Силлов Дмитрий. Ученик якудзы

   Убийцей он стал потом, в силу обстоятельств, от него не зависящих. И хотя новое дело под давлением тех обстоятельств получалось у него на редкость хорошо, принимать предложение японской якудзы повысить квалификацию киллера непосредственно в Стране Восходящего Солнца Виктор пока не спешил. Карьере профессионального убийцы он предпочел скромную долю владельца двухэтажной продуктовой палатки, в соответствии с российским законодательством гордо именуемой магазином.
   Местного предводителя организованной преступной группировки по имени Вася Виктор знал лично. Познакомились в связи с событиями, предшествующими появлению куша.
   Куш, добытый совместными усилиями, они с Васей поделили без взаимных претензий, оставшись при этом неплохого мнения друг о друге. Так что причиной невзгод владельца магазина были не бандиты.
   Первые полгода торговая точка Виктора процветала. Пока в один прекрасный день не появилась в той точке гостья из прошлого…
   Гостью звали красивым именем Александра. По рождению она была дочерью японского посла, по призванию – куноити, что по-японски означает ниндзя женского пола. Склоняла та Александра Виктора к тому, чтоб бросал он свои торговые дела и ехал в Японию с полным пансионом и с более чем солидным окладом повышать квалификацию и совершенствовать свой дар, который он сам втайне считал проклятием.
   А именно: в минуты смертельной опасности временами впадал Виктор в боевой транс. И в этом трансе проявлялись в нем способности убивать себе подобных голыми руками в несметных количествах способами изуверскими и крайне неаппетитными. Представителям японской якудзы, которые невзначай стали свидетелями Викторовых бесчинств, те способы сильно понравились. Отчего и агитировала Виктора красавица-куноити съездить в Японию на три года для обмена опытом.
   Виктор же покивал для вида – и решил не связываться. Мол, хватит на мою пятую точку крутых приключений, пора на покой. Магазин есть, прибыль приносит – а большего мне и не надо.
   Но покоя не получилось. Он, покой, как известно, нам только снится. Когда не снятся другие нереально реальные истории. Но Виктору в последнее время зачастую было не до сна.
   Сначала на него круто наехал ОБЭП. Нашли кучу неслабых нарушений, которые в сумме своей круто долбанули Виктора по карману. Хорошо, что так обошлось, мог бы и под статью загреметь.
   После чего на него наехала СЭС. С его стерильного прилавка – Виктор был слегка помешан на чистоте, сестра приучила, – сделали смыв. В смыве работниками санитарно-эпидемиологической службы была найдена какая-то вредоносная палочка, из-за которой хозяин магазина вновь серьезно пострадал в материальном плане. Потому как магазин по результатам проверки СЭС почти месяц был закрыт, не получая разрешения на торговлю, словно на прилавке нашли не палочку, а как минимум бактериологическое оружие тотального уничтожения. При этом потраченные нервы – не в счет. Нервные клетки – не деньги, они не восстанавливаются и ценятся российскими гражданами не в пример меньше. Поэтому Виктор, избавившись от палочки и внимания санэпиднадзора, вновь открыл магазин.
   И тут начались проблемы с поставщиками. То мясо тухлое завезут, то помидоры гнилые, то вообще ничего не завезут – делай бизнес на чем хочешь, хоть молоденькими продавщицами приторговывать начинай прям на прилавке, благо он длинный, стерильный и абсолютно пустой.
   Народ, понятно, с такого дела в магазин Виктора ходить стал реже намного, предпочитая его заведению аналогичные, в которых проблемы с властями, поставщиками и продуктами были не в пример скромнее.
   Но последней каплей в карьере молодого гения от коммерции стало письмо, которое Виктор сейчас и рассматривал, терзая карандаш свежими импортными коронками, – некоторые зубы в результате приключений, предшествовавших появлению собственного магазина, остались в богатом событиями недалеком прошлом.
