Уложенная Ольгой у гипертуннеля пятерка одров оказалась последней, явившейся на стоянку — команда без приключений вернулась в «стартовый» коридор. Здесь теперь было почти так же пусто, как к моменту их прибытия — почти, потому что свидетельства предыдущего посещения группой данного «узла» валялись по обе стороны во множестве.
   — Неужто мы всех покиляли? — усомнился Вик, обходя поникшую розовую пирамиду, видимо, «лежащую» — поскольку была мертва — на пути к следующему туннелю.
   — Мечтай, — откликнулась Ольга. — Перебьешь, пожалуй, по одному всех муравьев в муравейнике.
   — Надо убить матку, — вступила в разговор Фэй.
   — Хороша «матка» — старый оборотень, — проворчал Вик.
   — Оставь пока этого здесь, — кивнула Ольга на волка, отягощавшего плечи Хана. — Будем возвращаться — подберем.
   Он покачал головой:
   — Орда уволокет — ищи потом.
   — Здесь пароль — «бров», — сообщил Вик.
   — Псы, — сказала Фэй.

Глава 9

   Помещение, в которое они «влетели» на этот раз, представляло собой нечто вроде казармы — Хану уже приходилось видеть подобные «лежбища» на захваченных кораблях Орды: множество комнат — нечто вроде разного рода коллективных спален с ячейками — выходили в один общий коридор.
   Вик, державший наготове пушку на случай внезапной атаки одров, опустил ствол оружия и присвистнул: весь коридор казармы был завален трупами чужих; по трупам бегали, забегая в комнаты и выбегая из них, несколько «одеревеневших» миллипидов. Над картиной избиения незримо, но ощутимо витал призрак огромного плаката с надписью большими красными буквами: «ЗДЕСЬ БЫЛ СЕШТ». Чарсу в боевой раскраске не страшны были никакие лазеры, а уж науку убивать без помощи прикладных орудий Сешт превзошел в совершенстве в обеих своих ипостасях, особенно эффективно это у него выходило именно в кошачьей.
   Компания зашагала через трупы и по ним, заглядывая в «спальни» и отстреливая по пути самых настырных «палочников». В спальнях наблюдалась та же картина, что и в коридоре, лишь с меньшей концентрацией трупов — очевидно, что основную бойню Сешт устроил в «прихожей». Пройдя коридор до конца и убедившись, что чарса здесь нет, Хан обратился к Вику:
   — Куда, думаешь, он мог деваться?
   — Назад он не вернулся — стало быть, одры его таки одолели и куда-то утащили.
   — Тем же путем? — спросил Хан, кивая в другой конец коридора.
   — Может тем, а может и этим, — отозвался Вик, многозначительно поводя подбородком в противоположную сторону. — Там у них, похоже, магистральный гипер — даже отсюда сквозит.
   — Магистральный, говоришь?..
   Трое переглянулись, словно обменявшись одной мыслью.
   — Туда, — резюмировал Хан.
   Они прошли несколько шагов до конца коридора. Вик постоял несколько мгновений молча, словно прислушиваясь. Послушал и произнес:
   — Йерн.
   — Вот так вот!.. — высказался Хан.
   — Хм-м-м… — протянула Ольга, подняв брови.
   Фэй между тем исчезла.
   — Вперед, — закрыл дискуссию Хан, и все трое провалились синхронно в магистральный гипер.
   Залитая мертвенным светом изогнутая труба, по которой они теперь стремительно мчались, была значительно шире, чем предыдущие, и имела множество ответвлений — чтобы попасть в них, необходимо было только слегка изменить угол скольжения своего тела по туннелю. Были здесь и попутные ответвления, выводящие на магистраль, из этих, по идее, должны были бы беспарашютным десантом сыпаться одры — но почему-то не сыпались; магистраль была пустынна, словно основной кабель полностью отключенной сети.
   У Хана по периферии сознания будто пробежал полк остроногих муравьев: «Тревога». Его правая рука непроизвольно потянулась к «Суорду». Вик налету сменил плазменный блок в «Айкоре»; падение все ощутимее становилось зловещим, будто в конце магистрали их поджидал котел с кипящим маслом — только, разумеется, при таком варианте «приземления» оружие им уже не пригодилось бы.
