– Мисс Санд…
– Да?
– Вы убили миссис Гэр?
– Нет, честное слово, нет! Эта мысль часто приходила мне… но мне постоянно не хватало храбрости для этого.
– Мы рады этому!
Вновь на несколько минут воцарилась глубокая тишина, только слышались ещё затихающие всхлипывания мисс Санд. Штром, видимо, погрузился в глубокое раздумье.
– Мисс Санд, вы знали в числе «персонала» миссис Гэр девушку по имени Роза Либерри?
– Нет, я её не знала. Все это произошло вскоре после того, как я покинула тот дом. Я читала об этом в газетах.
Штром, кажется, стряхнул свою задумчивость и бодро сказал:
– Мисс Санд – то, что вы нам только что рассказали, принадлежит прошлому и забыто. Из этих четырех стен не выйдет ни одно слово. Я это обещаю. Если вас когда-либо кто-либо опять попытается шантажировать, сразу же обращайтесь ко мне. Вам не будут больше докучать. И ничего не будет предано гласности.
– Я больше не верю ни одному человеку, – устало сказала мисс Санд, бессильно опустив руки. – Мне, в сущности, все уже безразлично.
– Вы можете сейчас уйти, мисс Санд. Но я хотел бы ещё раз выслушать ваш рассказ о событиях прошлого понедельника.
– Конечно, охотно повторю. Я ушла с судебного расследования вместе с Уэллерами. По пути домой мы зашли поужинать. Я очень рано легла спать и была разбужена резкими звонками. Это был телефон, к которому я, в конце концов, подошла. Просили мистера Кистлера. Я пошла наверх, чтобы позвать его, и опять легла, но, едва снова заснула, как услышала громкие крики мистера Кистлера. Он звал мистера Уэллера. Вскоре после этого я спустилась вниз и помогала привести в сознание миссис Дакрес. После этого я отправилась на работу.
– Я вам очень благодарна, – от всего сердца сказала я. – Если я смогу быть вам чем-то полезна, дайте мне знать.
– Единственное, что вы можете для меня сделать, – это совершенно не замечать меня. Теперь я могу идти?
– Конечно, мисс Санд. Большое спасибо. Большое спасибо.
Когда мисс Санд вышла, Кистлер начал метаться взад и вперед по комнате, как разъяренный тигр.
– Надо надеяться, вы получите большое вознаграждение, когда сможете доказать вину этой бедной женщины в убийстве миссис Гэр, – прорычал он.
– А не будете ли вы столь любезны, чтобы подумать также и о том, что была проделана попытка убийства мисс Дакрес?
Кистлер был озадачен.
– Верно. Об этом я как-то совсем забыл. Это, пожалуй, к лучшему, так как к убийце миссис Гэр мы относимся с величайшими симпатиями.
– Прекратите такие речи, Кистлер. Мы сегодня узнали многое. История мисс Санд ещё вовсе не доказывает, что убийство совершила она. Она лишь доказывает, что мисс Санд слабый человек. Более сильный характер не попал бы в сети миссис Гэр, – сказала я.
– Вы помните о том, что мисс Санд пользовалась пятновыводителем? Или вы намеренно отмахнулись от этого факта?
– Вовсе нет. Но после истории, которую мы только что услышали, мне, кажется, что мисс Санд не тот человек, который мог бы так тщательно спланировать это нападение на меня с целью убийства. Она нерешительный человек. Она сама позволяла довести себя до такой жизни. Вы только задумаетесь над тем, что она нам рассказала! Девушка должна была найти пути и средства для того, чтобы бежать из дома, в котором её держали принудительно. Она могла бы как-то связаться с полицией!
– Все это случается и в наше время, миссис Дакрес. Но трагедия мисс Санд происходила в 1917 или 1919 году. Даже в наше время общественное мнение не очень милосердно к девушке с таким прошлым! Тогда же её даже не выслушали бы, а просто объявили, что, если девушка решилась на такое, она не заслуживает ничего другого. В те время на промысел мисс Гэр смотрели совсем иначе!
– Лейтенант Штром судорожно пытается обойти тот факт, что миссис Гэр тогда, вероятно, была под покровительством полиции! – воскликнул Кистлер. Вероятно, мисс Санд могла ломиться во все полицейские участки, но нигде не была бы выслушана. Позаботились бы лишь о том, чтобы ей никто не дал приличную работу.
– Я менее всего расположен обвинять полицию этого города в коррупции, – бесстрастно сказал Штром.
– Подумайте лучше о нападении на меня! – перебила я мужчин. – Ведь все это было тщательно спланировано! Кто-то чисто подмел подвальную лестницу, позаботился о пиле для стали, которую, кстати, не так легко раздобыть, достал молоток из ящика с инструментами и купил бутылку пятновыводителя. Все это никак не похоже на стихийное, необдуманное нападение!
– Да, случившееся с миссис Гэр выглядит совсем иначе. Если это было убийство, то, определенно, незапланированное заранее.
– Что никоим образом не меняет психологическую установку преступника. Первое преступление было совершенно ненамеренно. Возможно даже, при обороне. Не всякий грабитель готов к убийству. Такого преступления я могла бы ожидать от мисс Санд. Но я сомневаюсь, что у неё достаточно характера, чтобы подготовить убийство.
Все рассмеялись, что привело меня в бешенство. Ведь мои аргументы были совершенно логичны!
– Это так, но иногда истязаемый сам становится палачом! – сказал лейтенант Штром. – Вы спокойно можете объявлять мисс Санд невиновной. Однако в моих глазах она все ещё остается под подозрением. Помните только о нашем предположении, что причина смерти миссис Гэр, возможно, кроется в её грязном прошлом, а не в её скопленных и спрятанных деньгах! Так вот, теперь мы нашли человека, связанного с этим прошлым. И при этом мисс Санд имеет сильный мотив. Миссис Гэр не только была ответственна за её позор и бесчестие, но ещё и шантажировала её. Как бы вы поступили, если бы были вынуждены из тринадцати долларов в неделю ни за что, ни про что выкладывать около трех долларов?
