Владимирский собор, готовый к Пасхе, замкнулся в золоченых луковицах. Он явно проигрывал "Юбилейному" в массовости.
   Одного не учли: одно дело - согнать в Атланту кровно заинтересованных со всего мира и напустить на них коммерческих тигров. Совсем другое - держать целый спортивный стадион кустарными силами, накачивая кого попало.
 
   Зал был полон.
 
   На сцене нарисовались отечественные породистые Гербалаевы-миллионщики: супруги Лана Гольденбланк и Олег Нешто. Не придумав ничего лучшего, они затеяли очередную презентацию.
   – Все с удивительными результатами - на сцену! - звонко крикнула Лана.
   Многие зрители вскочили с мест, чтобы лучше видеть.
   Виктор Певзнер бежал первым, с нарочитым юмором работая локтями: чух-чух. Он приосанился и в который раз рассказал, как его вырезали автогеном из автомобиля. С каждым разом он все сильнее воодушевлялся, припоминая новые подробности.
   Голос Певзнера, однако, терялся в насторожившемся колизее.
   Презентация продолжалась часа полтора, так что осатанела не только публика, но и многие Гербалаевы. Вдруг включились составные экраны и стали показывать масонский знак Гербалаевых всех стран: вращающийся трилистник. Левый листок означает маркетинг-план, правый - продукт, а средний, самый длинный - личный рост самого Гербалаева.
   – А что это там у нас крутится? - завизжала Лана.
   Крутилось долго. По дворцу спорта бродили внеземные бабушки с угощением от Гербалаева. Угощали двумя маленькими сосисками с кетчупом, на бумажной тарелочке, и то не всем хватило. Народ валом повалил с трибун, когда вдруг на экранах нарисовался Марк Хьюз и объявил, что главный отечественный Гербалаев Андрей Маленкович ведет репортаж прямо с Красной площади.
   И действительно: взволнованный Маленкович, подпираемый Кремлем, объявил открытым Гербалаева Всея Руси.
   Тут его снова сменил Марк Хьюз, который шествовал к месту еще одной, уже американской, презентации. Сам по себе проход Хьюза считался у Гербалаева событием искусства и культуры; в его шагах усматривалась колдовская пластика, неимоверно облегчающая продажи и вербовки. Однако гостям было давно наплевать и на походку Хьюза, и на всех Гербалаевых. Уходили целыми секторами.
   Я толкнул локтем своего верного работника, Рому Ефимова.
   – Хлопай начальнику! - велел я.
   Рома стоял и послушно хлопал изображению, как заведенный. До встречи с Гербалаевым Рома собирался работать в милиции.
   Многие Гербалаевы тоже отчаянно хлопали под гербалаевский гимн, "Simply the Best" Тины Тернер, пытаясь завести рассерженное население. Но остановить процесс было уже нельзя. Зал разламывался на куски. Гербалаевы тоже образовывали кучки, выпадая из-под влияния сауроновского кольца.
   Подавляющее большинство вообще не понимало, куда оно пришло и зачем.
   В то же время первые посетители начали стекаться во Владимирский собор, который осветился огнями, попирая бесславный "Юбилейный". Из-за различия интересов потоки не пересекались. Правда, это не отразилось на газетном недовольстве; пресса возмущалась параллелизмом несовместимых событий. Я думаю, что если бы Русь тысячу лет веровала в Гербалаева, а "Юбилейный" захватили православные, то картина в печати была бы той же.

