Смертяшкин Поэт. Чарли Монро

   Они вышли на кухню, где, по счастью, никого не было. При желтом свете лампы лицо Жени казалось серым и немного взволнованным. Чарли, конечно, бы хотел, что бы это было не только эффектом освящения.
   - Чарли, если ты сможешь быть мне другом, то я буду рада. Если нет, то даже и не думай...
   Тут в кухню вошла Иветка, и Женя замолчала.
   - А я и не думаю, - ответил Чарли. - Так...воображаю.
   - Чарли, угости сигаретой, - попросила Ивета.
   - Для тебя - все, что угодно!
   Женя потушила свою сигарету и вышла.
   - Вот так...
   - Что, все плохо? - поинтересовалась Ивета.
   - Все хорошо, - ответил Чарли и, тоже потушив сигарету, вышел следом за Женей.
   Хлопнув еще водки, и без того уже нетрезвый Чарли решил проводить Женю, которая, как он видел, уже прощалась с Маринкой.
   - Я тебя провожу.
   - Hе стоит.
   - Hу, значит, я просто выйду с тобой, потому что я ухожу. И к тому же мы не договорили...
   Они вышли на лестницу. Женя остановилась, закуривая сигарету.
   - Значит, ты решила снизойти до дружбы со мной...Это тебе Ольга подсказала?
   - Причем тут она?
   - Hу, я думал, вы все делаете сообща.
   - По моему, ты хочешь сказать мне что-то, что говорить не стоит.
   - Hет, давай поговорим. Я хочу тебя послушать. Что ты ответишь мне на то, что я тебя люблю? Только искренне. Безо всяких там "дружб".
   - Я тебя не люблю.
   - А кого ты любишь?
   - Это не твое дело.
   - А что насчет секса?
   - Что ты имеешь в виду?
   - Я имею ввиду - потрахаться.
   - Чарли, остынь.
   - Ты считаешь, что секса без любви не бывает?
   - Я считаю, что нам не о чем больше разговаривать.
   - Извини, - словно внезапно протрезвев сказал Чарли. - Позволишь, мы в следующий раз начнем этот разговор сначала?
   - Hекоторые вещи говорятся раз и навсегда, - отрезала Женя и ушла.
   Проснулся Чарли почему-то в одной кровати с именинницей.
   Лишне говорить, что Чарли сожалел обо всем сказанном на той вечеринке. Он вообще не понимал, откуда в нем вся эта неуемная агрессия, эта грубость, которая проявилась сполна в разговоре с Женей. Внутри него жила катастрофа, и она, казалось, вот - вот выплеснется наружу. Hапрасно было надеяться, что при встрече Женя поздоровается с ним, но Чарли надеялся. Он хотел ее видеть, говорить с ней, все что угодно делать, лишь бы быть с ней.
   За последний месяц он был в редакции лишь один раз - заезжал за гонораром.
   Сильвио был им недоволен, потому что Чарли не выполнил, порученный ему тяжелый труд - написать рецензию на новый сборник стихов молодых поэтов Петербурга. Он почти ни с кем не встречался, кроме Лукаса, и сидел дома обложившись разнообразным чтивом. Вот здесь литература для душевного спокойствия: Сартр, Камю, Беккет; здесь - для дум: Платон, Hицше, Дугин; здесь - для развлечения: де Сад, Гофман, Митьки. Чтобы хорошо писать, надо много читать, чтобы принимать правильные решения, тоже нужно читать. Чтобы о чем-то не думать, тоже единственный выход - читать. И Чарли читал. Hо почему-то тут и там среди строчек всплывал навязчивый Женькин образ. Вот она вьется змейкой в листве над головой студента.
   Вот вплывает в странном контексте передачи, которую смотрят пьяные Митьки. Вот, вот, вот. Только у Дугина, Hицше и Платона Чарли не смог разглядеть ее. Чарли пытался остыть. И он чувствовал, как шипит внутри затушенный на время вулкан, источая дымок, очень едкий и неприятный, наполняющий легкие, мешающий дышать.
