Страница:
- Я пришел без чемоданчика,- предупредил Газов-Гагарин.- Может, хватит? Ведь не откачаю.
Тот не отвечал и все продолжал тянуть воду; огоньки свечей одобрительно подрагивали; Николай Угодник, покрытый копотью, сверлил богомольца нездешними очам, силясь со своего возвышения проникнуть в строй его мыслей и надоумить, коль сыщется хоть малая возможность это сделать. Когда наконец раздался звонок, рука Дуплоноженко не дрогнула, он выпил последние капли и повернул к Газову-Гагарину раскрасневшееся лицо.
- Открой,- приказал он сипло.- И не очень скачи перед ним, соблюди солидность.
...Вьюшин томился возле калитки, не решаясь снова нажать на позвоночный пупок. Ему не слишком нравилась эта осовремененная изба, и он в который раз раскаялся в своей больной доверчивости."Вырезать всех, если лажа, - вдруг явилась ему сумасшедшая мысль,- забрать барахло и слинять. Кого искать-то?" Вьюшину пришли на память многочисленные сообщения о примитивных убийствах и грабежах, о непойманных душегубах. Никто и искать не будет. Но тут он вспомнил про Ауслендера и чертыхнулся - надо ж было ему открываться! Кто, спрашивается, тянул за язык?
5
Ауслендер, покинув автобус, степенно зашагал домой. Дом его был почти такой же, как у Дуплоноженко, только более старый и дряхлый. Несколько лет тому назад, сразу перед прибытием Ауслендера в поселок, руководство купило дом специально для него - да что там купило, забрало практически даром. Однако в скором времени ветхая изба, ничем - разве что убожеством - не выделяясь снаружи, внутри волшебно изменилась, оставив всяких Дуплоноженок далеко позади. Правда, об этом не знал никто - жилище изменилось не просто внутри, но даже слишком внутри: основные изменения сосредоточились в погребе.
Войдя в комнату, Ауслендер аккуратно поставил в угол сумки с покупками, похлопал себя по карманам - не забыл ли сигареты - и быстро спустился вниз. От слегка хмельного, добродушного краснобая ничего не осталось. Увидь его сейчас недавний попутчик - пришлось бы снова и снова жалеть об опрометчивой откровенности. Малейшие проявления душевной широты сползли с лица бесплотными потеками, зрачки стали глубже, слабая улыбка могла, скорее, обратить в паническое бегство, чем вызвать на разговор. Ауслендер закурил, уселся в кресло, привычным движением утопил кнопки монитора и процессора. Компьютер хрюкнул, экран залился краской. Ауслендер выщелкал десяток-другой кодов, проник в раздел"досье", на секунду задумался. Обнаружить что-то под грифом"А" маловероятно. Вьюшин даже для списка D представлялся мелким, если уж искать, то не выше литеры F, а то и вовсе окунуться в безбрежное, внешне законопослушное быдло. Ауслендер тюкнул F, пришпорил бегущие строки - так и есть, сведения отсутствуют. Ладно, попробуем G. Но только в списке Н отыскался невзрачный, пропащий гражданин Вьюшин Владимир Владиславович, не замеченный ни в чем серьезном, кроме необоримой тяги к наркотическим радостям. Ауслендер, спокойствия ради, пошарил еще кой в каких закоулочках, о которых не каждый чекист имеет понятие - пусто, как и следовало ожидать. Ну что же, будем работать с тем, что нашли. Он начал настукивать рапорт, начинающийся словами:"Сообщаю, что Вьюшин Владимир Владиславович, категория Н, индекс 19088, прибыл в Z сегодня вечером, имея целью установить контакт с подконтрольным объектом. Вьюшин прибыл якобы для лечения больной печени, будучи приглашен объектом лично. Из 1215 респондентов, с которыми объект пытался наладить переписку, Вьюшин на момент подачи рапорта единственный, кто воспользовался приглашением. Не имея возможности лично внедриться в окружение объекта по причине высокого риска для здоровья, нахожу перспективным использовать Вьюшина В.В. в качестве осведомителя. При первом удобном случае планируется забор биологических проб..."
6
Вьюшин подозрительно рассматривал лобастого, напряженного мужичка в телогрейке. Дуплоноженко молчал, пытаясь гипнотически воздействовать на гостя тяжелым, значительным взглядом. Мимо Вьюшина мягко прошел человек, отворивший ему калитку - сутулый доходяга из той породы, что высасывает сигарету в две затяжки,- прошел и уселся на лавку рядом с хозяином. Глаз доходяга не поднимал, внимательно изучая свои сцепленные кисти.
Сзади стукнула дверь: явился Выморков.
- Послушай, гражданин иллюминат,- начал он еще с порога, обращаясь к Дуплоноженко, но сразу осекся при виде постороннего. Однако назад не повернул, а протопал по-деловому к образам, перекрестился на Меркьюри, сел на лавку третьим и выжидающе вытаращил на Вьюшина глаза. Вьюшин обратил внимание, что лицо у него такое, будто в кармане день и ночь хранится что-то интересное, вкусное, и Выморков всегда ходит с таким лицом.
Газов-Гагарин вкрадчиво спросил:
- Чем обязаны визиту далекого гостя?
Вьюшин вынул из-за пазухи конверт, подал фельдшеру. Тот передал письмо хозяину, и Дуплоноженко, не читая, положил верительные грамоты на стол.
- Наверно, я к вам,- объявил Вьюшин с сомнением и робко шагнул к Дуплоноженко.- Вы писали, что можете помочь мне с решением маленькой проблемы...
- Наркотики,- полуутвердительно кивнул за Дуплоноженко Газов-Гагарин. Вьюшин, проклиная все на свете, улыбнулся злой и виноватой улыбкой, быстро взглянул на фельдшера, затем - на безмолвного скотника.
- Здесь все свои,- донесся, словно из бочки, голос Дуплоноженко.
- Соборность,- тотчас уточнил Газов-Гагарин и развел руками.- Всем миром навалимся и одолеем лихо.
Вьюшин в ответ ничего не сказал. Теперь его взгляд был прикован к образам, и Дуплоноженко проследил за направлением этого взгляда. Он тоже заглянул в демонические очи певца и непроизвольно умилился. Пальцы скрючились в юродивую щепоть, потянулись к челу."Все понятно",- Вьюшин принял окончательное решение и прищурился. Выморков, глупо разинув рот, пялился на чужака. Выражение лица изменилось: перед Вьюшиным сидел изумленный кретин, который только что отплясывал"лапти да лапти" и схлопотал поджопник.
- Я ошибся, - четко и внятно произнес Вьюшин, еще не до конца отдавая себе отчет в масштабах несчастья. До сих пор надежда, хоть и полумертвая, поддерживала во Вьюшине жизнь, разум его не был готов так вот сразу расстаться и с тем, и с другим.
