«Да, что же это за демон зла в поселке появился?» – подумал майор, наклонился над столом и задал вопрос:
   – Почему ты думаешь, что это он?
   – Ну, а кто еще? – удивился поселковый аналитик. – Начальство «Локомотива» испугалось, что москвичи сами колеса на заводе покупать станут и потом их железнодорожникам толкать. Тогда весь этот «Локомотив», в котором всех станков – один, да и тот, для бритья, можно сразу в утильсырье сдавать. Вот Секаченко Москве и показал, кто здесь хозяин…
   – Знаешь, Тима, так можно и начальника железной дороги в убийцы записать… Ему ж, наверное, тоже выгоднее колеса напрямую покупать, без всякого «Локомотива» – посредника.
   – Ха! Так «Локомотив», на самом деле, начальнику железной дороги и принадлежит! Виткевич, который на фирме – генеральный директор, он же – родич начальнику железной дороги.
   – Да?
   – Точно! Племянник, – пояснил Тима.
   – Ладно, – махнул рукой Ефим. – Это все – теория. Пустые рассуждения. Ты мне факты давай! То, что сам видел!
   Тима сверкнул глазами и полез ложкой в быстро пустеющую тарелку.
   – Так, я сам и видел, как этот москвич с Секаченкой разговаривал, – подхватив сразу пяток пельменей, сказал он.
   Майорская интуиция вздрогнула, как кошка, у которой неожиданно задели ухо.
   – Где это ты их видел? – боясь спугнуть удачу, спросил Мимикьянов.
   – Рядом с пивбаром. В пятницу это было, да. Я там с ребятами из «сборочного» пиво пил. А этот москвич у табачного киоска стоял, вроде, ждал кого-то. Тут черный джиппер подкатил. Из него Секач выскочил и к этому москвичу подошел. Они о чем-то поговорили. Минут пять, наверное …
   – А потом?
   – Ничего потом. Секач в свою машину прыгнул и уехал. Не на улице же ему москвича валить?
   Майор задумался.
   – А откуда ты этого москвича знал? Как это ты понял, что это он с Секаченкой разговаривал?
   – Да, я тогда и не знал… А мужика этого запомнил, потому, что поселковых-то я всех в лицо помню, а этот – чужой… Да и вид у него какой-то был такой…
   – Какой?
   – Ну, такой… Гладкий больно для наших мест. Вот я и обратил внимание. А потом, когда мне милицейский опер его фотографию показал, я сразу его и вспомнил.
   Майор прислушался к Интуиция. Она в своих темных апартаментах вела себя беспокойно, хотя ничего определенного и не говорила.
   – А, в котором часу все это было? – спросил он у склонившегося над тарелкой Тимофея. – Не запомнил?
   – Почему не запомнил? Запомнил. После двух, – уверенно ответил Топталов.
   Ефим удивился.
   По данным милиции, после того, как Чапель в тринадцать тридцать вышел из здания заводоуправления, он и считался пропавшим, потому что после этого его никто уже не видел. Оказывается, видели!
   – После двух? – уточнил Ефим. – Точно? Не путаешь?
   – Точно, – кивнул, жующий Тима. – Ничего не путаю.
   – У тебя ж часов нет? – прищурился майор.
   – А зачем мне они? Я в ателье до двух работаю! А там часы есть! Там много часов! Там, если хочешь знать, на стенке десять часов висит! Все – на ходу! Вот, я как в пятницу работу закончил, к «Дяде Акопу» и заглянул… А там ребят из танкового сборочного встретил… У них же главный конвейер стоит, их в отпуска и отправили…
   «Неужели, след?» – подумал майор.
   – А эти ребята из «сборочного» тоже видели, как москвич с Секачом разговаривал? – спросил он.
   – Ну, а как же! – горячо произнес Топталов, но потом немного поостыл и менее решительно добавил: – А, может, и не видели… Они же к улице спиной стояли… Ты, что – мне не веришь, а, Ефим Алексеевич?
