Но, к сожалению, даже это было еще не все. В его карих глазах читался искренний интерес к устройству того тайного механизма, который вращает мир. Такое качество ума вызывают у большинства профессиональных ученых почти рефлекторную антипатию.
   Несмотря на признаваемый всеми исследовательский дар, у него год за годом не ладилось с диссертацией. Он не придавал этому особого значения, потому что не считал получение кандидатской степени сколько-нибудь серьезным делом. Но его коллеги думали совсем по-другому. Все это и привело к тому, что Анатолий Петрович не прошел очередную аттестацию и вынужден был уйти из университета.
   Так он оказался на каланче.
   Беседин застыл с дымящимся в руке паяльником. Он молчал, словно не узнавая вошедших. Аркадий с Николаем даже испытали замешательство. Ведь и тот и другой знали Беседина с детства.
   Вдруг Анатолий Петрович ожил, его карие глаза приняли осознанное выражение, будто до этого момента он мысленно пребывал в каких-то далеких пространствах и, наконец, вернулся оттуда. Хозяин поставил паяльник на рогатую подставку и радостно потер руки:
   – О-о-о! Заходите ребята! Не ждал. Но барашка пригото-о-вил!
   – Да не-е-е, мы на минуту. – сказал Коля Саяпин. – Нас на берегу Иван Алексеевич с Соней ждут. Понимаешь, Толя, какое дело… Ты не обижайся только. Вот Аркадий говорит, тот калькулятор, что ты на Хлебной нашел, он того… радиоактивный… Можно импотенцию заработать!
   – Какой калькулятор? – удивленно поджал тонкие губы Анатолий Петрович.
   – Ну, ты мне вчера сам показывал, ты что забыл? – озадаченно произнес Коля.
   Анатолий Петрович немного помолчал, потом вдруг с видом внезапно вспомнившего человека хлопнул себя рукой по лбу.
   – Так я его выбросил… Да. Копеечная вещь. Да еще сломанная.
   – Ну и хорошо… – с облегчением произнес Коля. – А то, действительно, облучишься и все! Прощай женская любовь.
   – А куда ты его выбросил? Можешь показать? – спросил Аркадий.
   – Ну куда-куда?… Не помню. – подумав, сказал Беседин.
   – Постарайся вспомнить, Анатолий Петрович! Очень надо! – давая понять, что просто так не отступится, с нажимом произнес Аркадий.
   – Ну, не знаю… – поднялся со своего вертящегося стула изобретатель. – У меня барашек с картошечкой потушился… Покушаем, а?
   Не дожидаясь согласия гостей, Беседин направился в угол своей просторной комнаты и с помощью полотенца вытащил из электрической духовки чугунную утятницу.
   Держа ее перед собой на вытянутых руках и несмело переставляя ноги, он принес тяжелую посудину и осторожно водрузил на свой рабочий стол. Тщательно расчистил пространство вокруг от книг и радиодеталей и застелил стол белой бумагой. В свежем воздухе высоты, идущим со смотровой площадки, хлынувший из утятницы запах тушеного мяса, картошки, и лаврового листа был подобен взрыву праздничного салюта, который хочется задержать в небе как можно дольше.
   Аркадий в очередной раз за сегодняшний день почувствовал прилив аппетита.
   – Ну, ладно. – сдался Аркадий. – Накрывай, Анатолий Петрович. Только все-таки вспоминай, куда калькулятор выбросил.
   – А я вспомнил! – вдруг уверенным тоном заявил хозяин каланчи.
   – Ну? – подался к нему Аркадий.
   – Я его в реку выкинул.
   – В реку? – разочарованно переспросил Аркадий.
   – Ну, да! Точно. Вспомнил. Прямо с берега как швырану! Почти до фарватера добросил.
   Аркадий прошелся по комнатке-лаборатории. Хорошо было здесь. Пахло морской свежестью, канифолью и тушеной бараниной. В широких окнах плескалось синее небо и покачивались в отдалении белые ладьи облаков. Одно облако обернулось растянутым по ветру крылом. Своими перьями оно почти касалось каланчи.
   Аркадий вздохнул и опустился на металлический табурет. В это момент у него в кармане запиликал мобильный телефон.
   – Это ты? – спросила трубка голосом Кондрашова.
   – Нет, это агент северо-корейской разведки товарищ Ень Бень. – подобострастно отозвался подполковник Стеклов.
