Сименон Жорж. Покойный г-н Галле

   В голосе ее снова прозвучали какие-то человеческие нотки. Правда, едва уловимые.
   "С нетерпением жду этого дня. Четверг уже завтра".
   Внезапно она зарыдала, но рыдания тут же прекратились. Два-три всхлипа. Она поднесла ко рту платок, отделанный черной каймой, и глухо попросила:
   - Уйдемте отсюда...
   Снова пришлось проходить через спальню, обставленную хоть и дорогой, но безвкусной мебелью: зеркальный шкаф, две тумбочки, ковер "под персидский".
   Внизу в коридоре Анри невидящим взором смотрел, как обойщики вкатывают рулон на грузовичок. Он даже не обернулся, когда г-жа Галле и Мегрэ стали спускаться по скрипящим ступеням натертой до блеска лестницы.
   В доме царил беспорядок. В столовую, откуда двое рабочих в робах вытаскивали пианино, вошла горничная с литровой бутылью красного вина и двумя стаканами.
   - Это не помешает, - одобрил один из них.
   У Мегрэ вдруг создалось странное ощущение - он ни разу еще не испытывал ничего подобного, и это сбивало его с толку. Ему показалось, что истина скрыта где-то здесь, рядом. Все, что происходило, имело определенное значение.
   Но нужно было взглянуть на все это в ином ракурсе. Он понимал, что взор ему застилает пелена тумана, мешающая увидеть события в подлинном свете. Эту атмосферу создавали одновременно мать и сын - женщина, боровшаяся со своими чувствами, и молодой человек с продолговатым непроницаемым лицом. Пелена тумана исходила от этих снятых драпировок, от всей окружающей обстановки, а главное, ее порождала неловкость, которую испытывал сам Мегрэ, понимая неуместность своего присутствия.
   Ему было стыдно, что он уносит с собой, как вор, розовую папку, хотя, по правде сказать, плохо представлял, для чего она может ему понадобиться. Он предпочел бы подольше побыть один наверху, в кабинете покойного, походить по сараю, где Эмиль Галле мастерил свои усовершенствованные рыболовные снасти. Несколько минут все нерешительно топтались в коридоре. Пора было обедать, но Галле явно ждали, пока полицейский уйдет.
   Из кухни доносился запах жареного лука: одна кухарка продолжала выполнять свои обязанности, не обращая внимания на сумятицу.
   Теперь каждый делал вид, что внимательно следит за тем, как обойщики приводят в порядок гостиную. Один из них нашел под подносом для ликеров фотографию г-на Галле.
   - Вы позволите ее взять? - обратился Мегрэ к вдове. - Она мне может понадобиться.
   Он чувствовал, что Анри смотрит на него взглядом, полным презрения.
   - Если нужно... У меня осталось очень мало его фотографий.
   - Я непременно верну.
   И все-таки он никак не мог уйти. Когда рабочие едва не уронили огромную вазу "под севр", г-жа Галле бросилась к ним:
   - Осторожно! Осторожно!
   В атмосфере этого унылого дома по-прежнему было слито воедино грустное и гротескное, возвышенное и мелкое, и это угнетало Мегрэ. Он представлял себе, как Эмиль Галле, которого он ни разу не видел живым, бродит здесь в слишком свободном пиджаке, молчаливый, с впалой грудью, мешками под глазами, потому что у него больная печень.
   Мегрэ спрятал фотографию в розовую папку и, поколебавшись, сказал:
   - Еще раз простите, сударыня. Я ухожу. Если не возражаете, пусть ваш сын немного меня проводит.
   Г-жа Галле взглянула на Анри с плохо скрытой тревогой. Несмотря на свою горделивую осанку, размеренные движения, три ряда бус из черных камней, она тоже, вероятно, чувствовала - что-то происходит.
   Но молодой человек невозмутимо снял с вешалки шляпу с креповой лентой.
   Уход напоминал бегство. Папка была увесистой, без тесемок, и Мегрэ каждую минуту мог выронить бумаги.