– Дайте-ка мне подумать… вероятно, я бы проследила, где старуха прячет свои деньги, возместила бы свои убытки и удрала!
– Откровенно сказано, надо отдать вам должное!
– Я бы не позволила держать меня в дураках.
– О дураках тут нет речи. Возможно, мисс Санд тоже пришла к хорошей идее завладеть спрятанными деньгами и была застигнута миссис Гэр. Вы все ещё исключаете, что она могла совершить это убийство?
19
– Да?
– Вы убили миссис Гэр?
– Нет, честное слово, нет! Эта мысль часто приходила мне… но мне постоянно не хватало храбрости для этого.
– Мы рады этому!
Вновь на несколько минут воцарилась глубокая тишина, только слышались ещё затихающие всхлипывания мисс Санд. Штром, видимо, погрузился в глубокое раздумье.
– Мисс Санд, вы знали в числе «персонала» миссис Гэр девушку по имени Роза Либерри?
– Нет, я её не знала. Все это произошло вскоре после того, как я покинула тот дом. Я читала об этом в газетах.
Штром, кажется, стряхнул свою задумчивость и бодро сказал:
– Мисс Санд – то, что вы нам только что рассказали, принадлежит прошлому и забыто. Из этих четырех стен не выйдет ни одно слово. Я это обещаю. Если вас когда-либо кто-либо опять попытается шантажировать, сразу же обращайтесь ко мне. Вам не будут больше докучать. И ничего не будет предано гласности.
– Я больше не верю ни одному человеку, – устало сказала мисс Санд, бессильно опустив руки. – Мне, в сущности, все уже безразлично.
– Вы можете сейчас уйти, мисс Санд. Но я хотел бы ещё раз выслушать ваш рассказ о событиях прошлого понедельника.
– Конечно, охотно повторю. Я ушла с судебного расследования вместе с Уэллерами. По пути домой мы зашли поужинать. Я очень рано легла спать и была разбужена резкими звонками. Это был телефон, к которому я, в конце концов, подошла. Просили мистера Кистлера. Я пошла наверх, чтобы позвать его, и опять легла, но, едва снова заснула, как услышала громкие крики мистера Кистлера. Он звал мистера Уэллера. Вскоре после этого я спустилась вниз и помогала привести в сознание миссис Дакрес. После этого я отправилась на работу.
– Я вам очень благодарна, – от всего сердца сказала я. – Если я смогу быть вам чем-то полезна, дайте мне знать.
– Единственное, что вы можете для меня сделать, – это совершенно не замечать меня. Теперь я могу идти?
– Конечно, мисс Санд. Большое спасибо. Большое спасибо.
Когда мисс Санд вышла, Кистлер начал метаться взад и вперед по комнате, как разъяренный тигр.
– Надо надеяться, вы получите большое вознаграждение, когда сможете доказать вину этой бедной женщины в убийстве миссис Гэр, – прорычал он.
– А не будете ли вы столь любезны, чтобы подумать также и о том, что была проделана попытка убийства мисс Дакрес?
Кистлер был озадачен.
– Верно. Об этом я как-то совсем забыл. Это, пожалуй, к лучшему, так как к убийце миссис Гэр мы относимся с величайшими симпатиями.
– Прекратите такие речи, Кистлер. Мы сегодня узнали многое. История мисс Санд ещё вовсе не доказывает, что убийство совершила она. Она лишь доказывает, что мисс Санд слабый человек. Более сильный характер не попал бы в сети миссис Гэр, – сказала я.
– Вы помните о том, что мисс Санд пользовалась пятновыводителем? Или вы намеренно отмахнулись от этого факта?
– Вовсе нет. Но после истории, которую мы только что услышали, мне, кажется, что мисс Санд не тот человек, который мог бы так тщательно спланировать это нападение на меня с целью убийства. Она нерешительный человек. Она сама позволяла довести себя до такой жизни. Вы только задумаетесь над тем, что она нам рассказала! Девушка должна была найти пути и средства для того, чтобы бежать из дома, в котором её держали принудительно. Она могла бы как-то связаться с полицией!
– Все это случается и в наше время, миссис Дакрес. Но трагедия мисс Санд происходила в 1917 или 1919 году. Даже в наше время общественное мнение не очень милосердно к девушке с таким прошлым! Тогда же её даже не выслушали бы, а просто объявили, что, если девушка решилась на такое, она не заслуживает ничего другого. В те время на промысел мисс Гэр смотрели совсем иначе!
– Лейтенант Штром судорожно пытается обойти тот факт, что миссис Гэр тогда, вероятно, была под покровительством полиции! – воскликнул Кистлер. Вероятно, мисс Санд могла ломиться во все полицейские участки, но нигде не была бы выслушана. Позаботились бы лишь о том, чтобы ей никто не дал приличную работу.
– Я менее всего расположен обвинять полицию этого города в коррупции, – бесстрастно сказал Штром.
– Подумайте лучше о нападении на меня! – перебила я мужчин. – Ведь все это было тщательно спланировано! Кто-то чисто подмел подвальную лестницу, позаботился о пиле для стали, которую, кстати, не так легко раздобыть, достал молоток из ящика с инструментами и купил бутылку пятновыводителя. Все это никак не похоже на стихийное, необдуманное нападение!
– Да, случившееся с миссис Гэр выглядит совсем иначе. Если это было убийство, то, определенно, незапланированное заранее.
– Что никоим образом не меняет психологическую установку преступника. Первое преступление было совершенно ненамеренно. Возможно даже, при обороне. Не всякий грабитель готов к убийству. Такого преступления я могла бы ожидать от мисс Санд. Но я сомневаюсь, что у неё достаточно характера, чтобы подготовить убийство.
Все рассмеялись, что привело меня в бешенство. Ведь мои аргументы были совершенно логичны!
