Синицина Людмила. Про деда Игната

   Никак Игнат понять не может, что же не нравится и Макару в них: то к одному придирается, то к другому. Сначала всё патенты требовал (и где узнал - неизвестно) как пришел - и давай.
   - У тебя, - говорит, - изобретение и изобретением считаться не может, если патенту нету.
   Рассердился тогда Игнат: "Какой, - отвечает патент, - ежели Нюрке сама вода в дом идет, а Татьяне прялка сама прядет?! Люди пользуются, значит, изобретение".
   - Нет! Не изобретение, - уверяет Макар, - бумаги нет.
   А сегодня что-то новое выдумал.
   - Неверное у тебя изобретение.
   - Что значит "неверное"? - удивляется Игнат.
   - А то неверное, что ты науку не знаешь и правила нарушаешь естественные. А если правила нарушаешь - не на пользу это людям.
   Дед Игнат аж плюнул с досады, заколотил трубкой по колену, а сам думает: "А может, правда? Может, в самом деле, он по незнанию правила нарушает?!
   А Макар подливает: "Вот, мотоциклист, к примеру. Он может быстрее всех ехать по дороге, если правила нарушать. Так и ты. Но зато от его скорости и нарушений авария произойти может?! В соседней деревне прялки-самопрялки есть? Нет! А почему? Потому что их никто, кроме тебя, сделать не может. Да и в нашей деревне у каждой бабы - свое, непохожее на других. А если повторить нельзя, значит не по законам сделано. Тебе патенту никогда и не выдадут...
   Понимает Игнат, что не все верно у Макара, а ответить не может, сам этим давно мучается, почему не может он свое изобретение второй раз точно таким же сделать.
   Макар доволен тем, что загнал деда Игната в тупик своими рассуждениями, даже табак забыл взять с собой. По дороге домой все доводы повторял, собой гордился.
   А Игнат на крыльце мастерской сидит, думает. Мимо Антошка - соседский мальчишка - на велосипеде. Туда проедет, сюда. Да весело так... Только спицы блестят на солнце. А за ним Валентина бежит, покататься просит. Тот нос задрал, ноль вниманья.
   - Упадешь, - смеется, - нос расквасишь, а мне отвечать!
   - Ну хоть разок, - ноет Валентина.
   Наконец смилостивился Антошка, слез с велосипеда, усадил Валентину: у нее глаза горят, руки дрожат от нетерпения. Только села, шага не проехала, - колесо в сторону, она - в другую... Сидит в пыли, на ушибы внимания не обращает. Но глаза блестят от обиды, что так и не смогла воспользоваться чудом из чудес...
   И подумал дед Игнат, что хорошо бы такой велосипед сделать, чтоб ни упасть, ни разбиться человек не мог. Сам бы пусть возил, равновесие держал... Вспомнил, что лежит у него в сарае, уж неизвестно кем оставленный, старый сломанный велосипед.
   - Дай, - думает Игнат, - попробую, что выйдет?!
   Ушел в мастерскую, вытащил велосипед и начал...
   То одно приспособит, то другое. Посмотрит, посмотрит и снова паять, привинчивать да залатывать. Такой хочет велосипед сделать, чтобы сам равновесие держал, чтобы человек и не замечал колес. Чтобы летел, как птица. А как почувствовал Игнат - получается что-то, - сердце забилось, руки сами все нужное находят - теперь уж и подавно не остановиться.
   Раза два Ульяна мимо сердитая прошла, кур кормила, но в сарай не заглянула.
   Но что делать, когда руки так и поют, сами все делают.
   - Движение в жизни, - оно важная вещь, - бормочет дед Игнат, укладывая цепь. Я вот движение утратил, - и жизнь побежала, меня позади оставляет - темп разный у нас с ней. Обидно, а уж догнать не можешь. Вот нам и приспособления на старости лет нужны. Сел ты на мотоцикл или на велосипед, дал скорость, попробуй, отличи, кто едет - Петька или дед Игнат, кому двадцать, а кому под девяносто. То-то! А вот пойду по улице к Макару, а Петька в клуб, - тут всякий поймет, - приговаривает Игнат, - а почему? Скорость другая. А я ведь в его годы и не такую задавал...
   - Уж куда? - вставила Ульяна грозно, проходя мимо, - как за девками-то начинал ухаживать, только гляди!