Дуплоноженко пошевелился.
- Обожди маленько, - предложил он с участием.- Встречают по прикиду, провожают по понятиям...
Вьюшин не собирался его слушать.
- Водички испить не найдется? На дорожку?- голос его зазвенел.
Безумная троица застыла, словно услышала нечто невероятное.
Дуплоноженко провел языком по губам.
- У нас централизованное водоснабжение,- сказал он напряженным голосом.
Фраза показалась Вьюшину неуместной, но что здесь было уместно включая его самого? Поначалу он подумывал, несмотря на очевидное слабоумие аборигенов, напроситься переночевать, да и с этой идеей решил расстаться. Как-нибудь перекантуется до утра, ну их к Богу в рай.
Газов-Гагарин встал, куда-то вышел и скоро вернулся с ковшиком.
- Пейте, если хотите, дело житейское,- сказал он, усугубляя несуразицу.
Вьюшин осторожно взял ковшик, поднес ко рту. Остальные с наигранным безразличием стали глазеть кто на что. Гость взглянул на воду повнимательнее, ничего худого в ней не нашел и начал пить. Когда ковшик опустел наполовину, Газов-Гагарин деликатно вынул его из рук Вьюшина, а немногословный Выморков сказал, как отрезал:
- Ну вот и ладно, мил человек. Ошибся, не ошибся, а отдохнуть с дороги всякому нужно. Ночь переночуешь, а утром на свежую голову изложишь, как решил.
Вьюшин попытался возразить, но тут гостеприимные хозяева вдруг как с цепи сорвались: загалдели хором, повскакивали с мест и дружно заверили странника, что он и думать не посмеет куда-то идти в такую темень, что это не по-людски. Вьюшин растерянно отгораживался локтем от их наскоков и постепенно сдавал позиции. Когда все они были сданы, он испытал облегчение, поскольку дьявольски устал и был готов, если честно признаться, заночевать хоть в тюремной камере.
И здесь он обнаружил, что потребность сей же час уколоться куда-то исчезла.
Не веря в происходящее, Вьюшин огладил себя и получил подтверждение: да! ни единым намеком, ни тенью недовольства его отравленные клетки не просили спасительной дозы. Он утратил дар речи и позволил отвести себя в каморку с умывальником. Автоматически он отметил богатое убранство этой ванной комнаты - шитые золотом шторы, какие-то хоругви и резные украшения, а провожатые почтительно снизили голоса до шепота. Вьюшин, думая о своем, для поддержания беседы вяло брякнул:
- Вы ж говорили, водоснабжение централизованное. А у самих - обычный рукомойник.
Газов-Гагарин укоризненно приложил к губам палец.
- Централизованнее не бывает,- сказал он сурово.- Надмирный центр нашего водоснабжения есть Гептарх.
- Что за Гептарх? - Вьюшин продолжал себя ощупывать. Фельдшера опередил Дуплоноженко:
- Не видишь? - спросил он срывающимся голосом.- А здесь, между прочим, его капище - заруби себе на носу. Взгляни сюда, куда показываю! - палец хозяина стал тыкать в какие-то потеки краски на косяке.
Вьюшин покорно рассматривал указанный участок, но ничего не разбирал. Его слегка тошнило, в голове разгулялся сумбур.
Дуплоноженко, проявляя настойчивость, тыкал опять и опять, пока Вьюшин не увидел все, что полагалось.
7
Ауслендер, осчастливив монитор еще несколькими строчками, вдруг перестал печатать. Очередное донесение показалось ему неоправданно будничным и пресным. Не он ли сетовал на скаредность руководства, которое, столкнувшись с серьезной проблемой, по привычке зажимало силы и средства? Ауслендер - один за все про все. Смешно сказать, ему приходится изворачиваться, врать на каждом шагу, и все без толку, тогда как те же самые несчастные пробы можно было бы запросто взять у всех подряд, назначив какой-нибудь профессиональный медицинский осмотр. Но нет, даже на это его начальников не хватало. Похоже было, что его отчеты попросту никто не читает. О грамотных консультантах он не смел и заикнуться, но в то же время отчаянно нуждался в содействии психиатров, биохимиков и даже - дожили! духовенства. Не говоря уж о том, что положение может оказаться действительно угрожающим, и Ауслендеру, случись что, неоткуда ждать подмоги. Так что глупо будет не воспользоваться приездом нового человека, и чуточку сгустить краски не страшно - имеет же он право, в конце концов, на собственное видение ситуации. Вот померещилось ему, что дело дрянь - и все тут. Авось пришлют кого-нибудь разобраться, авось расконсервируют, а то и вовсе заменят на более молодого и проворного.
Ауслендер мстительным щелчком уничтожил напечатанное и начал заново. Он решил создать своего рода резюме, само появление которого подводит некую черту под несколькими годами шпионажа, возвещает новый этап в развитии операции и отражает фактом своего существования общую тревожность момента. Вскоре в памяти компьютера поселился озабоченный текст:
"Обстановка, сложившаяся к моменту подачи рапорта, может быть охарактеризована как взрывоопасная. Известно, что около пятнадцати жителей Z, предположительно употребивших внутрь зараженную сбросами воду, одномоментно обнаружили в себе склонность к мистическому интуитивизму. Также многие факты косвенно указывают на внезапно развившиеся гомосексуальные настроения. Подчеркиваю, что вся имеющаяся информация основана большей частью на неподтвержденных слухах, так как мои личные возможности в вопросе установления истины крайне ограничены. По имеющимся данным, вышеупомянутые лица организовали сообщество, отдаленно напоминающее масонскую ложу, задачи и взгляды которого совершенно непонятны. Группа занята непрерывным поиском единомышленников за пределами Z, стремясь максимально широко распространить свое влияние".
Ауслендера, человека начитанного, так и подмывало написать в екатерининском стиле: "учиняют колобродство и нелепыя умствования, поклоняются какому-то потеку краски". Он выругал себя за несерьезное отношение к делу и далее напечатал:
"Учитывая, что вылитые в реку химикаты имеют непосредственное отношение к программе создания архетипического оружия, призванного активизировать автономные подсознательные комплексы в коллективном подсознании больших скоплений людей (см.Дракон,Отец, Великая Мать, Страшное Существо), резонно заподозрить частичную реализацию программы в границах поднадзорного района. Прибытие в общину постороннего человека, некого Вьюшина Владимира Владиславовича, категория Н, индекс 19088, знаменует собой новую стадию процесса. Выход местной болезненной идеологии за пределы Z сулит немало проблем в обозримом будущем. Замечу особо, что быстрое естественное самоочищение водных масс от сброшенных химикатов еще не есть надежный заслон дальнейшим отравлениям. Со своей стороны не могу исключить наличия соответствующих водных запасов у членов общины. Тем более подозрительным является обещание лидера общины Дуплоноженко излечить у гражданина Вьюшина, наркомана со стажем, заболевание печени. Исходя из вышесказанного, вынужден доложить, что моих собственных сил и средств может не хватить для возможного противодействия экспансии. Также сильно озабочен собственной некомпетентностью в психологических, медицинских и религиозных вопросах. Следуя логике здравого смысла, запрашиваю помощь..."