– Это так, но иногда истязаемый сам становится палачом! – сказал лейтенант Штром. – Вы спокойно можете объявлять мисс Санд невиновной. Однако в моих глазах она все ещё остается под подозрением. Помните только о нашем предположении, что причина смерти миссис Гэр, возможно, кроется в её грязном прошлом, а не в её скопленных и спрятанных деньгах! Так вот, теперь мы нашли человека, связанного с этим прошлым. И при этом мисс Санд имеет сильный мотив. Миссис Гэр не только была ответственна за её позор и бесчестие, но ещё и шантажировала её. Как бы вы поступили, если бы были вынуждены из тринадцати долларов в неделю ни за что, ни про что выкладывать около трех долларов?
– Дайте-ка мне подумать… вероятно, я бы проследила, где старуха прячет свои деньги, возместила бы свои убытки и удрала!
– Откровенно сказано, надо отдать вам должное!
– Я бы не позволила держать меня в дураках.
– О дураках тут нет речи. Возможно, мисс Санд тоже пришла к хорошей идее завладеть спрятанными деньгами и была застигнута миссис Гэр. Вы все ещё исключаете, что она могла совершить это убийство?
19
В ту среду состоялся ещё один только допрос: мистера Баффингэма. Штром поручил своему сотруднику Вэну позвонить в аптеку и попросить Баффингэма прийти домой во время его перерыва на ужин. Он явился вскоре после шести часов и был сразу же препровожден к нетерпеливому Штрому.
Наш обычно такой хладнокровный лейтенант полиции был сейчас возбужден. Он хотел как можно быстрее просмотреть полицейские протоколы по делу о самоубийстве Розы Либерри. С тех пор, как он обнаружил, что и Уэллер, и мисс Санд знали миссис Гэр в её мрачном прошлом, все его усилия были сосредоточены на том, чтобы вскрыть ещё существующие неясности.
Баффингэм вошел в комнату в своей обычной неуклюжей манере. Он окинул нас безразличным, неприветливым взглядом, как будто он вообще был не с нами, а в каком-то другом, неизвестном нам мире. Похоже, что и от нас никакой приветливости он не ожидал.
Он имел сына, и этот сын был в тюрьме. Это отстраняло его.
Я не могу себе представить, что существует большее разочарование в жизни, чем разочарование отца в своем неудавшемся сыне. Как гордятся отцы своими детьми, особенно, если это сыновья! Как они участвуют в их играх, их первых уроках, их глупостях! Конечно, мистер Баффингэм должен был внутренне очень страдать.
Штром внимательно посмотрел на него и дал короткое пояснение о сути этого допроса.
Показания Баффингэма были коротки и просты. Он работал до полуночи, домой пришел пешком, так как его автомобиль находился в ремонте. Недалеко от Эллиот-хауза он встретил мистера Гранта. Они вместе пришли домой. Он лег спать и был разбужен суматохой во вторник утром.
– Мы тут узнали кое-что новое, Баффингэм, – сказал лейтенант Штром, когда тот закончил свой нехитрый рассказ. За безразличным тоном, которым Штром сказал это, скрывалось едкая ирония.
– Легко ли вас шантажировать?
Темные глаза Баффингэма оглядели нас, одного за другим. Но ничего необычного он не обнаружил.
– Вы имеете в виду меня, лейтенант?
– Да, вас!
– Я не знаю, о чем вы говорите.
– О шантаже. Вас ведь шантажировали, не так ли?
– Вы шутите?
– К этому я вовсе не расположен, поверьте мне!
– Почему же меня должны шантажировать? – Баффингэм искоса взглянул на офицера.
– Именно это мне бы очень хотелось узнать.
Ни от кого из находящихся в комнате не могло ускользнуть выражение облегчения, появившееся на лице Баффингэма. Казалось, то обстоятельство, что Штром не знал, в чем, собственно, дело, чрезвычайно успокоило Баффингэма. Этот мужчина все ещё выглядел утомленным и затравленным, но страх, появившийся в его глазах при слове «шантаж», исчез.
– Каким же образом кто-то мог бы меня шантажировать? – спросил он пренебрежительно. – Я ведь не совершил никакого преступления. Только потому, что мой мальчик очутился в затруднительном положении, вы теперь пытаетесь что-то повесить на меня, так?
– Сколько вы зарабатываете в аптеке, Баффингэм?
– Восемнадцать долларов в неделю. Жалкие гроши!
– Восемнадцать долларов в неделю?
– Да.
– Вы не ошибаетесь?
– Конечно, нет. Ни больше, ни меньше. Если мне уже не верите, спросите у шефа.
Тихо и вкрадчиво Штром заметил:
– В таком случае, платить по девять долларов в неделю за жилье довольно большой расход, не так ли?
Вновь Баффингэм окинул быстрым взглядом всех, по очереди.
– Ах, вот что – вы говорите о той сумме, которую я платил за квартиру этой старой женщине в последнее время! – Он откинул голову назад и громко рассмеялся. – Значит, вот откуда ветер дует! Отличная шутка! Шантаж! Ха-ха! Нет – я долгое время был безработным и не мог платить за жилье. Позже старуха стала еженедельно начислять мне недоимку. С тех пор, как я работаю в аптеке, мне приходится платить за комнату в три раза больше, чем она стоит. Я и так уже намеревался вскоре переехать отсюда.
Если он лгал, то лгал искусно. Он вел себя так, как будто не было никакого убийства, не предпринималось никакого покушения, а этот полицейский допрос не имел ни малейшего значения. Штром обратился к методу, который он уже применял по отношению к мисс Санд.
– Если вы из восемнадцати долларов в неделю девять отдаете за квартиру, то на жизнь вам остается только девять долларов. И машину содержите тоже на эти деньги?
Баффингэм небрежно махнул рукой.
– У меня есть ещё кое-какие дополнительные доходы. В аптеке это не так трудно. Ведь ничего другого не остается. Надеюсь, вы не станете осуждать меня за это, лейтенант.