   То, во что они в конце концов упали, действительно можно было назвать «кипящим котлом»; вот только маслом здесь и не пахло, а ощутимо пованивало чем то другим, а конкретно — большим скоплением рикеров. И не только рикеров. Огромный полукруглый зал, куда их вынесла и на котором закончилась «магистраль», был забит чуть не под самый потолок шевелящимся месивом одров; команда Хана свалилась в самый центр копошащегося в котле «варева»: кругом мелькали мельницы ободранных рук рикеров, трепыхались пирамиды шатунов, свивались в штопоры миллипиды, сновали, прокладывая себе путь сквозь массы, золотые шары эгзов и еще много-много чего металось, трепыхалось и сновало; окончательно довершали ощущение безумного шабаша скачущие в бешенном танце патлатые ведьмы.
   Едва оказавшись в этом «одровороте», не успев еще даже коснуться пола — да и мудрено тут было его коснуться — «группа вторжения» открыла опоясывающий пулевой огонь, чтобы освободить себе жизненное пространство для принятия более решительных мер по ликвидации окружающего «роения»; находясь внутри подобной кучи, Вик не рискнул использовать «Айкор» — это грозило почти стопроцентной вероятностью спалить и себя заодно с окружающим чертовым месивом. Что же касается твердого пола — они его так и не достигли, потому что пол в центре зала оказался прикрыт горой бездыханных тел самых разных конфигураций; на вершине «кургана» находился не кто иной, как капитан Сешт, рядом, чуть ли не под его когтистыми лапами припала уже побитая и истрепанная Фэй. Команда Хана, плюясь очередями, вывалилась из месива буквально им «на головы». Сешт, правда, успел ловко отскочить, умудрившись при этом еще увеличить «курган» на двух джаров и хэга, Фэй тоже сумела увернуться.
   Скидывая первым делом с плеч волчью тушу, Хан отметил, что лазерниками нападающие не пользуются — Сешта сейчас лазером было не взять — впрочем, как и «морозилкой» — и в такой толкучке чужие только проредили бы собственные ряды, покосив и поморозив друг друга. Огнестрельного оружия одры, словно из каких-то своих принципов, у человечества так и не переняли — на счастье последнего — а плазменник оставался пока для Орды оружием секретным, так как захватить человека, у которого в руках был «Айкор», не удалось пока ни одному из чужих, и не многие из них, видевшие плазменную пушку в действии, имели потом возможность описать другим это феерическое зрелище.
   Не вызывало сомнений, что центральной фигурой и поводом для всего сборища являлся именно Сешт; сам он пребывал сейчас явно в боевом безумии: в глотке его клокотало хриплое ворчание, глаза бешено взблескивали, узкие зрачки напоминали лезвия двух черных кинжалов. Чарс продолжал безостановочно месить ближайших одров; каждый его удар нес смерть.
   Убедившись, что пулевой стрельбой окружающего пространства им не расчистить, Хан приказал беречь патроны, и команда в результате просто подключилась к рукопашной бойне — одры теснились, лезли со всех сторон, мешали друг другу, и это только облегчало «группе вторжения» задачу. Фэй была единственной, кто не принял участия в драке — она находилась в кругу за их спинами, рядом с полудохлым волком, и только вскрикивала время от времени, пытаясь предупредить кого-то из дерущихся о неожиданном ударе. Потом она внезапно смолкла, но никто из команды не обратил на это внимания, как не обращал до того внимания на ее вскрики.
   Молниеносно двигаясь в боевом танце, Хан одновременно соображал, что не напрасно, ох не напрасно сгрудилась в этом зале такая тесная компания! Что-то или кого-то они здесь обороняют: не просто же так, «с кондачка», Сешт сюда упал, и не одры его, конечно, сюда притащили. «Йерн», — вспомнил Хан и хотел уже было задать вопрос бьющемуся рядом Сешту, но тут же понял, что тот на него не ответит — ни сейчас, пребывая в своем кошачьем образе, ни когда станет вновь человеком. Хану тут же припомнился протест чарса, относившийся к существованию расы «хозяев», и его высказывание о «совпадении».
   «Совпадение?.. — Хан ткнул носком сапога в смертельную точку ближайшему спини, „отключил“ приемом „Взлет“ двух шатунов и бросил короткий взгляд на яростного чарса, сдирающего „абажур“ с очередного дэзла. — А то, что вы — кошки, а они — собаки, тоже, скажешь, совпадение? Не многовато ли совпадений на квадратный километр одной операции?» Следующая же мысль привела его в тупик: если чарсы знали о неизвестной волчьей расе, то с чего бы им скрывать это от людей?..
