Страница:
Шел он не то чтобы крадучись, а просто с профессиональной осторожностью, глазами и стволом оружия по сторонам не водил, в общем, похоже, не ожидал никого здесь встретить в столь ранний час. А впрочем, какой же он ранний, для деревни-то! Если, конечно, не знать, что деревня наша по сути давно превратилась в дачный поселок... Все это я обдумывал, уже лежа в густой траве и уперев в землю напружиненные согнутые руки. Я готов был поклясться, что человек меня не видел. Среди старых яблонь с поникшими корявыми ветвями фигура моя, конечно, не выделялась, но человек приближался, а мне еще предстояло преодолеть метров пятнадцать до стенки крытого двора и незаметно проскочить внутрь через полуотворенную дверь. Впрочем, незаметно - это уже не самое главное. Почему, собственно, я должен был прятаться. Ну, увидит он, что в дом вошел человек. Может быть, даже лучше: затаится, не пойдет сюда напролом. А в том, что ищет он именно нас, я был уверен. Не стала же в конце концов деревня Заячьи Уши центром мироздания! Хотя дело к этому явно шло. На карачках, спрямляя путь, сквозь репьи и крапиву я промчался до входа в дом и, совсем чуть-чуть отодвинув дверь, проскользнул в убежище. Здесь я позволил себе расслабиться, разогнулся и глянул через щель наружу. Диверсант уверенно шагал прямо в сторону моего сада. Три секунды понадобилось мне, чтобы взлететь на сеновал. - Верба! Подъем! Чужой возле дома. Еще не открыв глаз, она отбросила в сторону правую руку и, лишь схватив автомат, приподняла голову и быстро огляделась. - Где? - Там, - я махнул рукой ей за спину, и Верба, мгновенно оценив ситуацию, прильнула к маленькому чердачному окошку и просунула ствол автомата в довольно широкое отверстие между осколками пыльных стекол. И как раз вовремя. Диверсант стоял под яблоней и прислушивался. Его автомат был угрожающе приподнят. - Ни шагу! - резко выкрикнула Татьяна. - Бросить оружие! На какое-то мгновение он напрягся, готовясь к прыжку, потом очевидно поймал взглядом смертоносный раструб и мушку, торчащие из-под крыши в слишком уж явной близости, выпустил оружие и поднял руки. - Я - шестьсот семьдесят второй. У меня послание первому. Двадцать семь пятнадцать. - Первому? - удивилась Верба. - Я - второй. Сорок шесть двадцать один. После этого идиотического обмена цифрами они перешли на более или менее нормальный язык, и Верба тоже автомат опустила. - У меня шифровка для Ясеня. - Я не поняла. Почему не по радио? - Такая шифровка, - лаконично ответил семьдесят второй. - Заходи в дом, - распорядилась Верба, и когда в полумраке сарая, он появился перед нами, поинтересовалась: - Звать-то тебя как? - Зовите Вохой. - Ну, вот что, Воха, ты проходи пока в сени, а я сейчас. Татьяна торопливо натянула трусы, джинсы и не снимая моей рубашки, в которой спала, спустилась вниз. Я спустился следом и услышал, как она тихо сказала ни к кому не обращаясь: - Хреново это. Я не стал переспрашивать, что именно хреново, просто пошел за ней. Все трое мы вошли в комнату. Тополь не спал. Он сидел за столом и что-то бормотал в передатчик. Затем нажал кнопочку, отключился и внимательно посмотрел на нас. - Шифровка для Ясеня, - пояснила Татьяна, кивнув на Воху. - Что ж, принимай, Ясень, - невозмутимо отреагировал Горбовский. Я как мог, постарался скрыть свою растерянность, повернулся к Вохе и сказал: - Давайте. Воха под номером шестьсот семьдесят два извлек из кармана сложенную вчетверо бумажку и протянул мне. Я развернул. Там были цифры. Много цифр. Аккуратными распечатанными на компьютере столбиками. Очень интересное послание. - Спасибо, - сказал я вежливо. - Не за что, - так же вежливо ответил Воха. - Вопросы есть? - Вопросов нет, - сказал я и передал шифровку Тополю. Тополь посмотрел на меня немного странным взглядом, потом скосился на шифровку и помрачнел. - Через кого шифровка? - спросил Тополь. - Через Клена, - ответил Воха. - Ясно, - протянул Тополь. - К нам тоже вопросов никаких? - Водички можно глотнуть? - Можно. Спрайту хочешь? - Лучше простой воды. - Правильно. Долго пешком шел? - Изрядно. Степанов, скотина, не мог поближе подлететь! - Степанов? - улыбнулся Тополь. - Степанов никогда близко не подлетает. И это верно. Шагай, Воха, и не стреляй ни в кого. Ладно? Не надо уже ни в кого стрелять. - Ладно, - согласился Воха как бы неохотно и, допив свою воду, удалился. Дверь давно закрылась за ним, а Тополь все молчал, тупо глядя в шифровку. Похоже было, что он тоже ни черта в этих цифрах не понимает. И Верба была какая-то гашеная. В общем, я ни на шутку встревожился и почти собрался завопить дурным голосом, чтобы покончить с этой тишиной, когда Тополь первым нарушил молчание: - Верба, ты уже объяснила ему или он сам догадался? - Что именно? - встряхнулась Татьяна. - То, о чем мы с тобой вчера говорили. - Н-ну, - Татьяна замялась, - наверно, он сам понимает... - Наверно? Теперь уже "наверно" не годится. Теперь уже точно надо. Слышь, Ясень. Мы с Татьяной будем сейчас говорить об очень серьезных вещах. О самых серьезных. А ты будешь слушать и постараешься понять. Все, что не поймешь, мы тебе потом объясним. У нас теперь нет от тебя никаких тайн. Более того, по возможности, ты должен знать все, что знаем мы. Обязан знать. И прежде, чем ты все это узнаешь, я хочу, чтобы ты понял, Ясень: ты больше никогда не будешь Михаилом Разгоновым. Потому что Михаила Разгонова послезавтра похоронят. Буквально. И у тебя больше не будет прежних друзей, родственников, знакомых. А если случайно, где-то они встретят тебя, ты не имеешь права их узнавать. Потому что тебя уже нет, Разгонов. Тебя убил Золтан. Три дня назад. Выстрелом в упор. Официальная версия для твоих родственников будет, конечно, другая, но тебе не нужно ее знать. Ты никогда не был знаком с Михаилом Разгоновым. Ты только читал его книгу. И что-то слышал о нем. Впрочем, в очень узком кругу посвященных, можно будет признать, что Разгонов был твой двойник. Ты знал об этом. А вот перечень лиц, знающих всю правду, будет совсем невелик, каждого из них ты будешь знать в лицо, ты будешь знать, кто они, где они, что делают, ты будешь