Бафффингэм держался значительно лучше, чем несчастная мисс Санд.
– Я слышал, ваш сын пытался бежать.
– Не понимаю, к чему вы клоните?
– Напротив, вы это очень хорошо понимаете. Оттуда же происходит и ваша пила.
– Пила?
– Прикидываетесь дурачком?
– Я – нет, – язвительно заметил Баффингэм. С каждой минутой он становился все более надменным и саркастичным и, похоже, чувствовал себя очень уверенно.
– Пожалуйста, без шуток! Итак, откуда вы взяли эту пилу?
– У меня нет никакой пилы.
– Чем вы отвинчивали винты?
– Какие винты?
– На подвальной двери!
– Я не знаю ни о какой подвальной двери!
Такой ответ, естественно, дал бы каждый из жильцов этого дома – во всяком случае, те, кто ничего не знал о двери, ведущей к кухне.
На главной же подвальной лестнице никакой двери не было. На самом ли деле хитрил этот Баффингэм? Действительно ли у него хватало ума на то, чтобы так прикидываться дурачком? Я видела, что Штром тоже задает себе эти вопросы. Он опять перешел на совершенно новую тему.
– Вы знали Розу Либерри, Баффингэм?
– Кого?
– Вы меня прекрасно поняли!
– Розу? Розу Либерри? Не знаю. Кто это?
– Никто, во всяком случае – сейчас.
Штром разрешил ему уйти. Но он был очень задумчив и, когда Баффингэм поспешно вышел, сказал:
– Откройте-ка ваш психологический кран, миссис Дакрес.
– В отношении Баффингэма?
– Да, Баффингэма! Кстати, что за фамилия!
– Ну…
– Вам больше ничего не приходит в голову, не так ли?
– Напротив. С чисто психологической точки зрения, он способен пойти на различные преступления. Но где мотив? Насчет миссис Гэр это, конечно, неизвестно. Но что он имеет против меня? Я бы не смогла его подозревать.
– Вы уверены?
– Естественно, я уверена! Его я знаю меньше, чем всех остальных.
Кистлер встал со стула и громко зевнул.
– Он для неё слишком стар! – самоуверенно заметил он.
Я намеренно пропустила мимо ушей эту дерзость, Штром, однако, нет.
– Да, Кистлер, пожалуй, поинтереснее, не так ли?
Оба стояли и ухмылялись, как два шаловливых школьника.
– Я полагала, что вы заинтересованы в том, чтобы найти того, кто напал на меня, но не мужчину, который мог бы меня прельстить! – холодно сказала я.
– Этот упрек мы оба, честно говоря, заслужили, Кистлер, – посерьезнев, согласился Штром. – Этот Баффингэм мне не очень-то нравится. Он занимается какими-то темными побочными делами. Он сам в этом признался. А если кто-то совершает мелкое преступление, он, в конце концов, пойдет и на большее. Его сын сидит. Ему очень нужны деньги. Его объяснение несоразмерно высокой квартирной платы было логичным и правдоподобным, но, в то же время, не совсем обоснованным для нашего случая. Насколько мы знаем, этот человек не имеет никакого отношения к прежнему занятию миссис Гэр. Правда, он поселился здесь, как только миссис Гэр купила этот дом. Его показания на судебном расследовании: двенадцать лет назад. Может быть, старуха Гэр заполучила его сюда таким же образом, как и мисс Санд. Ведь он тоже платил значительно больше. Следовательно, если речь идет о шантаже, у старухи в руках против него должно было иметься очень сильное оружие.
– Может быть, она что-то знала о его побочных делах, о которых он только что сам упоминал, – предположил Кистлер.
– Возможно! Этого парня я не буду терять из виду. Впрочем, я голоден, как медведь. Пожалуйста, не забудьте завтра о вашем небольшом деле, миссис Дакрес.
Штром покинул комнату в сопровождении своих спутников. Кистлер и я остались одни. У меня от этих громких разговоров началось сильное головокружение. И, кроме того, я была ужасно голодна.
– Бедное дитя! Хочешь, папа выжмет ещё апельсин?
Ходж отправился в мою кухню и начал возиться с апельсинами и соковыжималкой. Я предвкушала завтрашний день, так как врач разрешил мне тосты, яйца, молоко, картофельное пюре и фрукты. У меня было твердое намерение ничего не пропустить из этого перечня!
– Прямо, как после операции, – простонала я, когда Кистлер появился со стаканом апельсинового сока. – И это притом, что у меня вовсе не было никакой операции!
– Постараемся избежать этого! Мне только хотелось бы знать, что мы будем с тобой делать сегодня ночью.
– Полицейский может спать здесь, у меня, на стуле, – предложила я.
– Ты ему доверяешь? – Ходж бесстыдно подмигнул мне.
– Это достойный отец семейства.
– А как насчет меня?
– Благодарю. Я предпочитаю полицейского.
– Это не по-дружески. Во всяком случае, я, пожалуй, сейчас основательно подкреплюсь. Бифштекс с луком, зеленый горошек в масле и свежий салат. Затем горячие вафли с…
Я заткнула пальцами уши и уткнулась лицом в подушку. Кистлер, смеясь, вышел из двери. Выражением лица он был похож на злодея из поставленной каким-нибудь провинциальным театром комедии к концу её второго действия.
Следующая ночь прошла без неожиданных происшествий. Проснувшись утром, я обнаружила полицейского, дремавшего, сидя в кресле у моей постели. От голода я так ослабла, что едва могла стоять на ногах. Я на цыпочках пошла через комнату, но полицейский тотчас же проснулся, желая удостовериться, не случилось ли что-нибудь. Затем полусонный, он вернулся на свой пост в холле.
Никогда за всю свою прежнюю жизнь мне не приходилось так рано вставать – было только четверть седьмого!