8
Двуличный Ауслендер заблуждался. Общество, возглавляемое Дуплоноженко, насчитывало не пятнадцать членов. В обществе состоял весь поселок от мала до велика, а что касалось"возможной" экспансии, так Ауслендер красок не сгустил - напротив, он вообще ничего не знал об истинном размахе движения. У каждого из местных хоть кто-то да жил в районном и областном центрах, и регулярные наезды в города неизменно пополняли ряды поклонников Гептарха. И, перед самим собой безотчетно, Ауслендер совершенно правильно усмотрел в движении сходство с масонской организацией. Орден Дуплоноженко отличался сложной системой конспирации, тайных опознавательных знаков и секретных приветствий; служение Гептарху требовало также введения запутанных ритуалов. Но, в отличие от масонства, где самая суть активности зачастую преподносилась невнятно, а то и вовсе отсутствовала, общество Гептарха, обладая предельно ясным Откровением, отлично знало, что и зачем творит. Разумеется, лицам, не допущенным к причастию тайн, символы здешней веры показались бы заимствованными из учебника психиатрии, причем учебника не для высших заведений, а рангом пониже, для средних специальных. Было и другое отличие: в Ордене практически не существовала иерархия, так как Откровение давалось вместе с причастием каждому в полном объеме и никакие ступени посвященности не требовались. Некоторые, конечно, переживали Откровение глубже прочих, с колоссальным напряжением чувства - тот же Дуплоноженко, например, который за это свое качество, равно как и за выпавшую ему честь оказаться первым апостолом, стал руководителем Ордена. Газов-Гагарин, подтверждая юнговское распределение субъектов по психологическим типам, в большей степени искал, с позволения будет сказано, разумные, гносеологические корни свалившихся с неба сведений,- искал и находил, за что и признан был идеологом секты. На секретных сходках ему вменили в обязанность выступать с проповедями; Газов-Гагарин охотно подчинился, почитал кое-какую литературу, после чего речи его с каждым разом делались все более отточенными, а идеологическая база Ордена успешно каменела, отливаясь в нечто вполне завершенное. Титулы и звания множились; Дуплоноженко, переварив очередное видение, предложил собратьям именоваться между собой иллюминатами и пеликанами. Газов-Гагарин восторженно расценил его слова как новое доказательство правоты их общего дела: откуда, как не свыше, мог темный Дуплоноженко получить информацию о давным-давно забытых иллюминатах и пеликанах, столь популярных некогда в масонских кругах? Уровень развития первого апостола не позволял ему даже правильно произнести слово"иллюминат". Вне всяких сомнений, первый апостол черпал знание из высших, вневременных источников, из вселенского океана сознания, и, заговори он вдруг на каком-нибудь редком наречии, Газов-Гагарин не удивился бы, так как узнал из научных и околонаучных трудов, что случаям подобного озарения несть числа. Предпочтение, отданное таким образом масонским пеликанам, было вполне объяснимо - если не сокровенный смысл его, то хотя бы происхождение. И вообще - сообщество Гептарха уже столько успело приобрести по милости своего верховного покровителя, что стало подумывать о выражении благодарности. Эта последняя могла излиться в каком-нибудь, к примеру, торжественном жертвоприношении. Скотиной тут не обойтись, тут нужен человек - желательно неверный и продажный человек.
*****
Через несколько дней поселок навестила гроза. Ливень застал Вьюшина врасплох, когда он выходил из лавки, где покупал консервы и хлеб. Пришлось укрыться под навесом; там же вскоре пристроился Ауслендер: он возвращался с почты и теперь с добродушной досадой тискал мокрые газеты, которыми прикрывал голову. Вьюшин взглянул на него так, будто видел впервые в жизни. Духовно слившись с коллективным поселковым сознанием, он не нашел следов присутствия Ауслендера в общем информационном поле и сразу сделал верный вывод, что рядом - чужак, изгой, пария. Самодостаточный Ауслендер ничего не замечал, он не чувствовал фальши в наигранном панибратстве, с которым относились к нему поселковые. Последние, связанные тайной, до поры до времени помалкивали, хлопали рубаху-парня по плечу, не упускали выглотнуть стаканчик-другой за компанию, и чекист ни о чем не подозревал. Между тем все без исключения знали, что в доме своем Ауслендер поставил дорогой иностранный фильтр для очистки воды - это открытие привело поначалу общество в сильное негодование. Получалось, что отщепенец прекрасно знал, что здешняя вода может оказаться отравленной, однако ни с кем словом не обмолвился, а сам продолжал очищать. На сходке руководство постановило не трогать подлеца и лишь вести за ним пристальное наблюдение. Очень скоро негодование сменилось злорадством: пришелец высек сам себя, готовя ближнему яму, и сделался лишенным высокой милости Гептарха.
- Вот ты где,- сказал Ауслендер удовлетворенно и протянул ладонь. Вьюшин сдержанно пожал ее и сухо поздоровался.
- Как поживают потроха?- спросил Ауслендер бодро.- Все еще беспокоят?
- Да, знаете, ничуть не лучше,- отозвался Вьюшин. Но в голосе его не было уныния, и даже ощутилось странное ликование - Вьюшин как бы намекал, что он всего-навсего подыгрывает собеседнику, тогда как сам владеет каким-то секретом. Этот тон не понравился Ауслендеру, и, словно оправдывая его дурные предчувствия, сверкнула сталью молния.
- Уговор-то наш помнишь?- чуть склонив голову, Ауслендер испытующе уставился прямо Вьюшину в глаза. Тот церемонно изобразил недопонимание.
- Я про Дуплоноженко говорю,- не отставал Ауслендер.- Просьбу мою не забыл?
В сей же миг Вьюшину все сделалось ясно. В собеседнике промелькнуло нечто до боли знакомое - образ жизни Вьюшина предполагал периодическое общение с личностями, которые расположены к допросам как внутренне, так и по долгу службы.
- Ах, вон вы о чем!- он ударил себя по лбу.- Если честно, то да, вылетело из башки. Это, наверно, оттого, что и сказать-то нечего. Строит из себя кого-то, а на деле - пустое место.
"Что ж ты, сука, заливаешь?"- подумал Ауслендер. Вслух же безразлично поинтересовался:
- Ну, а группа его - как? Наводит на мысли?