   - Э-э-э-э-э-э-э! Ульяна, - вздохнул Игнат, - разве в девках дело. Жизнь кипит и ты с ней вместе, понимаешь. Куда тебе! У тебя твоя каша всегда в один срок в печи поспевает, сколько было, столько есть - вот ты и разницу не замечаешь.
   Но Ульяна не слушает, снова отошла к цыплятам. А дед вспоминает, как лошадей в ночное гнали мальчишками. Давно это было или вовсе не было? Во сне он это видел или только вчера происходило? Вспоминает он и не может понять, то ли время к нему навстречу со всех ног бежит, то ли, наоборот, от него убегает. Так стало грустно от этих мыслей деду Игнату, что последние спиральки он, как руку в велосипед вложил.
   Потрогал, покатал. Сооружение, оно, конечно, не сказать, чтобы очень красивое было: здесь у руля, как петушиный гребень, там провода запутаны комком. Дед Игнат отошел, поглядел со всех сторон.
   - Ох и покатит! - думает он, - ох и покатит, крыльев не надо, только держись.
   Представил дед Игнат, как велосипед этот покатит, легче жизни по дороге помчит - и не выдержал. Вывел он потихоньку велосипед за околицу, чтоб не видел никто. Отошел еще чуть-чуть да и сел, чтобы снова скорость в жизни почувствовать.
   Туго сначала велосипед пошел, притирались детали друг к другу, сопротивление преодолевали, все непривычно, все из разных аппаратов взято. Но он свое дело знает. Через некоторое время покатил его велосипед, будто сам собой, и чем дальше, тем легче мчится. Все быстрее, быстрее. И откуда силы берутся. Не замечает дед Игнат ни ухабов, ни рытвин, ноги перестали скрипеть, как несмазанные колеса...
   Не хочется ему останавливаться, терять это чувство легкости. Катит все дальше и дальше... И что такое? Сразу понять не может, - дорога будто изменилась. Столбы другие пошли, а потом и вовсе исчезли. Поле изменилось, - только пшеница колосилась, глядь, рожь пошла. Ничего Игнат не понимает, а думать не хочется, только ветер свистит в ушах. Смотрит он на руки - и морщин не видит, - руки крепкие, плечи сильные. По сторонам посмотрел - в поле картошка цветет сиреневыми цветами, и вспомнил дед Игнат картошку эту. Мимо нее он лет пятьдесят назад ходил. Как во сне все: светлое, светлое и прозрачное.
   - Куда это я заехал на своем велосипеде? Куда это меня велосипед занес? - думает он, а не страшно. Как бывало в молодости: летишь на необъезженном коне, знаешь, что не сбросит, в руках сила и сноровка. Бьется и рвется сильное тело-горячее и непокорное, как сама жизнь. А вот она и лужайка. Та, где не раз Игнат сидел, на реку смотрел и думал. О чем думал тогда?
   А ноги вдруг перестали доставать до педалей. Одной толкнет, другой дотянуться не может, снова толкнет - теперь эта в воздухе висит. Слез Игнат с велосипеда, - ноги гудят, все тело ноет, а приятно.
   Вот и дерево то. Снова на нем гнездо. И снова птица кружит вокруг птенцов. Хочет прут сорвать, как прежде, взмахнуть, гикнуть от того, что воздуха в легких много, и помчаться, сбивая головки цветов, но знает, что все равно не в силах он нарушить тишины. Спустился к реке, к тому месту, где рыбаки пристают, снял рубашку, хотел в воду опустить, - но жаль нарушить течение реки. Рыба в ней вдруг вильнет серебристым хвостом и исчезнет в глубине, а может это просто солнце блеснуло?!
   И снова, как тогда, туча набежала. Грохнул гром. Игнат опять поднял лицо к небу, разгадать пытается, что там творится. Его капли по лицу бьют, крупные, как вишни, как осенние, изобильные плоды неба, ни руками их не удержать, ни в рубашке, выскальзывают, как живые. И снова все вокруг будто спрашивает Игната: "Понял ли? Не упустил?"