   Хан, кстати, обратил внимание, что Сешт дерется не просто так, а упорно пытаясь куда-то пробиться — он кидался остервенело на живую стену врагов, которые именно в этом направлении кучковались особенно плотно и постоянно накатывали, будто силясь его не пустить. Увидеть, к чему именно стремится подобраться Сешт, было невозможно; Хан хотел уже было отдать приказ всей группе пробиваться в том направлении, как вдруг наседающая толпа одров отхлынула и расступилась именно в том месте — прямо перед чарсом, образовав перед ним широкую ровную дорогу. Там, в конце пути в металлической стене зияла огромная ниша, а в ней на возвышении, будто скульптура на постаменте, сидел в кресле величественного вида старик; на голове его, словно огромная лучистая корона, покоился широкий золотой обруч с расходящимися веером лучами-проводами: концы проводов уходили в недра стены. Справа, у самых его ног пристроилась, обняв загорелыми руками кожаные коленки, Фэй. Хана словно кипятком ошпарило: он непроизвольно обернулся назад, где валялся на поверженных одрах неподвижный волк; девчонки рядом с ним, естественно, не было. Хан быстро взглянул на Ольгу — та, сосредоточенно хмурясь, уже прижимала к виску взятый только что у Вика «Дрейк» и отрицательно покачивала головой. Это покачивание не предвещало ничего хорошего.
   — Не пробиться. Словно бетонную стену выстроил, — проронила она тихо, протягивая «Дрейк» обратно Вику.
   Чарс между тем замер — да и все окружающие, включая одров, тоже замерли на своих местах, словно над полем боя прозвучал внезапно сигнал отбоя — хотя никакого отбоя — по крайней мере, в звуковом варианте — люди не слышали.
   В наступившей тишине старик громко произнес какую-то фразу, непонятную, но отчетливо издевательскую, в которой, на человеческий слух, было многовато рычащих и хрипящих согласных. Сказанное предназначалось явно для Сешта.
   Чарс, не издав в ответ ни звука, прыгнул вперед, будто надеясь одним прыжком достичь старика в нише. Старик поднял руку — в ней, оказывается, был зажат револьвер — примитивный земной «линкольн» — и выстрелил. Сешт будто споткнулся налету, перевернулся в воздухе, упал и остался лежать неподвижно, преодолев в прыжке лишь треть пути, расчищенного для него Хозяином Орды, словно специально для сведения последних счетов.
   «Как просто», — подумал Хан. — «Одна подлая пуля против честного вызова на смертельную битву клыков и когтей…»
   Оборотень в кресле победно ощерился — оскал у него, невзирая на возраст, оказался отменным — и в этот самый миг по огромному залу, жадно пожирая роящееся в нем разномастное стадо, прокатилась огненная волна — Вик получил наконец возможность задействовать «Айкор». Старик вздрогнул, оторвав взгляд от поверженного врага, и торжествующая улыбка на его губах моментально погасла — похоже, он только теперь заметил, что чарс проник в зал и сражался в нем последние минуты своей жизни не в одиночестве.
   — Вик, не спали его! — кричал Хан, уже несясь вперед к старику, мимо лежащего Сешта, по не сомкнувшемуся пока живому коридору; за ним бежала Ольга. На самом деле Вик не мог сейчас поджарить старика при всем желании — тогда бы он подпалил вместе с оборотнем и их вдвоем, не говоря уже о Фэй, которая тем временем вскочила, заслоняя собой фигуру в кресле. Оборотень еще раз выстрелил из-за ее спины, а в следующее мгновение на бегущих Хана и Ольгу, сломав строй и загородив хозяина многочисленными телами, бросилась со всех сторон Орда. Хан принялся остервенело раскидывать чужих с дороги, но не успел еще расправиться с ближайшими четырьмя, как одры отхлынули; дорогу они, правда, на сей раз не освободили, но перестали нападать, словно потеряв внезапно к ненавистным только что пришельцам всякий интерес. Полные лишь секунду назад решимости уничтожать, давить, терзать, рвать врага чуть ли не зубами, теперь чужие толкались кругом безо всякого смысла, как люди в городском транспорте в часы «пик», только, пожалуй, менее целенаправленно и более бестолково. Со всех сторон доносились беспорядочные увесистые удары и стук: сыпались на пол под ноги общей толкучке меркнущие эгзы, и «выпадали в осадок» парализованные миллипиды.