   – Почему, не верю! Верю! Но ты же и ошибиться мог… Сам же говоришь, пиво пил… Вдруг что-то перепутал?
   – Ты что, думаешь, я пьяный был? – взвился Топталов. – Ну-у-у, Алексеич! У меня ж не глаз, а штангенциркуль! Я после стакана спирта на фрезерном станке микрон ловил! А уж, чтоб целого человека перепутать! Скажешь тоже!
   – Чего ж ты в милиции все это не сказал, а?
   – Я им в помощники не нанимался! – отведя глаза в сторону, ответил Тимофей Павлович. – Да, тут еще такая история вышла… Они меня в тот вечер в клетку засунуть хотели… Ну, там, вроде, я у Верки-продавщицы окно разбил… А это не я!.. Может быть, и я, но случайно… Ну, ерунда одним словом… Я и не стал с ними разговаривать… Раз они так! То и я – так!
   «Да, – подумал майор. – Верно говорят: как ты к людям, так и они к тебе».
   Мимикьянов взялся за ложку, поймал пельмень, но из тарелки его не вытащил, отпустил плавать в родном прозрачном бульоне.
   – Тима, – вскинул он глаза на своего собеседника, – а после того, как Секаченко уехал, москвич что делал?
   – Ничего не делал. Дождался и ушел…
   Майор замер.
   – Кого дождался? – осторожно, чтобы не спугнуть удачу, спросил он.
   Тима помолчал, потом блеснул глазами и сказал:
   – Таю Тесменецкую.
   Ефим не видел себя со стороны. А, если бы увидел, то отметил странный танец, произведенный его собственными бровями. Они сначала сцепились над переносицей, затем вспорхнули на лоб, повисели там и, наконец, вернулись на свое обычное место.
   «Вот так и знал! Не случайно лягушка на дорогу выскочила, – подумал он. – Так и чувствовал, что без Тесменецкой вся эта история не обойдется!»
   Увлеченные разговором майор и Тима Топталов, не заметили, как официантка отклеилась от стойки. Двигаясь в раскачку, как шлюпка на малой волне, она приблизилась к их столику.
   – Мужчины, может быть, вам еще чего-нибудь дать? – медленно поправляя черную бабочку на своей соломенной копне, спросила она. – Только скажите!
   Майор оторвался от своих мыслей и вскинул глаза на подплывшее судно.
   – Слушаю вас, мужчины! – поймав его взгляд, пропела обитающая на «полигоне» нимфа.
   – Нам бы, красавица, еще… – решительно начал Тима.
   – Нет-нет! – быстро перебил его майор, понимая, что именно Тимофей собирается попросить у женщины. – Нам достаточно.
   – Достаточно? – не поверила официантка.
   – Совершенно, – отрезал Ефим.
   – Ну, как хотите… – разочарованно пожала плечами дама и, покачиваясь на несуществующих волнах, отплыла к стойке. Ее спина и все остальные части тела выражали упрек.
   Майор подумал и спросил:
   – Слушай, Тимофей Павлович, ты в СКБ «Экран» сколько проработал? Лет пять?
   – Шесть.
   – Да? И чем Ваше КБ занималось?
   – Ну, как чем? Одним изделием. Секретным.
   – ГПУ?
   – Точно, – солидно чмокнул губами Тимофей Павлович. – Им. Расшифровывается: Главный пульт управления.
   – А чем этот пульт управлял-то, а? – чуть подался вперед майор. – Говори, не бойся. Я все про твою подписку знаю. Мне можно.
   – Да, что мне эти подписки? – взвился Топталов. – Не такие дела заваливали! Лично я на участке опытного производства работал. Я – вставки для излучающей панели точил. Пульт на расстоянии одной боевой установкой должен был управлять.
   – Какой установкой?
   – Ну, откуда ж я знаю, какой? – пожал плечами Тима. – Этого нам не говорили. Там знаешь, какая секретность была? Не то, что про другой отдел ничего не знаешь, что на соседнем станке точат, и то, не спрашивай! На «Экране» какой порядок был? Ставили задачу: сделать то-то и то-то, технические условия такие-то и такие-то, а для чего оно – извини, брат, только главный конструктор знает, да! Вот так! И правильно! Чего всем рассказывать? Кому, что положено, тот пусть и знает, а остальным-то зачем? Верно, я говорю, Алексеич? – блеснул хитрыми умными глазами старый заводчанин.