   - Не хотите ли завернуть ее в газету? - спросила г-жа Галле.
   Мегрэ уже вышел за дверь. Служанка несла в столовую скатерть и приборы. Анри шагал рядом с Мегрэ - высокий, замкнутый, пряча глаза от собеседника.
   Когда они отошли метров на триста от дома, раздался шум мотора отъезжал грузовичок обойщиков.
   Мегрэ сказал:
   - Я должен выяснить у вас следующее: парижский адрес Элеоноры Бурсан, ваш адрес и адрес фирмы, где вы служите.
   Комиссар достал из кармана карандаш и записал на розовой папке: "Элеонора Бурсан, улица Тюренн, 27. Банк Совринос, бульвар Бомарше, 117. Анри Галле, отель Бельвю улица де ла Рокет, 19".
   - Это все? - спросил молодой человек.
   - Благодарю, все.
   - В таком случае, полагаю, теперь вы займетесь преступником.
   Его даже не интересовало, какую реакцию вызовут его слова. Он прикоснулся к шляпе и пошел назад по главной аллее. Грузовичок обогнал Мегрэ почти у самого вокзала.
   Последние сведения в этот день Мегрэ получил чисто случайно. Комиссар пришел на вокзал за час до отхода поезда. Он сидел один в пустом зале ожидания, а над ним кружился рой мух.
   На велосипеде приехал почтальон с багровой апоплексической шеей, он выгружал свои сумки на специальном почтовом столе.
   - Вы обслуживаете "Маргаритки"? - спросил комиссар, встав за спиной почтальона.
   Тот резко обернулся.
   - Что вы имеете в виду?
   - Я из полиции. Нужно кое-что выяснить. Большую корреспонденцию получал господин Галле?
   - Нет, небольшую. Письма из фирмы, где бедняга работал. Они приходили по определенным числам. Газеты.
   - Какие?
   - Провинциальные. В основном, из Берри и Шера. Еще журналы: "Сельская жизнь", "Охота и рыболовство", "Замки и поместья".
   Комиссар заметил, что собеседник старается не смотреть ему в глаза.
   - А в Сен-Фаржо есть на почте отдел до востребования?
   - Что вы имеете в виду?
   - Господин Галле не получал других писем?
   Внезапно почтальон смутился.
   - Ну, раз он умер... - пробормотал он. - Кроме того, я не нарушал инструкцию. Просто он просил меня не опускать к нему в ящик некоторые письма, а хранить до его возвращения, если он был в отъезде.
   - Какие письма?
   - Совсем немного. В лучшем случае, одно письмо раз в два или три месяца. Дешевые голубые конверты. Адрес напечатан на машинке.
   - А обратного адреса не было?
   - Нет. Только на обороте конверта было напечатано: отправитель господин Жакоб. Выходит, я это напрасно делал?
   - Откуда были отправлены эти письма?
   - Из Парижа.
   - Округ не помните?
   - Каждый раз округ был другой.
   - Когда пришло последнее письмо?
   - Постойте... Сегодня у нас двадцать девятое? Среда.
   Значит, в четверг вечером. А увидел я господина Галле только в пятницу утром, когда он собирался на рыбалку.
   - И он пошел на рыбалку?
   - Нет, вернулся домой, но прежде дал мне, как заведено, пять франков. Когда его убили, я здорово расстроился.
   Вы думаете, это письмо...
   - Он уехал в тот же день?
   - Да. Вы, кажется, ждете поезд из Мелена? Слышите гудок на переезде? А вы обязательно должны сообщить то, что я рассказал?
   Мегрэ едва успел добежать до платформы и вскочить в единственный в составе вагон первого класса.
   Глава 4
   Мошенник в стане легитимистов
   Снова оказавшись в гостинице "Луара", Мегрэ довольно сдержанно ответил на расспросы Тардивона, который встретил его, словно ближайшего друга, проводил в номер я показал письма в больших желтых конвертах, пришедших на имя комиссара.
   Это было заключение судебно-медицинского эксперта, протоколы из жандармерии и из неверской полиции.
