Страница:
— На этом месте находилась Дарабская библиотека. В ней хранилось четырнадцать миллионов томов. Сегодня уже нет ни одного. Спустя много лет после гибели строителей я просиживал в библиотеке, читая книги, и теперь они в моей памяти…
— Больше года чума уносила десять тысяч жизней в день, в то время…
Он все раскручивался и раскручивался, этот гигантский хроникальный ролик, добавляя все новые и новые подробности по мере того, как Озимандия усваивал наши замечания и пополнял запас слов. Робот колесил по пустыне, и наши магнитофоны ловили каждое его слово, а мы ступали точно во сне, обескураженные грандиозной находкой. В одном этом роботе хранилась в ожидании исследователей вся необъятная культура, просуществовавшая триста тысяч лет! Мы могли до конца своих дней выкачивать знания из Озимандии и все же не исчерпали бы тех залежей, которые вместил его всеохватный мозг.
Когда мы наконец насилу оторвались от Озимандии и, оставив его в пустыне, вернулись на корабль, нас так и распирало от впечатлений. Не было еще случая, чтобы археологу далась в руки такая благодать: полная летопись, доступная и переведенная.
Мы договорились опять не открывать ничего Мэттерну. Однако нам, точно малым детям, получившим в подарок желанную игрушку, трудно было прятать свои чувства. Хотя мы не говорили ни о чем впрямую, наше возбуждение, должно быть, подсказало Мэттерну, что день прошел не так уж бесплодно, как мы утверждали.
Это вкупе с отказом Леопольда назвать точное место наших работ наверняка вызвало у Мэттерна подозрения. Как бы то ни было, ночью в постели я услыхал шум отъезжающих машин, а наутро, когда мы пришли в столовую к завтраку, Мэттерн и его люди, небритые и помятые, смотрели на нас с характерным мстительным блеском в глазах.
— Доброе утро, господа, — поздоровался Мэттерн. — Уж мы заждались вашего пробуждения.
— Разве сейчас позднее обычного? — спросил Леопольд.
— Вовсе нет. Просто мои люди и я не ложились всю ночь. Мы… хм… подзанялись археологоразведкой, пока вы спали. — Полковник наклонился вперед, расправляя мятые лацканы. — Доктор Леопольд, по какой причине вы сочли возможным скрыть от меня факт обнаружения объекта чрезвычайной стратегической важности?
— Что вы имеете в виду? — возмутился Леопольд, но голос его дрогнул и потерял твердость.
— Я имею в виду, — спокойно ответил Мэттерн, — того робота, которого вы назвали Озимандией. Почему вы решили не говорить мне про него?
— Я собирался непременно сделать это перед отлетом.
Мэттерн пожал плечами.
— Пусть так. Вы скрыли свою находку. Но ваше вчерашнее поведение заставило нас обследовать тот район, а поскольку приборы показали наличие металлического предмета милях в двадцати к западу, туда мы и отправились. Озимандия был весьма удивлен присутствием других землян.
На мгновение воцарилась гремучая тишина. Потом Леопольд сказал:
— Вынужден просить вас, полковник Мэттерн, не притрагиваться к этому роботу. Приношу извинения за то, что не поставил вас в известность о нем — не подумал, что вас настолько интересует наша работа, — но теперь настаиваю, чтобы ни вы, ни ваши люди близко к нему не подходили.
— Да ну? — спросил с ехидцей Мэттерн. — Почему?
— Потому что это археологическая сокровищница, полковник. Я затрудняюсь оценить его значение для нас. Ваши люди могут поставить на нем пустяковый эксперимент и замкнуть каналы памяти или еще что-нибудь испортить. Поэтому мне придется воспользоваться правом, предоставленным археологической группе экспедиции. Мне придется объявить Озимандию нашей неприкосновенной собственностью и запретной зоной для вас.
В голосе Мэттерна появились вдруг металлические нотки.
— Сожалею, доктор Леопольд. Теперь у вас нет такого права.
— Почему же?
— Потому что Озимандия является нашей неприкосновенной собственностью. И запретной зоной для вас, доктор.
Я думал, Леопольда тут же в столовой хватит удар. Он сжался, побелел и сделал несколько неловких шагов к Мэттерну. Потом сдавленно выдохнул вопрос, которого я не расслышал.
Мэттерн ответил:
— Безопасность, доктор. Озимандия имеет военное значение. В целях строжайшей секретности мы перевезли его на корабль, заперли и опечатали. Властью, данной мне на случай чрезвычайных обстоятельств, я объявляю экспедицию законченной. Мы немедленно возвращаемся на Землю.
У Леопольда глаза на лоб полезли. Он обернулся к нам за поддержкой, но мы молчали. Наконец, археолог недоуменно спросил:
— Он имеет… военное значение?