   Не упустил Игнат ничего, только тишина подступает все теснее. Один он здесь. А на дороге велосипед лежит. Не узнал его даже Игнат сначала старенький такой, нелепый, куда ему в скорости с Игнатом равняться? Бросить его здесь, оставить и уйти дальше по дороге. Но стоит Игнат, не двигается, чувствует, что ветер в другую сторону дует: туда, откуда он пришел, где люди. Не может Игнат и лиц-то их вспомнить, как во сне. Но помнит, что много их там, а здесь он один. Тишина, как никогда, светло и непонятно, где сон: там или здесь?
   Подошел Игнат к велосипеду. Взял его левой рукой, поставил и пошел рядом, легко идет мимо дерева, мимо лужайки...
   И захотелось снова скорость ощутить, дорога под горку. Сел он на велосипед, как птица рванулась под ним его неуклюжая на вид машина, - легче жизни летит, - дороги не чувствует под собой Игнат... Вот картофельное поле мелькнуло, стога показались, а потом рожь под ветром, как речная волна прошла и потише вроде велосипед пошел, слышно, как колеса поскрипывают или это снова его старые кости заскрипели? Быть не может, ведь только что и не чувствовал он их?!
   Столбы все тише мелькают, провода загудели, как старые жилы. Околица впереди показалась. Слез Игнат, присел на травку, глаза закрыл. Сидит, пусто в нем и легко, только чувствует он до сих пор на лице капли дождя, как спелые вишни - осенний урожай неба...
   Тут в деревне собака залаяла, услышал он, как куры кудахчут, колодец скрипит. Ивановна громко позвала сына с улицы.
   Поднялся Игнат. Огородами подвел велосипед к дому. А там его Макар дожидается, спор продолжить - раз уж табачок забыл. - Ульяна ворчит: "Только что ведь здесь был и куда делся, не знаю".
   Стали они Игнату что-то говорить и замолчали враз. Понять не могут, что с ним случилось. Дед Игнат и сам не может понять. Смотрит на Ульяну, смотрит на Макара. Тот кисет в руках держит, жалко оставлять табак подаренный. "Кашу иди есть", - зовет Ульяна.
   Поставил дед Игнат велосипед у крыльца. Поднялся на ступеньку, обернулся к Макару и говорит:
   - Ты за околицу выведи его, никто не увидит. Да по дороге и прокатись...
   - Это я-то? - начал Макар...
   Но дед Игнат уже в дверях скрылся, пошел кашу есть, чтобы Ульяна не ругалась.
   Видел он из окна, как пофыркал-пофыркал Макар, потом велосипед за руль тихонечко взял, за огороды... и исчез, - знает, что не зря Игнат предложил. Любопытства у Макара больше, чем у всех его внуков вместе взятых. Ульяна в углу сидит, язвит, но Игнат и не слышит. Ждет, когда Макар вернется. Сколько времени прошло - не знает, смеркалось вроде, скрипнула калитка. Макар вернулся. Тихий такой. Хотел Игнат съязвить, что, мол, съездил, куда телят гонят?", - да удержался, знает, каково ему сейчас.
   Поставил Макар велосипед у крыльца, глянул на Игната - махнул рукой и пошел к себе.
   Ликует дед Игнат. Ходит по избе, марш какой-то напевает.
   - Будет мыкаться-то, чего места себе не найдешь? - ревниво ворчит Ульяна. Знает - снова дед Игнат, что-то изобрел, а спрашивать - гордится. Вот и сердится, вот и кипит. Посмотрел дед Игнат на Ульяну, подскочил боком к ней, глянул озорно, искоса:
   - А что, Ульяна, прокачу я тебя тоже!
   - Чего, чего? - грозно так Ульяна спрашивает. А сама прикидывает, что это он нового там накрутил. Игнат вернулся, будто сам не свой. Макар со двора ушел, не попрощавшись.
   Совсем рассердилась Ульяна, когда Игнат стал уговаривать ее сесть на велосипед. Ругается, а не уходит. Тоже узнать хочется. Наконец села. Не устояла. Села и замолчала. Тоже почувствовала, что неспроста все.
   Вот уже и деревня позади, собак не слышно, только провода гудят. А потом и столбов не осталось, луна дорогу освещает. И меняется все, меняется на глазах. Все тише вокруг. Ульяна плечи выпрямила, косынка у нее на плечах трепещет, рвет ее ветер, а коса толстая, едва шевелится. Чувствует Игнат, как ее волосы пахнут полынью - сладко и горько. Ульяна на руки свои взглянула загорелые. Чувствует Игнат, что хочется ей оглянуться, на него посмотреть, и боится. Остановил он велосипед. Слез, Ульяне помог. Молча взглянула она на него, румянец вспыхнул так жарко и ярко, - и при луне видно.