Я приготовила себе обильный завтрак и с жадностью поглотила его. Просто удивительно, что может сделать с духом и телом калорийная пища! Я ожидала, что мне станет плохо, так как ела я очень быстро и очень много. Но мой желудок, удовлетворившись, вел себя в высшей степени прилично. Затем я начала наводить порядок в своей комнате. Разбросанное в чулане тряпье миссис Гэр я тоже снова прибрала.
Вскоре после семи часов я уже вышла из дома. Я хотела избежать встречи с Кистлером, который, вероятно, стал бы уговаривать меня остаться дома и ещё денек спокойно полежать. Мне не терпелось начать свою исследовательскую работу для Штрома.
Здание издательства «Комет» расположено внизу, на берегу реки. Это старое, ветхое, гигантское здание, при взгляде на которое создавалось впечатление, что оно в любой момент может обрушиться. Но такое впечатление существовало уже многие годы, однако здание все ещё стояло. Я очень хорошо ориентировалась в этом учреждении, так как в мою бытность у Теллера мне часто приходилось работать совместно с «Комет». Над входом красовалась колоссальных размеров вывеска с надписью:
Мне казалось почти невозможным когда-либо отыскать номера за 1919 год. По стенам до потолка возвышались кипы газет. Я прошлась вдоль этих стен и установила, что эти кипы даже не были расположены в хронологическом порядке.
Около восьми часов появился какой-то засохший старичок, который стал бродить по комнате с таким же выражением безнадежности и ищущим взглядом, как и я.
В конце концов я обратилась к нему со словами:
– Я бы хотела поговорить с библиотекарем.
– Это я, – ответил маленький человечек.
– А! – с облегчением воскликнула я. – Лейтенант Штром из криминальной полиции поручил мне кое-что для него поискать. Где мне найти номера за май, июнь, июль и август 1919 года?
– Да это же целая кипа! – нерешительно сказал старик.
– Ничего не поделаешь, – заявила я. – Речь идет об очень важном деле.
– Возможно, те номера, которые вы ищете, кем-то взяты.
– Но мы ведь можем это установить.
– Ну, тогда смотрите сами. Вон там, – он помахал рукой в воздухе, они должны быть.
Я поняла, что от этого человека нечего ждать помощи и покорно принялась за первую большую стопу старых газет. Вскоре мои руки стали черными, как у какого-нибудь торговца углем; я была с головы до ног покрыта обильным слоем пыли. Библиотекарь стоял за моей спиной, глядя на меня с любопытством и, до некоторой степени, уважительно. И, в конце концов, мои труды были вознаграждены. Я нашла связку газет с пометкой: май-август 1919. Я сначала встряхнулась, как мокрый пудель, пытаясь хотя бы немного освободиться от пыли, затем, без поддержки медлительного библиотекаря, дотащила эту связку до одного из столов и начала от корки до корки штудировать старые газеты. Проходили минуты и часы, но я не замечала этого. Наконец, в номере от 24 мая 1919 года я обнаружила первые сообщения о деле Розы Либерри. На третьей странице был а помещена довольно краткая заметка, которую я привожу почти дословно:
Этот снимок должен был произвести сенсацию. Смерть такого очаровательного создания никого не могла оставить равнодушным. А, так как речь шла о самоубийстве, эта трагедия должна была оставить после себя глубокие, никогда не заживающие раны! Я с волнением прочитала следующее сообщение:
Я внимательно прочитала следующее сообщение, занимавшее почти две колонки.
– Что ты здесь делаешь? – спросила я рассеянно, так как мыслями все ещё находилась в прошлом. Если бы рядом с Кистлером сейчас оказался шеф полиции Хартиган, я едва ли удивилась бы.
– Я? Я тот самый знаменитый добрый самаритянин. Ты просто не узнала меня в этой современной американской одежде! Я только хотел узнать, ты уже пообедала?
– Обед? О, Боже, ведь уже…
– Так я и думал! Уже второй час. Но сегодня четверг, и моя газета сдана в печать. Идем обедать!
– Она исчезла… Роза Либерри исчезла… мне нужно сначала…
Наш обычно такой хладнокровный лейтенант полиции был сейчас возбужден. Он хотел как можно быстрее просмотреть полицейские протоколы по делу о самоубийстве Розы Либерри. С тех пор, как он обнаружил, что и Уэллер, и мисс Санд знали миссис Гэр в её мрачном прошлом, все его усилия были сосредоточены на том, чтобы вскрыть ещё существующие неясности.
Баффингэм вошел в комнату в своей обычной неуклюжей манере. Он окинул нас безразличным, неприветливым взглядом, как будто он вообще был не с нами, а в каком-то другом, неизвестном нам мире. Похоже, что и от нас никакой приветливости он не ожидал.
Он имел сына, и этот сын был в тюрьме. Это отстраняло его.
Я не могу себе представить, что существует большее разочарование в жизни, чем разочарование отца в своем неудавшемся сыне. Как гордятся отцы своими детьми, особенно, если это сыновья! Как они участвуют в их играх, их первых уроках, их глупостях! Конечно, мистер Баффингэм должен был внутренне очень страдать.
Штром внимательно посмотрел на него и дал короткое пояснение о сути этого допроса.
Показания Баффингэма были коротки и просты. Он работал до полуночи, домой пришел пешком, так как его автомобиль находился в ремонте. Недалеко от Эллиот-хауза он встретил мистера Гранта. Они вместе пришли домой. Он лег спать и был разбужен суматохой во вторник утром.
– Мы тут узнали кое-что новое, Баффингэм, – сказал лейтенант Штром, когда тот закончил свой нехитрый рассказ. За безразличным тоном, которым Штром сказал это, скрывалось едкая ирония.
– Легко ли вас шантажировать?
Темные глаза Баффингэма оглядели нас, одного за другим. Но ничего необычного он не обнаружил.
– Вы имеете в виду меня, лейтенант?
– Да, вас!
– Я не знаю, о чем вы говорите.
– О шантаже. Вас ведь шантажировали, не так ли?