   – Совершенно верно, – одобрил Ефим и откинулся на спинку стула.
   Посидев так с минуту, он обратился к Топталову:
   – Так, говоришь, после разговора с Секаченкой, москвич вместе с Тесменецкой ушли?
   – Да. Вместе, – подтвердил Тима, вычерпывая из тарелки оставшийся там золотистый куриный бульон.
   На дне его тарелки пельменей уже не оставалось. Только, колыхаясь, словно маленький скат, плавала одинокая пельменная шкурка, где-то потерявшая свою вкусную мясную начинку.
   В майорской тарелке – пельмени плавали дружной белой стайкой.
   «Вот такая она оперативная работа, – подумал майор. – И еда – мимо рта. И солнце – мимо оконца. Но жаловаться нечего. Сам выбирал, палкой никто не гнал».

5. Женщина с прошлым

   Таю Тесменецкую Ефим также знал очень хорошо. Даже слишком.
   Когда-то Анастасия Вацлавна работала в СКБ «Экран» инженером-технологом. Затем, – лет пять на заводе. А когда там начались сокращения, ушла в свободное плавание: инженерша стала хозяйкой и директором ателье по ремонту бытовой техники. Оно располагалось здесь же, в Бачуринском поселке. Ателье называлось «Мастерица». Насколько Ефим знал, хозяйствование у Тесменецкой получалось.
   Ефим распрощался с Топталовым у залитых солнцем белых колонн Дворца культуры и направился на другой конец площади. В ателье.
   Синяя линза сибирского неба собирала летящие сквозь ледяную Вселенную солнечные фотоны и густыми потоками бросала их на поселок. Напоенные энергией частицы ударялись о выгоревший асфальт, розоватые стены домов, зеленую листву тополей и прыгали в воздухе, словно крохотные резиновые мячики. Прохожие жмурились и старались попасть в угольную полуденную тень.
   Когда майор пересекал площадь, пышущую жаром, будто сковорода, родная Интуиция вдруг напомнила о себе и толкнула его в грудь.
   Мимикьянов остановился, повертел головой и понял, на что тайная советчица обращала его внимание. В одну из отходящих от площади улиц сворачивал внедорожник. Он ничем не отличался от той машины, что однажды уже встречалась ему на узкой дорожке. На той, что вела вдоль заводского забора в поселок.
   Майора и автомобиль разделяло приличное расстояние: метров в сто. Но, ему показалось, что на номерном знаке выглядывали из-под грязи две запомнившиеся ему семерки. Внедорожник завершил свой маневр и скрылся за углом розового дома.
   Мимикьянов проводил его взглядом и пошел дальше, имея ориентиром блестящую на солнце большую, в размер окна, вывеску. На ней молодая домохозяйка, превосходящая формами любую фотомодель, с вожделением держала обеими руками толстый гофрированный шланг пылесоса. Шланг был похож на удава, а поднятая вверх насадка – на его растянувшую в стороны пасть, готовую заглотить не только маленькую мышь, но, при случае, и неосторожного ухажера.
   Подойдя к новенькой, без единой царапины, белой двери, майор вошел в ателье.
   Здесь царила тишина. Уютно пахло канифолью и ацетоном. Посетители отсутствовали.
   За прилавком застыла тоненькая светлоглазая девушка в нарядном голубом халате и шапочке.
   – Вам Анастасию Вацлавну? Вон туда, – указала она остреньким подбородком на задернутые темно-зеленые шторы.
   Ефим раздвинул тяжелую ткань и постучал в дверь.
   – Войдите! – услышал он знакомый голос.
   Майор открыл дверь и вошел.
   Перед ним открылась небольшая комната. Ее пол лежал на полметра ниже уровня приемного зала. Владелица и директор ателье сидела за письменным столом.
