Страница:
Роберт Силверберг
Торговец индульгенциями
Шестнадцатая позиция, Омикрон Каппа, алеф второго разряда, - вот так я доложился сторожевой программе у ворот «Альгамбра» в Стене города Лос-Анджелеса.
Программы, по сути своей, не подозрительны. Эта вообще была не слишком умна. Она сидела на здоровенных биочипах (я ощущал, как они вибрируют под электронным потоком), но сама-то была заурядной поделкой. Типичный софт привратников.
Я стоял и ждал. Пикосекунды щелкали - миллион за миллионом. Наконец привратник потребовал:
– Назовите свое имя.
– Джон Доу. [1]Бета Пи Эпсилон, десять-четыре-три-два-четыре-икс.
Ворота открылись. Я вошел в Лос-Анджелес.
Это было простенько. Все равно, что сказать «Бета Пи».
Толщина стены, окружающей Лос-Анджелес, метров 30 - 50. Проходы в ней смахивают на туннели. Когда убедишься, что стена окружает весь Л.-А. с окрестностями, от Сан-Габриэль-Вэлли до Сан-Фернандо-Вэлли, что она тянется через горы, вниз к побережью и к дальнему концу Лонг-бич и что в ней не меньше двадцати метров в высоту, что она везде одинаково мощная - вот тогда до тебя доходит, сколько в ней веса. И ты соображаешь, какой в нее был вложен чудовищный труд - человеческая работа и человеческий пот, пот и работа. Я об этом не раз думал.
На мой взгляд, стены, построенные вокруг городов, в основном служат символами. Определяют разницу между городом и сельской местностью, между гражданином и негражданином, между порядком и хаосом - точно так, как это было 5000 лет назад. Но главное их назначение - напоминать нам, что теперь мы в рабстве. Стену нельзя не замечать. Нельзя притвориться, что ее нет. Мы вам велели нас построить,- вот что говорят стены. - И не забывайте об этом. Никогда.Тем не менее в Чикаго нет стены высотой в 20 метров и толщиной в 50. И в Хьюстоне нет. И в Фениксе. В этих городах обошлись меньшим. Но Л.-А. - главный город. Я думаю, что лос-анджелесская Стена служит декларацией: «МЫ ЗДЕСЬ ХОЗЯЕВА».
Стену воздвигли не потому, что Существа опасались нападения. Они знают о своей неуязвимости. Мы тоже об этом знаем. Они просто захотели малость украсить свою столицу. Мерзавцы - не они потели на строительстве. Потели мы. Конечно, не я, но все же мы.
Прямо за стеной бродило несколько Существ, занятых, как всегда, неизвестно чем и не обращающих никакого внимания на людей. Это были Существа низкой касты - те, у которых по бокам светящиеся оранжевые пятна. Я обходил их стороной. У них есть милая манера - подхватывать человека своим длинным языком, как лягушка муху, поднимать в воздух, и пусть качается, пока не рассмотрят его желтыми глазами размером с блюдце. Это не по мне. Вреда никакого, однако мало удовольствия, когда тебя подвешивает над землей этакая диковина вроде пятиметрового осьминога, стоящего на кончиках щупальцев. Однажды меня прихватили - в Сент-Луисе, очень давно, - и я не спешу пережить подобное ощущение снова.
Оказавшись в Л.-А., я первым делом нашел машину. Всего в двух кварталах от Стены, на бульваре Вэлли увидел «тошибу эльдорадо» 2031 года, она мне понравилась, так что я определил частоты ее замка, проскользнул внутрь и потратил еще 90 секунд, чтобы ввести в программу управления данные своего обмена веществ. Предыдущий владелец, кажется, был жирный, как бегемот, и к тому же диабетик - невероятный уровень гликогена и ужасающие фосфины.
Неплохой мобильчик; правда, с неважной приемистостью, но чего можно ожидать, если на нашей планете последние автомобили были выпущены в 2034 году? Я распорядился:
– На Першинг-сквер.
У машины была отличная информационная емкость: наверное, около 60 мегабайт. Она сейчас же свернула к югу, нашла старое скоростное шоссе и покатила к центру города. Я собирался между делом поторговать (соорудить две-три индульгенции, чтобы не терять навыка), найти гостиницу, поесть и, возможно, нанять себе кого-нибудь для компании. А затем подумать, что делать дальше. Была зима, лучшее время для жизни в Лос-Анджелесе. Золотистое солнышко и теплый ветер, стекающий из ущелий.
Долгие годы я не бывал на Западном побережье. В основном работал во Флориде, в Техасе, иногда в Аризоне, то бишь на Юге. Терпеть не могу холодов. В Л.-А. не появлялся с тридцать шестого года. Порядочный срок, но возможно, я намеренно держался отсюда подальше. Точно не знаю. От последней поездки в Л.-А. остались тягостные воспоминания. Одна женщина хотела получить индульгенцию, а я продал ей фальшивку. Время от времени приходится обманывать покупателей, иначе окажешься чересчур хорошим, а это опасно, и вот, она была юная, миловидная и так на меня надеялась, а я мог обдурить еще кого-то вместо нее, но поступил так, как поступил. Временами вспоминал об этом, и на душе становилось скверно. Возможно, это и держало меня в стороне от Л.-А. все последние годы.
В центре города, километрах в трех к востоку от большой развязки движение замедлилось. Может, впереди что-то случилось, может, дорожная застава. Я велел «тошибе» съехать со скоростного шоссе. Понимаете, это скучное и трудное дело - пробираться через дорожный контроль. Хоть я и знаю, что могу обдурить любую программу на контрольном пункте и уж наверняка обману полицейского-человека, но зачем нарываться на неприятности, если их можно миновать?
Я спросил у машины, где мы находимся. На экране появилась надпись: «Аламеда вблизи от Бэннинга». Пешком до Першинг-сквера далековато. Я вышел из мобиля на Спринг-стрит и распорядился:
– Заберешь меня в восемнадцать тридцать. На углу… Шестой и Хилл.
Машина уехала на стоянку, а я направился к скверу - торговать индульгенциями вразнос.
Хорошему торговцу индульгенциями нетрудно найти покупателей. Их можно определить по глазам: едва сдерживаемый гнев, затаенное негодование. И еще что-то неуловимое - чувствуется, что в человеке остался один-другой лоскут честности, искренности, и это заявляет о себе напрямую. Перед тобой человек, готовый многим рискнуть ради относительной свободы.
Через 15 минут я уже был занят делом.
