Страница:
«О Эльдорадо царственный, град золотой! Сияние его ничто не омрачит – хоть будь то бури перемен или судьбы капризной воля, туда стремятся с надеждой пылкой, которой умереть не суждено».
Подобно многим другим людям до и после него, Рэли считал Эльдорадо – короля, город, страну – еще не исполнившейся мечтой, «надеждой пылкой, которой умереть не суждено». В этом смысле все, кто отправлялся на поиски Эльдорадо, были звеньями одной длинной цепи, которая началась задолго до египетских фараонов и звеньями которой являются обручальные кольца и золотые запасы государств.
Тем не менее именно эти мечтатели, одержимые жаждой золота, открыли Западу неизвестные народы и цивилизации Америки. Тем самым они, сами не осознавая этого, восстановили связи, существовавшие с незапамятных времен.
Почему же поиски Эльдорадо продолжались с неослабевающей настойчивостью даже после открытия несметных золотых и серебряных сокровищ Мексики и Перу, не говоря уже о других территориях, не подвергшихся такому варварскому разграблению? Непрекращающиеся и все более интенсивные поиски можно объяснить убежденностью, что источник всех этих богатств все еще не найден.
Испанцы усиленно расспрашивали местное население об источнике накопленных сокровищ и без устали исследовали каждую возможность. Вскоре им стало ясно, что ни в Карибском море, ни на Юкатане нет месторождений золота: майя сообщали, что все золото получено ими от торговли с южными и западными соседями, а также объясняли, что ювелирное искусство унаследовано ими от предыдущих обитателей этих мест (в настоящее время ученые называют эти племена толтеками). Понятно, отвечали испанцы, но откуда берут золото остальные? У богов – таков был ответ майя. На языке местных племен золото называлось теокуитлатлъ, в буквальном переводе «выделения богов», то есть их пот и слезы.
В столице ацтеков испанцы убедились, что золото действительно считалось металлом богов, кража которого была серьезным преступлением. Ацтеки также указывали на толтеков как на своих учителей в ювелирном деле. А кто обучил толтеков? Великий бог Кетцалькоатль, отвечали ацтеки. В своих докладах испанскому королю Кортес писал, что расспрашивал Монтесуму относительно источника золота. Вождь ацтеков сообщил, что золото поступает из трех районов на территории его страны: с тихоокеанского побережья, с берега залива и с внутренних районов на юго-западе, где находились золотые копи. Кортес послал своих людей для изучения указанных месторождений. Во всех трех местах индейцы просто намывали золото в руслах рек или собирали самородки, вымытые дождями на поверхность. Обнаруженные золотые рудники оказались заброшенными – встреченные испанцами индейцы в них не работали. «Там нет действующих рудников, – писал Кортес. – Самородки собираются с поверхности, а основным источником золота служит речной песок Золото хранится в виде песка в маленьких тростниковых трубочках или в небольших котелках переплавляется в бруски». Подготовленный таким образом драгоценный металл отправляли в столицу, чтобы вернуться к богам, которым он всегда принадлежал.
Большинство специалистов в области горного дела и металлургии согласились с выводами Кортеса – что ацтеки разрабатывают лишь золотые россыпи (то есть собирают самородки и песок с поверхности и в руслах рек), но не строят настоящие рудники с шурфами и тоннелями в толще горных пород, – но загадка осталась. И захватившие этот регион испанцы, и горные инженеры последующих столетий упорно говорили о доисторических золотых рудниках, найденных в различных районах Мексики. Кажется невероятным, что древние жители Мексики – такие, как толтеки, появившиеся в этих местах за несколько сотен лет до нашей эры, – могли обладать более высокой технологией, чем пришедшие им на смену (и значит, предположительно более цивилизованные) ацтеки, и поэтому гипотеза о «доисторических рудниках» была отвергнута учеными, а шурфы стали считаться делом рук испанцев, которые попробовали добывать золото, но затем отказались от этой затеи. Выражая точку зрения, доминировавшую в начале двадцатого века, Александр дель Map («A History of the Precious Metals») писал: «Что касается доисторических рудников, то следует– принять во внимание тот факт, что ацтеки не знали железа, и следовательно, о подземных рудниках… не может быть и речи. Современные исследователи действительно обнаружили в Мексике старые шахты и свидетельства горных разработок, которые показались им доисторическими рудниками».
Несмотря на то, что сообщения о таких находках появились даже в официальных публикациях, дель Map был убежден, что эти места представляли собой «древние выработки в сочетании с вулканическим смещением пластов или чем-то вроде этого, сопровождавшимся выбросом лавы, что было расценено как свидетельство глубокой древности». Этот вывод, настаивал он, вряд ли можно считать обоснованным.
Однако это утверждение идет вразрез с тем, что говорили сами ацтеки. Они рассказывали, что их предшественники, толтеки, были не только искусными золотых дел мастерами, но также знали, где находятся месторождения золота и умели добывать его в толще горных пород. Вот что говорится о толтеках в ацтекской рукописи под названием «Codice Matritense de la Real Academia» (т. VIII), переведенной на английский язык Мигелем Леон-Портиллой («Aztec Thought and Culture»):
«Толтеки были умелым народом; что бы они ни делали, все было хорошо, совершенно и достойно восхищения… Художники, скульпторы, ювелиры, гончары, ткачи, прядильщики – все они были искусными мастерами. Они открыли зеленый драгоценный камень, бирюзу; они знали, где есть бирюза. Они нашли те места и горы, скрывающие в своих недрах золото и серебро, медь и олово, и металл луны».
По мнению большинства историков, толтеки населяли центральное высокогорье Мексики за много столетий до начала христианской эры – по меньшей мере за тысячу или даже за полторы тысячи лет до появления ацтеков. Возможно ли, чтобы они умели добывать под землей, в шахтах, золото и другие металлы, а также драгоценные камни, такие, как бирюза, в то время как те, кто пришел им на смену – в частности ацтеки, – были способны лишь собирать самородки с поверхности земли? И кто передал толтекам секреты горного дела?