– Вы шутите?
– К этому я вовсе не расположен, поверьте мне!
– Почему же меня должны шантажировать? – Баффингэм искоса взглянул на офицера.
– Именно это мне бы очень хотелось узнать.
Ни от кого из находящихся в комнате не могло ускользнуть выражение облегчения, появившееся на лице Баффингэма. Казалось, то обстоятельство, что Штром не знал, в чем, собственно, дело, чрезвычайно успокоило Баффингэма. Этот мужчина все ещё выглядел утомленным и затравленным, но страх, появившийся в его глазах при слове «шантаж», исчез.
– Каким же образом кто-то мог бы меня шантажировать? – спросил он пренебрежительно. – Я ведь не совершил никакого преступления. Только потому, что мой мальчик очутился в затруднительном положении, вы теперь пытаетесь что-то повесить на меня, так?
– Сколько вы зарабатываете в аптеке, Баффингэм?
– Восемнадцать долларов в неделю. Жалкие гроши!
– Восемнадцать долларов в неделю?
– Да.
– Вы не ошибаетесь?
– Конечно, нет. Ни больше, ни меньше. Если мне уже не верите, спросите у шефа.
Тихо и вкрадчиво Штром заметил:
– В таком случае, платить по девять долларов в неделю за жилье довольно большой расход, не так ли?
Вновь Баффингэм окинул быстрым взглядом всех, по очереди.
– Ах, вот что – вы говорите о той сумме, которую я платил за квартиру этой старой женщине в последнее время! – Он откинул голову назад и громко рассмеялся. – Значит, вот откуда ветер дует! Отличная шутка! Шантаж! Ха-ха! Нет – я долгое время был безработным и не мог платить за жилье. Позже старуха стала еженедельно начислять мне недоимку. С тех пор, как я работаю в аптеке, мне приходится платить за комнату в три раза больше, чем она стоит. Я и так уже намеревался вскоре переехать отсюда.
Если он лгал, то лгал искусно. Он вел себя так, как будто не было никакого убийства, не предпринималось никакого покушения, а этот полицейский допрос не имел ни малейшего значения. Штром обратился к методу, который он уже применял по отношению к мисс Санд.
– Если вы из восемнадцати долларов в неделю девять отдаете за квартиру, то на жизнь вам остается только девять долларов. И машину содержите тоже на эти деньги?
Баффингэм небрежно махнул рукой.
– У меня есть ещё кое-какие дополнительные доходы. В аптеке это не так трудно. Ведь ничего другого не остается. Надеюсь, вы не станете осуждать меня за это, лейтенант.
Бафффингэм держался значительно лучше, чем несчастная мисс Санд.
– Я слышал, ваш сын пытался бежать.
– Не понимаю, к чему вы клоните?
– Напротив, вы это очень хорошо понимаете. Оттуда же происходит и ваша пила.
– Пила?
– Прикидываетесь дурачком?
– Я – нет, – язвительно заметил Баффингэм. С каждой минутой он становился все более надменным и саркастичным и, похоже, чувствовал себя очень уверенно.
– Пожалуйста, без шуток! Итак, откуда вы взяли эту пилу?
– У меня нет никакой пилы.
– Чем вы отвинчивали винты?
– Какие винты?
– На подвальной двери!
– Я не знаю ни о какой подвальной двери!
Такой ответ, естественно, дал бы каждый из жильцов этого дома – во всяком случае, те, кто ничего не знал о двери, ведущей к кухне.
На главной же подвальной лестнице никакой двери не было. На самом ли деле хитрил этот Баффингэм? Действительно ли у него хватало ума на то, чтобы так прикидываться дурачком? Я видела, что Штром тоже задает себе эти вопросы. Он опять перешел на совершенно новую тему.
– Вы знали Розу Либерри, Баффингэм?
– Кого?
– Вы меня прекрасно поняли!
– Розу? Розу Либерри? Не знаю. Кто это?
– Никто, во всяком случае – сейчас.
Штром разрешил ему уйти. Но он был очень задумчив и, когда Баффингэм поспешно вышел, сказал:
– Откройте-ка ваш психологический кран, миссис Дакрес.
– В отношении Баффингэма?
– Да, Баффингэма! Кстати, что за фамилия!
– Ну…
– Вам больше ничего не приходит в голову, не так ли?
– Напротив. С чисто психологической точки зрения, он способен пойти на различные преступления. Но где мотив? Насчет миссис Гэр это, конечно, неизвестно. Но что он имеет против меня? Я бы не смогла его подозревать.
– Вы уверены?
– Естественно, я уверена! Его я знаю меньше, чем всех остальных.
Кистлер встал со стула и громко зевнул.
– Он для неё слишком стар! – самоуверенно заметил он.
Я намеренно пропустила мимо ушей эту дерзость, Штром, однако, нет.
– Да, Кистлер, пожалуй, поинтереснее, не так ли?
Оба стояли и ухмылялись, как два шаловливых школьника.
– Я полагала, что вы заинтересованы в том, чтобы найти того, кто напал на меня, но не мужчину, который мог бы меня прельстить! – холодно сказала я.
– Этот упрек мы оба, честно говоря, заслужили, Кистлер, – посерьезнев, согласился Штром. – Этот Баффингэм мне не очень-то нравится. Он занимается какими-то темными побочными делами. Он сам в этом признался. А если кто-то совершает мелкое преступление, он, в конце концов, пойдет и на большее. Его сын сидит. Ему очень нужны деньги. Его объяснение несоразмерно высокой квартирной платы было логичным и правдоподобным, но, в то же время, не совсем обоснованным для нашего случая. Насколько мы знаем, этот человек не имеет никакого отношения к прежнему занятию миссис Гэр. Правда, он поселился здесь, как только миссис Гэр купила этот дом. Его показания на судебном расследовании: двенадцать лет назад. Может быть, старуха Гэр заполучила его сюда таким же образом, как и мисс Санд. Ведь он тоже платил значительно больше. Следовательно, если речь идет о шантаже, у старухи в руках против него должно было иметься очень сильное оружие.