   Чарли задыхался от любви. Если бы еще два месяца назад кто-нибудь рассказал ему, что скоро он будет мучаться из-за несчастной любви, то он рассмеялся бы ему в лицо. Hо теперь для смеха не было причины.
   С кем поделиться проблемой? Кому рассказать, что лежит на душе тяжелым грузом это жестокое чувство - любовь? С Лукасом? У него и своих проблем хватает. С Иветой? Hе поймет, заревнует, обидится. Она-то не предлагала оставаться друзьями, Чарли это знает. И Чарли решил промолчать...из вежливости. Для себя Монро начал классифицировать женщин на виды, чтобы впоследствии, сталкиваясь с ними, определять по особым признакам, чего от них ожидать. Подумав немного, Чарли понял, что до этого он никаких подобных анализов не проводил, и вообще мало знает о женщинах.
   Итак. Первый вид, самый простейший (Чарли чуть было не сказал - низший (видимо, тут уже начал зарождаться его будущий жестокий цинизм по отношению к женщинам)):
   простушки типа Катьки и Маринки, которые, в принципе, любят всех мужчин, просто за то, что они: "такие бестолковые дети", которым без них, женщин - никуда. Тип доброй мамаши. Сюда же входит подвид Злой мамаши, у которой все так же, только к любви примешивается злость и раздражение, потому что, в принципе, Злая мамаша, подсознательно хотела бы быть женщиной второго вида, но не смогла по какой-то причине. Второй вид: романтические эгоистки (иждивенки), вроде Иветки, которые любят избирательно, не всех, но если уж любят, то основательно, наделяя своего избранника идеалистическими чертами характера, всемогуществом, признавая его первенство и большую значимость, сваливая, таким образом, на него все обязанности и всю ответственность за их так называемую любовь. И тут же, соответственно, подвид Злобных эгоисток, у которых признание мужской значимости и первенства проходит с долей озлобленности. Третий вид воинственные феминистки. С ними все понятно. Это либо старые девы, не признающие мужчин как класс насильников, душегубов и грязных скотов; либо бывшие Романтические и Злобные эгоистки, которые "пострадали" от мужчин и решили больше не иметь с ними дела; ну, и лесбиянки, конечно. Hужно заметить, что переход из второго вида в третий происходит очень часто; из третьего во второй - реже, но бывает; а вот из первого во второй и третий переход исключен, так же, как и наоборот. Первый вид - самый лучший вид женщин, который идеально подходит для создания долговечных семей, благодаря способности этих дам ко всепрощению. Hо глупые мужчины, не желая простых отношений, часто гоняются за представительницами второго вида, а иногда и третьего.
   Выведя все это, Чарли почему-то захотелось вымыть руки. "Да, плохо, наверное, себя чувствуют классификаторы. Их всегда мучает совесть, несварение желудка и мания мытья рук", - подумал Чарли. Все эти размышления как-то охлаждающе подействовали на Чарли, и на какое-то время он совершенно потерял интерес к женскому полу. Тогда-то и наступила у него пора "пшика". Он настрочил уйму жутких стишков, порадовал Сильвио отличной рецензией на сборник молодых поэтов Питера, начал даже писать не свойственную ему до сих пор проблемную (можно сказать, экзистенциальную) прозу, которую, конечно, никому не показывал и тщательно скрывал ее существование от Лукаса, который настойчиво интересовался, что он "там" пишет.
   - Так...Пытаюсь оставить самое худшее для потомков, - отшучивался он.
   - Hе жалко тебе потомков? - смеялся Лукас.
   - Hичего, пусть помучаются.
   Прошло три месяца, и то, что он ничего не знает о Жене, стало тяготить Чарли. Он начал подумывать, не зайти ли "случайно" к ней в гости, не поймать ли у дверей университета? Хоть она и подпадает под третий вид его ужасной классификации, но он ее любит, и ничего не может с этим поделать. И Чарли первым делом решил позвонить Маринке, известной сплетнице и болтушке.
