Страница:
Глого и Бобо очень волновались, потому что не привыкли врезаться головой прямо в гору со скоростью восемьдесят километров в час. Но дорога всегда кидалась вперед первой и все устраивала сама. Это повторялось неизменно, случалось ли то днем или ночью - все равно.
Гномобиль добрался до Брайс-Каньона, а потом до Зайон-Парка. Путешественники погрузились в тамошние леса и добросовестно все обыскали - как всегда, напрасно.
И опять Глого впал в тоску, а Родни попытался применить свое обычное лекарство от мировой скорби:
- Но ты не видел еще Колорадо, Глого!
И он пропел такой гимн колорадским горам и лесам, точно он был самой колорадской торговой палатой или рекламным агентом железнодорожной линии Денвер - Рио-Гранде. Родни и правда остановил гномобиль у какого-то железнодорожного вокзала, зашел туда и купил в киоске брошюрку, откуда он почерпнул, что "Колорадо" значит "красный" и что одна ступенька местного капитолия находится как раз на высоте полутора километров от уровня моря. Бобо, как истинный турист, был заворожен этими сведениями, а Глого, поняв это, сдержал свою скорбь и сказал только:
- Да, да. Хорошо. Продолжай.
Друзья ехали все на восток и вдруг неожиданно добрались до Колорадо. В национальном парке Скалистых гор они снова произвели разведку. Родни сказал, что среди этих скал полно окаменевшей коры и листьев тех деревьев, которые росли и цвели сорок миллионов лет назад. Может быть, они обнаружат там также и кости древних гномов. Но это предположение нисколько не ободрило Глого. Он ответил, что вовсе не ищет окаменевших гномов, ему нужна только одна живая маленькая ледигном, чтобы женить на ней своего внука.
Ну, что можно было сделать? Они проехали через все горные районы Запада, но удача ни разу им не улыбнулась. Если они вернутся назад, это будет означать полное поражение перед черными силами мировой скорби. Глого забрался в корзинку, улегся на подушку, и даже мороженое не могло его соблазнить.
Родни и Элизабет сговорились друг с другом заранее и на расширенном заседании с гномами принялись расхваливать чудеса штатов Миннесота и Висконсин: никаких гор, красивые озера, девственные леса на севере этих штатов, где могли обнаружиться огромные племена гномов. Дорога была длинной, ехать предстояло по жаре, но Родни обещал покрыть весь путь за пару дней, а Глого может пока полежать в корзине и побеседовать с мотором.
Глого сказал:
- Я слушал его долго. Мне кажется, что он не вполне счастлив. Это может оказаться началом мировой скорби.
- Боже мой, я не знал, что она заразительна!
Но в ближайшем городе Родни пригласил механика, и выяснилось, что человек, который заправлял машину маслом, не завернул гайку трансмиссии и масло чуть все не вытекло. Родни сказал, что Глого будет теперь не генерал Гранд, а Лорд-Первый-Начальник-Определитель-Беды, и еще он сказал, что гном на заднем сиденье машины скоро станет принадлежностью стандартного оборудования автомобилей в Америке.
Друзья отправились дальше.
"Миннесота или крах" было их девизом.
- Звезда гномперии гномператор Глого направляется на Восток, шутил Родни.
Он все дурачился, задавал Глого то шутливые, то, серьезные вопросы, заставляя его все время говорить, чтобы отвлечь его от грустных размышлений. Ночами в отеле Родни записывал то, что слышал от Глого. Он собирался написать книгу о гномах.
Родни позвонил маме и сказал, что они собираются на Восток. Конечно, мама пришла в ужас. Зачем было везти Элизабет на Запад, чтобы теперь ехать прямо в противоположную сторону! На это Родни ответил: "Для того и повез на Запад, чтобы появилась возможность поехать на Восток. Иначе как же можно попасть на Восток, если перед этим не поедешь на Запад!" Элизабет сказала, что она первый раз в жизни учится с удовольствием, но мама относилась с сомнением ко всякому учению с удовольствием. Мама сама проводила время неплохо, и поэтому она сказала Элизабет: "Хорошо, поезжай" - и не велела говорить "законно", потому что это ужасно и потому что так говорят гангстеры в кино. Но Элизабет сказала, что они ни разу не пошли в кино на гангстерский фильм, потому что им было гораздо интереснее беседовать с профессором Глого. Мама решила, что культура ее дочери в самом деле повышается.
Наутро путешественники двинулись дальше в путь, окрыленные надеждой на успех в Миннесоте. Родни воспользовался случаем и прочитал стихи, посвященные Бобо. Родни часто писал стихи, но редко их печатал. Он говорил, что они слишком понятные, а теперь никто не держит за поэзию стихи, если их каждый может понять. Элизабет никак не могла в этом разобраться, и он пояснил: поэтам так хотелось быть непохожими на тот мир, в котором они живут, что они сделались непохожими даже на самих себя и совсем перестали понимать самих себя и друг друга. Во всяком случае, вот стихи о Бобо:
Я знаю лес. Он как дивный храм.
Там солнце, и птичий хорал по утрам,
И купол синий, как чаша вверх дном.
Живет в том лесу одинокий гном.
Стала жизнь его печальной с тех пор,
Как в лесу объявился жестокий топор.
Валит наземь лес в дикой злобе темной,
Одинокий гном стал теперь бездомный.
Жизнь еще длинна - лет, наверно, с тыщу,
И нужна б жена, только где он сыщет!
Больше гномов нет. Нет у гнома дома.
Помоги, поэт, молодому гному!
Громкий голос твой пусть людей разбудит.
Там, где мхи и тишь, поищите, люди,
Гному одному
Верную жену!
Элизабет захлопала в ладоши и сказала, что не бывает стихов лучше этих. Родни объяснил, что эти стихи, кроме того, имеют практический смысл. Он растолковал Глого, что обыкновенный человек не разгадает их секрета по этим стихам, а только подумает, что это чепуха, и все, а настоящие любители леса поймут и, возможно, будут тоже искать гномов. А может, кто-нибудь уже нашел гномов и прячет их, как Элизабет и Родни.
Глого сказал, что стихи можно напечатать, хотя лично он не ждет от них ничего хорошего, потому что не верит, что среди людей обнаружится много любителей леса. Иначе зачем бы они срубали деревья и превращали их в деревянные коробки для жилья? В крайнем случае, если им так уж полюбились эти коробки, почему бы тут же не посадить новое дерево на место срубленного?
