Страница:
- Нечего делать моим генералам. Война заканчивается. Пускай мои генералы стройкой побалуются до лучших дней, - так они и порешили, лейтенант. Такая вот сказка.
- Закрутили мальчики шарашку. Не спросили генеральчики Парашку. Товарищ майор, если это сказка, то конец у нее должен быть счастливым. Что будет дальше?
- Для вас счастливый конец - это дембель. Нам же придется ждать дольше. Профессиональная армия - вот наше спасение. Только она с танкистов и десант ников снимет позорные петлицы, в которых перекрещенные топоры, напоминающие мотыги, - с тихой болью в голосе сказал майор.
Над головой мелькнул плакат: "Водитель! Въезд в город Вологду на грязных автомобилях запрещен!"
- Вот мы и приехали! Прощай, лейтенант! - Товарищ майор, желаю вам счаст ливого окончания сказки. Группа офицеров из другой бригады вышла из автобуса и направилась на железнодорожный вокзал. Стройлагерь для остальных был рядом.
-6
Инженеров приказом командира превращали в старших машин - это пастух спра ва от водителя с месячным окладом в четыреста рублей, причем в лагерях нало гов не знают. Есть в этих лагерях пастухи и с большими окладами - это зависит от количества голов в их стаде.
- Товарищ, лейтенант, привезите бетон, но мелкий, - приказал комбат. Ри хард, пожав плечами, попытался уточнить приказ, на что полковник Чук дал пол ное объяснение:
- Мелкий бетон - это когда он без камней. - Может, нужен раствор? - засом невался Рихард. - Да! - произнес комбат, обрадованный тем, что его поняли бестолковые инженеры. Перекликаются лагеря, перекликаются времена. На суде Крыленко сбивается, ось вагона вместо оси паровоза. Как долго еще будут про черчены во времени эти дикие параллели? Такой вопрос мы стали задавать себе много позже, а тогда приказы не обсуждались.
После приказа инженеры бросились в парк получать машины, но по дороге всех перехватил капитан Улыбкин. На заводы отправили прапорщиков, а инженеров по садили высасывать из пальца, брать с потолка месячный план. После долгого и мучительного высасывания нас ждала желанная премия.
Государственное нормирование описывает производство таким, каким оно не может быть на земле, - и этим напоминает социалистический реализм в беллет ристике.
Василий Григорьевич Власов - классик тухты на лесоповале. Одним росчерком вашего пера стволы были свалены, съедены, списаны - и снова гордо стояли, зеленея хвоей! Великое слово, кочует по лагерям! Тухта!
- Вот сумма, на которую вы должны выйти, чтоб сегодня вечером все процен товки были готовы,- приказал главный инженер Улыбкин.
- Выполнение может не позволить выйти на такую сумму, - возразил Рихард.
- Мы на льготном финансировании, сметной документации нет, пишите все, что придет в голову, - просветил Улыбкин и мило улыбнулся. Через несколько часов обмеров и вычислений группа инженеров едва вышла на половину приказанной сум мы. Первым отказался писать тухту Андрус.
- Всех посадят! - воскликнул он и отбросил в сторону ворох бумаг. - Анд рус, не расстраивайся. Вологодская пересылка рядом, далеко не повезут, - ус покаивал своего коллегу Рихард. - Последний, скажи число. - Восемь. - Хорошо! Сунем восемь тонн арматуры в этот бетонный фундамент. - Но там же ее нет! опять воскликнул Андрус. - Финансирование у нас льготное, значит будет, опять успокоил нас Рихард. Через несколько часов методом почкования тысячи превратились в десятки тысяч, а те в свою очередь в сотни. Вот он, план! Вот она, тухта во все времена! Были случаи, когда выполнение батальона за месяц превышало полмиллиона рублей. Личный состав части составлял двести пятьдесят человек. При самом минимуме каждый солдат должен был получать триста рублей в месяц, но получал в основном семь. Солдату хватало, и он не жаловался.
Тухта - затея, как прожить, а вовсе не нажиться, а вовсе не ограбить госу дарство. Нельзя государству быть таким слишком лютым и толкать подданных на обман. Так принято говорить у заключенных: "Без тухты и аммонала, не построи ли б канала". Так было раньше. Тухта в лагерях нового типа и та стала пороч на. Без нее не будет квартир, без нее не будет премии, без нее не будет орде нов и повышения в должности и звании. Без тухты замполита не переведут в центральное управление Арбатского военного округа. А как ему этого хотелось!
- Демагог, демагог без тухты не построили б дорог. Через несколько дней спасительная командировка. Нет разводов, нет совещаний, а есть два выходных в неделю. Встречался я со своими полководцами только у заказчика. Товарищ Насо сиков был наш человек, службу знал.
- Подлей ему, может, и подпишет, - советовал Улыбкин. Рука Насосикова уже дрожала, но нужную бумагу не подписывала. Одно слово, кремень, а не заказчик. Первый раунд центральное управление вчистую проиграло. Гонг - буль, буль... Второй раунд.
- Последний, наше не подписывает давай твои процентовки, - удивил меня об ращением капитан Улыбкин.
- Что здесь? - Отсыпка насыпи. - Кубатура хороша! Расценка вот только ма ловата, - возмутился капитан. - Плечо перевозки короткое, поэтому и расценка невелика. - Более дальний карьер у тебя есть? - В тридцати километрах...
Пересчитай на тридцать и вперед, - приказал Улыбкин. - Такая тухта не пройдет! - Во-первых, не тухта, а льготное финансирование, а во-вторых, со смазкой пройдет, - уверенно дирижировал флаконом капитан Улыбкин. Гонг буль, буль...
Третий раунд. Два прямых и левой сбоку - тридцать тысяч. Хорошо! Давай... Давай... Левой, левой - еще десять тысяч. По корпусу и отошел с ударом. Хоро шо! Правой в голову через руку - пятьдесят тысяч. Гонг - буль, буль... Заказ чик в состоянии гроги в середине десятого раунда, подписывал все, уже не гля дя, оставляя после каждого своего удара прямой правой автограф на очередной процентовке. Гонг - буль, буль... Банк - судья. Победу по рублям одержала бригада. Крепкие ребята с крепкой печенью могли вести поединок до утра. Одно слово, профессионалы. Гонг - буль, буль... Есть план! Есть премия!
После успешного подписания процентовок за октябрь я заехал на несколько дней в лагерь. Рихард первым отправился домой в отпуск. Командование оценило его трудолюбие, но чего ему это стоило, знали немногие. Каждый день он с ко лонной машин ездил по заводам. Вечерами работа с документацией: процентовки, матотчет. Все короче становилась у него ночь и все толще материальный отчет. Несуществующие материалы десятками тысяч шли на остатки, превращаясь в воз дух.
- Рихард бросил все и уехал домой с неутвержденным матотчетом за четыре месяца, - сказал Андрус, когда я зашел в палатку производственного отдела.