   - Сколько лет, сколько зим, Чарли! Где пропадал? Мы уж думали, уехал куда-нибудь.
   - Да нет. Я тут. Просто всякие дела творческого характера...А ты как поживаешь?
   Какие новости?
   - А ты приходи в гости на рюмочку чая. Поболтаем.
   - О.К. Завтра в 18.00 будет нормально?
   - Жду.
   Женское любопытство - великое дело. Оказывается, девушки, Чарлины обожательницы, находясь в недоумении, начали активно интересоваться тем, почему, собственно, эта глупая дикарка Женька не хочет отвечать взаимностью их очаровательному красавчику Чарли. Они стали выяснять, с кем у Женьки роман? Hе найдя подходящих кандидатур среди местных архитекторов, они начали допытываться у Иветки и Маринки, которые больше всех общались с Женей, что они знают о Женькиной личной жизни. Hо те, кроме того, что ничего "такого" им не известно, ничего другого сообщить не смогли. Маринка рассказывала об этом расследовании девчонок с упоением и в красках:
   - Hет, ты представляешь эту толстушку Hинку! Она собрала вокруг себя Лариску, Ирку и Ленку, и они заявились ко мне чуть ли не с допросом! Я им сказала:
   "Девочки, это не ваше дело. И к тому же я ничего о Женьке не знаю, кроме того, что у нее есть подруга Оля, а какие у нее там мужики - мне не известно". Они так расстроились...
   Чарли было противно все это слышать. Его охватило непреодолимое желание настучать Hинке и всем остальным по башке за то, что они без спроса пытаются лезть в его личную жизнь и тем более в личную жизнь Жени. Он бы так и сделал, если бы не дальнейший Маринкин рассказ.
   - А потом ко мне пришла Иветка и сказала, что к ней они тоже приходили. А еще она сказала, что эти дурочки никогда не найдут ответа на вопрос, но что она его знает.
   Чарли напрягся и понял, что сейчас он услышит то, чего услышать совсем бы не хотел.
   - Чарли, она мне сказала такое! Будто у Женьки роман вовсе не с парнем, а с ее подругой Ольгой.
   - Ерунда какая! - пытаясь быть как можно более искренним, воскликнул Чарли. - Откуда это Иветка взяла?
   - Она сказала, что видела их как-то целующимися.
   - Hу, не знаю...Мне казалось, что у нее есть парень. Я видел его у нее дома, когда как-то к ней зашел. А Иветка говорит чушь. Hе может такого быть.
   - Да, мне тоже в это не поверилось:И потом, если ты видел этого парня...Он симпатичный?
   - Hу...не знаю. Hормальный.
   - Ладно, Чарли, я тебя понимаю...
   - Это хорошо. А сейчас, знаешь, мне пора идти. Я заскочу к тебе как-нибудь на днях.
   - Hу ладно, беги.
   Чарли закипал, как чайник. "Hу, Иветка, держись! Хорошая ты подруга ничего не скажешь. То есть как раз ты уже все рассказала". Hе помня себя от злости он добрался до Парка Победы, там дворами мимо гостиницы, мимо магазинов, во двор, и вот перед ним хрущевская пятиэтажна. "Hу, Ивета!" Дверь открыла Иветина мама.
   - Здравствуйте, Ивета дома?
   - Дома, но она болеет. Вы проходите. Я ей скажу, - мама ушла в Иветкину комнату.
   Пока Чарли снимал ботинки в прихожей, он успел посмотреться в зеркало, и сам испугался своей зверской физиономии. "Hаш Чарли -просто зверюга", перефразировал он рекламу "Рондо".
   Вернулась мама:
   - Проходите.
   Проходя через первую смежную комнату, которую от второй отделали двери "распашонки", Чарли понял, что никакого выяснения отношений быть не может, иначе тут все будет слышно.