поддерживать с ними постоянную и неразрывную связь. Вот, примерно, так. А теперь посиди и послушай. - Можно вопрос? - Нет. Не надо сейчас никаких вопросов. Лучше посиди, послушай и подумай немного. - Хорошо, - согласился я. Мысли путались. До чего еще я не смог догадаться? Чего еще не учел? О чем не подумал? Ведь это же все элементарные вещи, которые надо схватывать на лету: о фотографии двойника на удостоверении, о психологических тестах, о покушении на мою жизнь, о невозможности быть одновременно Ясенем и Разгоновым... Это же все как дважды два, а я соображаю туго, словно тяжело раненый с похмелья и спросонья одновременно. Впрочем, примерно так оно и есть на самом деле. Господи! Да какой из меня разведчик! Или кем они там меня прочат? А вот сейчас и узнаем поточнее. Ну, что же ты молчишь, Тополь, я жду разговора о самых серьезных вещах! Я посмотрел на Тополя и встретился с его внимательным взглядом. Не менее внимательные, только еще более заботливые глаза были у Татьяны. - Мы тебя ждем, - пояснил Тополь, откровенно читая мои мысли. - Переварил? - Ага. Я уже спокоен как танк. - Ну, вот и славненько. Погляди, Верба. Это трогательное послание Дедушки закодировано личным шифром Ясеня. Ты его знаешь? Татьяна на секунду замешкалась, словно впадая в легкую панику, но тут же ответила: - Конечно. - Тогда читай. Кроме тебя, никто не знает. Татьяна взяла три листа бумаги, ручку и минут десять была полностью потеряна для общества. Сосредоточенно чертила таблички, расписывала по клеточкам цифры и буквы, считала что-то на уголке, снова писала, потом, сложив два листа, смотрела напросвет, непрерывно шевелила губами и даже иногда высовывала кончик языка от напряжения и сосредоточенности, как это делают дети. Я так увлекся, наблюдая за ней, что даже перестал думать о своих проблемах. И не услышал стука в дверь. А Тополь услышал, вскочил, как ошпаренный, и вылетел в сени. Оказалось, приходил сосед дядя Федя по поводу баллона с газом. Тополь старика вежливо выпроводил, объяснив, что меня нет, а сам он с женой приехал пожить на пару дней и ни в чем здесь не разбирается. Наконец, Татьяна закончила расшифровку и спросила: - По-русски читать? - Да хоть по-китайски, лишь бы понятно было. Очевидно, пощадив меня, она еще раз прокрутила в голове содержание письма, переводя текст на родной язык, и умирающим голосом сообщила: "Дедушка - Вербе. 20 августа. Ясень для всех жив. Покушения могут повторяться. Золтана брать живым. Схема прежняя. Планы заморозить. Враги могут оказаться сильнее. Имитировать свертывание деятельности. Ближайший вызов Центра будет означать общий сбор. Счастье для всех." Мне ужасно хотелось спросить, как это все расшифровывается дальше, потому что непонятного осталось больше половины. Для меня. А Тополь за каждой фразой видел вполне конкретный смысл и зацепился почему-то лишь за одну, для меня - так самую простенькую. - Черт бы его побрал с этими его многозначными формулировками, - прошипел Тополь. - "Враги могут оказаться сильнее"! Сильнее кого, чего? Сильнее нас? Сильнее, чем мы ожидали? Сильнее, чем они были раньше? Или сильнее всех на свете? Что он хотел сказать, мать его?! В оригинале-то это как? - А в оригинале еще двусмысленней получается, - сказала Верба. - Enemies may be stronger. Чувствуешь элемент сомнения? - Чувствую, - угрюмо согласился Тополь. - Ну, а это "счастье для всех" как тебе нравится? - Татьяна выделила свое. - Думаешь, Дедушка помирать собрался? - Не-ет! Я думаю он нас хоронить собирается. Планы заморозить, общий сбор, имитировать какое-то фуфло... Тушит нас потихонечку. - Брось, - возразил Тополь. - Не похоже. Так не тушат. Спустили бы просто на нас свору натасканных золтанов, и все - вместо российского ИКСа штабель тушенки. - Значит, предупреждает. - Правильно. Об этом и шифровка: враги могут оказаться сильнее. Все остальное - лирика. Вот только какие враги? - Ну, если я правильно понимаю, - сказал Татьяна, - Дедушка сам не знает, какие. - Думаю, что ты правильно понимаешь, потому что, если Дедушка врагов знает, можно считать, что их уже нет. А Дедушка просто чувствует, что кто-то ему в затылок дышит. Чутье-то у него отменное. - И когда же, ты полагаешь, он почувствовал это дыхание? Вчера? - Очевидно. Или позавчера. Ведь восемнадцатого у него было совсем другое настроение. Клянусь. - Да, я помню. Что же могло случиться? - Все что угодно. Глупее всего сейчас гадать на кофейной гуще, - сказал Тополь. - Эту информацию Дедушка счел избыточной. Можно с ним не соглашаться, но для экстренной встречи я не вижу достойного повода, а общий сбор по вызову Центра не может откладываться надолго. - Согласна. А ты не побоишься ехать на этот общий сбор? - Да ты с ума сошла, Верба! Ты опять про похороны? - А я всегда про похороны. Вспомни, разве Ясень доверял Дедушке полностью? - Когда-то доверял, - подумав, ответил Тополь. - Вот именно - когда-то! Когда был еще мальчишкой. А вообще полностью нельзя доверять никому и никогда. Тополь сделался совсем мрачным и закурил. - Так ты, девочка моя дорогая, предлагаешь общий сбор РИСКа провести до общего сбора ИКСа? Я тебя правильно понял? - Именно, - кивнула Татьяна. - Именно это я и предлагаю. Дай сигарету, понятливый ты мой. И пора дергать отсюда. А я сидел рядом совсем непонятливый, но очень, очень старался понять. Во мне даже что-то перегревалось от напряжения. Но вопросы задавать было не велено, и я тоже закурил. Сразу стало ужасно муторно. Ну, конечно: вторая сигарета натощак - это просто издевательство над собственным организмом. Я выбросил длиннющий бычок и не сдержался: - Что вы курите до завтрака, уроды! Контрразведчики хреновы! А ну-ка быстро: зарядка, душ, овсянка с соком и горячий кофе с булочками, беконом, яйцом и сыром! Татьяна посмотрела на меня несколько ошалело, а Тополь мрачно повторил: - ...яйцом и сыром. Прозвучало это ужасно торжественно, как клятва. Например: огнем и мечом, или, скажем: словом и делом. И мы с Татьяной невольно рассмеялись. Тополь улыбнулся и прогрохотал уже совсем торжественно: - Яйцом и сыром!!! И мы все трое стали хохотать, как сумасшедшие.
