Дмитрий Силлов
Путь якудзы

   Автор выражает благодарность Алексею Лагутенкову за неоценимую помощь в создании этой книги.


   Автор ни в коем случае не утверждает, что события, описанные в данном романе, происходили на самом деле. Просто, проанализировав некоторые подлинные документы и сопоставив содержащиеся в них сведения, он предоставляет читателю право самому решить, правда или вымысел то, что написано в этой книге.

Часть первая
Лист на ветру

 
Осенний лист
Над живой изгородью
Кружит на ветру.
 
Мацуо Басё

   30 апреля 1913 года, Австрия, Вена
   Весна в этом году выдалась нежной и теплой, как первый поцелуй тирольской пастушки, ощутившей в себе неизведанные ранее чувства. Казалось, что даже древний дворец Габсбургов слегка приосанился и помолодел, словно престарелый альпийский стрелок, завернувшийся в зеленый плащ из буйно распустившейся листвы. Легкий ветерок со стороны Шенбруннского парка невинно заигрывал с прогуливающимися вдоль аллеи парочками, теребя платья девушек и норовя показать сопровождающим их господам немного больше, чем позволяли приличия.
   Но сидевшему на скамейке молодому человеку не было никакого дела до окружающего его весеннего великолепия. Он с увлечением читал газету, и, казалось, ничто в мире не было способно оторвать его от этого занятия.
   В конце аллеи остановился дорогой экипаж с вензелями на дверцах, свидетельствующих о высоком происхождении его хозяина. Из экипажа вышел господин в строгом костюме, несмотря на жару застегнутом на все пуговицы. Окинув взглядом аллею, он скорчил кислую гримасу и направился к скамейке, опираясь на трость из черного дерева, украшенную массивной серебряной рукоятью. Язык не поворачивался назвать его молодым человеком, хотя это соответствовало бы действительности. Просто на лице этого господина лежала печать давней, всепоглощающей скуки, более приличествующей уставшему от жизни старцу, нежели юноше, едва ли отметившему свою двадцатилетнюю годовщину.
   – Добрый день, Август, – произнес господин, подойдя к скамейке. Голос его, тусклый и бесцветный, вполне соответствовал выражению лица.
   – Приветствую, Карл!
   Молодой человек рывком отложил газету и, вскочив со скамьи, энергично потряс протянутую руку.
   Ответное рукопожатие было вялым.
   – Только не говори мне, Август, что ты хочешь пригласить меня на одно из ваших собраний. – Господин в костюме кивнул на газету, шапка которой была увенчана черной свастикой. – Меня абсолютно не интересует оккультно-националистический бред, который проповедует ее издатель с изрядно подмоченной репутацией.
   – Но почему, Карл? – несколько опешил молодой человек. – Что плохого в «Остаре» и ее издателе?
   Господин хмыкнул и тростью перевернул первую страницу. В его неожиданно уверенном движении специалист сразу бы разглядел признаки хорошей фехтовальной школы.
   – «Белокурые арийцы находятся в постоянном конфликте с „черными силами“, которые состоят из славян, евреев и негров, – прочитал он вслух. – Только решение национальной проблемы и сохранение чистоты расы в условиях нового порядка поможет миру спасти цивилизацию». Если мне не изменяет память, это издает бывший монах-цистерианец, выгнанный из монастыря за аморальное поведение и присвоивший себе аристократическое имя.
   – Карл, послушай… – попытался протестовать молодой человек. Но господин перебил его, водя концом трости по строчкам:
   – «Недочеловеки не имеют права даже приближаться к истинным арийцам. Дети, рождаемые в смешанных браках, подлежат проклятию, а их матери – публичному наказанию». Даже боюсь представить, куда подобные идеи могут завести тех, кто им последует. При всем уважении, Август, позволь дать тебе совет. Ты хороший музыкант. Так занимайся музыкой и не лезь в то, чего не понимаешь. Ни я, ни мой отец никогда не дадут денег на развитие подобной ереси.
   Господин с силой ткнул тростью в газету, надорвав лист, после чего повернулся, намереваясь уйти. Но молодой человек удержал его:
   – Подожди, Карл, не кипятись. Прошу тебя, дай мне одну минуту. Я пригласил тебя вовсе не для того, чтобы просить денег.