   Подошли они к реке, сели. Слышит Игнат, как в тишине бьется сердце Ульяны или его собственное, положил ее голову к себе на плечо, посмотрел сверху вниз, вздохнул и спросил только:
   - Ну, Ульяна?!
   Солнце только-только в небе тропинку нащупывало, когда они вернулись. Ульяна в дом, а Игнат велосипед у ограды поставил. Но сам в избу не пошел, сел на крыльцо мастерской. Знает, что и Ульяна не спит, смотрит в окно, как тают в голубом небе звезды, будто и не было ночи. Прислушался он к тому, как все просыпается. Коровы об этом мычат, машины ворчат, что рано их подняли. Радостно ему, что где-то коромысло-самоходка проскрипело, обгоняя других; где-то его самовар чай вскипятил в точно назначенное время и свистит теперь, всех к столу собирает. Куда ни посмотри - везде он участие принимает. Со всеми встает, на работу идет.
   Вон и Валентина на крыльцо вылетела, как следует не умылась еще, боится, что пропустит мечту свою. Окликнул ее дед Игнат да на велосипед, что у ограды оставил, показывает. Валентина глазам не верит. Хоть и не такой блестящий и новенький, но и на нем можно ветром промчаться!
   - Бери, бери, - говорит Игнат, - он у нас в сарае сколько пролежал, никому не нужен был, тебе в самое время...
   Хватила его Валентина, с трудом на дорогу вывела, оттолкнулась и... поехала. Робко едет, боится, но недаром он ей по ночам снился - все смелее и смелее закрутились педали и скрылась она на другом конце деревни.
   Дед Игнат сидит, глаза закрыл, о чем-то своем думает.
   - Гхм-м, - услышал он прямо над собой.
   - А, Макар, ну как спал?
   Сел Макар рядом, бумагу достал, свернул самокрутку, набил ее, раскурил, а потом тихо так ответил!
   - Разве уснешь! - Снова помолчал. - Ты его... кому делал?
   - Да, вон, - ответил Игнат, показывая на Валентину, которая лихо мчалась с одного конца на другой, не обращая ни на кого внимания, только вперед, только вперед...
   - Хотел я его у тебя попросить, надо бы мне еще в одно место съездить да, видно, всему свое время... - вздохнул Макар. Снова помолчал, а потом вдруг вспомнил. - Послушай, я тебе новый принесу, у внука возьму, может сделаешь другой, а!
   Посмотрел на него дед Игнат, усмехнулся... Вот у тебя Макар, сколько детей, - все твои и все разные. Ты говоришь без патенту я работаю, без науки. Дети они тоже без науки и без патенту. Любишь - вот и дети. И всегда разные. Повторить нельзя. Вот и я... не могу.
   ДЕД ИГНАТ И НЕЧИСТАЯ СИЛА
   Слухи о нечистой силе дошли и до деда Игната. Но он сначала не обращал на них никакого внимания. Мало ли что бабы придумать могут: одна вечером серое облачко видела, другая - уханье услышала, - им больше ничего и не надо, только бы поговорить. Но вот пришел к нему Макар, - он только из города вернулся, - сел на крыльце мастерской и, глядя вдаль, спросил; "Что делать-то будешь?", - дед Игнат рассердился.
   - И ты туда же, вместе с бабами... "Нечистая сила!" Вот ты бы мне лучше ответил, кто это на мою голову комиссию из города прислал? Молчишь? "Говорят, вы солнце изобрели?" А где ваши коромысла-самоходки? Почему бы ваши изобретения не запатентовать?"...
   - А ты что? - усмехнулся Макар.
   - Что? Что? Дурачком смотрю. Как я буду их патентовать, если и сам не знаю, как сделал. "Ненаучные" мои изобретения, правильно ты говорил, значит, пусть они здесь, в нашем селе и остаются, как значит местное производство. Долго не уходили, не хотели, все допытывались. По избам пошли, у баб про прялки-самопрялки выпытывали. Но те боялись, что у них мои изобретения для проверки в Москву увезут, все попрятали. И про "солнце" мое ни гу-гу... Так и уехала комиссия ни с чем. А ты говоришь "нечистая сила". Откуда ей взяться. Лес у нас небольшой, не затеряешься. Мальчишками сколько раз вдоль и поперек его облазили, аль не помнишь?