- Кто утверждает отчет? - Полковник Беспалый, - ответил Андрус. - Попро буйте сбросить материальную ответственность на непосредственных производите лей работ, - посоветовал я, хотя в чушь, которую сказал сам, не поверил.
- Последний, возвращайся, - тихо попросил Андрус, не глядя мне в глаза.
-7
Ушел я из лагеря полем чудес, уже издали заметив капитана Степанова. За неделю до этого к ротному приехала жена, и полковник Чук отпустил его на це лых три дня. Ротный лавировал между лужами, защищая блеск хромовых сапог от раскисшей глины. Надо сказать - это у него плохо получалось. Встретились два пилигрима.
- Привет, капитан, как отпуск? - Случка кончилась, служба началась. Что в части? - Смотр песни и строя на болоте. - Ясно! Опять первенство частей по синхронному плаванию, - сказал капитан и поплыл дальше значительно медленнее. В часть, куда меня прикомандировали, я не поехал. Одни думали, что я в коман дировке, другие, что в лагере, а я дома отмечал очередную годовщину Октября. Как выяснилось потом из подобных мне умников, в армии можно формировать ба тальоны. Самое же главное: избегайте общих работ! Избегайте их с первого же дня! В первый день попадете - и пропали уже навсегда. "Последний, возвращай ся", - эти слова Андруса заставили меня приехать в лагерь. В лагере я и ос тался навсегда.
Общие работы - это главные основные работы, которые ведутся в далеком ла гере. Старайтесь любой ценой - не попадать на общие! Почти весь батальон был брошен на Бокало-Молчало в декабре. Северные морозы, а согреться можно только лопатой. Давай!.. Давай!.. Давай!..
- Почему не платят полевые? Мы же в поле живем, - возмущались некоторые офицеры.
- Это поле чудес, а как известно дуракам деньги не нужны, потому и не пла тят, - освоившись, отвечал на все вопросы Андрус.
Зимой лагерь изменился. Личный состав справил очередное новоселье. Новые палатки приняли солдат и офицеров. На КПП повесили плакат: "Воин-дорожник! Родина верит, ты построишь дороги Нечерноземья!" Изменились наши лозунги. Длинно и с каким-то сомнением. Вот раньше были времена. "Народ и партия едины!" Моржу на Чукотке и то ясно, что они заодно, идя на дно. Ниже лозунга, между зеленеющими холмами, воины-дорожники прокладывают дорогу. На вершинах холмов справа и слева высятся белоснежные церкви с золочеными куполами. Во ин-дорожник на переднем плане склонился к нивелиру и в трубу, должно быть, видит светлое будущее, о чем говорит его улыбчивое и загорелое лицо. Видимо, художник политотдела не знал, рисуя идиллический пейзаж, что нивелир ставит все с ног на голову. Этот пейзаж, воткнутый в грязь, и сейчас встречает но вобранцев Вологодского стройлагеря.
Перемены были колоссальные. В лагере торговал военторг, штабные вагончики и палатки наполнились женщинами.
- Зачем вы пошли работать в воинскую часть? - как-то спросил Рихард одну из вольнонаемных.
- Здесь любят и кормят по-настоящему, - ответила милая дама и вышла из па латки.
- Как отдохнул? Как съездил? - начал интересоваться я, когда мы остались одни.
- Ты был прав. Отпуска, действительно, имеют свойство кончаться, но это еще ничего. Все, кому я рассказывал, никто не верит в существование этих строительных лагерей. Хотя уже следующей весной сотни офицеров запаса будут также, как и мы, месить грязь и ждать конца, - сказал Рихард.
- С этим неверием я уже столкнулся. Как у тебя с матотчетом? - задавал я вопрос за вопросом. Рихард как-то сразу сник. Взгляд его стал тусклым.
- Устал я с ним. Инженеров в штабе бригады нет, одни соцхозработники. Пол ковники заняли удобную позицию: ничего не подписывать, значит спать спокой ней. Несписанных материалов уже на полмиллиона. Движение их никто не контро лирует, но воруют, как нигде! Идут они на ремонт офицерских квартир, на про пой, да и просто в болото...
- Товарищи офицеры, можно войти, - прервал речь Рихарда с порога палатки один из взводных.
- Входи, взводный. Рапорт на увольнение уже написал? - встретил Рихард вопросом взводного. Молодой лейтенант последнего года выпуска подсел рядом. Сбросил шапку-ушанку голубого меха и начал свой рассказ:
- Сегодня по приказу зашел я к нашему начштаба. Захожу, сидят двое: Гек и наш замполит, а перед ними на столе мой рапорт на увольнение. Начал меня про рабатывать майор Гек: "Ты же кадровый офицер. Ну, ладно, нытики- двухгодични ки рапорта пишут, да они всю армию развалили", - майор наш был в ударе. Нес колько тысяч двухгодичников многомиллионную армию развалили. Хватит служака, - сказал взводный и вскочил с табурета. Дальше он продолжал свой рассказ уже стоя.
- Говорит, значит, Гек: "Неужели тебя, взводный, не интересует год за пол тора, сорок пять суток отпуск и сорок процентов премия". Я ему с безразличи ем: "Нет!"
В это время в палатку вошел наш истопник, бросив охапку дров возле печки он присоединился к нам в качестве слушателя. Эльдара мы слушали с удивлением. Целый театр одного актера в палатке производственного отдела. Талант!
- "Товарищ майор, как вам наши льготы?" - обратился Гек к Манкину, - ска зал Эльдар. Взводный бесшумно пробил чечетку валенками и продолжил:
- И тут вступает замполит Манкин: "У меня душа поет..." Нас разрывал смех, но Эльдар решил добить всех окончательно и себя в том числе. - Значит, Манкин сказал: "У меня душа поет", потом закатил свои глаза и добавил: "Много ли нам коммунистам надо. Хороший стол, хороший стул..." и, уже поглаживая себя по животу, добавил: "Конституция у нас такая!" - рассказчик смолк, но мы напол нили палатку смехом усталых людей. Истопник - рядовой Баранов корчился от смеха в углу палатки, зарывшись в дровах.