Потом Родни и Глого имели продолжительную беседу на тему о так называемой консервации. Родни сказал, что есть на свете такие страны, которые заботятся о своих лесах. Там не разрешается спиливать дерево, пока оно не достигнет определенных размеров, и требуется сразу же посадить новое на его место. Лесная промышленность не должна основываться просто на слепой жадности, иначе она и сама себя изживет и попутно разрушит очень многое на свете. Родни высказал надежду, что в Америке тоже произойдут изменения, но Глого считал, что слишком поздно, что на горах и холмах плодородную почву уже размыло и ее нельзя туда вернуть, как нельзя вернуть к жизни исчезнувших гномов. Глого забрался в корзинку. На этот раз у него был особенно острый приступ мировой скорби.
Они выбрались из горной цепи. На лугах пасся скот, а дорога спускалась постепенно, так что от этого спуска уши не ломило и не закладывало. Они выехали к реке с песчаным руслом, и дорога пошла вдоль берега. Глого пригляделся к цвету воды в реке.
- Посмотрите! - воскликнул он. - Река желтая-желтая!
Ему казалось ужасным, что реке разрешается иметь такой цвет и никто даже не обращает на ее цвет никакого внимания! Это значит, что весь мир идет к гибели. Ведь эта грязь, или муть, или называй как хочешь - это ведь тот материал, из которого возникает жизнь, и вот этот ценный материал уносится рекой в океан, где он больше никогда и никому не понадобится.
Дальше дорога пролегла через распаханные поля, на которых зеленели молодые побеги пшеницы. Родни объяснял, как выращивают пшеницу и что из нее делают. Глого сказал, что землю можно пахать только тогда, когда она лежит плоско, а склоны никто не имеет права засевать, потому что на них должны расти деревья, чтобы удержать почву. Родни удивился, как это Глого сумел разработать свою теорию "консервации" совершенно самостоятельно, но старый гном сказал, что все гномы про это давно знают и что только американцы, ослепленные жадностью к деньгам, могут не принимать это в расчет.
Им попадались навстречу различные дорожные знаки, и Родни объяснил, что это шоссе имени Линкольна, и рассказал о Линкольне, о том, как он боролся за освобождение негров-рабов. Это все равно что ходить в школу, когда слушаешь того, кто прочел так много книг. Ни Глого, ни Бобо ничего не слышали о людях с черной кожей. Они увидели одного из окошка и уставились на него, а он уставился на них, думая, что его заколдовали ведьмы.
Разное встречалось им на пути, и гномы хотели, чтобы им все было объяснено. Целый караван легковых машин перегоняли в Калифорнию на продажу. Некоторые машины были погружены на большие платформы, иногда сразу по три штуки. Старая телега тащилась по дороге. На нее был навален бедняцкий скарб, и дети, и куры, а иногда и коза в наскоро сколоченном из досок и поставленном на телегу передвижном загончике. Молодая леди загорала на ходу, свесив ноги из окошка машины. Старый фермер ехал в город по своим делам. Он неподвижно сидел за рулем, а старая фермерша, сидя на заднем сиденье, чтоб не терять времени даром, стригла ему волосы. Все эти забавные сценки служили им темой для веселых бесед. Но встречалось и такое, о чем трудно было говорить с гномами. Например, они видели седых стариков, едва тащившихся вдоль дороги с тяжелой поклажей. Родни было стыдно признаваться гномам, что в жизни людей не все хорошо устроено, что есть миллионы безработных, не ждущих ничего и бредущих в никуда.
На дорогах стали попадаться юноши и девушки, которые голосовали, поднимая большой палец. И Родни придумал объяснение, что это такой обычай приветствовать путников и желать им всего хорошего. Бобо очень нравился этот обычай, и он сам бы так приветствовал встречных, если бы ему не было велено сидеть тихо. Ехали по штату Небраска. Распаханных и засеянных полей попадалось все больше и больше. Озимые всходы быстро росли и зеленели.
- Это пшеничный пояс, - сказал Родни.
Стали встречаться фермы: маленький дом, большой амбар, силосная яма и несколько деревьев.
Когда друзья, запасшись провизией, сели ужинать под деревом у обочины и успели уже почти насытиться, Элизабет заметила огромную черную тучу, которая заволокла весь горизонт. Но это не была грозовая туча, не было молнии и не громыхало; она не меняла формы и быстро опускалась к земле.
Родни вскоре спросил на заправочной, что это такое, и заправщик сказал:
- Да одна из них, этих пылюг. Сюда идет.
Элизабет слышала раньше о пыльных бурях. Это ужасное бедствие, которое в последнее время стало преследовать Америку. Пыль заполняет воздушное пространство, делается темно как ночью, машины останавливаются на шоссе, а люди теряют дорогу в пыльном буране. Дома наполняются пылью. Некоторые люди даже умирают от "пыльной пневмонии", которую вызывает забившая легкие пыль.
- Ну вот! - воскликнул Глого. - Что еще надо большим людям, чтобы понять, какое это зло - разрушать леса!
Родни сказал, что на этот раз леса ни при чем. Дело в том, что луга, где росла великолепная трава, не сберегли для пастбищ, а распахали под пшеницу, хотя в стране ее и так выращивается больше, чем люди могут съесть или, точнее, чем люди могут купить.
- Вот опять, - сказал Глого, - деньги, деньги, все эти деньги, которые окончательно сведут с ума американцев. - Он совсем потерял надежду, улегся в корзину, и ему было все равно, умрет он от мировой скорби или от болезни, которая называется еще длиннее - "пыльная пневмония".
Родни сказал, что он не собирается умирать и не желает, чтобы его застигла "пылюга". Гномобиль мог мчаться быстрее всякого ветра, кроме ураганного, конечно. Родни хорошо заправил гномобиль, и они промчались по штату Небраска со скоростью два километра в минуту. Ведь гномобиль может мчаться как ветер, если он, конечно, не ураганный. Черная туча оставалась на горизонте, но не приближалась, и в воздухе больше не пахло пылью.