   Круглое лицо Тесменецкой совсем не загорело. Оно оставалось белым, как сметана. Только с переносицы сбегали на щеки едва заметные бледно-оранжевые веснушки. Ее широко расставленные глаза имели странную радужную оболочку – малахитово-зеленую, с черными крапинками. Как казалось Ефиму, она походила на большую, красивую лягушку.
   Для себя он ее когда-то так и назвал: Царевна-лягушка.
   Кроме письменного стола хозяйки, в небольшом пространстве кабинета помещался низкий чайный столик с двумя креслами, небольшой холодильник и целое дерево в покрытой лаком деревянной кадке. У растения был черный извилистый ствол и большие лапчатые листья.
   На майора повеяло театральным запахом горьковатых женских духов.
   – Ефим, ты? – удивленно произнесла владелица ателье. – Вот уж не ожидала! – всплеснула она руками.
   – Я. – ответил Ефим. – Можно к тебе?
   – Да, можно конечно! – произнесла женщина, вставая. – Он еще спрашивает! А я уж думала никогда тебя не увижу! Исчез и все! Даже не звонишь. Кофе хочешь?
   Никакой злобы в женском голосе, чего так Ефим боялся, он не заметил. Даже, наоборот, ему показалось, в ее тоне прозвучали нотки искренней радости.
   «Ну, хотя бы, личные отношения выяснять не придется», – с облегчением подумал майор.
   – Кофе было бы очень кстати! – с радостью ответил он, хотя после чаепития с Оскольцевой и обеда с Топталовым, ни кофе, ни чаю, ни вообще чего-либо вливать внутрь совершенно не хотел.
   – Чего к нам? По делу или так, старых знакомых навестить? – спросила Тесменецкая, десертной ложкой насыпая растворимый кофе в маленькие чашки тонкого фарфора. – Тебе сколько ложек класть? Я уж забыла…
   Ефим все-таки уловил в ее голосе острый крючочек.
   – Ложку – одну. Приехал по делу, – строго ответил он.
   – А-а-а! – с чуть заметным разочарованием, потянула Тая, берясь за вскипевший электрический чайник.
   Налив кипяток, Анастасия Вацловна сама размещала в его чашке сахар и коричневый кофейный порошок. Обычно ее забота так далеко не заходила. Со стороны Царевны-Лягушки это, безусловно, являлось знаком внимания.
   Майор вежливо сказал «спасибо», отхлебнул кофе и решил, не откладывая, приступить к делу:
   – У вас тут на прошлой неделе один москвич пропал…
   Он исподволь взглянул на Тесменецкую, пытаясь уловить ее реакцию на свои слова. Однако никакой реакции не увидел. Лягушка спокойно смотрела на него своими широко расставленными непроницаемыми малахитовыми глазами.
   – Слушай Тая, а ты с этим москвичом случайно не пересекалась, а? – продолжил он.
   Женщина молчала, с задумчивым видом смотрела в окно.
   – Тебя с ним видели… – прервал игру в молчанку майор.
   Анастасия Вацловна посмотрела ему в лицо, блеснула лягушачьими глазами и сказала:
   – Ну, естественно. Он же ко мне приезжал.
   Мимикьянов даже поставил чашку на стол.
   – К тебе? – переспросил он. – А ты, что, была знакома с Чапелем?
   – Знакома? – вздернула брови Царевна-Лягушка. – Как же я могу быть с ним не знакомой, если Юра – мой бывший муж. Как же я могу быть с ним не знакомой, сам подумай?
   Мимикьянов даже слегка тряхнул головой от услышанного.
   – Чапель – твой бывший муж? – переспросил он.
   – Ну, да, – наклонила голову Тесменецкая. – Ты что, не знал?
   – Нет.
   – Ну, правда, мы уже давно в разводе. Ты мог и не знать, – тоном, каким адвокаты оправдывают преступника, произнесла Тесменецкая. – Мы поженились-то рано. Я еще на первом курсе политехнического училась, а он тогда уже заканчивал. Семь лет вместе прожили. Вот, приезжал, уговаривал, чтобы я опять за него замуж вышла. Говорит, за все годы лучше никого не нашел.