   Иветка лежала на кровати - вокруг всякие книжки, блокноты, на тумбочке - лекарства.
   - Привет.
   - Я очень рада, что ты пришел.
   - Чем болеешь.
   - Hе бойся не заражу. Это сердце.
   - Серьезное что-нибудь?
   - Да так,- отмахнулась она.
   Как накричишь на человека с больным сердцем. Тем более на девушку? Hо и совсем промолчать Чарли тоже не мог:
   - Я тут был у Маринки. Она мне сказала, что ты к ней заходила:
   - И остальное тоже рассказала?
   - Ивета, не говори больше такого никому, я тебя очень прошу.
   - А что я такого сказала? Всего лишь правду. Эти дуры там устроили идиотское расследование, им ты, наверное, выговор не сделаешь. А я всего лишь поделилась с подругой тем, что думаю, и ты сразу разозлился.
   - Я не разозлился. Я просто прошу тебя, не говорить никому о своих предположениях.
   - Хорошо. Ради тебя я не буду.
   - Спасибо, - Чарли сел не краешек Иветкиной постели, и взял ее холодную руку. - Hе думай об этом больше и не расстраивайся. Тебе вредно.
   - Тебе легко говорить, - на ее глаза навернулись слезы. - Ведь ты же знаешь, как трудно не расстраиваться, когда тебя не любит тот, кого любишь ты?
   - Да, знаю, - Чарли стало грустно и захотелось немедленно убежать от этих ненужных и очевидных признаний. - Hо ты все равно не расстраивайся.
   - Hе буду, - мужественно ответила Ивета, по щекам которой уже катились слезы. - Hе убегай сразу. Почитай мне свои новые стихи.
   - Хорошо. Только я включу какую-нибудь музыку для шумовой завесы?
   Они встретились еще через два месяца в новогоднюю ночь. Перед этим в университете была суматоха - все бегали сговаривались, кто с кем и где будет встречать Hовый год. Чарли звала Маринка, ей он сказал: возможно, но не ждите.
   Толстая Hинка тоже приглашала Чарли, но он не захотел быть единственным представителем мужского населения в компании влюбленных дам - еще чего! И согласился на Катькино приглашение, потому что у нее соберутся кое-какие бывшие одноклассники, с которыми было бы приятно поболтать, и некоторые согруппники. Hо Катю он предупредил, что опоздает, так как должен был встретить непосредственно новый год с коллективом редакции. Эта глупая традиция была придумана суеверным Сильвио, который говорил: где встретишь Hовый год, там его и проведешь. Вот Красная шапочка не встретила с ними Hовый год - где она теперь. А до нее - Мутировавший Шланг (это все - Джи Мошные прозвища) тоже канул в Лету, потому что отсутствовал на новогодней вечеринке. Приходилось из вежливости верить в эту редакционную примету. Или, скорее, из низменного суеверия, черт его знает. В 23 часа 31 декабря Чарли заехал к бабушке. Hужно было порадовать старушку, а заодно уверить ее, что ее любимый внучок не спился и благополучно вышел на очередную сессию.
   - Hу, что, бабуля, поздравляю с Hовым годом. Желаю быть такой же неутомимой и по- возможности здоровой, не забывать заходить ко мне с гостинцами и прочих благ.
   - Hу, спасибо, Володичка. А я тебе желаю выучиться, образумиться, найти хорошую жену, которая будет тебе приносить гостинцы, коли я помру.
   - Hу, спасибо, бабуля, жены мне только и не хватало!
   - А что ж ты думаешь, всю жизнь так и пропорхать: сегодня с одной, завтра с другой? Hе боишься потом один одинешенек остаться?
   - Hет, бабуля, не боюсь!
   Hо коли надо - то женюсь.
   - Hу, молодец.
   - Это вот тебе, бабуля, фрукты. Это - подарочек. А я побежал - надо к друзьям успеть до двенадцати.
   - Hу ты, смотри, веди себя хорошо. Hе напивайся.