Первый оказался бывалым серфингистом - выгоревший на солнце парень, грудь колесом. Дело в том, что Существа уже 10-15 лет не разрешали серфинга. Выцеживая из моря необходимые им белки, они понаставили неводов для планктона прямо у берегов, от Санта-Барбары до Сан-Диего, так что все местные парни, любители попрыгать по волнам, кипели от злости. А этот человек был сущим дьяволом в своем деле. Стоило на него посмотреть - как он шел через парк, слегка покачиваясь, словно компенсируя неправильности вращения Земли, - и становилось понятно, каков он некогда был на воде.
Парень сел рядом со мной и принялся за свой ленч. Мощные, огрубевшие руки. Строитель Стены. Желваки ходили ходуном - в нем клокотал гнев: еще градус, и вскипит.
Я подтолкнул его к разговору. Да, серфингист. Все ушло, все позади. Вздыхая, он стал рассказывать о легендарных пляжах, где волны свивались в туннели и серфингисты проскакивали их насквозь.
– Трестл-бич, - бормотал он. - К северу от Сан-Онофре. Мы туда пробирались через Кэмп-Пендлетон. Моряки иногда постреливали, просто для предупреждения. Или Холистер-ранч, рядом с Санта-Бар-барой… - Его бледно-голубые глаза затуманились. - Хантингтон-бич. Окснард. Приятель, я побывал везде. - Он взмахнул огромным кулаком. - И теперь эти долбаные Существа заграбастали все побережье. Ошалеть можно! Это их собственность, понимаешь? А я, как дурак, буду десять лет строить Стену - уже второй срок, семь дней в неделю!
– Десять лет? - переспросил я. - Поганые дела.
– А у кого дела не поганые?
– Кое-кто откупается.
– Верно.
– Это можно устроить.
Подозрительный взгляд. Неизвестно, кто может оказаться боргманом. Эти вонючие предатели шастают повсюду.
– Как устроить?
– Нужны деньги, - сказал я.
– И торговец.
– Правильно.
– Которому можно доверять. Я пожал плечами и ответил:
– Тебе придется ему поверить, приятель.
– Да. - Он помолчал. - Я слышал об одном парне, он купил индульгенцию на три года вместе с пропуском за Стену. Уехал на север, устроился на траулер и зарулил в Австралию, к Большому рифу. Никто не собирается его искать. Он выпал из системы. Просто выпал из их долбаной системы. По-твоему, сколько это стоит?
– Примерно двадцать штук.
– Круто! Полагаешь, так много?
– И я не могу ничего устроить насчет траулера. Будешь сам за себя отвечать, когда окажешься за Стеной.
– Двадцать штук только за то, чтобы выйти за Стену?
– И освобождение от работы на семь лет.
– Мне выпало десять, - пробормотал он.
– На десять не получится. Программа этого не допускает, понимаешь? Но семи достаточно. За это время ты сумеешь убраться так далеко, что они тебя потеряют. Черт побери, хватит времени, чтобы вплавь добраться до твоей Австралии. Спускайся к югу, за Сидней, там нет неводов… Могу я проверить твои активы?
– У меня семнадцать с полтиной. Полторы тысячи живых, остальное под залог. Что можно получить за семнадцать с полтиной?
– Как сказано: пропуск за Стену и освобождение на семь лет.
– Эй, а как же условия сделки?
– Возьму то, что можно получить. Давай сюда свое запястье.
Я нащупал его имплантант - вживленный банк данных - и соединил со своим. Как он и сказал: полторы тысячи в банке и шестнадцать тысчонок залоговых денег. Теперь мы оба пристально смотрели друг на друга. Как я вам говорил, никогда не знаешь, кто окажется боргманом.
– Ты можешь это сделать прямо здесь? В парке? - спросил он.
– Вполне. Откинься и закрой глаза, будто дремлешь на солнышке. Делаем так: сейчас я беру тысячу наличными и пять штук из залоговых прямой долговой распиской. Корда пройдешь за Стену, я получаю пятьсот наличными и еще пять тысяч - плата за безопасность. Остальное будешь выплачивать, где бы ты ни был, по три тысячи в год, плюс проценты, поквартально. Я все запрограммирую, включая напоминание о сроке выплаты. Твое дело, как устроить себе путешествие - помни, я делаю индульгенции и пропуска за Стену, и только. Я ведь не бюро путешествий. Договорились?
Он откинул голову, закрыл глаза и проговорил:
– Действуй.
Работа была самая привычная - прямая эмуляция, мой обычный хакерский прием. Я выудил идентификационные коды серфингиста, под ними вошел в центральный банк данных, отыскал его файлы. Действительно, парень влип - от него ожидался налог на зарплату за десять лет работы на Стене. Я выписал индульгенцию на первые семь лет. По чисто техническим причинам пришлось сохранить запись о трех последних годах, однако через семь лет компьютеры не смогут его отыскать. Кроме того, я выписал парню пропуск за Стену: для этого пришлось присвоить ему новую квалификацию - программиста третьего разряда. Он был совсем не похож на программиста, но электронная охрана Стены ничего не понимает в таких вещах. Итак, я сделал парня членом привилегированной группы, горстки людей, которая может свободно входить в города, обнесенные стенами, и выходить из них, когда пожелает. В обмен на эту маленькую любезность я перевел все, что он накопил за свою жизнь, на разные счета. Частичная оплата сейчас, остальное потом. У парня не оставалось и пяти центов за душой, зато он стал свободным человеком. Не такая уж плохая сделка.
К тому же индульгенция была действующая. Я решил не жульничать здесь, в Лос-Анджелесе. Искупление - сентиментальное, можно сказать, - того, что я сделал с одной женщиной много лет назад.
Понимаете, время от времени абсолютно необходимо выписывать фальшивки. Чтобы не выглядеть чересчур добросовестным, чтобы не дать Существам повода открыть на тебя охоту. И нельзя выписывать слишком много индульгенций.
Конечно, я бы мог вообще не возиться с этими индульгенциями. Мог бы просто велеть системе платить мне в год, скажем, 50 или 100 штук и жить себе спокойненько. Но это скука смертная.
Так что я зарабатывал на индульгенциях, но ровно столько, сколько мне нужно на жизнь, и временами оформлял фальшивки, чтобы казаться таким же неумелым, как остальные, - чтобы Существа не начали меня выслеживать, фиксируя характерные приемы моей работы. Угрызения совести меня не слишком донимали. В конце концов, это вопрос выживания. Кроме того, большинство индульгентщиков - окончательные мошенники. Со мной, по крайней мере, у вас куда больше шансов получить то, за что вы заплатили.
Следующей была японка классического типа - тонкая, хрупкая куколка. Она столь неистово рыдала, что я было подумал, не переломит ли ее пополам. Седовласый старик в потрепанном деловом костюме (по виду дед этой женщины) пытался ее успокоить. Прилюдный плач - верный показатель, что у человека серьезные неприятности. Я спросил: «Нужна помощь?». Они даже не пытались осторожничать.