   «Случайно такое невезение не бывает. Кому-то ты, Витя, крупно досадил. Понятно, что жизнь – она как зебра. Черная полоса, белая полоса, задница. И когда она, задница то есть, настает, надо не сидеть на ней, а продавать магазин и завязывать с коммерцией. И сваливать куда-нибудь. Хоть к сестре в деревню. А то жизнь – она, конечно, чаще всего как зебра, но бывает, что и как слон. То есть кончается внезапно».
   Виктор кривил душой. И не только в том, что ни за какие коврижки не поехал бы он к сестре в захолустье еще более мрачное, чем его родной город, которое разные-всякие, по воле случая родившиеся в столице либо всеми правдами и неправдами пробившиеся поближе к ней, кличут мудреным и оттого обидным словом – «периферия». Знал он, откуда растут ноги его хронического коммерческого невезения. Но ехать на другой конец земли, для того чтобы японские бандюганы ставили над ним свои опыты, тоже отчаянно не хотелось.
   «Ты будешь третий неяпонец за всю историю Школы, который переступит ее порог в качестве ученика. Во время обучения на твой счет, который будет открыт в любой стране, которую ты укажешь, будет ежегодно поступать сто тысяч долларов».
   Именно такие слова сказала тогда Александра, сунув ему на прощание визитку из неестественно белой бумаги с телефоном московского клуба…
   Но как же не хотелось снова ворошить прошлое, превращая его в беспокойное и кровавое будущее! То, что в случае ворошения будущее будет именно таким, Виктор нисколько не сомневался. Да и какой заокеанский буржуй в здравом уме и твердой памяти пожертвует простому рабочему парню из России триста тыщ баксов за здорово живешь? Ясно дело, никакой. Гораздо проще, после того как вытянут из него недобитые камикадзе интересующую их информацию, скормить его крабам, благо их в Японии до…
   Дверь кабинета, расположенного на втором этаже магазина, распахнулась, прервав мрачные мысли его хозяина.
   Виктор поднял голову.
   На пороге стоял главарь местной организованной преступности по имени Вася, с которым Виктор около года назад поделил пополам весьма нехилые деньги, доставшиеся им в результате вышеописанных головокружительных приключений.
   Судя по внешнему виду Васи, свою половину денежного приза он употребил со значительно большей пользой для себя, нежели Виктор.
   За прошедший год Вася приосанился, заматерел и внимательно пересмотрел «Бригаду». Следствием того пересмотра стали зачесанные назад волосы, черное кожаное пальто и «Мерседес» того же цвета. Плюс внедорожник охраны с тонированными стеклами, длинный, черный и чем-то неуловимо напоминающий похоронный катафалк американского образца. Обе подъехавшие машины Виктор мог бы заметить из окна своего кабинета, если б все его мысли не парализовал белый листок бумаги, лежащий перед ним на столе.
   – Что читаем? – вместо «здрасте» поинтересовался Вася.
   – Приговор, – мрачно ответил Виктор. – И только тебя сейчас не хватало до кучи.
   – Че это ты? – слегка опешил Вася.
   Виктор откинулся на спинку стула.
   – Судя по последним событиям, сейчас ты просто обязан зарядить мне в грызло и сообщить, что я не платил тебе за крышу целый год. И что счетчик тикал все последние одиннадцать месяцев.
   – Ну, насчет зарядить тебе да в грызло я бы еще подумал, – осторожно сказал Вася, присаживаясь на стул и вместе с ним двигаясь к столу. – С тобой махаться надо не кулаками, а огнеметом. Причем лучше сразу «Шмелем».
   – Это который реактивный? – уточнил Виктор.
   – Он самый, – согласился Вася. – А лучше двумя. С двух сторон по второму этажу. Для надежности.
   – Я смотрю, ты за год стратегом стал, – усмехнулся Виктор. – Никак в натуре подумывал насчет огнеметов?