- Манкин у нас истый партиец, - закончил свой рассказ молодой лейтенант. Спасает всех муля в лагерях. Знал это взводный, поэтому ходил он по лагерю и нес всем свой талант. В палатку пришли офицеры погреться, прижались к печке взводные: Чернодор, Саратовский Чародей, зашел и наш начальник Деловани. Офи церы, пораженные нашим смехом, стали требовать повторить рассказ. Истопник повторения не вынес, он выполз из палатки на четвереньках. Эльдар закончил свой повтор, но сразу же начал рассказывать другую мулю:
- Сегодня, как видите, я дежурный по части, - сказал взводный, показав на свою повязку. - Ночью приснился сон нашему Чуку. Чук на белом коне проводит большую вечернюю поверку. Начал Чук перекличку: "Эстония - Я! Латвия - Я! Литва. Литва!.." В ответ только молчание. "В лагере самоволка" - взревел гор дый всадник. "Поймать, наказать, поставить в строй! Квартира у меня там! Ни чего! Танки там еще есть, не все переплавили". Бессонная у меня была ночь, кошмары снились нашему комбату, - закончил взводный, а через минуту на пороге палатки выросла фигура комбрига. Командир строительной бригады с порога начал возводить этаж на этаж. Закончил он свой монолог тем, что всем объявил выход ной день. - Это самое страшное наказание в лагере, когда тебе объявляют вы ходной, как в песне, и отнимает день от очередного отпуска главный запевала. Затем полковник обещал снести палатку бульдозером, а мы стояли, вытянувшись по стойке смирно, и ждали, когда же это произойдет. Актер исчез, громко хлоп нув дверью. На этом представление окончилось.
-8
В тот же день, а, может быть, и в другой (в лагере они все одного цвета серого) к нам пожаловал на строительство складов полковник Беспалый. Градом посыпались советы и наставления.
- Товарищ полковник, я - инженер-строитель и могу показать вам свой дип лом. Вы мне покажите свой, тогда и поговорим, - наглостью попытался я отпра вить полковника заниматься своими делами - идите принимать матотчет, а уж са рай мы и без вас построим, - так я нажил еще одного врага с полковничьими по гонами.
- Время еще есть! Тебе придется пожалеть о сказанном, - бросил фразу, ухо дя, полковник. Здесь надо, правда, еще сказать о том, что этот офицер, за два года моего пребывания в Вологодском военностроительном лагере, никому ничего дурного не сделал, он был просто не на своем месте, поэтому его потом сильно повысили, отправив дальше на север, но вернемся к нашему сараю. Отчаяние бро сило меня на снег. Подошел Чародей, наблюдавший всю сцену.
- Последний, сгоришь! Еще впереди полтора года. - "Хаммунистам" не есть моего мяса, - бубнил я часто про себя, эта фраза почему-то всегда успокаивала меня в лагере. Про себя у нас многие бубнили, был и я малоприметным бубенчи ком в лагерном оркестре. Чародей сел рядом, вытянув вперед свои валенки. На мне же были сапоги. Этим отличаются все "штабные крысы" от ротных офицеров.
- Чародей, я сегодня в бригаде просмотрел сводку несчастных случаев. Пачка сфотографированных трупов, причем многие снимки сделаны прямо в морге. Погиб шие при этом были абсолютно голые. Все фото были подписаны каким-то неизвест ным мне до сих пор садистом. Были там, например, такие: "Лейтенант И, убит мимо проходящим поездом," "Рядовой К, убит упавшей дымовой трубой", "Сержант М, погиб при взрыве кислородного баллона", "Рядовой М, сгорел при стирке об мундирования в бензине" - этот список можно продолжить в бесконечность, и все это преподносится как единичные несчастные случаи в быту и на производстве. Виновных нет! Те условия, в которых мы живем, называют бытом, а условия, в которых работаем, - производством. Смертельный несчастный случай на произ водстве, при ничего не производящем производстве - воистину вахканалия.
- Последний, пойдем на совещание. Ты там давно не был. Совещания в лагере тянутся, как длинные зимние ночи. Дрова потрескивали в печке. Прапорщик Цвет ной писал поэму о бирках. Полчаса происходил дележ автомашин. Тихо было в па латке, тепло. Грязные и усталые лица офицеров с одним только желанием в гла зах - с желанием выспаться, говорили о многом. Командование выяснило ответс твенных на ночь и даже решило, сколько надо завтра машин раствора на столо вую: две или одну. Вьюга выла за брезентом палатки. Когда вошел комбат, вмес те с ним вошла и русская зима. Вскочили офицеры, поеживаясь.
- Садитесь, товарищи офицеры, продолжайте, - отечески всех посадил полков ник.
- Планирование на завтра произведено. Осталось только два вопроса, - доло жил майор Гек.
- Какие? - спросил Чук. - Надо выяснить тему завтрашних политзанятий и сегодня на ночь приказано увеличить количество офицеров в суточном наряде.
- Пропагандист, какая завтра тема? - спросил комбат. - Партия - создатель вооруженных сил СССР, - объявил пропагандист. Все ротные с облегчением вздох нули, видимо, с этой темой они уже где-то встречались.
- Ответственным предлагаю одного из инженеров производственного отдела, сказал начштаба Гек, вдавливая меня своим взглядом в остов палатки. Не дожи даясь своей фамилии, я произнес на это предложение следующее: "В этом вопро се, товарищ майор, вы не спланировали, а спикировали и причем весьма неудач но". Совещание оживилось. Началась карусель. Первым в хвост попытался зайти Гек.
- Я вам приказываю, товарищ лейтенант. После чего последовала длинная пау за, которая перешла во всеобщий смех.
- Почему молчите, товарищ лейтенант? - взревел повышенными оборотами Гек.
- Я знаю, что надо ответить: "Есть!", а если нет, тогда как - забыл, - от ветил я.
- Чего нет? - со злостью майор разрывал пустоту. - Желания! - коротко от ветил я. После чего Гек, кувыркаясь и дымя, начал падать на свое место, и вдруг где-то сбоку вынырнул "лаптежник". Силы у меня были на исходе, от злос ти перехватило в горле.
- Инженер, будь моя воля, я бы тебя расстрелял, - лапотно начал полковник.
- Товарищ полковник, не тридцать восьмой год, - попытался я принять бой, не веря в успех.
- Тогда бы посадил. Нельзя было показывать свою слабость и заступить в ни кому не нужный наряд. В молчании я взмыл вверх из последних сил, но спасение было рядом.
- Товарищ полковник, не сорок восьмой год, - коротко сказал Рихард.
- Тогда бы, тогда бы... - Товарищ полковник, восемьдесят восьмой год. Не забывайтесь! - блеснул крылом своей принципиальности капитан Степанов. Со вещание закончилось тем, что в наряд пошел мой начальник.
Разводы и совещания, дни и ночи - все сковал декабрьский мороз в однооб разной жизни лагеря, только команды командиров пробивались из воя вьюги: "Да вай!.. Давай!.. Давай!.." И не было этому конца. - Равняйсь! Смирно! Не шеве лись! - доносилось из-за забора лагеря, когда я уходил в свой первый отпуск. Перед моим отпуском торжественно сожгли дотла продовольственно-вещевой склад. Такой чести мало кто удостаивался.
- Вот уже за окном поезда Рыбинское водохранилище - огромный отстойник че ловеческого горя. Домой!..
-9
В отпускной билет штамп "выбыл", бушлат на плечи и в строй. Отпуска имеют свойство кончаться. Пролетел и мой незаметно.