Как говорили ацтеки, это был бог Кетцалькоатль, Пернатый Змей.
Загадка сочетания огромных запасов золота, с одной стороны, и неумения ацтеков добывать его, с другой, повторилась и в землях инков.
В Перу, как и в Мексике, местные жители добывали золото, собирая самородки и золотой песок, вымываемые дождями из горных пород в русла рек Но объем получаемого таким путем золота был слишком мал, чтобы объяснить сказочное богатство инков. О размерах золотого запаса инков можно судить по официальным записям, которые велись в Севилье, порту, где разгружались суда, прибывавшие в Испанию из Нового Света. В «Индейских архивах» – дошедших до наших дней – указывается, что за пять лет (1521 – 1525) в Европу было перевезено 134000 pesosdeоrо. За последующие пять лет (только за счет награбленного в Мексике!) эта цифра возросла до 1038000 песо. С 1531 по 1535 год, когда стали прибывать корабли не только из Мексики, но и Перу, количество золота увеличилось до 1650000 песо. В период 1536—1540 годов, когда главным «поставщиком» стало Перу, приход золота составил 3937000 песо, а еще через десять лет (50-е годы шестнадцатого века) общая сумма равнялась 11000000 песо.
Один из ведущих историков того времени, Педро де Сьеса де Леон («Перуанские хроники»), сообщал, что после покорения Америки испанцы ежегодно «изымали» у инков 15000 арроб золота и 50000 арроб серебра, что составляло более 6 миллионов унций золота и более 20 миллионов унций серебра – ежегодно! Сьеса де Леон не упоминает о том, сколько лет продолжали «изыматься» столь фантастические суммы, но приведенные им цифры позволяют составить представление об объеме драгоценных металлов, награбленных испанцами в землях инков.
В хрониках говорится, что после получения первого большого выкупа за правителя инков, разграбления Куско и разрушения священного храма в Пачака-маке на побережье испанцы стали специалистами по «изыманию» такого же огромного количества золота в обширных провинциях. На территории всей империи инков дворцы и храмы были богато украшены золотом. Другим источником благородного металла были места погребений. Испанцы узнали, что у инков существовал обычай запечатывать дома усопших – людей знатного происхождения и правителей, – где мумифицированные тела окружались предметами роскоши, принадлежавшими при жизни их владельцам. Испанцы также заподозрили, и не без основания, что индейцы часть золота где-то прятали: уносили в пещеры, закапывали в землю, бросали в озера. И еще были уаки, специальные места поклонения, где собиралось и хранилось золото для истинных его владельцев, богов.
На протяжении полувека после испанского завоевания Америки и даже в семнадцатом и восемнадцатом столетиях умы европейцев бередили истории о найденных сокровищах, места хранения которых часто выдавали под пытками сами индейцы. Так Гон-сало Писарро нашел спрятанные сокровища вождя инков, который правил веком раньше. Некий Гарсиа Гутьеррес де Толедо обнаружил несколько курганов, где покоились священные сокровища, из которых в период с 1566 по 1592 год было извлечено более миллиона песо золота. А уже в 1602 году Эскобар Корчуэло, разорив уаку Ла-Тоска, стал обладателем золотых изделий стоимостью в 60 тысяч песо. После осушения реки Моче на дне русла нашли золото весом около 600 тысяч песо; среди прочих ценностей, согласно хроникам, был «большой золотой идол».
Жившие полтора столетия назад – то есть ближе описываемым событиям – два исследователя (М. А. Риберо и Й. Й. фон Чуди, «Перуанские хроники») так обрисовывали сложившуюся ситуацию:
«Во второй половине шестнадцатого века за каких-то двадцать пять лет испанцы вывезли из Перу на родину более четырехсот миллионов дукатов золотом и серебром, и можно не сомневаться, что девять десятых этих ценностей были попросту награблены захватчиками; при этом мы не учитываем огромное количество золота, спрятанного индейцами в земле и под водою, чтобы сберечь его от алчных иноземных захватчиков; так, рассказывают, прославленная золотая цепь, изготовленная по приказу инки Уайны Капака в честь рождения его первенца, Инти Куси Уаллапы Уаскара, теперь покоится на дне озера Юркое». (По преданию, эта цепь, толщиной с руку, была более двухсот метров в длину.) «Мы также не считаем одиннадцать тысяч лам, навьюченных золотым песком в драгоценных вазах из этого же металла, на которые несчастный Атауальпа надеялся купить себе жизнь и свободу и которые погонщики предали земле в Пуне, услышав о жестоком вероломстве, проявленном в отношении их обожаемого монарха».
То, что эти несметные сокровища были добыты грабежом накопленных богатств, а не в рудниках, известно не только из хроник – это подтверждают и цифры. Всего через несколько десятков лет, как только истощились все запасы драгоценных металлов, объемы доставлявшегося в Севилью золота сократились до 6-7 тысяч фунтов в год. Именно тогда испанцы, пользуясь своим преимуществом в вооружении, стали рекрутировать индейцев для работы на рудниках. Этот труд был так тяжел, что к концу века местное население почти все вымерло, и испанский двор ввел ограничения на использование труда индейцев. Были открыты богатые залежи серебра, такие как в Потоси, и началась их разработка, но количество добывавшегося золота по-прежнему не шло ни в какое сравнение с несметными богатствами, накопленными до прихода испанцев.
Пытаясь найти ответ на эту загадку, Риберо и фон Чуди писали:
«Золота в Перу, несмотря на его ценность, было гораздо больше, чем других металлов. Если сравнить его количество во времена инков с тем количеством, которое, по прошествии четырех веков, удалось добыть испанцам на рудниках и в реках, становится очевидным, что индейцы знали местонахождение залежей этого драгоценного материала, которое ни испанцам, ни их потомкам так и не удалось обнаружить». (Они также предсказывали, что «придет день, когда перуанская земля откроет свои недра, в которых спрятаны сказочные богатства, превосходящие все богатства сегодняшней Калифорнии». И когда в конце девятнадцатого века Европу охватил новый приступ золотой лихорадки, многие специалисты в области горного дела поверили, что в Перу вскоре будет найдена так называемая материнская жила, первоисточник всего золота на земле.)