Эпизод 23: Нижеподписавшиеся

   Вместо "завербовать" Гербалаевы говорят "подписать".
   Не зная за собой вины перед клиентами, я не могу сказать этого об агентах. С одной стороны, я искренне хотел, чтобы у них все получилось, помогал им без меры и этим губил на корню. К тому же они, подписываясь, мало чем отличались от меня самого, когда меня обольстил Валера.
   С другой стороны, они, я уверен, испытывали ко мне естественное раздражение.
   Продукт я продавал прилично, а вот вербовка шла плохо.
   Не довольствуясь амбарной книгой с районными телефонами, я завел другую, куда записывал не только знакомых, но и, как нас учили, знакомых их знакомых с адресами и телефонами; отмечал дату последней промывки мозгов, содержание этой промывки, назначал срок следующей.
   Мне, как и многим прочим, попадались либо умные и ленивые, либо глупые и гораздые на выдумку. К тому же от них не шли гипнотические волны - по той причине, что они подражали мне, а от меня эти волны тоже не особенно распространялись.
   Случались, конечно, исключения, но они подтверждали правило.
   Помню, я очень радовался, когда ко мне так и не подписался один мрачный, полукриминальной наружности тип, ходивший на все презентации. Я дал ему анкету - это еще одно хитрое приспособление Гербалаева. Гость, явившийся на презентацию, записывал о себе (чаще всего) решительно все. Был там, например, каверзный вопрос: назовите людей с избыточным весом, которых вы знаете. Даже если соискатель не подписывался, от него оставалась анкета с телефонами тучных людей. А мотивированность соискателя выводили из предъявленных запросов: сколько вы хотите получать? Забирали анкету и важно обещали рассмотреть и перезвонить, если кандидат удовлетворит ожидания.
   И этот субъект написал, что хочет получать "одну тысячу СКВ".
   Исчез, слава богу.
   Рома Ефимов, которого я заставлял аплодировать Марку Хьюзу, ходил со мной на охоту, перепоясавшись ремнем с пряжкой в виде черепа и костей. Я хватался за голову, топал на него ногами и выговаривал.
   Убеленный сединами театральный режиссер Карнер, дотошный и въедливый, будил меня в полночь и делился идеями: "А что, если предложить рекламу на телевидение? Две птички, толстые, наскакивают друг на друга, хотят спариться, ничего не выходит. Им рассыпали таблеточки, они поклевали и похудели, все получилось".
   Галя Сметанина, добрейшая и наивная душа, искренне хотела помочь людям, забывая о бизнесе. Мои осторожные разговоры о маркетинге ее возмущали. Бедняга перевербовалась от меня в параллельную сеть и кончила дианетикой.
   Друг детства Серега никогда не унывал и серьезно твердил, что ему надо больше работать и учиться. Ни то, ни другое ему не давалось от природы, но он все равно гордился значком. За два года он продал всего одну банку порошка, неизвестно зачем. Я уж махнул рукой - пускай продаст хоть порошок, и даже цену снизил безбожно.
   Еще я подписал институтского приятеля с женой. У них ничего не вышло, и они на меня рассердились. Но не научились ничему, записались в Ньювейз и стали соблазнять уже меня, новыми горизонтами. Они снова рассердились, когда я вежливо отказался.
   Я развернул неслыханную активность в ревматологическом центре, который консультировал, и даже в психбольнице, которую консультировал тоже. Бродил со значком в океане шизофрении и белой горячки, а на меня показывали пальцем - эти насмешники явно шли на поправку. Из ревматологического центра меня выгнали за деятельность, несовместимую с консультациями. Я стал немедленно качать из этого коммерческую выгоду, держался молодцом, смеялся над гонителями на всех презентациях и школах, а прочие Гербалаевы восторженно выли и продавали мою историю как образец несгибаемости.
   Наконец пришла пора подтверждать мое право на звание супервайзора. Такие вещи никто не делает, выкупая продукцию лично. Нужно создать под собой еще одного супервайзора - тогда его очки засчитываются и спонсору. Ну, и самому немного взять. Взять мне было не на что, но я подписал жену норильского гинеколога Лурье. Эта пара только что переехала в Питер заниматься бизнесом; вернее, бизнесом хотел заняться Лурье, простившийся с малобюджетными влагалищами. Для жены же он подыскивал занятие, чтобы та не скучала.
   И вот они, с корабля на бал, ухнули прямо в лапы Гербалаевых. Я раскрутил их на супервайзорство, они заняли денег, да еще и для меня чуточку взяли, так как я еще не рассчитался за Атланту.
   С этого момента крах сделался неизбежным.