   В голосе женщины прозвучала горделивая нотка.
   – Ну, а ты? – Ефим неожиданно ощутил укол ревности по отношению к женщине, от которой в свое время сам же сбежал.
   – Что я? – вздернула брови женщина.
   – Согласилась?
   Лягушка сделала глоток кофе, облизала тугие губки и ответила:
   – Нет.
   – Почему? – осведомился Ефим с интересом и почему-то начал расхваливать перед женщиной ее бывшего мужа: – Чапель человек с положением. В «Рособоронэкспорте» крутится около самого верха. На хорошем счету. Деньги, зарубежные командировки, наверное, дача на Рублевке, – превозносил майор незнакомого мужчину. – Да, и дальнейшая карьерная перспектива имеется. Почему же – нет?
   Владелица ателье бросила в рот мятную конфетку.
   – А, не нравится, – ответила она. – Вот почему.
   – Не нравится? – приподнял густые волчьи брови майор. Он почему-то ощутил чувство, похожее на радость.
   – Нет, – подтвердила женщина. – Не нравится.
   – А раньше нравился? – не отставал Ефим.
   – Ну, раньше… Раньше я девчонка была… Чего я там понимала? А деньги? Я – не бедствую. Вот «Тойоту» недавно купила, почти новую. И сама себе хозяйка.
   Майор помолчал, пошевелил бровями и вынужден был признать:
   – Тогда, конечно.
   Он помолчал, сделал глоток кофе и спросил:
   – Тая, а почему ты в милиции не сказала, что встречалась с Чапелем, а? Ведь, дело-то не шуточное! Человек пропал! Тут все обстоятельства имеют значение!
   – Ой, да никуда он не пропадал! – махнула ладонью хозяйка ателье. – Чепуха все это! Ираидка, дура, неизвестно зачем шум подняла, ну и понеслось!
   – Не пропадал? – удивленно переспросил майор.
   – Нет, конечно. Он в Новосибирск уехал. На несколько дней. Вот и все.
   Женщина поправила край платья на коленях, то ли для того, чтобы скрыть лишнее, то ли наоборот.
   – Да откуда ты знаешь? – не отрываясь, смотрел на нее майор.
   – Он мне сам говорил.
   – Мало ли, что можно говорить…
   – Ну, уж я-то, наверное, знаю, когда он врет, когда правду говорит… – с женским самомнением произнесла Тая.
   – А чего же он вещи в гостинице оставил?
   – Да, какие там вещи? Пустая сумка, разовый станок для бритья, да зубная щетка, вот и все вещи! – с досадой отмахнулась Тесменецкая. – Когда он спешит, про такие мелочи и не вспоминает… Я-то его знаю.
   Ефим молчал, обдумывая сказанное Тесменецкой. Услышанное было для него полной неожиданностью. И, неожиданностью, вообщем-то, хорошей. Никто никуда не пропадал… Что же может быть лучше? Но успокаиваться было рано.
   – А когда вы расстались? – спросил он.
   Тесменецкая увела глаза к потолку.
   – Мы около трех пришли, я еще на часы посмотрела… – начала вспоминать она. – У меня часа два посидели… Значит, где-то в начале шестого мы из дому вышли. Я его еще до цыганского угла проводила, – добавила Тая. – Он к цыганскому барону пошел.
   – К цыганскому барону? – не поверил Ефим.
   – Ну, да, – подтвердила Царевна-лягушка.
   Она положила ногу на ногу, и прямо перед глазами майора оказались ее скульптурные колени.
   Майор, перебарывая себя, отвел взгляд.
   – Слушай, Анастасия, а ты когда в СКБ «Экран» работала, чем занималась? – безразличным тоном спросил он.
   – А чего это ты вдруг вспомнил? – удивилась Тесменецкая. – Это же так давно было, как в другой жизни… Да, я и подписку о неразглашении давала… – искоса взглянула она на Ефима.