- Равняйсь! Смирно! Не шевелись! Здравствуйте, товарищи солдаты, - все это лагерщина.
- Здравствуй, первая карантинная рота!.. - Должны отрывисто крикнуть: "Здра!" - Плохо, еще раз! Двести человек крикнут - стены падать должны!.. Снова здравствуй, первая карантинная рота!.. Должны громко и четко крикнуть: "Здравия желаю, товарищ полковник!"
- Плохо. Еще раз. Здравствуйте, товарищи солдаты! - Здравия желаю, товарищ полковник! - Плохо! Товарищи офицеры, тренируйте личный состав приветствовать командира.
- Эх, дороги - пыль да туман,
Холода, тревоги да степной бурьян...
запел Андрус под разноголосицу рот и взводов. Полковник с инспекцией пошел вдоль строя бригады, выкрикивая короткие реплики:
- Этой роте выдайте копья! В этот взвод поставьте Марфу-Посадницу! - Пос ледний, о какой Марфе идет речь? - начал теребить меня вопросами Андрус. - Не обращай внимания на бред сивой кобылы. - Что такое бред сивой кобылы? Бред это у-у-у.., - попытался Андрус изобразить бессвязную речь больного. - Да. Кобыла - это цок-цок... - Да. - Сивый - это цвет. - Да! - Теперь я понял! воскликнул Андрус. - Что? - спросило пол-управления батальона и застыло в ожидании. - Марфа - это посланница божья на белой лошади для борьбы с дурака ми, - мило всех ошарашил ответом эстонец.
- Здравствуйте, товарищи солдаты! - Здравия желаю, товарищ полковник! удачно грохнули сотни солдатских глоток всей бригады. - Офицеры, ко мне! воскликнул довольный комбриг, но мне почему-то на морозе всегда слышалось: "К ноге!" - Пошло, поехало, - сказал Рихард и двинулся вперед. Из речи комбрига мы узнали, что все младшие офицеры - бездельники. Государство нас кормит, одевает, а мы даже не можем работать без выходных.
- Не можем! - кто-то сказал из офицеров. - Закройте рот, товарищ лейте нант, - бесцеремонно вел разговор наш полковник. Молодой офицер попятился в последние ряды. Вдогонку ему начальник политотдела бросил хлесткую фразу:
- Ты сколько денег перевел в фонд Мира? Все двухгодичники должны пол-окла да отдавать в фонд Мира, потому что вы их не зарабатываете...
- Воистину коновал! Как ему только людей доверили? - задал себе вопрос Ри хард, но ответить на него не успел. Ответил на все вопросы комбриг.
- Произвести развод на работы! - скомандовал он и направился в штаб брига ды. Все офицеры вернулись в строй своих батальонов. С речью к солдатам обра тился майор Гек:
- Товарищи солдаты! У нас плохое положение с забором. Нанесем удар по за бору. Надо напрячь все силы нашего батальона и закончить забор в срок, - так время шло к обеду, а развод к концу. После развода офицеры заходили, как пра вило, в магазины военторга. При ощупывании товаров и осмотре пряностей они нагуливали себе аппетит. Затем полем чудес, с обильно выделяющейся слюной, офицеры отправлялись в город на обед. К тому времени уже все снялись с котло вого довольствия и получали один рубль и шесть копеек в сутки, но никто при этом не падал на госпитальную койку с диагнозом: "Дристня!"
Возвращались все по-разному, но большинство к совещанию. Пропустить сове щание - это значит потерять день отпуска. Совещание - совестьчаяние...
- Что скажет зампотыл? - спросил Чук. - "Бятон давай!" - ответил незнако мый мне майор. Опять давай, давай... - Товарищ майор, фонды по цементу выбра ны, поэтому бетона до конца месяца не будет, - попытался, как можно доходчи вее объяснить положение с бетоном Рихард.
- У вас еще что-нибудь есть? - тихо спросил комбат нового зампотыла.
- Раствор давай! - опять воскликнул новый майор. - Нет цемента, поэтому нет раствора, - начал успокаивать своего подчиненного уже сам комбат. - Ну тогда не знаю! - последнее, что произнес зампотыл на первом совестьчаянии. Пропагандист, какая завтра тема? - спросил комбат. - Партия - создатель ВС СССР, - выстрелил капитан, и ротные с облегчением вздохнули. Солнце ушло к врагам. Еще один день в лагере подходил к концу. Сняв валенки и набросив на свой офицерский мундир бушлат и шинель, офицеры засыпали в палатке. Истопник Баранов орудовал кочергой возле печки.
- Баранов, сегодня уснешь, получишь поленом. Понял? - спросил ротный.
- Так точно, товарищ капитан! - ответил сибиряк с улыбкой на лице. Под ут ро я проснулся от страшного холода. Истопник исправно поддерживал температуру наружного воздуха, что было значительно ниже нуля. Баранов, зарывшись в ва ленки, поставленные на просушку над печкой, спал сном младенца. Солдат спит служба идет. Задубевшие сапоги налезли с трудом. Дров у печки не оказалось. Холод выгнал меня за дровами на улицу. Высоко над головой волчье солнышко красота. Солдаты протащили мимо меня огромную пачку досок.
- Откуда дровишки? - спросил я заботливых истопников. - Товарищ лейтенант, заборчик разбираем. С дровами очень трудно. Трудное положение с дровами обес печивало трудное положение с забором, последний в свою очередь обеспечивал всех дровами. Замкнутый круг вокруг всего лагеря в виде разорванной кривой. Пошел и я по этому кругу промышлять тепла. Обрезные доски разгорелись быстро. Палатка наполнилась теплом. Хорошо! Огонь! Баранов, лежа на решетке для про сушки валенок, стал просыхать и немного дымиться. Офицеры были рады исправной службе четырехсотрублевого истопника.
- Последний не хочет пол-оклада переводить в фонд Мира. На полставки ис топником устроился. Хлеб у Баранова отнимает, - посыпалось со всех сторон. Все шутки прекратил ротный.
- Последний, истопник спит? - тихо спросил капитан. - Спит. - Ты этому мерзавцу полено в зад засунь, чтоб теплее было! - предложил капитан. После чего сам в одних кальсонах и с поленом в руках бросился за уже проснувшимся истопником. Он был очень близок к осуществлению своего замысла, но остановил его комбриг, появившись на пороге.
- Что за вахканалия? Завтра в этой палатке не будет порядка, я ее бульдо зером снесу. Живете хуже солдат. Развели бордель.
- Хватит орать, - прокричал, высовываясь из-под одеяла, прапорщик Иокубай тис, нагнав легкую багровость на полковника. Затем началось многоэтажное строительство. Братьев Сирс и Робак комбриг перенес в Вологду и воткнул их у "озера" - далеко не Мичиган. Некоторое время спустя, хлопнув дверью, комбриг ушел, а от нашего смеха братья рассыпались, несмотря на прочность монтажа.