   – Хватит шутить! – грозно проговорила трубка. – Не время для шуток, подполковник! След по калькулятору оправдался, а? Я генералу доложил, что прибор уже практически найден. Надеюсь, я не ввел его в заблуждение?
   – Найден, но практически недоступен.
   – Это как? Он что, на Луне? – спросил Кондрашов.
   – Нет. На дне реки.
   – Немедленно приезжай на базу. – не терпящим возражения тоном сказала трубка. – Здесь доложишь все подробно. Как положено!
   – Ну что, прямо сейчас? Мне нужно здесь еще кое-что уточнить. – деловым голосом произнес Аркадий.
   – Я сказал, немедленно на базу! Чтоб через полчаса был на месте. Это приказ. – накалилась трубка.
   – Я понял. Буду. – сказал подполковник Стеклов.
   Присутствующие, делали вид, что не интересуются разговором, но посматривали на Аркадия с любопытством.
   – К сожалению, дела требуют. – веско произнес он. – Я должен вас покинуть.
   Стеклов поднялся с табуретки, взглянул на утятницу, втянул носом воздух и сказал:
   – Толя, дай хоть попробовать.
   Беседин без малейшего промедления протянул ему большую сверкающую ложку из нержавеющей стали.
   Аркадий зачерпнул ложкой так, чтобы в ней оказался кусочек баранины, картошка и золотистый бульон и вылил все это в максимально раскрытый рот. Пошевелил языком, пожевал, поцокал и проглотил.
   – Ой-е-е-е-ей! – восхищенно произнес он. – Вот так всегда бывает. Одним все. Другим – только смотри и завидуй!
   – Не переживай! – ободряюще похлопал его по плечу Анатолий Петрович. – Как с органов уволят, я тебя мальчиком для подсобных работ возьму. Колбы мыть и провода зачищать! За кормежку будешь работать. Помнишь, как в школе у тебя хорошо получалось! – похвалил Анатолий Петрович.
   – Готовься, изобретатель! Копи продукты. Скоро уже попрут. – мрачно заметил подполковник.
   – Слушай, Аркадий Михайлович, а этот калькулятор был сильно радиоактивный, а? – неожиданно вступил в беседу Коля Саяпин.
   – А что? – повернулся к нему Стеклов.
   – Так я его тоже в руки брал… А у меня сейчас почему-то руки зачесались… Смотри, и покраснели даже…
   – Покажи. – заинтересовался Аркадий.
   Коля с обреченным видом поднял к своей груди раскрытые ладони:
   – Вот. Какие-то красные…
   – Да? – с сомнением произнес Аркадий. – Разве? Ладони, как ладони.
   – Это не от радиации. – сказал Анатолий Петрович.
   – Откуда ты знаешь? – с надеждой обратился к нему Коля.
   – Первое, что я делаю со всеми неизвестными предметами, которые попадают мне в руки, – это проверяю их на радиоактивность. Про счетчик Гейгера слышал, а, Колюша? – ласково осведомился Беседин.
   – Слышал. – кивнул головой потенциальный смертник.
   – Так вот. Эту штуку я сразу проверил. Не было у нее никакой радиоактивности. В пределах естественного фона.
   – Это как? – спросил Костя.
   – Это значит, что ее радиоактивность была такая же, как у моей утятницы. – пояснил Анатолий Петрович. – Я в ней двадцать лет баранину готовлю и ничего, не умер!

5. Непонятный интерес

   Всей езды от Каланчевки до центра города было минут пятнадцать. Не больше.
   Даже, если ехать на неторопливом маршрутном такси.
   Аккуратно притершись к тротуарному бордюру, «газель» остановилось у старого барочного здания. В нем размещалось областное управление федеральной службы безопасности.
   Согнувшись пополам, Аркадий с трудом выбрался из маршрутки. Он почему-то подумал, что крохотному автобусику во время стоянок должны сниться сказки, в которых он возит не этих тяжелых великанов, а маленьких аккуратных людей, выросшие на далеких японских островах Окинава и Хонсю.
   Полковник Кондрашов был сама озабоченность.
   Его сливочный пиджак был аккуратно размещен на плечиках. Начальник отдела был в одной рубашке, рукава которой были деловито подвернуты до локтей. Пуговица воротника расстегнута, а узел бежевого галстука опущен до середины груди. Такой вольный внешний вид был для Олега Петровича совсем не типичен и хорошо знающему его человеку говорил о многом.