   - Э! Вспомнил. Это какие времена были? Тогда условия, может, не те были. А теперь для них самое время пришло.
   - Это в каком же смысле? - удивился Игнат, Хоть и знал он, что Макар любит поперек выступать, но такого все же не ожидал.
   - В таком смысле, что воздух тракторами задымили. Дороги проложили. Теперь через лес никто и не ходит, все по дороге автобусом норовят. Ни одной тропинки не видно. Самое время лешему появиться...
   Дед Игнат сначала не заметил, что Макар хитрит.
   - Ишь ты, какой у нас, - по-твоему, чем лучше люди будут жить, тем лучше для нечистой силы...
   - А как же, - по-прежнему невозмутимо подхватил Макар, - вон, Нюрка-почтальонша, что их увидела...
   - Нашел, кого слушать. Нюрку-почтальоншу! Да она такое придумает. Не знаешь, что ли?
   - А уборщица в ремонтной мастерской, слышал?..
   - И слушать не хочу, - отрезал дед Игнат.
   - А зря, - как-то странно прищурившись, заметил Макар, - сдается мне, что это для тебя дело, - тут он взглянул на Игната, но продолжать не стал. - Ладно... вон стадо гонят, пойду встречать.
   Заскрипели ворота, хозяйки ласково зазывали коров, гремели ведра, а дед Игнат все никак не мог вставить будильник в самовар Алевтины так, чтобы и красиво и удобно было. Чтобы кран сам открывался по звонку, когда ее необъятное семейство на работу собирается. Некогда думать деду Игнату про нечистую силу, но все равно время от времени бурчит что-то про себя, вспоминая значительное лицо Макара и его последние слова: "Сдается мне, что это для тебя дело..." Чего он хотел этим сказать?
   Ульяна прервала его размышления. Ворвалась сердитая, нетерпеливая.
   - А ну-ка, бросай свои самовары, иди корову искать, не пришла опять.
   - Как не пришла? Приемник-то правильные позывные дает или нет?
   - Правильные или неправильные, а только нет ее. Иди, пока не поздно. Пастух говорит, что он стадо у болота пас.
   Дед Игнат вздохнул. Вечереет. Кости ломить от сырости начнет, но делать нечего. И приемник упрямой корове не помог. Опять, наверно, сбросила, чтоб не мешал. Надо что-то другое придумывать.
   Прихватил он с собой "ловушку", компас, который сам смастерил, чтобы он и расстояние заодно указывал, и голоса улавливал, и пошел прямиком к болоту. Идет и ворчит Игнат, думает, какую бы управу придумать на строптивую Маньку, с которой он уже не один год мучается. Уж такая вредная корова, спасу нет! Даже техника не помогает. И уж почему Ульяна другую не хочет? То ли потому, что это все от той Маньки, что ей мать на свадьбу подарила... А может, потому, что у самой характер такой. Другая ей не придется так по сердцу.
   - Эх, Манька, волки тя загрызи! Отзовешься ты или нет?! - глянул он тут на компас и обомлел. Это еще что такое? Стрелка по кругу мечется, как шальная, расстояние уже за тысячу накрутило.
   Дед Игнат компас к уху приложил - гудит.
   - Так-так, - бормочет он и вспоминает, не приехала ли какая воинская часть на учения и нет ли каких испытаний поблизости. Понимает, что не было и не будет, но надо же объяснение найти. Нет! Тут дело нечистое, - подумал он... и остановился... "Нечистое?" А может, так оно и есть... И прибор его уловил что?
   Остановился Игнат, потому что понял: по кругу начал ходить, с дороги сбился, с компасом его кто-то шутки шутит. Осторожнее надо быть. Слышал дед Игнат в детстве рассказы про леших, что людей с дороги сбивают, в болота заманивают, но чтоб они и при компасе могли человека за нос водить, на технику влияние оказывать, - этого он никогда и допустить не мог...
   - Неужто Макар о чем-то догадывался, что-то подозревал, о чем и намекал деду Игнату?
   Ясное дело, Игнат теперь это так не оставит.