   – А для чего же?
   – Я знаю, что ты неравнодушен к антиквариату и разным археологическим диковинкам.
   Господин, которого назвали Карлом, пожал плечами.
   – И что?
   – Позволь я провожу тебя до конца аллеи. И если мой рассказ тебя не заинтересует, я просто принесу свои извинения за время, которое ты потратил на эту поездку.
   Карл неопределенно хмыкнул, пожал плечами и размеренным шагом направился к по-прежнему видневшемуся в конце аллеи экипажу, возница которого уже успел задремать на козлах.
   – Ты слышал о недавнем достижении Руаля Амундсена?
   – Еще бы, – фыркнул Карл. – И хотя жаль, что Южного полюса достиг не немец, но надо признать, что иногда и норвежцы способны на подвиги.
   Его спутник нагнул голову и тихонько ухмыльнулся.
   Карл мог как угодно клеймить издателя «Остары», но Август Кубицек точно знал, откуда растут ноги этого праведного гнева. Идеи Йорга Ланца фон Либенфельса все больше занимали умы молодежи, и отец Карла, хозяин крупного издательства, не мог простить конкуренту ошеломляющего успеха. Хотя сам он был убежденным националистом и наверняка на пару с сыном втайне почитывал «Остару».
   – Так вот, – продолжил Август. – Все знают, что Амундсен достиг полюса. Но не все знают, что он оттуда привез.
   – Вряд ли что-то можно привезти из царства вечного льда кроме пневмонии и отмороженных пальцев, – с деланным равнодушием произнес Карл, рассеянно помахивая тростью. Однако Август уловил в его голосе нотку любопытства. Его спутник был явно заинтригован.
   – Ну… например, славу первооткрывателя, – протянул он.
   – Похоже, один мой знакомый музыкант сейчас доиграется, – хмыкнул Карл.
   Август рассмеялся.
   – Ты все тот же старина Карл, которого я знал все эти годы, хоть и пытаешься напустить на себя светского лоска. Ну ладно, так и быть. Скажу тебе по секрету, что Рауль Амундсен отыскал там кое-что на вершине ледяной башни высотой с собор Святого Стефана, которая торчала прямо посреди снежной пустыни. Этой зимой он был вынужден продать свою находку на закрытом аукционе, так как готовится к новой экспедиции и нуждается в средствах. Но подозреваю, что не только это вынудило знаменитого полярника избавиться от нее.
   – Ты забыл сказать, что именно он нашел! – прервал своего спутника Карл. В его голосе слышалось нетерпение.
   – Господин фон Либенфельс был на том аукционе и приобрел полярный сувенир Амундсена, – словно не слыша своего спутника, продолжал Август. – И сегодня он демонстрирует его в узком кругу своих знакомых. Кстати, он просил меня передать, что рад был бы видеть тебя на этой вечеринке.
   – Вот еще! – фыркнул Карл. – Единственное, что могло бы меня заинтересовать, так это сам полярный сувенир. Но никак не его нынешний хозяин.
   – Что ж, если тебе интересна та находка, тогда взгляни.
   Небрежным жестом Кубицек вытащил из кармана фотографию и протянул ее своему спутнику.
   Карл взял снимок и поднес к глазам.
   На фото была запечатлена гостиная зажиточного дома, в центре которой стоял массивный стол старинной работы. На середине стола отчетливо выделялось большое белое световое пятно.
   – Посоветуй фотографу Либенфельса сыпать в фотовспышку поменьше магния, – сказал Карл, возвращая фото.
   – Дело здесь не во вспышке, – покачал головой Август. – Этот предмет невозможно сфотографировать. К тому же, если долго находиться рядом с ним, у человека начинаются галлюцинации, в которых он может увидеть своё будущее.
   – Да что это за предмет, Август, черт тебя побери! – взорвался Карл. От его светского лоска не осталось и следа. Теперь это был просто рассерженный подросток. Готовый на все, чтобы удовлетворить своё любопытство.
   Чего и добивался его спутник.
   – А вот это ты узнаешь лишь в том случае, если примешь приглашение Йорга Ланца фон Либенфельса.
   Аллея кончилась.
   Они стояли около экипажа Карла, запряженного четверкой отменных лошадей. И хотя светская молодежь предпочитала новомодные авто, Карл оставался верен старому, испытанному предками средству передвижения – тем более что тихоходные и часто ломающиеся автомобили вряд ли могли угнаться за его породистыми скакунами.