   – Ну, тебя ж, ни кто попало, спрашивает… – изобразил обиду Мимикьянов. – Я тоже подписку давал. Мне-то говорить можно.
   Анастасия Вацловна пожала плечами: дескать, ну, ладно, если тебе надо:
   – Я в процессорной группе работала.
   – А в проектировании ГПУ участвовала?
   – Участвовала, конечно… Все участвовали… Я за процессор, устанавливающий связь пульта с Объектом, отвечала.
   – С каким Объектом? – спросил майор.
   – Ну, откуда ж я знаю? – удивилась Тесменецкая. – Нам же никто не говорил… Это ж для нас секретно было. Ну, может быть, со спутником или с орбитальной космической станцией… Об этом только начальство знало. У кого-то из них спрашивать надо. У Генерала спроси, он, наверное, знает, что там и с чем связывалось…
   Ефим посмотрел на обтянутые светлыми чулками круглые женские колени. Казалось они, будто огромные глаза смотрели на него снизу вверх и в чем-то упрекали.
   Майор поднялся и подошел к окну.
   По площади в солнечных лучах бежала, пылая рыжей шерстью, низенькая собачонка. Острой хитрой мордочкой она походила на лису.
   Женщина подошла и положила свою легкую ладонь ему на плечо. Совсем, как раньше.
   Ефим повернулся к ней лицом.
   От женщины веяло горьковатыми духами и арбузной свежестью кожи.
   – Слушай, Ефим, приходи сегодня ко мне ужинать, а? – блестя малахитовыми глазами, сказала она. – Я бачуринских пельмешек налепила.
   – Да? Это, по какому же случаю? – спросил майор.
   – А ни по какому! Захотелось, и все! Придешь?
   Ефим знал: с Таиными пельменями не могут сравниться никакие другие. Да, и по поводу пребывания Чапеля в поселке к его бывшей супруге – гражданке Тесменецкой вполне могли возникнуть новые вопросы. Но опасение вместе с пельменями отведать и приторное блюдо, под названием «выяснения отношений», которое так любят готовить все женщины, удерживало его от того, чтобы сразу согласиться. Однако служебный долг, объединившись с желанием вкусно поужинать, победили страх перед женскими слезами и возможным скандалом.
   – Приду, – кивнул он.
   – Что-то глаза у тебя не горят… Устал, что ли? – изучающим женским взглядом посмотрела на него Анастасия Вацловна.
   – Есть немного, – согласился Ефим, хотя уставшим себя как будто и не чувствовал.
   – Ну, вот, пельмешек моих покушаешь, опять хвост трубой, поднимешь, волчище серый! – улыбнулась Тесменецкая.
   Ефиму показалось, что в ее голосе прозвучала искренняя забота.
   Конечно, подозрительный оперативник до конца в нее не поверил. Безупречно искренняя интонация могла оказаться обычным лягушачьим притворством. Но все-таки ему было приятно.
   Майор вышел на залитую солнцем улицу.
   «Вот так штука, – подумал он, – Что же, получается, никто и не пропадал… Чапель просто уехал по делам в Новосибирск, не предупредив дежурную в гостинице, и все… А какой шум поднялся, аж Москва забеспокоилась… Неужели, просто недоразумение? Шторм в луже?.. А никакого исчезновения секретоносителя и не было? Вот Пигот-то обрадуется!..»
   Мимикьянов шагал по асфальту и невнимательно скользил взглядом по яркому летнему миру. Шустрые заводские воробьи бесстрашно суетились у его ног, рискуя попасть под подошвы ботинка. Но в последнее мгновение они успевали веселыми пушистыми комочками взмыть в воздух, чтобы тут же опуститься на ветку ближайшего тополя.