Постепенно наступил вечер, все вокруг стало таинственным, ничего не было видно, кроме дороги впереди, на которую гномобиль выстреливал свой свет. Родни поставил ветровое стекло наклонно, и в гномобиле задул бриз - их собственный, который они сами для себя устроили. Гномы устали и забрались в корзинки. Элизабет тоже устала, взяла подушку и уснула на заднем сиденье. Но Родни продолжал сидеть за рулем и думал о чем-то своем. Он хорошо водил машину и не уставал. Поэтому он выиграл состязание с "пылюгой".
Когда Элизабет открыла глаза, машина была уже в гараже. Родни сказал, что он справлялся по телефону - пыльная туча была далеко и не могла их настигнуть.
Глава десятая,
в которой появляются гусята
На следующий день путешественники достигли штата Айова и немного оживились, даже Глого, хотя он, возможно, только прикидывался ради хороших манер. Это была "хлебница" Америки, как сказал Родни, а также "блюдо с хлебом и салом". На многих фермах паслись огромные черные свиньи. Родни сказал, что каждый житель штата Айова должен вырастить пятьдесят тысяч свиней, только тогда ему разрешат переехать в Калифорнию. Бобо хотел знать, куда деваются выращенные свиньи, и Родни сказал, что другие люди их съедают. Бобо спросил, а что фермеры получают за них, и Родни сказал:
- Налоги.
Все, что относилось к деньгам, Глого считал только глупостью всех больших людей, взятых вместе.
Они повернули к северу, сделалось прохладно, и гномам стало легче дышать.
Бобо бегал от окошка к окошку, любуясь новыми видами. Ему никогда не надоедало смотреть в окошко. С каждым днем мир казался ему больше и больше, а люди - все удивительнее. Бедный старый Глого как-то совсем выпадал из игры. Он залезал в корзинку и молча мучился, а Элизабет и Бобо все время болтали и шутили. Они придумали считать коров: кто больше насчитает - Элизабет слева или Бобо справа. Когда по пути попадалось большое стадо, гномобиль сбавлял скорость, потому что они не хотели пропустить ни одной коровы.
Почти во все время путешествия было солнечно, даже чуть больше, чем нужно. Но вдруг небо затянуло тучами, начался дождь. Гномобиль по мокрому асфальту двигался медленнее, чем обычно, дождь стекал по стеклам, доставляя Бобо бесконечное удовольствие. Великолепно - быть рядом с дождем и не мокнуть. Это была нерешенная проблема для гномов в лесу: уж коли мокро, то и ты промокнешь и будешь мокрым, пока не высохнешь. Даже Глого должен был признать, что приятнее самому быть сухим во время дождя.
А маленькая волшебная пластиночка, которая называется "дворник" и все время вытирает стекло перед глазами у Родни! А как "дворник" узнает, что начался дождь? Он чувствует сырость или Родни сообщает ему? Дождь стекал по стеклу сплошной непрозрачной стеной, но "дворник" не приходил в отчаяние, только работал все быстрее и быстрее, сбрасывая воду то с левой, то с правой стороны ветрового стекла. А дождь все лил и лил, и вот уже дорога покрылась водой, и Родни пришлось вести гномобиль еще медленнее. Поля, тянувшиеся вдоль шоссе, покрылись озерами желтой неподвижной воды.
Впереди стояло много машин, запрудив дорогу, возле машин двигались какие-то фигурки. Оказалось, что река смыла мост, а вода все прибывает и прибывает. Людей с ферм пришлось вывозить в лодках. Родни вынужден был развернуться и выбраться назад, на асфальт. Глого все накручивал и накручивал себя против людей и чуть не плакал оттого, что люди развели пыльные бури, жару и наводнения и спасаются только электрическими вентиляторами, мороженым и ветром, которые сами себе добывают, опуская ветровое стекло.
Они вернулись на несколько миль назад и поехали другой дорогой. Там мост над беснующейся водой был еще цел, но ему угрожал красный развороченный амбар, часть которого навалилась на перила, а другая наплывала на него по воде. Родни было стыдно перед старым гномом за такие картины. Он должен был признать, что люди часто плохо справляются со своими делами. Он был счастлив, когда они наконец выбрались из долины и достигли северного района этого штата, который не был окончательно загублен жадностью лесопромышленников. Там росли настоящие леса. После дождя воцарилась божественная прохлада, и каждый даже крошечный листочек папоротника сверкал и ронял бриллианты, и мягкий пар вставал из зеленой бархатной лесной земли.
Тут опять можно было ожидать встречи с гномами. Все вышли из машины и возобновили поиски. Деревья здесь не были велики, как в Калифорнии, но, в общем, это были хорошие ребята. Здесь жили лесные сумерки и великолепно пахло, и ветер пел над головами, и рос зеленый папоротник и цветы - словом, тут было все, что так дорого сердцу гнома. Бобо и Глого рыскали как ищейки и обнюхивали все, но не находили следов своих соплеменников.
Дальше друзья направились к Голубиной Реке и ближайшие дни прочесывали тамошние девственные, не тронутые человеком леса, но все впустую.
- Пожалуй, я ошибся, - взвалил Родни всю вину на себя. - Я упустил из виду, что зима тут слишком сурова.
И Родни попросил дать ему возможность исправиться, предложив посетить Арканзас. Ему очень хотелось, чтобы попытка вылечить мировую скорбь не провалилась бы окончательно.
Глого дошел до такого состояния, что перестал спорить. "Ладно, как хотят его большие друзья, так пусть и поступают, ему в любом месте плохо.
А Бобо, как раз наоборот, считал, что любая часть Америки интересна, особенно неизведанная.
Они взяли курс на юг и вскоре достигли реки Миссисипи. Это название никак не давалось гномам, к тому же Глого угнетала ее мутная вода. Она потеряла свою прозрачность от земли, уносимой рекой туда, где земля уже больше не сможет служить ни людям, ни гномам. По берегам реки были расположены города.
И вот однажды утром в городе Миссури случилось нечто, что опрокинуло все их планы.
Выполняя данное маме Элизабет обещание, Родни вел машину очень осторожно. Но не в его силах было остановить пьяного, который рванулся на красный свет и врезался в гномобиль со всего маху. У гномобиля погнулась задняя ось и помялось крыло. Гномы были в корзинках; они ударились о края, перепугались, но не ушиблись. Гномобиль тоже получил не очень серьезные повреждения.