   Полиция Руана также прислала дополнительные сведения о кассирше Ирме Стросс.
   - Это еще не все, - торжественно заявил хозяин гостиницы. - Заходил жандармский бригадир, хотел поговорить с вами. Он просил, чтобы ему позвонили, как только вы приедете. Короче говоря, к нему трижды приходила одна женщина, наверное, после объявления в городе.
   - Что за женщина?
   - Матушка Каню, жена садовника из дома напротив отеля. Помните, я вам рассказывал о Маленьком замке?
   - Она что-нибудь сообщила?
   - Не так уж она глупа! Раз назначено денежное вознаграждение, она ничего не выболтает даром, если, конечно, действительно что-нибудь знает.
   Мегрэ выложил на стол розовую папку и фотографию Эмиля Галле.
   - Пошлите, пожалуйста, за этой женщиной и соедините меня с жандармерией.
   Вскоре бригадир жандармов сообщил ему, что, согласно полученной инструкции, он собрал у себя в казарме всех окрестных бродяг.
   Несколько минут Мегрэ сидел один в комнате перед грудой бумаг. Он послал телеграмму в Париж с просьбой сообщить сведения об Анри Галле и его любовнице. На всякий случай запросил орлеанскую полицию, проживает ли в городе некий г-н Клеман.
   И, наконец, ему предстояло осмотреть комнату, где было совершено преступление, и одежду покойного, принесенную сюда после вскрытия.
   Поначалу дело казалось пустячным. Неизвестным в номере гостиницы был убит человек, на первый взгляд благонравный мелкий буржуа.
   Однако каждая новая деталь вместо того, чтобы прояснить дело, только еще больше его запутывала.
   - Привести ее к вам, комиссар? - крикнул кто-то со двора. - Это матушка Каню.
   В комнату вошла весьма добропорядочная с виду грузная особа, которая ради такого случая даже оделась поопрятней. Она сразу же устремила на Мегрэ недоверчивый взгляд крестьянки.
   - Вы хотели мне что-то рассказать? Насчет господина Клемана?
   - Насчет месье, который умер, и портрет которого напечатан в газете. Это правда, что вы заплатите пятьдесят Франков?
   - Если вы видели его в субботу двадцать пятого июня - заплачу.
   - А если я его видела два раза?
   - Черт возьми, очень возможно, что вы получите все сто. Говорите.
   - Сначала обещайте, что ничего не скажете моему мужу. Не потому, что он так боится хозяина, а из-за ста франков - он их пропьет. Конечно, лучше, чтобы месье Тибюрс тоже не знал, что я вам рассказывала, потому как убитый мужчина разговаривал именно с ним. Первый раз это было утром, часов около одиннадцати. Они вместе гуляли по парку.
   - Вы уверены, что это был именно он?
   - Так же уверена, как узнала бы вас, будь вы на его месте. Такие, как он, встречаются не каждый день. Они разговаривали, наверное, битый час. Потом через окно гостиной я увидела их второй раз. Похоже, они ссорились.
   - В котором часу?
   - Только что пробило пять. Вот и выходит два раза, верно?
   Пока Мегрэ вытаскивал из бумажника стофранковую купюру, она не спускала глаз с его рук и вздыхала, как будто жалея, что в ту субботу не ходила по пятам за месье Клеманом.
   - Мне кажется, я видела его и в третий раз, - сказала она неуверенно, - но это, наверное, не в счет. Через несколько минут месье Тибюрс проводил его до ограды.
   - Это действительно не в счет, - отрезал Мегрэ, подталкивая ее к двери.
   Он раскурил трубку, надел шляпу и пошел в кафе, где нашел Тардивона.
   - Как давно господин Сент-Илэр живет в Маленьком замке?
   - Лет двадцать.
   - Что он за человек?
   - Очень симпатичный! Маленький развеселый толстячок. И такой простой! Когда у меня летом много постояльцев, он сюда не заходит, потому что, как ни верти, он человек другого круга. Но в охотничий сезон он тут частый гость.