Глава шестая
КРАТКИЙ КУРС
Неаполитанский паренек Фернандо Базотти родился в семье потомственного мафиози. Младший из четырех братьев, был он любимым сыном старого Джузеппе Базотти, который, конечно, не мечтал тягаться с могущественными сицилийскими кланами, но у себя в Неаполе был не последним человеком. Коррупция в тогдашней Италии начала двадцатого века еще не достигла своих всепоглощающих масштабов, но мэр города все ж таки дружил с Джузеппе и в нужный момент прикрывал его перед карабинерами и судом. Фернандо был ростом невелик, но крепок и физически очень развит, а к тому же необычайно способный, сообразительный и хитрый, в общем к восемнадцати годам отец стал поручать ему дела, более ответственные, чем остальным трем братьям, а в двадцать Фернандо придумал и осуществил собственную блестящую операцию по вытряхиванию денег из нечистого на руку хозяина галантерейного магазина. Фернандо рос на глазах, и когда через пару лет старик Джузеппе попал в тюрьму, где и был повешен кем-то из конкурентов, старшим в семье безоговорочно был признан младший брат. Братья хотели мстить за отца, уже собиралась приличная хорошо вышколенная неаполитанская банда для броска на юг, на вожделенную Сицилию, но Фернандо сказал строго: - Лучшие времена прошли. Оставаться здесь - это тупик. Здесь мы все перережем друг друга или нас передушат цепные псы Дуче. Ни черта мы здесь не заработаем. Надо ехать в Америку. Начинались тридцатые годы. В Америке царствовал Аль Капоне. - Но в Америку нельзя ехать без денег, - возразил Сержо, самый старший. - Верно, - согласился Фернандо. - поэтому сначала мы возьмем их здесь. И они сумели с большими деньгами удрать вчетвером в Америку. А потом с еще большими деньгами - вернуться домой. И отомстить за отца. И стать первыми на Сицилии. И с совсем уже огромными деньгами, полученными благодаря войне и послевоенной разрухе - снова рвануть в Америку. А там выгодно и хитро вложить их и приумножить. И как-то незаметно подкрались уже пятидесятые годы, даже вторая их половина. И Фернандо вдруг сказал: ша. Почему он так сказал? Да потому что был не дурак. Потому что появилась редкая возможность отмыть несколько сотен миллиардов долларов и выйти из игры. А игра уже надоела. Надоела так, что от нее мутило. Мутило от крови, от трупов, заделанных в бетон, от детских пальчиков, высылаемых по почте, от изнасилованных девочек, от полуживых наркоманов с черными кругами вместо глаз, от подвешенных за единственную ногу инвалидов, от распухших утопленников и разбрызганных по стенам мозгов... Ша, сказал Фернандо и вышел из игры. Вышел так, как, наверное, еще никто и никогда до него не выходил. Его просто не стало. Совсем не стало. Вместе с братьями и вместе с деньгами. Через два года в Майами появился Фонд Базотти. Внаглую. Под той же фамилией. Учредителем его был только один из братьев Базотти - Фернандо. Об остальных трех больше никто и никогда не слыхал. А была и еще одна причина, побудившая великого Фернандо выйти из игры. В апреле пятьдесят седьмого у него убили единственного сына двадцатитрехлетнего Марио. А примерно за какой-нибудь месяц до смерти у отца с сыном состоялся такой разговор: - Отец, а ты никогда не думал бросить это все и начать новую жизнь? - Чтобы замаливать грехи перед Всевышним? - Можно это и так назвать, но ты же знаешь, отец, я никогда не хотел стать священнослужителем, и тебе вовсе не советую уходить в монастырь. Просто мне кажется, что твои деньги могли бы послужить доброй цели. - А ты знаешь добрую цель в этом мире? - Мне кажется, что да, отец. - И это не служение Богу? - Нет, отец. То есть, конечно, это служение Богу. Но не только. Это еще и служение людям. Людей можно спасти, так мне кажется. Надо только оградить их от зла. Надо остановить бандитизм и произвол властей во всем мире. Для этого нужно совсем немного. Собственно, всего две вещи: деньги и сила. У тебя, отец, есть и то и другое. Просто нужно это делать одновременно во всем мире. Нужно навести порядок. - Постой, постой, Марио. Мне кажется порядок в этом мире один раз уже наводили. Капитально так, с размахом. И ты же помнишь, я лично знал Дуче... Лучше бы я не знал его... Ты что же, хочешь, чтобы все мои деньги были потрачены на новый фашистский режим, только теперь уже во всем мире сразу?! - Если хочешь, отец, можешь назвать это так, но пойми, международный фашизм - это уже не фашизм, международное гестапо - это уже не гестапо, сегодня самое главное - объединиться. Хватит грызть друг другу глотки по национальному и религиозному признаку. Давайте наведем порядок и будем жить в мире и благоденствии. Это очень просто, отец. Надо только, наводя порядок, никогда не убивать людей. Надо это взять за правило. Для этого понадобятся деньги, очень большие деньги, отец, гораздо большие, чем для того, чтобы людей убивать, но у тебя они есть. Ты должен успеть потратить их с умом. Бог-то простит тебе всю кровь, тобою пролитую, а вот люди... Подумай о людях, отец. Фернандо призадумался. У него было достаточно информации и связей, достаточно денег и сил, исполнительных слуг и новейшего оружия, чтобы в одночасье уничтожить все крупнейшие мафиозные кланы Италии и даже Америки. Заманчивая цель. Но что дальше? Можно поменять на руководящих должностях всех коррумпированных чиновников. Где? В Италии? Безусловно. В Америке? Да. Во всей Европе? Пожалуй, и это возможно. Но как быть с Россией, с этим чертовым Советским Союзом, и его безумным социалистическим лагерем, как справиться с этим МГБ и ГРУ? А Япония, Китай, весь Дальний Восток? А Иран и Ливия, весь Ближний Восток, будь он проклят! Сколько денег потребуется на наведение порядка там? И помогут ли там деньги? Если одни орут "Вперед, к победе коммунизма!", другие объявляют джихад, а третьи сидят и медитируют? - Ты бредишь, Марио, - сказал, наконец, Фернандо, - международный фашизм, не признающий наций и религий, фашизм, запрещающий убивать людей, всемирное благоденствие, купленное на деньги кровавого мафиози! Ты бредишь, Марио. Так и закончился тот исторический разговор. А потом Марио убили. Это известно: слова погибших приобретают особый смысл. Тем более слова любимых нами и ушедших безвременно. Фернандо понял, что сын его был в чем-то прав: единственное, на что в этой жизни стоит тратить деньги (большие деньги, по большому