   Хан с Ольгой продолжали пробиваться вперед сквозь дезорганизованные массы к нише со стариком, хотя оба уже понимали: Орда стала неуправляемой — значит, оборотня почти наверняка на месте уже нет. Но он должен был находиться еще где-то здесь: вход в гипер караулил Вик, он не выпустит из зала старика — или волка — если тот уже успел обратиться в зверя. И еще где-то там, в районе ниши находилась Фэй — Хан очень надеялся, что пока живая.
   Пробившись наконец к нише, они убедились, что она пуста — ни старика ни девушки, только в проводах над креслом качался олицетворением свергнутого королевского величия золотой обруч.
   Они взобрались на возвышение перед креслом и обозрели бестолковую толкотню в зале — Вик стрелял недолго, и одров уцелело более чем достаточно; здесь сейчас без труда мог бы затеряться и здоровенный мамонт, что там говорить о старике с девушкой. «Только бы в зале не оказалось дополнительных гипертуннелей», — думал Хан, при этом мучительно осознавая, что «черный выход» из логова наверняка существует, и, скорее всего, именно в него сейчас ускользает оборотень, прихватив с собой для страховки Фэй.
   — Сешт мертв, — мрачно сказала Ольга. — Он, вероятно, умел самостоятельно пользоваться гиперсетью.
   — И вообще знал гораздо больше, чем мы предполагали, — еще более мрачно добавил Хан.
   — Знаешь, что старик ему сказал? — спросила Ольга. Хан только теперь вспомнил, что Ольга знает язык чарсов.
   — Что?
   — «Ты недостоин лучшей смерти», — процитировала она.
   Хану показалось, что он наконец-то понял, почему волки упорно не использовали в войне человеческого оружия. Вероятнее всего, из высокомерно-презрительного принципа, звучащего примерно так: «Нам ничего не стоит расправиться с вами своими силами и своим оружием». Странная позиция с точки зрения человека, но мало ли странностей может таится в чуждой психологии! Тем более, что оружия у Орды действительно имелось в избытке и самого разного — от примитивных «морозилок» до аппаратов, комкающих в смертоносные сгустки само пространство; слава Богу, что здесь, на «своей» территории одры использовали, практически, только лазерники.
   Внезапно из одроворота, молотя одров направо и налево, выпростался Вик с «Айкором» на груди и с волчьей тушей на загривке — с его появлением исчезала последняя надежда выловить в бурлящем «мутном омуте», откуда Вик в данную минуту выныривал, сгинувшие там персоны.
   Предчувствуя новые неприятности, Хан протянул Димаджо руку, одновременно задавая вопрос:
   — Почему оставил гипер без контроля?
   — А нечего контролировать, — отозвался, влезая в нишу, Вик, облегченно скинул с плеч волка и сразу бесцеремонно бухнулся в кресло. — Нету больше гипера, все, шутдаун.
   — Отключение гиперсети? — быстро вскинула глаза Ольга. Вик коротко кивнул:
   — Считай, замуровали нас волки в этом каменном мешке со всей своей шарагой, как мышей в банке с тараканами.
   Они помолчали, оглядывая зал. Бестолковое роение в зале сопровождалось монотонным гулом, состоящим из топота, стука, хрипов, щелков, хлюпов, дрязгов и прочих звуковых эффектов, присущих исключительно Орде — и этот шум, вроде шума дождя за окном, способствовал, как ни странно, мыслительному процессу.
   Вик поднял голову и изучающе посмотрел на обруч с недвусмысленным колебанием во взгляде, из серии: примерить — не примерить?..
   — Не стоит, — отсоветовала Ольга, правильно оценив его намерения. — слишком похоже на охотничий силок: оставляю вам, дорогие гости, всю систему управления — только голову суньте!..
   Она вдруг осеклась, перевела глаза на Хана и встретила его понимающий взгляд. Между ними мгновенным призраком промелькнуло видение захваченного эсминца Орды, развороченного на добрую половину внутренними взрывами.
   — Должна быть включена система самоликвидации, — синхронно с их видением донесся из кресла голос Вика. Пальцы Хана тем временем уже шарили в подсумке и отстегивали там потайной карман, губы бросали короткие распоряжения:
   — Вик, берешь волка! Ольга, помогай! — Ольга и без того кинулась помогать вскочившему Димаджо, но Хан этого не видел — он весь сосредоточился на круглом, величиной с яблоко, приборе, извлеченном им только что из недр подсумка. Шум ворочающейся в двух шагах Орды для него словно бы исчез, и в наступившей тишине сухо отщелкивал последние секунды невидимый счетчик, замурованный где-то в недрах огромного аппарата, готового вот-вот самоликвидироваться вместе с чужаками, посягнувшими залезть в хозяйскую нишу.