   - У него есть семья?
   - Он вдовец. Мы почти всегда зовем его господин Тибюрс. У него такое редкое имя. Все виноградники вон на том склоне принадлежат ему. Он сам следит за ними, время от времени ездит в Париж покутить, а потом возвращается обратно, обувает грубые башмаки... Что вам там нарассказала матушка Каню?
   - Как вы думаете, сейчас он у себя?
   - Вполне возможно. Я сегодня не видел его машины.
   Мегрэ подошел к решетке и позвонил. Около гостиницы река делала изгиб, и поэтому вилла была последней постройкой в округе - сюда можно было войти, равно как выйти в любое время, оставаясь незамеченным.
   От ворот на триста-четыреста метров тянулась крепостная стена, а дальше шли только лесные заросли.
   Ворота открыл мужчина с висячими усами. Он был в фартуке садовника и от него разило спиртным. Мегрэ заключил, что, по всей видимости, это и есть супруг матушки Каню.
   - Твой хозяин дома?
   В ту же минуту Мегрэ увидел человека в рубашке с закатанными рукавами, который копался в моторе поливальной машины. Взгляд садовника подтвердил, что перед Мегрэ не кто иной, как Тибюрс де Сент-Илэр, а тот, оставив машину, выжидательно обернулся к посетителю.
   Поскольку Каню выглядел по меньшей мере обескураженным, г-н де Сент-Илэр поднял с земли пиджак и подошел к комиссару.
   - Вы ко мне?
   - Комиссар Мегрэ из уголовной полиции. Не будете ли столь любезны уделить мне несколько минут?
   - Снова это убийство? - проворчал владелец замка, покачав головой в сторону гостиницы "Луара". - Чем я могу вам помочь?.. Проходите сюда. Не приглашаю вас в гостиную - там сейчас солнце. В этой беседке нам будет удобнее... Батист! Бокалы и бутылку шипучки. Из дальнего ряда.
   Он был точно такой, каким описал его хозяин гостиницы: маленький, толстенький, румяный, с короткими неухоженными руками, одет в костюм цвета хаки, предназначенный для охоты или рыбалки: такие серийно выпускает фабрика в Сент-Этьене.
   - Вы знали господина Клемана? - спросил Мегрэ, садясь в одно из металлических кресел.
   - В газете сказано, что это не настоящее его имя. Как же его звали? Грелле? Желле?
   - Да, Галле. Это неважно. У вас с ним были деловые отношения?
   Мегрэ мог бы поклясться, что в эту минуту его собеседнику стало вдруг не по себе. Действительно, Сент-Илэру зачем-то понадобилось выглянуть из беседки и забормотать:
   - Этот дурень Батист способен взять и полусухое. А вы, наверное, как и я, предпочитаете сухое. Это собственное вино, приготовленное по методу шампанских вин. Что же касается господина Клемана - будем лучше называть его так, - что я могу вам сообщить? Утверждать, что нас связывали деловые отношения, было бы преувеличением. Сказать, что я никогда его не видел, тоже было бы не совсем верно.
   И пока он говорил, Мегрэ думал о другом допросе - допросе Анри Галле. Эти двое вели себя совершенно по-разному. Сын пострадавшего не стремился расположить к себе собеседника и вовсе не заботился о том, что его поведение может выглядеть странным. Он выслушивал вопросы с недоверчивым видом, молча, а затем, отвечая, взвешивал каждое слово.
   Тибюрс же болтал без умолку, улыбался, размахивал руками, ходил взад и вперед по беседке, старался казаться рубахой-парнем.
   Но и у того, и у другого проскальзывала затаенная тревога, может быть, страх, что им не удастся что-то скрыть.
   - Знаете, к нам, владельцам замков, кто только не заходит. Я имею в виду не только бродяг, коммивояжеров, торговцев. Вернемся к господину Клеману... А вот и вино!
   Все в порядке, Батист. Можешь идти. Я скоро приду взглянуть на поливальную машину. Главное, сам до нее не дотрагивайся.