счету), так это на спасение самой жизни, на спасение человечества, а путь к этому спасению один - борьба с такими, как он - Фернандо Базотти. Базотти против Базотти. Стопроцентная шизофрения. Кто-то помимо него должен был возглавить или хотя бы организовать эту борьбу. И такой человек нашелся. Дьордь Балаш, чудом сбежавший в Штаты в пятьдесят шестом из отутюженного советскими танками Будапешта. Юрист, публицист, поэт, правозащитник, сподвижник Имре Надя - Балаш был страшно знаменит у себя в стране, а после кровавого ноября - и во всем мире. В Америке, предоставившей ему политическое убежище, Балаш, уже тогда выдвинутый на соискание Нобелевской премии мира, неблагодарно заявил в одном из интервью: "Америка Эйзенхауэра и Маккарти ничем не лучше России Хрущева и Семичастного, потому что коммунизм - явление временное и годы его сочтены, а вот спецслужбы, по мнению многих, вечны, и в них главное зло. Спецслужбы - это узаконенный бандитизм, - вещал Балаш, - и потому нет принципиальной разницы между ЦРУ и МГБ, между ФБР и ГРУ. Да что там - я вообще не чувствую особых различий между сотрудниками "Интелидженс Сервис" и, скажем, опричниками или янычарами". Случайно прочтя это интервью, Фернандо и пригласил Балаша к себе. Они нашли общий язык довольно быстро. Наконец, Базотти спросил: - Ты знаешь, как бороться со спецслужбами? - Знаю. Для этого нужно создать еще одну спецслужбу. Но совершенно новую. Единственную в своем роде. Абсолютно секретную. С жесткой структурой и единым центром. С огромным опережением в технике и информационном обеспечении. С полномочиями выше любого президента, выше всех международных советов, организаций, сообществ, включая ООН. Примерно так. - Спецслужба с полномочиями Господа Бога, - улыбнулся Базотти. И грустно добавил, пробормотав себе под нос: - Международное гестапо... А эта спецслужба сможет заодно покончить с мафией и коррупцией? - Разумеется! - обрадовался Балаш хорошему вопросу. - Борьба с коррупцией, с организованной преступностью и контроль за спецслужбами - это же просто неразрывно связанные задачи. Все это мы будем осуществлять одновременно... Только, простите, ведь для организации такой спецслужбы потребуются огромные деньги. - Деньги у меня есть, - сказал Базотти уверенно. - Вы, наверно, не понимаете о каких деньгах идет речь, - усомнился Балаш. - Хорошо, уточните порядок величины. - Это будут ежегодные расходы, сопоставимые с госбюджетом крупной европейской державы. Единовременные расходы окажутся еще больше. - Балаш задумался, боясь ошибиться. - Раза в четыре. - Это для меня вполне доступно, - спокойно произнес Базотти. - Правда из политических соображений имеет смысл подключить к нашей программе федеральные средства некоторых передовых стран, таких как США, Великобритания, Франция. Но вообще, друг мой, вам надлежит беспокоиться не о деньгах, а о самой идее. Мафиози не обманывал правозащитника. В его распоряжении действительно были уже триллионы долларов, анонимно вложенные в крупнейшие торговые, промышленные, финансовые, страховые компании всего мира. Многие очень знаменитые фирмы, процветающие, дающие шумную рекламу в десятках стран, реально принадлежали Базотти целиком. Зачастую об этом знали даже не все фиктивные совладельцы предприятий. Да им и не надо было. Базотти их не обижал при распределении прибыли. Он вообще старался никого не обижать. Пока не обижали его. Балаш загорелся. Через несколько дней был готов черновой, но весьма подробный проект создания Международной спецслужбы. Проект был, разумеется сверхсекретным, для официальных лиц написали второй вариант, а на поверхность выплыл и вовсе усеченный, подготовленный для прессы документ об учреждении Фонда Базотти - Международного фонда по контролю за спецслужбами и борьбе с организованной преступностью и коррупцией. Вот такое длинное название. Коротко его называли обычно Фонд Би-Би-Эс. По именам трех главных учредителей - Базотти, Балаша, и Спрингера. Тимоти Спрингер, один из лучших физиков-экспериментщиков того времени, англичанин по происхождению, ставший доктором в двадцать четыре года, а в двадцать восемь - участником Манхаттанского проекта, теперь должен был возглавить суперсекретную лабораторию Фонда Базотти, призванную обеспечить постоянное и подавляющее техническое превосходство новой международной спецслужбы надо всеми спецслужбами мира. Был у Фонда и четвертый учредитель, не вошедший отдельной буквой в аббревиатуру названия - госдепартамент США. Такой учредитель был удобен Базотти и для комфортного размещения штаб-квартиры Интернэшнл Контрол Сервис в Майами, и для строительства секретной лаборатории в Колорадо, и для базирования спецподразделений и технических объектов службы ИКС на всей огромной территории планеты, в значительной части своей контролируемой Соединенными Штатами. Где-то при посредничестве американской администрации, где-то пользуясь иными каналами и связями, Базотти заручился поддержкой президентов и правительств большинства стран мира, гарантировавших ему беспрекословное подчинение своих национальных спецслужб сотрудникам службы ИКС. Точно так же Базотти сумел поставить себя над Интерполом и несколькими другими аналогичными международными организациями. Он согласился отчитываться лишь перед специальной комиссией ООН (не просто специальной, а специально созданной для этого), да еще из чувства уважения и благодарности - лично перед президентом США. Легко догадаться, что в пятьдесят девятом году всевластие Базотти не могло быть абсолютным. Оставался совершенно неподконтрольный и чудовищно сильный Советский Союз, а вместе с ним так называемый социалистический лагерь, где особенно неприятной для глаза огромной кляксой выделялся Китай. Ну, и конечно, не все в порядке было на Ближнем Востоке. Причем в равной мере непокорными оказались и неистовые в своем религиозном фанатизме мусульмане, размахивающие зелеными знаменами, и рафинированные блестяще образованные профессионалы из израильской разведки Моссад. И тем не менее Базотти верил, несмотря на свой уже не юный возраст, что еще успеет подчинить себе всех, что еще будут под его официальным и неофициальным контролем и хитрые евреи, и самые дикие арабы, и загадочные китайцы, и подавляющие своей миллионной численностью агенты МГБ,и матерые волки ГРУ (этих он особенно уважал), защищающие