– Может быть, она что-то знала о его побочных делах, о которых он только что сам упоминал, – предположил Кистлер.
– Возможно! Этого парня я не буду терять из виду. Впрочем, я голоден, как медведь. Пожалуйста, не забудьте завтра о вашем небольшом деле, миссис Дакрес.
Штром покинул комнату в сопровождении своих спутников. Кистлер и я остались одни. У меня от этих громких разговоров началось сильное головокружение. И, кроме того, я была ужасно голодна.
– Бедное дитя! Хочешь, папа выжмет ещё апельсин?
Ходж отправился в мою кухню и начал возиться с апельсинами и соковыжималкой. Я предвкушала завтрашний день, так как врач разрешил мне тосты, яйца, молоко, картофельное пюре и фрукты. У меня было твердое намерение ничего не пропустить из этого перечня!
– Прямо, как после операции, – простонала я, когда Кистлер появился со стаканом апельсинового сока. – И это притом, что у меня вовсе не было никакой операции!
– Постараемся избежать этого! Мне только хотелось бы знать, что мы будем с тобой делать сегодня ночью.
– Полицейский может спать здесь, у меня, на стуле, – предложила я.
– Ты ему доверяешь? – Ходж бесстыдно подмигнул мне.
– Это достойный отец семейства.
– А как насчет меня?
– Благодарю. Я предпочитаю полицейского.
– Это не по-дружески. Во всяком случае, я, пожалуй, сейчас основательно подкреплюсь. Бифштекс с луком, зеленый горошек в масле и свежий салат. Затем горячие вафли с…
Я заткнула пальцами уши и уткнулась лицом в подушку. Кистлер, смеясь, вышел из двери. Выражением лица он был похож на злодея из поставленной каким-нибудь провинциальным театром комедии к концу её второго действия.
Следующая ночь прошла без неожиданных происшествий. Проснувшись утром, я обнаружила полицейского, дремавшего, сидя в кресле у моей постели. От голода я так ослабла, что едва могла стоять на ногах. Я на цыпочках пошла через комнату, но полицейский тотчас же проснулся, желая удостовериться, не случилось ли что-нибудь. Затем полусонный, он вернулся на свой пост в холле.
Никогда за всю свою прежнюю жизнь мне не приходилось так рано вставать – было только четверть седьмого!
Я приготовила себе обильный завтрак и с жадностью поглотила его. Просто удивительно, что может сделать с духом и телом калорийная пища! Я ожидала, что мне станет плохо, так как ела я очень быстро и очень много. Но мой желудок, удовлетворившись, вел себя в высшей степени прилично. Затем я начала наводить порядок в своей комнате. Разбросанное в чулане тряпье миссис Гэр я тоже снова прибрала.
Вскоре после семи часов я уже вышла из дома. Я хотела избежать встречи с Кистлером, который, вероятно, стал бы уговаривать меня остаться дома и ещё денек спокойно полежать. Мне не терпелось начать свою исследовательскую работу для Штрома.
Здание издательства «Комет» расположено внизу, на берегу реки. Это старое, ветхое, гигантское здание, при взгляде на которое создавалось впечатление, что оно в любой момент может обрушиться. Но такое впечатление существовало уже многие годы, однако здание все ещё стояло. Я очень хорошо ориентировалась в этом учреждении, так как в мою бытность у Теллера мне часто приходилось работать совместно с «Комет». Над входом красовалась колоссальных размеров вывеска с надписью:
«Комет»Конечно, в это время здесь почти никого не было. Я отыскала маленького, расторопного мальчишку-курьера, занятого очисткой корзин для бумаг и подметанием полов, и попросила его проводить меня в архив. После некоторого колебания он согласился, в конце концов, и привел меня по длинному, плохо освещенному коридору в какую-то темную комнату. Он включил свет, на мгновение без интереса оглянулся и оставил меня одну.
«Крупнейшая в своем роде газета мира»
Мне казалось почти невозможным когда-либо отыскать номера за 1919 год. По стенам до потолка возвышались кипы газет. Я прошлась вдоль этих стен и установила, что эти кипы даже не были расположены в хронологическом порядке.
Около восьми часов появился какой-то засохший старичок, который стал бродить по комнате с таким же выражением безнадежности и ищущим взглядом, как и я.
В конце концов я обратилась к нему со словами:
– Я бы хотела поговорить с библиотекарем.
– Это я, – ответил маленький человечек.
– А! – с облегчением воскликнула я. – Лейтенант Штром из криминальной полиции поручил мне кое-что для него поискать. Где мне найти номера за май, июнь, июль и август 1919 года?
– Да это же целая кипа! – нерешительно сказал старик.
– Ничего не поделаешь, – заявила я. – Речь идет об очень важном деле.
– Возможно, те номера, которые вы ищете, кем-то взяты.
– Но мы ведь можем это установить.
– Ну, тогда смотрите сами. Вон там, – он помахал рукой в воздухе, они должны быть.