Старик оказался отчимом, а не дедом. Ее мужа убили грабители год назад. Она осталась с двумя малышами. Сегодня вытянула уведомление о новой работе. Испугалась, что ее собираются послать на строительство Стены. Конечно, это вполне возможно, назначения сплошь и рядом делаются наобум, но Существа не сумасшедшие: какой толк заставлять женщину весом с перышко ворочать каменные блоки? У старика были осведомленные друзья, которым удалось прочесть код на уведомлении. Компьютеры не посылали эту женщину на Стену, нет. Ее послали в Пятый район. И дали классификацию Т.Н.У.
– На Стену было бы лучше, - сказал старик. - Там бы сразу поняли, что она не годится для тяжелой работы, и нашли бы что-нибудь полегче. Но Пятый район… Оттуда живыми не возвращаются.
Я спросил:
– Вам известно, что такое Пятый район?
– Зона медицинских экспериментов… И еше эта пометка, Т.Н.У. Я знаю, зачем ее ставят.
Женщина снова начала плакать. Я не мог ее осуждать. Т.Н.У. означает «тест на уничтожение». Существа хотели установить, сколько работы мы в состоянии выполнить, и решили, что единственный способ - пропускать нас через проверки, показывающие предел физических возможностей.
– Я погибну, - сквозь рыдания кричала она. - А мои дети?
– Вы знаете, что такое индульгентщик? - спросил я у мужчины.
Мгновенная взволнованная реакция: дыхание перебилось, глаза блеснули, голова резко вскинулась. Столь же быстро волнение исчезло, уступив место отчаянию.
– Все они обманщики, - пробормотал он.
– Не все.
– Откуда мне знать? Берут деньги, а взамен - пустышка.
– Вы же знаете, что это неправда. Бывает так, бывает иначе. Словом, за три тысячи долларов я могу убрать Т.Н.У из ее уведомления. Еще за пять могу сделать освобождение от работы до времени, когда ее дети пойдут в старшие классы.
Сентиментальность. Скидка в 50 процентов - а я даже не проверил его счета. Сначала мне показалось, что этот ее отчим - миллионер. Но тогда бы он добывал индульгенцию, а не сидел в Першинг-сквере.
Он смерил меня долгим, внимательным, недоверчивым взглядом - обывательская практичность взяла свое. Спросил:
– Как нам убедиться в этом?
Можно было ответить, что перед ними король в своей профессии, лучший из всех индульгентщиков, гениальный хакер с магической хваткой, который может войти в любой компьютер и заставить его плясать под свою дудку. И это было бы чистой правдой. Но я сказал одно: они должны решать сами, а я не могу предъявить никаких удостоверений и рекомендаций, но если он пожелает, могу все сделать, хотя, с другой стороны, мне все равно, если его дочь останется при своем Т.Н.У.
Они отошли в сторону и минуту посовещались. Вернулись. Он молча отвернул рукав и подставил свой имплантант. Я проверил его кредитный счет: 30 штук. Восемь переправил на свои счета - половину на счет в Сиэтле, половину на лос-анджелесский. Затем взял запястье женщины - оно было не толще двух моих пальцев, - вошел в ее компьютер и внес туда индульгенцию, которая спасала ей жизнь. Для пущей уверенности дважды проверил надежность записи - ведь можно обмануть клиента совершенно случайно. Правда, со мной такого еще не бывало, но я не хотел, чтобы эта клиентка стала первой.
– Уходите, - сказал я. - Поезжайте домой. Ваши ребятишки проголодались.
– Если бы я могла вас отблагодарить…
– Мой гонорар уже в банке. Уходите. Если повстречаемся, не здоровайтесь.
– Это сработает? - спросил старик.
– Вы сказали, у вас есть друзья, которые кое-что могут. Обождите семь дней, затем сообщите в банк данных, что дочь потеряла уведомление. Получите новое и попросите своих приятелей его декодировать. Тогда и убедитесь.
Думаю, он не поверил. Думаю, он был почти уверен, что я отжулил четверть того, что старик накопил за долгую жизнь. Его глаза сверкали ненавистью. Что ж, мне не привыкать. Через неделю узнает, что я действительно спас жизнь его падчерице, и рванет в сквер, чтобы извиниться за свое гнусное отношение ко мне. Но тогда я буду уже не здесь, а далеко-далеко.
Они потащились к восточному выходу из парка, раза два останавливались и оглядывались, словно я мог обратить их в соляные столбы.
Этих заработков мне должно было хватить на неделю, которую я собирался провести в Л.-А. Однако я стал оглядываться, надеясь подработать еще немного. И зря.
Этот клиент был настоящей серой мышкой - из тех людей, которых вы ни за что не выделите в толпе: серые редеющие волосы, кроткая, извиняющаяся улыбка. Но в глазах некое сияние. Не помню, то ли он первым заговорил со мной, то ли я с ним, но и минуты не прошло, как мы стали обиняками прощупывать друг друга. Он сказал, что живет в Сильвер-Лейк. Я ответил безразличным взглядом. Откуда мне знать всю эту кучу лос-анджелесских пригородов? Он добавил, что приехал, чтобы встретиться кое с кем в доме правительства на Фигероа-стрит. Очень хорошо: видимо, подает апелляцию. Клиент?
Затем он пожелал узнать, откуда я прибыл.
– Путешествую, - сообщил я. - Ненавижу сидеть на одном месте _ Чистая правда. Мне необходимо пиратствовать, иначе я рехнусь, но если стану работать в одном месте, то фактически приглашу полицию выйти на мой след, и тогда все, мне конец. Этого я ему не сказал. Ответил: - Приехал из Юты вчера вечером. До того был в Вайоминге. Может, поеду в Нью-Йорк. - И то, и другое, и третье было ложью.
Он взглянул на меня так, словно я собрался на Луну. Здешние не часто выбираются на Восток. В наше время большинство никуда не ездит.
Зато он понял, что у меня есть пропуск либо я могу каким-то образом получить его. Именно это он и хотел вызнать. Минуты не прошло, а мы уже приступили к делу.
Он сказал, что вытянул новое направление на работу - шесть лет, мелиорация соляных залежей около Моно-Лейка. Народ мрет, как мухи.
Чего он хочет? Направления в пристойное место, вроде Отдела эксплуатации и развития, непременно внутри Стены, предпочтительно в каком-нибудь округе у океана, где воздух чист и прохладен.
Я назвал цену, и он без колебаний согласился.
– Давайте свое запястье, - велел я.
Он протянул мне правую руку, вверх ладонью. Пластинка имплантанта у него была установлена на обычном месте - бледно-желтая, но более округлая и с чуть более гладкой поверхностью, нежели стандартные. Я не придал этому значения. Приложил свою руку к его руке, как делал тысячу раз до того. Запястье к запястью, контактная зона к контактной зоне. Наши биокомпьютеры соединились, и я мгновенно понял, что попал в беду.