- Лучше б тех мыслей не было,- Вьюшин расслабленно отмахнулся.Обставил все иконами, дурацкие фотографии развесил. Молиться ходит к рукомойнику, - Вьюшин, выкладывая толику правды, развлекался: он играл, полагая, что Ауслендеру ничего не известно о принятых у Дуплоноженко обычаях. Ему приятно было изложить реальные факты и знать, что враг - по всей вероятности, Ауслендер был враг,- не сможет заключить к чему-то серьезному. Но сказал он много больше своего желания: чекист сопоставил скудные сведения с новым, недавно взыгравшим блеском в глазах Вьюшина и получил более или менее ясную картину. Неофит попал в расставленные сектантами силки, это очевидно. Что же там за дьявольщина?
- Небось их, слава Богу, раз, два и обчелся,- заметил Ауслендер коварно. - Кто там может околачиваться? Ну, Выморков с фельдшером, Чентуков, Зародов...так?
- Точно,- кивнул Вьюшин утвердительно.- На такую лажу не каждый купится. А дураки - они всегда были.
- А как он лечит-то тебя - порошками или травами?
Вьюшин немного подумал.
- Нет,- сказал он и чуть улыбнулся.- Скачет, как шаман, и блеет козлом.
Ауслендер огорченно и понимающе закивал. Вьюшин решил, что придумал топорно, с перехлестом.
- Но все-таки я не теряю надежды,- сказал он серьезным тоном. Опять сверкнула молния, Вьюшин озорно подмигнул небесам, и те незамедлительно зарокотали громом.- Откровенно говоря, идти мне больше некуда. У Дуплоноженко и крыша, и харчи - пускай чудит. Да и Выморкова вы сами помянули - нет, никуда мне от них не деться.
- Я не отговариваю,- запротестовал Ауслендер.- Оно ежели припрет, так и шаман хорош, только бы здоровье вернуть. Правильно я говорю?
- Угу, - Вьюшин не стал спорить против банальности.
Дверь магазина отворилась, под навес шагнул высохший старичок с кульком гречки под мышкой. Он посмотрел на беседующих и ни с того, ни с сего поплыл в беззубой извиняющейся улыбке.
- Щи да каша - пища наша,- молвил он, прося прощения за купленную крупу, и для верности тряхнул кулечком.
И было в этом старичке что-то очень и очень согласное с его бессмысленной присказкой, неуловимое родство неприглядной наружности со сказанным. Ауслендер вдруг застыл, как если бы увидел хищное чудовище, неслышно к нему подобравшееся.
- Пища наша,- пробормотал он не своим голосом.- Пища наша - щи да каша,- отрешенно повторил он еще раз.- Вот оно как.
Вьюшин с беспокойством заглянул ему в лицо - так и есть, тихушник до чего-то додумался.
- Иона... Борисович,- позвал он неуверенно.- Что это с вами?
Ауслендер обернулся и дико посмотрел на Вьюшина.
- Н-ничего...ничего особенного, - пролепетал он в смятении.- Заболтался я с тобой, а мне же надо...давай пять, увидимся...бегу я...
Он дернул дрожащей рукой, не дождался ответного рукопожатия и выпрыгнул в дождь и слякоть. Молнии, будто резвясь в плохом спектакле, яростно забегали, гром зашелся грозным кашлем. Вьюшин гневно приблизился к старичку и взял его за грудки.
- Ты что же, старый козел, язык распускаешь?- спросил он со свистом.- К апостолу захотел?
Дед съежился и выкатил глаза.
- Иптарх Совокупительный свидетель...не по злому умыслу...то ж пустая прибаутка...
Вьюшин начал трясти его, хлестать наотмашь по щекам, совать под ребра растопыренные пальцы. Дед визжал, подскакивал, вырывался, а лопнувший кулек валялся в грязи, и расторопные птицы уже клевали мокрые зерна.
*****
Еще многое предстояло выяснить, во многом разобраться, но главное ухватить удалось, и Ауслендер не знал, радоваться ему или посыпать голову пеплом. В том, что догадка верна, сомнений не было. Однако истина казалось столь ужасной и бредовой, что из доклада начальству могли проистечь с одинаковой вероятностью как повышение в звании, так и позорная дисквалификация - если не принудительное психиатрическое лечение. Ауслендеру мнилось, будто он и прежде знал ответ, не хватало пустяка, слабого толчка извне. Но явился безвестный старичок, барьеры рухнули, и вот он один на один с опасным знанием.
Пища! Сверкающие глаза Ауслендера перебегали с одного книжного корешка на другой. Горы писанины, и всюду он подсознательно замечал увязанность с пищей, которую ели приверженцы той или иной веры. Приветливыми огоньками вспыхивали в мозгу подходящие цитаты, вспомнились Юнг Карл Густав, Сведенборг, Марк-Евангелист, Станислав Гроф - нет, навряд ли руководство сочтет его психом, иначе оно никак не стало бы поощрять его мистические поиски и высылать том за томом сочинения духовидцев, труды которых он постоянно заказывал. Вероятно, наверху допускали, что всяко может повернуться.
У Ауслендера закололо в груди. Перспективы создания архетипического оружия развернулись перед ним во всем великолепии."Выгонит беса...приберет свой дом...вернется бес, увидит, что чисто и пусто, и приведет еще семерых, много злее и свирепее, и будут жить..." Но главное - главное, чего при этом поешь или выпьешь. Взгляд Ауслендера остановился на надкушенном яблоке. Небось, и у яблока существует какое-нибудь духовное соответствие достаточно, скорее всего, безобидное. Интересно поспрашивать у любителей яблочных диет, бывают ли у них какие-то особенные видения? необычные, специфические сны? Ауслендер помотал головой, возвращаясь к предмету исследования. Тут вам не яблочком пахнет, тут такая хреновина...
Он бросился к компьютеру и поспешно напечатал сверхсрочное донесение. Черт с ним, ему же за пятьдесят - или грудь в крестах, или голова в кустах.
9
Солнце наконец закончило пристраиваться и осторожно уселось в черные холодные ели. Светилу начал сниться розовый ровный закат, и этому сну был свидетелем необъятных размеров мужчина, на вопрос о себе обычно отвечавший: "Чентуковы мы". Зайдя Вьюшину за спину, он плавно взмахнул ручищами, набросил тому на глаза черный платок и завязал на затылке узел. Вьюшин ослеп, он слушал сосредоточенное пыхтение просветленного Гаргантюа, да лай невидимых собак впридачу. Двумя пальцами Чентуков схватил его за локоть и куда-то повел с окраины поселка, где между ними условлено было встретиться. Вьюшин же, не строя никаких предположений о дальнейшем, в сердце хранил уверенность, что вышел в конце концов на верную дорогу. Печень - так он позабыл, где та печень находится, а о любителях внутривенных вливаний думал теперь с брезгливым сожалением.