   Кондрашов поднялся из-за начальственного стола и подошел к окну, просторному, как ворота в Кремле.
   Областное управление федеральной безопасности помещалось в старинном здании, где когда-то в легендарные времена находилась женская гимназия. Присущие слабому полу жажда публичного поклонения и тайной власти, видимо, навсегда поселились в его украшенных изощренной лепниной стенах. Для органов безопасности эти дамские желания оказались и близкими и понятными.
   Как в любом уважающем себя вековом здании, здесь существовала и домашняя легенда, о том, что ночами в мрачных сводчатых коридорах управления появляется большеглазая девушка в белом платье. Она легкой походкой проплывает меж стен и исчезает за одним из бесчисленных поворотов. Офицеры называли ее княжна Катя. По легенде она проводила своего жениха – молодого поручика, на первую мировую войну и через несколько недель получила известие о его гибели.
   Молодая княжна не смогла справиться со своим горем, выпила сулему и ушла из жизни. Но что-то заставляет ее вновь и вновь приходить в знакомые стены и вглядываться в лица молодых офицеров, словно разыскивая своего давно сгинувшего возлюбленного.
   Аркадию нравилась романтическая легенда. Она делала официальное здание живым и уютным.
   В привидения он не верил, но однажды поздно вечером, двигаясь по коридору второго этажа, неожиданно заметил перед собой белое облако, которое будто появилось прямо из стены. Своими изгибами облако напоминало женскую фигуру. Подполковник ринулся за облаком, но оно без следа исчезло за ближайшим углом слабо освещенного коридора.
   Но, вообщем, этот случай все-таки ничего не доказывал. Он произошел после кабинетного застолья, на котором отмечали присвоение Кондрашову очередного специального звания – полковника государственной безопасности, и потому за объективность собственных впечатлений ручаться было нельзя.
   Кондрашов приоткрыл тяжелую оконную раму и в кабинет проник сладковатый запах цветущей ольхи – совсем не городского ведьминого дерева, обычно растущего на болотах и в сырых чащобах. Но выросшего почему-то и здесь в центре города, у серых каменных стен управления.
   – Ты уверен, что твой Эдисон на самом деле эту штуку в реку выбросил? – обернулся начальник к своему подчиненному.
   – Да нет. Не уверен. – Аркадий почесал нос карандашом.
   – Так, что ж ты его не раскрутил? – недовольно приподнял брови Олег Петрович.
   – Ну, когда бы я успел?… Ты же все время звонишь: на базу, да на базу! Как будто тут пожар.
   – А тут и есть пожар! – внушительно произнес Кондрашов. – Вчера в город прибыл английский коммерсант Джек Тамсфорд. Ну, это так, прикрытие. Москва сообщила, что он кадровый офицер британской разведки.
   – Да? – удивился Аркадий. – И что же ему тут нужно? Что тут у нас за секреты государственной важности?
   – Вот то-то и оно! – наставительно поднял указательный палец полковник. – А ты говоришь, пожара нет… Есть пожар! Да еще какой! Англичанин прилетел вчера. А сегодня служба наружного наблюдения сообщила, что засекла мистера Тамсфорда в поселке Каланчевка. Причем, недалеко от того места, где два дня назад нашли труп другого иностранца. А? Разве это не пожар? Что ты обо всем думаешь, Аркадий Михайлович? Ты же у нас специалист по заграничным разведслужбам!
   – Это я раньше был специалист по заграничным разведслужбам. А теперь я работаю мальчиком на побегушках у таких пожарников, как ты, Олег Петрович. – мягко произнес подполковник Стеклов.
   – Аркадий! Не забывайся! – посерьезнел лицом Олег Петрович.
   – Больше не буду. Извини. – не стал нарываться подполковник. – Ты лучше скажи, а что это за калькулятор мы ищем? Может, в нем все дело?
   – На самом деле, это не калькулятор. – важно произнес Кондрашов. – Это – спектрограф. Совершенно новая разработка. Способен моментально определять качество зерна, сколько в нем белка, клейковины и так далее. Очень дорогой. Защищен патентом.
   – Да? – с сомнением произнес Аркадий.
   – Да. – с едва заметной, но все-таки, уловимой нетвердостью в голосе сказал Олег Петрович. – Так сообщили из торгового отдела Нидерландского консульства. Прибор предъявлялся и на таможне при пересечении границы. Дежурный эксперт осматривал. Подтверждает… Ну, во всяком случае, это – точно не дозиметр радиоизлучения…
   – Да ведь у нас тут и измерять вроде нечего… – озадаченно произнес Аркадий.