   «Нет, все-таки, что-то здесь не то… – через несколько мгновений сказал себе Ефим. – Ну, ладно, дежурную в гостинице Чапель не предупредил, бывает, в это можно поверить. В конце концов, я и сам, случалось, вот так из гостиниц выезжал… Но, чего же он собственному начальству до сих пор ничего не сообщил?… А ведь уже четыре дня прошло… Мог найти возможность… В серьезной ведь фирме работает, и сам – не мальчик, порядок не может не знать… Должен бы со своим руководством связаться в любом случае. Они о его поездке в Новосибирск ничего не знают, раз ищут его здесь… В подобное легкомысленное поведение чиновника для специальных поручений трудно поверить… Очень трудно. Похоже, надо рыть дальше», – с неудовольствием заключил свои размышления майор.
   Какой-то особо наглый воробьишка взмыл прямо из-под его ноги и, будто нарочно, мазнул Ефима крылом по лбу.
   «А что же Тесменецкая, изложившая мне версию добровольного отъезда Чапеля в Новосибирск, она сама искренне заблуждается или… сознательно вводит меня в заблуждение?» – спросил себя майор.
   Ответа на этот вопрос у майора Мимикьянова не было.

6. Как оперативник знакомится с нужными людьми?

   Как оперативник знакомится с нужными людьми?
   Например, так.
   Два года назад, когда майор Мимикьянов только приступил к кураторству Машиностроительного завода имени Бачурина, он как-то шел по поселку летним вечером.
   Заходящее солнце помещало свои маленькие яркие копии в окна верхних этажей.
   Его обитатели готовились ужинать: из открытых окон доносился запах жарящегося лука и котлет. На веранде пивной «У дяди Акопа» окончившие смену заводчане лениво беседовали, крепко сжимая ручки литых стеклянных кружки с желтым пивом.
   Жизнь здесь текла так уверенно и спокойно, что майору даже не хотелось возвращаться в суетливый и нервный центр города, хотя все намеченное на этот день он уже совершил. Внимательно изучил принятый на заводе порядок выдачи и хранения секретной документации. Ознакомил начальника службы безопасности завода Рената Абсалямова с установочными данными на одно нежелательное лицо, которое, вскоре попытается устроиться на работу в закрытый цех. Наконец, объехал с Ренатом Николаевичем весь периметр охраняемой территории с целью выявления его слабых мест.
   Дневной план был полностью выполнен. Можно было уезжать из поселка. Но не хотелось.
   В воздухе появились колдовские запахи бескрайней сибирской степи, что начиналась совсем рядом – за крайними домами поселка. Майор вздохнул полной грудью.
   И вдруг среди этой благодати Мимикьянов услышал отчаянный женский крик.
   Ефим окинул взглядом улицу и обнаружил его источник. Кричала женщина в окне первого этажа розового трехэтажного дома, расположенного почти напротив пивной. К ней в квартиру через окно пытался влезть какой-то мужик. Со стороны улицы его пыталась поймать за брючный ремень и стащить вниз еще одна женщина. Мужик лежал животом на подоконнике и, делал движения, подобные конвульсиям рыбы на песке. Таким образом он, видимо, пытался соскользнуть с подоконника внутрь квартиры. Но хозяйка, упершись в его голову обеими руками, никак не позволяла ему это сделать.
   Гости «дяди Акопа» на происходящее никак не реагировали.
   Ефим ускорил шаг, приблизился к борющейся группе и, дернул мужика за ногу. Тот повернул к майору свое лиловое от натуги лицо.
   – Эй, мужик, дверь с другой стороны! – сказал Ефим.
   – Так она закрыта, – сказал мужик, – Жена открывать не хочет! Что делать? Решил – через окно. А она и тут не пускает! Наверное, привела себе хахаля, пока я на смене был!
   «Зря вмешался, – подумал Ефим, – семейные дела, это – такое болото, в которое постороннему лучше не лезть: супруги помирятся, а ты главным виновником и останешься. Милые бранятся – только тешатся. Это посторонние от них плачут».
   Услышав слова мужчины, женщина в окне даже перестала кричать и замерла с открытым ртом.
   – Кто жена? Где жена? Я – тебе не жена! – наконец, воскликнула она. – Убирайся, бандит проклятый, а то я сейчас милицию позову!