Тот не отвечал и все продолжал тянуть воду; огоньки свечей одобрительно подрагивали; Николай Угодник, покрытый копотью, сверлил богомольца нездешними очам, силясь со своего возвышения проникнуть в строй его мыслей и надоумить, коль сыщется хоть малая возможность это сделать. Когда наконец раздался звонок, рука Дуплоноженко не дрогнула, он выпил последние капли и повернул к Газову-Гагарину раскрасневшееся лицо.
- Открой,- приказал он сипло.- И не очень скачи перед ним, соблюди солидность.
...Вьюшин томился возле калитки, не решаясь снова нажать на позвоночный пупок. Ему не слишком нравилась эта осовремененная изба, и он в который раз раскаялся в своей больной доверчивости."Вырезать всех, если лажа, - вдруг явилась ему сумасшедшая мысль,- забрать барахло и слинять. Кого искать-то?" Вьюшину пришли на память многочисленные сообщения о примитивных убийствах и грабежах, о непойманных душегубах. Никто и искать не будет. Но тут он вспомнил про Ауслендера и чертыхнулся - надо ж было ему открываться! Кто, спрашивается, тянул за язык?
5
Ауслендер, покинув автобус, степенно зашагал домой. Дом его был почти такой же, как у Дуплоноженко, только более старый и дряхлый. Несколько лет тому назад, сразу перед прибытием Ауслендера в поселок, руководство купило дом специально для него - да что там купило, забрало практически даром. Однако в скором времени ветхая изба, ничем - разве что убожеством - не выделяясь снаружи, внутри волшебно изменилась, оставив всяких Дуплоноженок далеко позади. Правда, об этом не знал никто - жилище изменилось не просто внутри, но даже слишком внутри: основные изменения сосредоточились в погребе.
Войдя в комнату, Ауслендер аккуратно поставил в угол сумки с покупками, похлопал себя по карманам - не забыл ли сигареты - и быстро спустился вниз. От слегка хмельного, добродушного краснобая ничего не осталось. Увидь его сейчас недавний попутчик - пришлось бы снова и снова жалеть об опрометчивой откровенности. Малейшие проявления душевной широты сползли с лица бесплотными потеками, зрачки стали глубже, слабая улыбка могла, скорее, обратить в паническое бегство, чем вызвать на разговор. Ауслендер закурил, уселся в кресло, привычным движением утопил кнопки монитора и процессора. Компьютер хрюкнул, экран залился краской. Ауслендер выщелкал десяток-другой кодов, проник в раздел"досье", на секунду задумался. Обнаружить что-то под грифом"А" маловероятно. Вьюшин даже для списка D представлялся мелким, если уж искать, то не выше литеры F, а то и вовсе окунуться в безбрежное, внешне законопослушное быдло. Ауслендер тюкнул F, пришпорил бегущие строки - так и есть, сведения отсутствуют. Ладно, попробуем G. Но только в списке Н отыскался невзрачный, пропащий гражданин Вьюшин Владимир Владиславович, не замеченный ни в чем серьезном, кроме необоримой тяги к наркотическим радостям. Ауслендер, спокойствия ради, пошарил еще кой в каких закоулочках, о которых не каждый чекист имеет понятие - пусто, как и следовало ожидать. Ну что же, будем работать с тем, что нашли. Он начал настукивать рапорт, начинающийся словами:"Сообщаю, что Вьюшин Владимир Владиславович, категория Н, индекс 19088, прибыл в Z сегодня вечером, имея целью установить контакт с подконтрольным объектом. Вьюшин прибыл якобы для лечения больной печени, будучи приглашен объектом лично. Из 1215 респондентов, с которыми объект пытался наладить переписку, Вьюшин на момент подачи рапорта единственный, кто воспользовался приглашением. Не имея возможности лично внедриться в окружение объекта по причине высокого риска для здоровья, нахожу перспективным использовать Вьюшина В.В. в качестве осведомителя. При первом удобном случае планируется забор биологических проб..."
6
Вьюшин подозрительно рассматривал лобастого, напряженного мужичка в телогрейке. Дуплоноженко молчал, пытаясь гипнотически воздействовать на гостя тяжелым, значительным взглядом. Мимо Вьюшина мягко прошел человек, отворивший ему калитку - сутулый доходяга из той породы, что высасывает сигарету в две затяжки,- прошел и уселся на лавку рядом с хозяином. Глаз доходяга не поднимал, внимательно изучая свои сцепленные кисти.
Сзади стукнула дверь: явился Выморков.
- Послушай, гражданин иллюминат,- начал он еще с порога, обращаясь к Дуплоноженко, но сразу осекся при виде постороннего. Однако назад не повернул, а протопал по-деловому к образам, перекрестился на Меркьюри, сел на лавку третьим и выжидающе вытаращил на Вьюшина глаза. Вьюшин обратил внимание, что лицо у него такое, будто в кармане день и ночь хранится что-то интересное, вкусное, и Выморков всегда ходит с таким лицом.
Газов-Гагарин вкрадчиво спросил:
- Чем обязаны визиту далекого гостя?
Вьюшин вынул из-за пазухи конверт, подал фельдшеру. Тот передал письмо хозяину, и Дуплоноженко, не читая, положил верительные грамоты на стол.
- Наверно, я к вам,- объявил Вьюшин с сомнением и робко шагнул к Дуплоноженко.- Вы писали, что можете помочь мне с решением маленькой проблемы...
- Наркотики,- полуутвердительно кивнул за Дуплоноженко Газов-Гагарин. Вьюшин, проклиная все на свете, улыбнулся злой и виноватой улыбкой, быстро взглянул на фельдшера, затем - на безмолвного скотника.
- Здесь все свои,- донесся, словно из бочки, голос Дуплоноженко.
- Соборность,- тотчас уточнил Газов-Гагарин и развел руками.- Всем миром навалимся и одолеем лихо.
Вьюшин в ответ ничего не сказал. Теперь его взгляд был прикован к образам, и Дуплоноженко проследил за направлением этого взгляда. Он тоже заглянул в демонические очи певца и непроизвольно умилился. Пальцы скрючились в юродивую щепоть, потянулись к челу."Все понятно",- Вьюшин принял окончательное решение и прищурился. Выморков, глупо разинув рот, пялился на чужака. Выражение лица изменилось: перед Вьюшиным сидел изумленный кретин, который только что отплясывал"лапти да лапти" и схлопотал поджопник.
- Я ошибся, - четко и внятно произнес Вьюшин, еще не до конца отдавая себе отчет в масштабах несчастья. До сих пор надежда, хоть и полумертвая, поддерживала во Вьюшине жизнь, разум его не был готов так вот сразу расстаться и с тем, и с другим.