Дель Map выражал общее мнение, говоря, что на землях Анд, как и в Мексике, «у перуанцев до испанского завоевания из драгоценных металлов было почти исключительно одно золото, намывавшееся в реках. Там не было найдено ни одного рудника. Только в некоторых местах велись незначительные работы на склонах холмов, где выходили на поверхность жилы золота и серебра». Это заключение также верно в отношении инков (и мексиканских ацтеков), однако вопрос о доисторических рудниках – о добыче металлов в толще горных пород – в Андах, как и в Мексике, оставался открытым.
Сказочное богатство инков вполне объяснимо, если допустить, что еще задолго до них кто-то занимался разработкой золотых жил. Фактически, как указывается в одной из лучших современных работ по этому вопросу (С. К. Лотроп, «Inca Treasure As Depicted by Spanish Historians»), «современные шахты расположены в местах добычи золота аборигенами. Не раз сообщалось о древних рудниках, где были найдены примитивные инструменты и даже захороненные тела рудокопов».
Помимо проблемы происхождения индейского золота, остается нерешенным еще один, очень существенный, вопрос: «Зачем индейцам было нужно столько золота?»
После нескольких столетий историки и исследователи пришли к выводу, что золото не имело для коренных народов Америки никакой практической ценности и служило лишь для украшения храмов богов и жилищ вождей – тех, кто правил людьми от имени богов. Ацтеки буквально осыпали испанцев золотом, думая, что их предводитель – вернувшееся божество. Инки, которые сначала тоже приняли появление испанцев за исполнение пророчества о вернувшемся из-за моря боге, потом не могли понять, почему те отправились в далекий путь и вели себя так странно из-за металла, от которого человеку не было никакой практической пользы. Все ученые сходятся во мнении, что ни ацтеки, ни майя не использовали золото в качестве денег и не обменивали его на другие товары. И все же они собирали дань с покоренных народов золотом. Почему?
Среди руин, расположенных на перуанском побережье доинкских поселений в Чиму, прославленный исследователь девятнадцатого века Александр фон Гумбольдт (по профессии горный инженер) обнаружил много золота в местах захоронений. Он был озадачен: почему индейцы, для которых золото не имело никакой практической ценности, опускали его в могилы вместе с телами усопших? Может быть, индейцы верили, что оно понадобится им в загробной жизни – в царстве мертвых они будут использовать золото точно так же, как использовали его их предки?
Кто же положил начало подобным традициям и поверьям – и когда?
Для кого золото представляло ценность? Кто добывал его в недрах земли?
В ответ испанцы слышали только одно: боги.
Инки утверждали, что золото – это застывшие слезы богов.
Они не знали, что их слова перекликаются со словами библейского Господа, переданными пророком Аггеем:
Мое серебро и Мое золото, говорит Господь Саваоф.
Именно в этих словах, на наш взгляд, кроется ключ к разгадке тайн богов, людей и древних цивилизаций Америки.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Сердцем города и всей империи считался огромный религиозный центр – прямоугольное пространство площадью более миллиона квадратных футов, – окруженный стеной, по форме напоминавшей извивающихся змей. Внутри этого святилища располагались многочисленные постройки, самыми внушительными из которых были Главный Храм с его двумя башнями и полукруглый храм Кетцалькоатля. В современном Мехико кафедральный собор с прилегающей площадью и несколькими улицами занимает лишь часть этого древнего святилища. После частичных раскопок, проведенных в 1978 году, теперь можно увидеть и даже посетить отдельные помещения Главного Храма. За последнее десятилетие ученые достаточно хорошо изучили грандиозное святилище, и теперь мы знаем, как выглядело это место в эпоху своего расцвета. Главный Храм имел вид ступенчатой пирамиды высотой около 160 футов и основанием 150 на 150 футов. Строительство его велось в несколько этапов: как в русской матрешке, стены большего по размерам храма возводились вокруг меньшего, который, в свою очередь, охватывал еще более древнюю постройку. Всего насчитывалось семь вложенных друг в друга зданий. Археологи смогли вскрыть культурные слои вплоть до второго храма, который был построен примерно в 1400 году нашей эры и имел, как и последний, две башни на самой верхушке.
Северная башня представляла собой храм, посвященный Тлалоку, богу бурь и землетрясений (рис. За). Южная башня была святилищем главного бога ацтеков Уицилопочтли который почитался как бог войны. Обычно его изображали с волшебным оружием в руках, которое носило название Огненного Змея (рис. Зb) и при помощи которого он победил четыреста второстепенных богов.
На вершину пирамиды с западной стороны вели две величественные лестницы – к каждой из башен-храмов. Основанием лестниц служили две каменные головы свирепых змей, Огненного Змея Уицилопочтли и Водяного Змея, символа Тлалока. В основании самой пирамиды археологи обнаружили толстый каменный диск, в верхней части которого было вырезано изображение расчлененного тела богини Койоль-шаухки (рис. Зс). Согласно ацтекским мифам, она была сестрой Уицилопочтли и приняла смерть от его же руки, когда участвовала в мятеже вместе с четырьмя сотнями других богов. Вполне возможно, что ее судьба стала одной из причин кровожадных традиций ацтеков, которые верили, что умиротворить бога войны можно только при помощи сердец, вырванных из груди человеческих жертв.