   — Готово, — возвестил Вик из «волчьего воротника». Совершая оперативную «погрузку», он и Ольга не задали Хану ни единого вопроса: если у командира есть какой-то выход из ситуации и им суждено таки успеть им воспользоваться, то времени для вопросов будет достаточно.
   Хан встал перед креслом лицом в зал, держа шар в правой руке, левой накрывая его сверху.
   — Вик, встань слева! Ольга — справа! Ближе! Руки мне на плечи!.. Идем!
   Хан с усилием повернул верхнюю половинку шара на девяносто градусов и сделал шаг вперед, прямо в копошащуюся многонациональную массу. Вик и Ольга шагнули, практически, одновременно с командиром и так же, как и он, исчезли, не успев завершить этого шага падением в Орду.
   Спустя ровно четыре секунды после исчезновения оперкоманды из самого сердца логова Орды город на поверхности дрогнул, словно очнувшись от тяжкого кошмарного сна и испугавшись собственной заброшенности: задрожали пустые здания, стряхивая с крыш многолетнюю пыль и осыпая мостовые стеклянными слезами сохранившихся окон; пошатнулась, заходясь звоном рыданий, мэрия и обрушилась наполовину, будто не вынеся горечи своего опустелого пробуждения; нырнула с горя в пустой бассейн забывшая вкус влаги рыба, грустно махнув на прощание золотым хвостом заходящему солнцу. Переждав недолгие судороги запоздалой агонии Нью-Кракова, мертвая тишина вновь завладела руинами города, рассчитывая прохозяйничать здесь до скончания времен: разлеглась по-хозяйски на покорных улицах, заползла в уцелевшие дома через пустые теперь глазницы окон; впрочем, покинутому городу, познавшему на несколько мгновений вкус отчаяния и оплакавшему свою потерю, было уже безразлично, кто станет его хозяином на ближайшие сто лет.

Глава 10

   Нуль-пространственный переход ничем не напоминал полет и не являлся, разумеется, бредом или сном, хотя походил на то и на другое — причем, в большей степени, все-таки, на первое; безграничное Ничто — точка, объемом и плотностью стремящаяся к минус бесконечности, изнанка пространства, его антипод — всосало разведчиков и совершило с ними честный обмен — расстояние в миллионы километров, сжавшееся до размеров единственного шага, претворилось в вечность, и каждый из троих ощущал, как эта вечность необратимо высасывает из него что-то очень дорогое и нужное, принадлежащее только ему, выжимает по капле, не спрашивая — сделка есть сделка, и они автоматически подписались на нее, совершив этот отчаянный шаг в Ничто. Только командир группы знал наверняка, чего они сейчас лишаются, потому что ему, единственному из троих, были известны условия их теперешнего способа транспортировки: пространство между двумя частями прибора-переходника — аутгровсом, который Хан держал в руках и приемником, оставшимся на корабле — превращалось во время — личное время их жизни — и, едва преобразовавшись, тут же пожиралось нуль-пространством. «От нескольких дней до полугода — в зависимости от расстояния, которое будет разделять нас в тот момент», — сказал Битер, вручая Хану перед отправкой на операцию секретный прибор — разумеется, с условием — использовать только в самой безвыходной ситуации. Именно такая ситуация, по мнению Хана, возникла в забитом одрами и запертом старым оборотнем подземном зале: когда вопрос, чего лишиться — полугода жизни, или всей жизни целиком — встал перед ними, можно сказать, ребром, выбор был очевиден. Приходилось смириться еще и с тем, что «семерка» пока останется в мертвом городе — главное, чтобы за катером было кому рано или поздно вернуться.
   Взяв сполна причитающуюся ей плату за съеденное пространство, вечность свернулась обратно в мгновение, и разведкоманда завершила наконец свой нуль-пространственный шаг; спустя секунду по земному времени и месяцы по часам, измеряющим отпущенный каждому из них срок жизни, их ноги коснулись пола в тесном кабинете, где навстречу им уже поднимался из кресла полковник Битер.