Дуплоноженко пошевелился.
- Обожди маленько, - предложил он с участием.- Встречают по прикиду, провожают по понятиям...
Вьюшин не собирался его слушать.
- Водички испить не найдется? На дорожку?- голос его зазвенел.
Безумная троица застыла, словно услышала нечто невероятное.
Дуплоноженко провел языком по губам.
- У нас централизованное водоснабжение,- сказал он напряженным голосом.
Фраза показалась Вьюшину неуместной, но что здесь было уместно включая его самого? Поначалу он подумывал, несмотря на очевидное слабоумие аборигенов, напроситься переночевать, да и с этой идеей решил расстаться. Как-нибудь перекантуется до утра, ну их к Богу в рай.
Газов-Гагарин встал, куда-то вышел и скоро вернулся с ковшиком.
- Пейте, если хотите, дело житейское,- сказал он, усугубляя несуразицу.
Вьюшин осторожно взял ковшик, поднес ко рту. Остальные с наигранным безразличием стали глазеть кто на что. Гость взглянул на воду повнимательнее, ничего худого в ней не нашел и начал пить. Когда ковшик опустел наполовину, Газов-Гагарин деликатно вынул его из рук Вьюшина, а немногословный Выморков сказал, как отрезал:
- Ну вот и ладно, мил человек. Ошибся, не ошибся, а отдохнуть с дороги всякому нужно. Ночь переночуешь, а утром на свежую голову изложишь, как решил.
Вьюшин попытался возразить, но тут гостеприимные хозяева вдруг как с цепи сорвались: загалдели хором, повскакивали с мест и дружно заверили странника, что он и думать не посмеет куда-то идти в такую темень, что это не по-людски. Вьюшин растерянно отгораживался локтем от их наскоков и постепенно сдавал позиции. Когда все они были сданы, он испытал облегчение, поскольку дьявольски устал и был готов, если честно признаться, заночевать хоть в тюремной камере.
И здесь он обнаружил, что потребность сей же час уколоться куда-то исчезла.
Не веря в происходящее, Вьюшин огладил себя и получил подтверждение: да! ни единым намеком, ни тенью недовольства его отравленные клетки не просили спасительной дозы. Он утратил дар речи и позволил отвести себя в каморку с умывальником. Автоматически он отметил богатое убранство этой ванной комнаты - шитые золотом шторы, какие-то хоругви и резные украшения, а провожатые почтительно снизили голоса до шепота. Вьюшин, думая о своем, для поддержания беседы вяло брякнул:
- Вы ж говорили, водоснабжение централизованное. А у самих - обычный рукомойник.
Газов-Гагарин укоризненно приложил к губам палец.
- Централизованнее не бывает,- сказал он сурово.- Надмирный центр нашего водоснабжения есть Гептарх.
- Что за Гептарх? - Вьюшин продолжал себя ощупывать. Фельдшера опередил Дуплоноженко:
- Не видишь? - спросил он срывающимся голосом.- А здесь, между прочим, его капище - заруби себе на носу. Взгляни сюда, куда показываю! - палец хозяина стал тыкать в какие-то потеки краски на косяке.
Вьюшин покорно рассматривал указанный участок, но ничего не разбирал. Его слегка тошнило, в голове разгулялся сумбур.
Дуплоноженко, проявляя настойчивость, тыкал опять и опять, пока Вьюшин не увидел все, что полагалось.
7
Ауслендер, осчастливив монитор еще несколькими строчками, вдруг перестал печатать. Очередное донесение показалось ему неоправданно будничным и пресным. Не он ли сетовал на скаредность руководства, которое, столкнувшись с серьезной проблемой, по привычке зажимало силы и средства? Ауслендер - один за все про все. Смешно сказать, ему приходится изворачиваться, врать на каждом шагу, и все без толку, тогда как те же самые несчастные пробы можно было бы запросто взять у всех подряд, назначив какой-нибудь профессиональный медицинский осмотр. Но нет, даже на это его начальников не хватало. Похоже было, что его отчеты попросту никто не читает. О грамотных консультантах он не смел и заикнуться, но в то же время отчаянно нуждался в содействии психиатров, биохимиков и даже - дожили! духовенства. Не говоря уж о том, что положение может оказаться действительно угрожающим, и Ауслендеру, случись что, неоткуда ждать подмоги. Так что глупо будет не воспользоваться приездом нового человека, и чуточку сгустить краски не страшно - имеет же он право, в конце концов, на собственное видение ситуации. Вот померещилось ему, что дело дрянь - и все тут. Авось пришлют кого-нибудь разобраться, авось расконсервируют, а то и вовсе заменят на более молодого и проворного.
Ауслендер мстительным щелчком уничтожил напечатанное и начал заново. Он решил создать своего рода резюме, само появление которого подводит некую черту под несколькими годами шпионажа, возвещает новый этап в развитии операции и отражает фактом своего существования общую тревожность момента. Вскоре в памяти компьютера поселился озабоченный текст:
"Обстановка, сложившаяся к моменту подачи рапорта, может быть охарактеризована как взрывоопасная. Известно, что около пятнадцати жителей Z, предположительно употребивших внутрь зараженную сбросами воду, одномоментно обнаружили в себе склонность к мистическому интуитивизму. Также многие факты косвенно указывают на внезапно развившиеся гомосексуальные настроения. Подчеркиваю, что вся имеющаяся информация основана большей частью на неподтвержденных слухах, так как мои личные возможности в вопросе установления истины крайне ограничены. По имеющимся данным, вышеупомянутые лица организовали сообщество, отдаленно напоминающее масонскую ложу, задачи и взгляды которого совершенно непонятны. Группа занята непрерывным поиском единомышленников за пределами Z, стремясь максимально широко распространить свое влияние".
Ауслендера, человека начитанного, так и подмывало написать в екатерининском стиле: "учиняют колобродство и нелепыя умствования, поклоняются какому-то потеку краски". Он выругал себя за несерьезное отношение к делу и далее напечатал:
"Учитывая, что вылитые в реку химикаты имеют непосредственное отношение к программе создания архетипического оружия, призванного активизировать автономные подсознательные комплексы в коллективном подсознании больших скоплений людей (см.Дракон,Отец, Великая Мать, Страшное Существо), резонно заподозрить частичную реализацию программы в границах поднадзорного района. Прибытие в общину постороннего человека, некого Вьюшина Владимира Владиславовича, категория Н, индекс 19088, знаменует собой новую стадию процесса. Выход местной болезненной идеологии за пределы Z сулит немало проблем в обозримом будущем. Замечу особо, что быстрое естественное самоочищение водных масс от сброшенных химикатов еще не есть надежный заслон дальнейшим отравлениям. Со своей стороны не могу исключить наличия соответствующих водных запасов у членов общины. Тем более подозрительным является обещание лидера общины Дуплоноженко излечить у гражданина Вьюшина, наркомана со стажем, заболевание печени. Исходя из вышесказанного, вынужден доложить, что моих собственных сил и средств может не хватить для возможного противодействия экспансии. Также сильно озабочен собственной некомпетентностью в психологических, медицинских и религиозных вопросах. Следуя логике здравого смысла, запрашиваю помощь..."