Рис. 3
Лейтмотив башен-близнецов усиливается в храмовом комплексе двумя увенчанными башнями-пирамидами по обе стороны от Главного Храма, а также двумя другими, стоящими чуть поодаль, к западу от него. Две последние располагаются по обе стороны храма Кетцалькоатля. Это необычное сооружение спереди имело форму правильной ступенчатой пирамиды, а сзади – полукруглых ступеней, ведущих к круглой башенке с коническим куполом (рис. 4). Многие ученые считают, что этот храм служил астрономической обсерваторией. В 1974 году А. Ф. Эйвени («Astronomy in Ancient Mesoamerica») определил, что во время весеннего и осеннего равноденствия (21 марта и 21 сентября), когда на экваторе солнце всходит точно на востоке, с башенки храма Кетцалькоатля появление светила можно наблюдать между двумя башнями Главного Храма. Это стало возможным потому, что проектировщики храмового комплекса расположили ось всего сооружения не в точном соответствии с положением четырех сторон света, а отклонили ее на 7,5 градуса к юго-востоку. Это обеспечило корректировку, соответствующую географическому положению Теночтитлана (к северу от экватора), и позволило в главные дни года видеть восход солнца между двумя башнями.
Рис. 4
И хотя испанцы вряд ли знали об этой особенности храмового комплекса, в оставленных ими свидетельствах явно присутствует удивление от того, что они встретили не просто культурный народ, но цивилизацию, оказавшуюся похожей на их собственную. На этой земле, изолированной от всего остального цивилизованного мира безбрежным океаном, существовало государство во главе с королем – совсем как в Европе. Знать, чиновники и куртизанки заполняли королевский двор. Прибывали и отбывали послы. С зависимых племен взималась дань, а законопослушные граждане платили налоги. Королевские архивы хранили записи об истории племен, о династиях и накопленных богатствах. В государстве была армия с иерархической командной системой и превосходным вооружением. Здесь существовали искусства и ремесла, музыка и танцы. В стране отмечались праздники, связанные со сменой времен года, а также религиозные торжества, предписанные верованиями – государственной религией, как и в Европе. В столице имелся обнесенный стеной «священный участок» с храмами, алтарями и жилыми постройками – совсем как Ватикан в Риме, – управлявшийся иерархией жрецов, которые, подобно европейскому духовенству того времени, были не только защитниками веры и интерпретаторами божественной воли, но и хранителями научных знаний и секретов. Особым почетом пользовались астрология, астрономия и искусство ведения календаря.
Некоторые испанские хроникеры того времени, стремясь еще больше оклеветать тех, кого официальные власти и так стремились представить дикарями-индейцами, сообщали, что Кортес обвинил Монтесуму в «поклонении идолам, которые являются не богами, демонами с ужасными именами», и для противодействия влиянию злых сил предложил построить на вершине пирамиды алтарь с изображением Мадонны (Берналь Диас дель Кастильо «Historia verdadera»). Однако, к удивлению испанцев, ацтекам был знаком даже крест, который они считали божественным символом и изображали в виде эмблемы на щите Кетцалькоатля (рис. 5).
Более того, за сложным пантеоном из многочисленных богов просматривалась вера в Верховного Бога, то есть в Создателя. Даже обращенные к нему молитвы звучали похоже на христианские. Ниже приведены несколько строк из молитвы ацтеков, переведенной с языка науа на испанский:
Рис. 5
Тем не менее, несмотря на все сходные черты, в цивилизации ацтеков ощущалась одна странная особенность. Формальным поводом для «объявления войны» со стороны хлынувшего на новые земли духовенства стало не «идолопоклонство» и даже не варварский обычай вырезать сердца у пленников и преподносить еще пульсирующий орган в жертву Уицилопочтли (кстати, подобная практика была введена лишь в 1486 году предшественником Монтесумы). Скорее, это был общий дух этой цивилизации, которая как будто остановилась в своем развитии или вообще представляла собой привнесенную извне высокую культуру, тонким слоем покрывавшую более примитивную основу.
Величественные здания производили сильное впечатление и были искусно спроектированы, но построены не из тщательно обтесанных каменных блоков, а из примитивного булыжника, скрепленного обычным раствором. Торговля процветала, но это была меновая торговля. Дань с подчиненных народов собиралась натуральными продуктами, налоги платились точно так же – индейцы не имели понятия о деньгах. Ткани изготавливались на самых примитивных станках, а волокна хлопка пряли при помощи глиняных веретен, похожих на те, что были найдены в Старом Свете на руинах Трои (второе тысячелетие до нашей эры) и в Палестине (третье тысячелетие до нашей эры). В отношении орудий труда и оружия ацтеки пребывали в каменном веке – по необъяснимой причине они не знали металлов, хотя владели ювелирным искусством. В качестве ножей они использовали пластины похожего на стекло обсидиана (одними из самых распространенных предметов эпохи ацтеков были обсидиановые ножи, которыми вырезали сердца пленников…).
Считалось, что остальные индейские племена не имели письменности, и в этом отношении – по меньшей мере – ацтеки стояли на более высокой ступени развития. Однако их письменность нельзя отнести ни к алфавитной, ни к фонетической. Это просто набор картинок, похожий на комиксы (рис. 6а). Для сравнения можно привести следующий пример: на Ближнем Востоке письменность, зародившаяся примерно за 3800 лет до нашей эры (в Шумере) в форме пиктограмм, быстро стилизовалась в клинопись, а затем из нее развилось сначала фонетическое письмо, в котором значки применялись для обозначения звуков, а к концу второго тысячелетия до нашей эры и полноценный алфавит. Пиктографическое письмо появилось в Египте одновременно с монархией, примерно в 3100 году до нашей эры, и тоже быстро развилось в систему иероглифического письма.
Подобно многим другим людям до и после него, Рэли считал Эльдорадо – короля, город, страну – еще не исполнившейся мечтой, «надеждой пылкой, которой умереть не суждено». В этом смысле все, кто отправлялся на поиски Эльдорадо, были звеньями одной длинной цепи, которая началась задолго до египетских фараонов и звеньями которой являются обручальные кольца и золотые запасы государств.