- Закрутили мальчики шарашку. Не спросили генеральчики Парашку. Товарищ майор, если это сказка, то конец у нее должен быть счастливым. Что будет дальше?
- Для вас счастливый конец - это дембель. Нам же придется ждать дольше. Профессиональная армия - вот наше спасение. Только она с танкистов и десант ников снимет позорные петлицы, в которых перекрещенные топоры, напоминающие мотыги, - с тихой болью в голосе сказал майор.
Над головой мелькнул плакат: "Водитель! Въезд в город Вологду на грязных автомобилях запрещен!"
- Вот мы и приехали! Прощай, лейтенант! - Товарищ майор, желаю вам счаст ливого окончания сказки. Группа офицеров из другой бригады вышла из автобуса и направилась на железнодорожный вокзал. Стройлагерь для остальных был рядом.
-6
Инженеров приказом командира превращали в старших машин - это пастух спра ва от водителя с месячным окладом в четыреста рублей, причем в лагерях нало гов не знают. Есть в этих лагерях пастухи и с большими окладами - это зависит от количества голов в их стаде.
- Товарищ, лейтенант, привезите бетон, но мелкий, - приказал комбат. Ри хард, пожав плечами, попытался уточнить приказ, на что полковник Чук дал пол ное объяснение:
- Мелкий бетон - это когда он без камней. - Может, нужен раствор? - засом невался Рихард. - Да! - произнес комбат, обрадованный тем, что его поняли бестолковые инженеры. Перекликаются лагеря, перекликаются времена. На суде Крыленко сбивается, ось вагона вместо оси паровоза. Как долго еще будут про черчены во времени эти дикие параллели? Такой вопрос мы стали задавать себе много позже, а тогда приказы не обсуждались.
После приказа инженеры бросились в парк получать машины, но по дороге всех перехватил капитан Улыбкин. На заводы отправили прапорщиков, а инженеров по садили высасывать из пальца, брать с потолка месячный план. После долгого и мучительного высасывания нас ждала желанная премия.
Государственное нормирование описывает производство таким, каким оно не может быть на земле, - и этим напоминает социалистический реализм в беллет ристике.
Василий Григорьевич Власов - классик тухты на лесоповале. Одним росчерком вашего пера стволы были свалены, съедены, списаны - и снова гордо стояли, зеленея хвоей! Великое слово, кочует по лагерям! Тухта!
- Вот сумма, на которую вы должны выйти, чтоб сегодня вечером все процен товки были готовы,- приказал главный инженер Улыбкин.
- Выполнение может не позволить выйти на такую сумму, - возразил Рихард.
- Мы на льготном финансировании, сметной документации нет, пишите все, что придет в голову, - просветил Улыбкин и мило улыбнулся. Через несколько часов обмеров и вычислений группа инженеров едва вышла на половину приказанной сум мы. Первым отказался писать тухту Андрус.
- Всех посадят! - воскликнул он и отбросил в сторону ворох бумаг. - Анд рус, не расстраивайся. Вологодская пересылка рядом, далеко не повезут, - ус покаивал своего коллегу Рихард. - Последний, скажи число. - Восемь. - Хорошо! Сунем восемь тонн арматуры в этот бетонный фундамент. - Но там же ее нет! опять воскликнул Андрус. - Финансирование у нас льготное, значит будет, опять успокоил нас Рихард. Через несколько часов методом почкования тысячи превратились в десятки тысяч, а те в свою очередь в сотни. Вот он, план! Вот она, тухта во все времена! Были случаи, когда выполнение батальона за месяц превышало полмиллиона рублей. Личный состав части составлял двести пятьдесят человек. При самом минимуме каждый солдат должен был получать триста рублей в месяц, но получал в основном семь. Солдату хватало, и он не жаловался.
Тухта - затея, как прожить, а вовсе не нажиться, а вовсе не ограбить госу дарство. Нельзя государству быть таким слишком лютым и толкать подданных на обман. Так принято говорить у заключенных: "Без тухты и аммонала, не построи ли б канала". Так было раньше. Тухта в лагерях нового типа и та стала пороч на. Без нее не будет квартир, без нее не будет премии, без нее не будет орде нов и повышения в должности и звании. Без тухты замполита не переведут в центральное управление Арбатского военного округа. А как ему этого хотелось!
- Демагог, демагог без тухты не построили б дорог. Через несколько дней спасительная командировка. Нет разводов, нет совещаний, а есть два выходных в неделю. Встречался я со своими полководцами только у заказчика. Товарищ Насо сиков был наш человек, службу знал.
- Подлей ему, может, и подпишет, - советовал Улыбкин. Рука Насосикова уже дрожала, но нужную бумагу не подписывала. Одно слово, кремень, а не заказчик. Первый раунд центральное управление вчистую проиграло. Гонг - буль, буль... Второй раунд.
- Последний, наше не подписывает давай твои процентовки, - удивил меня об ращением капитан Улыбкин.
- Что здесь? - Отсыпка насыпи. - Кубатура хороша! Расценка вот только ма ловата, - возмутился капитан. - Плечо перевозки короткое, поэтому и расценка невелика. - Более дальний карьер у тебя есть? - В тридцати километрах...
Пересчитай на тридцать и вперед, - приказал Улыбкин. - Такая тухта не пройдет! - Во-первых, не тухта, а льготное финансирование, а во-вторых, со смазкой пройдет, - уверенно дирижировал флаконом капитан Улыбкин. Гонг буль, буль...
Третий раунд. Два прямых и левой сбоку - тридцать тысяч. Хорошо! Давай... Давай... Левой, левой - еще десять тысяч. По корпусу и отошел с ударом. Хоро шо! Правой в голову через руку - пятьдесят тысяч. Гонг - буль, буль... Заказ чик в состоянии гроги в середине десятого раунда, подписывал все, уже не гля дя, оставляя после каждого своего удара прямой правой автограф на очередной процентовке. Гонг - буль, буль... Банк - судья. Победу по рублям одержала бригада. Крепкие ребята с крепкой печенью могли вести поединок до утра. Одно слово, профессионалы. Гонг - буль, буль... Есть план! Есть премия!
После успешного подписания процентовок за октябрь я заехал на несколько дней в лагерь. Рихард первым отправился домой в отпуск. Командование оценило его трудолюбие, но чего ему это стоило, знали немногие. Каждый день он с ко лонной машин ездил по заводам. Вечерами работа с документацией: процентовки, матотчет. Все короче становилась у него ночь и все толще материальный отчет. Несуществующие материалы десятками тысяч шли на остатки, превращаясь в воз дух.
- Рихард бросил все и уехал домой с неутвержденным матотчетом за четыре месяца, - сказал Андрус, когда я зашел в палатку производственного отдела.