   Не переставая говорить, он медленно откупорил бутылку и наполнил бокалы, не уронив ни капли пены.
   - Короче говоря, он как-то приходил сюда. Очень давно... Вы, наверное, знаете, что род Сент-Илэров - весьма древний и в настоящее время я являюсь его последним отпрыском. Просто чудо, что я не переписываю бумажки в какой-нибудь конторе в Париже или где-то в захолустье. Если бы не наследство двоюродного брата, разбогатевшего в Азии... В общем, я хочу сказать, что мое имя значится во всех родословных книгах. Мой отец сорок лет отличался легитимистскими взглядами. Ну, а я...
   Он улыбнулся, выпил пенистое вино, по-простонародному прищелкнув языком, подождал, пока Мегрэ опорожнит свой бокал, и наполнил его снова.
   - Наш господин Клеман, которого я отродясь не знал, пришел как-то ко мне, вручил рекомендательные письма от французского и иностранного дворянства и дал понять, что он является кем-то вроде официального представителя легитимистского движения во Франции. Я не перебивал его.
   Наконец, он подошел к тому, куда клонил: попросил у меня две тысячи франков в фонд пропаганды. Я отказал, тогда он стал рассказывать о какой-то там аристократической семье, оказавшейся в нищете, и о подписке в ее пользу. Начали мы с двух тысяч франков, потом дошли до ста. В конце концов, я дал ему пятьдесят.
   - Когда это было?
   - Несколько месяцев назад. Точно не помню. В разгар охотничьего сезона. Почти каждый день в одном из окрестных замков устраивали облавные охоты. И почти везде видели этого субъекта. Не сомневаюсь, что он специалист по такого рода мошенничеству. Но не обращаться же мне в полицию из-за каких-нибудь пятидесяти франков?.. Ваше здоровье!.. Через некоторое время он имея наглость появиться снова. Вот и все.
   - Когда именно?
   - Ну, где-то в конце прошлой недели.
   - Правильно, в субботу. Он даже приходил дважды, если не ошибаюсь.
   - Вы просто ас, комиссар! Действительно дважды. Утром я отказался его принять. Днем он поймал меня в парке.
   - Просил денег?
   - Нет, черт возьми! Даже не знаю, зачем он приходил.
   Все те же разговоры о реставрации монархии... Ну, допивайте. Не оставлять же вино в бутылке. Послушайте, вы не верите в то, что он покончил с собой? Наверное, дошел до ручки.
   - Выстрел был сделан с расстояния семи метров, а револьвер не найден.
   - Тогда, конечно... А что вы об этом думаете? Какой-нибудь бродяга проходил мимо и...
   - Трудно поверить. Дорога, куда выходят окна комнаты, ведет только к вашему поместью.
   - Но здесь нет входа, - запротестовал г-н де Сент-Илэр. - Уже много лет ворота на крапивную дорогу заперты, и я даже затрудняюсь сказать, где ключи. Я велю принести еще бутылку?
   - Благодарю. Полагаю, вы ничего не слышали?
   - Что именно?
   - Выстрела в субботу вечером.
   - Ровным счетом, ничего. Я рано ложусь. Об убийстве узнал на следующее утро от своего камердинера.
   - А вам не пришло в голову сообщить в полицию о визите господина Клемана?
   - Черт возьми... - чтобы скрыть замешательство, он неестественно засмеялся. - Я решил, что бедолага и так достаточно наказан. Такое имя, как мое, принято встречать в газетах только в разделе светской хроники.
   Мегрэ неотступно, словно навязчивая мелодия шарманки, преследовало смутное и неприятное ощущение, что во всем, что касалось смерти Эмиля Галле, сквозит какая-то фальшь: и в личности самого покойного, и в словах его сына, и даже в смехе Тибюрса де Сент-Илэра.
   - Вы остановились у милейшего Тардивона? Это наш бывший повар. С тех пор он сколотил неплохой капиталец.