Люди имплантировали биокомпьютеры лет 40 назад - во всяком случае, задолго до вторжения Существ, - и большинство принимает их как данность, вроде следов от прививок оспы. Используют компьютеры в тех целях, для которых они предназначены, и секунды лишней о них не думают. Для обычных людей биокомпьютер - всего лишь бытовой инструмент, вроде ложки или лопаты. Надо иметь психологию хакера, чтобы превратить свой биокомпьютер в нечто большее. Поэтому, когда явились Существа, и подмяли нас, и заставили возводить стены вокруг наших городов, люди в большинстве повели себя просто как овцы, как стадо - позволили себя огородить и вежливенько оставались внутри ограды. Теперь свободно передвигаться можем только мы, хакеры; только мы умеем манипулировать большими компьютерами, с помощью которых нами управляют Существа. Нас немного. И я сразу определил, что попался на удочку хакера.
В самый момент контакта он ворвался в меня, словно ураган.
По силе сигнала я понял, что встретился с чем-то особенным. А главное, он и не собирался покупать индульгенцию. Он искал дуэли. Хотел показать новому мальчику, какие фокусы знают в этом городе.
Никогда еще ни одному хакеру не удавалось со мной совладать.
Ни разу. Мне было жаль этого парня, но не слишком.
Он бабахнул в меня пакетом сигналов - закодированных, но простых, - определяя мои параметры. Я перехватил сигналы, запомнил и прервал его. Теперь моя очередь запустить проверку. Пусть он посмотрит, кого пытается одурачить. Но едва я начал процедуру, как он заткнул меня. Такого еще никогда не случалось. Я взглянул на него с некоторым уважением.
Обычно любой хакер оценивал мой сигнал за первые же 30 секунд и прерывал состязание. Ему становилось понятно, что продолжать незачем. Но этот парень либо не сумел оценить меня, либо ему было наплевать, кто я такой. Поразительно! И поразительные штуки он пустил в ход.
Принялся прямо за дело, по-настоящему пытаясь взорвать мою систему. Поток сигналов хлынул в меня, прямо в гигабайтную зону.
ДКОСТЛЬ АБМАРКЕР. ЧДНВШИ ИЗУМЛГР.
Я парировал и ударил вдвое сильнее.
МАКСЛЯГУШ. МИНХИТР НАБЛДТ ДКОСТЛЬ.
Он ничего не имел против.
МАКСДОЗ НПАКЕТ.
МПАКТ.
ПРЕПАК.
НЕПАК.
Ничья. Парень все еще улыбался. Ни капельки не вспотел. В нем появилось что-то жуткое. Странное. И я внезапно понял: это хакер-боргман. Работает у Существ, прочесывает город, ищет вольных стрелков вроде меня. Хотя он и был мастером, настоящим мастером, я его презирал. Хакер, ставший боргманом… По-настоящему гнусный тип. Надо его осадить. Прикончить. В жизни не испытывал такой ненависти. Но я ничего не мог с ним поделать.
И это я - владыка информации, мегабайтное чудище! Всю свою жизнь мне не составляло труда свободно плавать по миру, закованному в цепи, и открывать любой замок. И сейчас из меня вил веревки этот серенький. Он парировал любой мой удар и давал все более причудливые ответы. Использовал алгоритмы, с которыми я прежде не сталкивался; их едва удавалось распутывать. Скоро я перестал понимать, что он со мной делает - не говоря уже о том, как надо защищаться. Да что там - я едва мог пошевелиться. Он неотвратимо толкал меня к крушению. - Кто ты?! - завопил я. Он только рассмеялся.
И продолжал лить в меня это. Оно грозило целостности моего имплантанта, проникало на микроскопический уровень, атаковало сами молекулы. Сковыривало оболочки электронов, меняло заряды, уродовало валентности, превращало мои сети в желе. Компьютер, вживленный в мозг, представляет собой множество органических молекул. Но и мозг построен из них же. Если боргман будет продолжать, полетит мой компьютер, за ним последует мозг, и остаток жизни я буду пускать слюни в желтом доме.
Это не было спортивным состязанием. Дело шло к убийству.
Я бросился за резервами, пустил в ход все доступные мне защитные средства. В жизни их не использовал, но они были на месте и утихомирили его. На момент он перестал лупить меня и даже отступил, и я смог вздохнуть и подготовить несколько защитных комбинаций. Но прежде чем смог их запустить, он снова сшиб меня и опять потащил к обрыву.
Что-то невероятное!
Я заблокировал его. Он вернулся. Я врезал наотмашь - он направил удар в какой-то нейтральный канал и там загасил.
Еще удар. И снова полная блокада.
А затем уже он врезал мне: я полетел кувырком и едва смог собрать себя из кусочков, когда оставалось три наносекунды до края пропасти.
Я начал готовить новую комбинацию. Но в это же время разбирался в тонусе его информационного багажа и обнаружил абсолютную и холодную уверенность. Он был готов к любому моему ходу. Среднее между простой уверенностью в себе и совершенной самоуверенностью.
Вот что получалось: я был способен не давать ему разрушить меня, но с отчаянными усилиями. Взять его самого за глотку не мог. Казалось, у него неистощимые ресурсы. Он был неутомим. Он спокойно принимал все, что я мог выдать, и колотил меня сразу с шести сторон.
Впервые до меня дошло, как чувствовали себя хакеры, которых я мутузил. Некоторые, наверное, воображали себя настоящими боевыми петухами, пока не нарывались на меня. Тяжело проигрывать, когда думаешь, что ты мастер. Когда знаешь, что ты мастер. Людям такого сорта, если они проигрывают, приходится перепрограммировать все свое восприятие Вселенной.
У меня были две возможности. Сражаться, пока не кончатся силы, и он меня добьет. Или сдаться сразу. В конце концов, ведь все сводится к «да» или «нет», к единице и нулю, не правда ли?
Я глубоко вздохнул. Уставился в пропасть. И сказал:
– Ладно. Я проиграл. Сдаюсь.
Оторвал свое запястье от его руки, согнулся и рухнул наземь. Меня трясло. Через минуту подскочили пятеро легавых и скрутили меня, как индейку. Руку с имплантантом оставили вне упаковки - с браслетом безопасности на запястье, словно боялись, что я начну вытягивать информацию прямо из воздуха.
Место, куда меня отвезли - здание на Фигероа-стрит, черного мрамора, в 90 этажей, - было домом марионеточного городского правительства. Наплевать. Я впал в оцепенение. Хоть в канализацию спускайте, мне наплевать. Повреждений я не получил (автоматический контроль системы работал, все в норме), но оскорблен был невыносимо. Чувствовал себя сокрушенным. Уничтоженным. Хотел только одного: узнать имя хакера, который со мной расправился.