- Кто утверждает отчет? - Полковник Беспалый, - ответил Андрус. - Попро буйте сбросить материальную ответственность на непосредственных производите лей работ, - посоветовал я, хотя в чушь, которую сказал сам, не поверил.
- Последний, возвращайся, - тихо попросил Андрус, не глядя мне в глаза.
-7
Ушел я из лагеря полем чудес, уже издали заметив капитана Степанова. За неделю до этого к ротному приехала жена, и полковник Чук отпустил его на це лых три дня. Ротный лавировал между лужами, защищая блеск хромовых сапог от раскисшей глины. Надо сказать - это у него плохо получалось. Встретились два пилигрима.
- Привет, капитан, как отпуск? - Случка кончилась, служба началась. Что в части? - Смотр песни и строя на болоте. - Ясно! Опять первенство частей по синхронному плаванию, - сказал капитан и поплыл дальше значительно медленнее. В часть, куда меня прикомандировали, я не поехал. Одни думали, что я в коман дировке, другие, что в лагере, а я дома отмечал очередную годовщину Октября. Как выяснилось потом из подобных мне умников, в армии можно формировать ба тальоны. Самое же главное: избегайте общих работ! Избегайте их с первого же дня! В первый день попадете - и пропали уже навсегда. "Последний, возвращай ся", - эти слова Андруса заставили меня приехать в лагерь. В лагере я и ос тался навсегда.
Общие работы - это главные основные работы, которые ведутся в далеком ла гере. Старайтесь любой ценой - не попадать на общие! Почти весь батальон был брошен на Бокало-Молчало в декабре. Северные морозы, а согреться можно только лопатой. Давай!.. Давай!.. Давай!..
- Почему не платят полевые? Мы же в поле живем, - возмущались некоторые офицеры.
- Это поле чудес, а как известно дуракам деньги не нужны, потому и не пла тят, - освоившись, отвечал на все вопросы Андрус.
Зимой лагерь изменился. Личный состав справил очередное новоселье. Новые палатки приняли солдат и офицеров. На КПП повесили плакат: "Воин-дорожник! Родина верит, ты построишь дороги Нечерноземья!" Изменились наши лозунги. Длинно и с каким-то сомнением. Вот раньше были времена. "Народ и партия едины!" Моржу на Чукотке и то ясно, что они заодно, идя на дно. Ниже лозунга, между зеленеющими холмами, воины-дорожники прокладывают дорогу. На вершинах холмов справа и слева высятся белоснежные церкви с золочеными куполами. Во ин-дорожник на переднем плане склонился к нивелиру и в трубу, должно быть, видит светлое будущее, о чем говорит его улыбчивое и загорелое лицо. Видимо, художник политотдела не знал, рисуя идиллический пейзаж, что нивелир ставит все с ног на голову. Этот пейзаж, воткнутый в грязь, и сейчас встречает но вобранцев Вологодского стройлагеря.
Перемены были колоссальные. В лагере торговал военторг, штабные вагончики и палатки наполнились женщинами.
- Зачем вы пошли работать в воинскую часть? - как-то спросил Рихард одну из вольнонаемных.
- Здесь любят и кормят по-настоящему, - ответила милая дама и вышла из па латки.
- Как отдохнул? Как съездил? - начал интересоваться я, когда мы остались одни.
- Ты был прав. Отпуска, действительно, имеют свойство кончаться, но это еще ничего. Все, кому я рассказывал, никто не верит в существование этих строительных лагерей. Хотя уже следующей весной сотни офицеров запаса будут также, как и мы, месить грязь и ждать конца, - сказал Рихард.
- С этим неверием я уже столкнулся. Как у тебя с матотчетом? - задавал я вопрос за вопросом. Рихард как-то сразу сник. Взгляд его стал тусклым.
- Устал я с ним. Инженеров в штабе бригады нет, одни соцхозработники. Пол ковники заняли удобную позицию: ничего не подписывать, значит спать спокой ней. Несписанных материалов уже на полмиллиона. Движение их никто не контро лирует, но воруют, как нигде! Идут они на ремонт офицерских квартир, на про пой, да и просто в болото...
- Товарищи офицеры, можно войти, - прервал речь Рихарда с порога палатки один из взводных.
- Входи, взводный. Рапорт на увольнение уже написал? - встретил Рихард вопросом взводного. Молодой лейтенант последнего года выпуска подсел рядом. Сбросил шапку-ушанку голубого меха и начал свой рассказ:
- Сегодня по приказу зашел я к нашему начштаба. Захожу, сидят двое: Гек и наш замполит, а перед ними на столе мой рапорт на увольнение. Начал меня про рабатывать майор Гек: "Ты же кадровый офицер. Ну, ладно, нытики- двухгодични ки рапорта пишут, да они всю армию развалили", - майор наш был в ударе. Нес колько тысяч двухгодичников многомиллионную армию развалили. Хватит служака, - сказал взводный и вскочил с табурета. Дальше он продолжал свой рассказ уже стоя.
- Говорит, значит, Гек: "Неужели тебя, взводный, не интересует год за пол тора, сорок пять суток отпуск и сорок процентов премия". Я ему с безразличи ем: "Нет!"
В это время в палатку вошел наш истопник, бросив охапку дров возле печки он присоединился к нам в качестве слушателя. Эльдара мы слушали с удивлением. Целый театр одного актера в палатке производственного отдела. Талант!
- "Товарищ майор, как вам наши льготы?" - обратился Гек к Манкину, - ска зал Эльдар. Взводный бесшумно пробил чечетку валенками и продолжил:
- И тут вступает замполит Манкин: "У меня душа поет..." Нас разрывал смех, но Эльдар решил добить всех окончательно и себя в том числе. - Значит, Манкин сказал: "У меня душа поет", потом закатил свои глаза и добавил: "Много ли нам коммунистам надо. Хороший стол, хороший стул..." и, уже поглаживая себя по животу, добавил: "Конституция у нас такая!" - рассказчик смолк, но мы напол нили палатку смехом усталых людей. Истопник - рядовой Баранов корчился от смеха в углу палатки, зарывшись в дровах.