   Вы действительно не хотите больше вина? Этот кретин-садовник вывел из строя поливальную машину, и когда вы пришли, я пытался ее починить. В деревне нужно уметь делать все. Если вы останетесь здесь еще на несколько дней, комиссар, заходите ко мне вечерком, поболтаем. Жить в гостинице при таком наплыве туристов, наверное, невыносимо?
   У ворот он взял Мегрэ за руку, которую тот ему, впрочем, не протягивал, и пожал ее с преувеличенной сердечностью.
   Шагая вдоль Луары, Мегрэ мысленно отметил две детали. Во-первых, Сент-Илэр не мог не знать о сделанном в городе объявлении и, следовательно, понимал, какое значение придает полиция словам и поступкам г-на Клемана в течение субботы, но тем не менее выжидал, а заговорил только тогда, когда понял, что его собеседник уже в курсе событий. Во-вторых, он по меньшей мере один раз соврал, утверждая, что в субботу утром отказался принять посетителя, а днем тот поймал его в парке.
   В действительности, как раз утром они гуляли по парку.
   А днем прекраснейшим образом беседовали в гостиной замка.
   Значит, остальные слова тоже могли быть ложью, заключил комиссар.
   Он вышел к крапивной дороге. С одной стороны ее ограничивала стена, беленная известью и замыкавшая парк Тибюрса де Сент-Илэра, а с другой возвышалась одноэтажная пристройка к гостинице "Луара". Над высокой травой, кустарником, зарослями крапивы кружились шмели. Тенистая аллея, окаймленная рядами дубов, метров через сто упиралась в старые ворота с узорчатой решеткой.
   Мегрэ из любопытства дошел до самых ворот, которые, по словам хозяина, не открывались уже много лет, а ключи якобы были потеряны, хотя одного взгляда на заржавленный замок было достаточно, чтобы заметить, что кое-где на ржавчине виднелись свежие царапины. Более того, через лупу Мегрэ разглядел четкие следы, оставленные ключом, которым отпирали этот старый замок.
   - "Завтра же сфотографировать", - решил Мегрэ.
   Он повернул обратно, глядя под ноги, и снова мысленно представил себе г-на Галле, чтобы подвести итоги сегодняшнего дня.
   Однако образ Галле вместо того, чтобы стать полнее и четче, становился еще более расплывчатым. Лицо мужчины в мешковатом пиджаке постепенно таяло и вообще ускользало из памяти.
   Единственным подлинным изображением покойного, которым располагал Мегрэ, была фотография: но и на ней словно сменялись одно за другим разные лица, и ему никак не удавалось соединить их в цельный, законченный образ.
   Комиссар пытался восстановить в памяти половину лица, худую волосатую грудь - то, что он видел на школьном дворе, пока доктор суетился за его спиной. Он также вспомнил голубой ялик, который Эмиль Галле построил в Сен-Фаржо, усовершенствованные рыболовные снасти, г-жу Галле, сперва в платье из лилового шелка, затем в траурной вуали, - невозмутимую, высокомерную, идеальное воплощение дамы из мелкобуржуазной среды.
   Зеркальный шкаф, перед которым Эмиль Галле, наверное, надевал свой пиджак... Все эти письма на бланках фирмы, в которой он давным-давно не служил". Ежемесячный баланс, который он скрупулезно подводил, восемнадцать лет назад бросив свою профессию коммивояжера... Стаканчики, лопатки для торта... По всей видимости, он покупал их сам!
   "Кстати, его чемоданчик с образцами не был обнаружен,- отметил про себя Мегрэ. - Должно быть, он где-то его оставлял".
   Машинально Мегрэ остановился в нескольких метрах от окна, там, где убийца целился в жертву. Но он даже не взглянул на окно. Он был слегка взволнован: ему вдруг показалось - достаточно небольшого усилия, чтобы соединить воедино все грани образа Эмиля Галле.
   Однако в его памяти возник Анри - такой, каким он его видел, чопорный и высокомерный, и мальчик с асимметричным лицом, принявший первое причастие. Дело, которое инспектор Гренье из Невера назвал "историей не из приятных" и которым сам Мегрэ начал заниматься нехотя, на глазах становилось все более сложным, а покойный превращался в трагикомический персонаж.