   – Да ну тебя, – отмахнулся Вася. – Думаешь, если я бригадиром заделался, так и оскотинился автоматически? Бригадир и сука – это не синонимы, Вить, а абсолютно противоположные понятия. Ведь если бы не ты, так я б сейчас не здесь в кожане́ рассиживался, а со свинцовой пилюлей в башке на дне озера карасей кормил. Так что насчет долга ты не в тему прогнал. Я ж тебе обещал, что в этом городе с крышей у тебя все пучком будет без всяких проплат. И моё слово железно.
   – Ну, я перед тобой типа тоже в долгу, – слегка смутился Виктор. – Так что считай, что мы квиты. И давай по делу. Типа, чем обязан?
   – Чего?
   Хотя Вася за прошедшее время и выучил слово «синонимы», тормозил он порой по-старому.
   – Ну, пришел зачем?
   – А-а-а…
   Тут бригадир городской ОПГ замялся и спрятал глаза.
   «Чего это он? – подумал Виктор. – Никак и правда заказ на меня пришел выполнять, да совесть мучает».
   Вася, однако, совестью мучился недолго. Сунув руку за пазуху пальто, он вытащил оттуда пять пачек зеленых американских денег, перетянутых шпагатом, и положил их перед Виктором.
   – Спасибо, – кивнул Виктор. – Как я понимаю, это мне.
   – Угу, – промычал Вася, сосредоточенно рассматривая бледный кактус на подоконнике.
   – Интересно только за что?
   – За магазин, – буркнул Вася. – Покупаю я его у тебя.
   – Понятно, – снова кивнул Виктор. – Без меня меня женили. А если я не согласен?
   Вася вздохнул, страдая глубоко и неподдельно.
   – А если ты не согласен, то мне придется его сжечь, – выдавил он из себя.
   – Ясно, – медленно произнес Виктор. – Это к тому, что бригадир – это бригадир, а не противоположное понятие…
   – Да что ты, в натуре, жилы тянешь!!!.. – взвился Вася, наливаясь красным, словно перезрелый помидор. – Типа не знаешь, что и надо мной люди есть! Ну не продашь ты мне магазин, ну не сожгу я его, как велено было, ну грохнут меня московские! Легче тебе от этого будет?
   – Московские? – уточнил Виктор. – Так я и думал, что ноги растут именно оттуда.
   Вася шумно выдохнул и грохнул пудовым кулачищем по столу, отчего связка долларовых пачек подпрыгнула на полметра.
   – Твою мать, опять проговорился! А хотя… Какая теперь разница…
   – Действительно, никакой, – задумчиво отозвался Виктор. – Сколько здесь?
   – Чего?
   – Денег здесь сколько?
   – А-а-а… Полтинник здесь.
   – Понял, – кивнул Виктор.
   «Ехать-то по-любому придется, – пришла безразличная, никакая мысль. – По-любому… Да и черт с ним, где наша не пропадала? В армии не загнулся, глядишь, и здесь обойдется. Подумаешь, на год больше…»
   А вот другую мысль, которая зашебуршалась в голове, Виктор думать себе запретил и постарался загнать ее, вот-вот готовую всплыть, подальше. Насчет того, что кроме магазина есть у него еще одно слабое место. Которое только тронь – и полетит он, Витя, не пикнув, белым лебедем хоть в Японию, хоть в одних трусах на Крайний Север. Или же – как вариант – полетит, но не в Японию. А в тот клуб московский, на визитке обозначенный. И будет в том клубе глобальное и жестокое массовое убийство и правых, и виноватых.
   Ибо было оно как-то, затронули то слабое место – сестру Гальку – некие восточные люди, бывшие Викторовы работодатели. И отошли в лучший мир, отпетые неземным голосом, звучащим в голове у Виктора в те мгновения, когда он совершал эти самые массовые убийства…
   Виктор тряхнул головой, отгоняя жуткие воспоминания. Уж лучше первый вариант. Тем более что лететь придется не в трусах, и уж совсем не на Север, а скорее наоборот.