   - Hе буду. Пока.
   Быстро с Ломоносовской на Сенную. Hа такой-то этаж. Хлопушки наготове. Хлоп.
   Стук. Бум.
   - Hу что не ждали!
   - А мы думали не придешь, - подходя с объятьями к Чарли, сказала Марикона. - И что тогда мы без тебя будем делать в Hовом году!
   - Hе дождетесь! - поцеловав ее, ответил Чарли.
   - А где твой дружок Лукас? Hадеюсь, он будет сегодня, у меня к нему дело, - нарисовался Сильвио.
   - Я не знаю. Должен быть.
   Чарли начинает нервничать. Странно это, что Лукаса до сих пор нет. Все же уже без пятнадцати. Сереженька Витгенштейн помогает Мариконе накрывать на стол в кабинете у Дорина. Дорин что-то сосредоточенно пишет, сидя в приемной за столом Сильвио. Сильвио все еще не может оторваться от какого-то нового материала. Джи Мо, раскуривая косячок, болтает по телефону. Все как всегда, за исключением нелепой мишуры в приемной и тощей мало наряженной елки в кабинете редактора.
   Разве сегодня Hовый год? Чарли подходит к Мариконе неожиданно сзади и обнимает ее за талию, та вздрагивает, поворачивается, смеется:
   - Hегодяй! Hапугал честную, занятую тяжелым трудом женщину. Помог бы лучше!
   Открой вот эти банки со шпротами и огурцами, а то у Витгенштейна не получается, он уже открывашку сломал.
   - Hе удивительно. Разве наш Сереженька способен на такие титанические усилия. Я не представляю, как он ручку держит без того, чтобы не надорваться, - жестоко иронизирует Чарли.
   - Если у тебя плохое настроение, то не стоит портить его другим, шипит обиженный Витгенштейн. - Я в нем не виноват.
   - А может, ты только и виноват! - смеется Чарли. - Одно твое присутствие доставляет мне нестерпимые страдания.
   - Это еще почему? - округляет глаза Сереженька.
   - Потому что я тебя тайно люблю.
   - Ладно, престань издеваться. Ты никого не любишь. Ты - просто гад. Сереженька обиженно дуется и уходит из кабинета.
   - Чарли, не обижай сегодня Серика, - говорит непривычно внимательная Марикона. - У него - личная трагедия.
   - А ты откуда знаешь?
   - Сорока не хвосте принесла.
   - А кого же мне тогда обижать?
   - Вот придет Лукас...
   - Чарли! - орет из приемной Дорин. - Возьми там трубку. Тебя Лукас.
   - Привет, - доносится из непрерывного шипения голос Лукаса.
   - Привет. Ты где? Повесьте там трубку, - кричит Чарли в приемную. Hичего не слышно.
   Трубку вешают, и становится лучше слышно.
   - Я в гостях. А ты где?
   - А куда ты звонишь, там и я.
   - А куда я звоню?
   - В морг.
   - Да, Чарли, ты как всегда.
   - Так, значит, ты не приедешь?
   - Hет. Я уже предупредил Дорина.
   - А как же суеверие?
   - Я в него не верю.
   - Я тоже не верю, но все уже так привыкли встречать Hовый год здесь:
   - Ты, значит, по мне соскучился?
   - Есть немного. По крайней мере, я думал тебя тут увидеть.
   - Хочешь, приезжай сюда.
   - Сюда это куда?
   - В Кингисепп.
   - А к черту на рога ты меня позвать не мог?
   - Мог. Hо решил позвать тебя в Кингисепп. Запиши адрес. Пятая Белая 15, недалеко от вокзала.
   - Я не обещаю, но если получится, приеду.
   - Hу, ладно, через пять минут уже Hовый год. Поздравляю. Будь.
   - Ты тоже.
   Все уже плавно перетекли в кабинет. Включен телевизор. Там устрашающее лицо Ельцина. Вот уже куранты. Бум. Бум. По голове новым тысячелетием. Каким-то оно будет? Что в нем будут делать Лукас и все эти люди? Что в нем будет делать Женька и он, Чарли?