- Его надо показать врачу, и он тут же оправится, - сказал Родни.
Настоящая опасность возникла в следующую минуту, когда постовой полицейский, протиснувшись сквозь толпу, велел "дыхнуть" тому, кто наскочил на Родни, а потом стал грозить ему тюрьмой за вождение автомобиля в пьяном виде. Он вынужден был записать номер гномобиля и спросить у Родни его адрес и фамилию. Вдруг он что-то вспомнил и уставился на молодого человека.
- Синсебау? Синсебау? Где-то я слышал эту фамилию.
- Это не очень распространенная фамилия, - сказал Родни с виноватым чувством фальсификатора чеков или грабителя банков.
- Но мне кажется, что я что-то читал в газетах о Родни Синсебау. А, знаю, королевские гуси! Это не у вас были королевские гуси?
Родни признал это, потому что не был знаком с законами штата Миссури и понятия не имел, сколько полагается тюрьмы тому, кто надует полицейского.
- Да, - сказал постовой. - Я рад познакомиться с вами, сэр. Это было интересно. Но жаль гусей.
- То, что они пошли на сцену?
- Нет, то, что они погибли.
- Неужели?
- Вы не читали в газетах?
- Нет, я пропустил сообщение.
- В театре случился пожар, и они сгорели.
- О боже! Какой ужас! А я столько времени потратил на их обучение!
- Но вроде у вас есть гусиные яйца?
- Да.
- Все разыскивают вас и хотят знать, что стало с яйцами.
- Да ну! - воскликнул Родни, чувствуя себя фальсификатором чеков и банковским грабителем, которому вот-вот наденут наручники.
- Где же яйца, мистер Синсебау?
- В надежном месте.
- Уже пора вылупляться гусятам?
- Да, как будто бы.
- И у вас будут королевские гусята?
- Я надеюсь.
- Эти птицы, должно быть, стоят хорошую денежку. Берегите их.
Собравшаяся толпа прислушивалась к беседе, начиная понимать, что случилось нечто более важное, чем столкновение двух автомобилей. Средний американец читает о мировых событиях в газетах, но он может провести всю жизнь, не встретив ни одной живой знаменитости, но если уж встретит, им овладевает непреодолимое желание познакомиться. Каждый человек в толпе сознавал, что, если он пожмет руку Родни, ему будет что рассказать тем, кого он встретит в течение многих последующих недель. "Да, я знаком с ним, и он мне сказал... "
Бедный потомок лесопромышленника, робкий, очень разборчивый во вкусах, стоял пойманный, потому что гномобиль был искалечен и его надо было оттащить с дороги. Пришлось стоять и стеречь его. Наконец приехал тягач и отвез гномобиль в "больницу". После этого Родни и его племянница вынуждены были снять номер в отеле и переждать там, пока "хирург" не произведет операцию.
Конечно, Родни записал вымышленные имена: "Тимофеюс Т. Петигрю" и "Памела Петигрю", но на этот раз у него не было большой надежды, что "инкогнито" сработает. Он знал, что полицейский все расскажет в участке, а репортеры всегда держат связь с полицией. Репортеру будет легко выспросить, куда отвезли гномобиль. Если он к тому же узнает, что у его пассажиров были две большие корзины, он легко отыщет отель, где Родни и Элизабет попытались найти убежище. Родни уже знал, что отели всегда на стороне репортеров. Поэтому он нисколько не удивился, когда зазвонил телефон и вежливый голос спросил:
- Это мистер Синсебау?
- Вы ошибаетесь, - сказал Родни.
- Тогда это мистер Петигрю?
- Да, это мистер Петигрю.
- Так, мистер Петибау, простите, мистер Синсегрю, я репортер "Вечернего Фью-уик", нашей местной газеты. Я хотел бы спросить у вас насчет королевских гусят.
- Я сожалею, - сказал Родни, - но мне слишком жарко.
- Слишком жарко, мистер Петибау?
- Да, фьюжасно жарко.
- Ах да, я понимаю, ха-ха-ха! Но право же, мистер Синсегусь, вы не можете себе представить, как весь мир беспокоится о королевских гусятах! Все газеты в стране разыскивают вас. Скажите мне, пожалуйста, вылупились гусята?
- Гусятам тоже фьюжасно жарко.
- Они у вас в этих корзинках, мистер Синсегрю?
- У меня папоротник в корзинках.
- Но, пожалуйста, мистер Петибау, скажите: у вас там гусята сидят на папоротнике?
- Я сожалею, но мне некогда с вами разговаривать. Сочините сами.
- Но, право же, мистер Синсебау...
- Вы сделаете это лучше, чем я, у вас практика.
- Вы это серьезно?
- Какая вам разница?
Родни повесил трубку, а Элизабет с Бобо от хохота фьюкали, пытаясь себе представить, что репортер сочинит о них. Бобо очень нравились названия газет: сначала "Пшик-ньюс", потом "Вжик-рипорт", потом "Фьюуик".
Было обеденное время. Родни сказал, что история появится в газетах через несколько часов, а потом надо будет срочно выбираться из города. Он направился навестить гномобиль в "больницу", чтобы узнать, как прошла "хирургическая" операция, и вернулся мрачный. Повреждения оказались более опасными, чем он ожидал, пришлось послать в соседний город за новой задней осью. Гномобиль будет в порядке только к вечеру.
- Если у нас случится столкновение с фотографами, я уже присмотрел толстяка в вестибюле, - заметил Родни.
Он принес с собой немного еды - не могли же они идти с гномами в ресторан! Все пообедали. Не успели они кончить обед, как зазвонил телефон, корреспондент агентства печати хотел узнать имена тринадцати абиссинских гусят. Родни сказал:
- Хорошо. У вас есть ручка? - И начал диктовать: - Альфа, Бета, Гамма, Дельта, Эпсилон, Зета, Эта, Тета - я забыл следующую букву, но вы возьмите в библиотеке греческую грамматику, - Каппа, Лямбда, Ми, Ню, Омикрон... Это буквы греческого алфавита, его первые буквы и составляют наше слово "алфавит".
- Но получилось уже четырнадцать, мистер Синсебау.