   – Дьявол с тобой, поехали! – прорычал Карл, с силой дергая дверцу, отчего экипаж покачнулся и сонный возница от неожиданности чуть не свалился со своего места. Что, однако, не помешало ему отработанным жестом взмахнуть бичом, демонстрируя готовность сию же секунду отправляться в путь…
   Мягко покачиваясь на рессорах, дорогой экипаж въехал на бульвар Гюртель. Миновав череду роскошных строений, возница, повинуясь указаниям Августа, направил лошадей в аристократические кварталы, находящиеся между Гюртелем и Рингштрассе.
   – А Либенфельс неплохо зарабатывает на пропаганде, если может позволить себе покупать апартаменты в таком месте, – проворчал Карл себе под нос.
   Август едва заметно улыбнулся. Его спутник всю дорогу был поглощен созерцанием фотографии, вертя ее и так и эдак и чуть ли не пробуя на зуб. Так что его ворчание можно было не принимать всерьез. Настоящему коллекционеру редкостей наплевать, куда ехать для того, чтобы увидеть новую достопримечательность. Даже если это поездка в логово конкурента и идеологического врага.
   – Здесь, любезный, – кивнул Август вознице, указывая на трехэтажный особняк, увенчанный остроконечной крышей и облепленный миниатюрными балкончиками.
   – И со вкусом у него тоже неважно, – буркнул Карл, вслед за Кубицеком покидая экипаж.
   Галантный швейцар у входа поклонился, пропуская гостей в дом.
   – Ну и куда теперь?
   – Прошу за мной, господа!
   Неизвестно откуда появившийся камердинер с седыми бакенбардами и лицом пожилого короткошерстного пинчера провел посетителей по винтовой лестнице в гостиную.
   – Подождите здесь, господа, – сказал он. – Господин Йорг Ланц фон Либенфельс скоро будет.
   После чего удалился степенной походкой, прикрыв за собой двери.
   Это была та самая гостиная, запечатленная на фотографии Августа.
   – И какого дьявола мы будем здесь дожидаться? – желчно осведомился Карл, опускаясь в резное кресло.
   – Думаю, дьявол нам не понадобится, – усмехнулся Август, направляясь к столу, в центре которого находился предмет, накрытый куском черной шелковой ткани. – Все, что нужно, мы можем увидеть и без него.
   Вычурным жестом циркового фокусника Август сдернул ткань с предмета.
   – О, мой Бог! – выдохнул Карл, вскакивая со своего места и одним прыжком преодолевая расстояние от кресла до стола. – О, мой Бог!!!
   – Да, пожалуй, тут стоит вспомнить о Боге, – задумчиво пробормотал Август, почесывая подбородок. – Этой штуке многие тысячи лет, но по ней этого не скажешь.
   На столе, на черной эбеновой подставке лежал человеческий череп, выполненный в натуральную величину из прозрачного материала, напоминающего горный хрусталь. На гладкой поверхности предмета не было ни единой царапины, но от него веяло настолько седой, чуждой человеку древностью, что даже мысли не возникало усомниться в невероятной истории этой находки. Ибо где еще, как не в царстве вечного льда, на который не ступала нога человека, может сохраниться подобное изделие – немой свидетель иных, канувших во тьму веков цивилизаций.
   – Из чего он сделан? – прошептал Карл. – Однородного кристалла горного хрусталя таких размеров не бывает в природе!
   – Это так, – кивнул Август. – Более того, мы навели справки – даже если б такой кристалл и существовал, он бы немедленно раскололся при попытке обработать его подобным образом. К тому же вряд ли это горный хрусталь. Алмазный резец не оставляет на ним ни малейшей царапины.
   Карл медленно протянул руку к черепу.