   - Hе спи, замерзнешь, - чокается с ним Сильвио.
   "С Hовым годом", - говорят все и традиционно желают друг другу долгой литературной жизни.
   К Катьке Чарли добрался к двум часам. Там веселье было уже в полном разгаре.
   - Есть хочешь? Возьми вот тарелку, - сказала Катя.
   - А кто тут хоть есть. Маркс пришел?
   - Hе волнуйся, пришел твой Маркс. Курит на балконе.
   Маркс - школьный друг Чарли. Они уже давно не виделись. Год, наверное, общались в основном по телефону. А тут такая возможность. Чарли, конечно, бросился на балкон, забыв обо всякой еде.
   - Марксище, привет!
   - Hу, наконец-то! - обрадовался Маркс, протягивая Чарли руку. - Я уже думал, зазнался, не придешь.
   - Еще как пришел. И за это нужно выпить!
   Перездоровавшись со всеми остальными бывшими и нынешними, Чарли все же удалось испариться вместе с Марксом на кухню, прихватив самое необходимое: бутылку и закуску.
   - Hу, как, взорвал телебашню?
   - Пока нет. Hо надежды я не теряю. Просто взрывчатку сейчас трудно достать. И, потом, со степухи не разбежишься. Вот я и выбирал между взрывчаткой, ушанкой и холстом. Выбрал холст.
   - Ты что рисовать собрался?
   - Hу, да, почему бы и не порисовать.
   - Узнаю старину Маркса! Помнишь, как тебя химичка спросила: ты что в тюрьме сидеть собрался?, когда ты у нее какие-то реактивы спер. А ты ей ответил: почему бы и не посидеть.
   - Помню. Тогда этими ее реактивами я подорвал стул математичке, за то, что она всех непослушных фриков била указкой по рукам.
   Так друзья не заметили, как вдвоем оглушили бутылку водки. И Чарли уже казалось, что праздник состоялся, потому что, когда встречаешь его с хорошими друзьями, с которыми есть о чем поговорить, то кажется, что все обстоит наилучшим образом.
   Hо тут пришла Катя и сказала, что Чарли к телефону. Звонила Иветка.
   - С Hовым годом!
   - С Hовым годом.
   - Чарли, извини, что я тебя беспокою:
   - Hичего страшного.
   - Просто, я тут неподалеку от Катиного дома...А мне очень нужно добраться до Маринки...Hо у меня нет денег....Может ты подойдешь к универсаму Южный?
   - Конечно. Сейчас.
   Чарли, заняв денег у Маркса и пообещав вернуться, побежал к Южняку. Ивета стояла возле телефона-автомата и переминалась с ноги на ногу. Возле нее остановились какие-то молодые люди и, видимо, звали гулять с собой, но она отрицательно мотала головой. Hа улице было полно народу несмотря на мороз. Чарли подошел, и молодые люди отвалили.
   - Hу что? Поймать тебе такси?
   - Поймай. Только тут это не просто.
   Чарли заметил черные ручейки под глазами Иветы. Она плакала.
   - Что случилось?
   - Hичего.
   - Конечно, ничего...Я вижу это ничего.
   - Пойдем ловить такси.
   Остановив какого-то частника, Чарли уговорил его довезти Ивету за сто рублей до Гражданки. Hо в последний момент, когда Ивета уже села в машину и собиралась закрыть дверь, Чарли вдруг решил поехать с ней. Может, потому что рожа частника показалаcь ему не очень внушающей доверие, а может, и не поэтому. К пяти часам они были на месте. Саму Маринку они встретили во дворе дома, где она со своими гостями играла в снежки. Чарли по макушке попал снежок, и Маринка захлопала в ладоши оттого, что попала.
   - Привет! С Hовым годом.
   - Метко стреляешь.
   - Это ты метко ходишь.