   – Вот то-то! Друг мой! – наставительно произнес полковник. – А ты говоришь, нет пожара! Есть пожар!
   – Что же тут им всем понадобилось-то, а? – вздохнул неудавшийся отпускник.
   Кондрашов прошелся по своей прогулочной дорожке – от величественному окна к письменному столу, и остановился рядом с Аркадием.
   – А вот это я вам и поручаю выяснить, подполковник Стеклов. – официальным тоном произнес он.
   – Подожди, Олег, мне же с трупом голландца надо разбираться! – возмутился Аркадий. – Ты же сам утром поручил мне выяснять, кто его убил? И еще хвоста мне накручивал, про важность и срочность!…Так?
   – Ну, так. – согласился полковник Кондрашов.
   – Вот! А выяснение причин интереса иностранных спецслужб к поселку Каланчевка – это же отдельная большая тема для разработки… Я же не могу всем одновременно и срочно заниматься!
   – Можешь! – отрубил Кондрашов. – Знаешь, есть в органах такое слово «надо!» И по трупу голландца работать надо! И прибор искать! И причины интереса иностранных спецслужб к Каланчевке выяснять!
   – Ну, Олег, что же мне разорваться, в самом деле? – не сдавался Аркадий.
   – Разрываться не надо! А вот заниматься надо и тем и другим! Ясно? Тем более, мне кажется, тут все связано! Ну, сам посуди, то не было никого, хоть шаром покати! Ни одного иностранца в Каланчевке днем с огнем не сыщешь! И вдруг, ни с того ни с сего, – один за другим! А? Это при том, что ни ракетных баз, ни секретных лабораторий в Каланчевке, как ты понимаешь, нет и никогда не было!
   Полковник Кондрашов заложил руки за спину и несколько раз с размышляющим видом прошелся мимо сидящего Аркадия.
   – Мы – отдел контрразведывательного обеспечения или что? – спросил он, остановившись рядом с подчиненным.
   – Обеспечения чего, сначала хотелось бы знать? – проворчал подполковник Стеклов. – Секретных способов сортировки гречневой крупы?
   – В спецслужбах, Аркадий, – не идиоты. Что-то же они в Каланчевке ищут? Значит, что-то же там есть! То, что мы обязаны охранять! – резонно заявил Олег Петрович и вернулся за свой стол.
   Аркадий тяжело вздохнул.
   – Так что, не сиди, голуба моя! – приняв суровый вид, сказал Олег Петрович. – План оперативных мероприятий по установлению причин обнаруженного интереса иностранных спецслужб к поселку Каланчевка – мне на стол! И вперед. Первые результаты попрошу завтра к вечеру!… – начальственно прихлопнул он ладонью по столу.
   Заметив, что подчиненный собирается что-то сказать, опытный руководитель не дал ему этого сделать:
   – Пан профессор чем-то недоволен? А зря! Когда вы добровольно, подчеркиваю, добровольно, шли работать в органы, профессор, отпуск в летний период вам никто и не обещал!
   Со вкусом произнеся эту тираду, полковник Кондрашов добро, по-отечески, улыбнулся подполковнику Стеклову.
   Аркадий недовольно опустил желтые бульдожьи глаза и отправился к себе в кабинет.
   Войдя в бывшую спаленку гимназистки, служившую ему кабинетом, он сел за стол и открыл сейф. Потянулся было к папочке с информацией об убийстве голландца, но его рука как-то сама собой нырнула на нижнюю полку, а там в ладонь нетерпеливо впрыгнул дамасский кинжал.
   Он достал клинок из сейфа, вытянул из ножен и покачал в руке. Потом, взял левой рукой лежащий на столе лист белой бумаги. Поднял его над головой и отпустил. Когда белый лист, неторопливо планируя, поравнялся с его лицом, Аркадий резко провел по бумаге лезвием кинжала.
   Лист мгновенно распался на две ровные половинки. Они сначала изумленно застыли в воздухе, а, затем, будто супруги, давно мечтавшие расстаться друг с другом и наконец-то получившие развод, радостно устремились в разные углы комнаты.
   В свое время тайна восточной сверхстали очень интересовала Аркадия Михайловича.