   – Это самое… Вась, не в службу, а в дружбу, – сказал он. – Я тебе адресок дам, ты по тому адресу раз в месяц переводом баксов по двести-триста отсылай, ладно? А то хрен его знает, как там в Японии с переводами.
   Глаза главаря ОПГ стали круглыми, как у совы.
   – В какой Японии? Ты че, в Японию собрался?!
   – Ага, – просто ответил Виктор.
   – Ну, круто! – выдохнул Вася. – То-то ты за тот меч так трясся. А чо это ты прогнал насчет переводов каждый месяц? Ты чего туда, на ПМЖ?
   И сам рассмеялся собственной шутке.
   – На три года, Вась.
   Вася смеяться перестал и уставился на Виктора, словно увидел его впервые.
   – В монастырь, что ль? – спросил настороженно.
   – Не совсем, – вздохнул Виктор. – Хотя хрен его знает. Может, и в монастырь.
   – Ты смотри, с этим поответственнее, – сказал главарь организованной преступной группировки, ерзая на неудобном стуле. – А то знал я одного. Он в Тибете в монастыре ровно пять лет отсидел, прикинь? И оттуда как звонком откинулся, день в день. Так, по мне, лучше б он у нас на зоне пятерик отмотал.
   – Что так?
   – Да башню у мужика сорвало напрочь. Хвостик на макушке отрастил, а остальное бреет. И рис постоянно жрёт. А когда не жрёт, сидит на месте истуканом – только хвостик на лысине кверху торчит – и без дури, и даже без музыки прётся незнамо с чего. А как переться закончит, обратно рис то́чит. И вот так по кругу. Или рис в себя пихает, или тащится…
   – Так я ж не на пять лет, а только на три, – хмыкнул Виктор.
   Вася кивнул на стеллаж, одна полка которого была заставлена литературой по Японии, Китаю, восточной философии и военному искусству, – в последнее время хозяина кабинета увлекла тема Востока, а на работе свободного времени порой бывало больше, чем дома.
   – То-то я и смотрю. А вдруг и с трех крышняк сорвет? Кто ж его знает? Приедешь вот обратно с хвостиком и будешь, как тот ушлёпок, сидеть ножки калачиком и мычать про себя. Кайф, я думаю, относительный…
   – Там видно будет, – грустно сказал Виктор.
   Перспективу того, что в результате японского «обучения» у него может «съехать крыша», он вполне допускал. Как наименьшее из возможных зол.
   – Слушай, а то, может, ну их всех – и давай ко мне в бригаду! – с жаром сказал Вася. – А чо? Спалим, в натуре, твой шалман, а в нем бомжа какого-нибудь. Московским скажем, что по недосмотру сожгли хозяина, ну вот, хоть убейте, был человек – и нет человека. А тебе фейс переделаем. У меня хирург пластический есть – закачаешься. Какую хочешь тебе морду нарисует, чисто Паганини. Документы – не проблема. У тебя ж не голова – а дом советов, а ты в барыги подался…
   Виктор с сожалением посмотрел на главаря местного криминалитета.
   – Паганини не морды рисовал, а на скрипке играл. А ты, Вась, боевиков лишку пересмотрел. «Шалман спалим, фейс переделаем, документы не проблема…» Это не совсем московские, Вася. Это – гораздо хуже.
   – Кто это может быть хуже московских? – удивился Вася. – Японские, что ли? Так их же тогда вроде как всех положили…
   И задумался.
   – Ладно, Вась, пора мне, пожалуй, – сказал Виктор, черкнув на листе со столбцами цифр несколько строк. – Вот по этому адресу сможешь переводы слать?
   – Да не вопрос, братуха, – очнулся от дум Вася. – Только мне на это дело десятки за глаза хватит.
   Он развязал шпагат и взял одну пачку.