Тем не менее именно эти мечтатели, одержимые жаждой золота, открыли Западу неизвестные народы и цивилизации Америки. Тем самым они, сами не осознавая этого, восстановили связи, существовавшие с незапамятных времен.
Почему же поиски Эльдорадо продолжались с неослабевающей настойчивостью даже после открытия несметных золотых и серебряных сокровищ Мексики и Перу, не говоря уже о других территориях, не подвергшихся такому варварскому разграблению? Непрекращающиеся и все более интенсивные поиски можно объяснить убежденностью, что источник всех этих богатств все еще не найден.
Испанцы усиленно расспрашивали местное население об источнике накопленных сокровищ и без устали исследовали каждую возможность. Вскоре им стало ясно, что ни в Карибском море, ни на Юкатане нет месторождений золота: майя сообщали, что все золото получено ими от торговли с южными и западными соседями, а также объясняли, что ювелирное искусство унаследовано ими от предыдущих обитателей этих мест (в настоящее время ученые называют эти племена толтеками). Понятно, отвечали испанцы, но откуда берут золото остальные? У богов – таков был ответ майя. На языке местных племен золото называлось теокуитлатлъ, в буквальном переводе «выделения богов», то есть их пот и слезы.
В столице ацтеков испанцы убедились, что золото действительно считалось металлом богов, кража которого была серьезным преступлением. Ацтеки также указывали на толтеков как на своих учителей в ювелирном деле. А кто обучил толтеков? Великий бог Кетцалькоатль, отвечали ацтеки. В своих докладах испанскому королю Кортес писал, что расспрашивал Монтесуму относительно источника золота. Вождь ацтеков сообщил, что золото поступает из трех районов на территории его страны: с тихоокеанского побережья, с берега залива и с внутренних районов на юго-западе, где находились золотые копи. Кортес послал своих людей для изучения указанных месторождений. Во всех трех местах индейцы просто намывали золото в руслах рек или собирали самородки, вымытые дождями на поверхность. Обнаруженные золотые рудники оказались заброшенными – встреченные испанцами индейцы в них не работали. «Там нет действующих рудников, – писал Кортес. – Самородки собираются с поверхности, а основным источником золота служит речной песок Золото хранится в виде песка в маленьких тростниковых трубочках или в небольших котелках переплавляется в бруски». Подготовленный таким образом драгоценный металл отправляли в столицу, чтобы вернуться к богам, которым он всегда принадлежал.
Большинство специалистов в области горного дела и металлургии согласились с выводами Кортеса – что ацтеки разрабатывают лишь золотые россыпи (то есть собирают самородки и песок с поверхности и в руслах рек), но не строят настоящие рудники с шурфами и тоннелями в толще горных пород, – но загадка осталась. И захватившие этот регион испанцы, и горные инженеры последующих столетий упорно говорили о доисторических золотых рудниках, найденных в различных районах Мексики. Кажется невероятным, что древние жители Мексики – такие, как толтеки, появившиеся в этих местах за несколько сотен лет до нашей эры, – могли обладать более высокой технологией, чем пришедшие им на смену (и значит, предположительно более цивилизованные) ацтеки, и поэтому гипотеза о «доисторических рудниках» была отвергнута учеными, а шурфы стали считаться делом рук испанцев, которые попробовали добывать золото, но затем отказались от этой затеи. Выражая точку зрения, доминировавшую в начале двадцатого века, Александр дель Map («A History of the Precious Metals») писал: «Что касается доисторических рудников, то следует– принять во внимание тот факт, что ацтеки не знали железа, и следовательно, о подземных рудниках… не может быть и речи. Современные исследователи действительно обнаружили в Мексике старые шахты и свидетельства горных разработок, которые показались им доисторическими рудниками».
Несмотря на то, что сообщения о таких находках появились даже в официальных публикациях, дель Map был убежден, что эти места представляли собой «древние выработки в сочетании с вулканическим смещением пластов или чем-то вроде этого, сопровождавшимся выбросом лавы, что было расценено как свидетельство глубокой древности». Этот вывод, настаивал он, вряд ли можно считать обоснованным.
Однако это утверждение идет вразрез с тем, что говорили сами ацтеки. Они рассказывали, что их предшественники, толтеки, были не только искусными золотых дел мастерами, но также знали, где находятся месторождения золота и умели добывать его в толще горных пород. Вот что говорится о толтеках в ацтекской рукописи под названием «Codice Matritense de la Real Academia» (т. VIII), переведенной на английский язык Мигелем Леон-Портиллой («Aztec Thought and Culture»):
«Толтеки были умелым народом; что бы они ни делали, все было хорошо, совершенно и достойно восхищения… Художники, скульпторы, ювелиры, гончары, ткачи, прядильщики – все они были искусными мастерами. Они открыли зеленый драгоценный камень, бирюзу; они знали, где есть бирюза. Они нашли те места и горы, скрывающие в своих недрах золото и серебро, медь и олово, и металл луны».
По мнению большинства историков, толтеки населяли центральное высокогорье Мексики за много столетий до начала христианской эры – по меньшей мере за тысячу или даже за полторы тысячи лет до появления ацтеков. Возможно ли, чтобы они умели добывать под землей, в шахтах, золото и другие металлы, а также драгоценные камни, такие, как бирюза, в то время как те, кто пришел им на смену – в частности ацтеки, – были способны лишь собирать самородки с поверхности земли? И кто передал толтекам секреты горного дела?
Как говорили ацтеки, это был бог Кетцалькоатль, Пернатый Змей.
Загадка сочетания огромных запасов золота, с одной стороны, и неумения ацтеков добывать его, с другой, повторилась и в землях инков.