- Манкин у нас истый партиец, - закончил свой рассказ молодой лейтенант. Спасает всех муля в лагерях. Знал это взводный, поэтому ходил он по лагерю и нес всем свой талант. В палатку пришли офицеры погреться, прижались к печке взводные: Чернодор, Саратовский Чародей, зашел и наш начальник Деловани. Офи церы, пораженные нашим смехом, стали требовать повторить рассказ. Истопник повторения не вынес, он выполз из палатки на четвереньках. Эльдар закончил свой повтор, но сразу же начал рассказывать другую мулю:
- Сегодня, как видите, я дежурный по части, - сказал взводный, показав на свою повязку. - Ночью приснился сон нашему Чуку. Чук на белом коне проводит большую вечернюю поверку. Начал Чук перекличку: "Эстония - Я! Латвия - Я! Литва. Литва!.." В ответ только молчание. "В лагере самоволка" - взревел гор дый всадник. "Поймать, наказать, поставить в строй! Квартира у меня там! Ни чего! Танки там еще есть, не все переплавили". Бессонная у меня была ночь, кошмары снились нашему комбату, - закончил взводный, а через минуту на пороге палатки выросла фигура комбрига. Командир строительной бригады с порога начал возводить этаж на этаж. Закончил он свой монолог тем, что всем объявил выход ной день. - Это самое страшное наказание в лагере, когда тебе объявляют вы ходной, как в песне, и отнимает день от очередного отпуска главный запевала. Затем полковник обещал снести палатку бульдозером, а мы стояли, вытянувшись по стойке смирно, и ждали, когда же это произойдет. Актер исчез, громко хлоп нув дверью. На этом представление окончилось.
-8
В тот же день, а, может быть, и в другой (в лагере они все одного цвета серого) к нам пожаловал на строительство складов полковник Беспалый. Градом посыпались советы и наставления.
- Товарищ полковник, я - инженер-строитель и могу показать вам свой дип лом. Вы мне покажите свой, тогда и поговорим, - наглостью попытался я отпра вить полковника заниматься своими делами - идите принимать матотчет, а уж са рай мы и без вас построим, - так я нажил еще одного врага с полковничьими по гонами.
- Время еще есть! Тебе придется пожалеть о сказанном, - бросил фразу, ухо дя, полковник. Здесь надо, правда, еще сказать о том, что этот офицер, за два года моего пребывания в Вологодском военностроительном лагере, никому ничего дурного не сделал, он был просто не на своем месте, поэтому его потом сильно повысили, отправив дальше на север, но вернемся к нашему сараю. Отчаяние бро сило меня на снег. Подошел Чародей, наблюдавший всю сцену.
- Последний, сгоришь! Еще впереди полтора года. - "Хаммунистам" не есть моего мяса, - бубнил я часто про себя, эта фраза почему-то всегда успокаивала меня в лагере. Про себя у нас многие бубнили, был и я малоприметным бубенчи ком в лагерном оркестре. Чародей сел рядом, вытянув вперед свои валенки. На мне же были сапоги. Этим отличаются все "штабные крысы" от ротных офицеров.
- Чародей, я сегодня в бригаде просмотрел сводку несчастных случаев. Пачка сфотографированных трупов, причем многие снимки сделаны прямо в морге. Погиб шие при этом были абсолютно голые. Все фото были подписаны каким-то неизвест ным мне до сих пор садистом. Были там, например, такие: "Лейтенант И, убит мимо проходящим поездом," "Рядовой К, убит упавшей дымовой трубой", "Сержант М, погиб при взрыве кислородного баллона", "Рядовой М, сгорел при стирке об мундирования в бензине" - этот список можно продолжить в бесконечность, и все это преподносится как единичные несчастные случаи в быту и на производстве. Виновных нет! Те условия, в которых мы живем, называют бытом, а условия, в которых работаем, - производством. Смертельный несчастный случай на произ водстве, при ничего не производящем производстве - воистину вахканалия.
- Последний, пойдем на совещание. Ты там давно не был. Совещания в лагере тянутся, как длинные зимние ночи. Дрова потрескивали в печке. Прапорщик Цвет ной писал поэму о бирках. Полчаса происходил дележ автомашин. Тихо было в па латке, тепло. Грязные и усталые лица офицеров с одним только желанием в гла зах - с желанием выспаться, говорили о многом. Командование выяснило ответс твенных на ночь и даже решило, сколько надо завтра машин раствора на столо вую: две или одну. Вьюга выла за брезентом палатки. Когда вошел комбат, вмес те с ним вошла и русская зима. Вскочили офицеры, поеживаясь.
- Садитесь, товарищи офицеры, продолжайте, - отечески всех посадил полков ник.
- Планирование на завтра произведено. Осталось только два вопроса, - доло жил майор Гек.
- Какие? - спросил Чук. - Надо выяснить тему завтрашних политзанятий и сегодня на ночь приказано увеличить количество офицеров в суточном наряде.
- Пропагандист, какая завтра тема? - спросил комбат. - Партия - создатель вооруженных сил СССР, - объявил пропагандист. Все ротные с облегчением вздох нули, видимо, с этой темой они уже где-то встречались.
- Ответственным предлагаю одного из инженеров производственного отдела, сказал начштаба Гек, вдавливая меня своим взглядом в остов палатки. Не дожи даясь своей фамилии, я произнес на это предложение следующее: "В этом вопро се, товарищ майор, вы не спланировали, а спикировали и причем весьма неудач но". Совещание оживилось. Началась карусель. Первым в хвост попытался зайти Гек.
- Я вам приказываю, товарищ лейтенант. После чего последовала длинная пау за, которая перешла во всеобщий смех.
- Почему молчите, товарищ лейтенант? - взревел повышенными оборотами Гек.
- Я знаю, что надо ответить: "Есть!", а если нет, тогда как - забыл, - от ветил я.
- Чего нет? - со злостью майор разрывал пустоту. - Желания! - коротко от ветил я. После чего Гек, кувыркаясь и дымя, начал падать на свое место, и вдруг где-то сбоку вынырнул "лаптежник". Силы у меня были на исходе, от злос ти перехватило в горле.
- Инженер, будь моя воля, я бы тебя расстрелял, - лапотно начал полковник.
- Товарищ полковник, не тридцать восьмой год, - попытался я принять бой, не веря в успех.
- Тогда бы посадил. Нельзя было показывать свою слабость и заступить в ни кому не нужный наряд. В молчании я взмыл вверх из последних сил, но спасение было рядом.
- Товарищ полковник, не сорок восьмой год, - коротко сказал Рихард.
- Тогда бы, тогда бы... - Товарищ полковник, восемьдесят восьмой год. Не забывайтесь! - блеснул крылом своей принципиальности капитан Степанов. Со вещание закончилось тем, что в наряд пошел мой начальник.
Разводы и совещания, дни и ночи - все сковал декабрьский мороз в однооб разной жизни лагеря, только команды командиров пробивались из воя вьюги: "Да вай!.. Давай!.. Давай!.." И не было этому конца. - Равняйсь! Смирно! Не шеве лись! - доносилось из-за забора лагеря, когда я уходил в свой первый отпуск. Перед моим отпуском торжественно сожгли дотла продовольственно-вещевой склад. Такой чести мало кто удостаивался.
- Вот уже за окном поезда Рыбинское водохранилище - огромный отстойник че ловеческого горя. Домой!..
-9
В отпускной билет штамп "выбыл", бушлат на плечи и в строй. Отпуска имеют свойство кончаться. Пролетел и мой незаметно.
- Равняйсь! Смирно! Не шевелись! Здравствуйте, товарищи солдаты, - все это лагерщина.