— Конечно. Это ценный источник данных по древним таиквянским вооружениям. Мы уже узнали от него такое, что даже не верится. Как вы думаете, доктор Леопольд, почему здесь нет жизни? Ни единой травинки? Миллионом лет этого не объяснишь. А сверхоружием — вполне. Таиквяне сделали такое оружие. И еще другие виды вооружений. Если рассказать, у вас волосы встанут дыбом. Озимандия знает их досконально. Думаете, мы станем ждать, пока вы наиграетесь с этим роботом, когда он ломится от военной информации, которая может сделать Америку совершенно неодолимой? Извините, доктор. Озимандия — ваша находка, но принадлежит нам. И мы увозим его на Землю.
В комнате снова повисла тишина. Леопольд посмотрел на меня, на Уэбстера, Маршалла, Герхардта. Нам нечего было сказать.
Перед экспедицией стояли прежде всего военные задачи. Да, в экипаж включили несколько археологов, но ведь главную роль играли подчиненные Мэттерна, а не Леопольда. Нас послали не столько пополнять кладовую человеческих знаний, сколько искать новое оружие и новые источники стратегических материалов для возможного применения против Другого Полушария.
И новое оружие найдено. Новое, небывалое оружие, плод трехсоттысячелетней научной мысли. И все это — в неистребимом черепе Озимандии.
— Ладно, полковник, — хрипло выговорил Леопольд. — Видно, мне вас не переубедить.
Он повернулся и поплелся прочь, забыв о еде, поникший, сломленный, на глазах постаревший человек.
На душе было мерзко.
Мэттерн утверждал, что на планете ничего нет и что оставаться здесь — пустая трата времени; Леопольд спорил и оказался прав. Мы сделали открытие огромной важности.
Мы нашли машину, которая может выдать сколько угодно новых ужасающих рецептов убийства. Мы держим в руках самое зерно таиквянской науки, вершиной которой явилось замечательное оружие, оружие столь совершенное, что на планете удалось начисто извести жизнь. И теперь у нас есть доступ к этому оружию. Приняв гибель от собственных рук, таиквяне предусмотрительно оставили смерть нам в наследство.
Белый как полотно я встал из-за стола и пошел в свой кубрик. Есть расхотелось.
— Через час снимаемся, — бросил мне вдогонку Мэттерн. — Будьте наготове.
Слова едва дошли до сознания. Я думал о нашем смертоносном грузе — о роботе, которому не терпится извергнуть поток информации. Я думал о том, что станется с нами, когда наши ученые там, на Земле, начнут набираться ума-разума у Озимандии.
Теперь творения таиквян — наши. На память пришли строки: «Взгляните на мои творения, владыки, и восплачьте».
— Больше года чума уносила десять тысяч жизней в день, в то время…
Он все раскручивался и раскручивался, этот гигантский хроникальный ролик, добавляя все новые и новые подробности по мере того, как Озимандия усваивал наши замечания и пополнял запас слов. Робот колесил по пустыне, и наши магнитофоны ловили каждое его слово, а мы ступали точно во сне, обескураженные грандиозной находкой. В одном этом роботе хранилась в ожидании исследователей вся необъятная культура, просуществовавшая триста тысяч лет! Мы могли до конца своих дней выкачивать знания из Озимандии и все же не исчерпали бы тех залежей, которые вместил его всеохватный мозг.
Когда мы наконец насилу оторвались от Озимандии и, оставив его в пустыне, вернулись на корабль, нас так и распирало от впечатлений. Не было еще случая, чтобы археологу далась в руки такая благодать: полная летопись, доступная и переведенная.
Мы договорились опять не открывать ничего Мэттерну. Однако нам, точно малым детям, получившим в подарок желанную игрушку, трудно было прятать свои чувства. Хотя мы не говорили ни о чем впрямую, наше возбуждение, должно быть, подсказало Мэттерну, что день прошел не так уж бесплодно, как мы утверждали.
Это вкупе с отказом Леопольда назвать точное место наших работ наверняка вызвало у Мэттерна подозрения. Как бы то ни было, ночью в постели я услыхал шум отъезжающих машин, а наутро, когда мы пришли в столовую к завтраку, Мэттерн и его люди, небритые и помятые, смотрели на нас с характерным мстительным блеском в глазах.
— Доброе утро, господа, — поздоровался Мэттерн. — Уж мы заждались вашего пробуждения.
— Разве сейчас позднее обычного? — спросил Леопольд.
— Вовсе нет. Просто мои люди и я не ложились всю ночь. Мы… хм… подзанялись археологоразведкой, пока вы спали. — Полковник наклонился вперед, расправляя мятые лацканы. — Доктор Леопольд, по какой причине вы сочли возможным скрыть от меня факт обнаружения объекта чрезвычайной стратегической важности?
— Что вы имеете в виду? — возмутился Леопольд, но голос его дрогнул и потерял твердость.
— Я имею в виду, — спокойно ответил Мэттерн, — того робота, которого вы назвали Озимандией. Почему вы решили не говорить мне про него?