В Перу, как и в Мексике, местные жители добывали золото, собирая самородки и золотой песок, вымываемые дождями из горных пород в русла рек Но объем получаемого таким путем золота был слишком мал, чтобы объяснить сказочное богатство инков. О размерах золотого запаса инков можно судить по официальным записям, которые велись в Севилье, порту, где разгружались суда, прибывавшие в Испанию из Нового Света. В «Индейских архивах» – дошедших до наших дней – указывается, что за пять лет (1521 – 1525) в Европу было перевезено 134000 pesosdeоrо. За последующие пять лет (только за счет награбленного в Мексике!) эта цифра возросла до 1038000 песо. С 1531 по 1535 год, когда стали прибывать корабли не только из Мексики, но и Перу, количество золота увеличилось до 1650000 песо. В период 1536—1540 годов, когда главным «поставщиком» стало Перу, приход золота составил 3937000 песо, а еще через десять лет (50-е годы шестнадцатого века) общая сумма равнялась 11000000 песо.
Один из ведущих историков того времени, Педро де Сьеса де Леон («Перуанские хроники»), сообщал, что после покорения Америки испанцы ежегодно «изымали» у инков 15000 арроб золота и 50000 арроб серебра, что составляло более 6 миллионов унций золота и более 20 миллионов унций серебра – ежегодно! Сьеса де Леон не упоминает о том, сколько лет продолжали «изыматься» столь фантастические суммы, но приведенные им цифры позволяют составить представление об объеме драгоценных металлов, награбленных испанцами в землях инков.
В хрониках говорится, что после получения первого большого выкупа за правителя инков, разграбления Куско и разрушения священного храма в Пачака-маке на побережье испанцы стали специалистами по «изыманию» такого же огромного количества золота в обширных провинциях. На территории всей империи инков дворцы и храмы были богато украшены золотом. Другим источником благородного металла были места погребений. Испанцы узнали, что у инков существовал обычай запечатывать дома усопших – людей знатного происхождения и правителей, – где мумифицированные тела окружались предметами роскоши, принадлежавшими при жизни их владельцам. Испанцы также заподозрили, и не без основания, что индейцы часть золота где-то прятали: уносили в пещеры, закапывали в землю, бросали в озера. И еще были уаки, специальные места поклонения, где собиралось и хранилось золото для истинных его владельцев, богов.
На протяжении полувека после испанского завоевания Америки и даже в семнадцатом и восемнадцатом столетиях умы европейцев бередили истории о найденных сокровищах, места хранения которых часто выдавали под пытками сами индейцы. Так Гон-сало Писарро нашел спрятанные сокровища вождя инков, который правил веком раньше. Некий Гарсиа Гутьеррес де Толедо обнаружил несколько курганов, где покоились священные сокровища, из которых в период с 1566 по 1592 год было извлечено более миллиона песо золота. А уже в 1602 году Эскобар Корчуэло, разорив уаку Ла-Тоска, стал обладателем золотых изделий стоимостью в 60 тысяч песо. После осушения реки Моче на дне русла нашли золото весом около 600 тысяч песо; среди прочих ценностей, согласно хроникам, был «большой золотой идол».
Жившие полтора столетия назад – то есть ближе описываемым событиям – два исследователя (М. А. Риберо и Й. Й. фон Чуди, «Перуанские хроники») так обрисовывали сложившуюся ситуацию:
«Во второй половине шестнадцатого века за каких-то двадцать пять лет испанцы вывезли из Перу на родину более четырехсот миллионов дукатов золотом и серебром, и можно не сомневаться, что девять десятых этих ценностей были попросту награблены захватчиками; при этом мы не учитываем огромное количество золота, спрятанного индейцами в земле и под водою, чтобы сберечь его от алчных иноземных захватчиков; так, рассказывают, прославленная золотая цепь, изготовленная по приказу инки Уайны Капака в честь рождения его первенца, Инти Куси Уаллапы Уаскара, теперь покоится на дне озера Юркое». (По преданию, эта цепь, толщиной с руку, была более двухсот метров в длину.) «Мы также не считаем одиннадцать тысяч лам, навьюченных золотым песком в драгоценных вазах из этого же металла, на которые несчастный Атауальпа надеялся купить себе жизнь и свободу и которые погонщики предали земле в Пуне, услышав о жестоком вероломстве, проявленном в отношении их обожаемого монарха».
То, что эти несметные сокровища были добыты грабежом накопленных богатств, а не в рудниках, известно не только из хроник – это подтверждают и цифры. Всего через несколько десятков лет, как только истощились все запасы драгоценных металлов, объемы доставлявшегося в Севилью золота сократились до 6-7 тысяч фунтов в год. Именно тогда испанцы, пользуясь своим преимуществом в вооружении, стали рекрутировать индейцев для работы на рудниках. Этот труд был так тяжел, что к концу века местное население почти все вымерло, и испанский двор ввел ограничения на использование труда индейцев. Были открыты богатые залежи серебра, такие как в Потоси, и началась их разработка, но количество добывавшегося золота по-прежнему не шло ни в какое сравнение с несметными богатствами, накопленными до прихода испанцев.
Пытаясь найти ответ на эту загадку, Риберо и фон Чуди писали:
«Золота в Перу, несмотря на его ценность, было гораздо больше, чем других металлов. Если сравнить его количество во времена инков с тем количеством, которое, по прошествии четырех веков, удалось добыть испанцам на рудниках и в реках, становится очевидным, что индейцы знали местонахождение залежей этого драгоценного материала, которое ни испанцам, ни их потомкам так и не удалось обнаружить». (Они также предсказывали, что «придет день, когда перуанская земля откроет свои недра, в которых спрятаны сказочные богатства, превосходящие все богатства сегодняшней Калифорнии». И когда в конце девятнадцатого века Европу охватил новый приступ золотой лихорадки, многие специалисты в области горного дела поверили, что в Перу вскоре будет найдена так называемая материнская жила, первоисточник всего золота на земле.)