интересы все той же давно сошедшей с ума державы. Базотти верил в успех своего великого начинания и веру эту подкреплял делами. Все новые и новые страны охватывал он своим контролем, а там, где контроль был в принципе невозможен (в СССР, например) агенты Базотти просто наводили мосты, готовили почву для будущего, устанавливали горизонтальные связи, в частности для перекрестного контроля тех государств, где их позиции были не слишком сильны. Конечно, с Политбюро ЦК КПСС Базотти разговаривать было не о чем, но с советскими резидентами и даже с их начальством диалог получался зачастую весьма продуктивным. Ведь на каком-то уровне профессионализма именно профессиональная общность оказывается превыше всего: исчезают не только языковые и культурные барьеры - стираются национальные, религиозные, классовые, идеологические противоречия. "Грушнику" гораздо легче понять "цээрушника", чем американскому журналисту американского же полицейского, или итальянскому священнику итальянского же бандита с католическим крестиком на груди. В общем о чем-то они там договорились - служба ИКС и советские бойцы невидимого фронта - еще в шестидесятых, при Хрущеве, но главные события были, конечно, впереди. Чем, собственно, занималась служба ИКС (или для непосвященных фонд Би-Би-Эс)? Да, ничем. Самосозиданием, расширением своей агентурной сети, укреплением собственной власти, научными разработками, статистическими и социологическими исследованиями. Занимался ли Фонд собственно контролем, собственно борьбой со злоупотреблениями властью, с неогестаповским беспределом спецслужб, с коррупцией, с массовым бандитизмом? Нет. Во всяком случае, в первые десять лет было явно не до этого. Балаш периодически начинал чувствовать себя попавшим в ловушку. "Боже! восклицал он патетически. - Известный правозащитник и гуманист опутывает мир какой-то фашистско-бандитской сетью! До чего я докатился!" Базотти успокаивал его, объясняя, что приступать к серьезной работе, можно лишь тогда, когда ты уверен в своих силах. "Нас еще слишком мало, - убеждал он Балаша, - мы еще слишком молоды как организация. Знаешь, почему наши "подконтрольные", а на самом деле наши конкуренты и даже злейшие враги, не трогают нас? Да потому, что не принимают всерьез. Мы им не мешаем. Любая организация предпочитает, чтобы ее контролировали, не вмешиваясь в ее дела. А мы так и поступаем. И такой контроль все любят и уважают. Им выгодно иметь такой контроль, и только такой контроль. Пусть думают, что мы всегда будем вести себя именно по-сегодняшнему. И тогда они помогут нам набрать силу, полную силу. Тут-то мы и остановим всех одновременно, весь чудовищный процесс разрушения нашей планеты прекратим одним точным ударом, с легким едва заметным поворотом корпуса в сторону противника и упором на толчковую ногу! Ты понимаешь, Дьоро, что я хочу сказать?" Так, на итальянский манер произносил он имя Балаша, когда начинал нервничать. Балаш понимал, но не очень-то верил в эту грядущую победу. А вести свою игру он бы, может, и рад был, но чувствовал, что не по силам ему тягаться с Базотти. Теперь-то он уже хорошо знал с кем вместе учредил величайший в истории благотворительный фонд. Базотти был циничен, он особо и не скрывал свое бандитское прошлое. Если портрет откровенного фашиста Франко чеканят на монетах вполне демократической теперь Испании, которой он благополучно управляет по-прежнему, почему бы откровенному мафиози Фернандо Базотти не возглавить международный гуманистический фонд? Бывшие подельники и конкуренты, увидев до боли знакомую фамилию на первых полосах крупнейших газет, должны были проникнуться священным трепетом или животным страхом перед могуществом Хозяина. Интерполовцы и прочая полицейская шелупонь, естественно, уже смекнули, что им до Базотти теперь не дотянуться. Спецслужбы всех стран по определению должны уважать учредителя Фонда Би-Би-Эс. А остальные... Остальные ничего не знают о прошлом Базотти. Узнают по слухам, по скандальным публикациям, а это лишь добавляет дутой славы в массах и грозного авторитета у посвященных. Шли годы, сменялись президенты и правительства, где мирным, а где и не очень мирным путем, начинались и заканчивались войны, перекраивалась помаленьку политическая карта мира, мигрировали народы, делались эпохальные открытия, неуклонно возрастал жизненный уровень, осваивался космос - людьми и глобальными ракетами - медленно но верно гибла природа, американцы испытывали новейшее химическое оружие на вьетнамцах, а русские как всегда издевались над своими: плодили уродов в районе Семипалатинского ядерного полигона, жгли в адском пламени неудачных запусков обслуживающий персонал Байконура, пытали инакомыслящих в Казанской спецпсихушке и принудительно кормили всемирно известного академика в Горьком. Весь мир куда-то стремительно катился, сходя с ума, изламываясь, взрываясь, трескаясь по всем швам, меняясь с непривычной ошеломляющей быстротой. И только Фернандо Базотти со своей службой ИКС, со своим пресловутым Фондом, оставался все тем же - холоден, спокоен и неколебим, как скала, он взирал на кошмар и хаос цивилизации с отрешенностью буддийского монаха. А щупальца его меж тем вытягивались, ветвились и проникали все глубже, глубже, глубже... Балаш устал от этого процесса. Собственно, он давно отошел от активных дел и был не очень в курсе последних акций службы ИКС. Сам иногда, пользуясь положением, помогал братьям-диссидентам в коммунистических странах и прочим порядочным людям, а в большую политику лезть остерегался. Несколько раз он подкатывал к Базотти с просьбой предотвратить ту или иную войну, тот или иной приход к власти жестокой хунты, но Базотти только отмахивался: "Я же объяснял: нельзя историю по-топорному исправлять. Войну не остановишь, только отодвинешь чуть-чуть, а службу нашу погубим". Дьордь Балаш умер в конце восьмидесятого. От сердечного приступа. Тяжелый выдался год: Афганистан, Польша... А в восемьдесят втором, по слухам, Базотти встречался с Андроповым. Ни подтвердить, ни опровергнуть эту информацию до сих пор не удалось. Фернандо - человек скрытный, и есть вещи, которых он не рассказывает никому. Но важнее другое. В том же восемьдесят втором Базотти познакомился с Малиным, от которого и получил прозвище "Дедушка". Но только это уже совсем другая история.