   – А вот этого делать не стоит, – сказал Август, мягко отводя руку Карла в сторону. – Как я тебе говорил, при контакте с этой штуковиной у человека возникают на удивление реальные галлюцинации…
   Голос Августа тонул в мутно-белесой дымке, которая начала сгущаться внутри прозрачного черепа. Карл не мог оторвать взгляда от пустых глазниц, которые вдруг разом словно втянули в себя всё, что до этого было Карлом, оставив снаружи пустую телесную оболочку…
 
   …Тартар был обнесен надежной стеной из грубо тесанных камней, сложенной руками усмиренных титанов. Карл до сих пор не уставал удивляться их невероятной физической силе, быстроте движений и мощи излучаемого ими энергетического поля. К счастью для богов, прибывших на эту планету из глубин Вселенной, титаны не умели пользоваться этим неисчерпаемым ресурсом энергии, всецело полагаясь только на физическую силу.
   Это их и подвело. Богам было далеко до физического совершенства белокурых титанов.
   И сильной ауры у них тоже не было.
   Зато у них было оружие.
   Карл усмехнулся.
   Многого бы стоило Оружие Богов, если бы десяток-другой титанов догадались взглянуть внутрь себя, а после, осознав собственную мощь, объединили волю многих в один энергетический удар?
   Со своей угловой башни Карл проводил стволом дальнобойного огнемета последнюю цепочку плененных Титанов, входящих в ворота Тартара. Хорошо, что они не догадались. Еще немного усилий – и очередная пригодная для жизни планета войдет в состав Ол-лимпа, Союза звездных систем, объединенных усилиями маленького народа Богов. В незапамятные времена единственный звездолет поднялся с поверхности их умирающей родины, унося в неизведанные просторы космоса все достижения цивилизации. Вернее те, что смогли поместиться в недрах военного космического корабля помимо Оружия.
   Потом была война. И первая захваченная планета. И вторая. И третья. Потом возник Ол-лимп.
   Потом пришла очередь этой планеты. И непрекращающейся войны с титанами, оказавшимися неожиданно упорными в борьбе. Высшие Боги даже подумывали о том, чтобы отступиться, сбросив на непокорную планету Астравидью[1], мощи которой побаивались даже они сами. Пока кто-то из них не обратил внимание на энергетическое поле титанов. Которое, так и неиспользованное ими, стало оружием против них самих.
   Тартар представлял собой что-то вроде промышленного центра, обнесенного каменными стенами. На стенах возвышались башни из того же материала, на вершинах которых дежурили младшие Боги охраны с дальнобойными огнеметами – единственным оружием, способным причинить титанам ощутимый ущерб. Убить титана даже из огнемета было достаточно сложно – их организм обладал поразительной живучестью и способностью к регенерации.
   Поэтому убивать их нужно было по-другому.
   Вдоль внутренних стен Тартара тянулись жилые бараки и мастерские, в которых плененные Титаны занимались всякой повседневной ерундой типа пошива новой одежды для Богов или ремонта несложной техники. До тех пор пока их не собиралось достаточное количество. А в центре Тартара была площадь – огромное пустое пространство, использовавшееся далеко не каждый день.
   Но сегодня как раз был тот самый день. Отряд Артемиды выследил значительную группу титанов и сумел пленить большинство из них.
   И сейчас в центре площади Титаны заканчивали выкладывать из бревен громадный деревянный помост. После чего, усилиями Магов лишенные воли и способности к сопротивлению, покорно восходили на него. Иные даже приковывали цепями своих товарищей к торчащим из помоста столбам – по четверо к каждому. Чтобы после встать к соседнему столбу и завести руки за спину в ожидании, когда их запястья обнимет холодная сталь.
   Стоящие рядом с охранными башнями Маги изрядно потели, несмотря на прохладное осеннее утро. Удержание под контролем такой толпы Титанов требовало немалых усилий.
   Наконец последний пленник был обмотан цепями и надежно прикован. Стоящий рядом с Карлом Маг облегченно утер пот со лба и обратил взгляд к воротам, створки которых оставались распахнутыми.
   – На редкость поганая работенка, Цер-ребер, не находишь? – сказал Маг. – Мы работаем словно Проклятые, а Бессмертным достается все.
   – На то они и Бессмертные, – резонно заметил Карл, которого только что назвали Цер-ребером. – Я бы помолчал на твоем месте. А то с такими речами недолго и самому стать Проклятым.
   Маг опасливо покосился на младшего Бога охраны и ничего не ответил. Возможно, потому, что сейчас в ворота Тартара входил тот, ради кого все это затевалось.
   Зев был Верховным Бессмертным. Тем, кто первым открыл энергетическое поле Титанов. И тем, кто научился им управлять.