   Над разгадкой удивительных свойств булатов в первой половине девятнадцатого века ломали головы десятки выдающихся ученых Европы. В том числе король эксперимента, создатель теории электромагнетизма англичанин Майкл Фарадей, для которого, казалось, вообще не существовало не раскрываемых тайн природы.
   Все они потерпели поражение.
   «Что острее дамасской стали? – спросил себя Ар-кадий строчкой древней восточной присказки. – Только голова! – ответил он ее же словами. – Что-то все разворачивается слишком быстро… Хотя, если в Каланчевке случилось то, что случилось, то нет ничего удивительного.»

6. Взрывоопасное изобретение Толи Эдисона

   Маршрутка снова везла Аркадия в Каланчевку.
   Он покачивался на мягком сиденье рядом с водителем и думал о вещах, очень далеких от оперативного плана, который ему предстояло осуществлять.
   На его составление он потратил почти час. Полковник Кондрашов план внимательно прочитал. Занимаясь этим, он поджимал губы, недовольно морщился, задавал многочисленные вопросы, но, в конце концов, все-таки утвердил. В итоге, за всеми этими хлопотами пообедать подполковник Стеклов так и не успел. А на город уже незаметно надвигался вечер.
   И когда, маршрутное такси неспешно проезжало мимо необычного сооружения, размещенного на пришвартованном к берегу дебаркадере, Аркадий тронул своей широкой лапой водителя за плечо:
   – Останови, друг!
   На дебаркадере размещался единственный каланчевский ресторан. Он назывался «На пристани».
   Подполковник решил поужинать здесь. Но, это была все-таки не главная причина его посещения этого места, пользующегося в поселке не слишком хорошей репутацией. Если уж на то пошло, поужинать он мог и у Паши Папаса. В ресторане «На пристани» он собирался осуществить пункт номер один плана оперативных мероприятий, утвержденного полковником Кондрашовым.
   Своим обликом ресторан напоминал Зимний дворец, только уменьшенный в десять тысяч раз.
   Когда-то эта узорчатая шкатулка, действительно, была пассажирской пристанью. Над входом в нее до сих пор проступали сквозь многочисленные слои краски черные буквы «Пароходство «Пороховщиков и К.» В ноябре девятнадцатого года владелец частного пароходства отбыл из города вместе с отступающими колчаковскими войсками. И с начала двадцатых годов в миниатюрной модели дворца российских императоров навсегда поселился ресторан.
   Он пришелся настолько к месту, что, казалось был тут всегда, а существование в нем какой-то пассажирской пристани было просто красивым мифом, дающим основание для романтического названия. Не одно поколение каланчевцев именно с ним связывали свои представления о красивой жизни, необузданных загулах и сладком, как сибирский гречишный мед, разврате.
   Много лет назад только что окончившие школу Аркадий Стеклов и Паша Папас сидели здесь за столиком, смотрели сквозь высокие, разделенные мелким переплетом окна, на гранатовый сибирский закат и мечтали.
   Закат манил в свой таинственный огонь. Тогда им казалось высшим счастьем – убежать из Каланчевки в большой кипящий мир. Теперь и Паше и Аркадию счастье представлялось по-другому.
   Подполковник прошел по слегка вибрирующему под ногами переходному мостику на дебаркадер и ступил на его дощатый настил.
   Старые стеклянные двери, напоминали своей легкостью и гнутым переплетом, блестящие крылья гигантских стрекоз.
   Когда-то за стеклянными дверями, сразу у входа посетителя ресторана встречал тяжелый резной буфет. Это была буфетная. За ее высокой стойкой, еще до того, как посетители проходили в большой зал и садились за покрытые белыми скатертями столы, буфетчик наливал гостям рюмку водки или бокал шампанского, что повторялось и при прощании.
   Ритуал этот был непреложным, как, допустим, текущая внизу река. И на того, кто осмелился его нарушить, посмотрели бы как на сошедшего с ума. И, если проверять счет у официанта, обслуживающего столик в зале, считалось делом вполне нормальным и даже обязательным для уважающего себя посетителя, то, при расчете с буфетчиком считать деньги было дурным тоном. Тут уж, сколько бросил на широкую стойку, столько бросил. Сдачи никто не ждал. Каждый боялся не того, чтобы дать слишком много, а, наоборот, дать слишком мало. Вдруг подумают – скупердяйничает, жадничает, на дармовщинку выпить хочет. Понятно, должность буфетчика была и престижной и доходной.