Глава шестая
КРАТКИЙ КУРС
Неаполитанский паренек Фернандо Базотти родился в семье потомственного мафиози. Младший из четырех братьев, был он любимым сыном старого Джузеппе Базотти, который, конечно, не мечтал тягаться с могущественными сицилийскими кланами, но у себя в Неаполе был не последним человеком. Коррупция в тогдашней Италии начала двадцатого века еще не достигла своих всепоглощающих масштабов, но мэр города все ж таки дружил с Джузеппе и в нужный момент прикрывал его перед карабинерами и судом. Фернандо был ростом невелик, но крепок и физически очень развит, а к тому же необычайно способный, сообразительный и хитрый, в общем к восемнадцати годам отец стал поручать ему дела, более ответственные, чем остальным трем братьям, а в двадцать Фернандо придумал и осуществил собственную блестящую операцию по вытряхиванию денег из нечистого на руку хозяина галантерейного магазина. Фернандо рос на глазах, и когда через пару лет старик Джузеппе попал в тюрьму, где и был повешен кем-то из конкурентов, старшим в семье безоговорочно был признан младший брат. Братья хотели мстить за отца, уже собиралась приличная хорошо вышколенная неаполитанская банда для броска на юг, на вожделенную Сицилию, но Фернандо сказал строго: - Лучшие времена прошли. Оставаться здесь - это тупик. Здесь мы все перережем друг друга или нас передушат цепные псы Дуче. Ни черта мы здесь не заработаем. Надо ехать в Америку. Начинались тридцатые годы. В Америке царствовал Аль Капоне. - Но в Америку нельзя ехать без денег, - возразил Сержо, самый старший. - Верно, - согласился Фернандо. - поэтому сначала мы возьмем их здесь. И они сумели с большими деньгами удрать вчетвером в Америку. А потом с еще большими деньгами - вернуться домой. И отомстить за отца. И стать первыми на Сицилии. И с совсем уже огромными деньгами, полученными благодаря войне и послевоенной разрухе - снова рвануть в Америку. А там выгодно и хитро вложить их и приумножить. И как-то незаметно подкрались уже пятидесятые годы, даже вторая их половина. И Фернандо вдруг сказал: ша. Почему он так сказал? Да потому что был не дурак. Потому что появилась редкая возможность отмыть несколько сотен миллиардов долларов и выйти из игры. А игра уже надоела. Надоела так, что от нее мутило. Мутило от крови, от трупов, заделанных в бетон, от детских пальчиков, высылаемых по почте, от изнасилованных девочек, от полуживых наркоманов с черными кругами вместо глаз, от подвешенных за единственную ногу инвалидов, от распухших утопленников и разбрызганных по стенам мозгов... Ша, сказал Фернандо и вышел из игры. Вышел так, как, наверное, еще никто и никогда до него не выходил. Его просто не стало. Совсем не стало. Вместе с братьями и вместе с деньгами. Через два года в Майами появился Фонд Базотти. Внаглую. Под той же фамилией. Учредителем его был только один из братьев Базотти - Фернандо. Об остальных трех больше никто и никогда не слыхал. А была и еще одна причина, побудившая великого Фернандо выйти из игры. В апреле пятьдесят седьмого у него убили единственного сына двадцатитрехлетнего Марио. А примерно за какой-нибудь месяц до смерти у отца с сыном состоялся такой разговор: - Отец, а ты никогда не думал бросить это все и начать новую жизнь? - Чтобы замаливать грехи перед Всевышним? - Можно это и так назвать, но ты же знаешь, отец, я никогда не хотел стать священнослужителем, и тебе вовсе не советую уходить в монастырь. Просто мне кажется, что твои деньги могли бы послужить доброй цели. - А ты знаешь добрую цель в этом мире? - Мне кажется, что да, отец. - И это не служение Богу? - Нет, отец. То есть, конечно, это служение Богу. Но не только. Это еще и служение людям. Людей можно спасти, так мне кажется. Надо только оградить их от зла. Надо остановить бандитизм и произвол властей во всем мире. Для этого нужно совсем немного. Собственно, всего две вещи: деньги и сила. У тебя, отец, есть и то и другое. Просто нужно это делать одновременно во всем мире. Нужно навести порядок. - Постой, постой, Марио. Мне кажется порядок в этом мире один раз уже наводили. Капитально так, с размахом. И ты же помнишь, я лично знал Дуче... Лучше бы я не знал его... Ты что же, хочешь, чтобы все мои деньги были потрачены на новый фашистский режим, только теперь уже во всем мире сразу?! - Если хочешь, отец, можешь назвать это так, но пойми, международный фашизм - это уже не фашизм, международное гестапо - это уже не гестапо, сегодня самое главное - объединиться. Хватит грызть друг другу глотки по национальному и религиозному признаку. Давайте наведем порядок и будем жить в мире и благоденствии. Это очень просто, отец. Надо только, наводя порядок, никогда не убивать людей. Надо это взять за правило. Для этого понадобятся деньги, очень большие деньги, отец, гораздо большие, чем для того, чтобы людей убивать, но у тебя они есть. Ты должен успеть потратить их с умом. Бог-то простит тебе всю кровь, тобою пролитую, а вот люди... Подумай о людях, отец. Фернандо призадумался. У него было достаточно информации и связей, достаточно денег и сил, исполнительных слуг и новейшего оружия, чтобы в одночасье уничтожить все крупнейшие мафиозные кланы Италии и даже Америки. Заманчивая цель. Но что дальше? Можно поменять на руководящих должностях всех коррумпированных чиновников. Где? В Италии? Безусловно. В Америке? Да. Во всей Европе? Пожалуй, и это возможно. Но как быть с Россией, с этим чертовым Советским Союзом, и его безумным социалистическим лагерем, как справиться с этим МГБ и ГРУ? А Япония, Китай, весь Дальний Восток? А Иран и Ливия, весь Ближний Восток, будь он проклят! Сколько денег потребуется на наведение порядка там? И помогут ли там деньги? Если одни орут "Вперед, к победе коммунизма!", другие объявляют джихад, а третьи сидят и медитируют? - Ты бредишь, Марио, - сказал, наконец, Фернандо, - международный фашизм, не признающий наций и религий, фашизм, запрещающий убивать людей, всемирное благоденствие, купленное на деньги кровавого мафиози! Ты бредишь, Марио. Так и закончился тот исторический разговор. А потом Марио убили. Это известно: слова погибших приобретают особый смысл. Тем более слова любимых нами и ушедших безвременно. Фернандо понял, что сын его был в чем-то прав: единственное, на что в этой жизни стоит тратить деньги (большие деньги, по большому