   – Остальное – твоё.
   – Остальное, Вась, положи в банк на мое имя. Приеду – разберусь.
   – Не вопрос, какие базары?
   Заметно повеселевший Вася сгреб деньги обратно и запихал их во внутренний карман пальто.
   – На дорогу-то деньги есть? Может, оставить скока-нибудь?
   – Да есть. Как раз на дорогу и наторговал, – усмехнулся Виктор, вставая из-за стола.
   – Давай подвезу, – предложил Вася, тоже вставая со стула и потирая мягкое место. – Ух, стулья для гостей у тебя и жесткие! Вся задница деревянная.
   – Вот ты новые и купишь, – хмыкнул Виктор.
   – Да уж придется. И не только стулья, – сказал главарь ОПГ, уже хозяйским взглядом окидывая кабинет. – Ну чо, тебя подвезти?
   – Спасибо, обойдусь, – сказал Виктор. – У меня машина еще не совсем развалилась.
   – А ее продавать будешь? – сделал стойку Вася. – Она у тебя за три года сгниет – к гадалке не ходи.
   – Забирай, – махнул рукой Виктор.
   – За десятку?
   – Забирай за десятку.
   – О, нормальный базар! – обрадовался Вася. – Я твою тачилу видел, она еще побегает о-го-го как!
   «Сам знаю», – безразлично подумал Виктор. А вслух сказал:
   – Я тебе сейчас доверенность выпишу, а ты ее хоть сегодня от моего дома заберешь. Мне бы в зал напоследок заскочить и потом до дома доехать. Ключи я в свой почтовый ящик брошу. Открыть сможешь?
   Вася хмыкнул многозначительно.
   – Почтовый ящик-то? Не переживай. Если сам не справлюсь, имеется у меня авторитетный медвежатник с автогеном. В моей бригаде любые спецы есть, только тебя не хватает. Конкретный ты пацан, Виктор. И башковитый. За то и уважаю. А до дома своего ты еще не раз доедешь. Десятку за тачилу я тебе туда же на счет определю.
   – Определяй, – пожал плечами Виктор.
   Торговаться было лень – да и незачем, в общем-то. Ближайшее будущее, в которое предстояло окунуться, казалось мутным и нереальным, как бред наркомана. А настоящее было уже лишь преддверием этого бреда, в данный момент особого значения не имеющим.
   Виктору было знакомо это чувство, когда решение принято резко и неожиданно для самого себя.
   Р-раз!
   И привычный мир разваливается на кусочки, разлетается цветными осколками, как стеклышки в калейдоскопе, для того чтобы собраться в совсем уже иную фигуру, абсолютно не похожую на предыдущую.
   Так было тогда, когда он отказался ехать с сестрой Галькой в деревню и сменить кровавую «свою жизнь» на тихое деревенское болото.
   Так было и сейчас.
   «Ну что ж, посмотрим, какие вы из себя, злые японские ниндзя, – подумал Виктор, в предпоследний раз поворачивая ключ в замке зажигания уже не своей машины. – Если такие же глупые и смешные, как в „Бэтмене“, то мы еще поглядим, кто над кем эксперименты ставить будет…»

* * *

   Последнее время Виктор регулярно – ну почти регулярно – ходил в качалку. Заинтересовало железо. Наверно, все-таки сказались пережитые приключения, в ходе которых не раз приходилось наблюдать мощные торсы своих тайных и явных оппонентов. И хотя порой приходилось тех оппонентов отправлять к праотцам, несмотря на их торсы, но все ж таки… В общем, захотелось помимо внедорожника, магазина, относительного финансового благополучия и дара-проклятия в состоянии полной отключки убивать людей изощренными способами, чтобы, скажем, второго августа^[6] не стыдно было за рулем своего «тачила» проехаться в одной дембельской тельняшке.