- Ну, тогда, значит, нет никакого Омикрона. Репортер хотел узнать, прорезались ли у гуся зубки, но Родни заявил, что один репортер уже работает над этой проблемой, а если ее будут разрабатывать двое, они могут не прийти к взаимному соглашению.
Гномобиль добрался до Брайс-Каньона, а потом до Зайон-Парка. Путешественники погрузились в тамошние леса и добросовестно все обыскали - как всегда, напрасно.
И опять Глого впал в тоску, а Родни попытался применить свое обычное лекарство от мировой скорби:
- Но ты не видел еще Колорадо, Глого!
И он пропел такой гимн колорадским горам и лесам, точно он был самой колорадской торговой палатой или рекламным агентом железнодорожной линии Денвер - Рио-Гранде. Родни и правда остановил гномобиль у какого-то железнодорожного вокзала, зашел туда и купил в киоске брошюрку, откуда он почерпнул, что "Колорадо" значит "красный" и что одна ступенька местного капитолия находится как раз на высоте полутора километров от уровня моря. Бобо, как истинный турист, был заворожен этими сведениями, а Глого, поняв это, сдержал свою скорбь и сказал только:
- Да, да. Хорошо. Продолжай.
Друзья ехали все на восток и вдруг неожиданно добрались до Колорадо. В национальном парке Скалистых гор они снова произвели разведку. Родни сказал, что среди этих скал полно окаменевшей коры и листьев тех деревьев, которые росли и цвели сорок миллионов лет назад. Может быть, они обнаружат там также и кости древних гномов. Но это предположение нисколько не ободрило Глого. Он ответил, что вовсе не ищет окаменевших гномов, ему нужна только одна живая маленькая ледигном, чтобы женить на ней своего внука.
Ну, что можно было сделать? Они проехали через все горные районы Запада, но удача ни разу им не улыбнулась. Если они вернутся назад, это будет означать полное поражение перед черными силами мировой скорби. Глого забрался в корзинку, улегся на подушку, и даже мороженое не могло его соблазнить.
Родни и Элизабет сговорились друг с другом заранее и на расширенном заседании с гномами принялись расхваливать чудеса штатов Миннесота и Висконсин: никаких гор, красивые озера, девственные леса на севере этих штатов, где могли обнаружиться огромные племена гномов. Дорога была длинной, ехать предстояло по жаре, но Родни обещал покрыть весь путь за пару дней, а Глого может пока полежать в корзине и побеседовать с мотором.
Глого сказал:
- Я слушал его долго. Мне кажется, что он не вполне счастлив. Это может оказаться началом мировой скорби.
- Боже мой, я не знал, что она заразительна!
Но в ближайшем городе Родни пригласил механика, и выяснилось, что человек, который заправлял машину маслом, не завернул гайку трансмиссии и масло чуть все не вытекло. Родни сказал, что Глого будет теперь не генерал Гранд, а Лорд-Первый-Начальник-Определитель-Беды, и еще он сказал, что гном на заднем сиденье машины скоро станет принадлежностью стандартного оборудования автомобилей в Америке.
Друзья отправились дальше.
"Миннесота или крах" было их девизом.
- Звезда гномперии гномператор Глого направляется на Восток, шутил Родни.
Он все дурачился, задавал Глого то шутливые, то, серьезные вопросы, заставляя его все время говорить, чтобы отвлечь его от грустных размышлений. Ночами в отеле Родни записывал то, что слышал от Глого. Он собирался написать книгу о гномах.
Родни позвонил маме и сказал, что они собираются на Восток. Конечно, мама пришла в ужас. Зачем было везти Элизабет на Запад, чтобы теперь ехать прямо в противоположную сторону! На это Родни ответил: "Для того и повез на Запад, чтобы появилась возможность поехать на Восток. Иначе как же можно попасть на Восток, если перед этим не поедешь на Запад!" Элизабет сказала, что она первый раз в жизни учится с удовольствием, но мама относилась с сомнением ко всякому учению с удовольствием. Мама сама проводила время неплохо, и поэтому она сказала Элизабет: "Хорошо, поезжай" - и не велела говорить "законно", потому что это ужасно и потому что так говорят гангстеры в кино. Но Элизабет сказала, что они ни разу не пошли в кино на гангстерский фильм, потому что им было гораздо интереснее беседовать с профессором Глого. Мама решила, что культура ее дочери в самом деле повышается.
Наутро путешественники двинулись дальше в путь, окрыленные надеждой на успех в Миннесоте. Родни воспользовался случаем и прочитал стихи, посвященные Бобо. Родни часто писал стихи, но редко их печатал. Он говорил, что они слишком понятные, а теперь никто не держит за поэзию стихи, если их каждый может понять. Элизабет никак не могла в этом разобраться, и он пояснил: поэтам так хотелось быть непохожими на тот мир, в котором они живут, что они сделались непохожими даже на самих себя и совсем перестали понимать самих себя и друг друга. Во всяком случае, вот стихи о Бобо:
Я знаю лес. Он как дивный храм.
Там солнце, и птичий хорал по утрам,
И купол синий, как чаша вверх дном.
Живет в том лесу одинокий гном.
Стала жизнь его печальной с тех пор,
Как в лесу объявился жестокий топор.
Валит наземь лес в дикой злобе темной,
Одинокий гном стал теперь бездомный.
Жизнь еще длинна - лет, наверно, с тыщу,
И нужна б жена, только где он сыщет!
Больше гномов нет. Нет у гнома дома.
Помоги, поэт, молодому гному!
Громкий голос твой пусть людей разбудит.
Там, где мхи и тишь, поищите, люди,
Гному одному
Верную жену!
Элизабет захлопала в ладоши и сказала, что не бывает стихов лучше этих. Родни объяснил, что эти стихи, кроме того, имеют практический смысл. Он растолковал Глого, что обыкновенный человек не разгадает их секрета по этим стихам, а только подумает, что это чепуха, и все, а настоящие любители леса поймут и, возможно, будут тоже искать гномов. А может, кто-нибудь уже нашел гномов и прячет их, как Элизабет и Родни.
Глого сказал, что стихи можно напечатать, хотя лично он не ждет от них ничего хорошего, потому что не верит, что среди людей обнаружится много любителей леса. Иначе зачем бы они срубали деревья и превращали их в деревянные коробки для жилья? В крайнем случае, если им так уж полюбились эти коробки, почему бы тут же не посадить новое дерево на место срубленного?