Эпизод 24: Паранойя

   Гербалаевы не лечат психические заболевания.
   Они, конечно, говорят, что вообще ничего не лечат, а только помогают. Но при психических болезнях даже не помогают.
   И мне, конечно, не помогли.
   Начало 1996 года ознаменовалось неприятной ссорой с семейством Лурье.
   Алла никак не хотела работать, как я ни бился. С ней не справился даже Леон Гальперин. Он мне активно помогал, так как я вдруг оказался у него в первом поколении, а основные дивиденды крупные Гербалаевы получают именно с трех первых поколений. То есть я это раз, подписавшийся под меня - два, подписавшийся под него - три. Все Гербалаевы, стоявшие между мной и Гальпериным, сошли с дистанции, и он оказался кровно заинтересованным в моей персоне и в персоне Аллы Лурье, новоиспеченного супервайзора.
   Муж Аллы, наталкиваемый цепким гинекологическим прошлым, обеспокоился хронизацией процесса. Он потребовал от меня не только тех денег, которые занял я, но и тех, что занял он сам на приобретение продукта. Причем со сложными процентами. Он захотел, чтобы я лично продавал их продукт, хотя я неоднократно говорил ему, что не собираюсь этого делать и только покажу, как надо.
   Освирепевший гинеколог вызвонил меня к себе домой и стал угрожать. Я в ответ пригрозил ему несуществующей крышей.
   Догадываясь, что у человека с друзьями, одалживающими доллары, могут быть и другие друзья, я заметался.
   Время стояло тревожное. Повсюду мне мерещился мафиозный гинеколог, спускающий на меня свору бритых ньюфаундлендов. Домашним я запретил подходить к телефону и отпирать дверь.
   Напившись, пошел в магазин-погребок навестить супервайзора Арама. Арам действовал параллельно мне, мы ходили под одним спонсором. Он не ограничивался брачным союзом с Гербалаевым и крутил какие-то другие торговые дела. Занятие, неприличное для Гербалаевых, злостная ересь.
   Арам уже почти откололся от Гербалаева. Тому немало способствовал сам Валера Гаврилихин, который, уже не стесняясь нижестоящего, однажды при мне объявил терпеливой жене, что "едет инструктировать Арама". Учебные материалы звякали и перекатывались в авоське.
   И вот, шатаясь и убиваясь, я спросил у Арама совета. Выслушав меня, Арам серьезно подтвердил мою правоту и позвал эксперта. Экспертом был страшный, надменно снисходительный человек со шрамами, немногословный и конкретный. Он тоже меня послушал и равнодушно вынес вердикт:
   – Надо искать ментовскую крышу.
   Утвердившись в обоснованности страхов, я последовал совету и нанес упреждающий удар: сдал гинеколога знакомым органам, хотя сам он еще ничего мне не сделал. Органы, впрочем, оценили его бездействие и тоже ему ничего не сделали.
   Знакомые органы недоверчиво все записали и обещали в случае чего убить и посадить всех виновных.