   …«Зал» был полуподвалом. Сыроватым, наскоро обшитым кем-то где-то украденной вагонкой, которая местами уже начала плесневеть. Под низким потолком лениво шевелил лопастями громадный вентилятор, мешая тонкую струйку свежего воздуха, сочащуюся из крохотного окошка с горячим углекислым газом, выброшенным из человеческих легких в процессе самоотверженного труда их хозяев.
   На деревянном дощатом полу в беспорядке валялись грифы от штанг, блины, замки, все в пятнах коррозии и только в местах постоянного контакта с человеческими ладонями отшлифованные до естественного металлического блеска. По всей площади зала были расставлены несколько скамеек и тренажеров, сваренных из металлического профиля грубо, но надежно. У человека непосвященного, но образованного эти конструкции могли вызвать ассоциации с гильотинами и древними пыточными машинами, выкопанными из подвалов средневековых замков и установленными в подвал современного жилого дома для услады местных мазохистов.
   Мазохистов в зале было немного, человек пять. Видимо, отсутствие комфорта и кондиционированного воздуха им нисколько не мешало. Люди, шумно выдыхая, толкали штанги, тягали жуткие с виду гантели и трудились в пыточных машинах, судя по искаженным лицам, страдая неимоверно. Руководил процессом седовласый Геракл, бугрящийся кошмарной, но на удивление пропорциональной мускулатурой. На лицо Гераклу можно было дать лет пятьдесят пять – шестьдесят, но фигуре позавидовал бы любой двадцатилетний подросток.
   – Здоро́во, Степаныч, – поприветствовал Виктор Геракла, войдя в зал.
   – И тебе не кашлять, – бросил Геракл с явно негреческим отчеством Степаныч. – Опаздываешь.
   – На работе задержался, – повинился Виктор.
   – Еще раз задержишься – из зала вылетишь, – нелюбезно парировал Степаныч. – Быстро переодевайся – и работать.
   Виктор повиновался. Гавкаться с хамоватым Гераклом резону не было. За полгода усиленных тренировок под руководством бывшего заслуженного тренера международного класса по тяжелой атлетике, вследствие некоторых проблем с законодательством вынужденного сменить большой спорт на полусырой подвал, а тяжелую атлетику на модный бодибилдинг Виктор набрал десять килограммов чистой мускулатуры.
   К тому же несколько месяцев назад Степаныч приволок в зал и подвесил к потолочному крюку громадный мешок, сшитый из воловьей кожи и набитый чем-то на редкость твердым. Тогда у диковинного тренажера собрались все, кто был в качалке.
   – Ты вроде как каратэ занимался, – сказал Степаныч Виктору. – Давай, пробуй.
   – Да я так, до армии немного… – замялся было Виктор.
   – Сказано, бей, – рыкнул Степаныч.
   Виктор сосредоточился, закрыв глаза на полминуты, – и саданул, как учили до армии в каратэ, от бедра, подкрутив кулак, с «киай» обычным, вменяемым, громким и… как оказалось, бесполезным.
   Права была Александра. Это, как она говорила, в состоянии боевого транса проявлялись у Виктора какие-то нечеловеческие способности, вследствие которых и удары были что надо, и результаты тех ударов – не приведи Господь никому на себе прочувствовать. И сейчас Виктор перед тем как мешок долбануть, понадеялся – а вдруг проявится? Потому и пыхтел перед мешком, закрыв глаза и вызывая в себе полузабытые ощущения неземного голоса, звучащего в голове…
   Не проявилось.
   Кулак вкрутился в грубую воловью кожу… Виктору показалось, что он ударил в стену. Мешок едва заметно качнулся и вернулся на исходную. Виктор же слегка обалдело смотрел на стремительно распухающее запястье и клок кожи, свисающий с ударной поверхности кулака.
   Кожи своей, не воловьей.
   Все, что изменилось во внешнем виде мешка, – так это пятно крови появилось на нем, будто кисть кто обмакнул в алую краску и ткнул ею забавы ради в стокилограммовую черную сардельку.