Программы, по сути своей, не подозрительны. Эта вообще была не слишком умна. Она сидела на здоровенных биочипах (я ощущал, как они вибрируют под электронным потоком), но сама-то была заурядной поделкой. Типичный софт привратников.
Я стоял и ждал. Пикосекунды щелкали - миллион за миллионом. Наконец привратник потребовал:
– Назовите свое имя.
– Джон Доу. [1]Бета Пи Эпсилон, десять-четыре-три-два-четыре-икс.
Ворота открылись. Я вошел в Лос-Анджелес.
Это было простенько. Все равно, что сказать «Бета Пи».
Толщина стены, окружающей Лос-Анджелес, метров 30 - 50. Проходы в ней смахивают на туннели. Когда убедишься, что стена окружает весь Л.-А. с окрестностями, от Сан-Габриэль-Вэлли до Сан-Фернандо-Вэлли, что она тянется через горы, вниз к побережью и к дальнему концу Лонг-бич и что в ней не меньше двадцати метров в высоту, что она везде одинаково мощная - вот тогда до тебя доходит, сколько в ней веса. И ты соображаешь, какой в нее был вложен чудовищный труд - человеческая работа и человеческий пот, пот и работа. Я об этом не раз думал.
На мой взгляд, стены, построенные вокруг городов, в основном служат символами. Определяют разницу между городом и сельской местностью, между гражданином и негражданином, между порядком и хаосом - точно так, как это было 5000 лет назад. Но главное их назначение - напоминать нам, что теперь мы в рабстве. Стену нельзя не замечать. Нельзя притвориться, что ее нет. Мы вам велели нас построить,- вот что говорят стены. - И не забывайте об этом. Никогда.Тем не менее в Чикаго нет стены высотой в 20 метров и толщиной в 50. И в Хьюстоне нет. И в Фениксе. В этих городах обошлись меньшим. Но Л.-А. - главный город. Я думаю, что лос-анджелесская Стена служит декларацией: «МЫ ЗДЕСЬ ХОЗЯЕВА».
Стену воздвигли не потому, что Существа опасались нападения. Они знают о своей неуязвимости. Мы тоже об этом знаем. Они просто захотели малость украсить свою столицу. Мерзавцы - не они потели на строительстве. Потели мы. Конечно, не я, но все же мы.
Прямо за стеной бродило несколько Существ, занятых, как всегда, неизвестно чем и не обращающих никакого внимания на людей. Это были Существа низкой касты - те, у которых по бокам светящиеся оранжевые пятна. Я обходил их стороной. У них есть милая манера - подхватывать человека своим длинным языком, как лягушка муху, поднимать в воздух, и пусть качается, пока не рассмотрят его желтыми глазами размером с блюдце. Это не по мне. Вреда никакого, однако мало удовольствия, когда тебя подвешивает над землей этакая диковина вроде пятиметрового осьминога, стоящего на кончиках щупальцев. Однажды меня прихватили - в Сент-Луисе, очень давно, - и я не спешу пережить подобное ощущение снова.
Оказавшись в Л.-А., я первым делом нашел машину. Всего в двух кварталах от Стены, на бульваре Вэлли увидел «тошибу эльдорадо» 2031 года, она мне понравилась, так что я определил частоты ее замка, проскользнул внутрь и потратил еще 90 секунд, чтобы ввести в программу управления данные своего обмена веществ. Предыдущий владелец, кажется, был жирный, как бегемот, и к тому же диабетик - невероятный уровень гликогена и ужасающие фосфины.
Неплохой мобильчик; правда, с неважной приемистостью, но чего можно ожидать, если на нашей планете последние автомобили были выпущены в 2034 году? Я распорядился:
– На Першинг-сквер.
У машины была отличная информационная емкость: наверное, около 60 мегабайт. Она сейчас же свернула к югу, нашла старое скоростное шоссе и покатила к центру города. Я собирался между делом поторговать (соорудить две-три индульгенции, чтобы не терять навыка), найти гостиницу, поесть и, возможно, нанять себе кого-нибудь для компании. А затем подумать, что делать дальше. Была зима, лучшее время для жизни в Лос-Анджелесе. Золотистое солнышко и теплый ветер, стекающий из ущелий.
Долгие годы я не бывал на Западном побережье. В основном работал во Флориде, в Техасе, иногда в Аризоне, то бишь на Юге. Терпеть не могу холодов. В Л.-А. не появлялся с тридцать шестого года. Порядочный срок, но возможно, я намеренно держался отсюда подальше. Точно не знаю. От последней поездки в Л.-А. остались тягостные воспоминания. Одна женщина хотела получить индульгенцию, а я продал ей фальшивку. Время от времени приходится обманывать покупателей, иначе окажешься чересчур хорошим, а это опасно, и вот, она была юная, миловидная и так на меня надеялась, а я мог обдурить еще кого-то вместо нее, но поступил так, как поступил. Временами вспоминал об этом, и на душе становилось скверно. Возможно, это и держало меня в стороне от Л.-А. все последние годы.
В центре города, километрах в трех к востоку от большой развязки движение замедлилось. Может, впереди что-то случилось, может, дорожная застава. Я велел «тошибе» съехать со скоростного шоссе. Понимаете, это скучное и трудное дело - пробираться через дорожный контроль. Хоть я и знаю, что могу обдурить любую программу на контрольном пункте и уж наверняка обману полицейского-человека, но зачем нарываться на неприятности, если их можно миновать?
Я спросил у машины, где мы находимся. На экране появилась надпись: «Аламеда вблизи от Бэннинга». Пешком до Першинг-сквера далековато. Я вышел из мобиля на Спринг-стрит и распорядился:
– Заберешь меня в восемнадцать тридцать. На углу… Шестой и Хилл.
Машина уехала на стоянку, а я направился к скверу - торговать индульгенциями вразнос.
Хорошему торговцу индульгенциями нетрудно найти покупателей. Их можно определить по глазам: едва сдерживаемый гнев, затаенное негодование. И еще что-то неуловимое - чувствуется, что в человеке остался один-другой лоскут честности, искренности, и это заявляет о себе напрямую. Перед тобой человек, готовый многим рискнуть ради относительной свободы.
Через 15 минут я уже был занят делом.
Первый оказался бывалым серфингистом - выгоревший на солнце парень, грудь колесом. Дело в том, что Существа уже 10-15 лет не разрешали серфинга. Выцеживая из моря необходимые им белки, они понаставили неводов для планктона прямо у берегов, от Санта-Барбары до Сан-Диего, так что все местные парни, любители попрыгать по волнам, кипели от злости. А этот человек был сущим дьяволом в своем деле. Стоило на него посмотреть - как он шел через парк, слегка покачиваясь, словно компенсируя неправильности вращения Земли, - и становилось понятно, каков он некогда был на воде.