   Поправил он ремень свой старый и начал стратегию обдумывать: как бы ему в руки к нечисто! силе не попасть, а застать ее врасплох и к ответу призвать. И начал Игнат компас те туда, то сюда поворачивать, чтобы понять, с какой стороны сила исходит. Нет! Не понять. Вытащил он тогда "ловушку" накрыл компас и увидел, что к болоту стрелку "тянет". Так и есть! Но затем, словно сорвалась, снова закрутилась. "Ах ты! - Бесовы дети! - рассердился Игнат, - вот я вам покажу"... И пошел прямо, к болоту... "Ловушка" в руках дрожала от сопротивления, когда он на твердые кочки ступал, а потом затихла, старая тропа нашлась и вывела она его куда надо - к той самой полянке, что на меленьком пятачке посреди болота пряталась.
   Смотрит Игнат и глазам не верит: на полянке избушка стоит. Правда, не видно, на курьих ли ногах или нет, но сила от нее исходит несомненная. Он и на компас не смотрит - все нутро чувствует. Пусто в груди и зудит, а вокруг - словно ветер, к избушке тянет... Шагнул Игнат легко-легко, будто и не по земле ступает, а по воздуху. А тут в кармане затикало, значит корова где-то близко, за избушкой, наверно, пасется. Только не до Маньки ему теперь. Подошел он ближе к освещенному окну, подышал глубоко, чтобы пустота внутри хоть чем-то заполнилась, и уж после того стал рассматривать, чем нечистая сила в избушке занимается.
   * * * * * * * * * *
   Водяного он сразу узнал, - Нюрка-почтальонша его точно описала, как он из-под моста вынырнул. Да и уборщица ремонтной мастерской все правильно говорила. Может, третий кто есть? Это плохо - слишком много для одного Игната. Сердце у него в груди как мотор без бензина работает.
   Тут Манька колокольчиком звякнула, что к приемничку он приладил - вроде полегче стало, вроде, родная душа рядом. А мысли одна глупее другой. И о том, как Ульяна в райцентр побежит за подмогой, если что. И о том, что по другому снарядился, если бы всерьез принял разговоры о нечистой силе.
   А тем временем приглядывался, что это Леший с Водяным возятся, что они там колдуют, что по злобе своей накручивают, какую вредность замышляют?!
   Смотрел, смотрел, сначала ничего понять не мог. Что-то знакомое, а что - сообразить не может. А когда Водяной от стола отскочил, сразу завыло все вокруг, загудело. Дед Игнат едва на ногах удержался, от избушки "ветер" в обратном направлении задул и назад его толкает. Ругается дед Игнат, но продирается вперед. Изуродуют они все вокруг, ох, изуродуют!
   Схватился за перила - дальше шагу сделать не может. Хоть ложись... Но тут все разом и кончилось. Он чуть не упал от неожиданности. Еще больше рассердился дальше некуда. Так и кипит весь. Поднялся, не мешкая, по ступенькам, дверь без стука распахнул и в избушку:
   - Ах вы, окаянные соображаете, что делаете!
   Леший с Водяным - в разные стороны. Веник, как волчок, завертелся, и под лавку, а Водяной, филином ухая, - за печь.
   Усмехнулся Игнат: "Что же это вы гостей так встречаете, чай не часто заглядывают, места-то не людные. Посидеть бы немного, замучился к вам по лесенке подниматься. Да ухать перестать! - прикрикнул он в ту Сторону, откуда выглядывала лохматая голова Водяного. - Давай, давай, выходи, ответ держать будешь".
   - А что это я тебе ответ давать буду, - угрюмо и гулко, как в пустом тазу, проворчал Леший. (А эхо отозвалось во всех углах избушки и в груди деда Игната). - Ты кто такой?
   - Я кто такой - всем известно. Я дед Игнат. А вот ты кто, ответь лучше!
   - Дед Игнат?! - ухнуло из-за лавки. И Леший вышел во всем своем неприглядном виде: будто клочья тумана на нем висят.
   Дед Игнат поморщился.
   А из-за печи Водяной высоко так приговаривает: дед Игнат! Подумать только... вот уж не ожидали, - а сам то меньше, то больше становится, то совсем темным, то прозрачным - тоже не позавидуешь.
   - Ну, рассказывайте, - грозно потребовал дед Игнат и сел на лавку, ноги уже плохо его слушались.