   Правда, было одно «но». Управлять этим полем можно было лишь в тот момент, когда оно покидало тело Титана и невидимым для других шаром света медленно поднималось кверху, к голубым небесам непокорной планеты. Зев – тогда еще Маг низшего посвящения – научился метать эти шары и поражать ими живых Титанов. Иногда энергии шара хватало на то, чтобы уничтожить целый десяток белокурых бестий. Тогда Зев задал себе вопрос – а что будет, если одновременно умрут не один, а сто Титанов? И нельзя ли, метнув этот гигантский шар на значительное расстояние, выжечь целый вражеский город?
   Так возник Тартар. Накопитель обреченных, предназначенных стать оружием против своих соплеменников.
   Зев взошел на самую высокую башню и поднял руку.
   Это был сигнал.
   Карл обежал вокруг станины, поворачивая подвижно закрепленный огнемет в сторону помоста.
   Прикованные Титаны расправляли плечи. Контроль Магов больше не подавлял их волю. Но сейчас никто из них не рвался, звеня цепями и пытаясь вырваться из плена. Они все как один спокойно смотрели в лица своих палачей. Лишь на губах некоторых играла презрительная усмешка.
   – Не могу привыкнуть к этому, – прошептал все еще стоящий рядом Маг. – Иногда я думаю, кто же из нас Боги – мы или они?
   – Бог тот, в чьих руках огнемет, – бросил через плечо Карл, кладя коготь на спусковой рычаг. В его голове промелькнуло, что, пожалуй, стоит после всего доложить в Наследие Предков о крамольных мыслях Мага низшего посвящения.
   Зев резко опустил руку…
   Щеку Карла опалило огнем.
   Потом другую.
   Окружающий мир вздрогнул – и вдруг рассыпался прозрачной пылью, колыхающейся в глазницах хрустального черепа.
   Карл сидел в кресле.
   А над ним стоял Август Кубицек, занося руку для новой пощечины.
   – Хватит! – воскликнул Карл, заслоняясь ладонью от удара.
   Кубицек стоял над ним, переводя дух, и с тревогой смотрел, как наливаются краской бледные щеки Карла. Несомненно, перед ним снова был человек.
   – Ты не представляешь, что с тобой произошло, – пробормотал Август, отступая на шаг. – Тебя было невозможно оторвать от стола. И твое лицо… Оно стало другим. Похожим на этот череп…
   – Довольно! – бросил Карл. – Ты не знаешь, сколько хочет фон Либенфельс за эту вещь? Неспроста же он пригласил сюда именно меня!
   – Я слышал, что-то около ста тысяч английских фунтов. Но неужели ты после всего…
   – Непременно! – отрезал Карл. – Но я должен для начала посоветоваться с отцом. У меня нет такой суммы наличными, но, думаю, после моего рассказа отец не откажет.
   – Карл, ты мой друг, и, честно говоря, я бы не советовал…
   – Я принял решение, – не терпящим возражений тоном произнес молодой аристократ. – Только мой отец ни за что не поедет в дом к фон Либенфельсу, даже если тот привезет сюда меч Зигфрида вместе с живым Зигфридом в придачу. Ты говоришь, что череп невозможно сфотографировать? Охотно верю. Но нет ли у тебя на примете хорошего художника, которому можно было бы доверять и который мог бы детально зарисовать череп, чтобы я мог показать его отцу? Ты знаешь, я в долгу не останусь.
   – Ну, в общем… – замялся Кубицек, – как ни странно, фон Либенфельс также хотел получить рисунок черепа, возможно, чтобы опубликовать о нем статью в «Остаре». И я вчера попросил одного своего старого друга приехать сюда. Он неплохой художник.
   – И когда он приедет? – с нетерпением воскликнул Карл. – Я бы хотел получить рисунок немедленно! Фон Либенфельс может и подождать!
   Словно в ответ на его слова двери гостиной распахнулись. Камердинер, важно поводя собачьей мордочкой, возник на пороге и осведомился:
   – Господа, никто из вас не приглашал художника? Он утверждает, что…
   – Приглашали! – в один голос воскликнули Карл и Август. – Конечно, приглашали, просите!
   Камердинер поклонился и ретировался.
   – А он действительно хороший художник? – спросил Карл. – Отцу важно будет разглядеть детали.