Потом Родни и Глого имели продолжительную беседу на тему о так называемой консервации. Родни сказал, что есть на свете такие страны, которые заботятся о своих лесах. Там не разрешается спиливать дерево, пока оно не достигнет определенных размеров, и требуется сразу же посадить новое на его место. Лесная промышленность не должна основываться просто на слепой жадности, иначе она и сама себя изживет и попутно разрушит очень многое на свете. Родни высказал надежду, что в Америке тоже произойдут изменения, но Глого считал, что слишком поздно, что на горах и холмах плодородную почву уже размыло и ее нельзя туда вернуть, как нельзя вернуть к жизни исчезнувших гномов. Глого забрался в корзинку. На этот раз у него был особенно острый приступ мировой скорби.
Они выбрались из горной цепи. На лугах пасся скот, а дорога спускалась постепенно, так что от этого спуска уши не ломило и не закладывало. Они выехали к реке с песчаным руслом, и дорога пошла вдоль берега. Глого пригляделся к цвету воды в реке.
- Посмотрите! - воскликнул он. - Река желтая-желтая!
Ему казалось ужасным, что реке разрешается иметь такой цвет и никто даже не обращает на ее цвет никакого внимания! Это значит, что весь мир идет к гибели. Ведь эта грязь, или муть, или называй как хочешь - это ведь тот материал, из которого возникает жизнь, и вот этот ценный материал уносится рекой в океан, где он больше никогда и никому не понадобится.
Дальше дорога пролегла через распаханные поля, на которых зеленели молодые побеги пшеницы. Родни объяснял, как выращивают пшеницу и что из нее делают. Глого сказал, что землю можно пахать только тогда, когда она лежит плоско, а склоны никто не имеет права засевать, потому что на них должны расти деревья, чтобы удержать почву. Родни удивился, как это Глого сумел разработать свою теорию "консервации" совершенно самостоятельно, но старый гном сказал, что все гномы про это давно знают и что только американцы, ослепленные жадностью к деньгам, могут не принимать это в расчет.
Им попадались навстречу различные дорожные знаки, и Родни объяснил, что это шоссе имени Линкольна, и рассказал о Линкольне, о том, как он боролся за освобождение негров-рабов. Это все равно что ходить в школу, когда слушаешь того, кто прочел так много книг. Ни Глого, ни Бобо ничего не слышали о людях с черной кожей. Они увидели одного из окошка и уставились на него, а он уставился на них, думая, что его заколдовали ведьмы.
Разное встречалось им на пути, и гномы хотели, чтобы им все было объяснено. Целый караван легковых машин перегоняли в Калифорнию на продажу. Некоторые машины были погружены на большие платформы, иногда сразу по три штуки. Старая телега тащилась по дороге. На нее был навален бедняцкий скарб, и дети, и куры, а иногда и коза в наскоро сколоченном из досок и поставленном на телегу передвижном загончике. Молодая леди загорала на ходу, свесив ноги из окошка машины. Старый фермер ехал в город по своим делам. Он неподвижно сидел за рулем, а старая фермерша, сидя на заднем сиденье, чтоб не терять времени даром, стригла ему волосы. Все эти забавные сценки служили им темой для веселых бесед. Но встречалось и такое, о чем трудно было говорить с гномами. Например, они видели седых стариков, едва тащившихся вдоль дороги с тяжелой поклажей. Родни было стыдно признаваться гномам, что в жизни людей не все хорошо устроено, что есть миллионы безработных, не ждущих ничего и бредущих в никуда.
На дорогах стали попадаться юноши и девушки, которые голосовали, поднимая большой палец. И Родни придумал объяснение, что это такой обычай приветствовать путников и желать им всего хорошего. Бобо очень нравился этот обычай, и он сам бы так приветствовал встречных, если бы ему не было велено сидеть тихо. Ехали по штату Небраска. Распаханных и засеянных полей попадалось все больше и больше. Озимые всходы быстро росли и зеленели.
- Это пшеничный пояс, - сказал Родни.
Стали встречаться фермы: маленький дом, большой амбар, силосная яма и несколько деревьев.
Когда друзья, запасшись провизией, сели ужинать под деревом у обочины и успели уже почти насытиться, Элизабет заметила огромную черную тучу, которая заволокла весь горизонт. Но это не была грозовая туча, не было молнии и не громыхало; она не меняла формы и быстро опускалась к земле.
Родни вскоре спросил на заправочной, что это такое, и заправщик сказал:
- Да одна из них, этих пылюг. Сюда идет.
Элизабет слышала раньше о пыльных бурях. Это ужасное бедствие, которое в последнее время стало преследовать Америку. Пыль заполняет воздушное пространство, делается темно как ночью, машины останавливаются на шоссе, а люди теряют дорогу в пыльном буране. Дома наполняются пылью. Некоторые люди даже умирают от "пыльной пневмонии", которую вызывает забившая легкие пыль.
- Ну вот! - воскликнул Глого. - Что еще надо большим людям, чтобы понять, какое это зло - разрушать леса!
Родни сказал, что на этот раз леса ни при чем. Дело в том, что луга, где росла великолепная трава, не сберегли для пастбищ, а распахали под пшеницу, хотя в стране ее и так выращивается больше, чем люди могут съесть или, точнее, чем люди могут купить.
- Вот опять, - сказал Глого, - деньги, деньги, все эти деньги, которые окончательно сведут с ума американцев. - Он совсем потерял надежду, улегся в корзину, и ему было все равно, умрет он от мировой скорби или от болезни, которая называется еще длиннее - "пыльная пневмония".
Родни сказал, что он не собирается умирать и не желает, чтобы его застигла "пылюга". Гномобиль мог мчаться быстрее всякого ветра, кроме ураганного, конечно. Родни хорошо заправил гномобиль, и они промчались по штату Небраска со скоростью два километра в минуту. Ведь гномобиль может мчаться как ветер, если он, конечно, не ураганный. Черная туча оставалась на горизонте, но не приближалась, и в воздухе больше не пахло пылью.