Дель Map выражал общее мнение, говоря, что на землях Анд, как и в Мексике, «у перуанцев до испанского завоевания из драгоценных металлов было почти исключительно одно золото, намывавшееся в реках. Там не было найдено ни одного рудника. Только в некоторых местах велись незначительные работы на склонах холмов, где выходили на поверхность жилы золота и серебра». Это заключение также верно в отношении инков (и мексиканских ацтеков), однако вопрос о доисторических рудниках – о добыче металлов в толще горных пород – в Андах, как и в Мексике, оставался открытым.
Сказочное богатство инков вполне объяснимо, если допустить, что еще задолго до них кто-то занимался разработкой золотых жил. Фактически, как указывается в одной из лучших современных работ по этому вопросу (С. К. Лотроп, «Inca Treasure As Depicted by Spanish Historians»), «современные шахты расположены в местах добычи золота аборигенами. Не раз сообщалось о древних рудниках, где были найдены примитивные инструменты и даже захороненные тела рудокопов».
Помимо проблемы происхождения индейского золота, остается нерешенным еще один, очень существенный, вопрос: «Зачем индейцам было нужно столько золота?»
После нескольких столетий историки и исследователи пришли к выводу, что золото не имело для коренных народов Америки никакой практической ценности и служило лишь для украшения храмов богов и жилищ вождей – тех, кто правил людьми от имени богов. Ацтеки буквально осыпали испанцев золотом, думая, что их предводитель – вернувшееся божество. Инки, которые сначала тоже приняли появление испанцев за исполнение пророчества о вернувшемся из-за моря боге, потом не могли понять, почему те отправились в далекий путь и вели себя так странно из-за металла, от которого человеку не было никакой практической пользы. Все ученые сходятся во мнении, что ни ацтеки, ни майя не использовали золото в качестве денег и не обменивали его на другие товары. И все же они собирали дань с покоренных народов золотом. Почему?
Среди руин, расположенных на перуанском побережье доинкских поселений в Чиму, прославленный исследователь девятнадцатого века Александр фон Гумбольдт (по профессии горный инженер) обнаружил много золота в местах захоронений. Он был озадачен: почему индейцы, для которых золото не имело никакой практической ценности, опускали его в могилы вместе с телами усопших? Может быть, индейцы верили, что оно понадобится им в загробной жизни – в царстве мертвых они будут использовать золото точно так же, как использовали его их предки?
Кто же положил начало подобным традициям и поверьям – и когда?
Для кого золото представляло ценность? Кто добывал его в недрах земли?
В ответ испанцы слышали только одно: боги.
Инки утверждали, что золото – это застывшие слезы богов.
Они не знали, что их слова перекликаются со словами библейского Господа, переданными пророком Аггеем:
Мое серебро и Мое золото, говорит Господь Саваоф.
Именно в этих словах, на наш взгляд, кроется ключ к разгадке тайн богов, людей и древних цивилизаций Америки.
ГЛАВА ВТОРАЯ
ПОТЕРЯННОЕ ЦАРСТВО КАИНА?
Столица ацтеков Теночтитлан – какой ее увидели испанцы – производила сильное впечатление. Судя по рассказам путешественников, город был едва ли не крупнее большинства европейских столиц, отличался удобной планировкой и порядком. Расположенный на острове озера Тескоко в межгорной котловине, он со всех сторон был окружен водой и разделен каналами – настоящая Венеция Нового Света. Испанцев поразили длинные и широкие дамбы, соединявшие остров с берегом озера, снующие вдоль каналов многочисленные каноэ, многолюдные улицы и рынки, до отказа заполненные торговцами и товарами со всей империи. Многочисленные комнаты императорского дворца отличались богатым убранством, а сам дворец был окружен садами и парками, среди которых располагался вольер для певчих птиц и зоопарк. На громадной площади перед дворцом устраивались праздники и военные парады.Сердцем города и всей империи считался огромный религиозный центр – прямоугольное пространство площадью более миллиона квадратных футов, – окруженный стеной, по форме напоминавшей извивающихся змей. Внутри этого святилища располагались многочисленные постройки, самыми внушительными из которых были Главный Храм с его двумя башнями и полукруглый храм Кетцалькоатля. В современном Мехико кафедральный собор с прилегающей площадью и несколькими улицами занимает лишь часть этого древнего святилища. После частичных раскопок, проведенных в 1978 году, теперь можно увидеть и даже посетить отдельные помещения Главного Храма. За последнее десятилетие ученые достаточно хорошо изучили грандиозное святилище, и теперь мы знаем, как выглядело это место в эпоху своего расцвета. Главный Храм имел вид ступенчатой пирамиды высотой около 160 футов и основанием 150 на 150 футов. Строительство его велось в несколько этапов: как в русской матрешке, стены большего по размерам храма возводились вокруг меньшего, который, в свою очередь, охватывал еще более древнюю постройку. Всего насчитывалось семь вложенных друг в друга зданий. Археологи смогли вскрыть культурные слои вплоть до второго храма, который был построен примерно в 1400 году нашей эры и имел, как и последний, две башни на самой верхушке.
Северная башня представляла собой храм, посвященный Тлалоку, богу бурь и землетрясений (рис. За). Южная башня была святилищем главного бога ацтеков Уицилопочтли который почитался как бог войны. Обычно его изображали с волшебным оружием в руках, которое носило название Огненного Змея (рис. Зb) и при помощи которого он победил четыреста второстепенных богов.
На вершину пирамиды с западной стороны вели две величественные лестницы – к каждой из башен-храмов. Основанием лестниц служили две каменные головы свирепых змей, Огненного Змея Уицилопочтли и Водяного Змея, символа Тлалока. В основании самой пирамиды археологи обнаружили толстый каменный диск, в верхней части которого было вырезано изображение расчлененного тела богини Койоль-шаухки (рис. Зс). Согласно ацтекским мифам, она была сестрой Уицилопочтли и приняла смерть от его же руки, когда участвовала в мятеже вместе с четырьмя сотнями других богов. Вполне возможно, что ее судьба стала одной из причин кровожадных традиций ацтеков, которые верили, что умиротворить бога войны можно только при помощи сердец, вырванных из груди человеческих жертв.