   Хан на мгновение зажмурился и тряхнул головой — у него вдруг появилось ощущение довольно большого отрезка времени, прошедшего с момента расставания с полковником, и вместе с тем возникло навязчивое желание вспомнить события своей жизни, произошедшие в течении этого отрезка. Операция на Сколте как будто подернулась дымкой минувшего, а все, случившееся между их последним шагом в забитый одрами зал и появлением в кабинете полковника казалось большим провалом в памяти. Однако «волчий воротник», по-прежнему обременяющий шею Вика, стоящего от Хана слева, свидетельствовал, что Битер говорил правду: за последние секунды стандартного общего времени разведчики потеряли, судя по ощущениям, не один месяц собственной жизни.
   — С прибытием, — коротко приветствовал разведчиков шеф. Подойдя, он первым делом взял у Хана из рук аутгровс, вернулся с ним к своему столу и, обойдя его, нажал незаметный выступ в задней стене. Прямо над креслом в стене уехала вверх небольшая дверца, за ней открылся сложный прибор с круглой выемкой посередине — приемник, как понял Хан. Битер вложил «яблоко» в выемку; горящие на приборе огоньки погасли, дверца закрылась. Полковник обернулся к столу и вызвал по внутренней связи бригаду из лаборатории.
   Вик тем временем освободился от своей ноши, Ольга продолжала стоять на том самом месте, куда только что шагнула через пространство-время, растерянно наблюдая за действиями Битера.
   — Где мы так долго были? — произнесла она, — Почему я ничего не помню?..
   — В башке провал, как после месячного запоя, — поддержал ее Вик.
   — Нуль-пространство съело наше время. Потом объясню, — ответил Хан коротко, осматривая между тем волка. Хан опасался — и не без оснований — что лимит времени, отпущенный в этом мире оборотню, был съеден нуль-переходом без остатка. Но, странное дело — волк, несмотря на все перипетии, постигшие его безжизненное тело еще в логове, плюс к тому отобранное у него переходом время оставшейся жизни, был еще живым. Единственное объяснение этому факту могло крыться в том, что состояние его, несмотря на смещенные позвонки, было стабильным, он мог бы еще долго жить, а придя в себя и перевоплотившись — возможно, даже полностью поправиться.
   — Живой? — спросил, подходя, полковник.
   — Живучая скотина. Хоть в этом нам повезло, — отозвался Хан, думая о том, что старого волка им так и не удалось поймать. Да бог бы с ним, с волком, кабы не Фэй — шальная девчонка, неожиданная и искренняя в любви и в ненависти, пахнущая степным ветром и горячей кожей — вольное дитя Леу-Сколта, которое оборотень для чего-то прихватил с собой.
   Дверь кабинета открылась, впуская «бригаду» из лаборатории: на вызов явились два штатных научных сотрудника — Дыгай и Хурц, в белоснежных комбинезонах и при белых шапочках, с носилками наперевес. Подхватив с двух сторон волка — Хан подсобил посредине — научники принялись бережно укладывать его на носилки.
   — Осторожнее! — прикрикнул Дыгай, укладывавший ноги, на Хурца, которому досталась голова.
   «Видел бы ты, как мы с ним на Сколте осторожничали», — усмехнулся про себя Хан. Хурц устроил голову волка поудобнее, даже шерсть на шее поправил; из под шерсти при этом что-то блеснуло. Хан наклонился посмотреть — что. Под густой шерстью на шее волка, оказывается, скрывался узкий кожаный ошейник с толстой золотой бляхой посредине; вся поверхность бляхи была покрыта сложным узором искусной работы.
   «Псы», — вспомнил Хан, отпуская ошейник.
   — Что с Сештом? — спросил Битер, в то время как «ветбригада» уже влекла носилки с оборотнем на выход.
   — Убит, — уронил Хан.
   Полковник молча кивнул, отвернулся и прошел за свой стол, разведчики заняли три кресла напротив. Четвертое кресло осталось свободным. Помолчали с минуту, как было заведено, отдавая долг памяти не вернувшемуся с задания. Сешт не был никому из них близким другом — для чарсов такой вид отношений, как «дружба» являлся вообще несвойственным по самой их природе; но они умели сотрудничать, и Сешту удалось слиться с людской командой, стать ее незаменимым членом. Хан, знавший о холодных родственных отношениях между чарсами и об их непрочных семьях, думал сейчас о том, будет ли кто-нибудь на родине печалиться о гибели Сешта больше, чем небольшая группа людей, которым он стал братом по оружию.