишь ты лес втрое выше нашего, и листья там не зеленые, а белые, седые – уж больно тот лес стар. А посреди леса увидишь ты холм, весь он белой травою порос, а в том холме – пещера. А посреди пещеры – белый камень. Отвалишь ты камень, а под ним колодец. А вода в том колодце – кипит, бурлит, словно кипяток, и сама собою светится. Принеси той воды кружечку, покропи клены, и они тотчас же оживут. Вот и все. Фу, устала. Никогда в жизни столько не говорила о других, все, бывало, о себе, о птичке-малышке.
   Василиса. А сколько туда ходу?
   Баба-яга. Не менее году.
 
   Федор и Егорушка вскрикивают горестно.
 
   Василиса. Обманываешь ты!
   Медведь. Нет, не обманывает. Вот радость-то!
 
   Хохочет.
 
   Вот горе-то!
 
   Плачет.
 
   Василиса. Что с тобой?
   Медведь. Успокоюсь – расскажу.
   Баба-яга. Иди, иди, Василиса. Не теряй времени.
   Василиса. Мы и тебя захватим.
   Баба-яга. Избушка на курьих ножках через чащу не проберется А выпускать меня – как можно! Ускользну! Нет, уж придется вам одним шагать. Год туда – год обратно, а за два года мало ли что может приключиться. Может, все еще по-моему повернется! Иди, иди, чего ждать-то!
   Василиса. Постой, дай с друзьями посоветоваться.
 
   Отходит в сторону со всеми своими друзьями.
 
   Что с тобой, Миша, делается? Почему ты то смеешься, то плачешь?
   Медведь. Ха-ха-ха! Ох-ох-ох! Вот оно наше спасение, тут, возле, а не ухватишь.
   Василиса. Почему?
   Медведь. Василиса, родимая, слушай. Сейчас я, ха-ха, расскажу, ох-ох, все по порядку. Помнишь, я говорил тебе, что моего деда Змей Горыныч просто так, для смеху, взял да и опалил огнем?
   Василиса. Помню, Мишенька,
   Медведь. Когда приключилась у нас эта беда, отец мой, Потап Михайлович, кубарем в пещеру. К живой воде. И домой со всех ног. Мы тогда недалеко от пещеры этой жили. Ха-ха-ха, ох-ох-ох!
   Иванушка. Да рассказывай ты, не томи душу!
   Медведь. Возвращается он с ведром живой воды. Горе, горе! Лежит старик и не дышит. Вокруг родня плачет. Лес насупился, как осенью. Обрызгали деда живой водой – что за чудеса: шерсть опаленная закурчавилась, как новая, старое сердце забилось, как молодое, встал дед и чихнул, а весь лес ему: на здоровье. Ха-ха-ха! Ой-ой-ой!
   Шарик. Да не плачь ты, хозяин, а то и я завою.
   Василиса. Рассказывай дальше.
   Медведь. И остался у меня с тех пор целый кувшин живой воды. Ха-ха-ха!
   Василиса. Где же кувшин-то?
   Медведь. В сундучке моем, ха-ха-ха!
   Василиса. А сундучок где?
   Медведь. У Бабы-яги в избушке. Она его под печкой держит. Чтобы я не уволился без спросу. Ох-ох-ох!
   Василиса. Придется отпереть замок-то!
   Котофей. Нельзя! Ускользнет мышка наша из своей мышеловки. Мы иначе сделаем. Я прыгну тихонько на крышу да по трубе печной – в избу. Да и добуду все, что требуется.
   Медведь. Почует она!
   Шарик. Ничего. Я ее раздразню, и она ничего не услышит.
 
   Кот исчезает. Шарик бежит к избе.
 
   Баба-яга! Ты хвастала, будто по-собачьи понимаешь?
   Баба-яга. А конечно, понимаю. Для того чтобы ссориться, нет лучшего языка, чем собачий. А я, мушка, люблю ссориться!
   Шарик. Гау, гау, гау! Скажи, что это значит?
   Баба-яга. А это значит: сюда, охотник, белка на сосне.
   Шарик. Смотри, и вправду понимает. А это?
 
   Лает.
 
   Баба-яга. Поди сюда, я тебе хвост оторву.
   Шарик. А это?
 
   Лает.
 