- Здравствуй, первая карантинная рота!.. - Должны отрывисто крикнуть: "Здра!" - Плохо, еще раз! Двести человек крикнут - стены падать должны!.. Снова здравствуй, первая карантинная рота!.. Должны громко и четко крикнуть: "Здравия желаю, товарищ полковник!"
- Плохо. Еще раз. Здравствуйте, товарищи солдаты! - Здравия желаю, товарищ полковник! - Плохо! Товарищи офицеры, тренируйте личный состав приветствовать командира.
- Эх, дороги - пыль да туман,
Холода, тревоги да степной бурьян...
запел Андрус под разноголосицу рот и взводов. Полковник с инспекцией пошел вдоль строя бригады, выкрикивая короткие реплики:
- Этой роте выдайте копья! В этот взвод поставьте Марфу-Посадницу! - Пос ледний, о какой Марфе идет речь? - начал теребить меня вопросами Андрус. - Не обращай внимания на бред сивой кобылы. - Что такое бред сивой кобылы? Бред это у-у-у.., - попытался Андрус изобразить бессвязную речь больного. - Да. Кобыла - это цок-цок... - Да. - Сивый - это цвет. - Да! - Теперь я понял! воскликнул Андрус. - Что? - спросило пол-управления батальона и застыло в ожидании. - Марфа - это посланница божья на белой лошади для борьбы с дурака ми, - мило всех ошарашил ответом эстонец.
- Здравствуйте, товарищи солдаты! - Здравия желаю, товарищ полковник! удачно грохнули сотни солдатских глоток всей бригады. - Офицеры, ко мне! воскликнул довольный комбриг, но мне почему-то на морозе всегда слышалось: "К ноге!" - Пошло, поехало, - сказал Рихард и двинулся вперед. Из речи комбрига мы узнали, что все младшие офицеры - бездельники. Государство нас кормит, одевает, а мы даже не можем работать без выходных.
- Не можем! - кто-то сказал из офицеров. - Закройте рот, товарищ лейте нант, - бесцеремонно вел разговор наш полковник. Молодой офицер попятился в последние ряды. Вдогонку ему начальник политотдела бросил хлесткую фразу:
- Ты сколько денег перевел в фонд Мира? Все двухгодичники должны пол-окла да отдавать в фонд Мира, потому что вы их не зарабатываете...
- Воистину коновал! Как ему только людей доверили? - задал себе вопрос Ри хард, но ответить на него не успел. Ответил на все вопросы комбриг.
- Произвести развод на работы! - скомандовал он и направился в штаб брига ды. Все офицеры вернулись в строй своих батальонов. С речью к солдатам обра тился майор Гек:
- Товарищи солдаты! У нас плохое положение с забором. Нанесем удар по за бору. Надо напрячь все силы нашего батальона и закончить забор в срок, - так время шло к обеду, а развод к концу. После развода офицеры заходили, как пра вило, в магазины военторга. При ощупывании товаров и осмотре пряностей они нагуливали себе аппетит. Затем полем чудес, с обильно выделяющейся слюной, офицеры отправлялись в город на обед. К тому времени уже все снялись с котло вого довольствия и получали один рубль и шесть копеек в сутки, но никто при этом не падал на госпитальную койку с диагнозом: "Дристня!"
Возвращались все по-разному, но большинство к совещанию. Пропустить сове щание - это значит потерять день отпуска. Совещание - совестьчаяние...
- Что скажет зампотыл? - спросил Чук. - "Бятон давай!" - ответил незнако мый мне майор. Опять давай, давай... - Товарищ майор, фонды по цементу выбра ны, поэтому бетона до конца месяца не будет, - попытался, как можно доходчи вее объяснить положение с бетоном Рихард.
- У вас еще что-нибудь есть? - тихо спросил комбат нового зампотыла.
- Раствор давай! - опять воскликнул новый майор. - Нет цемента, поэтому нет раствора, - начал успокаивать своего подчиненного уже сам комбат. - Ну тогда не знаю! - последнее, что произнес зампотыл на первом совестьчаянии. Пропагандист, какая завтра тема? - спросил комбат. - Партия - создатель ВС СССР, - выстрелил капитан, и ротные с облегчением вздохнули. Солнце ушло к врагам. Еще один день в лагере подходил к концу. Сняв валенки и набросив на свой офицерский мундир бушлат и шинель, офицеры засыпали в палатке. Истопник Баранов орудовал кочергой возле печки.
- Баранов, сегодня уснешь, получишь поленом. Понял? - спросил ротный.
- Так точно, товарищ капитан! - ответил сибиряк с улыбкой на лице. Под ут ро я проснулся от страшного холода. Истопник исправно поддерживал температуру наружного воздуха, что было значительно ниже нуля. Баранов, зарывшись в ва ленки, поставленные на просушку над печкой, спал сном младенца. Солдат спит служба идет. Задубевшие сапоги налезли с трудом. Дров у печки не оказалось. Холод выгнал меня за дровами на улицу. Высоко над головой волчье солнышко красота. Солдаты протащили мимо меня огромную пачку досок.
- Откуда дровишки? - спросил я заботливых истопников. - Товарищ лейтенант, заборчик разбираем. С дровами очень трудно. Трудное положение с дровами обес печивало трудное положение с забором, последний в свою очередь обеспечивал всех дровами. Замкнутый круг вокруг всего лагеря в виде разорванной кривой. Пошел и я по этому кругу промышлять тепла. Обрезные доски разгорелись быстро. Палатка наполнилась теплом. Хорошо! Огонь! Баранов, лежа на решетке для про сушки валенок, стал просыхать и немного дымиться. Офицеры были рады исправной службе четырехсотрублевого истопника.
- Последний не хочет пол-оклада переводить в фонд Мира. На полставки ис топником устроился. Хлеб у Баранова отнимает, - посыпалось со всех сторон. Все шутки прекратил ротный.
- Последний, истопник спит? - тихо спросил капитан. - Спит. - Ты этому мерзавцу полено в зад засунь, чтоб теплее было! - предложил капитан. После чего сам в одних кальсонах и с поленом в руках бросился за уже проснувшимся истопником. Он был очень близок к осуществлению своего замысла, но остановил его комбриг, появившись на пороге.
- Что за вахканалия? Завтра в этой палатке не будет порядка, я ее бульдо зером снесу. Живете хуже солдат. Развели бордель.
- Хватит орать, - прокричал, высовываясь из-под одеяла, прапорщик Иокубай тис, нагнав легкую багровость на полковника. Затем началось многоэтажное строительство. Братьев Сирс и Робак комбриг перенес в Вологду и воткнул их у "озера" - далеко не Мичиган. Некоторое время спустя, хлопнув дверью, комбриг ушел, а от нашего смеха братья рассыпались, несмотря на прочность монтажа.