Парень сел рядом со мной и принялся за свой ленч. Мощные, огрубевшие руки. Строитель Стены. Желваки ходили ходуном - в нем клокотал гнев: еще градус, и вскипит.
Я подтолкнул его к разговору. Да, серфингист. Все ушло, все позади. Вздыхая, он стал рассказывать о легендарных пляжах, где волны свивались в туннели и серфингисты проскакивали их насквозь.
– Трестл-бич, - бормотал он. - К северу от Сан-Онофре. Мы туда пробирались через Кэмп-Пендлетон. Моряки иногда постреливали, просто для предупреждения. Или Холистер-ранч, рядом с Санта-Бар-барой… - Его бледно-голубые глаза затуманились. - Хантингтон-бич. Окснард. Приятель, я побывал везде. - Он взмахнул огромным кулаком. - И теперь эти долбаные Существа заграбастали все побережье. Ошалеть можно! Это их собственность, понимаешь? А я, как дурак, буду десять лет строить Стену - уже второй срок, семь дней в неделю!
– Десять лет? - переспросил я. - Поганые дела.
– А у кого дела не поганые?
– Кое-кто откупается.
– Верно.
– Это можно устроить.
Подозрительный взгляд. Неизвестно, кто может оказаться боргманом. Эти вонючие предатели шастают повсюду.
– Как устроить?
– Нужны деньги, - сказал я.
– И торговец.
– Правильно.
– Которому можно доверять. Я пожал плечами и ответил:
– Тебе придется ему поверить, приятель.
– Да. - Он помолчал. - Я слышал об одном парне, он купил индульгенцию на три года вместе с пропуском за Стену. Уехал на север, устроился на траулер и зарулил в Австралию, к Большому рифу. Никто не собирается его искать. Он выпал из системы. Просто выпал из их долбаной системы. По-твоему, сколько это стоит?
– Примерно двадцать штук.
– Круто! Полагаешь, так много?
– И я не могу ничего устроить насчет траулера. Будешь сам за себя отвечать, когда окажешься за Стеной.
– Двадцать штук только за то, чтобы выйти за Стену?
– И освобождение от работы на семь лет.
– Мне выпало десять, - пробормотал он.
– На десять не получится. Программа этого не допускает, понимаешь? Но семи достаточно. За это время ты сумеешь убраться так далеко, что они тебя потеряют. Черт побери, хватит времени, чтобы вплавь добраться до твоей Австралии. Спускайся к югу, за Сидней, там нет неводов… Могу я проверить твои активы?
– У меня семнадцать с полтиной. Полторы тысячи живых, остальное под залог. Что можно получить за семнадцать с полтиной?
– Как сказано: пропуск за Стену и освобождение на семь лет.
– Эй, а как же условия сделки?
– Возьму то, что можно получить. Давай сюда свое запястье.
Я нащупал его имплантант - вживленный банк данных - и соединил со своим. Как он и сказал: полторы тысячи в банке и шестнадцать тысчонок залоговых денег. Теперь мы оба пристально смотрели друг на друга. Как я вам говорил, никогда не знаешь, кто окажется боргманом.
– Ты можешь это сделать прямо здесь? В парке? - спросил он.
– Вполне. Откинься и закрой глаза, будто дремлешь на солнышке. Делаем так: сейчас я беру тысячу наличными и пять штук из залоговых прямой долговой распиской. Корда пройдешь за Стену, я получаю пятьсот наличными и еще пять тысяч - плата за безопасность. Остальное будешь выплачивать, где бы ты ни был, по три тысячи в год, плюс проценты, поквартально. Я все запрограммирую, включая напоминание о сроке выплаты. Твое дело, как устроить себе путешествие - помни, я делаю индульгенции и пропуска за Стену, и только. Я ведь не бюро путешествий. Договорились?
Он откинул голову, закрыл глаза и проговорил:
– Действуй.
Работа была самая привычная - прямая эмуляция, мой обычный хакерский прием. Я выудил идентификационные коды серфингиста, под ними вошел в центральный банк данных, отыскал его файлы. Действительно, парень влип - от него ожидался налог на зарплату за десять лет работы на Стене. Я выписал индульгенцию на первые семь лет. По чисто техническим причинам пришлось сохранить запись о трех последних годах, однако через семь лет компьютеры не смогут его отыскать. Кроме того, я выписал парню пропуск за Стену: для этого пришлось присвоить ему новую квалификацию - программиста третьего разряда. Он был совсем не похож на программиста, но электронная охрана Стены ничего не понимает в таких вещах. Итак, я сделал парня членом привилегированной группы, горстки людей, которая может свободно входить в города, обнесенные стенами, и выходить из них, когда пожелает. В обмен на эту маленькую любезность я перевел все, что он накопил за свою жизнь, на разные счета. Частичная оплата сейчас, остальное потом. У парня не оставалось и пяти центов за душой, зато он стал свободным человеком. Не такая уж плохая сделка.
К тому же индульгенция была действующая. Я решил не жульничать здесь, в Лос-Анджелесе. Искупление - сентиментальное, можно сказать, - того, что я сделал с одной женщиной много лет назад.
Понимаете, время от времени абсолютно необходимо выписывать фальшивки. Чтобы не выглядеть чересчур добросовестным, чтобы не дать Существам повода открыть на тебя охоту. И нельзя выписывать слишком много индульгенций.
Конечно, я бы мог вообще не возиться с этими индульгенциями. Мог бы просто велеть системе платить мне в год, скажем, 50 или 100 штук и жить себе спокойненько. Но это скука смертная.
Так что я зарабатывал на индульгенциях, но ровно столько, сколько мне нужно на жизнь, и временами оформлял фальшивки, чтобы казаться таким же неумелым, как остальные, - чтобы Существа не начали меня выслеживать, фиксируя характерные приемы моей работы. Угрызения совести меня не слишком донимали. В конце концов, это вопрос выживания. Кроме того, большинство индульгентщиков - окончательные мошенники. Со мной, по крайней мере, у вас куда больше шансов получить то, за что вы заплатили.
Следующей была японка классического типа - тонкая, хрупкая куколка. Она столь неистово рыдала, что я было подумал, не переломит ли ее пополам. Седовласый старик в потрепанном деловом костюме (по виду дед этой женщины) пытался ее успокоить. Прилюдный плач - верный показатель, что у человека серьезные неприятности. Я спросил: «Нужна помощь?». Они даже не пытались осторожничать.