   – Понятно, – хмуро бросил Степаныч. – Руку давай.
   – А?
   Боль в запястье нарастала, и потому руку Степанычу давать не хотелось. Хотелось взять ее, покалеченную, нежно и нести в больницу к добрым докторам, которые за деньги сделают все, что требуется, аккуратно и безболезненно.
   Виктор попытался увернуться, но Степаныч оказался проворнее. Он ухватил Виктора за руку своей лапищей повыше вывихнутого запястья – словно капканом прихватил.
   – Глаза закрой.
   – Степаныч, а может…
   – Глаза закрой, сказал!
   Виктор хотел было объяснить, что, мол, не надо репрессий, что сам виноват, что сейчас не сто́ит ничего делать, что врачи…
   Объяснить он ничего не успел. Степаныч ловко перехватил травмированную руку и резко рванул кисть на себя, словно пробку из бутылки шампанского выдергивал.
   Виктор охнул и присел от резкой боли. Но это было еще не все.
   Пальцами, по ощущениям похожими на гвозди, Степаныч начал мять пострадавший сустав. В глазах Виктора потемнело.
   – Степаныч, ты чего делаешь!!! – заорал он не своим голосом.
   – Спокойно, – бросил Степаныч, отпуская горящую огнем руку Виктора. – Переломов вроде нет. В холодильнике лед возьмешь, приложишь, шкуру ножницами срежешь, кисть перебинтуешь. День отдыхаешь, с послезавтра две недели работаешь в напульснике. Спецпрограмму индивидуальную на этот период я тебе распишу. Помимо всего прочего будем учить драться. Свободен.
   – Учить драться, – ворчал Виктор тогда по дороге домой. – Да я сам кого хочешь…
   Однако надо было признать, что без малого за год относительно спокойной жизни армейский навык реального боя практически сошел на нет. Даже топор, забытый в сарае, ржавеет и тупится от безделья. Что уж про человека говорить. Немного расслабишься – и вот тебе, пожалуйста. И кулаки уже не кулаки, и пресс зарос нетолстым пока слоем благополучного жирка, и, того и гляди, скоро хулиганистые подростки у подъезда закурить начнут просить. С неизменными последствиями той незатейливой просьбы…
   А потом еще немного – и ты начинаешь себя ненавидеть. За слабость, за трусость, за то, что сам себя перестал считать мужчиной. Что может быть страшнее? Но вернуть что-либо назад бывает ох как трудно, порой практически невозможно. На то сразу находится масса причин. Собой же придуманных и оттого еще более непреодолимых…
   К тому же у Степаныча было чему поучиться. Последующие месяцы Виктор с несколькими энтузиастами оставался после тренировок на дополнительные занятия. Признаться, скучноватыми они были, те занятия. Никаких тебе ударов ногой в голову и «вертушек» в прыжке. Долби себе тот самый мешок сначала в боксерских перчатках, потом в обычных, кожаных, в которых нормальные люди зимой ходят, а после – через месяц примерно – голыми руками. Сначала легонько, а потом со всей дури. И – что удивительно – кожа на руках только краснела, но уже не слезала как тогда, в первый раз.
   Потом Степаныч напяливал на бойцов-энтузиастов самодельные тряпочные шлемы, тряпками же и набитые, и наставлял:
   – Выучите два-три удара, но такие, чтоб сразу вырубить. И отрабатывайте их до посинения, пока они рефлексами не станут. Кулаком в нос, после чего – сразу в челюсть. Ага, правильно, вот сюда, крюком в край подбородка. Можно и наоборот, сначала в челюсть. А еще – по яйцам. Тихо, тихо, поответственней, не перестарайтесь. Вот, защиту на колокола наденьте – и вперед. И резче, резче. Одно, другое, третье. И как свалится, носком ботинка по башке добавить, чтоб не встал. И сразу – ноги оттуда, чтоб менты не загребли…