— Я собирался непременно сделать это перед отлетом.
Мэттерн пожал плечами.
— Пусть так. Вы скрыли свою находку. Но ваше вчерашнее поведение заставило нас обследовать тот район, а поскольку приборы показали наличие металлического предмета милях в двадцати к западу, туда мы и отправились. Озимандия был весьма удивлен присутствием других землян.
На мгновение воцарилась гремучая тишина. Потом Леопольд сказал:
— Вынужден просить вас, полковник Мэттерн, не притрагиваться к этому роботу. Приношу извинения за то, что не поставил вас в известность о нем — не подумал, что вас настолько интересует наша работа, — но теперь настаиваю, чтобы ни вы, ни ваши люди близко к нему не подходили.
— Да ну? — спросил с ехидцей Мэттерн. — Почему?
— Потому что это археологическая сокровищница, полковник. Я затрудняюсь оценить его значение для нас. Ваши люди могут поставить на нем пустяковый эксперимент и замкнуть каналы памяти или еще что-нибудь испортить. Поэтому мне придется воспользоваться правом, предоставленным археологической группе экспедиции. Мне придется объявить Озимандию нашей неприкосновенной собственностью и запретной зоной для вас.
В голосе Мэттерна появились вдруг металлические нотки.
— Сожалею, доктор Леопольд. Теперь у вас нет такого права.
— Почему же?
— Потому что Озимандия является нашей неприкосновенной собственностью. И запретной зоной для вас, доктор.
Я думал, Леопольда тут же в столовой хватит удар. Он сжался, побелел и сделал несколько неловких шагов к Мэттерну. Потом сдавленно выдохнул вопрос, которого я не расслышал.
Мэттерн ответил:
— Безопасность, доктор. Озимандия имеет военное значение. В целях строжайшей секретности мы перевезли его на корабль, заперли и опечатали. Властью, данной мне на случай чрезвычайных обстоятельств, я объявляю экспедицию законченной. Мы немедленно возвращаемся на Землю.
У Леопольда глаза на лоб полезли. Он обернулся к нам за поддержкой, но мы молчали. Наконец, археолог недоуменно спросил:
— Он имеет… военное значение?
— Конечно. Это ценный источник данных по древним таиквянским вооружениям. Мы уже узнали от него такое, что даже не верится. Как вы думаете, доктор Леопольд, почему здесь нет жизни? Ни единой травинки? Миллионом лет этого не объяснишь. А сверхоружием — вполне. Таиквяне сделали такое оружие. И еще другие виды вооружений. Если рассказать, у вас волосы встанут дыбом. Озимандия знает их досконально. Думаете, мы станем ждать, пока вы наиграетесь с этим роботом, когда он ломится от военной информации, которая может сделать Америку совершенно неодолимой? Извините, доктор. Озимандия — ваша находка, но принадлежит нам. И мы увозим его на Землю.
В комнате снова повисла тишина. Леопольд посмотрел на меня, на Уэбстера, Маршалла, Герхардта. Нам нечего было сказать.
Перед экспедицией стояли прежде всего военные задачи. Да, в экипаж включили несколько археологов, но ведь главную роль играли подчиненные Мэттерна, а не Леопольда. Нас послали не столько пополнять кладовую человеческих знаний, сколько искать новое оружие и новые источники стратегических материалов для возможного применения против Другого Полушария.
И новое оружие найдено. Новое, небывалое оружие, плод трехсоттысячелетней научной мысли. И все это — в неистребимом черепе Озимандии.
— Ладно, полковник, — хрипло выговорил Леопольд. — Видно, мне вас не переубедить.
Он повернулся и поплелся прочь, забыв о еде, поникший, сломленный, на глазах постаревший человек.
На душе было мерзко.
Мэттерн утверждал, что на планете ничего нет и что оставаться здесь — пустая трата времени; Леопольд спорил и оказался прав. Мы сделали открытие огромной важности.
Мы нашли машину, которая может выдать сколько угодно новых ужасающих рецептов убийства. Мы держим в руках самое зерно таиквянской науки, вершиной которой явилось замечательное оружие, оружие столь совершенное, что на планете удалось начисто извести жизнь. И теперь у нас есть доступ к этому оружию. Приняв гибель от собственных рук, таиквяне предусмотрительно оставили смерть нам в наследство.
Белый как полотно я встал из-за стола и пошел в свой кубрик. Есть расхотелось.
— Через час снимаемся, — бросил мне вдогонку Мэттерн. — Будьте наготове.
Слова едва дошли до сознания. Я думал о нашем смертоносном грузе — о роботе, которому не терпится извергнуть поток информации. Я думал о том, что станется с нами, когда наши ученые там, на Земле, начнут набираться ума-разума у Озимандии.
Теперь творения таиквян — наши. На память пришли строки: «Взгляните на мои творения, владыки, и восплачьте».