Старик оказался отчимом, а не дедом. Ее мужа убили грабители год назад. Она осталась с двумя малышами. Сегодня вытянула уведомление о новой работе. Испугалась, что ее собираются послать на строительство Стены. Конечно, это вполне возможно, назначения сплошь и рядом делаются наобум, но Существа не сумасшедшие: какой толк заставлять женщину весом с перышко ворочать каменные блоки? У старика были осведомленные друзья, которым удалось прочесть код на уведомлении. Компьютеры не посылали эту женщину на Стену, нет. Ее послали в Пятый район. И дали классификацию Т.Н.У.
– На Стену было бы лучше, - сказал старик. - Там бы сразу поняли, что она не годится для тяжелой работы, и нашли бы что-нибудь полегче. Но Пятый район… Оттуда живыми не возвращаются.
Я спросил:
– Вам известно, что такое Пятый район?
– Зона медицинских экспериментов… И еше эта пометка, Т.Н.У. Я знаю, зачем ее ставят.
Женщина снова начала плакать. Я не мог ее осуждать. Т.Н.У. означает «тест на уничтожение». Существа хотели установить, сколько работы мы в состоянии выполнить, и решили, что единственный способ - пропускать нас через проверки, показывающие предел физических возможностей.
– Я погибну, - сквозь рыдания кричала она. - А мои дети?
– Вы знаете, что такое индульгентщик? - спросил я у мужчины.
Мгновенная взволнованная реакция: дыхание перебилось, глаза блеснули, голова резко вскинулась. Столь же быстро волнение исчезло, уступив место отчаянию.
– Все они обманщики, - пробормотал он.
– Не все.
– Откуда мне знать? Берут деньги, а взамен - пустышка.
– Вы же знаете, что это неправда. Бывает так, бывает иначе. Словом, за три тысячи долларов я могу убрать Т.Н.У из ее уведомления. Еще за пять могу сделать освобождение от работы до времени, когда ее дети пойдут в старшие классы.
Сентиментальность. Скидка в 50 процентов - а я даже не проверил его счета. Сначала мне показалось, что этот ее отчим - миллионер. Но тогда бы он добывал индульгенцию, а не сидел в Першинг-сквере.
Он смерил меня долгим, внимательным, недоверчивым взглядом - обывательская практичность взяла свое. Спросил:
– Как нам убедиться в этом?
Можно было ответить, что перед ними король в своей профессии, лучший из всех индульгентщиков, гениальный хакер с магической хваткой, который может войти в любой компьютер и заставить его плясать под свою дудку. И это было бы чистой правдой. Но я сказал одно: они должны решать сами, а я не могу предъявить никаких удостоверений и рекомендаций, но если он пожелает, могу все сделать, хотя, с другой стороны, мне все равно, если его дочь останется при своем Т.Н.У.
Они отошли в сторону и минуту посовещались. Вернулись. Он молча отвернул рукав и подставил свой имплантант. Я проверил его кредитный счет: 30 штук. Восемь переправил на свои счета - половину на счет в Сиэтле, половину на лос-анджелесский. Затем взял запястье женщины - оно было не толще двух моих пальцев, - вошел в ее компьютер и внес туда индульгенцию, которая спасала ей жизнь. Для пущей уверенности дважды проверил надежность записи - ведь можно обмануть клиента совершенно случайно. Правда, со мной такого еще не бывало, но я не хотел, чтобы эта клиентка стала первой.
– Уходите, - сказал я. - Поезжайте домой. Ваши ребятишки проголодались.
– Если бы я могла вас отблагодарить…
– Мой гонорар уже в банке. Уходите. Если повстречаемся, не здоровайтесь.
– Это сработает? - спросил старик.
– Вы сказали, у вас есть друзья, которые кое-что могут. Обождите семь дней, затем сообщите в банк данных, что дочь потеряла уведомление. Получите новое и попросите своих приятелей его декодировать. Тогда и убедитесь.
Думаю, он не поверил. Думаю, он был почти уверен, что я отжулил четверть того, что старик накопил за долгую жизнь. Его глаза сверкали ненавистью. Что ж, мне не привыкать. Через неделю узнает, что я действительно спас жизнь его падчерице, и рванет в сквер, чтобы извиниться за свое гнусное отношение ко мне. Но тогда я буду уже не здесь, а далеко-далеко.
Они потащились к восточному выходу из парка, раза два останавливались и оглядывались, словно я мог обратить их в соляные столбы.
Этих заработков мне должно было хватить на неделю, которую я собирался провести в Л.-А. Однако я стал оглядываться, надеясь подработать еще немного. И зря.
Этот клиент был настоящей серой мышкой - из тех людей, которых вы ни за что не выделите в толпе: серые редеющие волосы, кроткая, извиняющаяся улыбка. Но в глазах некое сияние. Не помню, то ли он первым заговорил со мной, то ли я с ним, но и минуты не прошло, как мы стали обиняками прощупывать друг друга. Он сказал, что живет в Сильвер-Лейк. Я ответил безразличным взглядом. Откуда мне знать всю эту кучу лос-анджелесских пригородов? Он добавил, что приехал, чтобы встретиться кое с кем в доме правительства на Фигероа-стрит. Очень хорошо: видимо, подает апелляцию. Клиент?
Затем он пожелал узнать, откуда я прибыл.
– Путешествую, - сообщил я. - Ненавижу сидеть на одном месте _ Чистая правда. Мне необходимо пиратствовать, иначе я рехнусь, но если стану работать в одном месте, то фактически приглашу полицию выйти на мой след, и тогда все, мне конец. Этого я ему не сказал. Ответил: - Приехал из Юты вчера вечером. До того был в Вайоминге. Может, поеду в Нью-Йорк. - И то, и другое, и третье было ложью.
Он взглянул на меня так, словно я собрался на Луну. Здешние не часто выбираются на Восток. В наше время большинство никуда не ездит.
Зато он понял, что у меня есть пропуск либо я могу каким-то образом получить его. Именно это он и хотел вызнать. Минуты не прошло, а мы уже приступили к делу.
Он сказал, что вытянул новое направление на работу - шесть лет, мелиорация соляных залежей около Моно-Лейка. Народ мрет, как мухи.
Чего он хочет? Направления в пристойное место, вроде Отдела эксплуатации и развития, непременно внутри Стены, предпочтительно в каком-нибудь округе у океана, где воздух чист и прохладен.
Я назвал цену, и он без колебаний согласился.
– Давайте свое запястье, - велел я.
Он протянул мне правую руку, вверх ладонью. Пластинка имплантанта у него была установлена на обычном месте - бледно-желтая, но более округлая и с чуть более гладкой поверхностью, нежели стандартные. Я не придал этому значения. Приложил свою руку к его руке, как делал тысячу раз до того. Запястье к запястью, контактная зона к контактной зоне. Наши биокомпьютеры соединились, и я мгновенно понял, что попал в беду.