   - Да мы уж про тебя думали, - опять завел Водяной свою жужжалку. Поняли, одна надежда...
   - Ладно, ладно, - перебил его Игнат, - давай по порядку рассказывайте. На каком икспирменте попались-то?
   * * * * * * * * * *
   Выслушал он их до конца самым внимательным образом, ни разу против своего обыкновения не перебил, только время от времени Макара вспоминал, как тот вдаль глядел и говорил: "Сдается мне, что это для тебя дело".
   Когда Леший закончил свой рассказ, только и спросил:
   - А знаете ли вы, что народ говорит о вас? Какие слухи из-за вас, изобретателей, пошли?
   Упырь и Леший головы наклонили, чуть не разом вздохнули. Догадываемся. Да что же делать. Кто же знал, что так обернется.
   - Ты и должен знать, кому, кроме тебя? Вот уж, поистине, нечистый попутал. Да разве можно силы свои на такие искпирменты пускать! Попробовать им захотелось! Мало ли кому, что попробовать захочется. Для дела - все простится, нашел бы себе оправдание, а сейчас - стыдно на вас смотреть! Забились в избушку, народ пугаете. А если кто узнает?! Скажут, что это мы завсегда с нечистой силой якшались! Навсегда наше дело замараете! Всех русалок и водяных, всех оборотней нам пропишут, - скорбил дед Игнат. - И чего вас по дорогам носит-то!"
   - Думал, что Нюрка - баба грамотная, не испугается, хотел ее попросить, чтобы книжек привезла нам...
   - А из ремонтной мастерской чего тащить вздумали?
   - Да мы бы вернули, как все закончили. Мы на время только, уж никого просить не решались. Стыдно, - скромно закончил Матвей-Водяной - из соседней деревни.
   И Федор-Леший - согласно зажужжал: "Чай, на время мы. Без того не получалось ничего".
   - И не получится, - уверенно сказал Игнат, осматривая их аппарат, - все равно ничего без динамо не получится, как ни крутите... Придется в деревне налаживать.
   - Да как же мы в таком виде? - жалобно начал Матвей, - увидят, засмеют.
   - А раньше, что думали? Ишь, Невидимкой ему стать захотелось! Как в кино, да? Вот оно, баловство, чем оборачивается. А о тебе я много слышал, обратился он к Федору, - но чтоб ни с того, ни с сего левое на правое менять вздумал? Не ожидал от тебя, не ожидал... - и менял так, заметил, - в обратную сторону вертеть ведь надо было.
   - Да читал я. В одной книжке из библиотеки брал. Там все написано было, куда да как. Вот я и посылал Матвея, чтобы он Нюрку попросил. Мне уж совсем нельзя было показываться, - сказал он и стал совсем прозрачным. - Хорошо, хоть соседи думают, что к дочке в город уехал, не волнуются. А вот о Федоре беспокоиться начали, скорей бы нам! Помоги, Игнат!
   - Вот что, - сказал Игнат решительно, - как бы меня из-за вас искать не начали. Корова моя к вам забрела, из-за вашего "поля" заблудилась. Пора мне домой. А к утру поближе перенесите все, что собрали здесь, ко мне в мастерскую. Завтра ночью придете, решим, как быть. Я Ваську предупрежу; что подключаюсь на ночь. Без энергии нам никуда.
   * * * * * * * * * *
   С утра дед Игнат заперся в мастерской, никого не пускает. Ульяна на него внимания не обращает, рада что Маньку нашел. Одного Игнат боится, как бы Макар не пожаловал. Поди потом, доказывай, что любой искпирмент все равно для общего дела пойдет. Пони мал, что этим Макара не убедишь, не такой он человек. И какой нюх. Сразу учуял, чем дело пахнет. А вот Игнат проморгал. Сколько времени зря прошло! Давно бы уж выход придумали вместе. Правда, Матвей и Федор тоже напрасно время не теряли, вон сколько сделали, хотя под руками ничего не было. "Хороший аппарат наладили. Вдвоем потому что работали, - думает Игнат, - один - одно, другой - другое... Конечно, обиделся он, - на самовары да прялки-самопрялки время не тратили, икспирмент в чистом виде! А мне все по хозяйству работа-тут не развернешься. Но зато все довольны. А кому толку от невидимости? Разве только старому Степану?