8
Двуличный Ауслендер заблуждался. Общество, возглавляемое Дуплоноженко, насчитывало не пятнадцать членов. В обществе состоял весь поселок от мала до велика, а что касалось"возможной" экспансии, так Ауслендер красок не сгустил - напротив, он вообще ничего не знал об истинном размахе движения. У каждого из местных хоть кто-то да жил в районном и областном центрах, и регулярные наезды в города неизменно пополняли ряды поклонников Гептарха. И, перед самим собой безотчетно, Ауслендер совершенно правильно усмотрел в движении сходство с масонской организацией. Орден Дуплоноженко отличался сложной системой конспирации, тайных опознавательных знаков и секретных приветствий; служение Гептарху требовало также введения запутанных ритуалов. Но, в отличие от масонства, где самая суть активности зачастую преподносилась невнятно, а то и вовсе отсутствовала, общество Гептарха, обладая предельно ясным Откровением, отлично знало, что и зачем творит. Разумеется, лицам, не допущенным к причастию тайн, символы здешней веры показались бы заимствованными из учебника психиатрии, причем учебника не для высших заведений, а рангом пониже, для средних специальных. Было и другое отличие: в Ордене практически не существовала иерархия, так как Откровение давалось вместе с причастием каждому в полном объеме и никакие ступени посвященности не требовались. Некоторые, конечно, переживали Откровение глубже прочих, с колоссальным напряжением чувства - тот же Дуплоноженко, например, который за это свое качество, равно как и за выпавшую ему честь оказаться первым апостолом, стал руководителем Ордена. Газов-Гагарин, подтверждая юнговское распределение субъектов по психологическим типам, в большей степени искал, с позволения будет сказано, разумные, гносеологические корни свалившихся с неба сведений,- искал и находил, за что и признан был идеологом секты. На секретных сходках ему вменили в обязанность выступать с проповедями; Газов-Гагарин охотно подчинился, почитал кое-какую литературу, после чего речи его с каждым разом делались все более отточенными, а идеологическая база Ордена успешно каменела, отливаясь в нечто вполне завершенное. Титулы и звания множились; Дуплоноженко, переварив очередное видение, предложил собратьям именоваться между собой иллюминатами и пеликанами. Газов-Гагарин восторженно расценил его слова как новое доказательство правоты их общего дела: откуда, как не свыше, мог темный Дуплоноженко получить информацию о давным-давно забытых иллюминатах и пеликанах, столь популярных некогда в масонских кругах? Уровень развития первого апостола не позволял ему даже правильно произнести слово"иллюминат". Вне всяких сомнений, первый апостол черпал знание из высших, вневременных источников, из вселенского океана сознания, и, заговори он вдруг на каком-нибудь редком наречии, Газов-Гагарин не удивился бы, так как узнал из научных и околонаучных трудов, что случаям подобного озарения несть числа. Предпочтение, отданное таким образом масонским пеликанам, было вполне объяснимо - если не сокровенный смысл его, то хотя бы происхождение. И вообще - сообщество Гептарха уже столько успело приобрести по милости своего верховного покровителя, что стало подумывать о выражении благодарности. Эта последняя могла излиться в каком-нибудь, к примеру, торжественном жертвоприношении. Скотиной тут не обойтись, тут нужен человек - желательно неверный и продажный человек.
*****
Через несколько дней поселок навестила гроза. Ливень застал Вьюшина врасплох, когда он выходил из лавки, где покупал консервы и хлеб. Пришлось укрыться под навесом; там же вскоре пристроился Ауслендер: он возвращался с почты и теперь с добродушной досадой тискал мокрые газеты, которыми прикрывал голову. Вьюшин взглянул на него так, будто видел впервые в жизни. Духовно слившись с коллективным поселковым сознанием, он не нашел следов присутствия Ауслендера в общем информационном поле и сразу сделал верный вывод, что рядом - чужак, изгой, пария. Самодостаточный Ауслендер ничего не замечал, он не чувствовал фальши в наигранном панибратстве, с которым относились к нему поселковые. Последние, связанные тайной, до поры до времени помалкивали, хлопали рубаху-парня по плечу, не упускали выглотнуть стаканчик-другой за компанию, и чекист ни о чем не подозревал. Между тем все без исключения знали, что в доме своем Ауслендер поставил дорогой иностранный фильтр для очистки воды - это открытие привело поначалу общество в сильное негодование. Получалось, что отщепенец прекрасно знал, что здешняя вода может оказаться отравленной, однако ни с кем словом не обмолвился, а сам продолжал очищать. На сходке руководство постановило не трогать подлеца и лишь вести за ним пристальное наблюдение. Очень скоро негодование сменилось злорадством: пришелец высек сам себя, готовя ближнему яму, и сделался лишенным высокой милости Гептарха.
- Вот ты где,- сказал Ауслендер удовлетворенно и протянул ладонь. Вьюшин сдержанно пожал ее и сухо поздоровался.
- Как поживают потроха?- спросил Ауслендер бодро.- Все еще беспокоят?
- Да, знаете, ничуть не лучше,- отозвался Вьюшин. Но в голосе его не было уныния, и даже ощутилось странное ликование - Вьюшин как бы намекал, что он всего-навсего подыгрывает собеседнику, тогда как сам владеет каким-то секретом. Этот тон не понравился Ауслендеру, и, словно оправдывая его дурные предчувствия, сверкнула сталью молния.
- Уговор-то наш помнишь?- чуть склонив голову, Ауслендер испытующе уставился прямо Вьюшину в глаза. Тот церемонно изобразил недопонимание.
- Я про Дуплоноженко говорю,- не отставал Ауслендер.- Просьбу мою не забыл?
В сей же миг Вьюшину все сделалось ясно. В собеседнике промелькнуло нечто до боли знакомое - образ жизни Вьюшина предполагал периодическое общение с личностями, которые расположены к допросам как внутренне, так и по долгу службы.
- Ах, вон вы о чем!- он ударил себя по лбу.- Если честно, то да, вылетело из башки. Это, наверно, оттого, что и сказать-то нечего. Строит из себя кого-то, а на деле - пустое место.
"Что ж ты, сука, заливаешь?"- подумал Ауслендер. Вслух же безразлично поинтересовался:
- Ну, а группа его - как? Наводит на мысли?