Я поняла, что от этого человека нечего ждать помощи и покорно принялась за первую большую стопу старых газет. Вскоре мои руки стали черными, как у какого-нибудь торговца углем; я была с головы до ног покрыта обильным слоем пыли. Библиотекарь стоял за моей спиной, глядя на меня с любопытством и, до некоторой степени, уважительно. И, в конце концов, мои труды были вознаграждены. Я нашла связку газет с пометкой: май-август 1919. Я сначала встряхнулась, как мокрый пудель, пытаясь хотя бы немного освободиться от пыли, затем, без поддержки медлительного библиотекаря, дотащила эту связку до одного из столов и начала от корки до корки штудировать старые газеты. Проходили минуты и часы, но я не замечала этого. Наконец, в номере от 24 мая 1919 года я обнаружила первые сообщения о деле Розы Либерри. На третьей странице был а помещена довольно краткая заметка, которую я привожу почти дословно:
«Тетя сообщает о внезапном исчезновении своей племянницы. Мисс Рэчел Стайнс, проживающая на Кливленд-авеню,1128, вчера в одиннадцать часов вечера позвонила в полицию и заявила о необъяснимом и неожиданном исчезновении своей племянницы, мисс Розы Либерри из Цинцинатти. Племянница была у неё в гостях.В номере за следующий день говорилось:
По сообщению, молодая дама покинула дом своей тети около трех часов дня, чтобы сделать кое-какие покупки. Когда племянница не возвратилась домой к ужину, это не обеспокоило мисс Стайнс, так как та часто навещала своих друзей в городе и ужинала у них. Но, когда мисс Либерри не явилась и к десяти часам, мисс Стайнс позвонила её друзьям, чтобы узнать, у них ли её племянница. Она выяснила, что мисс Либерри вообще не заходила к своим друзьям. После этого мисс Стайнс известила полицию. Пропавшая до сих пор не найдена.»
«О молодой девушке все ещё нет вестей.Я переписала обе эти заметки. Затем, в выпуске «Комет» от 26 мая я нашла сообщение, занимавшее почти всю первую страницу газеты. Там была помещена и фотография. Видимо, Роза Либерри была очаровательной девушкой. Судя по её детски-серьезному лицу ей было не больше шестнадцати лет. На газетной фотографии она была в темном платье из тафты с рукавами из шифона. Темные волосы причесаны просто и скромно, выражение широко поставленных глаз ласковое и нежное.
Настоящее местопребывания мисс Розы Либерри, исчезнувшей из дома своей тети на Кливленд-авеню 23 мая, как её тете, так и полиции все ещё неизвестно. Мисс Стайнс, которая опасается, что с её племянницей случилось несчастье, известила родителей юной девушки. Мистер и миссис Либерри телеграфировали, что сегодня вечером прибывают в Джиллинг-сити.»
Этот снимок должен был произвести сенсацию. Смерть такого очаровательного создания никого не могла оставить равнодушным. А, так как речь шла о самоубийстве, эта трагедия должна была оставить после себя глубокие, никогда не заживающие раны! Я с волнением прочитала следующее сообщение:
«Родители думают, что их дочь похищена.В номере за 27 мая снова появилась публикация:
Отец приехал, чтобы искать своего ребенка. Мистер Джон Дж. Либерри из Цинцинатти, прибывший сегодня в Джиллинг-сити, чтобы лично вести поиски своей дочери, утверждает, что юная девушка, вероятно, похищена. Мистер Либерри, известный в Цинцинатти состоятельный коммерсант, ожидает с часу на час, что к нему обратятся с требованием выкупа за освобождение дочери. Начальник полиции, мистер Хартиган, однако, полагает, что мисс Либерри убежала по своей воле. Возможно, все дело в тайном любовном увлечении.»
«Не имеем ли мы здесь дело с торговлей людьми?»Средняя колонка первой страницы была заполнена фотографиями. На них была запечатлена Роза в возрасте трех одиннадцати и пятнадцати лет. На одной Роза была снята вместе с родителями. Снимок начальника полиции Хартигана был снабжен подписью:
«Шеф полиции уверен, что юная девушка опять появится»Была напечатана и фотография её тети. Под ней стояло:
«Миссис Стайес утверждает, что здесь налицо случай торговли девушками!»Тут же были снимки отца и матери. Я долго и внимательно рассматривала эти фотографии, пытаясь сравнить их с людьми, живущими сейчас на Трент-стрит. Но никто из них не был похож на изображенных на этих снимках. Все-таки прошло восемнадцать лет, а за такой промежуток времени человек может измениться до неузнаваемости. Может быть кто-то из этих троих жил на Трент-стрит и стал убийцей миссис Гэр?
Я внимательно прочитала следующее сообщение, занимавшее почти две колонки.
«О Розе Либерри нет вестей уже почти четыре дня!– Ага – я так и думал! – внезапно раздался голос за моей спиной. Я вздрогнула и вернулась в настоящее время. Обернувшись, я увидела Ходжа Кистлера.
Ее отец обвиняет полицию в нерадивости.
Сенсацией стало высказанное сегодня в полицейском участке мисс Рэчел Стайнс, тетей пропавшей без вести юной девушки, утверждение о том, что здесь, вероятно, речь идет о случае торговли девушками. Она убеждена, что юную девушку в аморальных целях держат в неволе в каком-нибудь доме с определенной репутацией.
Начальник полиции остается при своей версии, что мисс Либерри сбежала по своей воле и, вероятно, тайно вышла замуж. „Джиллинг-сити – чистый город, – утверждает в своем интервью шеф полиции. – Каждый год исчезает какое-то количество девушек, чаще всего каждая из них находится, причем оказывается, что причина, обычно, заключается в тайных любовных делах. Мисс Либерри шестнадцать лет, поэтому она романтична. Мы скоро услышим, что речь идет об обычных сердечных делах.“
Эти высказывания возмутили несчастного отца пропавшей без вести юной девушки, и он сказал: „Это похоже на начальника полиции, – то, что он пытается очернить мою дочь. Я считаю, что полиция этого города не только не способна, но и, фактически, не желает заниматься этим делом. Сердцевина этой полиции прогнила, и эта сердцевина – начальник полиции!“»
– Что ты здесь делаешь? – спросила я рассеянно, так как мыслями все ещё находилась в прошлом. Если бы рядом с Кистлером сейчас оказался шеф полиции Хартиган, я едва ли удивилась бы.
– Я? Я тот самый знаменитый добрый самаритянин. Ты просто не узнала меня в этой современной американской одежде! Я только хотел узнать, ты уже пообедала?
– Обед? О, Боже, ведь уже…
– Так я и думал! Уже второй час. Но сегодня четверг, и моя газета сдана в печать. Идем обедать!
– Она исчезла… Роза Либерри исчезла… мне нужно сначала…