   Баба-яга. Ах ты, дерзкий пес!
   Шарик. Не поняла?
   Баба-яга. Ты посмел мне сказать, что я любого голубя добрее? Так вот же тебе за это!
 
   Лает. Шарик отвечает ей тем же. Некоторое время они лают яростно друг на друга, как псы, которые вот-вот подерутся. Внезапно обрывает лай.
 
   Караул, грабят!
 
   Исчезает. В избе мяуканье, фырканье, вопли, потом полная тишина.
 
   Шарик. Воу, воу! Погиб наш котик! Воу!
   Иванушка. Мне надо было бы полезть.
   Медведь. Да разве ты в трубу пробрался бы? Это я, окаянный, во всем виноват. Зачем я живую воду в сундучке держал.
   Фёдор. А мы-то стоим и с места двинуться не можем.
   Шарик. Воу, воу! Уж так я ругал ее обидно, ангелом называл – и то не помогло. Воу, воу!
   Василиса. Да погодите, может быть, он еще и жив и здоров. Кс-кс-кс.
 
   Молчание.
 
   Иванушка. Бедный котик!
   Василиса. Постойте, погодите! Я забыла, что он даже и не понимает, что такое кс-кс-кс. Кот строгий. Котофей Иванович!
 
   Голос с крыши: «Мур!»
 
   Медведь. Жив!
   Шарик. Что же ты не идешь, сердце мне надрываешь?
   Котофей (издали). Вылизываюсь. В саже вымазался.
   Медведь. А мы думали, что ты погиб.
   Котофей (издали). Нет, она меня было цапнула за хвост, да я отбился.
 
   Прыгает с крыши, в лапах большой кувшин.
 
   Василиса. Этот кувшин, Миша?
   Медведь. Он самый!
   Баба-яга (в окно). Выдохлась вода, выдохлась, выдохлась!
   Егорушка. Мама!
   Василиса. А ну-ка, отойдите в сторонку, друзья.
 
   Все отходят в сторону. Василиса подходит к кленам. Кувшин тщательно перевязан и закупорен круглым дубовым бруском. Когда Василиса вынимает брусок, из кувшина поднимается синее пламя.
 
   Баба-яга. Горе какое, не выдохлась.
 
   Василиса брызжет живой водой на клены. И тотчас же они исчезают в синеватом тумане. Глухо-глухо, как из-под земли, звучит музыка. Но вот она становится все явственнее, все веселее. Туман рассеивается. Клены исчезли. На поляне стоят два мальчика одного роста, они похожи друг на друга и на Иванушку. Они оглядываются растерянно, как будто только что проснулись, и вдруг замечают Василису. Они вскрикивают: «Мама!»
 
   Василиса (обнимает их). Мальчики мои, мальчики!
   Котофей. Радуйтесь, радуйтесь, теперь вас никто не посмеет тронуть.
   Егорушка. Иванушка!
   Фёдор. Братец!
 
   Обнимает брата.
 
   Василиса. Дети мои, дети! Какими пропали, такими и нашлись! И на денек старше не стали!
   Фёдор. Мама, мы больше не будем!
   Егорушка. Мы теперь будем расти не по дням, а по часам!
   Фёдор. Мама, идем, идем. Мы столько стояли на этой поляне…
   Егорушка. Что ноги больше стоять не хотят. Прощайте, деревья друзья, не обижайтесь, нам домой пора.
   Деревья (шелестят негромко, но явственно). Прощайте, прощайте, братцы клены! Не обижайте нас! Не забывайте, что мы живые. Не разучитесь говорить по-нашему, когда домой вернетесь.
   Фёдор. Никогда не разучимся!
   Баба-яга. Кончится ли это безобразие! Стоят и радуются у меня на глазах! Знаете, кажется, что я терпеть не могу, когда люди радуются. Отпустите меня сейчас же!
   Василиса. Никогда! Мы пойдем домой и тебя захватим. И дома всем миром решим, что с тобой делать.
   Баба-яга. Отпусти, я тебе все свое золото отдам!
   Василиса. Не отпущу! Давайте руки, друзья.
 
   Все подают друг другу руки.
 
   Вперед! Курьи ножки, за мной!
 
   Идут, избушка – следом.
 
   Котофей. Вот и сказке нашей конец, а кто нас понял, тот молодец!
 
   Занавес.