- Лучше б тех мыслей не было,- Вьюшин расслабленно отмахнулся.Обставил все иконами, дурацкие фотографии развесил. Молиться ходит к рукомойнику, - Вьюшин, выкладывая толику правды, развлекался: он играл, полагая, что Ауслендеру ничего не известно о принятых у Дуплоноженко обычаях. Ему приятно было изложить реальные факты и знать, что враг - по всей вероятности, Ауслендер был враг,- не сможет заключить к чему-то серьезному. Но сказал он много больше своего желания: чекист сопоставил скудные сведения с новым, недавно взыгравшим блеском в глазах Вьюшина и получил более или менее ясную картину. Неофит попал в расставленные сектантами силки, это очевидно. Что же там за дьявольщина?
- Небось их, слава Богу, раз, два и обчелся,- заметил Ауслендер коварно. - Кто там может околачиваться? Ну, Выморков с фельдшером, Чентуков, Зародов...так?
- Точно,- кивнул Вьюшин утвердительно.- На такую лажу не каждый купится. А дураки - они всегда были.
- А как он лечит-то тебя - порошками или травами?
Вьюшин немного подумал.
- Нет,- сказал он и чуть улыбнулся.- Скачет, как шаман, и блеет козлом.
Ауслендер огорченно и понимающе закивал. Вьюшин решил, что придумал топорно, с перехлестом.
- Но все-таки я не теряю надежды,- сказал он серьезным тоном. Опять сверкнула молния, Вьюшин озорно подмигнул небесам, и те незамедлительно зарокотали громом.- Откровенно говоря, идти мне больше некуда. У Дуплоноженко и крыша, и харчи - пускай чудит. Да и Выморкова вы сами помянули - нет, никуда мне от них не деться.
- Я не отговариваю,- запротестовал Ауслендер.- Оно ежели припрет, так и шаман хорош, только бы здоровье вернуть. Правильно я говорю?
- Угу, - Вьюшин не стал спорить против банальности.
Дверь магазина отворилась, под навес шагнул высохший старичок с кульком гречки под мышкой. Он посмотрел на беседующих и ни с того, ни с сего поплыл в беззубой извиняющейся улыбке.
- Щи да каша - пища наша,- молвил он, прося прощения за купленную крупу, и для верности тряхнул кулечком.
И было в этом старичке что-то очень и очень согласное с его бессмысленной присказкой, неуловимое родство неприглядной наружности со сказанным. Ауслендер вдруг застыл, как если бы увидел хищное чудовище, неслышно к нему подобравшееся.
- Пища наша,- пробормотал он не своим голосом.- Пища наша - щи да каша,- отрешенно повторил он еще раз.- Вот оно как.
Вьюшин с беспокойством заглянул ему в лицо - так и есть, тихушник до чего-то додумался.
- Иона... Борисович,- позвал он неуверенно.- Что это с вами?
Ауслендер обернулся и дико посмотрел на Вьюшина.
- Н-ничего...ничего особенного, - пролепетал он в смятении.- Заболтался я с тобой, а мне же надо...давай пять, увидимся...бегу я...
Он дернул дрожащей рукой, не дождался ответного рукопожатия и выпрыгнул в дождь и слякоть. Молнии, будто резвясь в плохом спектакле, яростно забегали, гром зашелся грозным кашлем. Вьюшин гневно приблизился к старичку и взял его за грудки.
- Ты что же, старый козел, язык распускаешь?- спросил он со свистом.- К апостолу захотел?
Дед съежился и выкатил глаза.
- Иптарх Совокупительный свидетель...не по злому умыслу...то ж пустая прибаутка...
Вьюшин начал трясти его, хлестать наотмашь по щекам, совать под ребра растопыренные пальцы. Дед визжал, подскакивал, вырывался, а лопнувший кулек валялся в грязи, и расторопные птицы уже клевали мокрые зерна.
*****
Еще многое предстояло выяснить, во многом разобраться, но главное ухватить удалось, и Ауслендер не знал, радоваться ему или посыпать голову пеплом. В том, что догадка верна, сомнений не было. Однако истина казалось столь ужасной и бредовой, что из доклада начальству могли проистечь с одинаковой вероятностью как повышение в звании, так и позорная дисквалификация - если не принудительное психиатрическое лечение. Ауслендеру мнилось, будто он и прежде знал ответ, не хватало пустяка, слабого толчка извне. Но явился безвестный старичок, барьеры рухнули, и вот он один на один с опасным знанием.
Пища! Сверкающие глаза Ауслендера перебегали с одного книжного корешка на другой. Горы писанины, и всюду он подсознательно замечал увязанность с пищей, которую ели приверженцы той или иной веры. Приветливыми огоньками вспыхивали в мозгу подходящие цитаты, вспомнились Юнг Карл Густав, Сведенборг, Марк-Евангелист, Станислав Гроф - нет, навряд ли руководство сочтет его психом, иначе оно никак не стало бы поощрять его мистические поиски и высылать том за томом сочинения духовидцев, труды которых он постоянно заказывал. Вероятно, наверху допускали, что всяко может повернуться.
У Ауслендера закололо в груди. Перспективы создания архетипического оружия развернулись перед ним во всем великолепии."Выгонит беса...приберет свой дом...вернется бес, увидит, что чисто и пусто, и приведет еще семерых, много злее и свирепее, и будут жить..." Но главное - главное, чего при этом поешь или выпьешь. Взгляд Ауслендера остановился на надкушенном яблоке. Небось, и у яблока существует какое-нибудь духовное соответствие достаточно, скорее всего, безобидное. Интересно поспрашивать у любителей яблочных диет, бывают ли у них какие-то особенные видения? необычные, специфические сны? Ауслендер помотал головой, возвращаясь к предмету исследования. Тут вам не яблочком пахнет, тут такая хреновина...
Он бросился к компьютеру и поспешно напечатал сверхсрочное донесение. Черт с ним, ему же за пятьдесят - или грудь в крестах, или голова в кустах.
9
Солнце наконец закончило пристраиваться и осторожно уселось в черные холодные ели. Светилу начал сниться розовый ровный закат, и этому сну был свидетелем необъятных размеров мужчина, на вопрос о себе обычно отвечавший: "Чентуковы мы". Зайдя Вьюшину за спину, он плавно взмахнул ручищами, набросил тому на глаза черный платок и завязал на затылке узел. Вьюшин ослеп, он слушал сосредоточенное пыхтение просветленного Гаргантюа, да лай невидимых собак впридачу. Двумя пальцами Чентуков схватил его за локоть и куда-то повел с окраины поселка, где между ними условлено было встретиться. Вьюшин же, не строя никаких предположений о дальнейшем, в сердце хранил уверенность, что вышел в конце концов на верную дорогу. Печень - так он позабыл, где та печень находится, а о любителях внутривенных вливаний думал теперь с брезгливым сожалением.