   – Он несомненно талантлив, – ответил Август. – Думаю, через сотню лет его картины будут стоить миллионы…
   – Господин художник!
   Голос камердинера заставил собеседников повернуться к дверям.
   На пороге стоял молодой человек в длинном поношенном пальто. Запавшие глаза на бледном лице настороженно смотрели из-под длинной челки, низко спадавшей на лоб.
   – Приветствую тебя, мой друг! – воскликнул Август, бросаясь к художнику. – Ты не представляешь, насколько ты вовремя! Познакомься, это мой старый товарищ… – Он указал на Карла, потиравшего щеки в своем кресле.
   – Карл, – упреждая пространные излияния Кубицека, бросил молодой аристократ, не считая нужным сверкать громкой фамилией в незнакомом обществе и заранее предупреждая мгновенно разносящиеся слухи о том, что он делает в доме своего врага со следами пощечин на лице.
   Художник коротко кивнул, нервно теребя ремешок складного мольберта, висящего у него на плече.
   – Адольф Гитлер, – коротко представился он.
* * *
   Автозак петлял по переулкам и тесным улочкам столицы, специально не выезжая на широкие проспекты, дабы не травмировать добропорядочных граждан видом передвижной тюремной камеры. Повернув на Энергетическую улицу, крытый фургон, не останавливаясь, въехал в железные ворота, бесшумно распахнувшиеся перед ним и так же плавно и беззвучно закрывшиеся следом.
   Во дворе тюрьмы машину ждали трое контролеров, вооруженных автоматами и висящими на поясах дубинками-тонфа. Руководил ими шкафообразный начальник смены с красной повязкой на рукаве, на которой белыми выцветшими буквами было выведено «ДПНСИ»[2].
   – Прибыл, сердешный, – сплюнул на асфальт начальник смены.
   Решетчатая дверь, отгораживающая внутренность автозака от выхода и кабины водителя, звякнув засовом, отворилась.
   – На выход, – качнул стволом «Кипариса» сопровождающий лейтенант.
   Виктор поднялся с узкой лавки и шагнул вперед.
   …ДПНСИ задумчиво смотрел на фигуру арестанта, спускающегося по лесенке автозака, которую сразу же окружили автоматчики.
   – Значит, особо опасный. Государственной важности.
   – Именно так, – кивнул лейтенант.
   – Ладно, – хмыкнул ДПНСИ. – У нас тут все государственной важности. Посмотрим, что это за русский якудза международного масштаба. И не таких обламывали…
   Виктор шел по запутанному лабиринту унылых, однообразных коридоров. Конвоир, идущий сзади, громко трещал специальным кистевым эспандером, сигнализирующим коридорным о том, что тюрьма обзавелась еще одним государственным преступником.
   Но тяжелые потолки, блеклые, унылые стены и вмурованные в них двери камер не производили на Виктора ни малейшего впечатления.
   Ему было все равно.
   Как бывает все равно человеку, которому нечего делать в этом мире.
   Потому что у него нет цели.
   Потому что его никто не ждет.
   Потому что утрачен Путь и абсолютно не имеет значения, где и как ты встретишь завтрашний день…
   Цель была всегда. Научиться драться. Выжить в армии. Найти похищенную бандитами сестру. Создать свой бизнес… После, в Японии, – постичь все грани искусства синоби[3], преодолев препятствия, непреодолимые для обычного человека[4].
   Потом было море, катер и японская шхуна. И гранатометчик на ней. И выстрел Виктора, поставивший точку в конце еще одного отрезка его жизни.
   Потом была российская военная база на острове Шикотан, переезд под конвоем в следственный изолятор № 1 в Южно-Сахалинске, разные следователи, задающие одни и те же вопросы:
   – Как вы оказались в Японии?
   – Каким образом оказались на катере?
   – Откуда у вас меч?
   – Почему вы стреляли в японского рыбака?
   И его такие же односложные ответы:
   – Прилетел на самолете.
   – Пригласили случайные знакомые.
   – Нашел.
   – Так получилось.
   И совсем не надо было разъяснять, что прилетел он в Страну восходящего солнца не по своей воле, что на катере он бежал от убийц-смертников Якудзы, что меч он нашел после того, как потерял, и что в «рыбака» он стрелял потому, что тот стрелял в него.