счету), так это на спасение самой жизни, на спасение человечества, а путь к этому спасению один - борьба с такими, как он - Фернандо Базотти. Базотти против Базотти. Стопроцентная шизофрения. Кто-то помимо него должен был возглавить или хотя бы организовать эту борьбу. И такой человек нашелся. Дьордь Балаш, чудом сбежавший в Штаты в пятьдесят шестом из отутюженного советскими танками Будапешта. Юрист, публицист, поэт, правозащитник, сподвижник Имре Надя - Балаш был страшно знаменит у себя в стране, а после кровавого ноября - и во всем мире. В Америке, предоставившей ему политическое убежище, Балаш, уже тогда выдвинутый на соискание Нобелевской премии мира, неблагодарно заявил в одном из интервью: "Америка Эйзенхауэра и Маккарти ничем не лучше России Хрущева и Семичастного, потому что коммунизм - явление временное и годы его сочтены, а вот спецслужбы, по мнению многих, вечны, и в них главное зло. Спецслужбы - это узаконенный бандитизм, - вещал Балаш, - и потому нет принципиальной разницы между ЦРУ и МГБ, между ФБР и ГРУ. Да что там - я вообще не чувствую особых различий между сотрудниками "Интелидженс Сервис" и, скажем, опричниками или янычарами". Случайно прочтя это интервью, Фернандо и пригласил Балаша к себе. Они нашли общий язык довольно быстро. Наконец, Базотти спросил: - Ты знаешь, как бороться со спецслужбами? - Знаю. Для этого нужно создать еще одну спецслужбу. Но совершенно новую. Единственную в своем роде. Абсолютно секретную. С жесткой структурой и единым центром. С огромным опережением в технике и информационном обеспечении. С полномочиями выше любого президента, выше всех международных советов, организаций, сообществ, включая ООН. Примерно так. - Спецслужба с полномочиями Господа Бога, - улыбнулся Базотти. И грустно добавил, пробормотав себе под нос: - Международное гестапо... А эта спецслужба сможет заодно покончить с мафией и коррупцией? - Разумеется! - обрадовался Балаш хорошему вопросу. - Борьба с коррупцией, с организованной преступностью и контроль за спецслужбами - это же просто неразрывно связанные задачи. Все это мы будем осуществлять одновременно... Только, простите, ведь для организации такой спецслужбы потребуются огромные деньги. - Деньги у меня есть, - сказал Базотти уверенно. - Вы, наверно, не понимаете о каких деньгах идет речь, - усомнился Балаш. - Хорошо, уточните порядок величины. - Это будут ежегодные расходы, сопоставимые с госбюджетом крупной европейской державы. Единовременные расходы окажутся еще больше. - Балаш задумался, боясь ошибиться. - Раза в четыре. - Это для меня вполне доступно, - спокойно произнес Базотти. - Правда из политических соображений имеет смысл подключить к нашей программе федеральные средства некоторых передовых стран, таких как США, Великобритания, Франция. Но вообще, друг мой, вам надлежит беспокоиться не о деньгах, а о самой идее. Мафиози не обманывал правозащитника. В его распоряжении действительно были уже триллионы долларов, анонимно вложенные в крупнейшие торговые, промышленные, финансовые, страховые компании всего мира. Многие очень знаменитые фирмы, процветающие, дающие шумную рекламу в десятках стран, реально принадлежали Базотти целиком. Зачастую об этом знали даже не все фиктивные совладельцы предприятий. Да им и не надо было. Базотти их не обижал при распределении прибыли. Он вообще старался никого не обижать. Пока не обижали его. Балаш загорелся. Через несколько дней был готов черновой, но весьма подробный проект создания Международной спецслужбы. Проект был, разумеется сверхсекретным, для официальных лиц написали второй вариант, а на поверхность выплыл и вовсе усеченный, подготовленный для прессы документ об учреждении Фонда Базотти - Международного фонда по контролю за спецслужбами и борьбе с организованной преступностью и коррупцией. Вот такое длинное название. Коротко его называли обычно Фонд Би-Би-Эс. По именам трех главных учредителей - Базотти, Балаша, и Спрингера. Тимоти Спрингер, один из лучших физиков-экспериментщиков того времени, англичанин по происхождению, ставший доктором в двадцать четыре года, а в двадцать восемь - участником Манхаттанского проекта, теперь должен был возглавить суперсекретную лабораторию Фонда Базотти, призванную обеспечить постоянное и подавляющее техническое превосходство новой международной спецслужбы надо всеми спецслужбами мира. Был у Фонда и четвертый учредитель, не вошедший отдельной буквой в аббревиатуру названия - госдепартамент США. Такой учредитель был удобен Базотти и для комфортного размещения штаб-квартиры Интернэшнл Контрол Сервис в Майами, и для строительства секретной лаборатории в Колорадо, и для базирования спецподразделений и технических объектов службы ИКС на всей огромной территории планеты, в значительной части своей контролируемой Соединенными Штатами. Где-то при посредничестве американской администрации, где-то пользуясь иными каналами и связями, Базотти заручился поддержкой президентов и правительств большинства стран мира, гарантировавших ему беспрекословное подчинение своих национальных спецслужб сотрудникам службы ИКС. Точно так же Базотти сумел поставить себя над Интерполом и несколькими другими аналогичными международными организациями. Он согласился отчитываться лишь перед специальной комиссией ООН (не просто специальной, а специально созданной для этого), да еще из чувства уважения и благодарности - лично перед президентом США. Легко догадаться, что в пятьдесят девятом году всевластие Базотти не могло быть абсолютным. Оставался совершенно неподконтрольный и чудовищно сильный Советский Союз, а вместе с ним так называемый социалистический лагерь, где особенно неприятной для глаза огромной кляксой выделялся Китай. Ну, и конечно, не все в порядке было на Ближнем Востоке. Причем в равной мере непокорными оказались и неистовые в своем религиозном фанатизме мусульмане, размахивающие зелеными знаменами, и рафинированные блестяще образованные профессионалы из израильской разведки Моссад. И тем не менее Базотти верил, несмотря на свой уже не юный возраст, что еще успеет подчинить себе всех, что еще будут под его официальным и неофициальным контролем и хитрые евреи, и самые дикие арабы, и загадочные китайцы, и подавляющие своей миллионной численностью агенты МГБ,и матерые волки ГРУ (этих он особенно