   Раз десять Мегрэ отгонял шмеля, кружившего над его головой, словно крошечный самолетик.
   - Восемнадцать лет! - произнес он вполголоса.
   Восемнадцать лет поддельных писем с подписью "фирма "Ньель", открыток, пересылаемых из Руана, и параллельно с этим восемнадцать лет ничем не примечательной, скромной жизни в Сен-Фаржо, лишенной каких бы то ни было волнений.
   Комиссар изучил психику злоумышленников, преступников и мошенников. Он знал, что ими всегда движет какая-то скрытая страсть. Именно такую страсть искал он в человеке с бородкой, с мешками под глазами и непомерно большим ртом. Этот человек мастерил усовершенствованные рыболовные снасти и разбирал старые часы.
   И тут Мегрэ возмутился.
   Ради этого лгать восемнадцать лет! Вести двойную жизнь, организованную с такой тщательностью!
   Однако не это было самым непонятным. Иногда аналогичные ситуации удается сохранить несколько месяцев, реже - несколько лет. Но никак уж не восемнадцать! Галле состарился. Г-жа Галле раздобрела, стала надменной, Анри вырос. Принял первое причастие, сдал экзамены на степень бакалавра, достиг совершеннолетия. Переехал в Париж, наконец, завел любовницу. А Эмиль Галле продолжал посылать себе письма от имени фирмы "Ньель", заранее сочинять открытки на имя жены и прилежно переписывать несуществующие заказы.
   "Он соблюдал диету".
   У Мегрэ до сих пор звучал в ушах голос г-жи Галле. Комиссар так увлекся своими мыслями, что пульс у него бился учащенно, а трубка погасла.
   "Восемнадцать лет! И ни разу не попасться!"
   Просто невероятно. Будучи профессионалом, комиссар понимал это лучше, чем кто-либо другой. Не случись преступления, Галле спокойно умер бы в собственной постели, предварительно приведя в порядок свои бумаги. А г-н Ньель весьма изумился бы, получив извещение о его смерти.
   Все это выглядело настолько чудовищно, что от картины, которую мысленно нарисовал себе комиссар, вдруг повеяло такой безысходной тоской, как бывает иногда, когда непредсказуемые события меняют весь ход жизни.
   И уже по чистой случайности Мегрэ поднял голову и увидел на белой стене поместья, как раз напротив комнаты, где было совершено убийство, какое-то темное пятно. Он подошел поближе: это был след, оставленный между двумя камнями чьим-то ботинком. Такой же, хотя менее заметный след темнел чуть выше.
   Кто-то взбирался здесь на стену, уцепившись за низко нависшую ветку... В ту минуту, когда комиссар постарался представить себе, как это происходило, ему показалось, что кто-то стоит в конце дороги у реки. Он резко обернулся, но успел лишь разглядеть, что это женщина - высокая крупная блондинка с правильными чертами лица, как у античной статуи.
   Женщина сразу же быстро зашагала прочь: значит, она за ним следила.
   В памяти комиссара тут же промелькнуло имя: Элеонора Бурсан. До сих пор он еще не пробовал представить себе возлюбленную Анри Галле, но тем не менее сейчас был почти уверен, что это - она. Он ускорил шаг и вышел на набережную в ту минуту, когда женщина сворачивала на шоссе.
   - Я скоро вернусь, - бросил он хозяину гостиницы, который пытался задержать его разговором.
   Он пробежал несколько метров, пока незнакомка не могла его видеть, надеясь сократить разделявшее их расстояние. Не только силуэт женщины хорошо сочетался с именем Элеоноры Бурсан: именно такую женщину мог выбрать себе Анри.
   Когда Мегрэ дошел до перекрестка, его ждало разочарование. Женщина исчезла. Напрасно вглядывался он в полумрак бакалейной лавки, в помещение соседней кузницы. Комиссара утешало лишь одно - он знал, где ее искать.