Лейтмотив башен-близнецов усиливается в храмовом комплексе двумя увенчанными башнями-пирамидами по обе стороны от Главного Храма, а также двумя другими, стоящими чуть поодаль, к западу от него. Две последние располагаются по обе стороны храма Кетцалькоатля. Это необычное сооружение спереди имело форму правильной ступенчатой пирамиды, а сзади – полукруглых ступеней, ведущих к круглой башенке с коническим куполом (рис. 4). Многие ученые считают, что этот храм служил астрономической обсерваторией. В 1974 году А. Ф. Эйвени («Astronomy in Ancient Mesoamerica») определил, что во время весеннего и осеннего равноденствия (21 марта и 21 сентября), когда на экваторе солнце всходит точно на востоке, с башенки храма Кетцалькоатля появление светила можно наблюдать между двумя башнями Главного Храма. Это стало возможным потому, что проектировщики храмового комплекса расположили ось всего сооружения не в точном соответствии с положением четырех сторон света, а отклонили ее на 7,5 градуса к юго-востоку. Это обеспечило корректировку, соответствующую географическому положению Теночтитлана (к северу от экватора), и позволило в главные дни года видеть восход солнца между двумя башнями.
И хотя испанцы вряд ли знали об этой особенности храмового комплекса, в оставленных ими свидетельствах явно присутствует удивление от того, что они встретили не просто культурный народ, но цивилизацию, оказавшуюся похожей на их собственную. На этой земле, изолированной от всего остального цивилизованного мира безбрежным океаном, существовало государство во главе с королем – совсем как в Европе. Знать, чиновники и куртизанки заполняли королевский двор. Прибывали и отбывали послы. С зависимых племен взималась дань, а законопослушные граждане платили налоги. Королевские архивы хранили записи об истории племен, о династиях и накопленных богатствах. В государстве была армия с иерархической командной системой и превосходным вооружением. Здесь существовали искусства и ремесла, музыка и танцы. В стране отмечались праздники, связанные со сменой времен года, а также религиозные торжества, предписанные верованиями – государственной религией, как и в Европе. В столице имелся обнесенный стеной «священный участок» с храмами, алтарями и жилыми постройками – совсем как Ватикан в Риме, – управлявшийся иерархией жрецов, которые, подобно европейскому духовенству того времени, были не только защитниками веры и интерпретаторами божественной воли, но и хранителями научных знаний и секретов. Особым почетом пользовались астрология, астрономия и искусство ведения календаря.
Некоторые испанские хроникеры того времени, стремясь еще больше оклеветать тех, кого официальные власти и так стремились представить дикарями-индейцами, сообщали, что Кортес обвинил Монтесуму в «поклонении идолам, которые являются не богами, демонами с ужасными именами», и для противодействия влиянию злых сил предложил построить на вершине пирамиды алтарь с изображением Мадонны (Берналь Диас дель Кастильо «Historia verdadera»). Однако, к удивлению испанцев, ацтекам был знаком даже крест, который они считали божественным символом и изображали в виде эмблемы на щите Кетцалькоатля (рис. 5).
Более того, за сложным пантеоном из многочисленных богов просматривалась вера в Верховного Бога, то есть в Создателя. Даже обращенные к нему молитвы звучали похоже на христианские. Ниже приведены несколько строк из молитвы ацтеков, переведенной с языка науа на испанский:
Ты пребываешь в небесах,
Ты подпираешь горы…
Ты вездесущ и вечен.
К тебе возносят молитвы, у тебя просят милости.
Слава твоя не знает границ.
Тем не менее, несмотря на все сходные черты, в цивилизации ацтеков ощущалась одна странная особенность. Формальным поводом для «объявления войны» со стороны хлынувшего на новые земли духовенства стало не «идолопоклонство» и даже не варварский обычай вырезать сердца у пленников и преподносить еще пульсирующий орган в жертву Уицилопочтли (кстати, подобная практика была введена лишь в 1486 году предшественником Монтесумы). Скорее, это был общий дух этой цивилизации, которая как будто остановилась в своем развитии или вообще представляла собой привнесенную извне высокую культуру, тонким слоем покрывавшую более примитивную основу.
Величественные здания производили сильное впечатление и были искусно спроектированы, но построены не из тщательно обтесанных каменных блоков, а из примитивного булыжника, скрепленного обычным раствором. Торговля процветала, но это была меновая торговля. Дань с подчиненных народов собиралась натуральными продуктами, налоги платились точно так же – индейцы не имели понятия о деньгах. Ткани изготавливались на самых примитивных станках, а волокна хлопка пряли при помощи глиняных веретен, похожих на те, что были найдены в Старом Свете на руинах Трои (второе тысячелетие до нашей эры) и в Палестине (третье тысячелетие до нашей эры). В отношении орудий труда и оружия ацтеки пребывали в каменном веке – по необъяснимой причине они не знали металлов, хотя владели ювелирным искусством. В качестве ножей они использовали пластины похожего на стекло обсидиана (одними из самых распространенных предметов эпохи ацтеков были обсидиановые ножи, которыми вырезали сердца пленников…).
Считалось, что остальные индейские племена не имели письменности, и в этом отношении – по меньшей мере – ацтеки стояли на более высокой ступени развития. Однако их письменность нельзя отнести ни к алфавитной, ни к фонетической. Это просто набор картинок, похожий на комиксы (рис. 6а). Для сравнения можно привести следующий пример: на Ближнем Востоке письменность, зародившаяся примерно за 3800 лет до нашей эры (в Шумере) в форме пиктограмм, быстро стилизовалась в клинопись, а затем из нее развилось сначала фонетическое письмо, в котором значки применялись для обозначения звуков, а к концу второго тысячелетия до нашей эры и полноценный алфавит. Пиктографическое письмо появилось в Египте одновременно с монархией, примерно в 3100 году до нашей эры, и тоже быстро развилось в систему иероглифического письма.