Люди имплантировали биокомпьютеры лет 40 назад - во всяком случае, задолго до вторжения Существ, - и большинство принимает их как данность, вроде следов от прививок оспы. Используют компьютеры в тех целях, для которых они предназначены, и секунды лишней о них не думают. Для обычных людей биокомпьютер - всего лишь бытовой инструмент, вроде ложки или лопаты. Надо иметь психологию хакера, чтобы превратить свой биокомпьютер в нечто большее. Поэтому, когда явились Существа, и подмяли нас, и заставили возводить стены вокруг наших городов, люди в большинстве повели себя просто как овцы, как стадо - позволили себя огородить и вежливенько оставались внутри ограды. Теперь свободно передвигаться можем только мы, хакеры; только мы умеем манипулировать большими компьютерами, с помощью которых нами управляют Существа. Нас немного. И я сразу определил, что попался на удочку хакера.
В самый момент контакта он ворвался в меня, словно ураган.
По силе сигнала я понял, что встретился с чем-то особенным. А главное, он и не собирался покупать индульгенцию. Он искал дуэли. Хотел показать новому мальчику, какие фокусы знают в этом городе.
Никогда еще ни одному хакеру не удавалось со мной совладать.
Ни разу. Мне было жаль этого парня, но не слишком.
Он бабахнул в меня пакетом сигналов - закодированных, но простых, - определяя мои параметры. Я перехватил сигналы, запомнил и прервал его. Теперь моя очередь запустить проверку. Пусть он посмотрит, кого пытается одурачить. Но едва я начал процедуру, как он заткнул меня. Такого еще никогда не случалось. Я взглянул на него с некоторым уважением.
Обычно любой хакер оценивал мой сигнал за первые же 30 секунд и прерывал состязание. Ему становилось понятно, что продолжать незачем. Но этот парень либо не сумел оценить меня, либо ему было наплевать, кто я такой. Поразительно! И поразительные штуки он пустил в ход.
Принялся прямо за дело, по-настоящему пытаясь взорвать мою систему. Поток сигналов хлынул в меня, прямо в гигабайтную зону.
ДКОСТЛЬ АБМАРКЕР. ЧДНВШИ ИЗУМЛГР.
Я парировал и ударил вдвое сильнее.
МАКСЛЯГУШ. МИНХИТР НАБЛДТ ДКОСТЛЬ.
Он ничего не имел против.
МАКСДОЗ НПАКЕТ.
МПАКТ.
ПРЕПАК.
НЕПАК.
Ничья. Парень все еще улыбался. Ни капельки не вспотел. В нем появилось что-то жуткое. Странное. И я внезапно понял: это хакер-боргман. Работает у Существ, прочесывает город, ищет вольных стрелков вроде меня. Хотя он и был мастером, настоящим мастером, я его презирал. Хакер, ставший боргманом… По-настоящему гнусный тип. Надо его осадить. Прикончить. В жизни не испытывал такой ненависти. Но я ничего не мог с ним поделать.
И это я - владыка информации, мегабайтное чудище! Всю свою жизнь мне не составляло труда свободно плавать по миру, закованному в цепи, и открывать любой замок. И сейчас из меня вил веревки этот серенький. Он парировал любой мой удар и давал все более причудливые ответы. Использовал алгоритмы, с которыми я прежде не сталкивался; их едва удавалось распутывать. Скоро я перестал понимать, что он со мной делает - не говоря уже о том, как надо защищаться. Да что там - я едва мог пошевелиться. Он неотвратимо толкал меня к крушению. - Кто ты?! - завопил я. Он только рассмеялся.
И продолжал лить в меня это. Оно грозило целостности моего имплантанта, проникало на микроскопический уровень, атаковало сами молекулы. Сковыривало оболочки электронов, меняло заряды, уродовало валентности, превращало мои сети в желе. Компьютер, вживленный в мозг, представляет собой множество органических молекул. Но и мозг построен из них же. Если боргман будет продолжать, полетит мой компьютер, за ним последует мозг, и остаток жизни я буду пускать слюни в желтом доме.
Это не было спортивным состязанием. Дело шло к убийству.
Я бросился за резервами, пустил в ход все доступные мне защитные средства. В жизни их не использовал, но они были на месте и утихомирили его. На момент он перестал лупить меня и даже отступил, и я смог вздохнуть и подготовить несколько защитных комбинаций. Но прежде чем смог их запустить, он снова сшиб меня и опять потащил к обрыву.
Что-то невероятное!
Я заблокировал его. Он вернулся. Я врезал наотмашь - он направил удар в какой-то нейтральный канал и там загасил.
Еще удар. И снова полная блокада.
А затем уже он врезал мне: я полетел кувырком и едва смог собрать себя из кусочков, когда оставалось три наносекунды до края пропасти.
Я начал готовить новую комбинацию. Но в это же время разбирался в тонусе его информационного багажа и обнаружил абсолютную и холодную уверенность. Он был готов к любому моему ходу. Среднее между простой уверенностью в себе и совершенной самоуверенностью.
Вот что получалось: я был способен не давать ему разрушить меня, но с отчаянными усилиями. Взять его самого за глотку не мог. Казалось, у него неистощимые ресурсы. Он был неутомим. Он спокойно принимал все, что я мог выдать, и колотил меня сразу с шести сторон.
Впервые до меня дошло, как чувствовали себя хакеры, которых я мутузил. Некоторые, наверное, воображали себя настоящими боевыми петухами, пока не нарывались на меня. Тяжело проигрывать, когда думаешь, что ты мастер. Когда знаешь, что ты мастер. Людям такого сорта, если они проигрывают, приходится перепрограммировать все свое восприятие Вселенной.
У меня были две возможности. Сражаться, пока не кончатся силы, и он меня добьет. Или сдаться сразу. В конце концов, ведь все сводится к «да» или «нет», к единице и нулю, не правда ли?
Я глубоко вздохнул. Уставился в пропасть. И сказал:
– Ладно. Я проиграл. Сдаюсь.
Оторвал свое запястье от его руки, согнулся и рухнул наземь. Меня трясло. Через минуту подскочили пятеро легавых и скрутили меня, как индейку. Руку с имплантантом оставили вне упаковки - с браслетом безопасности на запястье, словно боялись, что я начну вытягивать информацию прямо из воздуха.
Место, куда меня отвезли - здание на Фигероа-стрит, черного мрамора, в 90 этажей, - было домом марионеточного городского правительства. Наплевать. Я впал в оцепенение. Хоть в канализацию спускайте, мне наплевать. Повреждений я не получил (автоматический контроль системы работал, все в норме), но оскорблен был невыносимо. Чувствовал себя сокрушенным. Уничтоженным. Хотел только одного: узнать имя хакера, который со мной расправился.