Постепенно наступил вечер, все вокруг стало таинственным, ничего не было видно, кроме дороги впереди, на которую гномобиль выстреливал свой свет. Родни поставил ветровое стекло наклонно, и в гномобиле задул бриз - их собственный, который они сами для себя устроили. Гномы устали и забрались в корзинки. Элизабет тоже устала, взяла подушку и уснула на заднем сиденье. Но Родни продолжал сидеть за рулем и думал о чем-то своем. Он хорошо водил машину и не уставал. Поэтому он выиграл состязание с "пылюгой".
Когда Элизабет открыла глаза, машина была уже в гараже. Родни сказал, что он справлялся по телефону - пыльная туча была далеко и не могла их настигнуть.
Глава десятая,
в которой появляются гусята
На следующий день путешественники достигли штата Айова и немного оживились, даже Глого, хотя он, возможно, только прикидывался ради хороших манер. Это была "хлебница" Америки, как сказал Родни, а также "блюдо с хлебом и салом". На многих фермах паслись огромные черные свиньи. Родни сказал, что каждый житель штата Айова должен вырастить пятьдесят тысяч свиней, только тогда ему разрешат переехать в Калифорнию. Бобо хотел знать, куда деваются выращенные свиньи, и Родни сказал, что другие люди их съедают. Бобо спросил, а что фермеры получают за них, и Родни сказал:
- Налоги.
Все, что относилось к деньгам, Глого считал только глупостью всех больших людей, взятых вместе.
Они повернули к северу, сделалось прохладно, и гномам стало легче дышать.
Бобо бегал от окошка к окошку, любуясь новыми видами. Ему никогда не надоедало смотреть в окошко. С каждым днем мир казался ему больше и больше, а люди - все удивительнее. Бедный старый Глого как-то совсем выпадал из игры. Он залезал в корзинку и молча мучился, а Элизабет и Бобо все время болтали и шутили. Они придумали считать коров: кто больше насчитает - Элизабет слева или Бобо справа. Когда по пути попадалось большое стадо, гномобиль сбавлял скорость, потому что они не хотели пропустить ни одной коровы.
Почти во все время путешествия было солнечно, даже чуть больше, чем нужно. Но вдруг небо затянуло тучами, начался дождь. Гномобиль по мокрому асфальту двигался медленнее, чем обычно, дождь стекал по стеклам, доставляя Бобо бесконечное удовольствие. Великолепно - быть рядом с дождем и не мокнуть. Это была нерешенная проблема для гномов в лесу: уж коли мокро, то и ты промокнешь и будешь мокрым, пока не высохнешь. Даже Глого должен был признать, что приятнее самому быть сухим во время дождя.
А маленькая волшебная пластиночка, которая называется "дворник" и все время вытирает стекло перед глазами у Родни! А как "дворник" узнает, что начался дождь? Он чувствует сырость или Родни сообщает ему? Дождь стекал по стеклу сплошной непрозрачной стеной, но "дворник" не приходил в отчаяние, только работал все быстрее и быстрее, сбрасывая воду то с левой, то с правой стороны ветрового стекла. А дождь все лил и лил, и вот уже дорога покрылась водой, и Родни пришлось вести гномобиль еще медленнее. Поля, тянувшиеся вдоль шоссе, покрылись озерами желтой неподвижной воды.
Впереди стояло много машин, запрудив дорогу, возле машин двигались какие-то фигурки. Оказалось, что река смыла мост, а вода все прибывает и прибывает. Людей с ферм пришлось вывозить в лодках. Родни вынужден был развернуться и выбраться назад, на асфальт. Глого все накручивал и накручивал себя против людей и чуть не плакал оттого, что люди развели пыльные бури, жару и наводнения и спасаются только электрическими вентиляторами, мороженым и ветром, которые сами себе добывают, опуская ветровое стекло.
Они вернулись на несколько миль назад и поехали другой дорогой. Там мост над беснующейся водой был еще цел, но ему угрожал красный развороченный амбар, часть которого навалилась на перила, а другая наплывала на него по воде. Родни было стыдно перед старым гномом за такие картины. Он должен был признать, что люди часто плохо справляются со своими делами. Он был счастлив, когда они наконец выбрались из долины и достигли северного района этого штата, который не был окончательно загублен жадностью лесопромышленников. Там росли настоящие леса. После дождя воцарилась божественная прохлада, и каждый даже крошечный листочек папоротника сверкал и ронял бриллианты, и мягкий пар вставал из зеленой бархатной лесной земли.
Тут опять можно было ожидать встречи с гномами. Все вышли из машины и возобновили поиски. Деревья здесь не были велики, как в Калифорнии, но, в общем, это были хорошие ребята. Здесь жили лесные сумерки и великолепно пахло, и ветер пел над головами, и рос зеленый папоротник и цветы - словом, тут было все, что так дорого сердцу гнома. Бобо и Глого рыскали как ищейки и обнюхивали все, но не находили следов своих соплеменников.
Дальше друзья направились к Голубиной Реке и ближайшие дни прочесывали тамошние девственные, не тронутые человеком леса, но все впустую.
- Пожалуй, я ошибся, - взвалил Родни всю вину на себя. - Я упустил из виду, что зима тут слишком сурова.
И Родни попросил дать ему возможность исправиться, предложив посетить Арканзас. Ему очень хотелось, чтобы попытка вылечить мировую скорбь не провалилась бы окончательно.
Глого дошел до такого состояния, что перестал спорить. "Ладно, как хотят его большие друзья, так пусть и поступают, ему в любом месте плохо.
А Бобо, как раз наоборот, считал, что любая часть Америки интересна, особенно неизведанная.
Они взяли курс на юг и вскоре достигли реки Миссисипи. Это название никак не давалось гномам, к тому же Глого угнетала ее мутная вода. Она потеряла свою прозрачность от земли, уносимой рекой туда, где земля уже больше не сможет служить ни людям, ни гномам. По берегам реки были расположены города.
И вот однажды утром в городе Миссури случилось нечто, что опрокинуло все их планы.
Выполняя данное маме Элизабет обещание, Родни вел машину очень осторожно. Но не в его силах было остановить пьяного, который рванулся на красный свет и врезался в гномобиль со всего маху. У гномобиля погнулась задняя ось и помялось крыло. Гномы были в корзинках; они ударились о края, перепугались, но не ушиблись. Гномобиль тоже получил не очень серьезные повреждения.
- Его надо показать врачу, и он тут же оправится, - сказал Родни.