уважал), защищающие интересы все той же давно сошедшей с ума державы. Базотти верил в успех своего великого начинания и веру эту подкреплял делами. Все новые и новые страны охватывал он своим контролем, а там, где контроль был в принципе невозможен (в СССР, например) агенты Базотти просто наводили мосты, готовили почву для будущего, устанавливали горизонтальные связи, в частности для перекрестного контроля тех государств, где их позиции были не слишком сильны. Конечно, с Политбюро ЦК КПСС Базотти разговаривать было не о чем, но с советскими резидентами и даже с их начальством диалог получался зачастую весьма продуктивным. Ведь на каком-то уровне профессионализма именно профессиональная общность оказывается превыше всего: исчезают не только языковые и культурные барьеры - стираются национальные, религиозные, классовые, идеологические противоречия. "Грушнику" гораздо легче понять "цээрушника", чем американскому журналисту американского же полицейского, или итальянскому священнику итальянского же бандита с католическим крестиком на груди. В общем о чем-то они там договорились - служба ИКС и советские бойцы невидимого фронта - еще в шестидесятых, при Хрущеве, но главные события были, конечно, впереди. Чем, собственно, занималась служба ИКС (или для непосвященных фонд Би-Би-Эс)? Да, ничем. Самосозиданием, расширением своей агентурной сети, укреплением собственной власти, научными разработками, статистическими и социологическими исследованиями. Занимался ли Фонд собственно контролем, собственно борьбой со злоупотреблениями властью, с неогестаповским беспределом спецслужб, с коррупцией, с массовым бандитизмом? Нет. Во всяком случае, в первые десять лет было явно не до этого. Балаш периодически начинал чувствовать себя попавшим в ловушку. "Боже! восклицал он патетически. - Известный правозащитник и гуманист опутывает мир какой-то фашистско-бандитской сетью! До чего я докатился!" Базотти успокаивал его, объясняя, что приступать к серьезной работе, можно лишь тогда, когда ты уверен в своих силах. "Нас еще слишком мало, - убеждал он Балаша, - мы еще слишком молоды как организация. Знаешь, почему наши "подконтрольные", а на самом деле наши конкуренты и даже злейшие враги, не трогают нас? Да потому, что не принимают всерьез. Мы им не мешаем. Любая организация предпочитает, чтобы ее контролировали, не вмешиваясь в ее дела. А мы так и поступаем. И такой контроль все любят и уважают. Им выгодно иметь такой контроль, и только такой контроль. Пусть думают, что мы всегда будем вести себя именно по-сегодняшнему. И тогда они помогут нам набрать силу, полную силу. Тут-то мы и остановим всех одновременно, весь чудовищный процесс разрушения нашей планеты прекратим одним точным ударом, с легким едва заметным поворотом корпуса в сторону противника и упором на толчковую ногу! Ты понимаешь, Дьоро, что я хочу сказать?" Так, на итальянский манер произносил он имя Балаша, когда начинал нервничать. Балаш понимал, но не очень-то верил в эту грядущую победу. А вести свою игру он бы, может, и рад был, но чувствовал, что не по силам ему тягаться с Базотти. Теперь-то он уже хорошо знал с кем вместе учредил величайший в истории благотворительный фонд. Базотти был циничен, он особо и не скрывал свое бандитское прошлое. Если портрет откровенного фашиста Франко чеканят на монетах вполне демократической теперь Испании, которой он благополучно управляет по-прежнему, почему бы откровенному мафиози Фернандо Базотти не возглавить международный гуманистический фонд? Бывшие подельники и конкуренты, увидев до боли знакомую фамилию на первых полосах крупнейших газет, должны были проникнуться священным трепетом или животным страхом перед могуществом Хозяина. Интерполовцы и прочая полицейская шелупонь, естественно, уже смекнули, что им до Базотти теперь не дотянуться. Спецслужбы всех стран по определению должны уважать учредителя Фонда Би-Би-Эс. А остальные... Остальные ничего не знают о прошлом Базотти. Узнают по слухам, по скандальным публикациям, а это лишь добавляет дутой славы в массах и грозного авторитета у посвященных. Шли годы, сменялись президенты и правительства, где мирным, а где и не очень мирным путем, начинались и заканчивались войны, перекраивалась помаленьку политическая карта мира, мигрировали народы, делались эпохальные открытия, неуклонно возрастал жизненный уровень, осваивался космос - людьми и глобальными ракетами - медленно но верно гибла природа, американцы испытывали новейшее химическое оружие на вьетнамцах, а русские как всегда издевались над своими: плодили уродов в районе Семипалатинского ядерного полигона, жгли в адском пламени неудачных запусков обслуживающий персонал Байконура, пытали инакомыслящих в Казанской спецпсихушке и принудительно кормили всемирно известного академика в Горьком. Весь мир куда-то стремительно катился, сходя с ума, изламываясь, взрываясь, трескаясь по всем швам, меняясь с непривычной ошеломляющей быстротой. И только Фернандо Базотти со своей службой ИКС, со своим пресловутым Фондом, оставался все тем же - холоден, спокоен и неколебим, как скала, он взирал на кошмар и хаос цивилизации с отрешенностью буддийского монаха. А щупальца его меж тем вытягивались, ветвились и проникали все глубже, глубже, глубже... Балаш устал от этого процесса. Собственно, он давно отошел от активных дел и был не очень в курсе последних акций службы ИКС. Сам иногда, пользуясь положением, помогал братьям-диссидентам в коммунистических странах и прочим порядочным людям, а в большую политику лезть остерегался. Несколько раз он подкатывал к Базотти с просьбой предотвратить ту или иную войну, тот или иной приход к власти жестокой хунты, но Базотти только отмахивался: "Я же объяснял: нельзя историю по-топорному исправлять. Войну не остановишь, только отодвинешь чуть-чуть, а службу нашу погубим". Дьордь Балаш умер в конце восьмидесятого. От сердечного приступа. Тяжелый выдался год: Афганистан, Польша... А в восемьдесят втором, по слухам, Базотти встречался с Андроповым. Ни подтвердить, ни опровергнуть эту информацию до сих пор не удалось. Фернандо - человек скрытный, и есть вещи, которых он не рассказывает никому. Но важнее другое. В том же восемьдесят втором Базотти познакомился с Малиным, от которого и получил прозвище "Дедушка". Но только это уже совсем другая история.