   Это были традиции и нравы давно ушедшей купеческо-помещичьей России. В беспокойные революционные годы они, казалось, навсегда исчезли, но потом, как это ни удивительно, снова возникли и уже с начала двадцатых, благополучно просуществовали, почти до настоящего времени. Растаяли они уже совсем в последние годы.
   Теперь буфетная называлась баром. А у широкой стойки высились обтянутые кожей круглые сиденья на тонких никелированных ножках.
   У бара толпилась группка незнакомых мужчин, молодых и средних лет.
   Аркадий прошел мимо них в ресторанный зал. Сел за столик у приоткрытого окна. Он должен был встретиться в ресторане с находящимся у него на связи агентом-информатором. Это и было первым пунктом предложенного им руководству плана оперативных мероприятий. И, только попутно он имел цель хорошо поужинать. Правда в этом он решил себя не ограничивать, поскольку стоимость блюд можно было с чистой совестью списать на оперативные расходы.
   Он заказал тушеную утку с моченой брусникой. Сколько Стеклов себя помнил, она считалась фирменным блюдом плавающего ресторана. Аркадий немного посомневался. Но все-таки заказал двести граммов клюквенной настойки.
   Лежащая на овальной металлической тарелке половина утки, была покрыта поблескивающей коричневой корочкой. С одной стороны от нее высилась горка жареного картофеля, с другой – рубиновая пирамидка влажных брусничных ягод и желтое моченое яблоко. К утке официантка принесла свежие маленькие пухлые булочки. Аркадий прикоснулся к ее руке и попросил пригласить к нему администратора ресторана.
   – Хотелось бы заказать банкет на следующую неделю. – пояснил он.
   Разумеется, никакого банкета он заказывать не собирался, но администратор ресторана Малик Керимов являлся его агентом на связи, и он должен был думать о его безопасности. Малик подскочил тут же. На его белой рубашке по распространившейся моде был прикреплен заламинированный кусочек картона с надписью «Главный администратор». Насколько знал Стеклов, никаких других администраторов в ресторанчике не было, но Малика мысленно одобрил. Лучше быть старшим, чем младшим или, тем более, никаким.
   Пару лет назад Керимов попал на крючок органов по делу о сбыте самогонных спиртных напитков под видом виски «Джони Уокер». С точки зрения самого Аркадия, то, что продавал Малик, по вкусовым и другим органолептическим качествам не только не уступало, но превосходило именитый американский напиток. Он подозревал, что в появлении этого великолепного изделия не обошлось без самогонного аппарата, интуиции и любви к делу гражданина Папаса, но прояснять эти детали в данном направлении, конечно, не стал.
   Поскольку одним из пострадавших от действий Малика оказался иностранец, купивший по дешевке ящик виски, управлению ФСБ удалось выторговать Керимова у органов милиции себе. Замяв дело, контрразведчики взяли у него подписку о добровольном сотрудничестве. При вербовке Керимов не сопротивлялся, а, наоборот, был даже рад неожиданно появившимся у него солидным покровителям.
   – Слушай, Малик, в последнее время ничего такого у нас не происходило? – спросил Аркадий у присевшего напротив Керимова.
   – Какого? – подумав несколько секунд, спросил Керимов.
   – Необычного.
   – Не…необычного? – осторожно переспросил старший администратор.
   – Ну, да. Необычного.
   – Аркадий Михайлович, вы про наркоту, что ли?… – приблизив голову к Аркадию, тихо произнес Керимов.
   Подполковник неопределенно мыкнул.
   – После того, как вы Чокана взяли, ничего такого не было…
   – Не было? – изобразил следовательский взгляд Аркадий.
   – Нет.
   – А, может быть, что все-таки было?
   – Да, вы про что, Аркадий Михайлович? – встревожился Малик.
   Если б сам подполковник Стеклов знал, про что он спрашивает.
   – Может кто-то из чужих появился? – помолчав, произнес он.
   – Из чужих? – неуверенно переспросил Малик.
   Аркадий что-то уловил в его голосе.
   – Да. Из чужих. – нажал он.
   Малик придал задумчивое выражение своим миндалевидным глазам и вздохнул.
   – Ну, не то, что бы совсем чужие… Они к Шторму приехали… Из Москвы.
   – Кто это?
   – Ну… Деловые ребята… Из «Бакин-банка»… От самого… – Малик понизил голос. – Гоглидзе…