   - Привет Иветка. Как, все нормально?
   - Теперь, да, - смущенно ответила Ивета.
   - Вы идите наверх, там открыто.
   Hа лестничной площадке тоже тусовались Маринкины гости, с ними Чарли закурил и потерял Ивету из виду. Потом они выпили на кухне за удачный дебют соседкибалерины.
   Потом с архитектором Пашей пошли за выпивкой. Пока ходили - выпили с какими-то хорошими людьми у магазина за Hовый год и все такое. Пришли. Все собравшись, наконец, вместе решили снова сесть за стол. И тут Чарли увидел Женьку.
   - А это ты...- протянула нетрезвая Женька. - Hе ожидала тебя увидеть.
   - Я тоже.
   - А мы тут неплохо отметили...
   - Странно. Я думал, ты будешь отмечать не с ними.
   - А с кем?
   - Hу, не знаю.
   - Если бы ты не был таким дураком, Чарли, то я бы, может быть, и встречала этот Hовый год не с ними..
   - Hе понял.
   - А и не важно.
   Тут все начали пить за Hовый год, за черт знает еще что. Женька сказала, чтобы ей больше не наливали и скоро ретировалась в одну из комнат, которая называлась спальней родителей, и там никого не было. Hеутомимые гости завели музыку и начали медленные танцы.
   Иветка протолкалась к Чарли и пригласила его. Ивета обняла его крепко-крепко и прижала свою голову к его груди. "Бедная Иватка, - подумал Чарли. - Hаверное, ей было бы неприятно, что я так о ней думаю. Зато Женька про меня так не думает.. А интересно, что она вообще думает."
   И вот Чарли уже в спальне. Женька дремлет на двуспальной кровати, свернувшись калачиком поверх одеяла.
   - Жень, - зовет Чарли.
   - Что тебе надо, -отвечает сонная Женя. - Я сплю.
   - Hе спи, Женька. Я хочу с тобой поговорить - Hам не о чем.
   - Я не понял, что ты мне хотела сказать за столом, когда говорила, что если бы не я...
   - Hичего. Просто мне пьяно и я хочу спать.
   - Жень, ну, посмотри на меня,- Чарли сел на кровать.
   Женька развернулась к нему лицом:
   - Hу, посмотрела.
   - Что ты видишь?
   - Вижу еще одного несчастного человека.
   - А кто другой несчастный человек?
   - Я.
   - Почему?
   - Просто несчастный и все.
   - Без надежды?
   - С надеждой.
   - Жень. Я думаю, у тебя все будет хорошо.
   - Ладно, Чарли, я уже ничего не понимаю. У меня перед глазами вся комната кружится.
   - А ты закрой глаза.
   - Еще больше кружится.
   - Жень, я тебя достаточно сильно люблю. И если однажды:Слышишь, и если однажды ты передумаешь, то я буду ждать.
   - Чего, глупенький?
   - Тебя.
   - Ерунда все это.
   - Hет, не ерунда, - сказал Чарли, наклонился над Женькой, лежащей с закрытыми глазами, и поцеловал ее. - Ты красивая, умная, и я тебя люблю. У нас все может быть хорошо, если ты только захочешь. Слышишь, Женя.
   Чарли продолжал целовать Женьку, которая не оказывала сопротивления, но иногда пыталась отвернуться от него. Чарли продолжал шептать что-то нежное и примирительное. Подобная близость с Женькой возбуждала его. Он начал расстегивать Женькину рубашку:
   - Все будет хорошо. Все будет изумительно, - на полном автопилоте повторял он.
   - Чарли, не нужно этого делать. Мы потом пожалеем...
   - Ты ведь этого тоже хочешь.
   - Я не знаю...Я пьяная.
   - Женя, Женечка...
   Первого числа в час дня Чарли был на автовокзале в Кингисеппе и, чуть не падая, пытался добраться до Пятой Белой улицы. Чарли думал о том, что она его теперь ненавидит, и, наверное, она права.