Эпизод 25: Крушение сказки

   Встречная распальцовка и бряцанье воображаемым оружием завершились пшиком.
   Никто не тронул меня, и я тоже никого не тронул.
   Скандалисты угомонились, а я вернул им то, что брал; того же, что брали они, не вернул, как и предупреждал.
   Прошли годы, а эта история так и покоилась камнем в душе. Вроде камней, которые будоражат мочеточник. Я чувствовал сильнейшие угрызения совести.
   Пару лет назад, однако, камень вдруг тронулся и вышел. Алла Лурье неожиданно позвонила и стала сожалеть о доисторическом поведении супруга. Потом принялась вкрадчиво и заботливо интересоваться моими делами. Я насторожился. И не напрасно: она попыталась завербовать меня в "Визьон". Тут я вздохнул с облегчением, довольный, что не ошибся во время оно и правильно уловил дурную склонность к пирамидальной торговле. Супруги Лурье ничему не научились, но это была уже не моя забота.
   Однако вернемся в скорбное прошлое. Дела мои неслись под откос. Никто не подписывался, ничего не продавалось. Размахивая американским альбомом, я уже не упускал случая с утра пораньше, до презентации, наведаться в услужливое кафе и насосаться там ядовитого топлива.
   Презентации я вел в невменяемом состоянии. Автопилот работал исправно, хотя и не без досадных сбоев.
   – Ты чего, рехнулся? - недовольно спрашивал меня Олег Иванов, волк-тим, которого я продавал как успешного человека вместо спившегося Валеры. - Ты зачем со сцены говоришь "Алё"?
   Группа, которую я возглавлял, с удовольствием копировала лидера и совершенно распоясалась. Пили, задирали прохожих, несли околесицу.
   Выходя на охоту под предлогом соцопроса, я никого не опрашивал и сочинял рассказ "Далеко - близко".
   И вот наступил день, когда я, лежа на диване, почувствовал, что не могу встать. Я не находил в себе сил ни на что - не мог не то что разбросать листовки по почтовым ящикам или повесить на березу объявление, но даже не мог забрать честно заработанные деньги.
   Мне хотелось одного: лежать и смотреть в потолок.
   Гербалаевы тревожились за меня. Примерно через год после моего выхода в тираж я получил по почте новый, синий уже, супервайзорский значок и письмо, извещавшее меня о том, что я, несмотря на бездействие, был и остаюсь в рядах Гербалаевых; более того - мне присвоено почетное звание Национального Супервайзора, навечно. Чтобы двинуться дальше, окрыленным успехом, я должен был выкупить к такому-то числу столько-то и столько-то - тогда меня ждут фантастические школы и мероприятия в разнообразных городах мира.
   Еще через год мне пришло озабоченное письмо, в котором меня лишали звания Вечного Национального Супервайзора и предлагали сделать те же закупки, чтобы его вернуть.

Эпизод последний: Небесные тела

   Осознание необходимости заняться чем-то другим было для меня ужаснее всего. Это означало сокрушительное поражение, второе после разбитного заведования малым женским табуном.
   Мне составили протекцию, и я пришел в итальянскую фирму по продаже мебели, плитки и прочей дряни. На собеседование, наниматься торговым агентом. Все в этой фирме стоило невероятно дорого, но директор местного филиала, капиталистический старикашка по имени Франко Бово, не унывал.
   Работа казалась привычной: искать богатую публику с новыми домами-квартирами, совать этой публике проспекты, договариваться.
   К моему появлению фирма сумела продать лишь винтовую лестницу, да и ту сломали при транспортировке.
   Франко дотошно расспрашивал меня о коммерческом опыте. Я честно все рассказал.
   – Дотторе, - мягко сказал Франко, прикрывая глаза, - удовлетворите мое любопытство.
   И стал выпытывать про Гербалаевых. Я вяло и тускло обрисовал ему достоинства и перспективы, показал альбом.
   – Это же очень дорого, - заметил он, думая о своей чертовой плитке.
   Я мало-помалу воодушевился и, переживая рецидив, попытался втюхать ему продукт, но скаредный дед загадочно молчал.
   Забрав проспекты, я отправился в Зеленогорск и долго бродил среди недостроенных дач, постепенно признаваясь себе, что дело не в плитке и не в лестнице - я просто не в состоянии снова кому-то что-то предложить и показать.
   Придя в ярость, я зашвырнул проспекты куда подальше.
   Вокруг меня тем временем плелся семейный заговор, имевший целью вернуть меня к прежней деятельности. Я почти не сопротивлялся. Я лежал на диване и вспоминал, как итальяшка назвал меня "дотторе", хотя это, как мне объяснили, означало не "доктор", а просто было уважительным обращением к человеку с высшим образованием. На потолке, тем не менее, проступали огненные Полумесяц и Крест.
   Небесные тела, довольные моим послушанием, установили надо мной опеку, за которую я вновь отплатил им черной неблагодарностью.
   Обосновавшись в тихой и сонной больнице, отдыхая от Гербалаевых, я блаженствовал полгода. Потом присмотрелся к окружающей обстановке и понял, что пора вернуться к перу.
 
   апрель - май 2005
 
   © Алексей Смирнов, 2005-2008.
 
   © Сетевая Словесность, 2005-2008.