Настоящая опасность возникла в следующую минуту, когда постовой полицейский, протиснувшись сквозь толпу, велел "дыхнуть" тому, кто наскочил на Родни, а потом стал грозить ему тюрьмой за вождение автомобиля в пьяном виде. Он вынужден был записать номер гномобиля и спросить у Родни его адрес и фамилию. Вдруг он что-то вспомнил и уставился на молодого человека.
- Синсебау? Синсебау? Где-то я слышал эту фамилию.
- Это не очень распространенная фамилия, - сказал Родни с виноватым чувством фальсификатора чеков или грабителя банков.
- Но мне кажется, что я что-то читал в газетах о Родни Синсебау. А, знаю, королевские гуси! Это не у вас были королевские гуси?
Родни признал это, потому что не был знаком с законами штата Миссури и понятия не имел, сколько полагается тюрьмы тому, кто надует полицейского.
- Да, - сказал постовой. - Я рад познакомиться с вами, сэр. Это было интересно. Но жаль гусей.
- То, что они пошли на сцену?
- Нет, то, что они погибли.
- Неужели?
- Вы не читали в газетах?
- Нет, я пропустил сообщение.
- В театре случился пожар, и они сгорели.
- О боже! Какой ужас! А я столько времени потратил на их обучение!
- Но вроде у вас есть гусиные яйца?
- Да.
- Все разыскивают вас и хотят знать, что стало с яйцами.
- Да ну! - воскликнул Родни, чувствуя себя фальсификатором чеков и банковским грабителем, которому вот-вот наденут наручники.
- Где же яйца, мистер Синсебау?
- В надежном месте.
- Уже пора вылупляться гусятам?
- Да, как будто бы.
- И у вас будут королевские гусята?
- Я надеюсь.
- Эти птицы, должно быть, стоят хорошую денежку. Берегите их.
Собравшаяся толпа прислушивалась к беседе, начиная понимать, что случилось нечто более важное, чем столкновение двух автомобилей. Средний американец читает о мировых событиях в газетах, но он может провести всю жизнь, не встретив ни одной живой знаменитости, но если уж встретит, им овладевает непреодолимое желание познакомиться. Каждый человек в толпе сознавал, что, если он пожмет руку Родни, ему будет что рассказать тем, кого он встретит в течение многих последующих недель. "Да, я знаком с ним, и он мне сказал... "
Бедный потомок лесопромышленника, робкий, очень разборчивый во вкусах, стоял пойманный, потому что гномобиль был искалечен и его надо было оттащить с дороги. Пришлось стоять и стеречь его. Наконец приехал тягач и отвез гномобиль в "больницу". После этого Родни и его племянница вынуждены были снять номер в отеле и переждать там, пока "хирург" не произведет операцию.
Конечно, Родни записал вымышленные имена: "Тимофеюс Т. Петигрю" и "Памела Петигрю", но на этот раз у него не было большой надежды, что "инкогнито" сработает. Он знал, что полицейский все расскажет в участке, а репортеры всегда держат связь с полицией. Репортеру будет легко выспросить, куда отвезли гномобиль. Если он к тому же узнает, что у его пассажиров были две большие корзины, он легко отыщет отель, где Родни и Элизабет попытались найти убежище. Родни уже знал, что отели всегда на стороне репортеров. Поэтому он нисколько не удивился, когда зазвонил телефон и вежливый голос спросил:
- Это мистер Синсебау?
- Вы ошибаетесь, - сказал Родни.
- Тогда это мистер Петигрю?
- Да, это мистер Петигрю.
- Так, мистер Петибау, простите, мистер Синсегрю, я репортер "Вечернего Фью-уик", нашей местной газеты. Я хотел бы спросить у вас насчет королевских гусят.
- Я сожалею, - сказал Родни, - но мне слишком жарко.
- Слишком жарко, мистер Петибау?
- Да, фьюжасно жарко.
- Ах да, я понимаю, ха-ха-ха! Но право же, мистер Синсегусь, вы не можете себе представить, как весь мир беспокоится о королевских гусятах! Все газеты в стране разыскивают вас. Скажите мне, пожалуйста, вылупились гусята?
- Гусятам тоже фьюжасно жарко.
- Они у вас в этих корзинках, мистер Синсегрю?
- У меня папоротник в корзинках.
- Но, пожалуйста, мистер Петибау, скажите: у вас там гусята сидят на папоротнике?
- Я сожалею, но мне некогда с вами разговаривать. Сочините сами.
- Но, право же, мистер Синсебау...
- Вы сделаете это лучше, чем я, у вас практика.
- Вы это серьезно?
- Какая вам разница?
Родни повесил трубку, а Элизабет с Бобо от хохота фьюкали, пытаясь себе представить, что репортер сочинит о них. Бобо очень нравились названия газет: сначала "Пшик-ньюс", потом "Вжик-рипорт", потом "Фьюуик".
Было обеденное время. Родни сказал, что история появится в газетах через несколько часов, а потом надо будет срочно выбираться из города. Он направился навестить гномобиль в "больницу", чтобы узнать, как прошла "хирургическая" операция, и вернулся мрачный. Повреждения оказались более опасными, чем он ожидал, пришлось послать в соседний город за новой задней осью. Гномобиль будет в порядке только к вечеру.
- Если у нас случится столкновение с фотографами, я уже присмотрел толстяка в вестибюле, - заметил Родни.
Он принес с собой немного еды - не могли же они идти с гномами в ресторан! Все пообедали. Не успели они кончить обед, как зазвонил телефон, корреспондент агентства печати хотел узнать имена тринадцати абиссинских гусят. Родни сказал:
- Хорошо. У вас есть ручка? - И начал диктовать: - Альфа, Бета, Гамма, Дельта, Эпсилон, Зета, Эта, Тета - я забыл следующую букву, но вы возьмите в библиотеке греческую грамматику, - Каппа, Лямбда, Ми, Ню, Омикрон... Это буквы греческого алфавита, его первые буквы и составляют наше слово "алфавит".
- Но получилось уже четырнадцать, мистер Синсебау.
- Ну, тогда, значит, нет никакого Омикрона. Репортер хотел узнать, прорезались ли у гуся зубки, но Родни заявил, что один репортер уже работает над этой проблемой, а если ее будут разрабатывать двое, они могут не прийти к взаимному соглашению.